Прерванная юность часть 6

  В свои тридцать лет Феодора Максимовна Андреева, по муже теперь Степанова, не знала еще горя и нужды. Даже когда их семью вынудили выехать из Ленинграда в Старую Руссу, она, как за каменной стеной жила в семье сестры Аннушки. Грамотный и порядочный муж Анны восемнадцатилетнюю девушку принял, как собственную дочь. В 1928 году Иосифу исполнилось двадцать восемь лет, и он по праву считал себя ответственным за судьбу за стройной, как хворостинка, и нежной, как подснежник, Фенечки.

  Поэтому мужчина без колебания в тридцать третьем году разменял свою большую квартиру на две поменьше. Феня выходила замуж за Степана, которого Иосиф хорошо знал по работе на заводе.

  Молодые с благодарностью приняли роскошный подарок и счастливо зажили в собственном гнездышке. Теперь уже Степан перенял от Иосифа заботу за девушкой, которая полюбила красивого парня всей душой. Она даже устроилась на работу участковым терапевтом цеха, где он работал, чтобы быть всегда вместе.

   – Вот наскучит тебе муж, если и дома и на работе рядом будете, что будешь делать? – смеялась подруга.

   – Не надоесть! – весело отмахивалась Феодора Максимовна. – А соскучусь, прямо на участок к нему приду, долг участкового врача чаще бывать на вверенном участке.

  И влюбленная пара в декабре принесла из роддома доченьку Полину, которую хрупкая Феня легко выносила и без проблем родила своему мужу.

  Чтобы жене было легче справляться с ребенком, Степан привез из деревни свою маму. Молодая женщина подружилась с ней и называла Нину Петровну мамой. И уже через три месяца Феня вышла снова на работу. Моложавая свекровь с удовольствием приняла на себя обязанности няньки, сюсюкалась с маленькой внучкой Полиной.

  Так и жили все в довольстве и радости. В сентябре 1941 года семилетняя Полина должна была пойти в школу, родители заранее покупали все необходимое. Но как-то незаметно для них подкралась война и перекроила заново жизнь семьи.

  Феня день и ночь заливалась горьким слезами, не хотела отпускать на фронт мужа. Но он явился однажды домой, собрал всех за столом и объявил:

   – Завтра уезжаю на войну. Я не думаю, что надолго, побьем врага и вернусь. Вы живите пока без меня, я оставил на вас свой денежный аттестат, протянете, как-нибудь. Вы, мама, живите с Феней, помогайте ей по хозяйству, а ты, Поля, делай, что бабушка скажет и слушайся маму. Потом отчитаешься мне за каждый день, когда вернусь. Поняла?

   – Да, я все сделаю, как ты сказал, только быстрее приезжай, – кинулась на шею отцу дочь.

   – Вот и договорились, – Степан поглаживал по спине Полину и, отворачивая заблестевшие глаза, добавил, – ты же у меня большая и умная девочка.

  На следующий теплый июльский день Степан Васильевич расцеловал всех на вокзале и сел в эшелон, который через полчаса тронулся и увез главу семьи на фронт, который стремительно приближался к городу.

  Феодору Максимовну, как военнообязанную, военком оставил врачом при оборонном заводе, на котором и работала. Только отныне ее обязали ходить в военной форме младшего лейтенанта медицинской службы.

  И жизнь, казалось, размеренно потекла дальше. В магазинах исчезли продукты, но их исправно выдавали по талонам. Никто не догадывался, не предполагал, что ожидало всех дальше. Пока страха не было, как и смертей.

  Первые налеты фашистской авиации заставили всех вздрогнуть от страха и боли. В городе появились первые убитые и раненые, образовались первые пробоины в крышах и разбитые здания, огни пожаров по ночам видны были издалека.

  В сентябре вокруг города замкнулось вражеское кольцо, и сразу же начались артиллерийский обстрелы. Жизнь людей дешевела изо дня в день. Авианалеты, артобстрелы методично истребляли город и убивали ее народ.

