Наташкино поступление в мединститут. Отрывок из романа "Встретимся у Амура или поцелуй судьбы"

        − Слушай, поехали к моей бабушке? − предложила Настя. − Там черешня уже поспела-переспела. Бабушка говорит, ветки прямо на земле лежат от тяжести. Хоть наедимся с горя.

        − Не, я к биологии буду готовиться, − отказалась Наташка. − А ты поезжай. Потом расскажешь, как там. Привези мне черешни.

       − Ладно. − Настя распрощалась с Натальиными родителями и отправилась на автовокзал. Уже в автобусе позвонила бабушке. Та обрадовалась и сразу сообщила, что только что звонила мать.

        − Откуда? Что она сказала? − Настя закричала так громко, что на нее оглянулись пассажиры. − Где она?

        − Не призналась. Сказала только, что с ней все в порядке и чтоб ее не искали. Я ей говорю: ты хоть о дочери подумала – как она одна жить будет? А она: ничего, не пропадет, у нее отцовский характер. Совсем с ума сошла. Настя, похоже, она возвращаться не собирается. Уж и не знаю, что делать. И урожай пропадает.

        − Ба, за урожай не переживай. Наташа закончит экзамены, и мы к тебе приедем на недельку. Сколько сможем, соберем. А остальное отдай соседям. Маму жалко. Если б знать, где она, я бы все бросила. Но где ее искать?

       − Нет, внученька, ты должна о себе подумать. Тебе еще выучиться надо, профессию получить. Ну, пока, пойду тесто ставить. Приедешь, тогда все и обсудим.

      Первое, что бросилось Насте в глаза, когда она вошла во двор, была несчастная порубанная машина. Она стояла на том же месте. Обмирая, Настя обошла вокруг нее. Потрогала пробитые топором дыры в кузове, отворила правую дверцу, села на переднее сидение и пошарила в пустом бардачке.  Было жутко смотреть на разбитое переднее стекло. И сразу вспомнилось, как счастливы они были на море позапрошлым летом. Захотелось выскочить из машины и бежать, куда глаза глядят. Но она заставила себя сидеть на месте, чтобы  принять нынешнюю реальность и примириться с ней.

     − Вот, не знаем, что с ней делать, − услышала она бабушкин голос. −  Столько места во дворе занимает. Хоть бы Олег распорядился. Как он?

       − Поправляется. Буду в больнице, спрошу. Она на ходу?

       − Наверно. Тут ее дождиком чуть было не намочило, так мы с дедом успели пленкой накрыть. Ничего, салон сухой остался. О, господи, беда какая! Давеча сосед приходил, смотрел ее. Предложил продать ему, мол, он кузов да стекла поменяет и будет ездить. Может, так и поступить?

       − Пусть папа решает. Думаю, он согласится.

      Выбравшись из машины, Настя подошла к старой черешне. Ее длинные узловатые ветви провисли под тяжестью ягод, а самые нижние лежали прямо на земле. Такого изобилия ей еще не приходилось видеть. Черные, граненые, собранные в крупные гроздья ягоды блестели на солнце, всем видом призывая наполнить ладонь и отправить в рот, – что Настя немедленно и сделала. Рот наполнился ароматным соком, которому возрадовалась душа. И тотчас же она озаботилась: как справиться с этим богатством? Ведь через день-два все погибнет.

       − Ба, я придумала. Давай насобираем несколько ведер и продадим. В городе черешня знаешь, какая дорогая. И деньги, и людям польза. 

      − Ой, да кто ж продавать-то будет? Мне не под силу. Да и не занималась я этим никогда.

      − А я. Мы в Муроме позапрошлым летом столько грибов продали, − денег на бензин до дома хватило. Я тоже помогала продавать, − я смогу. Дедушка пусть подвезет меня на автобусную станцию, − там быстро все расхватают. Сегодня что насобираю, в подвал спустим, там холодно.  И завтра с утра пособираю, а к вечеру отвезем и продадим, − это ведь не запрещается, если из своего сада.

