Благополучный, впрочем, как всегда рабочий день завершился, едва я только вошла во вкус. Вечеровать над бланками строгой отчетности мне было уже не привыкать, но сегодня сверхурочных не намечалось, да и вечер стоял, летний, пятничный, к тому же канун дня рождения любимого сынули, которого мы все стали крайне редко видеть, потому хотелось пораньше вернуться домой, чтобы подготовиться, как следует к его приезду. Все же не шутка, четырнадцать лет, собственный паспорт, чековая книжка, контракт, в конце-то концов… Алексей тоже обещал быть дома к ужину, и я легко оттолкнулась в кресле от рабочего монитора, предварительно нажав на кнопочку «слип». Отключать систему необходимости не было, особо важные рабочие станции после режима сна выполняли сканирование оператора, которое мгновенно детализировало внешность, вплоть до сетчатки глаза. Иными словами, чужой глаз положить на мою работу было, буквальным образом, технически невозможно. Но даже в спящем режиме процессор продолжал обрабатывать поступающие на него сигналы извне, ибо работа в банке продолжалась круглосуточно и круглогодично…
Я вызвала машину, намереваясь заскочить к ресторатору лично, чтобы семейный ужин выглядел более разнообразным, чем всегда. Муж, правда, кривился, говоря, что теперь-де я совсем разленюсь стоять у плиты, хотя мою стряпню он обычно нахваливал. Но мы с Алиской твердо положили, что поскольку питание сотрудников по контракту оплачивается предприятием, то было бы весьма расточительным транжириться на ингредиенты из собственного бюджета.
Покидая офис, я придирчиво оглядела себя в зеркало. Поразительно, как легко и быстро, за какой-нибудь год с небольшим, моя внешность преобразилась: местные доктора, воистину волшебники, сумели в считанные недели с момента нашего прибытия в «Максиму» провести полную диспансеризацию, комплексную диагностику и назначить моему организму немыслимый спектр разнообразных процедур. Надо отдать им должное: здоровый цвет лица, блеск и сила шевелюры, потрясающий маникюр, которого отродясь у меня не бывало, кишечник, работающий как часики, нормализованный метаболизм, благодаря которому я перестала следить за весом, ибо он самостоятельно регулировался во все лучшую сторону, мануальная терапия для осанки, ортодонт для улыбки, плюс регулярные косметические процедуры, и – вуаля! Моя родная мама бы меня сейчас не узнала!
Мысли о маме немного омрачили мое приподнятое настроение. В последнее время все попытки нашего с ней общения постоянно заходят в тупик. Вначале она наотрез отказалась жить в нашей квартире, хотя в городе, пусть и не великом, все-таки легче, чем одной у себя: соседи ближе, медицина, опять-таки, лучше, чем в деревне. Да и вообще, какая там медицина: с каждым чихом в район не наездишься, вот и лечится по старинке, тем, что аптекарь прописал. А тот уж, будь здоров, старается, все норовит чего подороже из паллиативных препаратов втюхать, да, чтоб еще приходили, да, чтоб и не раз…
Помню, мы приехали с Алексеем к ней после того, как выбрались в родные края подписать бумаги по продаже нашей трижды-громыхающей колымаги. Приехали, понятное дело, уже на корпоративной машине, чтобы со всеми делами за день обернуться и вечер у нее провести, в тихом семейном кругу. Тихого да семейного не вышло!
У меня вообще сложилось тогда впечатление, что еще до нашего прибытия ей кто-то накрутил, что называется, хвоста: она нас и встретила вся какая-то ощетиненная, любые попытки рассказать о наших успехах вызывали скорее горькую иронию и сарказм, нежели желание увидеть какие-то позитивные перспективы нашего будущего. Узнав, что мы продали «папамобиль», она даже оскорбилась и наотрез отказалась принять деньги, которые мы ей привезли. А когда Алексей обмолвился, что мы устроились в ту же корпорацию, где сейчас трудится Ульяна, она взорвалась и чуть ли не на грани истерики начала нас упрекать, за то, дескать, что она сначала одну дочь потеряла, связавшуюся с этим «бисовым отродьем», а теперь и мы в эти же капканы добровольно лезем. В итоге, в обратный путь мы отбывали, даже чаю не попив, напутствованные как душепродавцы и нехристи.