  Осенью люди уже перестали бояться огня, взрывов и крови, питались впроголодь, лишь бы не умереть. Но на этом не прекратились их лишения.

  Восьмого сентября запылали Бадаевские склады – главный хранитель продовольствия города. Единственное сообщение с Большой землей по воде через Ладогу прерывалось авиацией и артиллерией. В городе начался голод. На карточки снизили нормы.

  Две иждивенческие карточки и паек Феодоры Максимовны с трудом поддерживал силы семьи. Однажды Нине Петровне за десять рублей удалось купить жирную землю из-под Бадаевских складов. Ее пропитало при пожаре растопившееся сливочное масло. На нем жарили картофельную шелуху, которую иногда приносила неугомонная бабушка Поли.

  Счастливые, ели, не обращая на хруст на зубах.

  Полина ходила в школу каждый день, школьников подкармливали ста пятьюдесятью граммами хлеба и ложкой манной каши.

  Девочка проглатывала кашу, а хлеб несла домой. Бабушка ругалась:

   – Поленька! Сама ешь, тебе силы нужны!

   – А тебе, бабушка?

   – У тебя, детка, косточки молодые, еще растут, им поддержка требуется, а у меня старенькие, выросли. Мне много не нужно!

  Феня кусала губы в бессильной ярости, что ничем нельзя помочь родным. Она давно написала заявление на эвакуацию свекрови и дочери, но нужно было ждать до начала навигации.

  Феодора Максимовна старалась наносить побольше воды из Невы, чтобы Нине Петровне не пришлось тащиться на реку. Пожилая женщина совсем ослабела от недоедания, но тайком подкладывала внучке из свой порции.

   – Я уже съела свою, – говорила, чтобы не заметили, сколько хлеба было у нее.

  Полина уже осенью привыкла к трупам людей на улице. Зимой их лежало на снегу еще больше, коммунальщики не успевали убирать.

  К концу зимы 1942 года при обстреле осколком убило мать девочки.

  Бабушка не решалась сначала говорить Поле, но хоронить Феодору без дочери не решалась, поэтому прижала внучку к себе и все рассказала ей, добавив в конце:

   – Твоя мама даже испугаться не успела, мгновенно умерла, не мучилась, сердечная.

  Пожилая женщина закутала Полины, оделась сама, и они побрели на Серафимовское кладбище. Город по пути был почти безлюден, а редкие прохожие двигались очень медленно и осторожно.

  Еще стояли сильные морозы, и с Большой Невки, откуда черпали воду для питья, клубился сизым саваном туман. Ветерок пронизывал до костей. Нина Петровна посмотрела на внучку и сказала:

   – Сейчас зайдем в кочегарку и погреемся.

  Возле общественной бани увидели штабеля трупов.

   – Последнюю службу сослужат для людей, – пояснила бабушка, когда спускались по ступенькам в теплое помещение кочегарки. – Их сжигают вместо дров. Хоронить не надо, и вода горячая есть.

  Город превратился в морг. В каждом подвале лежали мертвецы, дожидаясь вывоза. На улицах и проспектах лежали на белом снегу черные трупы.

  Пожилой истопник не удивился посетителям, без улыбки спросил лишь:

   – К Серафиму Саровскому пробираетесь?

   – К нему, горе у нас, мать убили у внучки.

   – Мир ее праху! – мужчина перекрестился.

  После похорон с трудом вернулись домой. Полина не плакала, не было слез от холода и голода. На иждивенческие карточки жить стало еще труднее. Судороги в желудки от голода не приносили облегчения. Каждую минуту девочка думала о хлебе. С трудом дожидалась, когда бабушка протянет ей очередную порцию и нальет в кружку кипятка.

  Во время налета фашистских самолетов перестали спускаться в бомбоубежище, безразлично сидели в комнате. Теперь спали на одной постели, кутались в одеяло, берегли тепло.

  В марте стало теплее. Полина проснулась и позвала бабушку:

   – Вставай, бабушка, будем кушать. Не молчи, бабуля!

  Девочка протянула руку и дотронулась до лица старой женщины. И сразу отдернула: щека была ледяная.

