Сирота

Глава пятнадцатая

Переполох

Не хотелось покидать тёплую, из перины, постель зоотехнику. Какие любовные сны ей снились? Если бы она была замужем? Куда ни шло видеть ей такие эротические сны. И как она его любила втайне от всех, этого самого очень молодого директора совхоза.
Это была платоническая любовь. Само слово « платонический» обозначает чисто духовный, не связанный с практическими, реальными целями. 
Событие это произошло давно. Она только-только появилась в этой деревне Чухарево, куда её отправили работать после окончания института. В то время нужно было обязательно отработать по направлению института. Да и закон вышел к тому времени: «специалистов сельского хозяйства ни на какие работы, даже строительные, не принимать! Тогда генеральным секретарём партии в СССР был Никита Сергеевич Хрущёв. Сам он был из аграриев. И кукуруза по всей России мётла выкидывала на всех полях, словно пырей на запустелых землях деревень. Тогдашний народ был ушлый. Никому не хотелось жить в сёлах и деревнях, где был тяжкий физический труд, а оплата за труд была, можно сказать, копеечная. Сталин умер. А вместе с ним и умерла политика насильного удержания в деревнях и сёлах, так как при Хрущёве стали выдавать паспорта. При Сталине правдами и неправдами сбегали в город. Молодые девушки уходили в город в няньки, а юноши в ФЗУ, где получали рабочие профессии, а постепенно и работу с ведомственным жильём.
Как бы то ни было, зоотехник и агроном были первыми людьми в колхозах и совхозах.
Вот так примерно описала в 18 лет сама зоотехник, где и проходила производственную практику, посвятив директору племстанции: 
Карасёву Ивану Матвеевичу, директору Лужской
Племстанции КРС.

Утро раннее настало,
Над селом туман, роса.
За ночь чуть похолодало,
Спит ещё в гнезде оса.
Петухи давно проснулись,
Курам мило улыбнулись.
На небе солнце хороводится
И месяц им проводится.
Зоотехник встал – Иваныч,
Следом – агроном Степаныч,
Забасили на дороге,
Глядь – в правленье, на пороге.
Прошли войну два друга,
И институт уж позади.
И любили школьную подругу,
А она ушла к другому другу.
В мареве комбайны, трактора
Вышли по наряду в поле.
Посеют ныне клевера,
Чтоб скоту хватило вволю.
Агроному нужен стопудовый урожай,
А зоотехнику – надои с пуд.
Говорит ему Иваныч: « Ты не подкачай,
Степаныч! «Запруди» кормами «пруд».
Розовеет клевер на лугах.
Малахитом озимь поднялась:
Скоро пожелтеет и созреет,
Сеялка посеет,
Веялка провеет.
Бригада в поле разошлась…
И ржицу, и пшеницу уберёт скорее.
Бурёнке на зиму питанье:
Силос ль, сено ль, фураж.
Агронома оправдано старанье –
Будет Сабантуй – кураж.
Зеленеют хаки гимнастёрки,
Ещё не снятые с войны.
На майдане льнут ухажёрки,
И счастья полные штаны.
Никак ныне не жениться-
Сей народу и любовь – труды.
Они любят сельскую природу,
У коров выводят новую породу,
Не прожить без хлеба – молока.
Этим сила Руси велика.
Мужик русский тянет лямку
В поле, небе, море и лесу.
Портрет повесят в рамку,
На пиджаке награды понесут.
А деньгами не снабдят
Не Букер и не Нобель.
Русский медалью знаменит
И вешает везде её на «шнобель».
И Иваныч, и Степаныч
Скромное влачат житьё.
Пустые веЩные карманы.
Терпи, наше русичьё!
А назавтра утро на заре
Над селом подымится.
Они без задних ног на вечере –
Так за день наколымятся. 
 
Зоотехник Совхоза
"Заветы Ильича" М. Максютина. 

