Начало жаркого лета. Отрывок 16 из романа "Одинокая звезда"

Последние дни июля принесли невиданную жару. Дождя не было почти месяц, и асфальт на улицах буквально плавился. Подошвы прохожих оставляли на нем четкие отпечатки. В отдельные дни столбик термометра зашкаливал за сорок − и это в тени. Измерить же температуру на солнце было невозможно — у градусника не хватало шкалы.
Измученные горожане спасались на Дону. Поблизости от воды было немного прохладнее. Те же несчастные, кто томился в душном городе, старались снять с себя все, что можно. Если бы могли, сняли бы и саму кожу.
Светлану положили в больницу на сохранение, и Гена теперь целые дни проводил у Леночки. У Ольги, наконец, начался долгожданный отпуск. В его первый день они втроем лежали на холодном полу гостиной − Ольга была в купальнике, а Гена и Лена в одних трусиках, иначе они просто растаяли бы, несмотря на открытые настежь балкон, окна и лоджию.
Ребята сражались в шахматы, а Ольга наслаждалась бездельем, тишиной и болтовней детей, с интересом наблюдая за ходом игры. Сначала выигрывал Гена. Накануне он выучил по книге новое хитрое начало, и Леночка сразу попалась. Она потеряла ладью и теперь отчаянно сражалась, пытаясь выправить положение, − но потеря тяжелой фигуры сильно осложняла ей игру. Уже предвкушая победу, Гена зевнул слона, затем коня, и их роли сразу поменялись. Теперь уже Леночка взяла верх, методично загоняя его фигуры в ловушки, из которых выбраться они уже не могли. Предчувствуя неизбежный мат, Гена смахнул фигуры с доски и лег на спину, сердито глядя в потолок.
— Хочешь играть, умей проигрывать, — назидательно заметила девочка.
Гена перевернулся на живот и ничего не ответил. Проигрывать да еще девочке, да еще Леночке, он не умел совершенно. Когда игра близилась к нежелательному концу, у него немедленно находилось срочное дело или заболевал живот, и он убегал, так и не дав сопернице насладиться победой.
— Если ты будешь обижаться, я не стану больше с тобой играть. Только ты один можешь выигрывать, что ли? Я же не обижаюсь, когда ты выигрываешь. — Лена укоризненно посмотрела на мальчика.
— Да, если бы я не зевнул, ты бы точно проиграла. Я так здорово начал! Ты сразу ладью потеряла. Это был мой выигрыш, мой. Эх! — Гена горестно махнул рукой.
— Но ведь ты же зевнул!
— Но ведь я же нечаянно! Просто обрадовался, что выигрываю, и зевнул. Не зевнул бы — точно бы выиграл.
— Ну, хорошо, — сдалась Лена, — давай вернемся к тому месту, когда ты прозевал слона. Но если еще раз зевнешь, потом не обижайся. Согласен?
Молодец! — подумала Ольга. Правильно, дочка. Он мальчик, ему так важно почувствовать себя умным и сильным! Пусть выиграет — он ведь на старте взял верх. Как она похожа в этом на Серго. Тот тоже всегда уступал в мелочах — давал человеку возможность сохранить лицо. Зато в главном он был несгибаем. И дочь его такая же.
Обрадованный Гена быстро расставил фигуры, и игра продолжилась. Теперь он играл внимательнее, и Лене приходилось туго. С перевесом в ладью он съедал ее фигуры одну за другой — и так увлекся, что случайно подставил своего ферзя под удар Леночкиного слона.
— Все, попался, — быстро сказала девочка. — Теперь не обижайся. Уговор дороже денег. − И со вкусом съела его ферзя. Дальше можно было не играть — это была бы уже не игра, а избиение младенцев.
— Ну что, сдаешься? — Лена победно взглянула на Гену.
— Русские не сдаются! — Гена снова смахнул фигуры и поднялся. — Пойду, посмотрю, что там бабушка делает. Она к маме в больницу собиралась — может, ей помочь надо.
— Если что, зови нас. Погоди, я тебе пирожков дам — поднялась Ольга. − Мы с Леночкой утром напекли.
Когда он ушел, мама с дочкой посмотрели друг на друга и рассмеялись.
— Вот он всегда так. Никогда не сдастся. Даже играть с ним из-за этого не интересно. Как проигрывает, сразу начинает хитрить, выкручиваться. Всегда только побеждать хочет.