  Полина с трудом перебралась через бабушку и побрела к соседке.

   – Тетя Валя! Бабушка не шевелится, а я хочу есть. Мне страшно!

   – Ты посиди на стуле возле окошка, Полечка. Я тебя закутаю одеялком, чтобы теплее было. А ты смотри в окошко, как мы повезем твою бабушку, попрощайся с ней.

  С собой брать девочку нельзя, она с трудом ходила на распухших ножках…

  Старенький вагон покачивало, убаюкивая и клоня ко сну пассажиров, расположившихся на грубо сколоченных нарах из неотесанных сосновых досок, пахнущих смолой.
  Через маленькие окна под самым потолком виднелось только небо с темными облаками.
  Под деревянным полом слышалось мерное перестукивание колес.  Иногда вагон сильно кренился, и у Полины замирало дыхание. Ей казалось, что состав сейчас опрокинется и покатится под страшный откос. Она закрыла глаза от ужаса, который был схож с тем, который она испытала при перелете из военного Ленинграда на Большую землю.
Страхи появились после блокадных переживаний и голодной дистрофии. Девочка не раз видела, как тихо угасали ослабленные люди в городе. Достаточно было позволить себе сесть в снег по пути за водой или передохнуть на промерзших ступеньках между этажами, чуть-чуть не добравшись до своей двери.
  До войны Полина счастливо жила с папой и мамой на Васильевском острове. Когда началась война с фашистами, и отец ушел на фронт, девочке исполнилось семь лет.

  Он хорошо запомнила, как папа пришел домой в военной форме, чтобы проститься с ней, мамой и бабушкой. Мужчина взял ее на руки и, крепко прижимая к груди, сказал:

   – Будь умницей, Полюшка, слушайся маму с бабушкой, а я прогоню врагов с нашей земли и вернусь к вам. Ты мне расскажешь, что ты сделала, чтобы пережить тяжелые времена, как помогала маме с бабулей.

  Его голос слегка подрагивал, но был тверд и необычайно серьезен, глубоко проникал в сознание девочки.

  Она обхватила ручками голову отца и обещала выполнить все, что он говорил. Полина еще не знала, что такое война, но по тревожному поведению родных поняла, что случилось что-то страшное и непоправимое.
  Через два месяца в доме не стало в достатке продуктов, и девочка впервые испытывала голод. Теперь она радовалась любому кусочку черного хлеба, которым делились с ней мама и бабушка, тайком отрывая от своих пайков. Девочка старалась не плакать, когда голод донимал ее, а зимой ходила вместе с бабушкой за водой на реку. Она мужественно тащила по скользкой обледенелой тропинке целый чайник драгоценной влаги вслед за бабулей с ведром. Полина мечтала, что расскажет папе, когда он вернется, как из невской воды, которую она принесла домой, бабушка накипятила чаю к приходу с работы мамы. Втроем сели за стол и долго чаевничали горячей водой, заваренной морковью.

    Одна из бомб врага угодила в поликлинику при заводе, где работала мама, и девочка осталась с бабушкой. Для них началось страшное и совсем голодное время.
  Когда умерла бабушка во сне. Исхудавшую девочку отвели в ближайший детский дом. Там было немного сытнее и теплее, но дети не могли наесться. Мальчик по имени Веня собирал кумушки во дворе и показывал Полине:

   – Смотри, какие конфеты. Вот соберу целый карман и тебе дам попробовать одну. Хочешь?

  Девочка отрицательно покачала головой, но промолчала. Она стала часто болеть. Ее и еще двадцать детишек-доходяг врачи решили переправить на материк, чтобы спасти от смерти.