      − Да неудобно мне. Что люди скажут?

      − А мне удобно. Что здесь плохого? Лишь бы дедушка согласился.

      К Настиному облегчению дедушка Артур и сам об этом подумывал, да боялся, что вдруг прихватит сердце, − как тогда быть? А тут внучка согласна пособить, − вот и ладно. И он направился к сараю за корзинами.

       На следующий день к вечеру у них стояли наготове десять корзин и ведер, полных отборной черешни. Все они в дедушкин «Запорожец» сразу не поместились, пришлось приезжать дважды. Едва дедушка с внучкой достали из машины первые корзины, как к ним выстроилась очередь. Брали, не торгуясь по целому ведру, − Настя едва успевала пересыпать ягоды в подставленные кульки и сумки. К концу торговли у нее едва разгибалась спина и болели руки, зато в плотно набитой сумке приятно шелестели купюры. Бабушка Зара даже заахала, всплеснув руками, когда Настя высыпала ее содержимое на стол: она и представить себе не могла, что черешня может стоить таких денег.

        В последующие дни дед с внучкой распродали остатки черешни, оставив себе несколько корзин, и принялись за яблоки. Их бизнес процветал в течение целой недели. Все заработанные деньги старики отдали внучке, как та их ни отговаривала, − ей нужнее.

Несколько раз Настя звонила подруге. Та сообщила, что все сдала  на четверки и, вроде, должна пройти. От дачи взятки Наташкины родители отказались и теперь со страхом ожидали развития событий. К концу недели стало известно, что Наташкины баллы опять полупроходные, как и при поступлении в лицей. Оказалось, что целую группу каких-то целевиков с Кавказа зачислили со всеми тройками, из-за чего проходной балл резко повысился.

       Наташка дико запаниковала. Она принялась умолять Настю, чтобы та срочно приехала, иначе она не доживет до завтрашнего утра, когда вывесят списки зачисленных. Мол, дома у всех похоронное настроение, и она не знает, куда деваться. Пришлось Насте все бросить и мчатся в город. Наташкину семью она застала в полной прострации.

        − Я знала, что этим кончится, я чувствовала! − Белла Викторовна, заламывая руки, ходила взад-вперед по комнате. − Надо, надо было отдать деньги − черт с ними! Что теперь делать, куда бежать, кому давать? Никто со мной уже и разговаривать не станет.

       − Но, Белла Викторовна, ведь еще ничего не известно. Может, завтра в списках будет Наташина фамилия. − Настя чувствовала себя кругом виноватой. Ведь это она посоветовала Наташкиным родителям не давать взятку.

      − Нет! Нет, нет, нет! − покачала головой Наташкина мама. − Если бы зачислили, мне бы уже позвонили. Директор лицея обещала, у нее там знакомая в комиссии. Повлиять на зачисление она не могла, но узнать результат обещала.

       Всю ночь никто из них не сомкнул глаз. Едва рассвело, подруги понеслись в институт, а заплаканная Белла Викторовна отправилась на работу. Наташа клятвенно пообещала матери немедленно позвонить, как только узнает результат.

       Результат оказался неутешительным: Белоконевой в списках зачисленных не было.

       Белая, как мел, Наталья вышла из института и бессильно прислонилась к стене. На Настю она не смотрела. Постояв немного, снова кинулась к спискам.

       − Почему? − срывающимся голосом запричитала она, − Почему Кочеткову и Ленскую с такими же баллами зачислили, а меня нет?  Они же ни дня не работали, а у меня стаж почти год. Даже трудовая книжка есть, я же ее сдавала с документами. Мама! − закричала она в трубку. − Мама, приходи немедленно! Пойдем к ректору − я ему все выскажу!

       − Предложили быть кандидатом, − сказала она Насте, когда они с матерью покинули кабинет ректора. − Это значит, без стипендии до конца семестра и на птичьих правах. Сказали, что зачислят лаборанткой, но зарплату получать не буду, − ее будут кому-то отдавать. Но иногда придется помыть лабораторную посуду и помочь с опытами. Если кого-то после зимней сессии отчислят, тогда меня примут. Да я на все согласна, но все равно дико обидно. Почему Таньку Кочеткову зачислили? Она же постоянно уроки прогуливала и в сто раз хуже меня училась.  Настя, где же справедливость?

