Про концерт и кое-что еще. Отрывок из романа "Встретимся у Амура или поцелуй судьбы"

Отец сдержал слово, и в один прекрасный день, вернувшись из лицея, Настя обнаружила на своем столе новенький жемчужно-серый «Пентиум». Она тут же позвонила Наташке. Та немедленно примчалась, и подруги погрузилась в подаренную Никитой книгу. Там все было так разжевано − для «чайников» же! − что они довольно быстро разобрались в основных понятиях и терминах, тем более, что английские слова им были, в основном, знакомы.
− Настя, я хочу в Интернет, просто, умираю! − заявила Наташка, когда они более-менее освоились с компьютером. − Представляешь, перед нами будет целый мир! Столько знакомств!
− Я тоже хочу. − Настя вздохнула. − Но это дорого. А у папы долги. Нам теперь во всем надо экономить, пока не расплатимся за машину и компьютер.
− Так, может, на нашем попробуем? Никита с Вадимом уже вовсю там ныряют. Он мне уже не раз предлагал, но я без тебя не хочу.
− Они что − вдвоем этим занимаются или всей компанией? − осторожно осведомилась Настя.
− Чаще вчетвером, − призналась Наташка. − Эти девки к нему приходят, как к себе домой. Я попыталась вякнуть, так он пообещал меня в ванной утопить. И родителям нажаловался, что я лезу в его личную жизнь. Еще и от них втык получила. И чтоб я к нему не заходила, когда он не один. Представляешь? Совсем обнаглел. Но мы можем лазить по Интернету, когда его дома нет. Он по вечерам обычно смывается.
− Нет, ни за что! − выдохнула Настя. Настроение у нее резко испортилось. − Никогда я к вашему компьютеру не прикоснусь, я же слово дала. Но тебе совсем не обязательно мне следовать, это же твоя машина. Забирайся в Интернет сама, пусть тебя брат научит. Зато, когда у нас деньги появятся, мне будешь показывать.
− Наверно, ты все еще Вадима любишь, − констатировала Наташка, внимательно глядя ей в лицо. − Иначе не реагировала бы так остро. Кажется, я понимаю, в чем дело. Ты не хочешь его любить, но ничего не можешь с собой поделать. Это, знаешь, как рана, − бывает, затянулась, покрылась коркой, а под ней все болит и болит.
− Никого я не люблю! Я ему сама сказала, что между нами ничего такого быть не может. − Настя подошла к окну, с трудом сдерживая слезы.
− Нет, мне этого не понять. Зачем ты так сказала? Чего ты этим добилась? Он к тебе точно был неравнодушен, а ты сама все испортила. Ведь все могло быть по-другому. А теперь что ж, теперь он с этой Анькой. Она в него вцепилась намертво.
− Но ведь и она ему нравится, иначе между ними ничего бы не было. Ты думаешь: у них уже все было?
− Похоже, да. А чего ты хочешь? Они взрослые мужики, − кто откажется, если эти девки сами дают? Анька хоть из себя смазливая, а Светка, которая с Никитой, − вообще уродина. Жирная, щеки толстые, нос картошкой. А одевается − деревня деревней. Да чего я тебе рассказываю, ты же сама ее видела.
− Может, она человек хороший? Любят же не только за внешность. Может, ему с ней хорошо?
− Ой, не надо! Дает она ему хорошо, вот и все. А любовью здесь и не пахнет.
− Наташа, ну почему ты такая циничная? Откуда ты можешь знать, что между ними? Это же ужас − так думать. У меня внутри все болит от твоих слов.
− А мне, думаешь, легко? Я, когда ее вижу, так бы и придушила! Но что я могу сделать? Только терпеть.
− Как мне хочется куда-нибудь уехать. − Настя грустно смотрела на серое небо. − Далеко-далеко, и чтоб никогда не возвращаться. Чтобы все забыть. Ведь мне всего шестнадцать, а я себе кажусь такой старой! И ничего хорошего впереди.
− Ты знаешь, я тоже от всего устала, − согласилась Наталья. − Учиться трудно, а радости так мало! Нам все твердят, что шестнадцать лет − самый прекрасный возраст. А что хорошего?
− Дождик пошел. − Настя отошла от окна. − Давай, куда-нибудь в субботу сходим? На какой-нибудь концерт или в театр, а то мы скоро совсем закиснем.
− А давай, в лицее предложим? Чтобы всем классом пойти. Помнишь, как мы в нашей школе ходили? Так было весело.
− Давай.
