Пока с Принцем я замерла в немом поклоне, повествование о нём тоже застыло в недоумении: о чём же писать? О том, как взрослая, даже возрастная тётенька впадает в детство и ведёт дневник, куда записывает разные глупости – без слёз и не взглянешь? Там внушительный список одежды – всего гардероба Принца, потому что ничего помимо внешнего облика достоверно не передать, обо всём остальном народная мудрость гласит: «Когда кажется, тогда крестятся!»

  «Наши отношения» с Принцем -  мои домыслы – сплошная интерпретация, фантазии на тему.  Нет никаких «наших», есть две линии жизни. Они параллельны. Это общеизвестное.

Помимо банального есть  еле уловимая тончайшая нить судьбы, неявного сюжета.

 Кроме периодического явления Принца и моей встречной радостной оторопи надо же успеть рассказать, что вместо выдуманной  любви вне закона, которую поскорее нужно вывести из подполья подсознания  на солнышко,  и тем самым нейтрализовать, лишить постыдной тайны,  у автора намечается вполне реальное завершение историй сразу со многими людьми.

Вот Светило стоит в центре мироздания и наблюдает,  как по орбитам вокруг движутся тела. «Небесные» – язык не повернулся  так их  назвать. Среди прочих ведь есть и моё, но из-за затмения  его не видно. В связи с этим весомым фактом:  именно сколько стройный человек соберёт по пути своего следования одобрения и комплиментов,  столько человек моей упитанной комплекции обретёт замечаний со стороны и порицаний.   Это факт!

Хотя и в форме «мадам Грицацуевой»  тоже хочется любви, но это маловероятно.

Светило отправил меня на самую далёкую орбиту. Нами сыграна очередная пьеса,  по смыслу анекдотическая:

 - Я тебя люблю!

 - Спасибо!

 - И это всё?

 - Большое спасибо!

Пожалуй, лучше об истории отношений и не скажешь. Даже стилистика соблюдена. 

Его Величество ВИР оказался  благодарным слушателем и зрителем, сколько мог, даже участливым. Но и ему прискучило навязчивое постоянство «не жены и даже не подруги»… И он предпочёл сделать вид, что меня больше нет. Он для меня всегда теперь «спит».  Я ему намеревалась стать сестрой. Даже сестрой милосердия. Классика романса: «Чужая мне не нужна»  - давно пройденный урок.

Я почувствовала, что книга моя в терапевтических целях подействовала. Не важно, эффект плацебо в ней или ещё что…

Хотела избавиться от боли любви – получила желаемое. Мне вдруг стало по рациональному стыдно своих безумств. – Так  и наступает выздоровление.

Забвение рикошетит отсутствием желаний взрослой плоти. Я командую  себе «угомонись», входя на территорию Принца в его сказку из детства, и становлюсь бесполой.  Жаль, это распространяется и вовне.

Муж расстраивается: «К чему бы это? Как же?» И примеряет моё нейтральное существование на себя, обижается и выговаривает то, что и так очевидно: «Ты ничего не хочешь»…

Ещё и «никого», если быть последовательно честной. Круг моих забот – это дети, свои, чужие, они ещё не живут страстями, только предчувствуют их, влюбляются столь потешно, что каждый  личный дневник мог бы стать юмористическим, наподобие моего. Понимая это, я больше не казню себя, а милую. Меня есть, кому наказывать, игнорировать, избегать, презирать и далее по списку психологического террора.

Сейчас время уже второй четверти школы, и мне недавно начальственная коллега опять залепила прямо в лицо: «Как жаль, что у меня нет оснований уволить Вас за несвоевременное заполнение электронного журнала!» В моей душе всё сжалось и оборвалось. Ключевое слово «уволить» гремело  в ушах колоколом. Когда-то моя коллега и подруга с «психфака»  Люба Новак была сокращена с основного места работы, и пережила столь сильный стресс, что вскоре умерла от рака.  Совсем ещё молодой.  Никто не поручится, что увольнение не стало  спусковым крючком смертельной болезни. Подарила моим близнецам деревянные кубики накануне  со словами: «Хочу  им этим   запомниться!»  А после её не стало.  Вот и свою опасную для здоровья заразу я держу на привязи до поры до времени, но кто знает, не сорвётся ли она с контроля?

А надо мной  снова нависла угроза увольнения из-за такой несуразной причины, досадной малости, не совместимой с моими, только мне  видимыми  «огромными» заслугами, что больно «по новой». Начальницы меняются, война со мной остаётся, передаётся по наследству в нашей автократичной системе. Или это моё контрастное сознание порождает конфликты?

Вокруг не остаётся совсем никого.

 

   Общение прекращается само собой, потому что себя исчерпало на общей и единой территории. Разъезжаются друзья. Расставание  с ними даётся непросто. Особенно настораживает, когда они от тебя тихо отключаются.  Этим с дистанции и сходить не надо. Достаточно не отзываться.  На эту тему  у  Вероники Долиной  даже строчка такая  в песне: «И тих, как космос, Интернет»…  Особенно горько, потому что всегда есть, «за что», вину свою и чужую находишь в оправдание, но в сердце смириться не можешь – отсутствие близкого человека не кажется справедливым.  В который раз повторяюсь?

Весь август прождала, что ответит Алеся, моя  названая сестричка. Сначала с надеждой. Потом с горечью. У расставания много вкусов – большая палитра красок  и множество примет из мелочей.  Утешала себя, что некогда ей. Потом  искала причины и заглядывала её глазами на шок от своих парней.

