Доля казачья 9. Сотник

[Скрыть] Регистрационный номер 0332807 выдан для произведения: Доля казачья 9. Сотник Прервал свой рассказ дедушка Григорий Лукич, и заулыбался. Видно было, что ему приятно было всё вспомнить. Забеспокоился маленький Саша, и старшие внуки тоже. - Дедушка милый, что же дальше-то было? Ты так интересно всё рассказываешь, прямо ты сам там побывал, с Лукой Васильевичем, отцом своим. - Вот здесь ты угадал, внучек, на фронт я собрался в свои пятнадцать лет. Надоело мне диверсантов различных ловить, да на побегушках у казачек бегать. Так всё и сказал атаману Лютову. На фронт хочу, испытать казачью долю: к отцу в сотню. Вся сухопарая фигура атамана расправилась, и он как бы ростом стал выше, и плечи пошире стали. - Молодец казачок! Весь в деда своего пошёл, Василия Бодрова. Орёл вырос! Пусть отец всё сам и решает, я не против его решения. Знаю, что всё равно дома не усидишь, раз на волю рвёшься. Молчал отец, не знал что ответить, но всё же нашёлся. - В другом случае плетюганов тебе бы вволю всыпал, но не военное это дело. Война не мама родная, и не всякий взрослый там выдержит. Если опозоришь меня, Гришка, то смотри тогда, плохо тебе будет!- Становись в строй, да прежде с матерью своей попрощайся, успокой её. Лука уже тепло улыбался сыну, в свои пышные усы. - Нашёл же время, когда подойти с просьбой к атаману, хитрец Гришка! Так и началась моя военная жизнь, всё наравне с взрослыми делил. За их спины прятаться не приходилось, не приучен был. Но тут случилось такое, что и атаман не нашёлся что сказать. - А меня с собой возьмёте, простым казаком? Перед Иваном Матвеевичем предстал поп отец Никодим, сын крещёного Ивана Чёрного, бывшего монаха Бахи. Сын тибетца, и эвенкийки, он был чёрен, как головёшка. Но крови он был бойцовской: настоящий казак. Но его ли это дело воевать? - Не знаю, что тебе ответить Никодим, раз ты не хочешь, чтобы тебя батюшкой величали. Я думаю, что ещё нет такой необходимости тебе воевать, хотя мыслишь ты правильно. Всем казакам спокойней будет с Божьим благословением в бой идти. Но немного подумал и ответил атаман. - Ты для них и там, всегда примером будешь. Так что можешь крест свой с груди не снимать: так воюй! А в кулачном и сабельном бою тебе равных бойцов нет, я это и сам знаю. Разве что, Лука захочет позабавиться, ведь вы друзья с ним. Но это ваше дело. - Воюй, отец Никодим! - Догадываюсь я, что ты за смерть своего отца, с маньчжурами посчитаться собираешься. Никак в Пекин попасть хочешь? - Будем там, обязательно будем! С такими казаками, да не побывать там, грех великий. Пожал тяжёлую руку попа, атаман Лютов. - Но в бою и тебе воли нет, запомни это! Двойной крест нести будешь: только, строгое послушание командиру, и не иначе. Большая семья у отца Никодима, и все они, к барже пришли провожать родителя. Здесь и попадья Елизавета и детей с ней, чуть не с десяток. Но никто из них, не плачет, казацкий порядок! Хотя, и чёрные там, и белые: всякие дети есть, полный интернационал. Заговорил сам батюшка. - Моё дело дети продолжат, они и в грамоте преуспели, и церковных делах поднаторели. А мне свои дела вершить надо, иначе поздно будет. Жизнь моя, к закату, потихоньку идёт. Уже пол - головы седых волос, а за отца, я так и не отомстил. И за целое стойбище убитых эвенков тоже. Ведь кто-то же, послал убийц? Не сами же, они пришли сюда. Ходко двигалась буксируемая баржа к Благовещенску на выручку осаждённому нашему городу. Возле города сгруппировались Амурские казаки в своё небольшое войско, и приготовились к наступлению на осаждавших город маньчжуров. С другой стороны к городу подошли Забайкальские казаки с атаманом Копчённым и тоже ждали сигнала к атаке. Маньчжуры со своим многотысячным войском, особо не беспокоились. Их силы во много раз превосходили силы казаков. Да и оружия у них хватало с избытком. Особенно пушек разного калибра, с богатым боезапасом. Да ещё ко всему, у них был превосходящий флот, с орудиями на борту. Вот он то, и создавал головную боль казачьим атаманам. Но казаки не паниковали, не раз они били во много раз превосходящие силы маньчжуров. И в этот раз были уверены в победе, но буром на идти не собирались. На баржу срочно поставили орудие, что захвачено было Лукой Бодровым в его первой разведке. И загрузили вдоволь боеприпасов. Укрепили её борта мешками с песком, и посадили туда абордажную команду, из двух десятков человек. Гольды на своих больших, но лёгких лодках тоже разместили абордажных казаков. И до начала атаки на маньчжурские катера, все эта маленькая флотилия, затаились по малозаметным протокам. Крестятся казаки, не привыкли они биться на воде, отвыкли уже. То ли дело их предки, что пришли на Амур. Те увереннее себя чувствовали: и на воде, и на берегу. А они разве что в детских играх игрались. Но гольды народ ушлый, они выросли у воды, потомственные рыбаки. Эти доставят скрытно казаков в любое место атаки. Даже в самую чёрную ночь. А там уже дело казацкое: кинжал, да сабля острая. Предложил Лука Бодров изготовить самодельные бомбочки с горючей смесью и дополнительно вооружить ими казаков, что на лодках находились. И это новшество очень кстати пришлось. Атаковать вражескую флотилию решено было под утро в их же базе, потому что ночью маньчжуры не воевали. Как красиво говорится у воспитанных людей, они изволили отдыхать. Что и было на руку казакам. Нападение на маньчжурские корабли и было сигналом к всеобщему наступлению на город. Под утро баржа с орудием выдвинулась на исходный рубеж и вплотную, под маньчжурским берегом подошла к бухте. Вел её старый гольд, что был там за лоцмана. Каждую ямочку здесь он знал, как свой закопченный и мятый котелок с ухой. - Сейчас враг появится! – предупредил он Бодрова. Не ожидал Лука Васильевич, что так неожиданно из темноты наплывёт на него и сама бухта и корабли в ней. Точно призраки они выдвигались из темноты навстречу барже. И часовые там уже заподозрили что-то неладное, и начали перекличку между собой. Не могли они предположить, что это русские, и похоже было, что баржу маньчжуры, всё же принимали за свою патрульную посудину. - Огонь! – скомандовал Лука Васильевич своим артиллеристам. Как можно чаще! - Подсветите ребята! Первый выстрел был очень удачным, маньчжурский катер, как игрушечный, подпрыгнул от выстрела, и сразу же, загорелся. Затем, там рванул боезапас. И темнота содрогнулась от выстрелов различного калибра. Стреляло вокруг всё: всё, что могло стрелять. Расстреляв большую часть, своего боезапаса, баржа по течению отошла вниз под прикрытие темноты, и что хищная рыба в ожидании добычи, затаилась там. Переключив весь свой артиллерийский огонь по береговым целям. И тем самым, дав возможность, своим лодкам атаковать врага. Что те, незамедлительно и сделали. Давно забытая тактика запорожских казаков, снова оказалась незаменимой, и устрашающей по своей дерзости. И темнота казакам была на руку. Гольды на своих лодках из засады, устремились к освящённым катерам маньчжуров. И казаки яростно атаковали любые плавсредства врага, закидывая их горючей смесью, пока те не превращались в костёр. Стреляли казаки только в тех матросов, что пытались тушить огонь, остальное гиблое дело довершала безжалостная стихия – вода. Одновременно, с двух сторон сухопутные казаки ударили по осаждающим город захватчикам. Изнутри, их поддержали, дружным огнём из всех видов оружия, осаждённые казаки, солдаты, и жители города. Оторопевшие от такого дерзкого ночного налёта маньчжуры скоро оказались прижатыми к Амуру, путь отступления был им отрезан. Освобождённый город, впервые за все дни блокады вздохнул облегчённо. Сейчас он был совсем, как человек: грязный от копоти пожарищ, многократно пробитый пулями и снарядами. Только сказать он ничего не мог, и пожаловаться людям. Зато люди были очень веселы, совсем, как дети. И даже снаряды, летящие с того берега, уже не так их пугали. По врагу била наша артиллерия. Отвечали маньчжуры второпях и бестолково, лишь бы стрелять. Ведь и они сами находились под обстрелом. Собрались на совет казачьи атаманы, и воинский генерал Семихватов, начальник гарнизона города: надо было выработать, единую тактику действий. Семихватов Борис Валерьевич был сыном, того самого Валерия Борисовича Семихватова, что впервые прошёл по Амуру сплавом с казаками, по приказу царя, ещё в 1860г. И имени своего отца героя, он нигде не позорил. Уважали его и солдаты, и казаки, и жители города. И статью и ростом генерала Семихватова Бог не обидел. Да ещё умом и красотой, и седой пышной шевелюрой волос. И доброты он был редкостной: жалел всегда людей, и зря солдат под пули не посылал. За все эти качества и ценили его солдаты, свой он был, как отец им. - По годам уже пожилым был генерал, и это ещё больше придавало ему значимости. Пришёл приказ нам от самого Царя-Батюшки нашего: воевать нам атаманы, до победного конца. Бить врага нашего везде, и на его территории тоже. И идти дальше, до самой их столицы. Поэтому к казачьим войскам добавятся ещё и солдатские полки, они уже на подходе. Но казачьим войскам, особая линия, так как у них на счёт войны, есть своя стратегия: враг им знакомый. Но никакой анархии быть не должно. Только совместные действия, они себя полностью оправдают. Хорошо себя показал в ночном бою сотник Бодров. Но сынок уже дальше своего папаши пошёл, не зря его маньчжуры Чингиз Ханом Бодровым прозвали. - И тут уже среди маньчжуров молва прокатилась, что Чингиз Хан Бодров здесь появился. И всех их, как собак, беспощадно резать будет. Ну, скажут же! И что он уже, здесь на Амуре ночную бойню устроил: всё это его работа. - Вот здесь они не ошиблись! – смеётся Борис Валерьевич. В точку попали! Надо его конной сотне придать особые полномочия: только диверсии и разведка. Ведь они этому с детства обучены. Равных им в разведке, и ближнем бою нет соперников. Это же надо, целый гарнизон маньчжурских солдат одними ножами вырезали? Но осуждать их нельзя, это война, и жестокость здесь оправдана. Не они начали войну, а погибать никому зазря не хочется. А сейчас им надо подавить маньчжурчскую артиллерию, иначе нет смысла нам наступать дальше. Только людей зазря положим. Я думаю, что пусть этим займётся, сам сотник Бодров Лука, его это дело. А как угомонит казак артиллерию, то и мы туда подоспеем. И казаки и солдаты, все там будем. Поддержим наш авангард. И впервые улыбнулись все присутствующие на совещании: и атаманы, и генерал, и сам Лука. План продуман, прост, - и принят к исполнению. Решили казаки Бодрова с вечера тайно перебраться на тот берег Амура, и скрытно подобраться к батарее. И всё до утра, с её захватом уладить. И тогда, путь казакам к маньчжурском городу свободен. Маньчжурских солдат, казаки в счёт не брали, без артиллерии они не страшны. Особенно для конной лавины казаков. Остальные войска, на нескольких баржах и целой флотилии рыбацких лодок, будут готовы по команде высадиться на захваченный плацдарм. Расширить его и прямо с ходу развивать начатое наступление. Казацкие лошади никогда, не боялись воды, и всегда спокойно плыли за лодками. И даже без лодок казаки могли переправляться через реки, держась за лошадиные хвосты. Это был древний приём кочевников, взятый казаками на вооружение. Так, что с переправой казаков через Амур, особых проблем не было, и Семихватов это особо подчеркнул. Зато других проблем хватало с избытком, и генералу было над, чем задуматься. Одно то, что им противостоял многотысячный гарнизон маньчжурских войск, хорошо обученных, и экипированных: невольно настораживал наших стратегов. И многократное численное превосходство маньчжуров, тоже особой радости не внушало. Оставалась надежда, на сотню Бодрова, мастера ночного боя. Другой подходящей тактики, с превосходящим противником, пока не находилось. Десяток казаков-разведчиков, с наступлением темноты, на лодках вместе с проводниками-гольдами, высадились в условленном месте на маньчжурском берегу. И с ходу, начали готовить место, для прибытия остальных товарищей. Через час сюда должны были высадиться все остальные