После этого Фамилия Максютина стала звучать по местному районному радио. О молодой практикантке писали в газетах. И даже дали отличную характеристику для поступления в сельскохозяйственный институт без экзаменов. А вот сейчас… Деревня Чухарево, где она главный зоотехник. И в этом совхозе «Заветы Ильича», она выросла, как профессионал, специалист и, можно сказать, влюбилась впервые. До сей поры несёт свою любовь, молча, безответно.
Вот так она вспоминала: «Это было давно. А, может быть, и вообще ничего подобного не было, и быть не должно. День первый. Седьмое или шестое сентября я впервые переступила порог совхоза « Заветы Ильича».
Он вышел из кабинета и пригласил меня в кабинет, пропустив впереди себя. Я его увидела. Меня обдало то ли холодной водой, то ли по телу прошёл электрический ток. Я стала неосознанно понимать, что с этим человеком и мной должно быть нечто такое, что не подчиняется и никогда не подчинится разуму и здравому рассудку. Я почуяла, как волчица, что я ему очень понравилась. Его лицо залила малиновая краска. О себе даже страшно произносить. Тело моё обмякло, слова терялись, руки дрожали, когда я показывала свой красный, как моё лицо, диплом об окончании института.
Итак, он меня благословил на работу главного зоотехника совхоза.
И с этих самых времён он никогда не покидал мою бесшабашную голову. А вдруг… невзначай, он так же думает обо мне».
А была ли это нитесвязующая между мужчиной и женщиной духовная связь, которой не было в телесности неопровержимым фактом бытия этих таких красивых и молодых людей, но которые обладали таким электрическим притяжением, как плюс и минус в электрической цепи.
Любовная связь в повествовании женщины, а не мужчины. Принято утвердительно убеждать человечество в том, что о любви красочно, убедительно, совершенно, с благородством и пошлостью, с ранимой и душещипательной нежностью пишут лирики и прозаики – мужчины. Им также доступно с гнойным отвращением писать об изменах и разврате человечества. Хотя… сами же порой первыми втекают в это зловоние, усыпанное шипами из роз и из коего часто, запутавшись в паучьих нитях, не могут с достоинством выйти из них, и оказываются они же сами задушенными и высохшими, как мухи.
Впоследствии долго и упорно ломают свою чугунную, пустую голову, твердя почти постоянно одну и ту же фразу или несколько от идеи далёких мысли:
-Не знал. Не предполагал, что она такая? Не думал, что она так похожа на свою мать? Жизнь не с матерью, а с ней, упуская при этом информативности генетического родства дочери и матери. Поспешил. Поторопился. Надо было лучше вызнать её змеиную натуру моего удушения будущими наследниками.
Где была допущена та грань сближения? На что «купился»? На красоту? Нет! На богатство и состоятельность её и родителей. Нет! Конечно, нет! Но… обжёгся! Теперь, как горькая полынь, на моих устах её имя, и не только, но всех ближайших и дальних родственников, которые во время свадьбы выдавливали из своего спиртного горла: «Горько!» Она мне, как тяжкая кила и кирка полного разочарования и недоумения.
И вот теперь думай: а жить-то надо, да жить-то и хочется; живым из этой жизни не выбраться. А уж любить-то, как ещё хочется! Что за хитрющая штука со слезами и улыбкой на лице - любовь?
Самое забавное с интересом то, что каждый думает сам о себе, что так глубоко и вдохновенно любит только он один, и ни у кого такой любви нет. Да и больше, глубже, чем океан, быть не может. И опять же… человек разумный, многообещающий для сей жизни никак не может остановиться, а точнее, найти ту остановку, тот причал, тот шумный вокзал, с уходящими поездами, ту обитель, где бы мог остановиться и сказать: « Любовь одна и вечна в этом, заполненном людьми, мире.
Всё делается ради любви, во имя любви, в поклонение страсти и безумства этой необъяснимой болезни.