Это отдельный больнючий (правильно «болезненный») рассказ, но продираюсь сквозь реальность с ними как через колючую проволоку. Они же мои дети. Бывают и монстрами, но это целиком и полностью – моё порождение, кривое зеркало моей души и изнанка подсознания. Да, Алеся заподозрила, что  близнецы - циничные и безбашенные,  «слишком андроидные», не считаются с законами и ничего не боятся.

Есть в кого, учитывая всё моё сопротивление обстоятельствам и самообладание.  Их мать, видимо,  переусердствовала с борьбой за выживание.

Если представить  мать  первенцев институткой 19 века, какой в душе я была когда-то, наша несовместимость с ними ввергла бы меня в перманентный обморок.

 Но это мои сыновья,  и надо научиться с этим новым знанием о них  и самой себе  как-то жить.

Через окурок, брошенный Ваней в  чашечку моего кофе. Это было первым шоком после их появления «опять дома». Он не намеренно – так вышло.

И потом много раз вопиющее неуважение к самым близким.  Пачка сигарет выкуривается над играющей пятилетней Шурочкой, над  Глебом в отрочестве. Альтернатива – пусть убираются из нашей комнаты, прочь от нашего компьютера! Старшие ни с кем не считаются.

 Близнецы ничем не утруждают себя – они баре, которых все должны почему-то обслуживать. Они никогда ничего не убирают,  мусор бросают на пол, пепел стряхивают в кружки с остатками чая и кофе,  и в остальную подвернувшуюся тару. Они никогда и ничего не стирают с себя, не моют грязной посуды за собой – есть мама и папа, которые настолько незначительные  персоны,  что  и в сравнение с солнцеликими не идут.

И мы с Толиком терпим и не поднимаем бунт на корабле, потому как надо дать шанс самим одуматься,  без насилия. Человеческое в зверином прорастает медленно.

 Принимать и любить старших через выходки эпатирующего Стаса.  Не говорю о выставленных картинках,  изображения которых  способно устрашить  отъявленного маньяка.  Я иду за ним следом,  натыкаясь на  закачанные фото на компьютере,  от каждого изображения нож впивается в моё сердце,  реально тошнит, а он не убирает эту погань, не вычищает её, а велит мне абстрагироваться: «Ну и что такого, что у меня стоит кнопка: «Поставь «лайк»  каждый, кто пёр мою мать!» Это не про тебя и не конкретно!»  А про кого же ещё?! Во мне категорически возражает всё.

И он выстраивает систему защиты, а я, вместо того, чтоб дать ему по уху, строю   такую же адвокатскую из оправданий.  Можно расплеваться и с ними, как с братом,  и расстаться врагами навсегда, даже не знать, где бывший кровный родственник обитает.  Так и вижу подобный отъезд ВИРа от  его собственной  мамы. Или не было разрыва?  Гадание на кофейной гуще: «Про уродов и людей». ВИРа вполне это дистанцирование навсегда устраивает  и со мной тоже. И многих это даже радует, возможно. Ещё один заочный день Рождения брата прошёл мимо вчера, а  ведь «все ещё живы!»

Была некоторая концепция меня как женщины в молодости.  Она на опыте не подтвердилась.  На таких, оказывается,  не женятся. Женятся, когда уважают, ценят помимо плотского влечения.  Или с условием, что не «добытчик» навсегда, а это означает, что лошадка в семье бессмено я.

 Я выдвинула  смелую гипотезу, что я – хороший человек. Но и с этим придётся подождать. Сыновья ещё на фазе превращения из  мира животных. Они не дают оснований матери думать о  самой себе положительно. Я была им матерью по факту рождения, радовалась двойной радостью и безмерно гордилась пополам с виной за вынужденную безотцовщину, за присутствие Дракона, за  вечную схватку с подступающей нищетой  -  скрытой болезнью  смерти.

И вот в реальности что-то от меня осталось, а что-то исказилось, изменилось до неузнаваемости.  ВИР как-то повлиял, сыновья добавили травм и увечий. Когда-то я не была столь терпелива. Пришлось стать понимающей, чтобы не быть совсем одной.  Я со стороны наблюдаю ВИРа, объясняя его теперь себе своими «мальчиками», безоценочно, насколько это возможно.

И я даже не трепыхаюсь в сторону уходящих от меня. И не настигаю Принца с многотомником своей книги наперевес: «Послушай мою историю, друг!»

У меня есть тоска по неузнанным сёстрам – братьям – живым, рождённым реально, нормальное общение с которыми   сейчас невозможно. Мне жалко умершую сестричку. И всех не рождённых, которые могли бы, но так и не появились на Свет Божий. Их особенно. Больше всего я опасаюсь, что старшие дети по молодости и безверию загубят вот такие же человеческие жизни со своими малолетними подругами. Я на всякий случай информирую их всех, что очень жду внуков. Их ещё надо заслужить, согласна.

А как это писала для ВИРа? «Я тебе товарищем могу быть на войне». А он не пойдёт со мной в разведку.

Я замыкаюсь. И молчу. Учусь молчать. Я была предельно откровенной. Это далеко не всем подходит.  Жизнь не закончилась. И нет того «хэппи энда», которого всё равно ждёшь.

Но где-то есть Маленький Принц!