Отстоять себя

Ульяна

По золотой мостовой главной площади Софии очень медленно прохаживались два великовозрастных пионера - Гоша и болгарка Ульяна Гервазова. На обоих были повязаны треугольные красные галстучки. Прохожие без особого интереса поглядывали на них, да и то потому, что Гоша шёл прихрамывая с палочкой, но был тонок и плечист, а девушка была низкоросла и квадратного телосложения.
- Без мягкого знака "У-л-я-н-а",- учила она Гошу правильно выговаривать её имя. -  А "золотой" эта мостовая называется так потому,что её делали австрийцы в средневековье из отборного жёлтого мрамора и подгоняли каждый кирпичик к кирпичику. Болгарский царь платил австрийским мастерам золотом по весу камней. Деньги, конечно, царь взял у народа.
Ульяна очень гордилась своим именем, сопоставляя его с Ульяной Громовой из "Молодой гвардии"  Фадеева.
Вообще она была очень политизированная девочка с жёстким коммунистическим уклоном, хотя папа её имел небольшую хлебопекарню, и всё производство и продажа были на нём. Тогда в Болгарии было разрешено существование мелкой буржуазии. Ульяна познакомила Гошу с родителями, и он им понравился. Но Гоша видел в Ульяне только друга. Он ведь был однолюб, и кроме Тани в качестве своей жены не видел никого. Ульяна влюбилась в Гошу и, гуляя с ним по Софии, то и дело покупала ему довольно дорогие подарки. Как только Гоша остановится у какой-нибудь витрины и с интересом посмотрит на какую-нибудь вещь, Ульяна тут же, не спрашивая, бежит в магазин и покупает ему эту вещь в подарок. В конце концов Гоша начал возражать и отказываться. Тогда Ульяна открытым текстом сказала ему:
- У нас есть домик в Родопах. Это - горы. Папа с мамой дарят его нам, если мы после школы поженимся.
Гоша вспомнил пограничный город Унгены, вспомнил, что, проезжая через Румынию, была получасовая остановка в Бухаресте, где ребятам разрешили погулять по привокзальной площади. В центре площади стоял какой-то памятник, очень напоминавший "Богдана Хмельницкого" в Киеве. Там-то друзья - Валера Лукьянов (баянист), Игорь Недосекин (домрист) и Гоша сфотографировались. Эта тройка на время поездки стала неразлучной. Гоша продолжал вспоминать. В Софии на вокзале их встречали взрослые и дети-пионеры. Дети держали руки, как и положено  пионерам - лучеобразно, как бы освящая лицо. Ансамбль погрузили в автобусы и разместили в частной гостинице, которая, как Гоша потом понял, была намного лучше государственных. 
Здесь-то на вокзале к Гоше подошла девушка небольшого роста с волевым подбородком на смуглом лице.
Она протянула Гоше букет алых роз, и когда он взял их, обалдев от изумления, она протянула ему свою  маленькую, но твёрдую, как железо, руку и сказала: 
- Уляна. А тебя как зовут?
Гоша представился....
Четыре дня ансамбль был в Софии. Афиши висели по всему городу. Каждый день был заполнен концертами, радостными и напряжёнными. Гоша, исполняя свои сольные номера, слегка бравировал, выходя с палочкой в одной руке и с домрой - в другой на авансцену. Ему выносили стульчик. Он ставил палочку, с которой ходил, у себя за спиной, садился, клал ногу на ногу, брал в руки домру, слегка проверял настройку и вместе с оркестром начинал играть. Как правило, это был первый концерт Н. Будашкина (его первая часть) для домры с оркестром.
После этого номера пели, плясали и чего только не вытворяли наши  ребята.