Екатерина Андреевна охотно поддержала инициативу подружек. Билеты на концерт известной московской певицы показались одноклассникам чересчур дорогими, поэтому решили пойти в филармонию на концерт местного барда Ларисы Локтевой. Тем более, что и цена билетов оказалась вполне приемлемой: всего полтинник. Однако, концерт лицеистов разочаровал, хотя отдельные песни им понравились. Но репертуар состоял в основном из песен в стиле ретро, рассчитанных на более взрослую аудиторию. Правда, певица была очень хороша: голубоглазая блондинка с высокой прической в роскошном, вышитым золотом платье. И на гитаре она играла превосходно, и голос был приятный: серебристый, с легкой хрипотцой. Но концерт сильно портили перемежавшиеся с песнями выступления местных поэтов, на слова которых исполнительница и сочиняла свои песни. Ладно бы, стихи были хорошими, так ведь нет, отдельные вирши отдавали откровенным графоманством. Да и сами поэты выглядели не по концертному: на сцену выходили в куртках и сапогах, кое-кто читал свои стихи по бумажке, путаясь в словах.
− Неужели нельзя было вызубрить свои же стихи, − досадливо шипела Наташка во время выступления одной поэтессы, напрочь забывшей последнюю строчку, − нам за такое чтение точно пару влепили бы. А тут сцена, да еще люди деньги платили. Не концерт, а художественная самодеятельность.
Во время выступлений зрители переговаривались, некоторые вставали и уходили. После перерыва зал наполовину опустел. Подружки тоже сначала хотели незаметно улизнуть, но потом передумали: все-таки перед певицей неудобно, да и деньги уплачены. И досидели до конца.
− Как вам концерт? − спросила Екатерина Андреевна, когда они всей гурьбой неспешно возвращались из филармонии.
− Мура, − выпалил Денис. − Нудь и скукота. Знал бы, не пошел.
− Чего же ты сидел до конца? Тебя ведь никто не удерживал, − насмешливо спросила Наталья.
− А я знаю. − Павлик лукаво покосился в сторону Дениса. − Из-за одного человека. Я даже знаю, какого.
− Какого? − одновременно воскликнули близняшки Волковы. Но тут в разговор вмешалась Екатерина Андреевна.
− Знаешь, и помалкивай, − строго заметила она Павлику. − Во-первых, может, ты ошибаешься. Во-вторых, даже если не ошибаешься, о таких вещах совсем не обязательно сообщать всему свету.
− А в-третьих, еще раз вякнешь, я тебя разложу по осям координат, − пообещал Денис. − Есть такая поговорка: многие знания − многие скорби. Будешь скорбеть потом всю жизнь.
− Да я пошутил! − Павлик, опасливо отошел от Степанова подальше. − Шуток не понимаешь, что ли?
− Так ведь в каждой шутке есть доля шутки, − хихикнула въедливая Наташка. − Интересно знать, кого наш вундеркинд имел в виду. А то я теперь спать не буду: вдруг меня? Павлик, ты мне потом шепни на ушко по секрету, ладно?
− Ну, все, оставили эту тему, − прервала ее Екатерина Андреевна. − Вернемся к концерту. Неужели никому песни не понравились?
− Мне понравились, − отозвалась Танечка Беликова. − Особенно песня про Пушкина. Кажется, называется «Дуэль». Там есть слова «лишь на мгновенье умер Пушкин, и лишь мгновенье жил Дантес» − здорово, правда? У меня даже мурашки пробежали по коже.
− Да, замечательная песня, − согласилась учительница. − Слова к ней написал хороший местный поэт Игорь Кудрявцев. Если хотите, я могу пригласить его в гости. Устроим чаепитие, а он нам свои стихи почитает.
− А, правда, давайте? − оживилась Наташка. − Мы с девочками испечем всякие плюшки-ватрушки. Может, кое-кто из наших тоже почитает свои стихи. Я знаю, что и среди нас есть поэты. Точнее, поэтесса.
− Кто? − хором воскликнули все.
− Пусть сама скажет.
− Она меня имеет в виду, − призналась Танечка. − Только никакая я не поэтесса. Так, сочиняю для себя. Я Наташе показала свои стихи и просила никому не говорить, а она меня выдала.
− А почему только Наташе? − удивились ребята. − И почему ты это скрываешь? Вдруг у тебя талант?
− Точно талант, − подтвердила Наташка. − Стихи такие прикольные, − мне особенно стих про Барбоса понравился. Он так и называется «Две Наташи и Барбос».
− Вот почему он тебе понравился, там еще и про Наташ, − засмеялись все. − Таня, прочти.
− Нет, я сейчас не готова, − отказалась девочка. Может, потом, когда соберусь с духом. А тетрадку могу дать почитать, если хотите.
− Мне дай, мне, − наперебой заговорили одноклассники.