День первый, как в первый класс, я окунулась в свою любовь к этому человеку, директору, которого называли все сослуживцы просто Степаныч. Поднявшись с самодельной деревянной кровати, которая была искусно изготовлена к приезду самого главного специалиста – кормильца, зоотехника. Народ в селе неведомо откуда узнал, что едет молодая девчонка. Парни так все те всполошились, как петухи. Пить самогону меньше стали. Ну, девушки села, разумеется, стали все на стороже. Нарушила Мария Максютина покой всех и вся. Только и было разговоров, что да как, да кто такая, красавица ли, удержится ли в этом совхозе? Много направляли, да не в силах были удержаться, а, вернее, их особо и не удерживали. То пьяница был направлен зоотехником работать, что эпизодически засыпал прямо в стойле рядом с коровами после выпитого самогона по причине большого надоя коров, после сдачи коров на мясокомбинат, то после ругани и перемирия с директором совхоза. Много находилось причин. Бывшего зоотехника так и прозвали Валька–Стакан. А когда он сиганул с моста на совхозном Уазике в реку, терпение сельчан окончилось. Но больше всех разъярился директор, приказав Вальке - Стакану отдать партбилет и, не раздумывая, подписал ему увольнение по статье, по которой уже трудно будет устроиться куда-либо, даже элементарным дворником или скотником.
Мария погладила спинку кровати и пошла во двор, умыться. Но мысли её обуревали, ни на минуту не давая покоя. Взглянула на часы и подумала, что у неё есть ещё добрых два часа, чтобы черкнуть в дневнике о своей любви.
«Вот уже месяц встречаюсь, даже не встречаюсь, а сталкиваюсь с этим человеком. Постоянно хочу его видеть. Стараюсь своё чувство скрыть. Боюсь. Когда бываю у него в кабинете, постоянно целуюсь с ним мысленно в кабинете. Какой-то наступил кошмар! Самый большой страх, наверное, перед тем, что он угадает мои мысли? И не менее страшусь того, что он ко мне равнодушен.
Как не хочется этого знать – никогда! Никогда!
Он в течении месяца не выходит из моей головы. Хочу видеть его и боюсь его и не хочу, чтобы за моим чувством созерцали другие. Очень, много глаз, очень много! И какой-то неверный шаг с моей стороны или ненароком с его желания, то я пропала. Пропала! И не работать мне здесь. Это утянет меня в глубокую пропасть. Каждую ночь засыпаю с мыслями о нём и с ним. Всегда мне кажется, будто бы он меня обнимает и лежит рядом со мной. Вот опять снился, как наваждение. Посыпаюсь. А его рядом как не было, и нет!» Что со мной происходит?
-Мария Борисовна, коня вашего кто-то угнал! Нет в деннике. Пошатываясь, ввалился конюх Макар неожиданно в дверь дома.
-Как угнали? Куда угнали? Кто угнал? Мария, кинув свой дневник с ручкой и пролив чернила из чернильницы на стол, невзначай мазнула себе щеку фиолетовыми красками, что вызвала невольную улыбку у конюха, который в свою очередь причмокнул своими губами, видя перед собой красавицу со смуглой чёрной косой. И подумал втайне про себя: «Первая красавица на селе. Эх, ушли зря молодые годы. Зря так рано родился? Вот каких красивых девок родили во время войны, как на заказ!» 
-А что в правлении? А что директор? Ты ему уже доложил? Поправляя свои косищи в пуховый платок, добавила:
-Молчи пока! Молчи, Кефирыч, так звала Маня конюха, поскольку к самогону он не притрагивался из-за больного желудка, а всё больше пил простоквашу и катык.
-А ну если почует? Ведь он с утра обходит все фермы, в том числе и конюшню. Смотря, во сколько он встал сегодня? Жинка жалилась моей, что плохо спит последнее время. Как не свой ходит? Ночами неизвестно зачем по селу бродит без всякой причины. Как сумасшедший стал.
-Чего это вдруг? С какого дуба он рухнул? Причин нет таких, чтоб не спать. Знамя получили в райкоме. Всё время его и совхоз хвалят, отвернувшись от конюха, с дрожью в голосе проговорила Мария Борисовна. 