       − А ты бы сказала об этом ректору. Может, это чьи-то происки, а он не в курсе?

       − Думаешь, я не сказала? Как в пустоту! Он будто не слышал. Сказал, что может предложить мне в порядке исключения этот вариант, учитывая заслуги моей мамы. И все.

      − А Белла Викторовна что?

      − Молчала, как рыба. Она при таком начальстве сразу немеет. «Главное, будешь учиться», − сказала. И ушла на работу.

      − А вдруг они зимой никого не отчислят?

      − Я сразу спросила об этом, а он говорит, мол, у кого по три двойки в сессию, отчисляют − каждый год по нескольку человек. Нет, Настя, как такое может быть? Эти две дуры гуляли, уроки пропускали, учились кое-как − и зачислены, а я нет. Не понимаю!

      − Мне папа сказал, что мы живем в не правовом государстве. Мол, мы сами должны сделать его правовым. А они, взрослые, бессильны.

      − Ага, сделаешь его, как же! Когда такие в кабинетах сидят. Ой, Маргарита Львовна! − И Наташка кинулась к нарядной женщине, спешившей в институт, − это была директор медицинского колледжа. Внимательно выслушав Наталью, она велела им стоять на месте и направилась в ректорат. Через полчаса вернулась.

      − Все, Белоконева, тебя зачисли без всяких оговорок, − и директор поцеловала Наташку в щеку. − Поздравляю! Звони маме, скажи, что все в порядке.

      − Ой, Маргарита Львовна, правда? − не поверила Наташка. − А что вы ему сказали?

      − О, я много чего сказала. Сказала, что знаю про все их дела, и пообещала, что если тебя не зачислят без всяких фокусов, завтра в «Вечерке» эта история будет описана со всеми подробностями.

      − А вы не спросили, почему все же зачислили этих двоих, а не меня? У меня ведь аттестат куда лучше, чем у Кожуховой и Ленской, и стаж есть.

      − Да это же и так понятно! Нужен им твой стаж! Мама Кожуховой в Аптекоуправлении начальница, а папа Ленской в Администрации. Я вообще поражаюсь, как эти красотки столько баллов набрали. Ну, ничего, скоро эта лавочка закроется, будут принимать только сертификаты ЕГЭ. Тоже, конечно, не все будет чисто, но хоть не в таких масштабах. Ну, звони мамочке, а то она там вся испереживалась. Чуть не плакала в трубку.

      Во время их разговора Настя не сводила глаз с Наташкиного лица: на нем, как на экране, отражалась вся гамма чувств, испытываемых подругой: надежда, гнев и безмерная радость. Когда директор закончила, Наташка, взвизгнув, повисла у нее на шее, одновременно плача и смеясь. Наконец, немного успокоившись, она набрала по мобильнику телефон матери. Сообщив той счастливую новость, подруга с тревогой в голосе снова обратилась к своей спасительнице:

     − Мама спрашивает, а у вас не будут из-за меня неприятности? Говорит, что этот ректор всемогущ, у него такие связи − вплоть до Москвы.

     − Прорвемся! − Директор погладила Наташку по голове. − Не дрейфь, девочка, все будет хорошо. Ты, главное, теперь старайся, не сбавляй темп. Будешь учиться, как в колледже, никто с тобой ничего не сделает: сюда последнее время поступает столько лодырей, что хорошие студенты на вес золота. И никаких мне благодарностей, я твоей маме здоровьем обязана.

      Она ушла. А подруги снова кинулись в вестибюль. Там они обнаружили в самом конце списка зачисленных приписанную от руки фамилию Белоконевой. Наташка снова взвизгнула и запрыгала на месте. Абитуриенты, чьи фамилии в списках отсутствовали, смотрели на нее с завистью и неприязнью − они видели, как дописывали ее фамилию.