казаки из сотни, вместе с лошадьми. И надо было торопиться Василию Шохиреву, со своей командой, расчищать место. Ибо вся операция должна быть тайной для врага. И исключить напрасные людские потери. Раз прозвали его так маньчжуры, Чингиз Ханом, то ничего не сделаешь, надо оправдывать их доверие. И каждый казак из сотни Бодрова старается не подвести Луку. Иначе, позор всем! Ровно в назначенный срок вся сотня казаков была на маньчжурском берегу. Ночь ещё была впереди и уж она-то благоволила казакам. Луна, лишь на миг выглянула, и словно не заметив лихого разбоя казаков, скрылась за тучи. Похоже, было, что, и она всецело была на стороне разведчиков. Теперь надо было скрытно подобраться к батарее и постараться захватить её, без единого выстрела. И на этот раз Селена молча удалилась за тучи, по своим небесным делам оставив всю маньчжурскую батарею на волю случая. И тут прослеживалась живая связь казаков с природой, всё у них было в полной гармонии с ней. - Всех батарейцев не резать! – распорядился Бодров. Я думаю, что если всё гладко сделаем, то они нам очень даже пригодятся. И вот прозвучал сигнал, для разведчиков. Истошно всхлипнула противная выпь на болоте, и тут же надсадно замолчала, словно боясь испугать ночную тишину, никак не подвластную ей. И это удалось птице, часовые-маньчжуры ничего не заподозрили. И снова окунулись они, в полусладкую дремоту. Полностью расслабляться на посту, им никак нельзя, а вот побаловать себя её сладкими грезами очень хотелось. По сигналу Шохирева, разведчики убирали часовых у входа в блиндажи, и устремлялись туда. Кто-то из них, оставался у хода. Как вешняя вода, растекались казаки в любую прореху надёжной обороны. Недолгая возня, и как бы ненароком возникший там шум замолкал: дело было сделано на совесть. И скоро вся батарея была захвачена казаками. Более десяти орудий было захвачено, и срочно надо было их перенацелить на город, в этом, и был весь замысел. - Уничтожить такую добычу, не поднималась казацкая рука: грех это великий, так с орудиями обращаться! Да ещё когда боезапасу не меряно. Всех вражеских артиллеристов построил Бодров, в укрытии, и попросил переводчика перевести им свои слова. На этот раз луна постаралась и осветила, всю захваченную батарею, угрюмые лица казаков, и самого атамана. Тот, кто будет стрелять по городу из своих орудий, будет мной помилован, я это обещаю вам. В противном случае смерть вам, ребята, здесь же, на месте. Другого выбора и у вас, и у нас нет. Впрочем, вы ещё можете, сами пойти под ваши же пули: хоть сейчас идти. Но, и там вам, тоже не будет пощады: известно, что пуля - дура! А предателей она особо любит. Всё вам, одно и тоже: и там и здесь. Но шанс выжить и у вас, и у нас есть, если вы будите стрелять со своих орудий по городу. Сейчас наши, и ваши жизни, полностью зависят от нас самих. - Я - казачий сотник Бодров, и шутить с вами не намерен: всё, как на войне – смерть! Зато своё данное слово сдержу в точности: ведь я ни разу ещё, не нарушал его, и вы знаете это. Думайте ребята! Шевелите поскорее мозгами: нам время дорого. Эффект был поразительный. Через секунду маньчжуры были на коленях. Не ожидали они, что сам Чингиз Хан Бодров придёт к ним в гости, да ещё ночью. Но шанс выжить, всё же, он даёт им, и грех не воспользоваться его добротой. Конечно, они были согласны, ведь и они по всей своей сути не хотели воевать. Крестьяне до мозга костей, им ли заботиться об интересах Маньчжурии. Им бы целыми домой поскорее добраться, да свои многочисленные семьи тяжёлым трудом, а не войной, поддержать. До рассвета ещё было далеко, но атаман решил атаковать город сейчас. Сотник надеялся, что его поддержат казаки и солдаты, ведь и им было там, на нашем берегу, не до сна. Тяжко находиться в ожидании сигнала Бодрова. Непременно поймут его замысел атаманы и генерал Семихватов. Конечно, поймут, иначе не были бы они командирами. И они бы, не стали взрывать целые орудия, поступили точно также. Содрогнулась ночь от выстрелов захваченных орудий. Город сразу же, начал гореть, и на фоне пожара, прекрасно вырисовывались другие цели. И пленные маньчжурские артиллеристы под руководством казаков начали пристрелку по другим целям. Пока их бывшие командиры разобрались, что к чему, урон маньчжуры понесли невосполнимый. И именно, от своей же артиллерии. Поэтому, они решили разделаться, как можно поскорее, со своей мятежной батареей, теперь им, это было просто необходимо. Она, как кость в горле стояла. Пришлось поставить почти все свои орудия на прямую наводку, и в упор, картечью расстреливать наседающих на батарею маньчжурских солдат. А их кругом, как саранчи было: видимо-невидимо. Зарождается нежный рассвет, как всегда обычного, и доброго дня. Он ещё не рождённый, уже трепещет от такого размаха битвы. Было уже такое, и ещё не раз будет. И никак их мир не берёт, этих неразумных людишек, крови им хочется. Сама природа тихо возмущается. Никто не видел, как надел свою поповскую одежду Никодим Черный. И как крест своего отца на грудь повесил. Как демон сверкал он своей казацкой шашкой в полумраке уходящей ночи. Всё колол, и рубил наседающего врага: налево и направо. Чёрным и страшным, был этот странный казак, в ещё более странном не казацком одеянии. В бою ему не было равных, наверно и среди многих тысяч солдат: виртуоз он был в этом деле. И все понимали это: и маньчжуры-артиллеристы и наши казаки. Ещё раньше, чем говорить проповеди, научил его этому делу, отец его, бывший Баха, Иван Черный. Теперь очень приходилась эта наука убивать, хотя порой казалась попу, совсем не нужной. По своей особой системе ведения боя, им же придуманной. И тонко отточенной за все долгие годы скитания и проповедничества по Приамурью. Проходили те давние, его ежедневные занятия с сыном. И вот сейчас все эти навыки: очень пригодилось Никодимке. Что и было предсказано отцом, ещё в далёком его детстве. Готовил он сына, к нелёгкой жизни. Где всё, ещё с самого его сиротского детства, казалось ему очень странным, но доступным и понятным. И думалось тогда, что нет ничего невозможного. Как в мире добра, так и зла: но это ошибка. Всё это одна система – жизнь! И её надо понять, прожить, и глубоко осмыслить! Нет там нигде чёткой грани. Одна нелепая ошибка, и ты летишь в тартарары – правда, обидно? И он сам прошёл эту школу жизни. - Невольно пленные артиллеристы были подвластны этому русскому попу-казаку. Русскому и такому чёрному своим лицом. Однако, что-то там, в его лице, было и для них своё. - Дети мои! Раз вы взялись за оружие, и выбрали нашу сторону, то не останавливайтесь на полдороги. Только дошедший путник, до её конца, может определить глубину своего падения. Но может быть и так, что он переосмыслит свой поступок. И убедится, что поступил правильно, и не иначе. Тогда и Господь Бог не оставит солдат, своим вниманием, и не даст вам упасть в бездну предательства: лжи и коварства. Обязательно подаст вам тонкий стебелёк помощи, даже травы придорожной. И душа ваша будет спасена раскаянием. Не перестают удивляться и сами казаки Никодиму Черному. - Вот это казак! Как славно говорит, тут его и заслушаешься: что песню поёт. Вон, как нехристи его слушают, слова не пропускают: боготворят отца нашего! Со всех сторон, силён поп! Плохо бы пришлось сотне Бодрова, если бы не подоспели конные казаки Лютова и Копчённого. Конная лавина опрокинула наступающих маньчжуров, и повернула их в сторону города. Так на плечах бегущих солдат и ворвались казаки в город. К вечеру, десятитысячный гарнизон маньчжуров, был разгромлен полностью: город капитулировал. Построил поп оставшихся в живых пленных маньчжурских артиллеристов. И говорит им свою необычную речь. - Обещал вам сотник жизнь сохранить, и, как видите, сдержал своё слово. Отпускает он вас на все четыре стороны. А я вам ещё и деньги даю, потому что вы без денег не проживёте. Снова вам надо будет, либо в солдаты идти, либо к хунхузам податься. Поэтому занимайтесь крестьянским хозяйством, и на войну больше не ходите. Крестит поп каждого солдата, и в руку ему деньги суёт, и при этом приговаривает. - Не как Иуде деньги даю, продавшему свою совесть. А, как, несчастным солдатам-грешникам. Твёрдо, ставшими сейчас, на праведный путь, путь мира. И детям вашим подаю, и женам вашим, чтобы на хлебушек им было. И что бы, и они помнили, всё это и другим передали. Ибо нам, двум Великим соседским народам, в мире и согласии жить надо. Аминь! Расходятся маньчжуры по своим домам, и низко кланяются отцу Никодиму, у некоторых на глазах и слёзы наворачиваются. - Никогда не будем воевать с русскими, они теперь нам, как братья стали. Спасибо тебе, Чингиз Хан!- Спасибо, отец Никодим! Батюшка наш! Но стал другой не менее важный вопрос, что же делать с тысячами пленных солдат. Их просто некуда было деть, маньчжурских пленных. Совет атаманов во главе с генералом принял решение. Чтобы пленные не были обузой, распустить их по домам, предварительно разоружив. - Построить свою армию! - приказал Семихватов маньчжурскому генералу Ван Цзи ляну. Через полчаса все пленные стояли в строю, при полном комплекте штабных офицеров. Мы решили всех пленных солдат распустить по домам, но при одном условии, если они, больше никогда не будут воевать против русских. - Хао! – кричат пленные солдаты, и радости их нет предела. - Я разрешаю вам самим осудить здесь тех своих солдат и офицеров, которые издевались над вами. И, людей, которые, всегда подстрекают вас на войну с русскими. А часто, силой заставляли вас воевать с нами. - Хао! Хао! – снова кричат пленные маньчжуры. Офицеры штаба, и сам генерал Ван Цзилян, ждали своей участи, и наконец-то дождались её. Лица их были непроницаемы, что маски. Похоже, было, что всё происходящее, никак их не волновало. А вы господа доблестные офицеры, сочтите за честь быть сейчас арестованными, и пострадать за свой многострадальный народ, и императрицу Цы Си. Генерал Ван Цзилян, чётко отрапортовал, именно Бодрову, а не кому-то из старших русских офицеров. Мы готовы понести заслуженное нами наказание, и не считаем его обременительным для нас: оно заслуженное. Господ офицеров не лояльных к русским, и их лютых врагов, мы сами исключили из этого списка. Теперь всем будет спокойно: и русским победителям и маньчжурам. Нам надо жить в мире, и только в мире! Скоро город зажил своей жизнью, не обращая никакого внимания на русские войска. Дома быстро восстанавливались, потому что, маньчжуры на них трудились, что муравьи, без всякого отдыха. Воронки от снарядов жители города, засыпали мусором и сровняли с землёй. Так всё и оставалось здесь, ещё тысячу лет назад. Похоже, было, что и сейчас, ничего значимого не произошло. А война всё разгоралась, и не похоже было, что она быстро закончится. Хоть и нищая, но большая страна. Была наводнена различными группировками, постоянно воюющими между собой. И ещё, бандами хунхузов, владеющими целыми областями, городами и районами. В таких непредсказуемых местах и маньчжурским солдатам было страшно находиться, не то, что жителям города жить. Были здесь и солдаты других стран и империй. Но те панически боялись непонятных и непредсказуемых маньчжуров с их древней историей и множеством предрассудков, люто ненавидящих интервентов. Одним словом, Восточная страна, где просто выжить и то очень трудно, не то, что воевать там.