Лялька. Отрывок из романа "Встретимся у Амура или поцелуй судьбы"

На верхней ступеньке лестницы сидела Наталья. Прислонившись головой к стене, она дремала. Но едва Настя стала подниматься на свой этаж, как подруга открыла глаза.

        − Слава богу, объявилась! Я уже думала, что с тобой опять что-то стряслось. Ты почему на сотовый не отвечаешь?

       − Звонков не было. − Настя достала из кармана мобильник и растерянно уставилась на экран. Тот был черным. Она опять забыла поставить его на зарядку.

      − Ладно, − поднялась Наташка. − Побегу, надо маму подменить, а то вечером у меня занятия с репетитором. Какое счастье, что в этом году на педиатрическом факультете свои экзамены. А то на сангиг теперь принимают только сертификаты ЕГЭ.

      − Наташа, можно я с тобой? − Насте захотелось посоветоваться с Беллой Викторовной по поводу отца: может, она узнает, где он лежит и в каком состоянии.

      − Давай. Действительно, чего тебе одной сидеть. И я кое-что поспрашиваю, а то этот мужик дал кучу вопросов – я и на половину не знаю, как отвечать.

        По дороге в больницу Настя рассказала о разговоре со священником. Выслушав ее, Наташка глубоко задумалась.

       − Даже не знаю, что сказать, − наконец, изрекла она. − Вроде, все правильно. Но побывал бы он в твоей шкуре. Посмотрел бы, как Галина Артуровна травилась из-за этого козла, твоего папочки, и как ты лежала без сознания, неизвестно, что запел бы. Не знаю, Настя. Поступай, как тебе сердце подсказывает. Конечно, разузнать что с ним, надо. И с муромскими родственниками не стоит рвать отношения – они же ни в чем не виноваты. А насчет Соловьевой − я бы ее убила. Но ты поступай, как знаешь. Поговори с моей мамой, посоветуйся − она в этих делах большая дока.  И позвони бабушке, может, она скажет, как там твоя мама.

        − Уехала она от Лизоньки, − заплакала Зарочка, едва услышав Настин голос. − Уехала, и не сказала куда. Сказала, чтоб ее не искали, сама сообщит. А где ее искать, − свет велик. Кто знает, куда ее понесла нелегкая.

      От ужаса Настя остановилась. Опять мама пропала. Она не в себе, − может что угодно сотворить с собой, и никто теперь не узнает. Что же делать?

       − Ну, не убивайся, − Наташка сочувственно погладила ее по руке. − Мы попросим крестного, у него большие связи в органах. Они обязательно ее найдут, вот увидишь. Возьми себя в руки, а то ты сейчас опять грохнешься среди дороги. Вон как побледнела.

       В больнице, оставив Настю с матерью в ординаторской, Наташка убежала к репетитору.  В отличие от дочери Белла Викторовна полностью приняла сторону священника. 

       − У тебя только два выбора,  − сказала она Насте, − поступить по-доброму или по-злому. Изменить ты ничего не можешь. Веди себя с отцом и этой девкой по-человечески, старайся держать себя в руках, не груби, терпи. Можно, конечно, наорать на нее, оскорбить, наговорить кучу гадостей, но ведь никому лучше от этого не станет. А так − может, хоть кому-то будет легче. Страшно, конечно, за Галину Артуровну, но мы постараемся ее найти. Может, все еще обойдется.

       Что может обойтись? – горько подумала Настя. Все беспросветно. Но она ничего не сказала Наташкиной маме, – молча посидела на кушетке и отправилась домой.

        В автобусе завибрировал сотовый. Это была Белла Викторовна, с которой Настя только что рассталась. − Настенька, твой папа в больнице скорой помощи, в кардиологии, – сообщила она. – Он перенес инфаркт, но сейчас его состояние стабильное, посетителей к нему пускают. Так что, если хочешь, можешь его навестить.

      Не пойду, подумала Настя, что я ему скажу? Еще разревусь, чего доброго. Но едва на первой же остановке открылись дверцы автобуса, как она, расталкивая пассажиров, ринулась к выходу. Больница скорой помощи находилась неподалеку, она быстро добежала до нее. Купив в аптеке бахилы, надела и поднялась на второй этаж в палату, указанную встречной медсестрой.

       Первое, что бросилось ей в глаза, было темное лицо отца, резко контрастировавшее с белизной подушки. Его щеки, поросшие седой щетиной, ввалились, под глазами темнели мешки.  Теперь вряд ли кто-нибудь назвал этого худого старика красавцем. В беспомощно откинутой руке торчала игла капельницы. Возле постели сидела Лялька, ее огромный живот выпирал из-под расстегнутого халата. При взгляде на нее Настю замутило. Лялька оглянулась, перевела взгляд на отца, тот, молча, кивнул. Она вскочила и, сильно толкнув Настю плечом, выбежала из палаты.

       − Папа! – Настино сердце сжалось от любви и боли. – Папочка, как мне плохо без тебя и мамы, просто невыносимо! Папочка, я не могу жить без вас. Что мне делать?

      − Как мама? − еле слышно спросил отец. − Где она?

      − Мама сошла с ума. Она сначала уехала к тете Лизе, а потом ушла и от нее. Оставила записку, чтобы ее не искали.

       − В милицию заявляли?

       − Нет. Белла Викторовна сказала, что ее искать не станут, раз она сама не хочет. Что она взрослый человек и вправе жить, где хочет. Но у Беллы Викторовны есть кум,  Наташин крестный,  он в органах работает. Обещал все сделать, чтобы ее найти.

