Страсбург, март 1804 года
Небольшая собачка светло-кофейного окраса зевнула, отчего ее темная
мордочка смешно сморщилась. Затем ее большие выпуклые глаза устремились
на сидевшую на диванчике молодую пару. Выражение глаз мопса приняло
страдательное выражение, пес даже слегка тявкнул, пытаясь обратить на
себя внимание. Но все было напрасно, его хозяин был слишком увлечен
разговором c красивой молодой женщиной. Он обнимал ее за плечи и что-то
нежно шептал на ухо.
Мопс, которого звали Мойлеф, снова зевнул и, положив голову на передние
лапы, слегка прикрыл веки, погружаясь в полудремоту. Он уже привык
сопровождать своего хозяина в этих регулярных еженедельных походах.
- Ну что, Мойлеф, пойдем к Шарлотте? - спрашивал хозяин и, наклонившись, трепал собаку за холку.
Мопс поднимал глаза вверх и, преданно глядя на человека, радостно
тявкал, выражая согласие. Следовать за любимым хозяином он был готов
хоть на край света. После довольно продолжительного перехода,
занимавшего около двух часов, они оказывались в Страcбурге, французском
городе, находившемся на самой границе с Великим герцогством Баденским.
Этим обстоятельством и пользовался хозяин Мойлефа, которого звали Луи Антуан Анри де Бурбон, принц де Конде, герцог Энгиенский.
Эмигрировавший из Франции еще во время революции, сейчас он посещал свою родину тайно.
И для этого была причина, достаточно веская для того, чье сердце
влюблено. В Страсбурге проживала Шарлотта де Роган, красивая хрупкая
женщина с аристократической внешностью и таким же происхождением. Герцог
Энгиенский знал ее уже достаточно давно. Именно Шарлотта подарила ему
маленького щенка мопса, которого купила, будучи в Польше. С тех пор
минуло уже шесть лет. Но с каждым годом чувства молодых людей не
ослабевали, а становились все сильнее. А то, что они были вынуждены жить
в разных странах, лишь усиливало их влечение друг к другу.
Принц де Конде неоднократно звал Шарлотту жить к себе. В городке
Этенхейм у него был небольшой особняк. Оторванный революцией от родины и
потерявший все свои обширные владения, которые были там конфискованы, в
Германии он существовал теперь крайне скромно, довольствуясь небольшой
денежной пенсией. Ее выплачивала Англия. Эта страна помнила былые
заслуги герцога Энгиенского.
С началом во Франции смуты и революции, он вместе с отцом и дедом
примкнул к армии роялистов и участвовал в сражениях, проявляя отвагу и
пыл, свойственные восемнадцатилетнему юноше. Несколько раз был тяжело
ранен, и на память об этом остались шрамы на его теле. Такие же шрамы
остались и в сердце герцога, когда он вспоминал падение королевской
власти, казнь короля Людовика XVI и Марии-Антуанетты, а затем -
захвативший Францию хаос, обернувшийся впоследствии страшным террором и
потоками крови. Да, тогда они проиграли...
А теперь? Теперь герцог Энгиенский хотел просто спокойной жизни. В свой
тридцать один год он часто чувствовал какую-то странную усталость. Как
будто за плечами была уже целая прожитая жизнь. Словно что-то в нем
сломалось, перегорело. Но он по возможности все равно старался
радоваться простым мелочам.
И жить. Просто жить...
И любить тоже. Как же мечтали они с Шарлоттой пожениться, но этому браку
категорически препятствовал отец Луи Антуана. Человек строгих
принципов, он не видел в Шарлотте де Роган достойной партии для своего
единственного сына, принца крови.
- Господи, отец, но это же глупо! - восклицал в очередной раз герцог Энгиенский, когда отец, поджав губы, сухо бросал ему:
- Нет! На ваш брак благословения я не дам никогда!
- Династические браки для меня отменены, - с улыбкой парировал ему сын. -
И теперь я выбираю сам. И это, к счастью, дает мне полное право
жениться на Шарлотте.
В ответ на это отец сурово качал головой, выражая полнейшее несогласие. И разговор на этом заканчивался.
Еще хуже к возлюбленной молодого человека относился его дед - бывший
маршал де Конде. Каждый раз, возвращаясь от своих родственников из
Англии после очередной попытки переубедить своих родных, герцог
чувствовал себя душевно опустошенным.
И вот, в один прекрасный день, потеряв терпение и нарушив все запреты,
они с Шарлоттой обвенчались тайно. Бракосочетание произошло в небольшой
церкви в Страсбурге.