  Маленький Венечка не дождался. Однажды ночью он съел собранные «сладости» и умер.
  Ледовая тающая дорога через Ладожское озеро была опасной, поэтому ребятишек отправили на небольшом самолете.  Поле запомнилось, как его швыряло в воздушных потоках: то падал вниз, то взмывал вверх.  Дети боялись, но они не хныкали и сидели, молча, держась за скамейки вдоль бортов. Они разучились плакать в блокадном городе.   Наконец, самолет приземлился.  Детей отвезли на автобусе в одну из школ, где разместился детский дом. Это было временное пристанище, распределитель для отправки в глубокий тыл. Но детей там начали лечить и сытнее кормить.
  Воспитатели испуганно смотрели на новых питомцев, поражались их худобе и изможденным лицам. Удивляло, что они были по поведению необычайно взрослыми детьми, которые без возражений выполняли команды персонала, но передвигались медленно и осторожно, «тенями».
  Когда они немного окрепли, а на лицах даже стали появляться улыбки, детей решено было переправить в детский дом на Урале. Об удобствах переезда в условиях военного времени никто не помышлял, и считалось удачей получить для перевозки эвакуируемых хотя бы «теплушку».
  …Когда вагон выровнялся после очередного толчка, Полина открыла глаза. Серые глаза девочки казались огромными на худеньком и серьезном личике. Она осмотрелась.

  Многие детишки не спали и смотрели на свою воспитательницу Марию Федоровну, сидевшую за небольшим столом, покрытым белой простыней.
  Путешествие детей затягивалось. Их эшелон часто стоял на запасных путях, пропуская воинские эшелоны, спешащие на фронт. На стоянках воспитательница отодвигала дверь, и дети могли видеть вагоны, полные солдат. Бойцы приветливо махали детям и что-то кричали. Полина напряженно всматривалась в лица солдат, выискивая родное лицо папы. 
  В дороге Мария Федоровна варила детям картофель, раздавала хлеб и поила чаем, заваренным сушеной черникой. На шестой день утомительного пути, продукты почти кончились. Но завтра путешествие завершиться, и детей отвезут на новое место жительства, накормят и уложат спать в мягкие постели.   Об этом воспитательница сообщила детям, которые почти не отреагировали на новость и продолжали равнодушно смотреть на нее. Женщина уже привыкла к молчанию детей: что с них взять, они много пережили и видели в блокадном Ленинграде, знали, что такое смерть, голод и холод. Потребуется немало времени, чтобы научить их смеяться, играть, бегать, не вздрагивать от резких звуков.
  На следующий день прибыли на станцию назначения. Это был крупный железнодорожный узел с многочисленными путями, сплошь заполненными составами всех видов: пассажирскими, воинскими, товарняками с военной техникой и порожняком, готовым к погрузке.
 Мария Федоровна широко открыла дверь «теплушки». Состав стоял на одном из многочисленных путей, слева и справа тянулись эшелоны. Где-то вдали слышался шум паровоза, виднелся его дым.  Воспитательница поняла, что потребуется немало времени, пока их найдут и выгрузят. Погода встретила прибывших детей неприветливо, но это не беда, главное, что утомительная поездка позади.
  Радостное настроение воспитательницы, которая быстро сновала по «теплушке» и весело разговаривала с детьми, передалось Поле. Она с любопытством слушала слова женщины о том, что они скоро приедут в новый дом, познакомятся и подружатся с другими детьми, а ночью будут спать на чистых постелях, и им будут сниться только хорошие сны.
  Девочка даже разволновалась, ее щеки слегка порозовели, а глаза сияли.
   Мария Федоровна решила сходить на станцию и выяснить, когда прибудет транспорт, чтобы переправить прибывших питомцев в детский дом. Заодно, нужно было набрать питьевой воды – ведерный чайник был пуст.
  Посмотрев на детей, она бодро сказала:
   – Я схожу на станцию, разузнаю все и наберу воды. Вы оставайтесь на местах. Если что-то понадобится, то обращайтесь к Полине, она поможет всем.
  Поля Степанова была самая сообразительная из подопечных детей. Отзывчивая и сообразительная девочка всегда помогала воспитательнице   кормить и поить других детей, ухаживать за больными. Мария Федоровна спрыгнула на землю и, подумав немного, крикнула внутрь «теплушки»:
   – Поля, я, пожалуй, закрою дверь. На улице сыро и прохладно, как бы вы не простыли у меня. Ждите, я быстро обернусь!
  Дверь покатилась на роликах и шумно закрылась, в вагоне стало сумрачно от скудного света.
  Девочка прошла к столу и села на место воспитательницы, подражая ей, подперла голову кулачками и стала ждать.
  Дети лежали и сидели на своих постелях, молча, смотрели на Полину, их глаза на исхудалых лицах казались неподвижными и печальными.
  Минут через десять снаружи послышались голоса. Кто-то подошел к «теплушке», и женский голос громко сказал:
   – Вот, этот вагон, смотрите, номер совпадает.
  Поля услышала, как что-то прошуршало по стенке вагона – так обычно пишут мелом, и шаги стали удаляться. Через какое-то время послышались пыхтение и гудки паровоза. Вагон дернулся и покатился по путям, затем остановился, потом снова тронулся. Он двигался то  назад, то вперед, стоял и опять куда-то ехал.
  Наконец, «теплушка» остановилась. Послышался лязг сцепного устройства. Вагон отцепили от паровоза, который на прощание весело просвистел и удалился.
  Дети смотрели на дверь, а Поля встала из-за стола, подошла и прислушалась. Тишина. Голосов не слышно. Она села на место.