15 марта 2016 год,
Крайний Север,
Больничный Городок.
Фото автора.

© Copyright: Капиталина Максимова, 2016

Регистрационный номер №0345122

от 17 июня 2016

[Скрыть] Регистрационный номер 0345122 выдан для произведения: Глава пятнадцатая

Переполох

Не хотелось покидать тёплую, из перины, постель зоотехнику. Какие любовные сны ей снились? Если бы она была замужем? Куда ни шло видеть ей такие эротические сны. И как она его любила втайне от всех, этого самого очень молодого директора совхоза.
Это была платоническая любовь. Само слово « платонический» обозначает чисто духовный, не связанный с практическими, реальными целями. 
Событие это произошло давно. Она только-только появилась в этой деревне Чухарево, куда её отправили работать после окончания института. В то время нужно было обязательно отработать по направлению института. Да и закон вышел к тому времени: «специалистов сельского хозяйства ни на какие работы, даже строительные, не принимать! Тогда генеральным секретарём партии в СССР был Никита Сергеевич Хрущёв. Сам он был из аграриев. И кукуруза по всей России мётла выкидывала на всех полях, словно пырей на запустелых землях деревень. Тогдашний народ был ушлый. Никому не хотелось жить в сёлах и деревнях, где был тяжкий физический труд, а оплата за труд была, можно сказать, копеечная. Сталин умер. А вместе с ним и умерла политика насильного удержания в деревнях и сёлах, так как при Хрущёве стали выдавать паспорта. При Сталине правдами и неправдами сбегали в город. Молодые девушки уходили в город в няньки, а юноши в ФЗУ, где получали рабочие профессии, а постепенно и работу с ведомственным жильём.
Как бы то ни было, зоотехник и агроном были первыми людьми в колхозах и совхозах.
Вот так примерно описала в 18 лет сама зоотехник, где и проходила производственную практику, посвятив директору племстанции: 
Карасёву Ивану Матвеевичу, директору Лужской
Племстанции КРС.

Утро раннее настало,
Над селом туман, роса.
За ночь чуть похолодало,
Спит ещё в гнезде оса.
Петухи давно проснулись,
Курам мило улыбнулись.
На небе солнце хороводится
И месяц им проводится.
Зоотехник встал – Иваныч,
Следом – агроном Степаныч,
Забасили на дороге,
Глядь – в правленье, на пороге.
Прошли войну два друга,
И институт уж позади.
И любили школьную подругу,
А она ушла к другому другу.
В мареве комбайны, трактора
Вышли по наряду в поле.
Посеют ныне клевера,
Чтоб скоту хватило вволю.
Агроному нужен стопудовый урожай,
А зоотехнику – надои с пуд.
Говорит ему Иваныч: « Ты не подкачай,
Степаныч! «Запруди» кормами «пруд».
Розовеет клевер на лугах.
Малахитом озимь поднялась:
Скоро пожелтеет и созреет,
Сеялка посеет,
Веялка провеет.
Бригада в поле разошлась…
И ржицу, и пшеницу уберёт скорее.
Бурёнке на зиму питанье:
Силос ль, сено ль, фураж.
Агронома оправдано старанье –
Будет Сабантуй – кураж.
Зеленеют хаки гимнастёрки,
Ещё не снятые с войны.
На майдане льнут ухажёрки,
И счастья полные штаны.
Никак ныне не жениться-
Сей народу и любовь – труды.
Они любят сельскую природу,
У коров выводят новую породу,
Не прожить без хлеба – молока.
Этим сила Руси велика.
Мужик русский тянет лямку
В поле, небе, море и лесу.
Портрет повесят в рамку,
На пиджаке награды понесут.
А деньгами не снабдят
Не Букер и не Нобель.
Русский медалью знаменит
И вешает везде её на «шнобель».
И Иваныч, и Степаныч
Скромное влачат житьё.
Пустые веЩные карманы.
Терпи, наше русичьё!
А назавтра утро на заре
Над селом подымится.
Они без задних ног на вечере –
Так за день наколымятся. 
 
Зоотехник Совхоза
"Заветы Ильича" М. Максютина. 

