Предчувствие любви. Отрывок 29 из романа "Одинокая звезда"
Воскресным сентябрьским утром Маринка Башкатова проснулась с предчувствием счастья. Едва открыв глаза, она почувствовала, что сегодня с ней случится что-то совершенно потрясающее. Такое состояние ей уже было знакомо. Однажды в ее душе зародилось подобное лихорадочное ожидание какого-то сказочного события. И оно произошло — ей позвонили из редакции местной газеты и сообщили, что в ближайшем номере будет напечатано ее стихотворение про собаку. Она была тогда на седьмом небе от счастья.
Трижды за ночь Маринка просыпалась от мысли, что завтра сможет купить в ларьке "Союзпечати" газету со своим стихотворением. Утром она скупила все экземпляры этой газеты и, притащив их в школу, произвела настоящий фурор, воспоминание о котором долго грело ей душу.
Еще не открыв глаза, Маринка стала прокручивать в уме предстоящий день. С утра надо выучить английский и решить десяток задач по алгебре — завтра предстояла контрольная. Математичка надумала проверить у них остаточные знания — что они успели растрясти за лето, а что осталось в голове. Еще надо подготовиться к семинару по истории. Никакой радости во всем этом определенно не было.
Что еще? Убрать квартиру, приготовить обед — родители приедут вечером с дачи. Не будет обеда, съедят ее, Маринку. Тоже мало радости.
А вот здесь теплее — в три часа очередной музыкально-поэтический салон "Пушкинский бульвар".
Дважды в месяц местные поэты и музыканты собирались во Дворце народного творчества на улице Пушкинской. Там можно было почитать свои стихи, послушать новые песни, попеть под гитару, а то и просто потрепаться за жизнь. Счастливчики, умудрившиеся напечататься в какой-нибудь газетке, а то и издавшие за счет спонсоров или собственный тоненькие книжечки стихов, хвастались своими достижениями и щедро их раздаривали.
Как раз к сегодняшнему салону Маринка написала пять новых стихотворений, которые ей самой очень нравились. Она надеялась, что они понравятся и кому-нибудь из издателей, частенько захаживавших на их встречи.
Определенно сегодня повезет, думала Маринка, одеваясь, вот бы все пять напечатали. Марь Петровна меня тогда на руках носила бы, и пятак по литературе был обеспечен.
Она стала копить предвкушение счастья, убеждая себя, что оно случится, обязательно случится, не может быть, чтобы не случилось.
Выскочив в магазин за хлебом, Маринка поразилась ослепительной яркости этого дня. Осень еще совсем не чувствовалась. Небо было синим-синим, лаковые листья тополей блестели на солнце и стайки воробьев весело щебетали, перелетая с одного куста сирени на другой под умильным взглядом большого серого кота, примостившегося на ветке жерделы. Да, в такой замечательный день непременно должно было случиться что-то из ряда вон выходящее.
От этой мысли ожидание необычайного еще более усилилось. Маринка даже подумала, что, может быть, простой публикацией дело не обойдется − может, ей, наконец, повезет и удастся выпустить целую книжечку стихов. Вдруг какому-нибудь богатенькому Буратино, случайно забредшему к ним в салон, так понравятся ее стихи или она сама, что он предложит взять на себя расходы по изданию книжки. Ведь повезло одной местной поэтессе подобным образом − а ее стихи ничуть не лучше Маринкиных.
Держать в руках книжечку своих стихов, перелистывать ее страницы, любуясь портретом на обложке, подписывать, раздаривая знакомым, — это была хрустальная Маринкина мечта. Она представила, как приносит стопку книжечек в класс, дарит одноклассникам и учителям, преподносит Никите Сергеевичу и завучу. Как изумленно они смотрят на нее, поражаясь ее таланту. И от этих прекрасных грез ей захотелось, как в детстве, попрыгать на одной ножке.
Стихов Маринка за свою жизнь успела написать великое множество. У Лены на лоджии лежало около десятка тетрадок с Маринкиными стихами. Лена с Геной были ее первыми слушателями и верными поклонниками.
Маринке очень нравилось облекать мысли в рифмованные фразы, где было много воздуха и красивых звуков. И еще она давно заметила, что мысль рифмованная доходит до ума и сердца слушателей гораздо быстрее и вызывает больше эмоций, чем высказанная в прозе. Любая банальность, сказанная языком прозы, так и остается банальностью, тогда как облеченная в рифму, она порой делается откровением.
Маринка не любила литературу, как предмет, но любила русский язык за красоту, звучность и меткость выражений. Стихи она писала давно, еще с детсадовского возраста. Ей собственные стихи нравились все больше и больше — а это верный признак, что они чего-нибудь да стоят. Ведь помните, как у Булгакова Мастер спрашивает поэта Бездомного, хороши ли его стихи. И как тот отвечает: “Они ужасны!” А вот если бы Мастер спросил об этом ее, Маринку, она бы ответила: “Они прекрасны!” Потому что никто лучше самого поэта не чувствует, хороши ли его стихи или нет.
Училась Маринка неплохо, хотя изредка, задумавшись на уроке над поиском красивой рифмы, могла схватить трояк, а то и пару за невнимание.
Кроме сочинения стихов, Маринка, как и Лена с Геной, увлекалась математикой. Впрочем, этот предмет любило большинство ребят из их класса. Но в отличие от Лены с Геной, твердо решивших поступать в Политехнический на информатику, Маринка еще не определилась с будущей специальностью. Может, она и последует их примеру, а может — нет. Еще успеет решить, ведь впереди целый одиннадцатый класс. Куда спешить?
Управившись к часу дня со всеми делами, Маринка принялась готовиться к выступлению. Она надела любимое темно-зеленое, украшенное зелеными же стразами платье, так идущее к ее зеленым глазам, серьги и кольцо с бирюзой и обулась в зеленые лакированные лодочки. Сразу сделавшись похожей на Хозяйку медной горы, Маринка достала косметичку и стала прихорашиваться.
Кроме поэтического таланта, Маринка еще неплохо рисовала. Особенно ей удавались хорошенькие мордочки, которыми были разрисованы все ее учебники и записные книжки. С возрастом этот талант Маринка стала использовать для украшения собственной физиономии — и это у нее тоже получалось совсем неплохо.
Прежде всего она закрасила маскирующим карандашом неизвестно откуда взявшиеся два прыщика и несколько веснушек. Затем покрыла тональным кремом сомнительные участки на подбородке и возле носа. Припудрила нос и щеки и слегка их подрумянила. Лицо сразу стало похоже на персик, чего она и добивалась. Чуть подвела брови и нанесла на щеки самую малость румян. Благодаря этому глаза сделались ярче и таинственно заблестели.
Затем Маринка достала из косметички свое главное богатство — тюбик французской туши, загибающей и удлиняющей ресницы. Он был куплен совсем недавно за немыслимые деньги, подаренные ей родней на день рождения. Она еще ни разу не пользовалась этой тушью. Сегодня был самый подходящий повод ее опробовать.
Вынув из тюбика кисточку в блестящей туши, Маринка слегка коснулась ею кончиков ресниц. Результат превзошел все ее ожидания. Ресницы удлинились и загнулись едва ли не до бровей. Глаза стали большими, глубокими и загадочными. Маринка и представить себе не могла, что ее глаза могут быть такими красивыми. Нанеся на губы пудру и слегка их подкрасив, она закончила макияж и оценивающе поглядела на себя.
Да, надо признать, сегодня она особенно хороша. Если не считать Джанелия-Туржанскую, то, пожалуй, красивее ее нынешней в классе нет. С той, конечно, сравнивать себя даже глупо. Но это уже несчастный случай, что такие бывают на свете. Сравнивать себя с ней все равно, что сравнивать Луну с Солнцем. Все девочки давно махнули на нее рукой и перестали комплексовать по этому поводу. Спасибо еще, что Лена всегда вела себя скромно и не выпячивалась. Все потому, что бог дал ей вдобавок к небесной красоте весьма острый и самокритичный ум, что бывает у их пола, надо признать, крайне редко.