Я знала, конечно же, что с уходом отца маме было очень нелегко смириться, тем более, что покинул он нас скоропостижно и безвременно. Община, к которой она прибилась, в конечном счете, во многом помогла ей справиться с этой потерей, вернула способность заглядывать в завтрашний день, пресекла суицидальные мысли и растворила безнадегу в глазах. Но я и представить себе не могла, до какой степени эти почтенные старцы сумеют зазомбировать ее сознание! Я рвала и метала проклятия в их адрес всю обратную дорогу. Алексей молчал. Единственную фразу он сумел выдавить из себя в паузах между воплями моего отчаяния, что, может, и хорошо, что деньги не взяла, а то, скорее всего общине и передала бы их. На благотворительность.
С тех пор, как отрезало: в гости к нам она так и не выбралась, к себе не звала. Даже внуков. На звонки отвечала односложно, вежливо, но сухо, что здоровье в порядке, «нашими молитвами», денег хватает, урожай растет, крыша не течет и т.п.
Я пообещала себе, что после дня рождения Егора мы выберем совместный выходной и нагрянем к ней без приглашения.
Влад приехал за мной на Алисином «паучке», извинившись за то, что не успевал забрать мою машинку со станции техобслуживания. Мне в принципе было все равно, я предполагала, что дочери в настоящую минуту автомобиль не понадобится, мы с ней общались полчаса назад, она докладывала, какие сюрпризы приготовила для брата и с какими из них уже управилась наша горничная под ее чутким руководством. Я попросила Влада лишь поднять верх кабриолета, так как ветерок в «Максиме» на проезжих частях улиц и так усиливается, как в трубе, а особенно при движении на любимых Владом скоростях. У меня не было в планах приехав, входить в ресторан растрепущей, да и позже времени на салон не будет, а к ужину, похоже, намечаются еще и гости: на телефоне я обнаружила сообщение от мужа соответствующего содержания…
В ресторан я предпочитала ездить определенный, сразу полюбив сметливость его шефа: он никогда не обманывал ожиданий, и его кулинарные шедевры с удовольствием ели все, несмотря на то, что большая часть из них приготовляема была с учетом диеты сына.
Странное дело – эта Егорушкина аллергия! В нашей семье аллергиков отродясь не бывало, в семье Алексея тоже, однако, современная медицина порой выдает такие вердикты, что только диву даешься. К примеру, насколько позволяли мои познания в медицине, почерпнутые на вузовских семинарах (нас, на минуточку, выпускали с дополнительными корочками квалифицированных фельдшеров), ребенок обязательно наследует группу крови одного из родителей. Но на собственном опыте я выяснила, что возможны варианты: в итоге у нашего Егора при моей первой положительной, вторая группа (как у Ульяны), но с отрицательным, отцовским, резусом, что, как оказалось, имеет какое-то отношение к формам и тяжести проявления аллергических реакций…
Надо сказать, что после пережитого, во всех отношениях экстремального, рождения сына, я зареклась доверять отечественным медикам. Чудом уже был сам факт нашего благополучного исхода после сорока дней блуждания по медицинским инстанциям, в неведении ожидающих нас перспектив, так что аллергия – та не слишком дорогая цена, которую нам выпало платить за счастье растить сына интеллектуально и социально полноценным!