После этого Фамилия Максютина стала звучать по местному районному радио. О молодой практикантке писали в газетах. И даже дали отличную характеристику для поступления в сельскохозяйственный институт без экзаменов. А вот сейчас… Деревня Чухарево, где она главный зоотехник. И в этом совхозе «Заветы Ильича», она выросла, как профессионал, специалист и, можно сказать, влюбилась впервые. До сей поры несёт свою любовь, молча, безответно.
Вот так она вспоминала: «Это было давно. А, может быть, и вообще ничего подобного не было, и быть не должно. День первый. Седьмое или шестое сентября я впервые переступила порог совхоза « Заветы Ильича».
Он вышел из кабинета и пригласил меня в кабинет, пропустив впереди себя. Я его увидела. Меня обдало то ли холодной водой, то ли по телу прошёл электрический ток. Я стала неосознанно понимать, что с этим человеком и мной должно быть нечто такое, что не подчиняется и никогда не подчинится разуму и здравому рассудку. Я почуяла, как волчица, что я ему очень понравилась. Его лицо залила малиновая краска. О себе даже страшно произносить. Тело моё обмякло, слова терялись, руки дрожали, когда я показывала свой красный, как моё лицо, диплом об окончании института.
Итак, он меня благословил на работу главного зоотехника совхоза.
И с этих самых времён он никогда не покидал мою бесшабашную голову. А вдруг… невзначай, он так же думает обо мне».
А была ли это нитесвязующая между мужчиной и женщиной духовная связь, которой не было в телесности неопровержимым фактом бытия этих таких красивых и молодых людей, но которые обладали таким электрическим притяжением, как плюс и минус в электрической цепи.
Любовная связь в повествовании женщины, а не мужчины. Принято утвердительно убеждать человечество в том, что о любви красочно, убедительно, совершенно, с благородством и пошлостью, с ранимой и душещипательной нежностью пишут лирики и прозаики – мужчины. Им также доступно с гнойным отвращением писать об изменах и разврате человечества. Хотя… сами же порой первыми втекают в это зловоние, усыпанное шипами из роз и из коего часто, запутавшись в паучьих нитях, не могут с достоинством выйти из них, и оказываются они же сами задушенными и высохшими, как мухи.
Впоследствии долго и упорно ломают свою чугунную, пустую голову, твердя почти постоянно одну и ту же фразу или несколько от идеи далёких мысли:
-Не знал. Не предполагал, что она такая? Не думал, что она так похожа на свою мать? Жизнь не с матерью, а с ней, упуская при этом информативности генетического родства дочери и матери. Поспешил. Поторопился. Надо было лучше вызнать её змеиную натуру моего удушения будущими наследниками.
Где была допущена та грань сближения? На что «купился»? На красоту? Нет! На богатство и состоятельность её и родителей. Нет! Конечно, нет! Но… обжёгся! Теперь, как горькая полынь, на моих устах её имя, и не только, но всех ближайших и дальних родственников, которые во время свадьбы выдавливали из своего спиртного горла: «Горько!» Она мне, как тяжкая кила и кирка полного разочарования и недоумения.
И вот теперь думай: а жить-то надо, да жить-то и хочется; живым из этой жизни не выбраться. А уж любить-то, как ещё хочется! Что за хитрющая штука со слезами и улыбкой на лице - любовь?
Самое забавное с интересом то, что каждый думает сам о себе, что так глубоко и вдохновенно любит только он один, и ни у кого такой любви нет. Да и больше, глубже, чем океан, быть не может. И опять же… человек разумный, многообещающий для сей жизни никак не может остановиться, а точнее, найти ту остановку, тот причал, тот шумный вокзал, с уходящими поездами, ту обитель, где бы мог остановиться и сказать: « Любовь одна и вечна в этом, заполненном людьми, мире.
Всё делается ради любви, во имя любви, в поклонение страсти и безумства этой необъяснимой болезни.