Поначалу Валерка Лукьянов увязался было за Гошей и Уляной, но ему это быстро надоело. Уляна всё время говорила или о болгарских исторических ценностях и событиях или об известном фаддеевском персонаже:
- Мой идеал, - говорила она Гоше и Валерке, а потом - только Гоше, -  моя одноименница (слова тёзка она не знала) Ульяна Громова. Я во всём стремлюсь быть похожей на неё. Говорят, мы даже внешне схожи.
Гоша опустил глаза к троттуару.
- Но дело, конечно, не в этом. Я хочу быть такой же отважной и честной, как она. В жизни я проверяю каждый свой поступок по Ульяне Громовой. Я спрашиваю себя: а как поступила бы она на моём месте?
Гоша с напряжением слушал Уляну и в своих ответах и репликах пытался подстроиться под возвышенный тон её речи, но у него это плохо получалось. Он был старше её на пять лет, его романтизм был уже далеко не её романтизм. Он чувствовал себя скованно, делал усилия над собой, чтобы отвечать Уляне в тон, удерживался от того, чтобы не дать почувствовать девушке горечь уже прочувствованных им переживаний.
Четыре дня, пока ансамбль гастролировал в Софии, Уляна водила Гошу по улицам и площадям столицы и тем занимала всё его свободное время. А времени этого было очень немного.
Прощания не было. Ансамбль уезжал из Софии очень рано. Уляна оставила Гоше телефон, ну, и он ей , конечно. Они договорились встретиться в Софии перед отъездом ансамбля в Москву. А пока предстояла круговерть лиц, городов, дорог, в основном, на автобусах: Пловдив, над которым возвышается наш Алёша, Тырново - древняя столица Болгарии, Габрово, где все жители почему-то считаются жадными, Казанлык, за много километров источающий запах роз, портовые Варна, Бургас, героический город русско-болгарской славы Плевен, где Гоша преодолел 1000 ступеней, поддерживаемый за руки ребятами с двух сторон, чтобы не снесло ветром по пути к памятнику героям Шипки. Внутри монумента лежали белые кости русских и болгарских солдат и офицеров, погибших за свободу Болгарии от турецкого ига.... И цыгане, цыгане, цыгане - везде, на дорогах, в городах и посёлках, где с плакатами встречали русских ребят и просили исполнить хоть одну песенку или танец. Отказать было невозможно. 

Руководитель ансамбля Владимир Сергеевич Локтев был дружен с таким же по возрасту и по таланту создателем детского болгарского хора (правда, без танцевальной группы и без оркестра) Бончо Бочевым,который и пригласил  ансамбль на родину Бончо - в деревню Поликраеште, которую трудно было назвать деревней, так она была хороша и ухожена. Локтев и Бончо разместили ребят по частным домам. Зная, что Гоша, Валерка Лукьянов и Игорь Недосекин дружат, их поместили в одну семью. Отец, мать и две востроглазые девчонки быстро собрали ужин. И чего там только не было, на этом столе. Гоша , до конца своей жизни, даже под расстрелом , не припомнил бы всех названий болгарских блюд. Вроде бы  и по-русски звучит, а попробуй - и обожжёшься. Например, "ярая чушка",т.е. вроде бы "злая свинья". Правда , хозяева  предупреждали, что лучше  есть из этого блюда яичницу и бекон, но не трогать перец. Но Гоша  тяпнул сразу красненькую колбаску и почти отключился... Как говорил Тургенев (сейчас этого никто уже , конечно, не помнит), "как хороши, как свежи были розы". Сказал это Ишка Мятлев, но прижилось за Тургеневым. Итак , после столь мучительных раздумий, обильно политых слезами радости и огненной страсти (неизвестно, к кому или к чему) хозяева решили освежить гортань юного домриста кружкой самодельного ядрёного пива, после чего Гоша пришёл в себя, а приятели и все остальные за ним с интересом наблюдали.
После этого друзья пошли гулять по деревне, несмотря на то , что Владимир Сергеевич категорически запретил всем бесконтрольно разгуливать по Поликраиште и тем более употреблять спиртные напитки.