       − Идем отсюда, − потянула ее за руку Настя, − пока кто-нибудь не прицепился с расспросами. Пошли к тебе, перекусим да поедем за билетами. Я обещала помочь бабушке, там куча дел осталась. Может, и ты со мной?

        − Теперь хоть на край света! − Наташка счастливо потянулась и зажмурилась. − Настя, неужели поступила? Боже, как я счастлива! Буду стараться, буду учиться изо всех сил, − вот увидишь.

         − Не увижу. Мы ведь последний месяц вместе. Поработаем в лесу, а потом ты уедешь домой, а я в Питер. И когда снова увидимся, неизвестно.

         − А ведь правда! − Наташка даже остановилась. − Настя, как же я буду без тебя? У меня, кроме родителей и тебя, никого нет. И Никита далеко. Как я буду одна?

         − Подружишься еще с кем-нибудь. Туда Соколова поступила и тоже на педиатрический. Будешь с ней дружить.

         − Да никогда! Соколова – ты что? Тебя мне никто не заменит. Но ты же хоть иногда будешь приезжать? Все-таки отец твой здесь, а может, и мама объявится.

        − Не знаю. − Настя печально покачала головой. − Отцу я не очень нужна: у него теперь новая семья. А мама − не знаю. Наверно, я ей тоже не нужна, раз она меня бросила. Она сказала бабушке, что я не пропаду, что я уже взрослая.

       − Настя, тебя очень любит Никита.

       − Наташа, не будем об этом. Я… я не могу говорить на эту тему… мне невыносимо. Не будем, ладно?

       − Все, молчу.

      Они наскоро перекусили у Натальи, позвонили ее маме, что уезжают к Настиной бабушке и поехали на вокзал за билетами на московский поезд. Купили два плацкартных и с легким сердцем направились на автобус.

      

 

© Copyright: Ирина Касаткина, 2013

Регистрационный номер №0176884

от 23 декабря 2013

[Скрыть] Регистрационный номер 0176884 выдан для произведения:

        − Слушай, поехали к моей бабушке? − предложила Настя. − Там черешня уже поспела-переспела. Бабушка говорит, ветки прямо на земле лежат от тяжести. Хоть наедимся с горя.

        − Не, я к биологии буду готовиться, − отказалась Наташка. − А ты поезжай. Потом расскажешь, как там. Привези мне черешни.

       − Ладно. − Настя распрощалась с Натальиными родителями и отправилась на автовокзал. Уже в автобусе позвонила бабушке. Та обрадовалась и сразу сообщила, что только что звонила мать.

        − Откуда? Что она сказала? − Настя закричала так громко, что на нее оглянулись пассажиры. − Где она?

        − Не призналась. Сказала только, что с ней все в порядке и чтоб ее не искали. Я ей говорю: ты хоть о дочери подумала – как она одна жить будет? А она: ничего, не пропадет, у нее отцовский характер. Совсем с ума сошла. Настя, похоже, она возвращаться не собирается. Уж и не знаю, что делать. И урожай пропадает.

        − Ба, за урожай не переживай. Наташа закончит экзамены, и мы к тебе приедем на недельку. Сколько сможем, соберем. А остальное отдай соседям. Маму жалко. Если б знать, где она, я бы все бросила. Но где ее искать?

       − Нет, внученька, ты должна о себе подумать. Тебе еще выучиться надо, профессию получить. Ну, пока, пойду тесто ставить. Приедешь, тогда все и обсудим.

      Первое, что бросилось Насте в глаза, когда она вошла во двор, была несчастная порубанная машина. Она стояла на том же месте. Обмирая, Настя обошла вокруг нее. Потрогала пробитые топором дыры в кузове, отворила правую дверцу, села на переднее сидение и пошарила в пустом бардачке.  Было жутко смотреть на разбитое переднее стекло. И сразу вспомнилось, как счастливы они были на море позапрошлым летом. Захотелось выскочить из машины и бежать, куда глаза глядят. Но она заставила себя сидеть на месте, чтобы  принять нынешнюю реальность и примириться с ней.