- Поэтому вся тяжесть войны легла на русскую армию, и конкретно на казачьи полки. - Эти и воевали умело, и с местными людьми могли ладить. Где надо казаки могли и поклониться их духовным ценностям. Не боясь, что спина их отвалится – очень уважали они старину! И всегда перед их храмами снимали свои лохматые шапки. Древняя восточная культура вызывала уважение. И если бы не война, и не надо было казакам воевать. То многие из них так бы сутками, и рассматривали эти исторические ценности, раскрывши рот. Но война была, всему помехой. Для иностранцев и сами казаки были не менее мало понятны, чем те же маньчжуры. Одним словом: всё те же дикари, только веры у них разные. - А сотня Бодрова уже действовала на Восточной Железной дороге. Многие силы пытались её прибрать к своим рукам. Как-никак, а это была жизненная артерия, стратегического масштаба, питающая всю страну. Аналогов ей, по значимости там, не только в Маньчжурии, но и соседних странах, ещё не было. Поражал её грандиозный размах и простота инженерного и стратегического решения. И если всё сказать просто, то это был большой денежный мешок, которым хотели владеть все империи и бесконечно долго. Хотя весь парадокс в том, что проектировали, и строили её русские люди. Вот здесь и оказалась сотня Бодрова, что бы защитить железную дорогу от различных военных посягательств, на наше российское добро. От всякого бандитского сброда, наводнившего эти злачные места, и самих же военных маньчжуров. И многих других, политических авантюристов, склоняющих часу весов в свою пользу. И тоже, при собственных армиях. Поставленная сотне задача была, для сложившейся там обстановки, до дерзости простая. И в тех условиях почти невыполнимая.- Защитить её, как исконно русскую территорию, согласно существующего договора между двумя странами: Маньчжурией и Россией. Как хорошо всё это звучит на бумаге: гладко написано! Чем славился Лука Васильевич, конечно, ночными рейдами по тылам противника. И эта тактика с успехом была использована там, на новом месте. Впрочем, те же методы применяли и прочие разные диверсанты, всех мастей, работающие на этой железной дороге. Происходили короткие стычки между разными разведчиками, в ходе которых, казаки вырезали приблудных детей ночи. Они и здесь были хозяева. Аналогов им по дерзости, и работоспособности не было среди других разведчиков, усталости они не ведали. И тёмную маньчжурскую ночь они почитали, как маму родную. Естественно, что и она любила их. И благоволила своим чубатым и весёлым хлопцам казакам. В казалось бы, в их, уже не детских шалостях – воевать. Это и был, так называемый казачий ночной дозор, вроде соколиного ока, мимо которого и мышка не проскользнёт. Так и двигались казаки днём и ночью, вдоль железной дороги. Оперативно перемещаясь на своих конях, и наводя в районе железной дороги свой железный порядок. Но опять же, парадоксальная закономерность, чем дальше казаки уходили вперёд, то оставался незащищённым их тыл. И тогда решили казаки, создать свой укреплённый поезд, с двумя орудиями на платформах. И несколькими жилыми вагонами посередине, обложенных вдоль стенок, мешками с песком: с амбразурами, для своих стрелков. И паровоз, казаки тоже обложили мешками с песком. И эта своеобразная черепаха задвигалась по всей освобождённой и не освобожденной территории железной дороги. Обстреливая из орудий, все подозрительные объекты. Уже, как бы работая на упреждение нежелательных событий: то есть, нежеланных диверсий! Понравилось Луке Васильевичу, казацкое изобретение. И он был не прочь, сам, с шиком прокатиться по рельсам. Это тебе не норовистая лошадь, которая только - «но» и понимает, можно здесь, на такой лихой машине, и пофасонить атаману. Только и этому: их чуду, надо дать достойное название. И недолго думая, казаки намалевали на паровозе: «Чингиз Хан». Теперь всё стало на место: и вперёд можно ехать казакам, и за свой тыл можно побеспокоиться. Везде они успевали, и успешно наводили законный порядок. Как жахнет, трехдюймовое орудие по предполагаемой цели, сразу у противника пропадает желание мешать регулярному движению грузов на КВЖД. Но вот впереди себя ночная разведка обнаружила странный поезд, который был весь из бронированной стали. Но происхождения, это ночное чудо, было явно не отечественного. И как поняли разведчики, находился чужой поезд в засаде. Наверняка он ожидал кого-то. Но кого? По вооружению бронепоезд явно в несколько раз превосходил «Чингиз Хана». Проехать мимо засады было невозможно. Без боевого снаряжения, без человеческих жертв не обойтись. Василий Шохирев задумался, и никто из разведчиков не мешал ему. Если не обезвредить бронепоезд сегодня, то завтра сами казаки будут биты своими же врагами. И, похоже, было, что тут другого варианта не было. Или попытаться захватить его прямо сейчас, или же взрывать бронепоезд. Но с другой стороны, не маньчжурский он, это точно. О нём казаки, это уже точно, что-либо да знали. Значит, что тут или провокация назревает, или действительно его трогать нельзя, союзников он. Но тогда почему он в засаде находится, и чей он: американский, английский и так далее? И ещё, множество вопросов возникает, если всё же, его придётся брать силой. Солдат в поезде с сотню будет, если не более. И стрелять казакам, своих союзников нельзя, ни в коем случае. Тогда, как их доставать оттуда, да ещё живых? Опять, призадумались казаки и решили брать всю команду бронепоезда на месте. Раз он в дорожку собрался и вся команда там. С лихим задором рассуждает так командир разведчиков, загорелся он этой идеей не на шутку. Проплачет выпь на болоте, и надо нам всем, оперативно действовать. - Я с Федоркиным захватываю бронированный паровоз, и действую дальше. А вы сразу же, готовитесь к захвату вагонов: обезвреживаете нескольких часовых и ждите решающего момента захвата. Как только поезд начнёт резко сдавать назад. То от толчка все солдаты там, что внутри вагонов находятся. Сразу же, как горох посыпятся. Самые любопытные из них, естественно, повысовываются из дверей вагонов. И на месте, быстро разобраться, в ситуации. В непонятной, и каверзной для них обстановке. Иначе и быть не может, что так всё будет, а не иначе. - Тут вы их, на месте, и прищучьте родимых. И ещё вам ребятушки, надо ловко, как на сноровистой рыбалке действовать. Запомните, что вы их, как хитрую щуку, на живца ловите. А тут, каждый миг дорог, и чьей-то жизни стоит. Выхватывать их надо из вагонов без промедления. И ещё главное, что бы тут, всё без всякой стрельбы обошлось, что бы тихо вы всё дело сработали: без жертв никому ненужных. Не долго заставила себя молчать нудная выпь, и затянула свою пронизывающую до мозгов тираду. Взлетели на броню паровоза Василий Шохирев, и Алексей Федоркин, и прикрыли дымовую трубу покрывалом. Пусть машинисту и его напарникам, небо с копеечку, или того меньше покажется, от едучего паровозного дыма. Тут же полегли на землю часовые у вагонов, оглушённые казаками, и ничего, они не поняли. Приоткрылась бронированная дверь на паровозе. И сноровисто, начали выползать машинисты: оттуда, на свежий воздух, как гибнущие без кислорода жирные рыбы. Им бы, хоть глоточек воздуха глотнуть, не более. Тут их и прищучили Шохирев и Федоркин. Трубу освободили от заглушки, и дым весело устремился в небо. И ему небесного простора, и легкого ветерка захотелось. Хотя и он, при всём этом, не прочь был ещё повеселиться. И посмотреть, что же такого он сотворил здесь, что одним людям очень весело стало. А другим, ещё более смешным, чересчур плакать хочется. Вот где настоящая загадка для него! Казаки проветрили кабину, и руками объясняли машинистам, как сделать им необходимый манёвр. То есть, резко начать движение бронепоезда вперёд, и так же резко затормозить его. Для большей убедительности, Василий провёл машинисту, тупым концом ножа по его горлу. - Иначе вам всем чик-чик будет! Подвешенный фонарь, на потолке выхватил страшно напуганные лица машинистов. - О, е-с! захлопал своими выпученными глазами пожилой машинист. Резко взял он с места разгон, и также резко затормозил. - Молодец! – кричит ему довольный Василий. Теперь все солдаты, вперемежку с мусором, на полу лежат. Начали из вагонов, в открытую дверь, и самые любопытные выглядывать. Как рыбку из пруда, выдёргивают их оттуда казаки в темноту ночи. Умело глушат их, и у насыпи, уже связанных вояк складывают отдыхать. Когда со всеми любопытными солдатами было покончено, то принялись за не любопытных. Скоро и они были связаны и разложены, как ненужные вещи, по разным местам отдыхать. Всё обошлось на редкость тихо, для такой грандиозной по своему размаху операции. Василий и Алексей, открыли купе командира бронепоезда. И он сам уже предстал перед их очами. - Спокойно! – предупредил его Шохирев, наставляя ствол своей короткой винтовки на американца. У него уже и тени сомнения не было, что это именно так, а не иначе. - Я есть американец! – зарычал на них хорошо выпивший мужчина, в белой рубашке, и без кителя. Всё что могло падать, то было рассыпано по его каюте. И по столику размазана нехитрая закуска, в розливах дорогого коньяка. Здесь же валялись, почти пустая бутылка с питьём, и рюмка с вилкой. Хотел он до своего кольта добраться, но это у него очень плохо получалось. Пьян он был, да ещё и крепко ударился при падении. - Не советую этого делать! – предупредил его Василий. А то много дырок в теле понаделаю, ветерком сквозить будет. А их, как известно, тряпками не заткнёшь. - Я есть Генри Страх! Майор американской армии! И все вы будете отвечать, за захват бронепоезда, и солдат американской армии. - А я Василий Шохирев, командир взвода казаков - разведчиков! - И вас господин Страх, я арестовываю, до выяснения всех подробностей, вашего появления, на железной дороге. Можно просто вас расстрелять, вместе с вашей командой, и свалить всё на хунхузов. Но это никогда не поздно сделать. Поэтому, господин Генри Страх, ведите себя благоразумно. - Вы хорошо поняли меня? - О, е-с! Е-с! - Скоро всю остальную команду, самоходом загрузили на бронепоезд, и двинулись тихим ходом, к своим казакам. Послали верхового вестового, предупредить Бодрова о захваченном американском бронепоезде, во избежание нежелательного недоразумения. - Ты Алексей, сам лично будешь охранять этого совсем не страшного господина Страха: особенно сейчас. Своей головой за него отвечаешь, как понял меня? Что же тут не понятного Василий! - Да он от меня и сам не уйдёт. Я ему такой комфорт, здесь создам, что ему война с нами раем покажется! Махнул рукой командир разведчиков. Вечно ты Федоркин, что-нибудь да отчебучишь. Война для тебя, что мама родная. Вроде, как поповской козе чужой огород. Махнул рукой на них Шохирев и двинулся, разбираться с остальными делами, а их свалилось на Василия великое множество. С рассветом бронепоезд был в расположении наших войск. Смотрит Лука Васильевич, а Федоркин уже в майорском мундире, и с кольтом Страха поигрывает А у того и уши подозрительно отвисли, и большой нос болезненно припухший А на командирском столе, две пустых бутылки из-под коньяка разместились по разным его углам, среди прочей богатой закуски. И разбросанных по столу множества обтрёпанных игральных карт. Им очень весело было смотреть со стороны, на эту странную компанию: русского казака, и американского майора. Так поразительно быстро обнаружившие в себе, очень похожие черты характера. Похоже, было, что сейчас, их родственные души, тут за столиком, и встретились после долгой разлуки. И всё было бы так, если бы их в своё время не разделял океан. А сейчас они оба находятся на войне. И к тому же в бронепоезде. Поэтому о каком-то родстве между ними, и речи не могло вестись. - Верни кольт хозяину, они наши союзники! – распорядился Бодров. - Никак не могу атаман, карточный долг дело святое. И обязывает меня с честью его соблюдать. И мой друг Генри тоже придерживается этого мнения. Видите, что он, даже очень не против этого, если я его кольт поношу чуть-чуть. - И его мундир тоже? – смеётся Лука. - О, е-с! – вторит ему голубоглазый и белобрысый американец, командир бронепоезда. Алексей очень хороший русский парень! Ты бил картами, американца: по носу, и по ушам, и изуродовал их? – смеётся Бодров. - О, е-с! – защищает своего нового друга американец. Алёша много бил меня, а я очень мало, всего один раз. Но он мой хороший друг, и до конца счёта никогда не бил меня, в покере, и много раз прощает! Алексей очень хороший казак, и совсем не похож на страшного зверя, как у нас говорят о русских казаках. То есть, о вас: в нашей богатой и могучей Америке. И я очень прошу вас, его не наказывать. - Да! Интересная картина вырисовывается, - изумляется Лука. И что делать с вами картёжниками я не знаю. Угощай всю команду вином, и не мешайте