Хорошо еще, что никого из ребят Лена не выделяла, со всеми держалась ровно и приветливо. Поэтому мальчики из их класса, да и не только из их, давно поняли, что влюбляться в нее все равно, что в северное сияние — холодно и безответно. К тому же рядом с Леной вечно маячила ее тень — мощная фигура верного Гены, до которого большинству ребят никогда не дотянуться. Своей едкой иронией он мог превратить любого из них перед Леной в законченного кретина. Поэтому одноклассницы совершенно перестали ревновать к ней одноклассников.
Еще год назад почти все повлюблялись друг в друга. − за редким исключением. К этому исключению относилась и она — Маринка, из-за чего девушка временами чувствовала себя какой-то ущербной. Действительно, большинство одноклассниц уже давно испытало радость первого поцелуя. А кое-кто — и не только поцелуя. Да, что там кое-кто — больше половины класса. О чем они с удовольствием трепались между собой. А ее — Маринку — еще ни разу по-настоящему никто даже на свидание не пригласил. Нет, вообще-то приглашали, но все такие неподходящие личности, что их можно было не считать. А вот, чтоб подходящий! Увы, такой ей пока не встретился.
На улице Маринка нашла полное подтверждение своим мыслям о ее сегодняшней внешности — все лица мужского пола старше десяти лет на нее оглядывались. Когда она, не выдержав, оглянулась тоже, то обнаружила, что один из них — очень даже симпатичный! — просто стоит и смотрит ей вслед. Гордо отвернувшись, она последовала дальше, втайне надеясь, что он последует за ней, Но он, к сожалению, не решился.
В Доме творчества ее ожидал первый сюрприз — сегодня к ним на концерт явилось телевидение. Прежде у них в гостях побывало только радио. Записав в течение получаса первых выступавших, радио смылось, так толком и не объяснив, когда можно будет услышать записанное. Много позже некоторым счастливчикам это удалось, но далеко не всем. Маринку они даже и не записали, потому что ее выступление было одним из последних.
Бойкие молодые люди из телевидения быстренько расставили аппаратуру и заторопили ведущую поэтессу— хорошенькую блондинку Наталью Васильевну — начинать концерт. Прослышав о приходе телевидения, в зал набежало много зрителей. Однако на Маринкино счастье выступавших было меньше, чем обычно − видимо, не все еще вернулись из отпусков. А счастье состояло в том, что сегодня можно было прочесть больше стихов, чем когда желавших выступить являлось слишком много.
Пробравшись к Наталье Васильевне, Маринка попросила дать ей возможность выступить на этот раз в числе первых. Ну сколько можно ее выпускать в конце, когда большинство слушателей уже покинуло зал?
Оценивающим взглядом окинув ее с ног до головы, Наталья Васильевна согласилась.
Первой она выпустила на сцену местную певицу Ларису Локтеву. Несмотря на свои пятьдесят, тоненькая Лариса Ивановна смотрелась великолепно. На ней было длинное черное платье, украшенное гранатовым ожерельем, пышные светлые волосы Лариса уложила в высокую прическу и приколола сбоку алую розу. Ее наряд завершали модные черные туфельки на высоких каблуках.
Да, она выглядела обворожительно. Но самым главным богатством Ларисы Локтевой был ее талант композитора и серебряный голос, которым привычно заслушались все сидевшие в зале, — в том числе и операторы телевидения. Опомнившись, они попросили Ларису спеть еще раз, что та с удовольствием сделала к вящей радости зала.
В миру Лариса Локтева была скромным преподавателем химии, отягощенным разведенной дочерью с ребенком и больной теткой. Она еле сводила концы с концами и постоянно бегала по ученикам в поисках дополнительного заработка. Но на сцене она преображалась.
Лариса сама сочиняла музыку на слова местных поэтов и пела под гитару. Песни, звучавшие из ее уст, были удивительно мелодичны и легко запоминались. Их неоднократно транслировали по радио, но лишь недавно Лариса узнала, что за это, оказывается, положен гонорар. Правда, чтобы получить его, нужно было каждый раз куда-то ходить и что-то доказывать, на что она была совершенно неспособна. Поэтому Лариса махнула на гонорары рукой и быстро забыла о них. Совсем недавно ее с подачи Натальи Васильевны — профессионального музыканта — пригласили на прослушивание в филармонию. Вообще-то лицам, не имевшим музыкального образования, к коим относилась и Лариса, петь на профессиональной сцене прежде категорически запрещалось. Но в нынешние тяжелые времена, когда и сама филармония с трудом сводила концы с концами, это правило начали нарушать. Послушать Ларису Локтеву во Дворец приходило много народу, правда, пока бесплатно. Но популярность ее была уже столь велика, что появилась надежда на полный зал, пусть малый, и в самой филармонии. А это — деньги за билеты, которые так плохо раскупались на концертах профессиональных исполнителей.
Прослушав Локтеву, директор филармонии укрепился в своем решении выпустить ее на сцену и приказал готовить афиши. В предвкушении этого события Лариса Ивановна буквально расцвела и летала, как на крыльях, позабыв обо всех своих будничных проблемах и неприятностях.
Ее выступление в филармонии должно было состояться через две недели, о чем в начале концерта объявила ведущая. Она надеялась, что это объявление прозвучит и на телепередаче. Глядишь, и все билеты будут раскуплены.
Маринке очень нравились песни Ларисы Ивановны. Особенно она полюбила их после того как совершенно неожиданно услышала из ее уст песню на слова своего стишка про собаку. Оказалось, что он попался Ларисе Ивановне на глаза и так понравился, что она сочинила к нему музыку и пропела на ближайшем салоне. Слушая песню на свои слова, Маринка таяла от счастья. Вместе с ней радовались и восторгались Лена и Гена, которых она в тот раз пригласила на концерт.
Тогда, после концерта, Маринка подошла к Ларисе Ивановне и горячо поблагодарила ее. А та неожиданно предложила девушке сотрудничество. Чтобы Маринка дала ей побольше своих стихов, а она подобрала бы к лучшим из них музыку. С тех пор Лариса Ивановна сочинила целых пять песен на Маринкины стихи. Особенно нравилась Маринке, да и не только ей, песня о любви. Когда Лариса Ивановна запевала своим серебряным голосом:
— Звучит над миром вечный зов:
Не обойди меня, любовь!
— Маринка чувствовала холодок восторга. Не однажды Лариса Локтева исполняла эту песню на бис − и всякий раз она приглашала Маринку на сцену, чтобы той тоже поаплодировали.
Сегодня Наталья Васильевна поставила Маринкино выступление третьим. Маринка уже привыкла читать свои стихи со сцены и совсем не волновалась. Она была уверена в них и знала, что большинству публики ее стихи нравятся. Ведь не будет зал прерывать автора аплодисментами на середине стихотворения, если оно плохое. Но стоило Маринке прочесть строчки из стихотворения о несчастной любви:
— Разглядев ее личико славное,
В горький миг я сумела понять,
Что для счастья не самое главное
Учиться на четыре и пять...
— как в любой аудитории ей начинали бурно аплодировать, хотя до конца было еще далеко.
Лишь об одном жалела Маринка: что Лены и Гены сегодня в зале не было. Они обещали прийти, но почему-то не пришли. Может, еще подойдут? Вот будет здорово, если они придут и их тоже покажут по телевизору.
Дождавшись своей очереди, Маринка вышла на сцену и внимательно оглядела зал. Нет, ее друзей не видно. Что ж, придется читать без них. А жаль, новые стихи такие хорошие.
Каждое новое стихотворение ей нравилось больше предыдущих. Впрочем, это было понятно. Она писала все лучше и лучше, и сама чувствовала это.
Увидев свою любимицу на сцене такой нарядной и красивой, зал дружно зааплодировал. Дождавшись конца аплодисментов, она объявила название первого стихотворения. Зал затих, приготовившись слушать.
— С белых веток метель
Невесомо слетает и тает,
И весна уплывает
На лодочке из лепестков
В край, где вечный апрель,
Где ни горя, ни боли не знают...