− Ладно, завтра принесу. Будете читать по очереди. Потом скажете, что больше всего понравилось.
− А у тебя есть любимое стихотворение? − уважительно поинтересовалась Екатерина Андреевна.
− Есть.
− О чем оно?
− О душе.
− О чем, о чем? − изумился Денис.
− Я же сказала: о душе. О боге.
− Нашла о чем писать. Больше ничего не придумала?
− Меня спросили, я ответила, − сухо отрезала Танечка. − До свидания! − И она свернула к остановочному павильону.
− Денис, нельзя быть таким неделикатным, − упрекнула Степанова классная. − Пойми: то, что тебе кажется пустяком, для других может быть очень важным, важнее всего на свете. Научись уважать чужое мнение, тогда и твое будут уважать. А тебе, Снегирева, понравилась какая-нибудь песня? − неожиданно обратилась она к Насте.
− Понравилась одна, − помолчав, призналась Настя. − Там есть слова «мне день и ночь напомнят о тебе, здесь все тобой наполнено до края» − просто, за душу берут. У меня до сих пор звучат в ушах.
− Мне тоже эта песня понравилась, − поддержали ее девочки. − Все-таки неплохой концерт, правда? Ну, были недостатки − эти поэты на сцене, да и затянуто слишком. Но все равно, хороший. Давайте потом еще куда-нибудь сходим? В театр, или можно в кино.
− Обязательно, − пообещала Екатерина Андреевна. − Ну что, расстаемся? До послезавтра, и всем удачи в выходной.
− И о ком тебе день и ночь напомнят? − пристала к подруге настырная Наташка, когда все разошлись. − Все о нем?
− Отстань! Ни о ком. Просто песня и все. − Настя с досадой отвернулась от нее. Как ей нравится делать другим больно. Беликову выдала с ее стихами, а теперь за меня принялась. Могла бы помочь забыть о нем, не вспоминать. Так ведь нет, постоянно бередит душу.
После памятного посещения во время болезни Настя ни разу не встретилась с Вадимом. Она знала, что первокурсники учатся на самом верхнем этаже здания. Пока они спускались после звонка на первый этаж, лицеисты уже разбегались по домам. Только однажды Настя увидела издали, как Вадим с неизменной Анечкой шел через институтский двор. Анечка в чем-то его горячо убеждала, а он, не глядя на нее, молча, кивал в ответ.
– Почему я не могу его забыть, как он забыл меня? − терзалась Настя, понуро бредя по лужам. − Неужели я его по-прежнему люблю? Да, люблю, все вернулось. Но, если можно полюбить, значит, и разлюбить можно? Ведь он тоже меня любил, точно любил, раз звонил, искал встречи, ждал. А потом у него все прошло. Когда же пройдет и у меня? Интересно, было ему так же больно, как мне сейчас, когда я сказала, что мы можем быть только друзьями?
Она вспомнила, как стояли они тогда у Невы, и как погрустнел его взгляд, устремленный в темную воду. Он согласился со мной, подумала она, принял мои слова всерьез и решил покончить с этим. Клин вышибают клином, − и этим клином стала для него Анечка.
А я? Зачем я ему такое ляпнула? Но что я могла тогда сказать? На меня так ужасно подействовали мамины слова про их «хозяйство». Я же действительно думала покончить с этим. Не знала, что будет так больно, − и чем дальше, тем больнее. А теперь все дурные мысли куда-то ушли, а любовь осталась. Как точно сказала Наташка: корка, а под ней незажившая рана.
А может, мне тоже клин вышибить клином? Вадим же смог. Может, и я смогу? Кого бы выбрать в качестве этого клина? Никиту? Вряд ли он так уж влюблен в эту Свету. Может, попробовать? Но получится ли у меня с ним?
Она представила себя в объятиях Наташкиного брата, − и все в ней восстало, протестуя. Нет, нет, ни за что! Я не смогу его полюбить, никогда-никогда. А кого смогу? Может, кого-то из нашего класса? О нет, там такие отсутствуют.
И ведь даже не у кого спросить, как разлюбить человека, который тебя не любит. Наверно, никто в мире не ответит на этот вопрос. Надо справиться самой. Справиться с собой. Говорят, время лучший лекарь. Надо побольше думать об учебе, читать, что-то делать. Отвлекаться. Как там у Маяковского, вот: «до ночи рубить дрова». Ну, не дрова, так что-нибудь другое. Только чтобы не оставалось времени на эти терзания.
Чем бы заняться сейчас? Завтра воскресенье, родители где-то ходят. Уроки? Что-то неохота. Займусь уборкой, решила она, вымою полы, вытру мебель, пропылесосю ковер. И в своей комнате, и у родителей. Буду убирать до изнеможения, а потом бухнусь в постель.