нам играть дальше. Это ваше, гиблое для начальников дело, для нас и выеденного яйца не стоит. Мы его с моим лучшим другом Генри, очень быстро обтяпаем. Сюда много коньяка надо, и несколько колод карт доставить, и главное, чтобы нам никто не мешал. И совсем скоро, мы с Генри, на этот серьёзный бронепоезд играть будем. - Конечно, атаман, если всё это дело хорошо оформить. То мы и без всякого конфликта с союзниками, этот бронепоезд себе заберём. И если, всё так, и дальше пойдёт, как сейчас, и вся игра сложится. И вина нам вдоволь хватит. То тогда конечно, этот политический вопрос будет очень быстро решён! - О, е-с! – вторит ему довольный американец. Алексей много хочет, но, как говорится у вас: получит хороший кукиш! И такую, огромную дулю, из трёх пальцев закрутил Федоркину под нос, что все, кто видел эту весёлую картину, полегли от смеха, на бронированный пол вагона, как трава на покосе. Мой дедушка русский был, и он таких болтунов, как ты Алексей, которые много говорят, совсем раздевал в карты и под стол загонял, и там кукарекать заставлял. Из родной Одессы он был, мой дедушка: грузчиком в порту работал. И папа тоже родом из Одессы. Ох, уж, эта Одесса-мама! - Ну, это мы ещё посмотрим, кто под стол полезет, и кукарекать там будет. Здесь у нас, всё другой коленкор, не как в Америке, и как в Одессе. И придётся тебе господин Генри Страх, и дальше раздеваться. Поняли казаки, что самое главное сражение тут только начинается. Правда, что оно карточное, но от этого значимости своей не теряло. - Всё как на войне! Глядишь и Федоркин наш, по простоте своей душевной, потому что он всегда был, без царя в голове, и вдруг, бронепоезд выиграет. Вот это Федоркин, наш Алёша, куда замахнулся? Снабдили их там казаки, в каюте командира, всем необходимым товаром. И даже ночные вазы, по такому случаю предусмотрели. Хоть и не хрустальные они, но и им нашлось место в военном бронепоезде: есть куда нужду справить. Чтобы азартные игроки зазря от игры не отрывались, и далеко по нужде не бегали. А всё там по всей своей необходимости: тут же на месте и справляли. И этим освободили игроков, от всяких взаимных подозрений: вся игра под строгим контролем велась. Освободили казаки разоруженных, солдат американцев от верёвок, и тоже снабдили их вином. Благо, что его на бронепоездев избытке было. И больше всего это походило на то, что американцы не на войну собирались, а на знатный пикник ехали. И потому, им героям, вовсе не до войны было. А что бы, скучно им не было, то и им тоже, разрешили перекинуться в карты. Но кто же мог предвидеть, что и наши казаки не останутся равнодушными, к этим картёжным баталиям. И скоро произошло, то, что и должно было произойти. Никак, не выдерживают американцы, ударов картами: от руки наших казаков. То у них уши в трубочку заворачиваются, то носом кровь хлещет. Закалённый народ наши кавалеристы, ничего не скажешь, но тут: всё законно! Это тебе не шуточка сабелькой целый день на войне помахать. А дома, в поле на сенокосе, с утра до вечера косой траву охаживать, вот и набили себе руку казаки. - И пришлось атаману запретить эту экзекуцию над американскими героями, иначе этот картёжный товарищеский матч и не назовёшь. Проигрывают тут американцы нашим казакам, и это прекрасно видно, даже невооружённым глазом. Но и американцы сами быстро докумекали своими заморскими головами, что тут им реванша над казаками, никак не взять. И, тут же, в дело ходко пошла игра на личные вещи американцев, и их оружие. Везде всё это проходило, и во все века, всегда безболезненно, и не со смертельным исходом. Разве, что случалось смерть, в редких исключительных случаях. И ими, до сих пор, малых детей пугают. А не взрослых добропорядочных людей. Понял Лука Бодров, что в его рядах анархия зарождается, и тут же, с ходу укореняется. Странное дело, и в природе так не придумаешь, такого сорняка, так быстро вывести. Всех проигравших казаков, плетью буду, сам лично пороть: этой рукой. От всей души таких гостинцев всыплю, что потом, и на коня верхом не сядете. Так и будите в поле, со спущенными штанами, как вороны: все, до ветра сидеть, охлаждать свои сёдла. Но и это строгое напутствие атамана, не испугало казаков: игра продолжалась. Действительно было, что глазом невидимая анархия, как смертельный вирус, успешно укореняется в их рядах. И множится, как вошь, а может и того больше. Но казакам, как ни странно всё это нравится. - Любо батька! Любо! Кричат казаки, и сами же, не отрываясь от игры, режутся в карты с американцами. К полдню эта игра достигла своей апогеи, и только к вечеру стала затухать: сама собой, как огонь без ветра. Утром всё было закончено: весь этот тряпочный базар, или одесская барахолка. Без всяких там споров, и претензий со стороны иностранцев, и казаков. - Похоже, что состоялось, полное, и обоюдное согласие, обеих сторон. При разделе своего личного имущества, по системе, это все было наше. Теперь казаки были очень весело разодеты: совсем, как затейники петухи, на весеннем сходе, в своём цветастом и ярком одеянии. Только неизвестным оставалось, из какого военного гардеробчика вся эта одежда ими была позаимствована. Вначале американцы, были очень экзотично разодеты: вроде, дивных заморских попугайчиков, при всём своём ярком и невиданном казакам маскараде. Но теперь, всё бестолково перепуталось: всё, как в нашем обычном курятнике. И даже, того хуже стало: оставалось неизвестным, как эти птички-попугайчики, туда попали, в эти неродные и дикие для них условия. Вот так и случился незапланированный маскарад, двух великих наций и необычных народов. И что ещё оставалось очень странным, всё это случилось, на не шуточной войне. Вряд ли, хоть один из военных модельеров, мог такое придумать: такой военный костюм. Наверно, ему и во сне такое диво присниться не могло. Но здесь всё просто решалось, и без всяких там недоразумений: ты проиграл в карты, и прощайся с вещью. С оружием было намного построже, но и здесь не без перекосов. Не мог казак проиграть своё оружие в карты. Для казака, это деяние: считалось тяжёлым грехом, величайшим по своей сути. Так же, как и пропить оружие. История казачества не знала таких позорных примеров. Недаром, что гербовой печатью, у донских казаков был голый казак, восседающий на винной бочке. Но, при всём своём казацком оружии, прямо на его голое пузо навешанном. При сабле, и пистолетах: они для него были святы. Снял Лука Васильевич, со своей седеющей головы казацкую папаху, и перекрестился. - Ну, и дожился я до дивных времён. Прямо, кому скажешь про весь этот маскарад, то и не поверят мне люди добрые. Подраздели мои хлопцы американцев! Но, тут его дальнейшие размышления прервал, пьяный возглас Федоркина, выползающего из дверей бронепоезда на грешную землю. Но и эта, норовистая твердь, всё пыталась ускользнуть от него. - Он по-прежнему, оставался в расстегнутом френче Страха, при его кольте, заткнутом за пояс широких казацких галифе. Теперь наш бронепоезд, атаман! Наш он! Мировой военный конфликт, улажен был мной: и мирным путём. И тут же, он растянулся, прямо на рельсах отдыхать. Видно, что и его запас физических сил, был окончательно исчерпан. Рядом с ним валялась бумага, с разными красочными вензелями, и гербовой американской печатью. И в низу листа красивой, и витиеватой росписью командира бронепоезда Генри Страха. Которая подтверждала законность, данного исторического документа: иначе его не назовёшь. - Американский бронепоезд, передан мной В вечное пользование русским казакам, и Конкретно атаману В счёт погашения моего карточного долга. Прошу, эту сделку века считать законной, И не противоречащей требованиям Союза. Командир бронепоезда: Генри Страх. Прочитал эту бумагу Лука Бодров и начал смеяться, всё его зло, что накопилось за эти суматошные последние дни, как рукой сняло - Вот это документ! С таким паспортом, хоть в Америку езжай, и ещё бронепоезд, со всем вооружением, в карты выигрывай. Отнесите этого героя на сено, пусть отоспится вволю на свежем воздухе. Столько пить вина, и пожарной лошади не под силу. Силён хлопец, ничего не скажешь, но дело сделал на совесть: хоть героя ему давай. Генрих Страх спал за своим столиком непробудным сном, теперь его и с пушки не разбудишь, хоть над ухом стреляй. Убрать купе от пустых бутылок, и ночных ваз. А то от такого стойкого духа и лошадь с ног свалится, не то, что человек. Как здесь они только выжили, в этом отстойнике, их за одно это наградить надо: ну, и дела? А через несколько часов приносится, на взмыленной лошади американский вестовой. И как ни в чём не бывало, ищет командира бронепоезда Генри Страха. И, похоже, что его ничего не смущает: удивительно? Не трогают его наши казаки, так как тот никакой агрессии к ним не выказывает. Тем более, что его товарищи по оружию, по-своему, ему что-то упорно втолковывают. И Луке интересно, чем же вся эта комедия закончится. Пошушукались они так, на своём консилиуме, высоких солдатских умов. И как оказалось, что только вестовой там, один из всех, пока что, по форме одетый. Но наверно, и это недоразумение, оставалось делом времени. Так же, как и его мышление, которое его товарищи быстро направили в нужное русло. Чётким строевым шагом американец подошёл к Бодрову. - Вы есть наш, новый командир! Я вас очень уважаю мистер Бодров, не меньше, чем нашего Генри Страха! Для нас, солдат, он святой человек, и я его никак не подведу. Так же, как и вас. Вам есть пакет из штаба. - Что там написано? – как ни в чём не бывало, спросил его Бодров, хотя ему очень трудно было так держаться. - Всего через несколько часов надо атаковать хунхузов в этой точке. И указал на карте место скопления бандитов. Боеприпасов не жалеть, приказ из штаба. - Доложите в свой штаб, что хунхузы будут уничтожены, - успокоил его Бодров. - Вашими силами, и нашими стараниями: и в наших это интересах. Ускакал вестовой, как ни в чём не бывало. - Поделили американцев на два экипажа, и на два бронепоезда: «Чингиз Хан» 1, и «Чингиз – Хан» 2. И русских казаков так же, хотя они уже и сами давно перезнакомились с иностранцами: кто по какой специальности работает. Первый бронепоезд ушёл наши тылы охранять, а второй вперед на хунхузов подался. Лупят американцы по указанной цели из пушки, снарядов нисколько не жалеют. И из пулемётов траву выкашивают, как в палисаднике. Интересная это машинка для русских казаков, нам ещё не ведомая. - Удивляются наши казаки, что так зазря боеприпасы расходуются. Привыкли они, что каждый выстрел, должен быть строго прицельным А американцам до этого дела нет, ведь сказано в приказе, что боеприпасов жалеть не надо. Недостоин того, какой-то, сопливый хунхуз, чтобы хоть один наш солдат здесь погиб: в их тухлом болоте. - Нас дома ждут, живыми и здоровыми. И мы не можем: их подводить и здесь погибнуть. Что тут сказать американцам, не дожили мы ещё до того уровня, что бы так мыслить. У нас воевать, так воевать, и про маму некогда вспомнить. Страху этот бронепоезд нагнал на врага. Такой мощи огня никто здесь ещё не видел. Стали его бояться и хунхузы, и маньчжурские солдаты, и прочие союзники. Которым тоже не безразлично было, кто же хозяин на «железке». Но по всем параметрам выходило, что русские, сумели свои владения защитить. И не только защитить, но и усилить здесь свое влияние. И уважать себя они тоже заставили, хотя это многим союзникам было, как кость в горле. - Надо пополнить наш боезапас, - говорит лейтенант Старк, атаману Бодрову. - Сегодня надо это сделать на нашей базе. Там уже всё готово для погрузки, и рабочие тоже готовы работать. Удивился Бодров - Вы мне предлагаете вести бронепоезд на дозаправку в вашу базу, и не иначе? - Точно так господин атаман. - Вот задача, Выиграли этот бронепоезд в карты, а теперь сами не знаем, что с ним делать. - Не волнуйтесь, всё будет нормально, господин атаман. Американцы очень уважают вас, как командир, как политик. Вы есть локомотив дружбы между нашими странами. - Слушает его Лука, и не понимает лейтенанта. Как у вас просто, и обычно. - Дела! А дальше было ещё