В 8 часов утра Владимир Сергеевич созвал общее собрание ансамбля. Не называя имён, он сказал, что вчера вечером некоторые участники ансамбля из оркестра и балета пили пиво у хозяев, гуляли допоздна по деревне и даже заходили в  единственное кафе, где местные ребята тоже угощали их пивом.
-Я хочу,- сказал Владимир Сергеевич,- чтобы эти ребята сами подошли ко мне после собрания.
Гоша и его приятели не подошли, хотя Владимир Сергеевич всё время пристально смотрел Гоше в глаза. Духу не хватило. Но стыд от этого поступка остался у него на всю жизнь .
В Поликраешти был свой Дворец культуры, очень помпезный и красивый, он же Дом пионеров. В 10 часов утра здесь должен был состояться большой концерт. Перед Дворцом была обширная площадь, выложенная большими серыми каменными плитами. Один из водителей нашего автобуса решил подъехать поближе к входу, чтобы не тащить тяжёлый реквизит и инструменты через всю площадь. Проехав 2-3 метра, автобус проломил плиты и задом выехал на чистую землю, оставив за собой дорожку покорёженных плит. Бончо  Бочев с грустью смотрел на эту картину, а Владимир Сергеевич покраснел, как рак. Бончо подошёл к нему и, видимо, стал успокаивать, но Локтеву явно было не по себе. 
Концерт состоял из двух частей.  Первая часть хоровое пение акапелла Болгарского детского хора, сплошь состоявшего из девочек пионерского возраста и двух-трёх мальчиков. Они пели песни классического репертуара и болгарские народные. Дирижировал , в основном, Бончо Бочев. Вторую часть составляло выступление ансамбля Московского городского Дворца пионеров под руководством В.С. Локтева, который дирижировал только первый номер и последний - Хореографическую сюиту "Дружба".  Особенно болгарским зрителям понравился заводной темпераментный молдавский танец "Табакеряска". После концерта все быстро погрузились в автобусы и уехали. Локтев дал такое распоряжение. Видимо, ему было стыдно.

Когда автобусы тронулись, Гоша разглядел в толпе провожающих знакомую коренастую фигуру, которая отчаянно махала красным галстуком над головой. Это была Уляна. Она не поленилась приехать из Софии в Поликраиште , чтобы повидаться с Гошей. Но встреча не состоялась, ей удалось лишь посмотреть концерт и помахать Гоше в отъезжающем автобусе. Гоша узнал её и успел раза два или три махнуть в ответ. Предстояла ещё прощальная встреча в Софии.
Дорога лежала в Пловдив по горным кручам совсем близко от памятника Алёше, который остался слева и вверху от автобусов. Его мощная фигура с автоматом в руке как бы охраняла нас в этом длинном пути.
Было место , где горы отступили, и В.С. Локтев ненадолго отпустил ребят, как говорится , "девочек - направо, мальчиков - налево". При этом он строго предупредил, чтобы ребята ни в коем случае не связывались с цыганами, которых и там кучками было преизобильно. Но... Одна цыганка, видя, что Гоша хромает, пристала к нему погадать за небольшие денежки. В конце концов она надоела Гоше и его ребятам, он дал ей 50 статинок (копеек) - половинку Лева (рубля), и она сказала ему, что он женится на недостойной женщине, которая родит ему ребёнка и всю жизнь будет изменять, но в остальном его жизнь сложится нормально:  он добьётся всего, чего хочет. Но всё будет зависеть только от него.
Когда ребята разошлись по автобусам, Гоша заметил, что Владимир Сергеевич купил в придорожном ларьке газету и склонился над ней, внимательно разбирая болгарские слова. На первой странице красовались три известные в СССР физиономии,занимавшие вторые посты в стране: Брежнев, Микоян, Подгорный. Дорогого Никиты Сергеевича не было. Это было в дороге. В нашей ещё не закончившейся болгарской дороге. Шёл октябрь 1964 года.Сопровождал ансамбль поэт Виктор Крючков. Сопровождал от ЦК ВЛКСМ, а , скорее всего, от другой организации. Это был милейший человек (без иронии), который ни во что не вмешивался и ни с кем не общался.У него были грустные глаза, и он писал стихи на музыку Локтева типа "Взвейтесь, кострами....". Это был очень хороший человек, в какой бы организации он ни работал. Когда ребята приехали домой, в их школы не поступило ни одной отрицательной характеристики. И это несмотря на все наши проделки.  
Так размышлял Гоша, давно распрощавшись со всеми этими людьми. И только однажды он узнал, что Виктор Крючков писал и издавал замечательные лирические стихотворения и прозу в малой форме.