Роддом, в который нас угораздило попасть, считался продвинутым, передовым и даже «образцово-показательным». Он находился под патронажем американской медицинской ассоциации «Natural Childbirth», и все сотрудники и персонал клиники, как оголтелые адепты новой веры, панически боялись отступить от получаемых инструкций хотя бы на йоту. В результате, когда наше долгожданное сокровище открыло свои глазенки на этот мир, о том, как было бы правильно поступать в ситуации нашего с сыном одновременного группового и резус-конфликта, америкосы местных врачей отчего-то проинструктировать забыли! В роддоме интенсивно насаждалось тотальное грудное вскармливание, безотносительно к индивидуальным особенностям роженицы и младенца. И самая банальная физиологическая желтушка новорожденных в нашем случае чуть не закончилась трагически. Вместо того, чтобы отнять малыша от материнской груди на время, пока избыточный билирубин саморазрушается под воздействием сеансов фототерапии, меня усиленно заставляли кормить Егора грудью, чуть ли не двадцать четыре часа в сутки. Как факт, мой молоко только провоцировало дальнейшее прогрессирование желтухи, и в итоге, когда нас перевезли в другой стационар (чтобы не портить «показательную» статистику), от состояния «ядерной» желтухи нас отделяли буквально считанные часы, так как титры в анализах были к тому моменту уже критически пограничными.
Нормальный врач в традиционном стационаре в первую очередь отругал меня за халатность и безграмотность (хотя, при чем здесь, казалось бы, я), сказал, что еще сутки, и нам осталось бы наслаждаться всю оставшуюся жизнь антропоморфным «растением» с полным отсутствием осознанности… Далее еще три недели ребенком занимали реаниматологи, а я наблюдала за состоянием здоровья сына через стекло бокса, в который его поместили, все свое свободное время (когда была не занята судебными тяжбами с «показательным» медицинским учреждением). Выиграть процесс нам, конечно же, не удалось: кто мы такие по сравнению с медицинской ассоциацией международного статуса? Но благо то, что ребенка мне восстановили, хотя за формированием его рефлексов и дальнейшим умственным и физическим развитием мы следили с огромной тревогой, постоянно ожидая подвоха и болезненно реагируя на малейшее отклонение…
Слава Богу, все обошлось: Егор рос и развивался нормальными темпами, осваивая науки и практические навыки жизнедеятельности чуть ли не успешнее своих однокашников, и математику, и физику, и лирику… И отцовскую гитару, и семейную библиотеку, и под капотом с отцом ползал с удовольствием, и со мной в четыре руки на фортепиано – и то справлялся! Аллергия вот только, будь она неладна…
В ожидании заказа, я премило пообщалась с концертным директором заведения, который посокрушался на тему того, как трудно сейчас найти толкового пианиста на постоянную работу. Дескать, либо есть концертирующие звезды, либо спивающиеся лабухи, которых даже на первом этапе собеседования отсеивают, по причине того, что «детектор» их кандидатуру все равно не пропустит, так уж, чего зря возиться…
Когда Влад доложил, что все контейнеры погружены в багажник, на часах уже было четверть седьмого, и мы рисковали прибыть к ужину с ужином, да позже гостей. Алиса уже звонила, беспокоилась нашей задержкой. Садясь в машину, я отметила про себя, что ритуал уже в разгаре. Находясь в квартале от стадиона, нам был отчетливо слышен рев трибун. Спустя год, как я побывала на нем в свой первый раз, популярность этого мероприятия только возросла, да и число кандидатов значительно увеличилось, судя по тому, как много производственных и других проектов стартовало за текущий год, поэтому администрация приняла решение перенести начало мероприятия на 17 часов пополудни.
Уже стартовав, машина мягко набрала обороты, но мне отчего-то послышался странный шум и грохот так, что я даже попросила водителя притормозить, едва мы отъехали. Влад откинул верх, чтобы я могла прислушаться. Подозрительные и тревожные звуки доносились со стороны стадиона: вопли не слишком напоминали привычное ликование толпы, а хлопки и взрывы – пиротехнику, которой, к слову сказать, было рановато еще по сценарию, да и в небо ничего похожего на фейерверк не взмывало…
Я не успела никак осмыслить происходящее, поскольку завибрировал мой телефон, и общение с сыном совершенно отвлекло меня от тревожных мыслей. За разговором я даже не заметила, как мы добрались до дома.
[Скрыть]Регистрационный номер 0280219 выдан для произведения:
5.2.