    Прошел час, но никто не появился.
    Самые маленькие начали беззвучно плакать. Они лежали неподвижно, и по их щекам стекали крупные слезы.
  Полина чувствовала себя не лучше остальных, боялась, что их забудут здесь, и они умрут от голода в темном вагоне. Но девочка постаралась не показывать своего страха малышам, стала подходить к каждому и успокаивать:
  – Ну, чего ты плачешь? Мы приехали, нас скоро заберут отсюда. Видели, сколько вагонов на станции? Потерпи немного, нас обязательно найдут среди них.
  Дети перестали плакать, но стали просить, попить и поесть.
  Поля подошла к столу, посмотрела в стоящий под ним ящик, где обычно хранился хлеб, нашла пару краюшек. На столе стояли две полные чашки, куда воспитательница слила остатки воды.
  Девочка раздала по кусочку черного хлеба самым маленьким детям.
   – Вы уже большие и подождете, пока Мария Федоровна придет, – уговаривала она остальных ребят.
  Ей трудно было давать кусочек хлеба одним, обнося других. Все одинаково хотели кушать, но девочка выбирала слабых, отворачиваясь от просящих глаз обделенных хлебом детишек. 
  Пить Полина давала детям по глоточку, чтобы хватило подольше, но к вечеру этого дня воды не осталось.
  Перед сном, чтобы малыши не плакали и не просили кушать, Поля рассказывала им сказки, которые слышала от своей бабушки Нины. Потом стала выдумывать разные истории, где папы убивали проклятых фашистов, возвращались с Победой домой и подкидывали на руках детей высоко вверх, так, что дух захватывал.

  Девочка так уверенно рассказывала, что дети ожили. Глаза малышей засияли радостью, а лица оживились.
   – Мой папа – разведчик, – громко сказал один мальчик. – Когда его хотели схватить фашисты, он их всех раскидал и поубивал из автомата. Он сильный, а когда придет за мной, то возьмет на руки и унесет домой к маме.
   – Обязательно придет, ты только не плачь больше. Ты жди его, он заберет тебя и будет гордиться, что его сын не хныкал от голода и не боялся темноты, – сказала ему Поля.
   – А, мой папа – танкист! Он, как стрельнет из пушки по немцам, только щепки полетят, а ему ничего не будет. У него в танке броня, ее не пробить ничем. Он тоже придет за мной, а я ему скажу:

   – Я пить очень хотел, но не плакал, терпел.