— нараспев читала девушка, чуть покачиваясь. Ее нимало не смущали слепящие "Юпитеры" телевизионщиков, направленные на сцену. Жаль только, в их свете был плохо виден зал − а Маринка любила во время выступления отыскать в нем какое-нибудь симпатичное лицо и читать как бы только ему. И когда видела в его глазах интерес, еще больше воодушевлялась. Но сейчас ей хорошо были видны только два первых ряда. Там сидели авторы, которым было не до ее стихов — они сами готовились к выступлению. Авторы лихорадочно перебирали исписанные листки или шепотом повторяли свои стихи, глядя в потолок.
Проводя взглядом по третьему ряду, Маринка вдруг заметила незнакомого молодого человека, неотрывно смотревшего на нее. В его глазах читался неподдельный интерес то ли к ее творчеству, то ли к ней самой — сразу не разберешь. Его губы чуть шевелились, как будто он повторял за ней строчки, стараясь их запомнить.
И тут ее осенило — это оно! Это исполнение того предчувствия, с которым она проснулась. Этот молодой человек и есть то счастье, которое она ожидала с самого утра.
— Остановись! — велела она своему заколотившемуся сердцу. — Не воображай слишком много. Еще ничего не известно — кто он, что он. Может, он пришел с девушкой и ему просто понравились мои стихи.
Продолжая читать, она посмотрела на кресла по обе стороны от молодого человека, но они пустовали. Тогда она стала читать, глядя ему прямо в глаза, будто для него одного. Он понял ее и улыбнулся. Улыбка определенно предназначалась ей — Маринке.
Чувствуя, как у нее загораются щеки, она отвела глаза от его лица и тут заметила на соседнем кресле гитару.
— Значит, он тоже будет выступать, — подумала девушка, — вот тут мы все и узнаем. По обычаю всякий новый член их салона, впервые представлявший на суд слушателей свое творчество, должен был перед выступлением немного рассказать о себе — кто он, чем занимается, чем увлекается. Оставалось только дождаться его выступления.
Закончив читать, она поклонилась бурно аплодировавшей публике и скромно села на свободное место в том же ряду за два кресла от незнакомца. И тотчас же услышала:
— Сегодня перед нами впервые выступит молодой бард — сочинитель и исполнитель собственных песен Дмитрий Рокотов. Поприветствуем его! — И Наталья Васильевна первой зааплодировала. Зал дружно поддержал ее.
Молодой человек взял гитару и стал пробираться между креслами. При этом ему пришлось пройти и мимо Маринки, поднявшейся, чтобы его пропустить. Глядя на нее своими бархатными, шоколадного цвета глазами, молодой человек взял Маринкину руку, и, повернув ладошкой кверху, поцеловал в самую серединку. Потом слегка поклонился и последовал на сцену. Маринка обалдело глядела ему вслед.
— Как вы уже слышали, — весело заявил он со сцены, — меня зовут Дмитрий Рокотов, можно просто Дима. Я учусь в одиннадцатом классе сорок седьмой школы. Отец военный, мать завуч в моей школе. Что, как вы понимаете, сопряжено со многими проблемами. Увлечения: компьютер, гитара и красивые девушки. Мне семнадцать лет. Вопросы есть?
— О чем ваши песни? — выкрикнул кто-то с места.
— О любви, естественно, — невозмутимо ответил молодой человек, — о чем еще вообще можно петь? Только о ней одной.
— И сильно вы влюблены? — задорно спросил девичий голос.
— Пока еще по-настоящему не испытал этого прекрасного чувства. Но очень мечтаю и надеюсь. — И он проникновенно посмотрел на Маринку.
Та сидела, ни жива, ни мертва. Слишком внезапно это произошло, слишком неожиданно. Хотя, почему внезапно? Ведь еще утром ей был дан знак — готовься, сегодня это случится.
Она попыталась вслушаться в его песню.
— Я так тебя любил!
Я так тебя искал!
— бархатным голосом пел молодой человек, не сводя с нее глаз,
— Я без тебя не жил,
Мне без тебя — тоска...
Слова так себе, — машинально отметила про себя Маринка. Но исполнение! Но исполнитель!
Молодой человек спел еще пару песен такого же содержания и под жидкие аплодисменты спустился в зал. Сел рядом с Маринкой и заглянул ей в лицо.
— Мариночка, не сердитесь на меня, — жалобно попросил он. — За мое нахальство. Но я не смог удержаться. Меня поразили ваши стихи. И вы сами. Вы потрясающая девушка. Как из сказок Бажова. Помните сказку про каменный цветок и Данилу-мастера? Так вы — вылитая волшебница из той сказки! Почему вы молчите? Ну, скажите, что вы не рассердились.
— Не молчи, идиотка! — приказала себе Маринка. — Подумает, что ты язык проглотила от счастья. Боже, какой он хорошенький! Неужели эта красота будет моей?
У молодого человека были ласковые карие глаза, крупные, в меру полноватые губы, выпуклый лоб и очень светлый волнистый чуб. Обращаясь к ней, он положил свою ладонь на Маринкину руку, вцепившуюся в подлокотник, и слегка пожал ее. Чувствуя себя полной дурой, Маринка зачарованно смотрела на него и продолжала молчать. Ничего не могла с собой поделать
Молодой человек немного подождал ее ответа, но не дождавшись, продолжил:
— Мариночка, давайте объединим наши усилия на творческом поприще. Я буду предлагать вам тему, а вы будете сочинять ваши божественные стихи. И откуда только вы слова такие берете? Прямо за сердце хватают. Так вот. Вы будете сочинять стихи, а я — подбирать подходящую мелодию. У меня есть друг — неплохой аранжировщик. Попробуем с его помощью выпустить кассету с нашими песнями. Как вам мое предложение?
Маринка согласно кивнула. Она понимала, что нужно, наконец, заговорить, но почему-то продолжала молчать, пожирая глазами собеседника. На нее напал столбняк.
— Мариночка, скажите: — А-а-а! — засмеялся он, догадавшись, что с ней происходит. Этот смех, наконец, привел Маринку в чувство. Она поняла, что над ней смеются, и очнулась.
— Заманчивое предложение, — сказала она с серьезным видом. — Но у меня плохо получаются стихи на заданные темы. Вдохновение не то.
— А вы попытайтесь, — не отступал молодой человек. — А я постараюсь вас время от времени вдохновлять.
— Каким образом?
— Ну, приглашу для начала прогуляться на природу. Кстати, сегодня денек просто сказочный. Смотрите, телевизионщики уже сматывают свои провода. Может, и мы последуем их примеру — смотаем удочки? Грех в такой день сидеть в помещении. Пойдемте лучше в парк. У меня там белка знакомая.
— Неудобно как-то, — засомневалась Маринка, — скажут: сами выступили, а теперь смываются, других послушать не хотят. Мне Наталья Васильевна потом выдаст. И надо бы узнать, когда телепередача. На себя со стороны хочу посмотреть.
— Телепередача завтра в восемнадцать по второму каналу — я уже узнал. А Наталье Васильевне скажите, что утюг забыли выключить. Обманывать, конечно, нехорошо, но ведь без этого не проживешь.
— Я обманываю только, когда очень надо. А без острой нужды врать не люблю.
— Похвально. Но в нашем случае такая нужда как раз есть. Ну неужели вам не хочется прогуляться по парку с понравившимся молодым человеком? Признайтесь: ведь хочется?
Во нахал! — с уважением подумала Маринка. — А почему вы решили, что понравились мне? — с вызовом спросила она. В ответ молодой человек засмеялся:
— А я всем девушкам нравлюсь. Привычка, знаете ли — нравиться девушкам. Мариночка, мы теряем время. Пойдемте, а?
Дима Рокотов был, что называется, дамским угодником. Он рос, купаясь в любви четырех теть — двух сестер матери и двух отца. С самого рождения они зацеловывали и баловали хорошенького племянника. В садике девочки тоже любили Диму за его бархатные глазки и губки бантиком, а еще за то, что он их никогда не обижал и был со всеми ласков.