     − Вот, не знаем, что с ней делать, − услышала она бабушкин голос. −  Столько места во дворе занимает. Хоть бы Олег распорядился. Как он?

       − Поправляется. Буду в больнице, спрошу. Она на ходу?

       − Наверно. Тут ее дождиком чуть было не намочило, так мы с дедом успели пленкой накрыть. Ничего, салон сухой остался. О, господи, беда какая! Давеча сосед приходил, смотрел ее. Предложил продать ему, мол, он кузов да стекла поменяет и будет ездить. Может, так и поступить?

       − Пусть папа решает. Думаю, он согласится.

      Выбравшись из машины, Настя подошла к старой черешне. Ее длинные узловатые ветви провисли под тяжестью ягод, а самые нижние лежали прямо на земле. Такого изобилия ей еще не приходилось видеть. Черные, граненые, собранные в крупные гроздья ягоды блестели на солнце, всем видом призывая наполнить ладонь и отправить в рот, – что Настя немедленно и сделала. Рот наполнился ароматным соком, которому возрадовалась душа. И тотчас же она озаботилась: как справиться с этим богатством? Ведь через день-два все погибнет.

       − Ба, я придумала. Давай насобираем несколько ведер и продадим. В городе черешня знаешь, какая дорогая. И деньги, и людям польза. 

      − Ой, да кто ж продавать-то будет? Мне не под силу. Да и не занималась я этим никогда.

      − А я. Мы в Муроме позапрошлым летом столько грибов продали, − денег на бензин до дома хватило. Я тоже помогала продавать, − я смогу. Дедушка пусть подвезет меня на автобусную станцию, − там быстро все расхватают. Сегодня что насобираю, в подвал спустим, там холодно.  И завтра с утра пособираю, а к вечеру отвезем и продадим, − это ведь не запрещается, если из своего сада.

      − Да неудобно мне. Что люди скажут?

      − А мне удобно. Что здесь плохого? Лишь бы дедушка согласился.

      К Настиному облегчению дедушка Артур и сам об этом подумывал, да боялся, что вдруг прихватит сердце, − как тогда быть? А тут внучка согласна пособить, − вот и ладно. И он направился к сараю за корзинами.

       На следующий день к вечеру у них стояли наготове десять корзин и ведер, полных отборной черешни. Все они в дедушкин «Запорожец» сразу не поместились, пришлось приезжать дважды. Едва дедушка с внучкой достали из машины первые корзины, как к ним выстроилась очередь. Брали, не торгуясь по целому ведру, − Настя едва успевала пересыпать ягоды в подставленные кульки и сумки. К концу торговли у нее едва разгибалась спина и болели руки, зато в плотно набитой сумке приятно шелестели купюры. Бабушка Зара даже заахала, всплеснув руками, когда Настя высыпала ее содержимое на стол: она и представить себе не могла, что черешня может стоить таких денег.

        В последующие дни дед с внучкой распродали остатки черешни, оставив себе несколько корзин, и принялись за яблоки. Их бизнес процветал в течение целой недели. Все заработанные деньги старики отдали внучке, как та их ни отговаривала, − ей нужнее.

Несколько раз Настя звонила подруге. Та сообщила, что все сдала  на четверки и, вроде, должна пройти. От дачи взятки Наташкины родители отказались и теперь со страхом ожидали развития событий. К концу недели стало известно, что Наташкины баллы опять полупроходные, как и при поступлении в лицей. Оказалось, что целую группу каких-то целевиков с Кавказа зачислили со всеми тройками, из-за чего проходной балл резко повысился.

       Наташка дико запаниковала. Она принялась умолять Настю, чтобы та срочно приехала, иначе она не доживет до завтрашнего утра, когда вывесят списки зачисленных. Мол, дома у всех похоронное настроение, и она не знает, куда деваться. Пришлось Насте все бросить и мчатся в город. Наташкину семью она застала в полной прострации.