Наш руководитель оркестра Станислав Гусев был полной противоположностью В. Крючкову. Обладая выдающимся музыкальным талантом : он играл на всех инструментах, обладал сильной дирижёрской волей и мог заставить войти в нужную струю наш почти сбившийся мальчишеский оркестр и тем самым спасти номер. Но он был свой. К нему обращались все ребята на "ты", и вне работы он вёл себя со всеми , как приятель. Будучи со всеми оркестрантами на дружеской ноге, он, тем не менее, не позволял никому фамильярности и поддерживал в оркестре железную дисциплину. Его уважали и побаивались.
Был случай, когда болгары после концерта подарили каждому участнику красивые вышивные нашейные платки. И гошина тройка по его , разумеется, совету повязала их, сняв пионерские галстуки. Стас ( а так обращались к нему все оркестранты) , увидев ребят в таком наряде, жёстко сказал: "Снять!". И ребята, даже с какой-то стыдливостью, поменяли эти красивые платочки на свои пионерские галстуки.
У Гоши был педагог по домре - Виктор Иванович Чунин. Музыкант очень высокого класса, интеллигентнейший и любящий домру человек. Он сам не поехал в Болгарию. Вместо него поехала его жена как воспитатель. Сама она была очень молода и красива. С Гошей всегда разговаривала , как с равным... Но вот трубач Серёжа, которого взяли вместо Миши Зеликова, видимо, положил на неё глаз, как сказали бы сейчас, и стал лить грязь: мол, она очень доступна, так что ты , Гоша, не робей... Да я и сам с ней вчера был... Это слышали и другие ребята. Но никто не верил, тем более Гоша... Были и такие артисты в ансамбле Локтева. Пожалуй , только он один - Серёжа - трубач. Да и как трубач -то он был хуже Миши Зеликова.

Были и другие. Например, лучший танцор ансамбля Коля Кабанов. Он прыгал так и на такую высоту, что сердца у всех замирали. Разумеется, он тоже был переросток-пионер 18-лет. Гоше он говорил:
-  В балет  я пойти не могу. Почки Это моя последняя поездка.
В Поликраиште он тоже участвовал в пионерской мини-пьянке, поэтому Гоша со своими друзьями частично мог списать свои грехи на него. Но только в душе.
Коля Кабанов после того, как вышел из ансамбля быстро спился.
Ещё была одна неблаговидная история в группе Гоши. .. У одной хористки -Светы- был день рождения. Все её поздравляли - и начальство , и ребята. И только Валерка Лукьянов, друг Гоши, был темнее тучи. Ему не нравились все эти поздравления, потому что он был влюблён в эту Свету и хотел быть единственным поздравителем. Со зла он придумал, а Гоша и Игорь по недомыслию согласились , наполнить шикарную коробку от конфет резаными гнилыми яблоками, что и было осуществлено. Коробка была вручена Свете. Девочка быстро вычислила Валеру и в слезах прибежала в комнату Гоши , чтобы кинуть этот "подарок" Валерке под ноги...  После этого она при встрече всегда с упрёком смотрела Гоше в глаза. А он отворачивался и думал:
-  Девочка, милая, зачем мы так? 
Но глупость есть глупость. Она ложится печатью на всю жизнь.
Если это можно отнести к садизму, то уж действительно преподавание балета Елены Россе к этому ой как подходит. Например, она видит свою подопечную где-нибудь в коридоре с неподобающе расхлябанной осанкой и тут же , как у нас теперь говорят, не отходя от кассы, заставляет её делать па  и приседания до 15 раз.

"Счастью" Валерки быстро была представлена альтернатива. В гостиницу, где жили ребята, повадился ходить один высокий хорошо одетый хлюст. Ему приглянулся наш Валера, которого он иначе не называл, как "симпатяга-та". Он всё время старался отколоть его от нашей тройки и пригласить куда-нибудь. Но тут Валерий проявил поистине мужскую солидарность, заявив:"Только втроём!", на что Светан никоим образом не соглашался, ибо видел, что тогда силы будут неравные и не в его пользу.
Надо сказать , что из-за отсутствия развитой системы падежей в болгарском языке, они в косвенных случаях (как и в английском) присоединяют к существительным частицу "та",  что на наш просвещённый слух действует довольно-таки ("таки" - это то же "та", только не в такой частотности) странно.
Во всяком случае слово "симпатяга-та" стало звучать у нас в коридоре и в комнате, где мы жили втроём, довольно часто. До тех пор , пока Владимир Сергеевич Локтев не обратил внимание на частого посетеителя и не попросил администрацию его в гостиницу не пускать, что и было исполнено.
Светан поджидал нас на улице и пытался оттащить Валеру в какое-нибудь кафе одного, что не получалось. Валера действительно был краснощёк и строен,как античный бог, но в ансамбле на это внимания не обращали, а обратил внимание Светан.
Кстати, он учил нас неприличным болгарским словам , например разъяснял нам , что безобидное для нас слово "слива" имеет по-болгарски грубый неприличный смысл женского полового органа. Он отслужил в армии в Сербии, тогда они обменивались новобранцами, и Гоше особенно понравился расчёт солдат по-сербски
"един-другий,  един-другий", то есть "первый-второй" , по-нашему.