Подросший Дима не изменил своих привычек. Ему нравились все девушки. Он любил наблюдать, как вспыхивают их лица и загораются глаза от невинного поцелуя ручки или дружеского объятия. Дима постоянно испытывал чувство легкой влюбленности то в одну, то в другую девушку, то сразу в двух. Но настоящее большое чувство, о котором он много слышал и втайне мечтал, все никак не приходило.
Однажды ему показалось, что оно уже на пороге. Он влюбился в девочку из соседнего класса Дашеньку Иноземцеву, и она сразу ответила ему взаимностью. Как впрочем, и все остальные девочки, на которых он до этого обращал внимание. Сначала все шло хорошо, но потом Дашенька стала проявлять излишнюю активность. Она приходила к нему домой без приглашения и в самое неподходящее время, подстерегала в подъезде и изводила постоянными звонками. Даже мама занервничала. Дима ничего не имел против ответного чувства, но ему больше нравилось, когда инициатива исходила от него самого.
С Дашенькой пришлось расстаться. Сказать, что это было непросто, значит, ничего не сказать. Не понимающая. в чем дело Дашенька все пыталась доказать силу своих чувств, чтобы он не сомневался в ее любви. Дима и не сомневался в ней, но она уже была ему не нужна. Сказать ей об этом в лицо он стеснялся. И еще страшился причинить ей боль, а этого он совсем не хотел. Он сам боялся боли и не любил причинять ее другим.
Пришлось обратиться за помощью к приятелю.
Теплым майским вечером приятель пришел вместо Димы к Дашеньке на свидание с целью открыть ей глаза на положение дел. Узнав правду, Дашенька бурно разрыдалась. Приятель принялся ее жалеть и незаметно дожалелся до поцелуя, мгновенно осушившего Дашенькины слезы. Так благополучно завершился этот роман.
Напуганный глубиной Дашенькиных чувств Дима некоторое время старательно избегал влюбленности. Но потом как-то незаметно для себя увлекся новенькой девочкой, перешедшей к ним из другой школы.
Девочка была прехорошенькая — смуглая, кудрявая и с такими же, как у Димы, бархатными карими глазами. Ее звали Ирочкой, и она понравилась Диме с первого взгляда. Но при попытке ее приобнять, он неожиданно получил резкий отпор. Ирочка оттолкнула Диму, скорчила ему рожу и показала язык. Да еще обозвала дураком. Так и сказала: “Отвали, дурак!” Это было настолько грубо, что все очарование ее красотой рассеялось, как дым.
Позже выяснилась причина столь непонятного с точки зрения Димы Ирочкиного поведения. Оказалось, что она давным-давно и по уши влюблена в своего еще детсадовского приятеля, с которым училась в прежней школе − и их отношения уже зашли настолько далеко, что дальше некуда. Вот почему она так нервно отреагировала на Димино невинное ухаживание.
О талантливой девочке Марине Башкатовой Дима услышал по радио. Ему очень понравились ее стихи, и он подумал, что неплохо бы подобрать к ним мелодии. И хорошо бы познакомиться с самим автором — может, у нее и получше имеются. Дима позвонил на радио и узнал о существовании при Дворце народного творчества музыкально-поэтического салона, активной участницей которого являлась и эта девочка. Он разыскал ведущую салона, а та пригласила его на сегодняшний концерт.
Маринка сразу понравилась Диме. Понравились ее блестящие от волнения зеленые глаза и волнистые каштановые с легкой рыжинкой волосы, и брови вразлет, и роскошные ресницы. И то, как она говорит, — как будто орешек во рту перекатывается. И ее стихи — ну, просто, заслушаешься. А сколько песен можно на них написать — и каких песен! Успех на любых тусовках обеспечен.
Во время Маринкиного выступления Дима все старался поймать ее взгляд, и, наконец, ему это удалось. С этого мгновения она уже не сводила с него глаз. Теперь следовало закрепить успех, что он и сделал, запечатлев поцелуй на ее ладошке. Взглянув после него с некоторой опаской ей в лицо, Дима понял, что опасаться ему нечего — она почти покорена. Дальнейший разговор лишь подтвердил его догадку. Но вариант с Дашенькой ему не грозил — девушка оказалась скромной и даже излишне застенчивой. Она так растерялась от Диминого напора, что не сразу отреагировала на его слова. Но он почувствовал, что ей понравился, даже очень понравился. Теперь можно было сочетать приятное с полезным: ухаживать за ней и писать на ее стихи песни.
Немного поколебавшись, Маринка согласилась с Диминым предложением, и они, дождавшись перерыва, покинули зал. В парке Дима подвел девушку к высокому дереву, и глядя вверх, негромко позвал:
— Берта! Берта!
По стволу спустилась очаровательная белочка, и схватив с Диминой ладони ядрышко фундука, взлетела с ним на ветку.
— Какая хорошенькая! — восхитилась Маринка. — А откуда вы знаете ее имя?
— А я его сам придумал, — весело отозвался Дима, — до меня она жила безымянной. — Берта, иди, возьми еще. − И он вытащил из кармана целую горсть орехов.
Белка спустилась снова, схватила еще один орешек и унеслась, потом прибежала еще за одним. Но тут явились два хулиганистых подростка, и засунув грязные пальцы в рот, разом свистнули. Белка мгновенно исчезла.
— А ну, пошли отсюда! — топнул на них Дима. — Пока по шее не схлопотали.
Ребята убежали, но Берта больше не показалась, как Дима ее ни звал.
— Теперь час будет приходить в себя, — пояснил он. — Пацаны их ловят и продают на Птичьем рынке. Почти всех переловили. Раньше они доверчивыми были, а теперь остерегаются. Пойдемте, Мариночка, я знаю здесь одно укромное местечко — скамеечка между рябинками. Посидим, поболтаем. И давай перейдем на "ты"— чего церемонии разводить? Мы же свои люди.
Огромный парк имел два яруса — верхний и нижний. Нижний ярус, густо усаженный деревьями и кустарником со множеством скрытых от посторонних глаз скамеечек, был особенно любим молодежью, искавшей уединения.
Молодые люди спустились по каменным ступенькам вниз и медленно пошли по усыпанной мелким гравием дорожке.
Вдруг Маринка заметила под высокой березой очень знакомую целующуюся пару. Приглядевшись, она испытала легкое потрясение — это были Гена и Лена. Гена тоже заметил ее, и скосив глаз, показал ей из-за Лениной спины внушительный кулак. Мол, мотай отсюда, не мешай занятым людям.
— Это он нам? — удивился Дима. — А почему кулак? Мы же вроде их не трогаем, идем мимо. Фу, как грубо.
— Это мои друзья, — пояснила Маринка. — Мы в одном доме живем. Он в нее влюблен уже сто лет — с самого детского сада. И вот, кажется, дождался. Он боится, что я сейчас полезу к ним с разговорами, расспросами. Пошли скорее отсюда, пока она не оглянулась.
Опустив голову, Маринка потянула Диму за руку, стараясь побыстрее проскользнуть мимо Лены. Ей совсем не хотелось, чтобы та ее заметила. Меньше всего Маринка беспокоилась о том, что помешает Гене. Она боялась другого.
Опыт ей подсказывал, что не стоит сейчас показывать Лену ее новому знакомому, пока он еще не окончательно увлечен ею — Маринкой. Потому что при знакомстве любой парень прежде всего обращал внимание на небесную Ленкину красоту. И только потом, убедившись, что здесь не обломится, переключался на других девушек.
Но ведь все до поры, до времени. Когда-нибудь Лена ответит взаимностью, и тот, кому так повезет, уже больше ни на кого смотреть не станет. А вдруг это произойдет сейчас? Вот она обернется, увидит Диму и...
О том, что будет дальше, Маринке не хотелось даже думать. И то, что Лена, наконец, подарила несчастному Гене поцелуй, совсем ничего не значило. Маринка была убеждена, что Лена Гену не любит. Если бы любила, давно у них все было бы по-другому. Может, она целуется с ним из любопытства или из жалости? Или хочет сделать парню приятное.
Нет, лучше не рисковать! И потому Маринка постаралась быстрее увести Диму подальше от этого опасного места.