Шарлотта де Роган светилась от счастья, когда Луи Антуан надел ей на
палец обручальное кольцо и нежно поцеловал. И сам герцог Энгиенский
чувствовал это светлое и радостное чувство, заполнившее сердце. Теперь
они были мужем и женой перед Богом. Но пока еще не перед людьми. Свое
бракосочетание им приходилось скрывать, герцог пока еще не уведомил об
этом событии отца и деда. Шарлотта пока еще не переехала к нему в
Этенхейм, и он продолжал навещать жену тайно.
***
- Милый, я каждый раз переживаю, что с тобой что-нибудь случится! - воскликнула Шарлотта. - Что тебя схватят, арестуют...
Она провела пальчиком по щеке мужа и прижалась к нему.
- Отчего же, Шарлотт? - улыбнувшись, переспросил Луи Антуан. - Я всегда
надеюсь только на лучшее. Но если не увижу тебя хотя бы раз в неделю -
умру.
- Ты же знаешь, что я не могу переехать к тебе, пока ты не сообщишь о нашей свадьбе отцу.
- Да, я это знаю, - вздохнул герцог Энгиенский.
Он встал и прошелся по комнате. Подойдя к лежавшему на ковре мопсу,
нагнулся и потрепал его за ухом. Мойлеф открыл глаза и лизнул хозяина в
руку.
- Я это знаю, - повторил герцог Энгиенский и устал от этого не меньше,
поверь мне Шарлотт. - И я принял решение. Сегодня же отправлю письмо
отцу и деду в Англию. А через четыре дня - вербное воскресенье, и
предлагаю в этот день известить и всех наших друзей. Соберем их и
отпразднуем нашу свадьбу. Хоть это и произошло уже месяц назад, но
думаю, они не обидятся.
- Я тоже так думаю! - просияла Шарлотта и, подавшись вперед, обняла мужа
за шею. Их губы слились в поцелуе. Рука герцога Энгиенского скользнула
по волнистым волосам молодой женщины, а затем стала развязывать
шнуровку на платье.
- Я люблю тебя, - выдохнула Шарлотта, прижимаясь к мужу.
Подхватив жену на руки, Луи Антуан бережно отнес ее на стоявшую у стены
кровать. Широкий полог опустился, частично закрыв их. Мойлеф вздохнул и,
подняв свое коренастое, плотно сбитое тельце, проковылял в дальний угол
комнаты. Лег там, опустив голову на лапы и снова вздохнул. Он знал, что
хозяину сейчас надо не мешать. Как истинный аристократ, Мойлеф был
очень тактичен. Париж, март 1804 года
Было уже далеко за полночь, но в кабинете Первого Консула Французской
республики все еще горел свет. Свечи медленно оплавлялись в тяжелых
бронзовых канделябрах. Их свет отбрасывал на стену тень - силуэт
человека, склонившегося над столом и о чем-то думающего. Лоб его
прорезала глубокая морщина, брови были сведены на переносице, красивые
губы поджаты. Наполеон Бонапарт размышлял, и раздумья его были далеко не
радостными. Радоваться действительно было нечему. Совсем недавно,
неделю назад на него было совершено очередное покушение. На этот раз
гораздо более серьезное, как выяснилось, за всем этим стоял не
психически ненормальный фанатик, а целый заговор. Уже известны были и
имена заговорщиков - бунтовщик Жорж Кадудаль, известный еще по своей
деятельности в Вандее. Один из тех горячих и безрассудных людей, которые
восстают против любой власти. И некто Пишегрю, бывший генерал и
искусный военный. Эти двое были схвачены и находились там, где им и
положено - в темнице. А впоследствии они, конечно же, будут казнены.
- Неблагодарная страна! - бросил Бонапарт, сминая в руках треуголку.
Встав и заложив руки за спину, он нервно прошелся по кабинету. Затем
опять опустился за стол, подперев подбородок рукой.
- Неблагодарные, - повторил он, сощурив глаза и глядя в дрожащее пламя
свечи. - Страна бунтовщиков и людей, в тайне мечтающих о прежних
династиях и сословиях. Но всё, всё... их время ушло...
Он с силой опустил кулак на стол, вспоминая слова, которые за
сегодняшней аудиенцией сказал ему министр иностранных дел Талейран:
- Двое главарей заговора пойманы, но вдохновитель их все еще на свободе.
- Вдохновитель? - переспросил Наполеон. - Вы хотите сказать, что Бурбоны все никак не успокоятся?