интересней, и окончательно всё запутало: всё представление и о войне и о долге, и о товариществе. Решили казаки ехать на эту американскую базу, ведь не бросать же такую вещь, как бронепоезд на свалку. Не было у наших войск, ни таких снарядов, к их орудиям, ни патронов к их пулемётам. И туалетной бумаги не было, не говоря уже про вино, и сигареты. С сигарами были у казаков натянутые отношения. Любили казаки свой домашний самосад, от которого американцы синели. - После одной затяжки дымом, они сразу нашу Москву видели, и горько плакали. Настолько продирала их внутренности наша лечебная табакотерапия. Сигареты у нас считались баловством, разве что пофасонить, друг перед другом, не иначе. - Капитан Сэм Гульдин, - представился белобрысый, бравый американский офицер Бодрову. Начальник снабжения, американской части. - Разрешите посмотреть ваши документы. Трудная ситуация, ничего не скажешь, ведь их поровну там, в бронепоезде: и русских и американцев. И не враги они вовсе. И вдруг, сейчас им всем воевать придётся. Наши казаки, сразу припали к пулемётам, и за свои винтовки взялись. А американцы улыбаются, как ни в чём не бывало. Для них это игра не более: и война тоже. - Смелее! – подтолкнул атамана лейтенант Старк И Лука Васильевич, подаёт офицеру бумагу, от Генри Страха, что этот бронепоезд проигран им в карты. Как у нас всё это называется: Филькина грамота. - Вы есть Чингиз Хан Бодров? – теперь изумился капитан Сэм Гульдин. И глаза его засияли от неподдельного счастья. Очень рад с вами познакомиться, вы герой всей этой войны. О вас очень много везде говорят на всех уровнях: от генерала, до наших солдат. И как бы, между прочим, попросил. - Моему другу Генри Страху, привет от меня, пожалуйста, передайте. И ещё посоветуйте, ему много не заливать вина, за ворот галстука. Его шутки настолько бессмысленны, что он либо мудрец, либо дурак. Теперь всё наше командование решает, что делать с его подарком. И главное чтобы не потерять престиж Америки, её лицо. Можете ему передать, что он герой у нас стал, и вы тоже, Лука Васильевич. Началась погрузка боеприпасов в бронепоезд, провианта, и угля для паровоза. Быстро снуют маньчжуры с грузом. Семь потом с их тел сходит. Хотели наши казаки им помочь в этом деле. Но американцы, сразу же пресекли эту нашу затею. - Третий сорт они, рабы, пусть работают. Они сами себя делят так, и не наше это дело туда вмешиваться. Всё будет сделано в срок, и даже раньше, а пока, вы разрешите своему экипажу отдохнуть от бранных дел. Столики были накрыты официантками прямо здесь у перрона. Сидят за ними наши казаки с американскими друзьями, и цедят вино, а фруктами закусывают. Когда они ещё могли мечтать о таком комфорте. Американцы вовсю веселятся, над нашими казаками потешаются. - Что же вы русские герои так от жизни отстали. Здесь, и официантку можно к себе прислонить. И ниже талии погладить. Хоть беленькую красавицу, хоть чёрненькую, а можно и маньчжурочку, или въетнамочку. Они на работе находятся, и должны наших солдат всячески ублажать. Поэтому скандала не будет никакого: здесь всё для отдыха создано. - За отдельным столиком, восседают господа офицеры, вместе с Бодровым. Кое-кто из американцев, совсем уже расчувствовался, и ноги свои, на стол положил. Тут же и красавицы норовят на колени присесть. И даже американский корреспондент появился, и защёлкал своим фотоаппаратом. - Это всё для истории господа! Чтобы не забыли люди, как мы воевали здесь, вместе с русскими казаками, против всякого сброда. Весь земной шар очищали от всякой заразы: себя не жалея. Когда погрузка была закончена, то капитан Старк, с весёлой иронией передал Бодрову, пакетик туалетной бумаги. Пожалуйста, передайте её от меня, моему другу Генри, и скажите, что скоро она ему очень пригодится. Наколбасил он здесь дел. - Если, что я ему, для его тощего зада, и газету передам. Для лучшего друга ничего не жалко. Посмеялись они вволю, и как бы ненароком атаман говорит американцу. - У нас проблемы с боеприпасами, для другого нашего, самодельного бронепоезда. Нельзя ли и его укомплектовать снарядами, патронами, и если можно довооружить парой, ваших пулемётов. - Нет проблем! – говорит ему улыбчивый Сэм Гульдин. - Заполните заявку, вот вам готовый бланк. Проставьте там, калибр снарядов и патронов. И прописью поставьте количество пулемётов. Я думаю, что для серьёзного дела вам надо хотя бы четыре пулемёта. Подпишитесь: «атаман Чингиз хан Бодров» и этого будет достаточно. Сделал всё, как надо атаман, и ударили они с Сэмом по рукам. Вроде бы всё шутя у них получилось. А через неделю прилетает опять вестовой из штаба, на взмыленной лошади к атаману. - Господин атаман, ваша заявка выполнена полностью. И ваш самодельный бронепоезд надо, на профилактику к нам на базу ставить, для перевооружения, и мелкого ремонта. По плану вся эта работа на три дня потянет, не больше. Отер Лука папахой свой широкий лоб от появившегося холодного пота: испарины. - Ну, дела! - Вам, что очень плохо, господин атаман? – испугался вестовой. - Нет, ничего: всё нормально! – быстро пришёл в себя атаман. Но другая весть, чуть не добила его, своей грандиозной нелепостью, и размахом. - Господина Генри Страха, переводят от вас в штаб, и награждают его орденом Дружбы Народов, с присвоением ему очередного звания майора. Все казаки пребывали в шоке. Только сам Генри Страх, и его лучший друг Алёша Федоркин, были снова на высоте. - Нельзя в человеке, мысль убивать, она как птица простора желает. И только карты ей этот простор дают, и дерзать учат. Запретил им под страхом смерти атаман играть в карты. Боясь, что натренируется Генри, и снова они перепишут бронепоезд на американцев. Их просто не трогали, и ни в чём им не мешали, о них забыли, и те жили сами по себе. И даже складывалось впечатление, что война для них уже давно закончилась. Ели они сытно, пили вдоволь, и потом, лениво отдыхая: просвещали себя в политике. Но и тут, они как-то ухитрялись проводить свои товарищеские матчи в карты. Но когда всё это случалось, было покрыто мраком. - Ты сильный и думающий игрок Алексей. И в Америке ты обязательно, был бы богатым человеком. Но Генри Страх, тебе не по зубам. Матч века продолжается, и я снова свободен для творчества. И я тебе клянусь Алексей, что я тебя в наш штаб заберу. Там у нас будет много интересных встреч. -Они все, мои товарищи, теперь после тренировок с тобой, мне не соперники. Вот увидишь друг: быть мне генералом, если раньше шальная пуля не хлопнет. А тебя я сделаю своим адъютантом, Алексей. Только китель мне верни, а остальное барахло, не обязательно. Снимает китель Страха, казак Федоркин со своих плеч, и передаёт американцу. - Хоть он и прижился на мне, но дружба дороже. Быть тебе Генри, мой дорогой друг обязательно генералом. С твоей мудрёной головой, ты и большего звания достоин. - И снова, едут атаман Бодров, и Генри Страх на свою базу к американцам, уже на двух бронепоездах. Американский бронепоезд ведёт Генри, как в последний пути свой корабль капитан. Он прощается, уже навсегда со своим детищем. И по этому поводу не смолкают там пушка и пулемёты. Всякая, хоть маломальская цель, движущаяся, или даже ползущая. Всё подвергается немедленному уничтожению, огнём и свинцом. И у Генри душа болит, ведь, человек он творческий. Не только картёжник, но и неплохой ещё художник. И тут у него талант имеется. Поэтому всё надо сделать, как можно ярче, чтобы каждый эпизод этого исторического прощания, был величественным и грандиозным по своей задумке. Тем более, что возможности американцев неисчерпаемы. А насчёт боезапаса, то этот вопрос уже давно решён: всё будет восстановлено на американской базе. Сэм Гульден ждёт их там, не дождётся. Все глаза интендант проглядел. И он хочет уважить, обоих героев: и своего старого друга Генри, и нового атамана Бодрова. Постарался товарищ на славу, тут ничего не скажешь. Грянул медью оркестр, лишь только показались два бронепоезда. И разрывалась от счастья медь пока не замер последний шатун в паровозе, и он не остановился. Построились смешанные экипажи двух бронепоездов. И поклонился им Генри Страх. Затем подошёл к своему бронированному паровозу, приложил к его броне свой цветастый платочек, и поцеловал его. И тут снова грянул туш герою, под восторженные крики военных двух стран. - Но и это не всё – кричит довольный Генри Страх. И он торжественно передаёт символический ключ от своего бронепоезда, уже знаменитому на всю Манчжурию, Чингиз Хану Бодрову. Тут уже все смешались, всем солдатам было не до строя. Он рассыпался, как будто его, никогда не существовало. Как весёлый дождик под ярким солнцем.- И казалось ликующим солдатам, в этот добрый миг, что никакой войны не бывает: веселись честной народ, на весёлом празднике. Чины собрались здесь немалые, даже консул американский приехал. И глупо было бы всё это празднество оставлять без охраны, война уже многому их научила. Посоветовавшись с Генри решили командиры. Второй экипаж нашего бронепоезда, который ещё не выпалил в воздух весь свой боезапас, поставить в охранение до следующего дня. Иначе не могло быть, на этой коварной войне: и не всё ведь, коту масленица. Но пока везло им, как никогда: все целы были и здоровы. Но могли случиться непредвиденные обстоятельства, ведь война всё же, не мать родная. И баловать их удачей, всегда не будет. Надо и самим поостеречься. Недовольно пороптали служивые, но, получив, в руки по бутылке хорошего вина успокоились. Теперь и этот каприз войны можно весело пережить: доживём до весёлого дня: завтра. Поехали офицеры и американский консул на машинах в местный ресторан. А там их уже с почётом встречают хозяева, как самых дорогих гостей. Тут же, и наш российский консул, и атаманы Лихов, Копчённый, с генералом Семихватовым. Сегодня все они почётные гости великого торжества, в честь союза России и Америки. - Никогда не был на таких приёмах и торжествах Лука Васильевич, и сразу растерялся. Но Генри Страх, был здесь, как рыбка в воде. - Пожалуй, что здесь не было ни одного чина, хоть мало-мальски себя уважающего, с кем, он не играл бы в карты. Это уже точно было, как счёт по ушам вести, в покере. Возможно, что Генри, и с самим консулом тоже играл, но сами они об этом не распространялись: зачем? Американский консул всех перечислял по их званиям, не забыл представить и знаменитого на всю Манчжурию атамана «Чингиз Хана» Бодрова. И никто из собравшихся здесь высоких чинов, не посмел даже ненароком бросить тень на сказанное представление сотника Бодрова. Всё это воспринималось с торжеством и лёгкой завистью: и не иначе. Смог же человек добиться такого почитания множества народа, и не одной нации, а многих, на этой дикой войне. Не всякому это дано, особенно простому казаку. Состоялось и присвоение звания майора Генри Страху. Конечно, тут не обошлось без иронии, все знали, что никудышный он был службист, но весельчак, повеса и неисправимый картежник. И как ни странно, все эти, казалось бы, порочащими его качества, на войне придавали ему особое уважение. Наверно, что-то было такое, в его характере, и поведении, что шло вразрез со всякой логикой, как и на всякой войне. И как ни странно это всеми ценилось. Наградили всех наших атаманов и генерала Семихватова орденами «За Дружбу Народов», что было весьма почётно. Такую международную награду, не всякий генерал мог заслужить, и особенно приятно было Луке Бодрову её принять из рук консула. - Служу Царю нашему, и Отечеству! Отметили так же, что бронепоезд «Чингиз Хан» 2, передаётся русским войскам, как подарок, от непобедимой и могучей Америки. Потому что именно русские, как никто другой поддерживают её интересы на Дальнем Востоке. И умеют они воевать, как никто другой: надёжней союзника нет! Русский консул Иванов Сергей Иванович, стройный и энергичный не по своим годам, подсел к Бодрову, и поздравил его со столь высокой наградой. От всей души поздравляю тебя, и желаю здоровья и счастья. И главное, остаться целым и здоровым в этой войне. Много переполоха наделало ваше письмо к самой императрице