Когда вечером вернулись родители, она уже заканчивала мытье кухни. Пол блестел, зеркала сияли, а вычищенный «Ванишем» ковер поражал яркостью красок. Под восторженные родительские восклицания дочь, выкрутив тряпку, пошла в ванную отмываться. А проголодавшиеся папа с мамой устремились на кухню, откуда обалденно пахло жареными котлетами.
− Ма, ты же клялась, что после десяти ничего жевать не будешь, − крикнула из ванной дочь. − Забыла? А как же твоя талия?
− А она не жует, она целиком глотает, − отозвался папочка с набитым ртом. − Дочка, бросай свою математику, иди в повара. Ну почему у мамы котлеты никогда не бывают такими вкусными?
− Потому что я мясо два раза через мясорубку пропускаю. И луку надо побольше класть, не меньше двух головок, − а она не может, у нее ресницы текут. Вы смотрите, не слопайте все, оставьте на утро.
Утром позвонила Наташка:
− Насть, ты чего делаешь?
− Ем.
− А потом?
− Алгебру буду делать. Туржанская на неделю с полсотни примеров задала, − я только половину решила. Ты почему не являешься? Договорились же делать уроки вместе, а ты все отлыниваешь да отлыниваешь. Смотри, четверть заканчивается, − потом будешь пороть горячку.
− Да я с десяток уравнений сама решила. Которые полегче. Если честно, я ждала, когда ты все сделаешь, чтобы потом самые трудные у тебя передрать. Ладно, сейчас приду.
Они провозились пару часов с алгеброй, потом решали задачи по физике, потом занялись химией. В общем, убили на уроки полдня. Наконец, Наташка взмолилась: − Все! Стреляйте меня, больше не могу. Ничего не соображаю, − смотрю в книгу, вижу фигу. Настя, пойдем на воздух, подышим. Я тебе такое расскажу: ты упадешь.
− Там же дождь и, похоже, на весь день. Вон на небе ни просвета.
− Ну и что? Осень − он теперь каждый день будет лить. Так что теперь, сидеть в четырех стенах? Возьмем зонты.
Они неспешно брели по пустой аллее под шелестящим дождем. Наташка загадочно молчала. Наконец, Настя не вытерпела:
− Ну, давай, выкладывай. Что такого сногосшибательного ты хотела сообщить? Опять Никита что-нибудь отчубучил?
− Ты только не ругайся. В общем, я ему рассказала про ваш разговор с твоей матерью, − ну, что у них бывает, когда целуются. Спросила, правда ли это. У меня просто язык чесался, я и не удержалась. Слушай, он так хохотал, − думала, штаны намочит. Просто катался по дивану. Ржал минут десять без остановки. И все спрашивал, неужели Галина Артуровна могла тебе такое сказать. А потом признался, что у них так бывает, мол, это нормальная мужская реакция, − но далеко не всегда. И все повторял: «бедная Настя, бедная девочка, вот почему она от нас шарахается». А в конце сказал, что все это чепуха, и посоветовал выбросить из головы.
− Наташа, как ты могла?! Как у тебя язык повернулся? Ну ладно, спросила бы, если очень хотелось, − но меня зачем приплела? А теперь он Вадиму расскажет, они же друзья. Как им теперь в глаза смотреть?
− Да пусть думает, что хочет. Тебе не все равно? Раз он с этой Анькой. Неужели не можешь выбросить его из головы?
− Уже выбросила. Но чтоб я с тобой еще что-нибудь поделилась! Неужели не понимаешь, что выставила меня перед ними полной идиоткой? Не думала, что у тебя язык, как у Соколовой: все готова выболтать, даже чужие секреты.
И резко отвернувшись от подруги, Настя зашагала прочь. Но Наташка быстро ее догнала и принялась подлизываться:
− Насть, ну прости меня! Ну, конечно, я дура. Но честное слово, я не думала, что ты так расстроишься. Ну, хочешь, на колени перед тобой встану? − И она сделала вид, что опускается в лужу, − Настя еле успела ее подхватить.
− Ладно, идем домой. Теперь уже ничего не исправишь. До чего все глупо и противно. Наташа, не напоминай мне больше об этой истории. Иди к себе и не звони мне сегодня, я хочу побыть одна. И больше обо мне ни с Никитой, ни с кем другим не говори, очень тебя прошу. Пусть они забудут, что я есть.
Так между подругами пробежала черная кошка. Настя вела себя с Наташкой сухо и сдержанно, а та, поняв, что подруга обиделась по-настоящему, старалась не очень ей докучать.