Тревожно жду
первых симптомов раздражения любимого на меня из-за всего происходящего. Виновата я и физиология, но из-за моего недомогания приходится менять
планы. Армен слишком часто говорит со
мной жёсткими директивами, поэтому все три
моих «девицы в темнице», по-заячьи прижав уши, в напряжении, когда
же свыше громом средь ясного неба грянет, что это всего только
розыгрыш господина президента, что
меня вовсе и не любит никто. Это и
должно последовать – изгнание из рая неотвратимо. Всё моё как-никак влюблённое существо предчувствует
зарождающийся конфликт в идеальных
отношениях. У Достоевского во «Сне смешного человека» гибнет утопия – целый мир.
Его разрушает один земной и грешный пришелец, когда научает лгать то другое,
невинное человечество. Я вот вру следом за мужчиной, что нам хорошо, что меня
принимают любой, какая есть, но внутренне холодею от ужаса не понравиться
своему избраннику. Боясь всё испортить, терзаюсь
единственным вопросом: «Что мне для тебя
сделать, чтобы ты не бросил меня?» Мой любимый занимается чисто гипнозом,
заверяя в своих чувствах ко мне клятвенно
и несмотря ни на что. Завтра у него
сложный день, а тут приходится проявлять благородство и не подавать вида, что «когда
твоя девушка больна» (Виктор Цой), то
выбывает из игры по объективным
показателям и остаётся демонстрировать былой интерес ради отсроченного
вознаграждения. Я постоянно внутренне «хожу на цыпочках», «по струнке» и рядом
с Арменом всегда, как на экзамене. Это состояние стресса не проходит даже наедине, а великий преподаватель, видя моё
нешуточное рвение, не прочь сотворить из меня какого-нибудь «Гомункулуса»,
устанавливая всё новые планки, которые мне предстоит взять в общении. На языке
тренинга подобное зовётся «стрейч» или «растяжка» - максимум возможностей от
человека требуется на пределе его жизненных сил, и то, что было «потолком»,
становится «полом», Армен занят моей дрессурой с энтузиазмом, он получает море
эмоций. Позже я увижу один в один наше с
ним взаимодействие в фильме с Микки Рурком «Девять с половиной недель»,
сюжетный ряд, конечно, несколько иной – поле действия – Москва девяностого, это
вам не дикий Запад! Но разрыв неизбежен, меня гнетут мрачные мысли, АГТусс
суетится в сотворении сюжета совместного
бытования и задаёт партнёру мужские инициативные вопросы: «Тебе хорошо со
мной?», нарываясь на неизбежный честный ответ: «Что может быть хорошего в том,
что я не удовлетворяю тебя, как женщину?» Я чуть ли криком не кричу от
возмущения: «Нет, это я виновата!» Армен успокаивает меня, целуя в макушку: «Детка,
твои утверждения безосновательны, я не только удовлетворён, но и счастлив! Факт
– упрямая вещь. Так вот я привожу только голые факты из практики». К моей большой тайной радости, Армен отменяет
ненавистный ресторан, где от волнения, как это выглядит, мне кусок в горло не
лезет, а сам он просто свирипеет,
шёпотом кричит на меня, что я «выпендриваюсь», что намеренно демонстрирую иные, чем у него вкусы – не ем лук, к примеру…
А предел моих мечтаний – чашечка кофе из его
рук с шоколадкой, орехи на десерт и кусочек пиццы. Вино я люблю сладкое,
предпочитаю домашние наливки… Коньяк – это по крепости что-то смертельное, виски
и водка – гадость, как хлористый калий
из детства. Мы посетили уже все рестораны в округе, мне знаком этот гастрономический Арбат вдоль и поперёк, муж настаивает, что
такая культура еды экономит время делового
человека, а я мечтаю вечером в номере приватно завернуться в плед с
соком в руке и слушать рассказы из красивой и яркой жизни настоящего сильного
мужчины.
Меня укачивает в любом
транспорте, кроме метро и трамвая, даже в «Мерсе». Шофёр останавливается на развилке по пути в «Малаховку», к нам
подсаживается некто в штатском, говорит странную фразу: «А Вы, господин президент,
девочке «Лубянку» покажите!» - и вскоре покидает салон, Армен расстроен, но говорит
мне: «Ничего не бойся! Ты со мной!» Я сознательно не хочу думать на эту тему!
Днём мы обедали у молодой
семейной пары в квартире стиля «модерн»,
Армен что-то обсуждал с хозяином, а мы с хозяйкой молча ели десерт – консьержка
поднялась на лифте прямо из ресторанчика внизу и привезла на разносе вазочки с
мороженым. Каждую порцию украшали ягоды свежей клубники. Кучеряво живём! Не
могу похвастаться, что преодолела натянутость в общении со знакомыми мужа,
Армен остался не доволен: «Что это ты, право, как ребёнок? Дичишься людей!» Я даже
вкус пищи чувствую, когда нет
свидетелей, с ним наедине. Эти замашки простолюдинки претят рафинированному моему
спутнику, и он от этого часто хмурится и
не в духе.
- Детка, привыкай, мы едем к друзьям. Паша
только что вернулся с Кубы, у него там
миссия была в посольстве, он врач. С ним
жена Наташа и ребёнок, мальчику двенадцать, звать Сергей, он говорит пока
только на испанском, по-русски учится. Когда
мне было плохо, я приезжал к Паше на дачу и слушал Высоцкого. «Дом на семи ветрах»… Знаешь такую? Так вот – Паша свой человек, ему можно доверять. А меня он консультирует
попутно в связи с полученной дозой радиации. Не бойся, девочка моя, совсем тебя
запугал злобный азиат.
Наташе в подарок мы везём
пакеты всякой импортной снеди в разноцветных обёртках, которые так жаль
выбрасывать простым советским людям, наскоро
на кухне готовим закуску «под чай» – режем бутерброды. Паша в лоб спрашивает Армена, куда он подевал
женщину, что была до меня, называя её по имени и сокрушаясь при мне, что она
ему понравилась, что её жаль. Армен парирует, что к ней не имеет больше никакого отношения как женатый человек. В расстроенных чувствах норовлю слинять из-за
стола и уединиться в комнате с ребёнком и котёнком, но меня чуть ли не
принудительно возвращает Армен,
вытаскивая из детской. Серёжа очень мил, он рад, что я учитель русского, это
может пригодиться. Он тактично выходит из комнаты, и Армен в утешение целует
меня затяжным примирительным в губы, мы появляемся в обнимку прямо «под объектив»
и Паша делает снимки на память. Многое отдала бы за те фото, ведь иных доказательств,
что всё это было, нет!
Помочь сайту
Поздравления