Вместе со Светаном перестали пускать в гостиницу и Уляну, которая приходила к Гоше.Она разыскала его тотчас , как ансамбль вернулся в Софию. Это было не трудно. Город был увешан афишами ансамбля все 4 дня , пока там находились ребята до отъезда в Москву.... Москва... Всё чаще этот аляповатый город притягивал воображение ребят. Многие тосковали... Папа... мама.. Родина. Месяц для подростков - это всё-таки много.
От обилия знакомств в каждом городе у ребят кружились головки. Гоша за месяц непрерывной езды по Болгарии стал забывать Уляну.
Перед отъездом на вокзале Уляна подарила Гоше лёгкую деревянную тросточку, которую выбрал ей её отец, и томик стихов Христо Ботева.
До этого концертов у ансамбля больше не было. Ребятам дали отдохнуть. Но как? Ежедневно по утрам и вечерам ансамбль репетировал предстоящее большое правительственное представление, где должен был присутствовать сам Тодор Живков. Поэтому свобода была, но дисциплина оставалась железной.
4 дня до отъезда Гоша всё свободное время проводил с Уляной. Она водила его по городу, открывала ему имена великих болгарских писателей, например прозаика и поэта Ивана Вазова, Петко Словейкова и её любимого поэта-революционера Христо Ботева.
Прощаясь, Уляна, предчувствуя их вечную разлуку, принесла на вокзал, помимо перечисленного, большой букет белых роз. Гоша не знал, как всё это удержать в руках, чтобы войти по ступеням в поезд. Помогли друзья и Стас Гусев.
Букет роз остался лежать на столике в купе перед окном, а Уляна стояла на перроне, махала рукой и плакала.

Когда поезд тронулся, у окон в  коридоре стояли   наши хористки в белых блузках  и пели "Гей, Балкан , ти риден наш..."

История с Уляной имела продолжение и в Москве... Но пока ребята ехали в поезде, пересекали границы, и ностальгия росла в каждой маленькой душе поминутно. Кажется, когда пересекали мост через Дунай, у Гоши на глазах тоже появились слёзы: близко, скоро совсем рядом наша серая грязная огромная Москва. Это было , кажется , ещё в Румынии. И вот широкие просторы Украины, Полтава, Сумы, Киев, Харьков, - это уже своё!
Хотя что своё?  Ничего своего ни у нас , ни у наших родителей тогда не было. Было всё у тех , кого несли на портретах, да и то под контролем. Но мы были дети , и нам было хорошо. Несли их , конечно, под контролем, чтоб не уронили, поскольку все несущие  были пьяны - и это одобрялось.
Но главное. Когда ансамбль пересёк черту города, все закричали "Ура". На вокзале ребят встречали родители и родственники. Была речь какого-то деятеля от МГК ВЛКСМ, и все разъехались по домам, Устали и соскучились.
На первых же занятиях Гоша почувствовал , как отстал от программы. Другие ребята - тоже. Гоша собрал в свой круг наиболее отстающих и стал их натаскивать. Сейчас бы сказали "репетировать" , вскоре в их классе не было отстающих.
Уляна продолжала писать ему письма, и это тяготило его. Он перестал отвечать. Тогда Уляна написала ему:
"Я сама увидела, в какое неудобное положение поставила тебя в школе, но... так стало. Я не хотела , чтобы так получилось. ...  Если ты хочешь писать мне, пиши, Но если ты не хочешь писать мне, писать не надо. И ещё один вопрос: пришли мне карточку  и томик Христо Ботева, который я тебе подарила".