        Отец помолчал. Потом произнес: − Лучше бы я умер. Тогда у тебя хотя бы мать осталась.

        Я тоже так думала – мысленно согласилась с ним Настя.  Она опустила голову, стараясь не встречаться с его взглядам, чтобы он не прочел ее мысли. Потом, устыдившись, снова взглянула на отца. Он лежал с закрытыми глазами, отвернувшись к стене.

       − Папа, − позвала его Настя, пугаясь. − Папочка, ты меня слышишь? Тебе плохо?

       − Сестра, скорее! − Влетевшая в палату Лялька кинулась к отцу. − Убирайся! − топнула она на Настю. − Тебе надо его угробить? Чтоб духу твоего здесь не было! − Сестра! Сестру позовите кто-нибудь!

       Отец медленно открыл глаза, посмотрел на Ляльку и тихо пошевелил губами, пытаясь что-то сказать.  Потом снова потерял сознание.

       − Вышли обе! − скомандовала медсестра, неслышно появившаяся за их спинами. В руках у нее был шприц.

      − Он умер? − Настя с ужасом смотрела на посиневшие губы отца.

     − Жив, жив! Сейчас очнется. − Медсестра сделала отцу укол. − Выходите обе. Снова его в реанимацию переведем, я же говорила, что рано забрали оттуда.

     − Чего ты приперлась? − прошипела Лялька, когда они оказались за дверью. 

      −  Он мой отец.

      − Опомнилась! Когда он к тебе приходил, ты его выставила, так чего теперь надо? Денег, небось?

        Из палаты выглянула медсестра:

      − Кто из вас Настя? Он зовет. Ему полегче. Только не волновать!

      − Сядь, котенок. − Отец показал глазами на кровать. − Тебе, наверно, деньги нужны? Как прошел выпускной? Медаль получила?

      − Все в порядке, получила. Деньги пока есть. Бабушка с дедушкой продуктов привезли.

      − Что думаешь насчет поступления?

      − Пойду работать и буду учиться заочно.

      − А Петербург? Уже раздумала?

      − Папа, какой Петербург? – Настя начала раздражаться. − Мне маму надо найти. И зарабатывать, она ведь работать уже не сможет.

     − Да, натворил я дел, – тяжело вздохнул отец. − И в мыслях не было, что все так обернется. Поправлюсь, на коленях буду молить ее о прощении.

      − Она не простит. И потом – а как же Соловьева?

      − Котенок, если бы все вернуть, я бы Ляле помогал, но жил бы с вами. Я перед мамой бесконечно виноват. Просто, так вдруг напоследок захотелось счастья. А оно само в руки шло.  Не знал, чем обернется, не думал.

      − Нет, папа, поздно. Ты же не видел ее последние дни. Она была, как одержимая. Мысль, что ты был близок с ее ученицей, повредила ей рассудок. Теперь уже ничего не поправишь. Я пойду. Вот номер моего сотового, звони. Поправляйся.

    Она хотела уйти, но отец задержал ее руку:

   − Прости меня. Я очень люблю тебя, котенок.

   − Я тоже люблю тебя, папа.

   − Не держи зла на Лялю, если можешь.

   − Постараюсь.

    На выходе ее снова перехватила Лялька:

   − Что он тебе говорил? Выкладывай!

   − Не твое дело. − Настя изо всех сил старалась сдерживать клокотавшую внутри ненависть.

    − Нет, мое! Он мой, поняла? Мой! Я без него не могу жить! Если он умрет, я тоже руки на себя наложу. Но сначала вас убью. Подумаешь, мамаша твоя умом тронулась! Как будто она одна такая. Скольких женщин бросают – и ничего. Он что, ее собственность?

    − Да! Собственность! Они были одно целое и так остались бы до конца жизни, если ты не влезла.

    − Да ты знаешь, как он был со мной счастлив! Он на меня молился! Обцеловывал всю с ног до головы! Страдал из-за своей несчастной совести, но любил меня! И сейчас любит! И сыночка нашего будет любить. Только бы поправился. А вы не лезьте, не лезьте, умоляю! Дайте нам жить!

      Больше Настя слушать ее не могла. Оттолкнув Ляльку, она вынеслась из больницы, добежала до первой попавшейся скамейки и, упав на нее, разрыдалась. Она долго плакала, стараясь слезами смыть с души терзавшую боль, но та все никак не проходила. Наконец, устав, она горестно вздохнула, вытерла платком лицо и огляделась. Больничный парк был пуст, лишь вдали за деревьями виднелась подъехавшая санитарная машина, из нее вынесли носилки с больным. Настя собралась подняться, как вдруг ее внимание привлекло движение на сосновой ветке. Она подняла голову. Голубовато-рыжий зверек с пушистым хвостом бесстрашно сидел на расстоянии протянутой руки и выжидающе смотрел на нее. Белка. Ждет подачки, подумала Настя, наверно больные их кормят. А мне и дать ей нечего. Пришла с пустыми руками в больницу, бестолковая. В следующий раз пожарю папе его любимых блинчиков с мясом.

      В следующий раз! А будет ли он? Снова встречаться с Соловьевой не хочется до ужаса. Если папа позвонит, решила она, тогда пойду. Может, Ляльки не будет, не все же время она там торчит. От этой мысли стало немного легче. Почувствовав голод, она купила в ларьке пирожок и поехала домой.