[Скрыть]
Регистрационный номер 0186171 выдан для произведения:
Глава третья
«Дорогой дневник, я тут подумал, что всё происходящее в жизни есть воля Божья. Господь даёт своему ребёнку столько испытаний и такой тяжести и трудности, сколько человек способен вынести. Если в ком-то из нас нет веры, нет надежды, тот постепенно увядает, как цветок, погибающий без воды. Господь наш даёт нам силу, выносливость, терпение. Он испытывает нас, проверяет нашу веру, но не делает нам зла. Бог хочет, чтобы мы были сильны в своей вере, чтобы мы, несмотря на несчастья, происходящие в нашем мире, шли по жизни дорогой любви…
Во мне есть вера, но бывают такие прискорбные, угнетающие моменты, которые вызывают сомнения и неверие в милосердие Господа. Именно эти пагубные мысли убивают в нас надежду, и медленно, словно капля яда, лишают нас жизни.
Дорогой дневник я долго думал… точнее сказать, я долго размышлял о будущем и так не пришёл ни к какому умозаключению. Я не знаю, что ждёт меня впереди. Не имею ни малейшего представления о судьбе отца, если вдруг меня не станет. Я помню, как он убивался по маме, помню его припухшие от слёз глаза, трясущиеся от выпитого спиртного руки, слышал его крики и мольбы. Отец любил маму, теперь он дарит свою любовь мне. Бывают случаи, что он приходит, словно забывает, что я уже не ребёнок, садится на край кровати, гладит меня по спине и поёт колыбельную… и что самое интересное, я как в детстве засыпаю. Вместе с песней уходит страх, возвращается надежда, укрепляется вера…
Дорогой дневник, ты бы знал, как мне хочется сходить с друзьями на дискотеку, попробовать, хоть капельку вина, ощутить его вкус, пригласить девушку на танец. Мне хочется влюбиться, познать это чувство…»
И снова дневник спрятался в нижний ящик стола. Он скрывается в нём на протяжении двух лет и лишь иногда по глупости или невнимательности его владельца оказывается под подушкой или остается лежать раскрытым на столе. Наверное, владелец ежедневника специально оставляет его, или он просто трус. Этот молодой человек пытается быть сильным, не показывать никому свою боль, но где-то глубоко, на самом дне души юноша кричит о помощи. Его крика никто не слышит, но он просит, просит Господа дать ему ещё один день, даже не день, а одну минуту, чтобы насладиться жизнью: увидеть свою добрую, старушку Марию, дождаться отца с работы и спросить, как у него дела, поболтать с Артёмом, который без умолку болтает о прекрасной девушке, с которой познакомился…
Этот парень хочет жить. Этот молодой человек – Я.
В палате, были все удобства: телевизор, мягкая кровать, легкие воздушные шторы на окнах, да и стены покрашены в приятный жёлтый цвет. Мне создали наилучшие условия, чтобы я не печалился и не огорчался. Они думали, что у меня депрессия, но они ошибались. Да, мне было немножко страшно, присутствовало легкое волнение, причиной которого был отец. Возможно, я себя накручивал, но папа обещал прийти ко мне час назад. Он просто стоял в пробке, это же Москва, но сердце твердило мне, что происходит нечто странное. У папы проблемы, поэтому он задерживался, поэтому его не было рядом …
(Александр)
Этот вечер стал одним из самых тяжёлых после смерти Елены, хотя каждый день без неё – Ад.
Город давил со всех сторон. Казалось, что попал в нескончаемый лабиринт, из которого не найти выхода во веки веков. Серый, полный жизни, он был камерой для одного человека. Я брёл, глядя под ноги. Мне хотелось лишь одного – выпить, поэтому вместо того, чтобы пойти к Аарону в больницу, я, как последняя сволочь, забрёл в какой-то бар и заказал себе бутылку коньяка.
Неделю сын лежал в больнице, но до сих пор донорского сердца не было. Два года мы ждём, но дождёмся ли? Плеснув коньяка в стакан, я выпил его содержимое. Внутри всё загорелось и на несколько секунд душе стало боль, лишь на миг боль ушла, но после, когда в желудке всё успокоилось, она возвратилась…
— Извините, можно присесть с вами? Просто бар битком, нет свободных столиков.
Предо мной стоял молодой человек, если бы не щетина, то я бы подумал, что в бар пришёл мой сын. Уж очень этот юноша был похож на Аарона.
— Конечно, можете присесть.
— День не задался? – парень спросил у меня, потом заказал себе пива.
— Да, жизнь не удалась. Сын в больнице, а вместо того, чтобы быть рядом с ним сижу здесь и запиваю боль алкоголем…
— Ну, это неправильно, но можно, когда совсем хреново, — парень улыбнулся.
— Александр, — я представился.
— Иван. Дадь Саш, а что с вашим сыном, раз вы из-за него так наклюкались? – Ваня спросил, потом сделал несколько больших глотков.
— Аарону требуется пересадка сердца, — я обхватил голову руками, закрыв при этом глаза.
Я знал, что думать так нельзя, но не представлял своей жизни без сына. Жизнь закончится, если мой ребёнок умрёт, размышлял я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. В кафе стало вдруг невыносимо душно и омерзительно. Выпившие и громко говорящие люди обсуждали свои незначительные проблемы, делая из них трагедию. Один мужик жаловался дружкам о царапине на дорогущей машине, и все ему сочувствовали, мне хотелось дать ему в рожу, но кто-то остановил меня.