Воскресным сентябрьским утром Маринка Башкатова проснулась с предчувствием счастья. Едва открыв глаза, она почувствовала, что сегодня с ней случится что-то совершенно потрясающее. Такое состояние ей уже было знакомо. Однажды в ее душе зародилось подобное лихорадочное ожидание какого-то сказочного события. И оно произошло — ей позвонили из редакции местной газеты и сообщили, что в ближайшем номере будет напечатано ее стихотворение про собаку. Она была тогда на седьмом небе от счастья.
Трижды за ночь Маринка просыпалась от мысли, что завтра сможет купить в ларьке "Союзпечати" газету со своим стихотворением. Утром она скупила все экземпляры этой газеты и, притащив их в школу, произвела настоящий фурор, воспоминание о котором долго грело ей душу.
Еще не открыв глаза, Маринка стала прокручивать в уме предстоящий день. С утра надо выучить английский и решить десяток задач по алгебре — завтра предстояла контрольная. Математичка надумала проверить у них остаточные знания — что они успели растрясти за лето, а что осталось в голове. Еще надо подготовиться к семинару по истории. Никакой радости во всем этом определенно не было.
Что еще? Убрать квартиру, приготовить обед — родители приедут вечером с дачи. Не будет обеда, съедят ее, Маринку. Тоже мало радости.
А вот здесь теплее — в три часа очередной музыкально-поэтический салон "Пушкинский бульвар".
Дважды в месяц местные поэты и музыканты собирались во Дворце народного творчества на улице Пушкинской. Там можно было почитать свои стихи, послушать новые песни, попеть под гитару, а то и просто потрепаться за жизнь. Счастливчики, умудрившиеся напечататься в какой-нибудь газетке, а то и издавшие за счет спонсоров или собственный тоненькие книжечки стихов, хвастались своими достижениями и щедро их раздаривали.
Как раз к сегодняшнему салону Маринка написала пять новых стихотворений, которые ей самой очень нравились. Она надеялась, что они понравятся и кому-нибудь из издателей, частенько захаживавших на их встречи.
Определенно сегодня повезет, думала Маринка, одеваясь, вот бы все пять напечатали. Марь Петровна меня тогда на руках носила бы, и пятак по литературе был обеспечен.
Она стала копить предвкушение счастья, убеждая себя, что оно случится, обязательно случится, не может быть, чтобы не случилось.
Выскочив в магазин за хлебом, Маринка поразилась ослепительной яркости этого дня. Осень еще совсем не чувствовалась. Небо было синим-синим, лаковые листья тополей блестели на солнце и стайки воробьев весело щебетали, перелетая с одного куста сирени на другой под умильным взглядом большого серого кота, примостившегося на ветке жерделы. Да, в такой замечательный день непременно должно было случиться что-то из ряда вон выходящее.
От этой мысли ожидание необычайного еще более усилилось. Маринка даже подумала, что, может быть, простой публикацией дело не обойдется − может, ей, наконец, повезет и удастся выпустить целую книжечку стихов. Вдруг какому-нибудь богатенькому Буратино, случайно забредшему к ним в салон, так понравятся ее стихи или она сама, что он предложит взять на себя расходы по изданию книжки. Ведь повезло одной местной поэтессе подобным образом − а ее стихи ничуть не лучше Маринкиных.
Держать в руках книжечку своих стихов, перелистывать ее страницы, любуясь портретом на обложке, подписывать, раздаривая знакомым, — это была хрустальная Маринкина мечта. Она представила, как приносит стопку книжечек в класс, дарит одноклассникам и учителям, преподносит Никите Сергеевичу и завучу. Как изумленно они смотрят на нее, поражаясь ее таланту. И от этих прекрасных грез ей захотелось, как в детстве, попрыгать на одной ножке.
Стихов Маринка за свою жизнь успела написать великое множество. У Лены на лоджии лежало около десятка тетрадок с Маринкиными стихами. Лена с Геной были ее первыми слушателями и верными поклонниками.
Маринке очень нравилось облекать мысли в рифмованные фразы, где было много воздуха и красивых звуков. И еще она давно заметила, что мысль рифмованная доходит до ума и сердца слушателей гораздо быстрее и вызывает больше эмоций, чем высказанная в прозе. Любая банальность, сказанная языком прозы, так и остается банальностью, тогда как облеченная в рифму, она порой делается откровением.
Маринка не любила литературу, как предмет, но любила русский язык за красоту, звучность и меткость выражений. Стихи она писала давно, еще с детсадовского возраста. Ей собственные стихи нравились все больше и больше — а это верный признак, что они чего-нибудь да стоят. Ведь помните, как у Булгакова Мастер спрашивает поэта Бездомного, хороши ли его стихи. И как тот отвечает: “Они ужасны!” А вот если бы Мастер спросил об этом ее, Маринку, она бы ответила: “Они прекрасны!” Потому что никто лучше самого поэта не чувствует, хороши ли его стихи или нет.
Училась Маринка неплохо, хотя изредка, задумавшись на уроке над поиском красивой рифмы, могла схватить трояк, а то и пару за невнимание.
Кроме сочинения стихов, Маринка, как и Лена с Геной, увлекалась математикой. Впрочем, этот предмет любило большинство ребят из их класса. Но в отличие от Лены с Геной, твердо решивших поступать в Политехнический на информатику, Маринка еще не определилась с будущей специальностью. Может, она и последует их примеру, а может — нет. Еще успеет решить, ведь впереди целый одиннадцатый класс. Куда спешить?
Управившись к часу дня со всеми делами, Маринка принялась готовиться к выступлению. Она надела любимое темно-зеленое, украшенное зелеными же стразами платье, так идущее к ее зеленым глазам, серьги и кольцо с бирюзой и обулась в зеленые лакированные лодочки. Сразу сделавшись похожей на Хозяйку медной горы, Маринка достала косметичку и стала прихорашиваться.
Кроме поэтического таланта, Маринка еще неплохо рисовала. Особенно ей удавались хорошенькие мордочки, которыми были разрисованы все ее учебники и записные книжки. С возрастом этот талант Маринка стала использовать для украшения собственной физиономии — и это у нее тоже получалось совсем неплохо.
Прежде всего она закрасила маскирующим карандашом неизвестно откуда взявшиеся два прыщика и несколько веснушек. Затем покрыла тональным кремом сомнительные участки на подбородке и возле носа. Припудрила нос и щеки и слегка их подрумянила. Лицо сразу стало похоже на персик, чего она и добивалась. Чуть подвела брови и нанесла на щеки самую малость румян. Благодаря этому глаза сделались ярче и таинственно заблестели.
Затем Маринка достала из косметички свое главное богатство — тюбик французской туши, загибающей и удлиняющей ресницы. Он был куплен совсем недавно за немыслимые деньги, подаренные ей родней на день рождения. Она еще ни разу не пользовалась этой тушью. Сегодня был самый подходящий повод ее опробовать.
Вынув из тюбика кисточку в блестящей туши, Маринка слегка коснулась ею кончиков ресниц. Результат превзошел все ее ожидания. Ресницы удлинились и загнулись едва ли не до бровей. Глаза стали большими, глубокими и загадочными. Маринка и представить себе не могла, что ее глаза могут быть такими красивыми. Нанеся на губы пудру и слегка их подкрасив, она закончила макияж и оценивающе поглядела на себя.
Да, надо признать, сегодня она особенно хороша. Если не считать Джанелия-Туржанскую, то, пожалуй, красивее ее нынешней в классе нет. С той, конечно, сравнивать себя даже глупо. Но это уже несчастный случай, что такие бывают на свете. Сравнивать себя с ней все равно, что сравнивать Луну с Солнцем. Все девочки давно махнули на нее рукой и перестали комплексовать по этому поводу. Спасибо еще, что Лена всегда вела себя скромно и не выпячивалась. Все потому, что бог дал ей вдобавок к небесной красоте весьма острый и самокритичный ум, что бывает у их пола, надо признать, крайне редко.