Цы Си. Поначалу она была в великом гневе на тебя, но потом всё это прошло. И она пожелала узнать кто ты такой, и что из себя представляешь. И она сказала, что очень хотела бы тебя увидеть, и поговорить с тобой. Очень негативно представлял тебя Фу То До, он при императрице вращается. И он является одним из руководителей Боксёрского восстания, против всех белых людей в Маньчжурии. Собственно, из-за этого и началась вся эта война. Не знал я, что он такая важная птица, а то бы он не ушёл от меня, тогда ещё в первые дни войны. Вот ведь, как в жизни бывает. И я хочу с ним встретиться, и сразиться. Не забыл я, как он ловко своим солдатам головы отделял: мастер своего дела - палач! Зато другой полковник, Люй Фэн, тебя очень хвалил, хотя ты его гарнизон разгромил. Он сказал, что ты благородный человек! Не сразу нашёлся, что ответить консулу Лука Васильевич. Скоро мы будем в на месте, там и решим, как нам всем жить дальше, и государствам тоже. - Мудреный ответ! – изумился Иванов. - Это большого ума стоит, наверное, целой палаты. Так ведь говорят о таких людях, как вы: ума палата! - Из какой Амурской станицы вы сами будете, Лука Бодров. - Из Бабстовской, Сергей Иванович. - Улыбнулся консул, все его зубы были белы, и красиво подогнаны друг к другу. Как говорится у казаков, крепкой кости был этот человек - Это ещё, когда цесаревич Николай Александрович, к вам в станицу приезжал, и награждал медалями, ваших лучших казаков. - Кстати там, в списках, тоже Бодров, кажется, Василий, фигурировал. - Отец это мой, Сергей Иванович, - приободрился Лука. - За дело он награду получил, честно служил Василий Бодров отчизне нашей. Живота своего не жалея Помолчали они ещё немного, и консул вернулся к своей прерванной мысли. Кажется, тогда и сложилось весёлое сказание про название вашей станицы. Якобы, Светлейший наследник, спрашивает казаков: - Чего вам станичники, для нормальной жизни на этих новых землях не хватает. Чем сможем мы, тем и поможем вам, служивым людям. - Баб сто, нам надо, ваше Сиятельство! Оттуда и пошло название станицы. Смеются все гости за столиком, тут уже все равны стали. - Был такой, на Амуре, полковник Бабст, командир казачьего батальона. Из высоких офицерских чинов он сам, но герой он каких мало было на Амуре. И, скорее всего, отсюда историческое название станицы, в честь этого героя. Но народ любит байки говорить, до такой степени, что потом они в истину превращаются. Так что и эта версия жива и здравствует поныне, как и сами казаки. Не долго продолжалось командование бронепоездом, потому что нашлось Луке Бодрову и его разведчикам другое дело. Нет тебе равных соперников дорогой ты наш Чингиз Хан Лука, в разведке и диверсиях. Людей ты таких подготовил, что один твой казак, десяти, а может сотни солдат стоит. Трудно это сразу определить, но в бою им равных нет. Поэтому, у тебя теперь, другие не менее важные задачи будут, чем на бронепоезде ездить. Там ты уже навёл порядок. Но есть задачи, которые только ты и сможешь решить так, чтобы сохранить казацкие жизни, и поставленную задачу командования выполнить. Ты у нас один такой, и нет тебе в этом деле равных стратегов. Смотрит генерал Семихватов, на казака, и чувствуется искренность его слов, его душевность. За, это качество его души, и уважали его одинаково, что казаки, что солдаты. - Родина у нас одна, и никто кроме нас, её не защитит. И поэтому делить нам нечего, а прятаться мы не привыкли. Мы русские люди. Вот так, звучали его любимые слова. Так и продолжалась эта война в Китае, где на коне, где на ногах, а где и на тощем пузе. И все по маньчжурской нищей стороне она со смертью проходила. Так и до их столицы добрались наши доблестные казаки. Тут, сразу же, активизировались многочисленные наши союзники. Все они: тут, как тут: раз такой огромный лакомый кусок, хорошо виден стал.- И сразу же, всем им захотелось, оттуда, больше кус отхватить. А возможно, что и два, и три, если по зубам не дадут другие, не менее прыткие товарищи. Но сначала надо было освободить столицу Маньчжурии, от разномастных военных группировок. И, восставшие не собирались так просто сдавать ее, был среди них, патриотизм и немалый. Не один раз брал Пекин исторический Чингиз Хан, и уничтожал там всё, что можно было уничтожить. Хотя и защищён город был прекрасно, толстыми неприступными стенами. И людей там с избытком было. Но всегда губила защитников, их излишняя самоуверенность в неприступности своих стен. И ещё, уверенность их была, в мощи своего нового камнемётного оружия. А так же, невиданной силы огня, которую маньчжуры с успехом применяли, против, как казалось им, диких монголов. Но только злее становился Чингиз Хан от их непокорности, и всё больше потом лютовал в уже захваченном городе. Не спасла Маньчжурию, и знаменитая Великая стена, которая должна была защитить страну от злых врагов из степи. Великий монгол не стал её брать штурмом, а успешно пустил свои конные орды в обход стены. Чем всех маньчжурских стратегов несказнно удивил. А именно: своей дикой и хищной простотой мышления, и решения, порой неразрешимых для всех задач. И при всём этом, скрытой, особой остротой, глубины мышления. И ещё: своей быстрой реакцией, так красиво сочетающейся с упорством и выдержкой. Потратил он чуть больше времени, зато сохранил все свои силы для основного удара, по живым силам противника. А не по их каменным трущобам, где он, несомненно, увяз бы и в конечном итоге погиб.- Таким образом, великий полководец, навечно развеял, вечный миф о неприступности Великой стены. И самого великого Пекина. И потому всегда поставляла ему покорённая Маньчжурия в избытке своих воинов, и простых рабов. А так же новое, различных видов оружие, в том числе и огненное. Преуспели они в этом деле, тут ничего не скажешь. Ведь, маньчжурам не было равных в мире, по изготовлению различных фейерверков, и если можно так сказать, то в том числе и военных. Хотя всё это и странно звучит. Но уже тогда им было под силу, шутя сжечь любой осаждённый, многотысячный город врага: дотла. И устроить невиданный фейерверк, с размахом во всё небо. В Маньчжурии в избытке, находились для этого: и подготовленные люди, и технические средства. Чем и не замедлил тогда воспользоваться Великий Чингиз Хан. И вот снова придвинулись «дикие орды», теперь уже казаков к Пекину. Похоже, что в истории всё повторяется и все её кошмарные ужасы тоже. Даже, как призрак давно умершего Чингиз Хана, и его новое пришествие. Не стали русские войска штурмовать укреплённый Пекин: дорого обошлась бы эта вся затея нашим солдатам и казакам. И что самое страшное: большой кровью. Сунулись, было и наши союзники туда, но маньчжуры столько солдат их там положили, что у них сразу же пропала охота туда лезть первыми. В этот гиблый, для них, каменный мешок, хотя приманка того стоила. На их общем совете, решено было это почётное право предоставить русским войскам. А сами союзники, потом уже, поддержат их начатое наступление. Как говорится у русских, дорога будет ложка к обеду. Вот так и получается, что испоганили они весь смысл русской пословицы, но сами при всём этом, остались чистыми. Предложил тогда Лука Бодров, нашим атаманам и генералам. Не лезть в город со своей конницей, в этот каменный мешок. А скорее перекрыть оттуда, все ходы-выходы, да понадёжней. И терпеливо ждать, пока там начнёт иссякать провиант, и среди жителей города начнётся голодный ропот. Вот тогда, и возникнет открытое недовольство властями, и самой императрицей, что для неё, пострашнее всякого штурма будет. Ведь там, в городе, столько различных партий и течений обитает, что они не замедлят этим воспользоваться, что бы сместить её с престола. И снова может вспыхнуть новое восстание в Китае, теперь уже против своего правительства, и конкретно против самой императрицы Цы Си. - А что бы, ускорить весь этот процесс, и не давать маньчжурам покоя: мы всё это ускорим, ночными вылазками и диверсиями. И я думаю, что город будет нам сдан раньше, чем начнётся там новое восстание. И по возможности подключить к этой тактике союзников. Ты голова Лука Васильевич, значит, тебе и действовать, решили командиры, как говорится: тебе и карты в руки. Немедленно были созданы многочисленные диверсионные группы из Амурских и Забайкальских казаков. Которые могли, и имели такой опыт работы, и действовали независимо друг от друга. И особенно в ночных условиях. Ядром этого летучего отряда, оставалась сотня Бодрова. Которая, только этим делом диверсий и разведки, и занималась, всю эту войну. - Теперь не стало покоя жителям Пекина, ни днём, ни ночью. Горели их склады с провизией, артиллерийские склады, и всё, что могло гореть. И так продолжалось изо дня в день, и уже задыхался город. Невиданный ужас охватывал столицу, что гигантский осьминог своими щупальцами. Никогда прежде не видели жители города кого-либо из Забайкальских казаков. Черны они были и скуласты, совсем, как монголы Чингиз Хана. Потому, что предки этих казаков когда-то, всё Забайкалье завоевали родную вотчину Великого воителя. Перемешались там русские казаки, с местными народами монгольского типа. И стали казаки, сами мало похожими на русских. Их так и звали теперь, сами же казаки гуранами, как и раньше, называли их предков Забайкальцев. Хотя справедливости ради отметить. Что и среди Амурских казаков, таких гуранов было немало, чёрных, как головешки. Потому, что и на Амур, тоже первыми пришли Забайкальские казаки, и поселились там. От них и пошли Амурские казаки. И вот, видят маньчжуры сквозь сон такую страшную, и окровавленную, монгольскую рожу, да ещё с ножом в руке, и ужас охватывает их души. Сам Чингиз Хан, к ним в гости с окровавленным ножом приходил, по их душу старался. Вот такой он! И стала, эта молва разрастаться до великого ужаса, который цепко, как живой спрут, охватил весь город. Через неделю в городе начали заканчиваться продукты, и начались серьёзные волнения. Не хотели горожане войны, и не хотели в ней зря гибнуть, да ещё голодной смертью. А через пару недель, активной диверсионной войны, в осаждённом городе началась паника. Перестрелка между группировками не смолкала ни на минуту. И правительственные войска вынуждены были сконцентрировать многие свои силы на охране Императорского дворца. Но накал страстей всё нарастал, как в бушующем вулкане энергия, и взрыв народного недовольства должен был грянуть с минуту на минуту. И он грянул, как страшный гром, против своего правительства. Правительственные войска были деморализованы. Казаки ждали этого момента во всеоружии. И, как только настал этот момент, конные лавины в утреннем полумраке устремились в заранее подготовленные проходы в город. Теперь, им был не страшен, этот каменный мешок-ловушка, для их быстрой конницы. Эти демоны-казаки проносились, с гиканьем: и парализующим волю ещё сонных горожан разбойничьим свистом. По всем его улицам, из одного конца города в другой. И даже стоя в своих сёдлах. Среди незатухающих пожаров в городе, они метались, как слуги ужаса, в отблесках ликующего пламени. С лучами восходящего солнца казаки освободили дворец императрицы, от разного людского сброда. Упорно жаждущих смерти своей императрице, как виновнице всех их бед и страданий. Но были здесь и зачинщики, которые сейчас постарались остаться в тени. Первым кого увидела Императрица Цы Си, был её избавитель от явной смерти, Чингиз Хан Бодров. Без такой приставки к фамилии, всё это, её удивительное спасения, не стоило бы выеденного куриного яйца. Как он обещал, так и сделал. Теперь он в Пекине, и ни одно его слово не разошлось с делом. Не меньше его была изумлена и императрица. - Вы и есть тот самый Бодров, я очень много о вас была ещё раньше наслышана. И тут, Лука замечает в её напуганной свите Фу То До. - Наверно, от этого коварного полковника, по которому уже давно петля плачет. - И от него тоже, - парировала атаману, оправившаяся от испуга императрица. - Я даже слышала, что вы обещали его вызвать на поединок, и убить там. Только зря вы так, господин Бодров, это лучший боец в Китае. И вам