        − Я знала, что этим кончится, я чувствовала! − Белла Викторовна, заламывая руки, ходила взад-вперед по комнате. − Надо, надо было отдать деньги − черт с ними! Что теперь делать, куда бежать, кому давать? Никто со мной уже и разговаривать не станет.

       − Но, Белла Викторовна, ведь еще ничего не известно. Может, завтра в списках будет Наташина фамилия. − Настя чувствовала себя кругом виноватой. Ведь это она посоветовала Наташкиным родителям не давать взятку.

      − Нет! Нет, нет, нет! − покачала головой Наташкина мама. − Если бы зачислили, мне бы уже позвонили. Директор лицея обещала, у нее там знакомая в комиссии. Повлиять на зачисление она не могла, но узнать результат обещала.

       Всю ночь никто из них не сомкнул глаз. Едва рассвело, подруги понеслись в институт, а заплаканная Белла Викторовна отправилась на работу. Наташа клятвенно пообещала матери немедленно позвонить, как только узнает результат.

       Результат оказался неутешительным: Белоконевой в списках зачисленных не было.

       Белая, как мел, Наталья вышла из института и бессильно прислонилась к стене. На Настю она не смотрела. Постояв немного, снова кинулась к спискам.

       − Почему? − срывающимся голосом запричитала она, − Почему Кочеткову и Ленскую с такими же баллами зачислили, а меня нет?  Они же ни дня не работали, а у меня стаж почти год. Даже трудовая книжка есть, я же ее сдавала с документами. Мама! − закричала она в трубку. − Мама, приходи немедленно! Пойдем к ректору − я ему все выскажу!

       − Предложили быть кандидатом, − сказала она Насте, когда они с матерью покинули кабинет ректора. − Это значит, без стипендии до конца семестра и на птичьих правах. Сказали, что зачислят лаборанткой, но зарплату получать не буду, − ее будут кому-то отдавать. Но иногда придется помыть лабораторную посуду и помочь с опытами. Если кого-то после зимней сессии отчислят, тогда меня примут. Да я на все согласна, но все равно дико обидно. Почему Таньку Кочеткову зачислили? Она же постоянно уроки прогуливала и в сто раз хуже меня училась.  Настя, где же справедливость?

       − А ты бы сказала об этом ректору. Может, это чьи-то происки, а он не в курсе?

       − Думаешь, я не сказала? Как в пустоту! Он будто не слышал. Сказал, что может предложить мне в порядке исключения этот вариант, учитывая заслуги моей мамы. И все.

      − А Белла Викторовна что?

      − Молчала, как рыба. Она при таком начальстве сразу немеет. «Главное, будешь учиться», − сказала. И ушла на работу.

      − А вдруг они зимой никого не отчислят?

      − Я сразу спросила об этом, а он говорит, мол, у кого по три двойки в сессию, отчисляют − каждый год по нескольку человек. Нет, Настя, как такое может быть? Эти две дуры гуляли, уроки пропускали, учились кое-как − и зачислены, а я нет. Не понимаю!

      − Мне папа сказал, что мы живем в не правовом государстве. Мол, мы сами должны сделать его правовым. А они, взрослые, бессильны.

      − Ага, сделаешь его, как же! Когда такие в кабинетах сидят. Ой, Маргарита Львовна! − И Наташка кинулась к нарядной женщине, спешившей в институт, − это была директор медицинского колледжа. Внимательно выслушав Наталью, она велела им стоять на месте и направилась в ректорат. Через полчаса вернулась.

      − Все, Белоконева, тебя зачисли без всяких оговорок, − и директор поцеловала Наташку в щеку. − Поздравляю! Звони маме, скажи, что все в порядке.

      − Ой, Маргарита Львовна, правда? − не поверила Наташка. − А что вы ему сказали?

      − О, я много чего сказала. Сказала, что знаю про все их дела, и пообещала, что если тебя не зачислят без всяких фокусов, завтра в «Вечерке» эта история будет описана со всеми подробностями.