  Я расскажу, как страшно быть одному в вагоне.
   – Твой папа – герой. И ты будь таким же, не бойся темноты, не один ты здесь, нас много и за нами придут завтра, – подбодрила его девочка.
   – И наш папа вернется, – воскликнули две девочки-сестренки, – он такой сильный, что нас сразу двоих на руки возьмет.
  Отовсюду посыпались возгласы:
   – И мой придет!
   – И меня заберет!
  Поля уложила спать детей, но сама плохо спала. Девочке хотелось есть и пить, но она терпела, время от времени проводя языком по пересохшим губам.
   – Где же наша воспитательница? Почему не приходит? – думала девочка, глядя в темень вагона.
  На следующее утро Мария Федоровна не возвратилась.  Дети уже вторые сутки находились одни без воды и хлеба. Ночью малыши продрогли – небо было покрыто свинцовыми облаками, моросил мелкий дождь.
  Полина решила приоткрыть дверь «теплушки», но ее сил не хватило. Тогда девочка подозвала двух самых сильных мальчиков, втроем они налегли на дверь, и она стронулась с места, но затем ее заклинило.
  Осталась маленькая щель, куда проходила только тонкая рука ребенка.
  Сквозь этот узкий проем, Поля разглядела, что их вагон стоит напротив какого-то строения, значит, когда-нибудь здесь появятся взрослые и вызволят детей.
  Малыши не просили больше есть, но очень хотели пить и снова беззвучно плакали.
  Дождь усилился и перешел в ливень. Полина вытянула наружу руку и та стала мокрая.
  Повернув вверх ладошкой руку, девочка собрала немножечко воды и слила ее в чашку, сама же просто облизала свою руку и жажда стала меньше.

  Она подозвала на помощь детей постарше, чтобы делали также.
  Из чашечки, куда удалось набрать дождевой воды, она поила детишек, приговаривая:

   – Вот, попей немножечко и оставь другим.
  К вечеру почти все лежали безучастно на своих местах, молчали и больше не плакали.
  Полина старалась поддержать дух детей, стала рассказывать им, что по дороге к ним автобус сломался, застряв в большущей луже, ведь на улице такой ливень. А завтра сюда приедут люди, с ними будет Мария Федоровна, которая принесет хлеба и воды.
   – Вы поспите немножечко, а утром все кончится, – уговаривала девочка самых слабых малышей. Она ложилась рядом и разговаривала с ними, пока дети не засыпали.
  Ночью девочке было особенно страшно: если завтра их не заберут отсюда, то маленькие и слабые детишки начнут умирать. Она смотрела на яркую звездочку на темном небе и шепотом просила Марию Федоровну вернуться.
  Но и на следующее утро ничего не изменилось, детей не приехали забирать. Только погода наладилась, дождя не было, и с утра пригревало солнце. Детям стало теплее.
  Поля уже не знала, что должна им говорить, но не подавала вида, что встревожена и сама теряла силы.
  Вдруг послышались голоса людей, девочка подошла к двери и вытянула наружу руку.
   – Откройте двери, подгоните самосвал и скидывайте металл в кузов! Мартеновцы ждут сырье, – прозвучал зычный мужской голос.
    – Петрович! Гляди, что это такое? – раздался женский голос.
  К двери «теплушки» подошли люди и с удивлением рассматривали тоненькую детскую руку, на которой отчетливо просвечивались синие жилки.
   – Открывайте дверь! Только осторожно, а то выпадет ребенок!
  Двери поехала в сторону, и Полину подхватили сильные руки.
  Через полчаса к вагону прикатил автобус, и с ним Мария Федоровна, которая закричала сквозь слезы:

  – Потеряшки, вы, наши! Мы думали, что вагон на фронт по ошибке увезли, а его здесь спрятали, решили, что в нем металлолом!
  Детей осторожно перенесли в автобусы, где дали напиться и немного покушать. Потом повезли в местный детский дом.
  Полина сидела возле Марии Федоровны, которая прижала к себе, гладила ее по головке и думала:

   – Считай, вторую блокаду детки пережили. Пожалуй, если бы не мужество девочки, то не знаю, как бы все вышло. Проклятая война, видишь, что делает.
   Поля была спокойна, она знала, что теперь все будет хорошо.
 А еще девочка верила, что после войны ее заберет отец. Он придет сильный, красивый, с множеством боевых наград на груди и высоко поднимет ее на руках.  Даша расскажет ему, что была умницей, и они будут снова жить в Ленинграде.