Хорошо еще, что никого из ребят Лена не выделяла, со всеми держалась ровно и приветливо. Поэтому мальчики из их класса, да и не только из их, давно поняли, что влюбляться в нее все равно, что в северное сияние — холодно и безответно. К тому же рядом с Леной вечно маячила ее тень — мощная фигура верного Гены, до которого большинству ребят никогда не дотянуться. Своей едкой иронией он мог превратить любого из них перед Леной в законченного кретина. Поэтому одноклассницы совершенно перестали ревновать к ней одноклассников.
Еще год назад почти все повлюблялись друг в друга. − за редким исключением. К этому исключению относилась и она — Маринка, из-за чего девушка временами чувствовала себя какой-то ущербной. Действительно, большинство одноклассниц уже давно испытало радость первого поцелуя. А кое-кто — и не только поцелуя. Да, что там кое-кто — больше половины класса. О чем они с удовольствием трепались между собой. А ее — Маринку — еще ни разу по-настоящему никто даже на свидание не пригласил. Нет, вообще-то приглашали, но все такие неподходящие личности, что их можно было не считать. А вот, чтоб подходящий! Увы, такой ей пока не встретился.
На улице Маринка нашла полное подтверждение своим мыслям о ее сегодняшней внешности — все лица мужского пола старше десяти лет на нее оглядывались. Когда она, не выдержав, оглянулась тоже, то обнаружила, что один из них — очень даже симпатичный! — просто стоит и смотрит ей вслед. Гордо отвернувшись, она последовала дальше, втайне надеясь, что он последует за ней, Но он, к сожалению, не решился.
В Доме творчества ее ожидал первый сюрприз — сегодня к ним на концерт явилось телевидение. Прежде у них в гостях побывало только радио. Записав в течение получаса первых выступавших, радио смылось, так толком и не объяснив, когда можно будет услышать записанное. Много позже некоторым счастливчикам это удалось, но далеко не всем. Маринку они даже и не записали, потому что ее выступление было одним из последних.
Бойкие молодые люди из телевидения быстренько расставили аппаратуру и заторопили ведущую поэтессу— хорошенькую блондинку Наталью Васильевну — начинать концерт. Прослышав о приходе телевидения, в зал набежало много зрителей. Однако на Маринкино счастье выступавших было меньше, чем обычно − видимо, не все еще вернулись из отпусков. А счастье состояло в том, что сегодня можно было прочесть больше стихов, чем когда желавших выступить являлось слишком много.
Пробравшись к Наталье Васильевне, Маринка попросила дать ей возможность выступить на этот раз в числе первых. Ну сколько можно ее выпускать в конце, когда большинство слушателей уже покинуло зал?
Оценивающим взглядом окинув ее с ног до головы, Наталья Васильевна согласилась.
Первой она выпустила на сцену местную певицу Ларису Локтеву. Несмотря на свои пятьдесят, тоненькая Лариса Ивановна смотрелась великолепно. На ней было длинное черное платье, украшенное гранатовым ожерельем, пышные светлые волосы Лариса уложила в высокую прическу и приколола сбоку алую розу. Ее наряд завершали модные черные туфельки на высоких каблуках.
Да, она выглядела обворожительно. Но самым главным богатством Ларисы Локтевой был ее талант композитора и серебряный голос, которым привычно заслушались все сидевшие в зале, — в том числе и операторы телевидения. Опомнившись, они попросили Ларису спеть еще раз, что та с удовольствием сделала к вящей радости зала.
В миру Лариса Локтева была скромным преподавателем химии, отягощенным разведенной дочерью с ребенком и больной теткой. Она еле сводила концы с концами и постоянно бегала по ученикам в поисках дополнительного заработка. Но на сцене она преображалась.
Лариса сама сочиняла музыку на слова местных поэтов и пела под гитару. Песни, звучавшие из ее уст, были удивительно мелодичны и легко запоминались. Их неоднократно транслировали по радио, но лишь недавно Лариса узнала, что за это, оказывается, положен гонорар. Правда, чтобы получить его, нужно было каждый раз куда-то ходить и что-то доказывать, на что она была совершенно неспособна. Поэтому Лариса махнула на гонорары рукой и быстро забыла о них. Совсем недавно ее с подачи Натальи Васильевны — профессионального музыканта — пригласили на прослушивание в филармонию. Вообще-то лицам, не имевшим музыкального образования, к коим относилась и Лариса, петь на профессиональной сцене прежде категорически запрещалось. Но в нынешние тяжелые времена, когда и сама филармония с трудом сводила концы с концами, это правило начали нарушать. Послушать Ларису Локтеву во Дворец приходило много народу, правда, пока бесплатно. Но популярность ее была уже столь велика, что появилась надежда на полный зал, пусть малый, и в самой филармонии. А это — деньги за билеты, которые так плохо раскупались на концертах профессиональных исполнителей.
Прослушав Локтеву, директор филармонии укрепился в своем решении выпустить ее на сцену и приказал готовить афиши. В предвкушении этого события Лариса Ивановна буквально расцвела и летала, как на крыльях, позабыв обо всех своих будничных проблемах и неприятностях.
Ее выступление в филармонии должно было состояться через две недели, о чем в начале концерта объявила ведущая. Она надеялась, что это объявление прозвучит и на телепередаче. Глядишь, и все билеты будут раскуплены.
Маринке очень нравились песни Ларисы Ивановны. Особенно она полюбила их после того как совершенно неожиданно услышала из ее уст песню на слова своего стишка про собаку. Оказалось, что он попался Ларисе Ивановне на глаза и так понравился, что она сочинила к нему музыку и пропела на ближайшем салоне. Слушая песню на свои слова, Маринка таяла от счастья. Вместе с ней радовались и восторгались Лена и Гена, которых она в тот раз пригласила на концерт.
Тогда, после концерта, Маринка подошла к Ларисе Ивановне и горячо поблагодарила ее. А та неожиданно предложила девушке сотрудничество. Чтобы Маринка дала ей побольше своих стихов, а она подобрала бы к лучшим из них музыку. С тех пор Лариса Ивановна сочинила целых пять песен на Маринкины стихи. Особенно нравилась Маринке, да и не только ей, песня о любви. Когда Лариса Ивановна запевала своим серебряным голосом:
— Звучит над миром вечный зов:
Не обойди меня, любовь!
— Маринка чувствовала холодок восторга. Не однажды Лариса Локтева исполняла эту песню на бис − и всякий раз она приглашала Маринку на сцену, чтобы той тоже поаплодировали.
Сегодня Наталья Васильевна поставила Маринкино выступление третьим. Маринка уже привыкла читать свои стихи со сцены и совсем не волновалась. Она была уверена в них и знала, что большинству публики ее стихи нравятся. Ведь не будет зал прерывать автора аплодисментами на середине стихотворения, если оно плохое. Но стоило Маринке прочесть строчки из стихотворения о несчастной любви:
— Разглядев ее личико славное,
В горький миг я сумела понять,
Что для счастья не самое главное
Учиться на четыре и пять...
— как в любой аудитории ей начинали бурно аплодировать, хотя до конца было еще далеко.
Лишь об одном жалела Маринка: что Лены и Гены сегодня в зале не было. Они обещали прийти, но почему-то не пришли. Может, еще подойдут? Вот будет здорово, если они придут и их тоже покажут по телевизору.
Дождавшись своей очереди, Маринка вышла на сцену и внимательно оглядела зал. Нет, ее друзей не видно. Что ж, придется читать без них. А жаль, новые стихи такие хорошие.
Каждое новое стихотворение ей нравилось больше предыдущих. Впрочем, это было понятно. Она писала все лучше и лучше, и сама чувствовала это.
Увидев свою любимицу на сцене такой нарядной и красивой, зал дружно зааплодировал. Дождавшись конца аплодисментов, она объявила название первого стихотворения. Зал затих, приготовившись слушать.
— С белых веток метель
Невесомо слетает и тает,
И весна уплывает
На лодочке из лепестков
В край, где вечный апрель,
Где ни горя, ни боли не знают...