может стоить, этот вызов, вашей доблестной жизни. - Мне ничего не стоит всё уладить мирным путём, и Фу То До, попросит у вас прощения, если не умрёт раньше. Императрица, всегда представляла себе, именно таким Бодрова: красивым, благородным и бесшабашным, не боящёгося, никого на свете. И даже своего лучшего мастера, учителя целой школы искусных бойцов, наивысшего класса. - Нет! В любом случае наш поединок состоится, возразил атаман. - Всегда рад вам услужить! – рассмеялся полковник. Он не был напуган, и был очень уверен в себе, и в своём превосходстве над казаком-самозванцем. - Я очень устала от всего пережитого ужаса, этой страшной ночи, и ещё более безумного утра. Мне надо отдохнуть немного и оправиться от полученного потрясения, ведь я уже не молодая девица. Сегодня, все государственные дела будут вести мои секретари, и генералы. А завтра с утра я буду сама решать вопрос о выходе Маньчжурии из этой бесславной для него войны. - Так и передайте своим начальникам, уважаемый Чингиз Хан. Не надо было Маньчжурии воевать с русскими. Вы правы были в своём письме, что нам, двум великим державам надо всегда жить в мире. - И ещё одна просьба к вам, обеспечьте меня своей надежной охраной из ваших казаков. Это моя единственная просьба, потому, что своим телохранителям я уже не могу доверять. - И вот этот символический ключ от города я передаю вам русским, а не вашим никчемным союзникам. И именно вам его вручаю, потому что достойнее вас нет сейчас человека. На пост начальника вашей охраны, я могу порекомендовать вам Люй Фэна, я видел его в вашей свите. Он достойный человек, и очень честный: не подведёт вас. Императрица слабо улыбнулась, и удалилась на отдых. - Фу То До, будет у вас для связи со мной. Они очень хорошо говорили на русском языке, даже для многих русских людей хорошо, наверно много учились тому. Вскоре прибыли в императорский дворец, казачьи атаманы Лютов и Копчённый, с генералом Семихватовым. Вокруг дворца ещё шли уличные, мелкие бои, которые постепенно всё затихали, и отдалялись. Передал им Бодров символический ключ от города. И вкратце поведал о своём разговоре с императрицей. И ещё, о её просьбе, об усиленной охране дворца нашими казаками. Удивились ценному ключу наши военноначальники. - Ну, ты Лука, нас и здесь переплюнул, тебе уже целые города сдают.Вот и организовывай сам, охрану своей императрицы, как того ты сам желаешь. Опыт у тебя есть немалый. А мы, пока будем своих союзников встречать. Наверно, и они уже, сюда с оглядкой трусят. Весь дворец окружили казаки своей надёжной охраной. А покои императрицы, охраняла избранная сотня Бодрова. Полковнику Фу То До атаман запретил заходить к императрице, и вообще выселил его из дворца. - Завтра к обеду придёшь на прием к своей императрице: цела она будет, я за это ручаюсь. А пока уходи с глаз моих подальше, а то сам знаешь, как я к извергам отношусь. Передёрнулся полковник, но ничего не ответил Бодрову. - Посмотрим, как ты императрицу охранять будешь, размышлял полковник. Это тебе не пьяной сотней казаков руководить. С наступлением сумерек усилили охрану царицы. Возникали стычки с наемниками, пытающимися проникнуть в покои. Не зная уровня подготовки наших казаков, свои способности они знали отлично. Но не везло им сегодня, ломают их казаки, как сухой тростник и под ноги себе бросают. Корчатся убийцы в предсмертных судорогах, пачкают кровью дворцовые покои. Но желающих добраться до покоев императрицы не убывает. К утру несколько десятков убийц были обезврежены, и уничтожены, без всякой жалости. Лучшие из лучших, бойцов. Значимые люди, всего боксёрского восстания в Маньчжурии против белых завоевателей. Помрачнело лицо Императрицы, среди уничтоженных убийц многих она знала лично. Это были ученики Фу То До. Все они знатные мастера боевых единоборств, оттого и название боксёрское восстание, как окрестили его союзники. Вскоре появился и Фу То До, при виде убитых своих и чужих бойцов, ему действительно, чуть не стало плохо. И как он не старался, все свои чувства скрыть ему это плохо удавалось. И всё это вы сделали? – только и нашёлся, что спросить он Бодрова. Не один я старался, друзья помогли! Но это же, лучшие бойцы в Маньчжурии о и за ее пределами. Неужели ваши казаки лучше моих, лучших из лучших бойцов. Вы учёный человек Фу То До, и должны прекрасно знать, что история нашего государства, это бесконечные войны. А казаки, её капризные, но любимые дети, которых она только для своей славы растила. Поэтому, у такого народа не может не быть своих боевых приёмов, и целой их системы, как надо побеждать врага. Вы уже сами в этом убедились. - Вмешалась Императрица Цы Си, сегодня она уже держалась с достоинством, как и подобает Великой и Солнцеподобной. - Я очень огорчена твоим предательством, дорогой мой полковник. Но сейчас у меня нет даже людей, которые могли бы тебя наказать. Наверно и во всём Маньчжурии, тоже нет. Остаётся вся надежда, на Бодрова, теперь он самый преданный мне человек, как это не странно звучит: во всём моём несчастном государстве. Я назначаю ваш поединок, на утро завтрашнего дня, и не позже. Что бы твоя продажная душа, Фу То До успела с уходящей утренней росой, закатиться под бесславный урез твоей жизни. Может ей там лучше будет, обманывать там она уже точно, никого не сможет. Больше я ничего не могу сделать для тебя, мой «надёжный, и не подкупный» начальник охраны. Мне стыдно за тебя! И ты моей царской крови захотел? Но тут вмешался Лука Бодров, и у него была просьба к Императрице Цы Си. - В моём отряде есть священник Чёрный Никодим. Он прошёл всю эту войну вместе со всеми казаками: и всю войну воевал, как казак, и ещё, на своём поприще успевал проповедовать. Святой он человек, потому что никогда не искал лёгких путей в жизни. И других казаков, тому же учил их, своим доблестным примером. - Его отца Баху, коварно убили два, ваших тайных монаха. Они секретные убийцы наёмники: самые беспощадные убийцы, по своему назначению. Их здесь у вас целая школа есть, и как они говорят о себе: лучшая в мире. Баха тоже был учеником этой школы, но разочаровался в её людях, и её законах. Он в конечном итоге, после своих душевных колебаний, и долгих размышлений, принял нашу Христианскую веру. И уже самоотверженно, проповедовал свою новую веру, по всему побережью Амура, среди живущих там местных народов. Потому, что нашёл истинное, предназначении в этой жизни. Не может руководитель этой школы убийц, не принять вызов своего кровного должника. Тут вся честь его школы, и её славы задета. Вышел из рядов казаков и сам Никодим Чёрный. Одет он был, как монах проповедник, с крестом и при казацком оружии. Он с достоинством поклонился Императрице, Цы Си. И задержался на миг, с уважением к её Высочайшей Особе, в почтенном поклоне. - Я прошу Ваше Величество, не отказывать мне в моей просьбе, это дело принципа. Теперь я уже нахожусь у цели, к которой шёл всю свою жизнь: отомстить за отца, его подлое убийство. - Фу То До, ты сможешь договориться о завтрашнем поединке этого проповедника, с начальником нашей таинственной школы убийц. - Да, ваша Светлость, завтра он будет здесь на поединке, это дело его чести и всей его школы. Они никогда не оставляют своих следов, не пачкают свою репутацию, а тут? Так, что можете не сомневаться, что он прибежит сюда, а не просто придёт - Теперь меня ждут государственные дела, и я покидаю вас господа. У моего многострадальной Маньчжурии, и у меня сегодня трудный день, надо подписать протокол, о нашем выходе из этой войны. Удалилась императрица по своим делам, и другие люди тоже стали потихоньку расходиться. На восходе солнца, как и было, обещано мятежному полковнику. На главной площади Пекина, собрались огромные толпы народа. Все они желали победы своим бойцам. - И маньчжуры тоже волновались за своих бойцов. Были здесь и наши доблестные союзники, которые тоже хотели себя показать в борьбе, и именно в боксе. Именно, в цивилизованном виде спорта, и конечно самом престижном для них. Спонтанно сходились бойцы, в рукопашном поединке, но ни один союзник не продержался и одной минуты в этом бою с маньчжурами. - Вся их хвалёная техника спорта, ничего не стоила, перед непонятной и дикой восточной техникой. И всё это радовало маньчжурских зрителей, которые, не стесняясь иностранцев, громкими торжественными восклицаниями изливали свои чувства бойцам. В сопровождении своей свиты появилась Императрица Цы Си, и на площади наступила полная тишина. Казалось, что сама природа замерла в ожидании слов повелительницы. - Фу То До, я вам представлять не буду, потому что вы все его хорошо знаете, вся наша страна. Знаете вы и другого бойца, это не менее знаменитый во всём Китае, Чингиз Хан Бодров. Личность очень сильная, как политик и воин, и непредсказуемая, как хищник в атаке. Притихла вся многотысячная площадь от такого представления, императрицы, и наступила жуткая тишина. Такая, что и полёт мухи можно было проследить, не сходя с места. - Неужели это тот самый злодей, и в тоже время, благородный герой: трагедия наших военных, и спаситель всей Маньчжурии. Не одну тысячу жизней он спас, стариков, женщин и детей. Он не воевал с ними, и они знали об этом. Но был жесток и беспощаден только к своим врагам, и это тоже ценилось здесь на Востоке. И, чувства горожан, невольно разделились. Не ожидали они так близко его увидеть, этого героя войны, да ещё со знаменитым маньчжурским бойцом в поединке. Фу То До предал меня, и он хотел моей смерти – сказала императрица. Теперь у него нет своей школы, все его бойцы полегли у моих покоев, так и не убив меня. Спас меня от неминуемой смерти, этот благородный человек, атаман, и его казаки. Только им я обязана тем, что сейчас стою перед вами живой и здоровой. Возглас удивления и невольного одобрения, нарастал в воздухе, пока не разразился громом оваций.- Ха,о Чингиз Хан! Хао! - Хорошо! – по-нашему. - Фу То До, осуждён мной, на смерть, - продолжила свою речь императрица. Я сказала уже себе, что он должен будет умереть раньше, чем роса испарится с растений. И я, как ни странно верю в победу русского казака. Но у них свои давние счёты, и это их честный поединок, и я на него никак не влияю. - И всё же я, как императрица, не желаю смерти, своему несостоявшемуся убийце. Я желаю почётной победы, атаману Бодрову. И маньчжурский народ замер, как мудрая осенняя листва, уже увенчанная золотом жизни перед первым снегом. Оттого притих народ, что всё это было так неожиданно. Она очень уважительно назвала по имени у русского казака. Совсем, как родного человека: такой почёт ему оказала! Бой начался, и без всяких проверок боевых возможностей друг друга. Ярость ослепляла разум бойцов, так они жаждали этой встречи, и наконец-то дождались её. И блистали их сабли, что молнии, на утреннем небе. Хотя ничего в природе не предвещало дождя, или другой обычной легкой драмы. Но эти странные люди по-своему распорядились радостным и чудесным утром. Они ждали большой крови, как хищники. А бойцы с яростью желали сокрушить ненавистного врага. Всё время опережал Лука Бодров маньчжура мастера высокого класса в любой его задумке. И это удивляло Фу То До, он никогда не встречал такой необычной техники боя, и несомненно это было незнакомое ему искусство. Он уже отчётливо понимал, что этот бой будет им проигран. И злость его искала выхода, потому что его противник был неуязвим, для его мысли и оружия. Я очень жалею сейчас, что тогда промахнулся, в горящем городе, когда стрелял в тебя. Тогда не было бы, этого позорного для меня боя. Это должно было случиться, и ты знал это. Но я готов тебе помочь, в том, что бы ты сам убедился, в совершенстве нашей, русской манере ведения боя, перед вашей очень артистичной восточной манерой. И неожиданно для всех Бодров, воткнул свою шашку в землю. Теперь я более доступен тебе, для убийства, ты можешь постараться это сделать. Замерла вся площадь в тягостном недоумении, неужели этот казак такой безумец, или не понимает он, что имеет дело с великим мастером. Ведь именно он, подбивал всех в городе, учеников