Гоша не сделал ни того, ни другого, и его переписка с Уляной вяло продолжалась. 
В одном из последовавших писем Уляна спросила его, понравилась ли ему тросточка, которую она купила и подарила ему в Софии? Гоша ответил, что палочка, как у нас их называют, прекрасная, хотя , несмотря на внешнюю красоту, она была ему неудобна, и он с ней не ходил. Долгие паузы в переписке со стороны Гоши явно раздражали Уляну. Гоша отговаривался тем, что слишком загружен по учёбе из-за отставания, но недостаток времени не означает, что он не хочет переписываться с Уляной. В доказательство своих добрых намерений Гоша вспомнил, что в Софии Уляна просила прислать ей гошину фотокарточку. Он порылся в семейном альбоме и нашёл подходящее фото, которое и вложил в конверт с письмом. Спустя необычно долгое время Уляна прислала коротенькое письмо:
"Гоша!
Большое спасибо за фотокарточку. К сожалению, я получила твоё письмо после зимних каникул, которые провела у тёти в Казанлыке. Завтра я снова начну школу.
Гоша, у меня есть лучшая подруга Филиана. Она хочет с тобой познакомиться. Она имеет 18.1 рожден ден - 15 лет. А у тебя когда? Твоя подруга Уляна"

В Софии Гоша преуменьшил свой возраст, и теперь это враньё, как камень, лежало на его душе. Из-за этого он не писал Уляне, что в этом году начинает серьёзно готовиться для поступления в вуз. Его хватило ещё на одно письмо, в котором он просил почему-то прислать ему ещё одну фотографию. Эту просьбу Уляна не выполнила, почувствовав неладное. Гоша снова написал письмо, в котором жаловался на трудности в учёбе.

В Болгарии оставалась гимназическая система. Наши контрольные там назывались "зачёты". Школы там назывались "гимназиями", а преподавательская терминология - по-нашему институтской.
Следующее письмо Гоша послал через 2 месяца.  Уляна отвечала немедленно:
"Гоша! Ты так долго не отвечал, что я уже думала: ты вообще не будешь отвечать. В прошлом письме я писала, чтобы ты не писал только потому, что, вот, одна девушка из Болгарии хочет писать ко мне, почему бы и мне не ответить ей... Фотокарточку я посылаю тебе . Но ты не думай, что так принять. Пиши только т о, что думаешь. И ещё. Зачем тебе моя фотокарточка? Если ты от всех девочек, которых встретил , получишь фотографии, то моя будет просто не нужна. Но если ты хочешь , пусть так!
Гоша! Ты пишешь, что не можешь догнать своих товарищей в учёбе.  Я знаю, тебе теперь трудно, но тебе надо догнать их. Я не могу передать то, что думаю, но если ты думал, что не сможешь догнать своих товарищей, то тогда зачем приезжал в Болгарию?
Когда у тебя зачёты? Ты должен сдать их, слышишь? Может быть , ты думаешь, что это праздные слова? Думай, как хочешь, но зачёты сдай хорошо.
Я пишу. А ты меня понял?
Гошенька! Пиши о себе. Когда сдашь зачёты. Есть ли у тебя братья, сёстры, друзья, подруги?..
Вот обо мне. Родилась в Софии в 1950 году. Пошла в школу, учусь отлично. (Гоша подумал: не многовато-ли двух отличников в одной семье?).
Была прдседка совета дружины, сейчас готовлюсь поступать в комсомол. У меня брат - 16 лет. Отец и мать. Филиана - подруга, которой ты и поздрав не прислал с рожден ден. Эх, ты! 
А ещё подруги - все и некоторые.
Это всё!
Итак, жду одно: сдай зачёты и пиши. Сегодня я очень разболталась.  Гоша, читай, но ошибки не считай. Ошибки - это закономерное явление, когда пишешь на чужом языке.
Уляна. София."