День первый, как в первый класс, я окунулась в свою любовь к этому человеку, директору, которого называли все сослуживцы просто Степаныч. Поднявшись с самодельной деревянной кровати, которая была искусно изготовлена к приезду самого главного специалиста – кормильца, зоотехника. Народ в селе неведомо откуда узнал, что едет молодая девчонка. Парни так все те всполошились, как петухи. Пить самогону меньше стали. Ну, девушки села, разумеется, стали все на стороже. Нарушила Мария Максютина покой всех и вся. Только и было разговоров, что да как, да кто такая, красавица ли, удержится ли в этом совхозе? Много направляли, да не в силах были удержаться, а, вернее, их особо и не удерживали. То пьяница был направлен зоотехником работать, что эпизодически засыпал прямо в стойле рядом с коровами после выпитого самогона по причине большого надоя коров, после сдачи коров на мясокомбинат, то после ругани и перемирия с директором совхоза. Много находилось причин. Бывшего зоотехника так и прозвали Валька–Стакан. А когда он сиганул с моста на совхозном Уазике в реку, терпение сельчан окончилось. Но больше всех разъярился директор, приказав Вальке - Стакану отдать партбилет и, не раздумывая, подписал ему увольнение по статье, по которой уже трудно будет устроиться куда-либо, даже элементарным дворником или скотником.
Мария погладила спинку кровати и пошла во двор, умыться. Но мысли её обуревали, ни на минуту не давая покоя. Взглянула на часы и подумала, что у неё есть ещё добрых два часа, чтобы черкнуть в дневнике о своей любви.
«Вот уже месяц встречаюсь, даже не встречаюсь, а сталкиваюсь с этим человеком. Постоянно хочу его видеть. Стараюсь своё чувство скрыть. Боюсь. Когда бываю у него в кабинете, постоянно целуюсь с ним мысленно в кабинете. Какой-то наступил кошмар! Самый большой страх, наверное, перед тем, что он угадает мои мысли? И не менее страшусь того, что он ко мне равнодушен.
Как не хочется этого знать – никогда! Никогда!
Он в течении месяца не выходит из моей головы. Хочу видеть его и боюсь его и не хочу, чтобы за моим чувством созерцали другие. Очень, много глаз, очень много! И какой-то неверный шаг с моей стороны или ненароком с его желания, то я пропала. Пропала! И не работать мне здесь. Это утянет меня в глубокую пропасть. Каждую ночь засыпаю с мыслями о нём и с ним. Всегда мне кажется, будто бы он меня обнимает и лежит рядом со мной. Вот опять снился, как наваждение. Посыпаюсь. А его рядом как не было, и нет!» Что со мной происходит?
-Мария Борисовна, коня вашего кто-то угнал! Нет в деннике. Пошатываясь, ввалился конюх Макар неожиданно в дверь дома.
-Как угнали? Куда угнали? Кто угнал? Мария, кинув свой дневник с ручкой и пролив чернила из чернильницы на стол, невзначай мазнула себе щеку фиолетовыми красками, что вызвала невольную улыбку у конюха, который в свою очередь причмокнул своими губами, видя перед собой красавицу со смуглой чёрной косой. И подумал втайне про себя: «Первая красавица на селе. Эх, ушли зря молодые годы. Зря так рано родился? Вот каких красивых девок родили во время войны, как на заказ!» 
-А что в правлении? А что директор? Ты ему уже доложил? Поправляя свои косищи в пуховый платок, добавила:
-Молчи пока! Молчи, Кефирыч, так звала Маня конюха, поскольку к самогону он не притрагивался из-за больного желудка, а всё больше пил простоквашу и катык.
-А ну если почует? Ведь он с утра обходит все фермы, в том числе и конюшню. Смотря, во сколько он встал сегодня? Жинка жалилась моей, что плохо спит последнее время. Как не свой ходит? Ночами неизвестно зачем по селу бродит без всякой причины. Как сумасшедший стал.
-Чего это вдруг? С какого дуба он рухнул? Причин нет таких, чтоб не спать. Знамя получили в райкоме. Всё время его и совхоз хвалят, отвернувшись от конюха, с дрожью в голосе проговорила Мария Борисовна. 

15 марта 2016 год,
Крайний Север,
Больничный Городок.
Фото автора.

 

Сирота

Сирота