      − А вы не спросили, почему все же зачислили этих двоих, а не меня? У меня ведь аттестат куда лучше, чем у Кожуховой и Ленской, и стаж есть.

      − Да это же и так понятно! Нужен им твой стаж! Мама Кожуховой в Аптекоуправлении начальница, а папа Ленской в Администрации. Я вообще поражаюсь, как эти красотки столько баллов набрали. Ну, ничего, скоро эта лавочка закроется, будут принимать только сертификаты ЕГЭ. Тоже, конечно, не все будет чисто, но хоть не в таких масштабах. Ну, звони мамочке, а то она там вся испереживалась. Чуть не плакала в трубку.

      Во время их разговора Настя не сводила глаз с Наташкиного лица: на нем, как на экране, отражалась вся гамма чувств, испытываемых подругой: надежда, гнев и безмерная радость. Когда директор закончила, Наташка, взвизгнув, повисла у нее на шее, одновременно плача и смеясь. Наконец, немного успокоившись, она набрала по мобильнику телефон матери. Сообщив той счастливую новость, подруга с тревогой в голосе снова обратилась к своей спасительнице:

     − Мама спрашивает, а у вас не будут из-за меня неприятности? Говорит, что этот ректор всемогущ, у него такие связи − вплоть до Москвы.

     − Прорвемся! − Директор погладила Наташку по голове. − Не дрейфь, девочка, все будет хорошо. Ты, главное, теперь старайся, не сбавляй темп. Будешь учиться, как в колледже, никто с тобой ничего не сделает: сюда последнее время поступает столько лодырей, что хорошие студенты на вес золота. И никаких мне благодарностей, я твоей маме здоровьем обязана.

      Она ушла. А подруги снова кинулись в вестибюль. Там они обнаружили в самом конце списка зачисленных приписанную от руки фамилию Белоконевой. Наташка снова взвизгнула и запрыгала на месте. Абитуриенты, чьи фамилии в списках отсутствовали, смотрели на нее с завистью и неприязнью − они видели, как дописывали ее фамилию.

       − Идем отсюда, − потянула ее за руку Настя, − пока кто-нибудь не прицепился с расспросами. Пошли к тебе, перекусим да поедем за билетами. Я обещала помочь бабушке, там куча дел осталась. Может, и ты со мной?

        − Теперь хоть на край света! − Наташка счастливо потянулась и зажмурилась. − Настя, неужели поступила? Боже, как я счастлива! Буду стараться, буду учиться изо всех сил, − вот увидишь.

         − Не увижу. Мы ведь последний месяц вместе. Поработаем в лесу, а потом ты уедешь домой, а я в Питер. И когда снова увидимся, неизвестно.

         − А ведь правда! − Наташка даже остановилась. − Настя, как же я буду без тебя? У меня, кроме родителей и тебя, никого нет. И Никита далеко. Как я буду одна?

         − Подружишься еще с кем-нибудь. Туда Соколова поступила и тоже на педиатрический. Будешь с ней дружить.

         − Да никогда! Соколова – ты что? Тебя мне никто не заменит. Но ты же хоть иногда будешь приезжать? Все-таки отец твой здесь, а может, и мама объявится.

        − Не знаю. − Настя печально покачала головой. − Отцу я не очень нужна: у него теперь новая семья. А мама − не знаю. Наверно, я ей тоже не нужна, раз она меня бросила. Она сказала бабушке, что я не пропаду, что я уже взрослая.

       − Настя, тебя очень любит Никита.

       − Наташа, не будем об этом. Я… я не могу говорить на эту тему… мне невыносимо. Не будем, ладно?

       − Все, молчу.

      Они наскоро перекусили у Натальи, позвонили ее маме, что уезжают к Настиной бабушке и поехали на вокзал за билетами на московский поезд. Купили два плацкартных и с легким сердцем направились на автобус.

      

 

 

Метели

Откровенья и советы. Отрывок из романа "Встретимся у Амура или поцелуй судьбы"