различных школ, на восстание против иноземцев. Авторитет его мастерства непомерно высок не только среди горожан, но и среди, авторитетных людей города, и самой императрицы. Ожил Фу То До, и в его глазах, появилась, звериная искорка надежды на собственное спасение. Он яростно набросился на противника, и казалось, что от его меча вряд ли кто сможет спастись. Но Лука Бодров не только ловко уклонялся от оружия врага. Но в один удобный момент нанёс ему, тяжелый и сокрушительный удар в голову, своим мощным кулаком, как кувалдой. Тихо охнул маньчжурский боец, и мешком осел на землю. Вряд ли, что бы он смог что-то запомнить со всего происходящего с ним казуса Бросились поднимать, Фу То До, его поклонники: своего недавнего кумира. Но Алексей Федоркин их огорошил своей одной убийственной фразой - Можете зря не беспокоиться, господа! Лука Бодров одним ударом кулака быка с ног валит. - И что бы было зрителям наиболее понятно, приставил рога к своей голове и внятно произнёс: М-у-у! М-у-у! Затем казак закатил свои красивые глаза в мохнатых длинных ресницах, и артистично опустился на колени и показал, как далее будет падать бык на землю. Шорохом, среди всей тяжёлой тишины, пронеслось удивление народа, и также неожиданно всё стихло. - Он мёртв! – объявил слуга императрице. Та нисколько не огорчилась, как будто ничего тут дивного, и не произошло. Все школы боевых искусств, с сегодняшнего дня, я распускаю, как не оправдавшие надежд нашего народа. Я лишаю их всякой рекламы, и помещений. Пусть теперь они занимаются по подвалам и сараям, как они это делали раньше. Теперь очередь дошла да Никодима Чёрного, он так и оставался в своей монашеской одежде. Его соперник, всё время держался в тени, и лицо его всё время ускользало от чужих лишних взоров. Он также был одет как монах, и не торопился разоблачаться из своих одежд. Наконец-то они сошлись для выяснения своих личностей, и всей тяжести возложенных на них задач, прошедшим временем. По тайному знаку, которые знаем только мы монахи-демоны, я понял, что ты знаешь всю нашу логику поведения. - И, даже получается, что ты наш человек, ты им прекрасно пользуешься, этим тайным знаком. Но с другой стороны, ты только за одно это должен умереть. И дальше наставник, продолжил свою речь, уже совсем спокойно. - Я верю тебе, что ты сын ненавистного нам Бахи. Но именно поэтому ты удостоен, второй раз позорной смерти, как и твой отец, хотя тебе и одного раза достаточно. Докажи что ты начальник этой школы, а не простой монах? - спросил его Никодим. Тот отделился на какое-то время от земли, и приблизился, как бы паря в воздухе, к Никодиму. Такого совершенства не знал твой отец, и ты тоже этого не знаешь, и никто не знает. Таких, как я мастеров во всём Тибете несколько человек есть, не более. Улыбнулся ему Никодим, и взял у слуги кувшин с водой. - Так же воспарил он в воздухе, не касаясь земли, навстречу таинственному монаху незнакомцу. Затем протянул ему кувшин с водой в его руки. - Лей! Льётся вода из кувшина, на ладошки Никодима, и не стекает на землю, а облачком зависает в его руках. Поднял он это радужное, и невообразимое по своей красоте, играющее в лучах утреннего солнца, чудное облако над своей головой. И оно, это облако, величественно задвигалось, над ним, а затем переместилось, в сторону изумлённого монаха-убийцы. Оно двигалось, восторгая всех зрителей, своей лёгкостью, и построением своей формы. Отчётливо просматривался там, в этом живом и ярком облаке. Постоянно льющийся, сыпучий каскад живых капель воды. Как бы, и сейчас живущих своей прежней жизнью. Как и было всё первоначально, когда вода только лилась из кувшина, на руки священнику. Оставалось, для всех зрителей, мудрёной загадкой, как эта вода, в виде чудного по своей красоте облака, ещё не пролилась на землю. Ведь она лилась там! Похоже, было, что время было подвластно Никодиму. И он сумел остановить его. И даже, как ни странно ловко властвовать им. Обрушилась вся эта красота, стройным каскадом брызг, на изумлённого монаха, уже простой и мокрой водой. Тот не смог произнести, даже малейшего звука. Он всё думал о том, как такое могло произойти в природе, и не понимал ничего. Очень тяжёлой была для него легко разрешимая, со стороны задача. Вся площадь разразилась неудержимым смехом. Монах был мокр, как курица, и выглядел очень нелепо. Но он всё ещё пребывал, в том времени, когда вода только должна была пролиться, сразу из кувшина. Получалось, что все его действия тоже, на какое-то время запаздывали вместе с вылитой сейчас, на него водой. Ты можешь быть учителем всей моей школы после моей смерти, конечно, если такое случится сегодня. Ты достойный преемник, этого высокого звания. Ты сегодня удивил меня, и, причём очень серьёзно. В разных сторонах площади, послышались странные звуки, и они как бы подтверждали правильность решения своего начальника. Но кто стоял за ними никто так и не понял. Были здесь люди учителя, и они одобрили его слова. Но сами при этом, как всегда остались в тени. Может наставник школы, надеялся на хороший для него исход поединка, и как бы подкупал Никодима этим своим заявлением. Всё так и осталось тайной. Достал священник свой свёрток, который принёс сюда с собой, и развернул его. Там покоился меч его отца, и люди сразу же узнали его. Те, кто и должен был это знать: это был меч Бахи. Другим оружием, монахи никогда не пользовались, только такими мечами. И сам наставник теперь понял, что боя ему не миновать, много было крови на этом мече: и всё было, как никогда очень серьёзно. Он превзошёл себя в этом бою, и можно сказать, что блистал там, если бы всё же не проигрывал Никодиму. И в самой технике боя проигрывал, и по другим духовным параметрам. Но большего он сделать не мог, это было выше его сил. Его победила другая школа боя, и именно Ивана Чёрного – Бахи. И в итоге, он сдался на милость победителя, и теперь, смиренно, как ягнёнок на коленях ждал своей участи. Не стал его добивать Никодим, не мог он это сделать, выше всех его человеческих сил было это сотворить. Каждая минута этого позора, наставника целой школы наёмных убийц, становилась несмываемым пятном для всей школы. И это всеми ощутимое, но не видимое пятно, всё ширилось, и уже могло предвещать великую катастрофу. И всё же, последний миг, когда все могло быть сделано в допустимых рамках, не был утерян. Из толпы зрителей выскочил, какой-то быстрый, и очень блеклый, для людского глаза человек. Никто потом, так и не сумел его хоть как-то толком описать. Как молния сверкнул его маленький серебряный кинжал сверху вниз, и поразил родничок наставника. И тот рухнул с колен, как подрубленный. Всё стало на свои законные места. И этот человек-молния, уже мог претендовать на столь высокий пост вместо Никодима. Сейчас он с честью, выполнил весь положенный для этого этикет. Вся площадь находилась в гнетущей тишине. И если бы, где-то вблизи их, воспользовавшись всей гнетущей тишиной, тоненько, не запела птичка. То люди ещё долго не смогли бы выйти со всего этого мощного транса увиденного, в плену которого они сейчас находились. Это утро заканчивалось, совершенно, по всем своим законам, не оглядываясь на безумных людей. Был здесь на площади и русский консул Иванов Сергей Иванович. Он был изумлён всем происходящим на площади: такого мастерства ведения боя, он за всю свою жизнь не видел ни разу. - Я хочу, именно здесь вручить правительственные награды Луке Бодрову, и Никодиму Чёрному. Они герои, которых немало в России, но они ещё, и её восхитительные дети. Славящие свою Отчизну, среди других народов мира. И весь мир ими всеми восторгается! Ибо всё это, гармоничное совершенство с природой: Мать-Отчизна, и дети-герои. С уважением, и радостью приколол он на могучую грудь, Георгиевский крест, Луке Бодрову. - Служу Царю и Отечеству! Потом на его грудь добавились медали, за Оборону Благовещенска, за поход в Маньчжурию 1900г, за Отличную службу. Тут и Императрица Цы Си постаралась, приколола ему на грудь свой орден Дружбы Народов. - Ты заслужил эту награду Лука Бодров! Ты очень добрый и прекрасный человек, а о Чингизе Хане Бодрове пусть спорят историки: где он прав был, а где был не прав. Но это война, и не ты её затеял: и один из зачинщиков уже мёртв. Ты герой, каких редко рождает Вселенная! И императрица, можно сказать, что озорно, и совсем по-доброму, поцеловала Луку в его колючую щёку. Сейчас и она была молодая и красивая, как прежде но это всего лишь чарующий миг, уходящей осени. Награждён был, орденом, и медалями Никодим Иванович Чёрный. И его удостоила своей награды Маньчжурская Императрица Цы Си. И чем восторженно удивила всех людей, то это тем, что не пренебрегла, духовным саном Никодима и поклонилась ему. И он, по-отечески, осенил её крестным знаменем. Пожелал ей доброго здоровья, и долгих лет царствования, без всякой войны с Россией. Нам двум Великим державам, России и Маньчжурии надо в мире жить и согласии, как добрым соседям, тогда и врагов у нас не будет. Вся сотня Луки Бодрова была награждена орденами и медалями. Долее десяти человек казаков, получили Святые Георгиевские Кресты: высшею награду нашего Российского государства. - Среди них были и Шохирев Василий, и как ни странно, Федоркин Алексей. За что наградили Алексея: казакам, до сих пор, до конца не было понятным. Ну, пьёт человек хорошо, и дружит с разными народами.- Так ему и одного ордена за глаза достаточно. А тут и от американцев награды. И от маньчжуровв. И от наших русских генералов, и всё за дружбу народов. И ещё Святого Георгия дали! Бывает же такое, хоть грудь ему расширяй, а то, места не хватит там, куда награды вешать - Прямо живой иконостас получается, а не наш Федоркин. И никогда его грустным не увидишь: или балагурит, или навеселе уже, или то и другое вместе. И всё же герой он, хотя и совсем необычный! - И меня наградили медалями, - рассказывает Григорий Лукич. Хоть и мал я был, но от трудных дел никогда не увиливал, и от пуль не прятался, и казаки видели и ценили это. Восхищались мною казачьи атаманы, и пророчили мне большое будущее, и по-отечески целовали. - Береги себя сынок, рано ты на войну пошёл: страшная это штука, кровь человечью проливать. Тебе Героя надо дать сейчас, но нет у нас такого права. Всё ещё будет у тебя, и жизнь твоя продолжается. И не понимал я тогда, почему наворачиваются слёзы у этих могучих и добрых людей, и почему, они прячут их от меня. Они уже через многое прошли, в этой жизни, и жалели меня, как своего сына. Хапал, как акула, награды себе, штабной прыщ полковник Тряпицин Лев Гордеевич, как голодный хищник: без разбора, и без всякой совести Имел он там где-то на верху мохнатую лапу. И многое ему сходило с рук, что другим никогда не прощалось. Против всех моих наград он был, этот полковник, и вообще протии всякого моего награждения. - Мал он ещё! Не понимал он, или делал вид, что не понимает, как уничтожает, моё ещё детское самолюбие. Но я ведь награды заслужил, наравне с другими казаками, и оттого во много раз мне обидней было. Совесть, поимей полковник! – урезонил его Семихватов, и наши атаманы. Не часто ты сам под пулями бываешь, а всё над штабными бумагами потеешь. А этот мальчишка, из одного боя в другой идёт, без всякого отдыха воюет. Зло сверкнул своими бешеными глазами полковник Тряпицин, не по его нраву всё сейчас получилось. Но тут, и императрица Цы Си, добила его окончательно, своей категоричностью. Этот полковник, чем-то моего Фу То До напоминает, на верно они, одного поля ягодка. Не посмел Тряпицин дерзить императрице, и предпочёл поскорее исчезнуть с её, и наших глаз. Но зло неоправданное, он на меня, затаил немалое. - Недолго будут воевать бронепоезда Чингиз Хан 1, и 2, слава и гордость всей Манчжурии. Другого выхода, в той ситуации не было: и солдаты плакали тогда, как по живым людям. Говорят, что и железо плачет: можно в это поверить. Одна война, сменилась другой, и почти без всякого перекура, или отдыха. Но сейчас казаки возвращались с победой домой, и ничто не могло испортить им этого великого праздника.