Благополучный, впрочем, как всегда рабочий день завершился, едва я только вошла во вкус. Вечеровать над бланками строгой отчетности мне было уже не привыкать, но сегодня сверхурочных не намечалось, да и вечер стоял, летний, пятничный, к тому же канун дня рождения любимого сынули, которого мы все стали крайне редко видеть, потому хотелось пораньше вернуться домой, чтобы подготовиться, как следует к его приезду. Все же не шутка, четырнадцать лет, собственный паспорт, чековая книжка, контракт, в конце-то концов… Алексей тоже обещал быть дома к ужину, и я легко оттолкнулась в кресле от рабочего монитора, предварительно нажав на кнопочку «слип». Отключать систему необходимости не было, особо важные рабочие станции после режима сна выполняли сканирование оператора, которое мгновенно детализировало внешность, вплоть до сетчатки глаза. Иными словами, чужой глаз положить на мою работу было, буквальным образом, технически невозможно. Но даже в спящем режиме процессор продолжал обрабатывать поступающие на него сигналы извне, ибо работа в банке продолжалась круглосуточно и круглогодично…
Я вызвала машину, намереваясь заскочить к ресторатору лично, чтобы семейный ужин выглядел более разнообразным, чем всегда. Муж, правда, кривился, говоря, что теперь-де я совсем разленюсь стоять у плиты, хотя мою стряпню он обычно нахваливал. Но мы с Алиской твердо положили, что поскольку питание сотрудников по контракту оплачивается предприятием, то было бы весьма расточительным транжириться на ингредиенты из собственного бюджета.
Покидая офис, я придирчиво оглядела себя в зеркало. Поразительно, как легко и быстро, за какой-нибудь год с небольшим, моя внешность преобразилась: местные доктора, воистину волшебники, сумели в считанные недели с момента нашего прибытия в «Максиму» провести полную диспансеризацию, комплексную диагностику и назначить моему организму немыслимый спектр разнообразных процедур. Надо отдать им должное: здоровый цвет лица, блеск и сила шевелюры, потрясающий маникюр, которого отродясь у меня не бывало, кишечник, работающий как часики, нормализованный метаболизм, благодаря которому я перестала следить за весом, ибо он самостоятельно регулировался во все лучшую сторону, мануальная терапия для осанки, ортодонт для улыбки, плюс регулярные косметические процедуры, и – вуаля! Моя родная мама бы меня сейчас не узнала!
Мысли о маме немного омрачили мое приподнятое настроение. В последнее время все попытки нашего с ней общения постоянно заходят в тупик. Вначале она наотрез отказалась жить в нашей квартире, хотя в городе, пусть и не великом, все-таки легче, чем одной у себя: соседи ближе, медицина, опять-таки, лучше, чем в деревне. Да и вообще, какая там медицина: с каждым чихом в район не наездишься, вот и лечится по старинке, тем, что аптекарь прописал. А тот уж, будь здоров, старается, все норовит чего подороже из паллиативных препаратов втюхать, да, чтоб еще приходили, да, чтоб и не раз…
Помню, мы приехали с Алексеем к ней после того, как выбрались в родные края подписать бумаги по продаже нашей трижды-громыхающей колымаги. Приехали, понятное дело, уже на корпоративной машине, чтобы со всеми делами за день обернуться и вечер у нее провести, в тихом семейном кругу. Тихого да семейного не вышло!
У меня вообще сложилось тогда впечатление, что еще до нашего прибытия ей кто-то накрутил, что называется, хвоста: она нас и встретила вся какая-то ощетиненная, любые попытки рассказать о наших успехах вызывали скорее горькую иронию и сарказм, нежели желание увидеть какие-то позитивные перспективы нашего будущего. Узнав, что мы продали «папамобиль», она даже оскорбилась и наотрез отказалась принять деньги, которые мы ей привезли. А когда Алексей обмолвился, что мы устроились в ту же корпорацию, где сейчас трудится Ульяна, она взорвалась и чуть ли не на грани истерики начала нас упрекать, за то, дескать, что она сначала одну дочь потеряла, связавшуюся с этим «бисовым отродьем», а теперь и мы в эти же капканы добровольно лезем. В итоге, в обратный путь мы отбывали, даже чаю не попив, напутствованные как душепродавцы и нехристи.