— нараспев читала девушка, чуть покачиваясь. Ее нимало не смущали слепящие "Юпитеры" телевизионщиков, направленные на сцену. Жаль только, в их свете был плохо виден зал − а Маринка любила во время выступления отыскать в нем какое-нибудь симпатичное лицо и читать как бы только ему. И когда видела в его глазах интерес, еще больше воодушевлялась. Но сейчас ей хорошо были видны только два первых ряда. Там сидели авторы, которым было не до ее стихов — они сами готовились к выступлению. Авторы лихорадочно перебирали исписанные листки или шепотом повторяли свои стихи, глядя в потолок.
Проводя взглядом по третьему ряду, Маринка вдруг заметила незнакомого молодого человека, неотрывно смотревшего на нее. В его глазах читался неподдельный интерес то ли к ее творчеству, то ли к ней самой — сразу не разберешь. Его губы чуть шевелились, как будто он повторял за ней строчки, стараясь их запомнить.
И тут ее осенило — это оно! Это исполнение того предчувствия, с которым она проснулась. Этот молодой человек и есть то счастье, которое она ожидала с самого утра.
— Остановись! — велела она своему заколотившемуся сердцу. — Не воображай слишком много. Еще ничего не известно — кто он, что он. Может, он пришел с девушкой и ему просто понравились мои стихи.
Продолжая читать, она посмотрела на кресла по обе стороны от молодого человека, но они пустовали. Тогда она стала читать, глядя ему прямо в глаза, будто для него одного. Он понял ее и улыбнулся. Улыбка определенно предназначалась ей — Маринке.
Чувствуя, как у нее загораются щеки, она отвела глаза от его лица и тут заметила на соседнем кресле гитару.
— Значит, он тоже будет выступать, — подумала девушка, — вот тут мы все и узнаем. По обычаю всякий новый член их салона, впервые представлявший на суд слушателей свое творчество, должен был перед выступлением немного рассказать о себе — кто он, чем занимается, чем увлекается. Оставалось только дождаться его выступления.
Закончив читать, она поклонилась бурно аплодировавшей публике и скромно села на свободное место в том же ряду за два кресла от незнакомца. И тотчас же услышала:
— Сегодня перед нами впервые выступит молодой бард — сочинитель и исполнитель собственных песен Дмитрий Рокотов. Поприветствуем его! — И Наталья Васильевна первой зааплодировала. Зал дружно поддержал ее.
Молодой человек взял гитару и стал пробираться между креслами. При этом ему пришлось пройти и мимо Маринки, поднявшейся, чтобы его пропустить. Глядя на нее своими бархатными, шоколадного цвета глазами, молодой человек взял Маринкину руку, и, повернув ладошкой кверху, поцеловал в самую серединку. Потом слегка поклонился и последовал на сцену. Маринка обалдело глядела ему вслед.
— Как вы уже слышали, — весело заявил он со сцены, — меня зовут Дмитрий Рокотов, можно просто Дима. Я учусь в одиннадцатом классе сорок седьмой школы. Отец военный, мать завуч в моей школе. Что, как вы понимаете, сопряжено со многими проблемами. Увлечения: компьютер, гитара и красивые девушки. Мне семнадцать лет. Вопросы есть?
— О чем ваши песни? — выкрикнул кто-то с места.
— О любви, естественно, — невозмутимо ответил молодой человек, — о чем еще вообще можно петь? Только о ней одной.
— И сильно вы влюблены? — задорно спросил девичий голос.
— Пока еще по-настоящему не испытал этого прекрасного чувства. Но очень мечтаю и надеюсь. — И он проникновенно посмотрел на Маринку.
Та сидела, ни жива, ни мертва. Слишком внезапно это произошло, слишком неожиданно. Хотя, почему внезапно? Ведь еще утром ей был дан знак — готовься, сегодня это случится.
Она попыталась вслушаться в его песню.
— Я так тебя любил!
Я так тебя искал!
— бархатным голосом пел молодой человек, не сводя с нее глаз,
— Я без тебя не жил,
Мне без тебя — тоска...
Слова так себе, — машинально отметила про себя Маринка. Но исполнение! Но исполнитель!
Молодой человек спел еще пару песен такого же содержания и под жидкие аплодисменты спустился в зал. Сел рядом с Маринкой и заглянул ей в лицо.
— Мариночка, не сердитесь на меня, — жалобно попросил он. — За мое нахальство. Но я не смог удержаться. Меня поразили ваши стихи. И вы сами. Вы потрясающая девушка. Как из сказок Бажова. Помните сказку про каменный цветок и Данилу-мастера? Так вы — вылитая волшебница из той сказки! Почему вы молчите? Ну, скажите, что вы не рассердились.
— Не молчи, идиотка! — приказала себе Маринка. — Подумает, что ты язык проглотила от счастья. Боже, какой он хорошенький! Неужели эта красота будет моей?
У молодого человека были ласковые карие глаза, крупные, в меру полноватые губы, выпуклый лоб и очень светлый волнистый чуб. Обращаясь к ней, он положил свою ладонь на Маринкину руку, вцепившуюся в подлокотник, и слегка пожал ее. Чувствуя себя полной дурой, Маринка зачарованно смотрела на него и продолжала молчать. Ничего не могла с собой поделать
Молодой человек немного подождал ее ответа, но не дождавшись, продолжил:
— Мариночка, давайте объединим наши усилия на творческом поприще. Я буду предлагать вам тему, а вы будете сочинять ваши божественные стихи. И откуда только вы слова такие берете? Прямо за сердце хватают. Так вот. Вы будете сочинять стихи, а я — подбирать подходящую мелодию. У меня есть друг — неплохой аранжировщик. Попробуем с его помощью выпустить кассету с нашими песнями. Как вам мое предложение?
Маринка согласно кивнула. Она понимала, что нужно, наконец, заговорить, но почему-то продолжала молчать, пожирая глазами собеседника. На нее напал столбняк.
— Мариночка, скажите: — А-а-а! — засмеялся он, догадавшись, что с ней происходит. Этот смех, наконец, привел Маринку в чувство. Она поняла, что над ней смеются, и очнулась.
— Заманчивое предложение, — сказала она с серьезным видом. — Но у меня плохо получаются стихи на заданные темы. Вдохновение не то.
— А вы попытайтесь, — не отступал молодой человек. — А я постараюсь вас время от времени вдохновлять.
— Каким образом?
— Ну, приглашу для начала прогуляться на природу. Кстати, сегодня денек просто сказочный. Смотрите, телевизионщики уже сматывают свои провода. Может, и мы последуем их примеру — смотаем удочки? Грех в такой день сидеть в помещении. Пойдемте лучше в парк. У меня там белка знакомая.
— Неудобно как-то, — засомневалась Маринка, — скажут: сами выступили, а теперь смываются, других послушать не хотят. Мне Наталья Васильевна потом выдаст. И надо бы узнать, когда телепередача. На себя со стороны хочу посмотреть.
— Телепередача завтра в восемнадцать по второму каналу — я уже узнал. А Наталье Васильевне скажите, что утюг забыли выключить. Обманывать, конечно, нехорошо, но ведь без этого не проживешь.
— Я обманываю только, когда очень надо. А без острой нужды врать не люблю.
— Похвально. Но в нашем случае такая нужда как раз есть. Ну неужели вам не хочется прогуляться по парку с понравившимся молодым человеком? Признайтесь: ведь хочется?
Во нахал! — с уважением подумала Маринка. — А почему вы решили, что понравились мне? — с вызовом спросила она. В ответ молодой человек засмеялся:
— А я всем девушкам нравлюсь. Привычка, знаете ли — нравиться девушкам. Мариночка, мы теряем время. Пойдемте, а?
Дима Рокотов был, что называется, дамским угодником. Он рос, купаясь в любви четырех теть — двух сестер матери и двух отца. С самого рождения они зацеловывали и баловали хорошенького племянника. В садике девочки тоже любили Диму за его бархатные глазки и губки бантиком, а еще за то, что он их никогда не обижал и был со всеми ласков.