— Дядь Саш, не нужно, — Иван смотрел на меня, и я видел в зелёных глазах понимание, сочувствие, — он этого не стоит. Пусть жалуется.
— Вань, давай выпьем…
— Я думаю, хватит, пойдёмте лучше покурим.
Мы стояли в специальном месте, отведённом для курения. Иван болтал безумолку и тем самым напоминал мне Аарона, когда он был счастлив, не зная о пороке сердца, когда сын мог петь, бегать, танцевать, когда мой ребёнок жил, а не выживал.
Несмотря на поздний вечер, в воздухе чувствовалась духота, и она, смешиваясь с сигаретным дымом, заполняющим легкие, лишала спасительного кислорода, которого мне так не хватало.
— Ты что собираешься ехать сам? – серьёзно спросил я, когда Иван подошёл к чёрному байку.
— Дядь Саш, всё будет хорошо, — он хлопнул меня по плечу и сел на мотоцикл, — передавай Аарону привет и не волнуйся, твой сын не умрёт.
Мотор байка зарычал, и Иван умчался на нём в туманную ночь. Я смотрел вслед скрывшемуся молодому человеку и чувствовал легкое волнение. Что-то мне подсказывало, что Ивану не стоило садиться за руль выпившим…
Докурив сигарету, я побрёл в сторону больницы, в которой ожидая сердца, лежал мой единственный сын…
(Аарон)
«Дорогой дневник, уже поздно, но я не могу уснуть. Отец до сих пор не пришёл. Надеюсь, что с ним всё в порядке. Подожду папу ещё несколько часов, и если он не придёт, то пойду его искать. Прости меня Господи, но я думаю, что он напился. Надеюсь, что я ошибаюсь.
Артём уже давно спит, поэтому я могу побыть наедине со своими мыслями, которые всё чаще возвращаю меня в детство. Тогда мне было пятнадцать. Меня взяли на конкурс патриотической песни. Произведение, которое я выбрал, было эмоционально тяжёлым, но, несмотря на это, я занял первое место. Приятное воспоминание. Когда вылечусь, то обязательно постараюсь поступить в институт культуры. Это моя мечта, к которой я стремлюсь с самого детства. Я не хочу добиться каких-то незыблемых высот: стать, к примеру, певцом, известным во всей России – я хочу просто быть профессионалом в этом деле, хочу обучать музыке…»
Поднявшись с кровати, я, пошатываясь, вышел в коридор. Яркий свет ламп дневного света больно ударил в глаза. Коридор казался бесконечно длинным и пугающим, словно я попал в туннель между мирами. Покачав головой я, переставляя ватные ноги, побрёл к лифту, чтобы спуститься на первый этаж. Возможно, отец не стал меня беспокоить и остался внизу, неудобно расположившись на диванчике. Зная его, я был в этом уверен. Дверь лифта распахнулся и столкнулся нос к носу с медсестрой.
— Эй, ты что здесь делаешь? – красивая девушка смерила меня негодующим взглядом, — тебе нужно больше отдыхать, а ты лазишь.
— Я искал туалет…
— В твоей палате есть туалет, пойдем я тебя провожу, — она взяла меня под локоть, но я вырвался и заглянул в серо-зелёные глаза, — я не могу уснуть, потому что переживаю за отца.
— Так, а ты ему звонил? – спросила девушка и снова попыталась взять меня за руку.
Я понимал, что она пыталась поддержать меня, потому что я еле держался на ногах, но как баран вырывался.
— Не нужно меня держать, я ещё могу стоять на ногах…
— Да, я вижу, как они у тебя трясутся. Ты сильный парень, но давай не выделывайся, я не хочу в свою смену получить жмурика, — почти прорычала девушка и крепко схватила меня за руку.
В этот момент я почувствовал себя странно. Меня охватило лёгкое чувство эйфории. Некий электрический разряд ворвался в сердце, которое под его воздействием забилось чаще.
— А ты покраснел, — девушка улыбнулась.
— Да, жарко тут у вас…
— А, поэтому ты в нижнем белье гуляешь по коридору.
Я оглядел себя и покраснел ещё больше. На мне было лишь трусы и майка. Нелепо получилось. Я криво улыбнулся и виновато посмотрел на девушку.
— Извини!
— Ну, это не самое худшее, что я видела, — девушка убрала локон за ухо.
— Ну, спасибо!
Коридор наполнил легкий смешок. Я наблюдал за девушкой и не мог оторвать взгляда от её круглого лица, аккуратных губ, немного курносого носика и красивых, выразительных глаз.
— Ты очень красивая! – выпалил я и прикусил язык так, что во рту появился медный привкус.
— Так, пойдем в палату, а то мне влетит от твоего лечащего врача, — она потянула меня за собой.
— А как тебя зовут? – спросил я, когда лёг в кровать.
— Кристина…
— Меня Аарон, — я протянул девушке руку.
— Я знаю, — она пожала её и, поцеловав меня в лоб, как заботливая мать, вышла из палаты.
Не прошло и минуты после ухода Кристины, как я схватил с тумбочки дневник и ручку.
«Дорогой дневник, со мной произошло нечто странное. Я не могу объяснить, но сердце колотится так, словно оно здоровое. Так приятно ощущать его бешеный ритм, чувствовать его, как никогда прежде…
Кристина… Кристина. Не знаю, но мне кажется, что я знаю её всю жизнь. Неужели это чувство эйфории и есть влюбленность? Неужели я влюбился…»
Помочь сайту
Поздравления