Гоша перечитал с улыбкой биографию Уляны, но отвечать на это письмо не стал, как и на все последующие.
Последнее письмо Уляна написала ему на болгарском языке. Знакомый мальчик - болгарин Христо- перевёл это письмо на русский язык, но не полностью , чтобы не обижать Гошу. Судя по переводу, письмо Уляны было резким, но справедливым. Несправедливым было лишь то, что Уляна особенно поддевала Гошу за его якобы чрезмерную великорусскую гордость (гордыню), о чём, кстати, Гоша и не догадывался. В конце письма Уляна привела полностью одно из стихотворений Христо Ботева, над которым мальчик-переводчик долго смеялся и сказал , что это непереводимо...
Разве могли мы тогда подумать, что детские распри в любви и дружбе, а, может быть, и что-то другое, например, запрет СЭВ выпускать собственные автомобили, могут послужить основанием развала столь крепкой славянской дружбы: желанием снести памятник Алёше под Пловдивом, полное изменение школьных гуманитарных программ (в том числе и исключение"Молодой гвардии" А. Фадеева), обращение к туристам из России как к людям второго сорта ...
Трудно и путано провёл Гоша всю свою последующую жизнь. Но отпечаток нераскрывшейся чистой любви девушки-болгарки к нему , мало чем выделявшемуся из состава ансамбля оркестранту, оставил отпечаток на все его последующие годы.

Гоша подъезжал к Москве и думал не об Уляне и не о маме , которая пришла встречать его на вокзал, а думал он и вспоминал Елену Романовну Россе, безусловно выдающегося педагога-хореографа локтевского ансамбля. В то время как в коридоре вагона в окнах мелькали серые московские дома, он видел в своём воображении строгую черноволосую (видимо, крашеную) пожилую женщину, которая была тут же, рядом, но Гоша не смел к ней подойти. Он видел , как она в Софии в гостинице, увидев своих питомцев с неправильной осанкой, не только заставляла их распрямиться и пройтись , но и проделать прыжки и фуэте, невзирая на изумлённые взгляды служителей гостиницы.  В её время локтевский балет расцвёл до такой степени, что оттуда принимали в школу балета Большого театра и в ансамбль Моисеева почти без экзаменов. Во время болгарских гастролей балет Елены Россе всегда вызывал бурю аплодисментов. .. Владимир Сергеевич Локтев часто спорил с ней, но она была - "твердыня" - и он отступал. Гоша часто улавливал его обожающий взгляд из-за кулис , направленный на Елену Романовну. ..Главное в ансамбле - это был балет. И он был благодаря железной дисциплине и муштре Елены Романовны на самом высоком уровне.
Когда ансамбль вернулся в Москву, начались обычные репетиции. На одной из них Владимир Сергеевич собрал весь хор и всех , кто на тот момент был в репетиционном зале, и объявил , что нас покидает лучшая певица альт Тамара Синявская. Она поступила в Гнесинское училище и теперь большую часть времени будет проводить там. Надо сказать, что и сам Владимир Сергеевич преподавал в том же училище и институте. Хор спел какую-то народную песню, где Тамара была солисткой,  и все грустно разошлись.
Гоша гордился тем, что был в одном творческом коллективе с Тамарой Синявской. Он помнил об этом всю жизнь.

От той поры у Гоши осталось несколько чёрно-белых фотографий не лучшего качества . Но всё-таки... вот они.

Это - Ульяна (или, как она сама просила себя называть, без мягкого знака, которого в болгарском нет) Уляна Гервазова. На обороте фотографии она пишет Гоше, что здесь , т.е. на фотке, она ещё маленькая. "Я и сейчас ещё маленькая",- добавляет она. Хотя именно такой её Гоша и видел. Это детское желание преувеличить свой возраст и тем самым как бы придать себе значительности, быть похожей на Ульяну Громову,- было понятно Гоше и трогало его до глубины души. Итак, скорее всего, здесь Уляне не более 14 лет и год это 1964. 
"Не торопись, моя милая, - думал Гоша, - будет тебе и столько ,сколько было Ульяне Громовой , будет и много больше. И жизнь твоя сложится более счастливой , чем у твоей героини."

На третьей фотографии Уляна в Софии со своими родителями. Они стоят, прислонившись к стеклянной стенке магазинчика-хлебопекарни, которая принадлежала её отцу. Рядом пристроено и открытое кафе, где можно было выпить чашечку кофе с ароматной булочкой от Гервазова. .. В то время у нас в СССР ни о чём подобном "негосударственном"  даже и заикаться было опасно. А в соц. странах разрешали. При всём при том предприниматели малого бизнеса, как бы у нас сейчас сказали, нередко были членами компартии и вполне лояльными гражданами. Диссидентством  в Болгарии тогда и не пахло.