Я знала, конечно же, что с уходом отца маме было очень нелегко смириться, тем более, что покинул он нас скоропостижно и безвременно. Община, к которой она прибилась, в конечном счете, во многом помогла ей справиться с этой потерей, вернула способность заглядывать в завтрашний день, пресекла суицидальные мысли и растворила безнадегу в глазах. Но я и представить себе не могла, до какой степени эти почтенные старцы сумеют зазомбировать ее сознание! Я рвала и метала проклятия в их адрес всю обратную дорогу. Алексей молчал. Единственную фразу он сумел выдавить из себя в паузах между воплями моего отчаяния, что, может, и хорошо, что деньги не взяла, а то, скорее всего общине и передала бы их. На благотворительность.
С тех пор, как отрезало: в гости к нам она так и не выбралась, к себе не звала. Даже внуков. На звонки отвечала односложно, вежливо, но сухо, что здоровье в порядке, «нашими молитвами», денег хватает, урожай растет, крыша не течет и т.п.
Я пообещала себе, что после дня рождения Егора мы выберем совместный выходной и нагрянем к ней без приглашения.
Влад приехал за мной на Алисином «паучке», извинившись за то, что не успевал забрать мою машинку со станции техобслуживания. Мне в принципе было все равно, я предполагала, что дочери в настоящую минуту автомобиль не понадобится, мы с ней общались полчаса назад, она докладывала, какие сюрпризы приготовила для брата и с какими из них уже управилась наша горничная под ее чутким руководством. Я попросила Влада лишь поднять верх кабриолета, так как ветерок в «Максиме» на проезжих частях улиц и так усиливается, как в трубе, а особенно при движении на любимых Владом скоростях. У меня не было в планах приехав, входить в ресторан растрепущей, да и позже времени на салон не будет, а к ужину, похоже, намечаются еще и гости: на телефоне я обнаружила сообщение от мужа соответствующего содержания…
В ресторан я предпочитала ездить определенный, сразу полюбив сметливость его шефа: он никогда не обманывал ожиданий, и его кулинарные шедевры с удовольствием ели все, несмотря на то, что большая часть из них приготовляема была с учетом диеты сына.
В ожидании заказа, я премило пообщалась с концертным директором заведения, который посокрушался на тему того, как трудно сейчас найти толкового пианиста на постоянную работу. Дескать, либо есть концертирующие звезды, либо спивающиеся лабухи, которых даже на первом этапе собеседования отсеивают, по причине того, что «детектор» их кандидатуру все равно не пропустит, так уж, чего зря возиться…
Когда Влад доложил, что все контейнеры погружены в багажник, на часах уже было четверть седьмого, и мы рисковали прибыть к ужину с ужином, да позже гостей. Алиса уже звонила, беспокоилась нашей задержкой. Садясь в машину, я отметила про себя, что ритуал уже в разгаре. Находясь в квартале от стадиона, нам был отчетливо слышен рев трибун. Спустя год, как я побывала на нем в свой первый раз, популярность этого мероприятия только возросла, да и число кандидатов значительно увеличилось, судя по тому, как много производственных и других проектов стартовало за текущий год, поэтому администрация приняла решение перенести начало мероприятия на 17 часов пополудни.
Уже стартовав, машина мягко набрала обороты, но мне отчего-то послышался странный шум и грохот так, что я даже попросила водителя притормозить, едва мы отъехали. Влад откинул верх, чтобы я могла прислушаться. Подозрительные и тревожные звуки доносились со стороны стадиона: вопли не слишком напоминали привычное ликование толпы, а хлопки и взрывы – пиротехнику, которой, к слову сказать, было рановато еще по сценарию, да и в небо ничего похожего на фейерверк не взмывало…
Я не успела никак осмыслить происходящее, поскольку завибрировал мой телефон, и общение с сыном совершенно отвлекло меня от тревожных мыслей. За разговором я даже не заметила, как мы добрались до дома.