- Именно, - закивал головой министр. - Да и как может успокоиться династия, столько веков бывшая у власти?
- Со дня казни последнего короля Франции минуло уже девять лет, - устало бросил Наполеон.
- И тем не менее... - усмехнулся Талейран. - Как стало известно при
выяснении обстоятельств заговора, вдохновителем его было некое лицо
королевской крови.
- О! - Наполеон поднял брови. - И может быть, вы даже знаете, кто?
Талейран выждал многозначительную паузу и прошелся по кабинету.
- Да, - ответил он, обернувшись к Бонапарту. - Я не могу утверждать это
полностью, но подозрения очень сильны. Все ниточки ведут к принцу де
Конде, герцогу Энгиенскому.
- Принц де Конде? - повторил Бонапарт. - Насколько мне известно, он проживает в Германии.
- А точнее, в герцогстве Баден, - усмехнулся Талейран. - Как видите,
совсем близко от нашей границы. Кроме того, есть сведения, что он ее
неоднократно пересекал, пробираясь во Францию. С какой целью -
неизвестно, но в свете последних событий вывод сделать, полагаю,
несложно.
- И что же этот Энгиенский? - нетерпеливо перебил его Наполеон. - Есть еще какие-либо сведения о нем?
- Убежденный монархист, после взятия народом Бастилии вместе с отцом и
дедом эмигрировал из страны. Участвовал в военной компании против
республики, несколько раз был ранен, имеет награды.
- О... - произнес Наполеон не без уважения, - мне по душе храбрые солдаты. Даже если это - мои враги.
- Как знать, как знать... - с ехидной улыбкой протянул Талейран.
- И полагаете, этот человек стал бы участвовать в заговоре? - бросил Бонапарт. - Какая ему выгода делать это сейчас?
- Самая прямая, - усмехнулся министр иностранных дел. - Этот человек -
один из основных претендентов на престол. В случае реставрации в стране
монархии он займет трон. Его фамилия говорит сама за себя - принц де
Конде, де Бурбон.
Бонапарт нахмурил брови, скрестив руки на груди.
- Самой правильной позицией с вашей стороны, первый консул, было бы
доставить его во Францию и пристрастно допросить, - сделал вывод
Талейран.
Правда, по доброй воле сам он вряд ли поедет в Париж.
- Логично, - заметил Наполеон. - Но в таком случае, что же вы предлагаете?
- Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе.
- То есть нарушение целостности границы другого государства?
- Великое герцогство Баденское, - с иронией произнес Талейран. - Величие
его пока лишь в одном названии. На самом деле, великий герцог,
правитель Бадена, будет только рад тому, что мы не тронем его лично, а
просто побеседуем с эмигрантом де Конде. В Париже естественно. Иными
словами, сейчас для нас единственный выход - пересечь границу, захватить
принца и отвезти его в Париж.
Наполеон молча выслушал эту тираду. Затем прошелся по кабинету, размышляя...
- И все-таки, - начал он. - Этот план кажется мне отчасти безумным. А
что, если Энгиенский не участвовал в заговоре? Дать лишний повод
говорить людям обо мне, что корсиканское чудовище опять пролило невинную
кровь.
- Заметьте, первый консул, я не говорил о его казни, - ответствовал
Талейран. - Всего лишь - вызвать и допросить. Хотя, наказанием за
вдохновление такого заговора может быть лишь смертная казнь. Это
очевидно, но...
- Что еще? - вскинул брови Наполеон.
- Даже если допустить, что он невиновен... - Талейран сделал
многозначительную паузу. - Гибель такого человека пойдет нам лишь на
пользу.
- Смерть невиновного?
- С каких пор вы стали испытывать жалость к Бурбонам? - ехидно спросил
Талейран. - Не вы ли сам говорили, что эта династия должна быть
уничтожена. Вырвана с корнем. Вся. До последнего человека. Только тогда
Франция почувствует себя свободной от цепей рабства.
Наполеон молчал, раздумывая над словами министра иностранных дел.
- Вы правы, Талейран, - бросил он наконец. - Как всегда правы. Но я не
могу так быстро принять решение. Мне необходимо подумать хотя бы до
завтрашнего дня.
- Что ж, - Талейран улыбнулся. - До завтрашнего дня время еще есть. И я
уверен, что вы примете разумное решение, достойное вашей мудрости и
дальновидности.
И, откланявшись первому консулу, он крадучись вышел из кабинета, прикрыв за собой дверь.
/Продолжение следует/
Помочь сайту
Поздравления