Подросший Дима не изменил своих привычек. Ему нравились все девушки. Он любил наблюдать, как вспыхивают их лица и загораются глаза от невинного поцелуя ручки или дружеского объятия. Дима постоянно испытывал чувство легкой влюбленности то в одну, то в другую девушку, то сразу в двух. Но настоящее большое чувство, о котором он много слышал и втайне мечтал, все никак не приходило.
Однажды ему показалось, что оно уже на пороге. Он влюбился в девочку из соседнего класса Дашеньку Иноземцеву, и она сразу ответила ему взаимностью. Как впрочем, и все остальные девочки, на которых он до этого обращал внимание. Сначала все шло хорошо, но потом Дашенька стала проявлять излишнюю активность. Она приходила к нему домой без приглашения и в самое неподходящее время, подстерегала в подъезде и изводила постоянными звонками. Даже мама занервничала. Дима ничего не имел против ответного чувства, но ему больше нравилось, когда инициатива исходила от него самого.
С Дашенькой пришлось расстаться. Сказать, что это было непросто, значит, ничего не сказать. Не понимающая. в чем дело Дашенька все пыталась доказать силу своих чувств, чтобы он не сомневался в ее любви. Дима и не сомневался в ней, но она уже была ему не нужна. Сказать ей об этом в лицо он стеснялся. И еще страшился причинить ей боль, а этого он совсем не хотел. Он сам боялся боли и не любил причинять ее другим.
Пришлось обратиться за помощью к приятелю.
Теплым майским вечером приятель пришел вместо Димы к Дашеньке на свидание с целью открыть ей глаза на положение дел. Узнав правду, Дашенька бурно разрыдалась. Приятель принялся ее жалеть и незаметно дожалелся до поцелуя, мгновенно осушившего Дашенькины слезы. Так благополучно завершился этот роман.
Напуганный глубиной Дашенькиных чувств Дима некоторое время старательно избегал влюбленности. Но потом как-то незаметно для себя увлекся новенькой девочкой, перешедшей к ним из другой школы.
Девочка была прехорошенькая — смуглая, кудрявая и с такими же, как у Димы, бархатными карими глазами. Ее звали Ирочкой, и она понравилась Диме с первого взгляда. Но при попытке ее приобнять, он неожиданно получил резкий отпор. Ирочка оттолкнула Диму, скорчила ему рожу и показала язык. Да еще обозвала дураком. Так и сказала: “Отвали, дурак!” Это было настолько грубо, что все очарование ее красотой рассеялось, как дым.
Позже выяснилась причина столь непонятного с точки зрения Димы Ирочкиного поведения. Оказалось, что она давным-давно и по уши влюблена в своего еще детсадовского приятеля, с которым училась в прежней школе − и их отношения уже зашли настолько далеко, что дальше некуда. Вот почему она так нервно отреагировала на Димино невинное ухаживание.
О талантливой девочке Марине Башкатовой Дима услышал по радио. Ему очень понравились ее стихи, и он подумал, что неплохо бы подобрать к ним мелодии. И хорошо бы познакомиться с самим автором — может, у нее и получше имеются. Дима позвонил на радио и узнал о существовании при Дворце народного творчества музыкально-поэтического салона, активной участницей которого являлась и эта девочка. Он разыскал ведущую салона, а та пригласила его на сегодняшний концерт.
Маринка сразу понравилась Диме. Понравились ее блестящие от волнения зеленые глаза и волнистые каштановые с легкой рыжинкой волосы, и брови вразлет, и роскошные ресницы. И то, как она говорит, — как будто орешек во рту перекатывается. И ее стихи — ну, просто, заслушаешься. А сколько песен можно на них написать — и каких песен! Успех на любых тусовках обеспечен.
Во время Маринкиного выступления Дима все старался поймать ее взгляд, и, наконец, ему это удалось. С этого мгновения она уже не сводила с него глаз. Теперь следовало закрепить успех, что он и сделал, запечатлев поцелуй на ее ладошке. Взглянув после него с некоторой опаской ей в лицо, Дима понял, что опасаться ему нечего — она почти покорена. Дальнейший разговор лишь подтвердил его догадку. Но вариант с Дашенькой ему не грозил — девушка оказалась скромной и даже излишне застенчивой. Она так растерялась от Диминого напора, что не сразу отреагировала на его слова. Но он почувствовал, что ей понравился, даже очень понравился. Теперь можно было сочетать приятное с полезным: ухаживать за ней и писать на ее стихи песни.
Немного поколебавшись, Маринка согласилась с Диминым предложением, и они, дождавшись перерыва, покинули зал. В парке Дима подвел девушку к высокому дереву, и глядя вверх, негромко позвал:
— Берта! Берта!
По стволу спустилась очаровательная белочка, и схватив с Диминой ладони ядрышко фундука, взлетела с ним на ветку.
— Какая хорошенькая! — восхитилась Маринка. — А откуда вы знаете ее имя?
— А я его сам придумал, — весело отозвался Дима, — до меня она жила безымянной. — Берта, иди, возьми еще. − И он вытащил из кармана целую горсть орехов.
Белка спустилась снова, схватила еще один орешек и унеслась, потом прибежала еще за одним. Но тут явились два хулиганистых подростка, и засунув грязные пальцы в рот, разом свистнули. Белка мгновенно исчезла.
— А ну, пошли отсюда! — топнул на них Дима. — Пока по шее не схлопотали.
Ребята убежали, но Берта больше не показалась, как Дима ее ни звал.
— Теперь час будет приходить в себя, — пояснил он. — Пацаны их ловят и продают на Птичьем рынке. Почти всех переловили. Раньше они доверчивыми были, а теперь остерегаются. Пойдемте, Мариночка, я знаю здесь одно укромное местечко — скамеечка между рябинками. Посидим, поболтаем. И давай перейдем на "ты"— чего церемонии разводить? Мы же свои люди.
Огромный парк имел два яруса — верхний и нижний. Нижний ярус, густо усаженный деревьями и кустарником со множеством скрытых от посторонних глаз скамеечек, был особенно любим молодежью, искавшей уединения.
Молодые люди спустились по каменным ступенькам вниз и медленно пошли по усыпанной мелким гравием дорожке.
Вдруг Маринка заметила под высокой березой очень знакомую целующуюся пару. Приглядевшись, она испытала легкое потрясение — это были Гена и Лена. Гена тоже заметил ее, и скосив глаз, показал ей из-за Лениной спины внушительный кулак. Мол, мотай отсюда, не мешай занятым людям.
— Это он нам? — удивился Дима. — А почему кулак? Мы же вроде их не трогаем, идем мимо. Фу, как грубо.
— Это мои друзья, — пояснила Маринка. — Мы в одном доме живем. Он в нее влюблен уже сто лет — с самого детского сада. И вот, кажется, дождался. Он боится, что я сейчас полезу к ним с разговорами, расспросами. Пошли скорее отсюда, пока она не оглянулась.
Опустив голову, Маринка потянула Диму за руку, стараясь побыстрее проскользнуть мимо Лены. Ей совсем не хотелось, чтобы та ее заметила. Меньше всего Маринка беспокоилась о том, что помешает Гене. Она боялась другого.
Опыт ей подсказывал, что не стоит сейчас показывать Лену ее новому знакомому, пока он еще не окончательно увлечен ею — Маринкой. Потому что при знакомстве любой парень прежде всего обращал внимание на небесную Ленкину красоту. И только потом, убедившись, что здесь не обломится, переключался на других девушек.
Но ведь все до поры, до времени. Когда-нибудь Лена ответит взаимностью, и тот, кому так повезет, уже больше ни на кого смотреть не станет. А вдруг это произойдет сейчас? Вот она обернется, увидит Диму и...
О том, что будет дальше, Маринке не хотелось даже думать. И то, что Лена, наконец, подарила несчастному Гене поцелуй, совсем ничего не значило. Маринка была убеждена, что Лена Гену не любит. Если бы любила, давно у них все было бы по-другому. Может, она целуется с ним из любопытства или из жалости? Или хочет сделать парню приятное.
Нет, лучше не рисковать! И потому Маринка постаралась быстрее увести Диму подальше от этого опасного места.
Нет комментариев. Ваш будет первым!