— Кто ж этого не хочет. Нехорошо, конечно, что он не умеет признавать свое поражение. Но с другой стороны — стремление только побеждать это, наверно, не так уж плохо для мужчины.
Их разговор прервал телефонный звонок. Звонил Отар.
— Дядечка Отарик! — обрадовано закричала Леночка. — А мама уже в отпуске. С сегодняшнего дня. Спасибо, у меня все хорошо. Дать ей трубку? Мамочка, он тебя просит.
— Оленька! — услышала Ольга ласковый голос Отара. — Дождитесь меня. Я на днях приеду за вами. Хочу посмотреть, как вы устроились. У меня в вашем городе много друзей в органах. Всех повидаю — пусть за вами присматривают. Мать Серго совсем сдала. Ждет вас — не дождется. Я буду через два-три дня. Билеты не покупай — сам все сделаю. Подарок к новоселью вам привезу.
— Спасибо, родной. Приезжай поскорее, Леночка тебя тоже ждет с нетерпением.
Ведь, в сущности, чужой человек, подумала Ольга, положив трубку, а роднее его у нас только бабушки. Леночку любит, как свою дочь, как друга своего любил когда-то. И ко мне относится, словно брат родной. Дай бог ему счастья — он этого так заслуживает. И огради от беды.
Через два дня утром, когда мама с дочкой приготовились завтракать, снова зазвонил телефон.
— А я уже в вашем городе, — услышали они. — Звоню с вокзала, чтобы готовились меня встречать. Не разбудил вас?
— Нет, Отарик, мы рано встаем. Только завтракать собрались. Теперь не будем садиться — тебя подождем.
Обрадованные Ольга с Леночкой достали самую красивую скатерть, накрыли стол в гостиной, расставили праздничную посуду. Зная о приезде Отара, Ольга купила его любимые зелень и фрукты, приготовила мясо в остром соусе и поставила на стол бутылку самого лучшего грузинского вина, какое сумела найти в магазинах.
Едва они разложили ножи с вилками, как раздался длинный звонок в дверь. На пороге стоял их грузинский гость. У его ног примостились две огромные коробки, а в руках он держал большую плетеную корзину. Эта корзина помешала Леночке сразу повиснуть у него на шее, и потому она только подпрыгивала на месте, счастливо повизгивая от нетерпения. Наконец он перешагнул порог и наклонился, чтобы поставить корзину на пол, а выпрямился с уже висевшей на нем любимицей.
— Леночка, ты бы помогла дяде Отару коробки занести. Ну что ты, как маленькая. Он же с дороги, устал.
— Ничего-ничего, я тоже по ней соскучился, — заговорил он, целуя девочку. — Ну-ка, дай я на тебя полюбуюсь. Да тебя не узнать! Год назад была еще ребенком, а сейчас совсем большая стала. Уж семь лет исполнилось — наверно, в школу собираешься?
— Нет, Отарик, я не хочу ее в этом году в школу отдавать. Она так зимой болела — одно воспаление легких за другим. Мы просто замучились. Пусть еще годик дома посидит, окрепнет. Ничего страшного — пойдет с восьми лет, ей же в армию не идти. Зато может будет меньше болеть.
— И правильно. Ну, показывайте, как устроились.
Квартира Отару понравилась. Комнаты большие, светлые, и есть лоджия с балконом. И удобства раздельные. И коридор — не "узкий в бедрах", как в Ленинграде. И кухня довольно просторная.
— Хорошая квартира, — удовлетворенно одобрил он, — в самом центре и этаж подходящий. Теперь давайте смотреть подарки.
— А может, сначала позавтракаем? А то все остынет.
— Ну рассказывай, синеглазая, о своих успехах. — Сидя за столом, Отар с удовольствием разглядывал оживленное личико девочки. — Что за год приключилось, чему за год научилась?
— Ой, столько всего было! В шахматы научилась играть. Уже решаю уравнения с двумя неизвестными. Мне очень математика нравится. Просто бы не отрывалась. Я теперь в садик хожу. Там так интересно, столько друзей! Все мальчики хотят со мной дружить. И девочки тоже.
— Не обижают тебя в садике?
— Кто ж меня обидит? Гена же тут как тут. Как даст — мало не покажется!
— Кто это Гена?
— Мой названый брат. Он живет над нами на пятом этаже. Он за меня горой. Когда в садике на меня мальчишки хотели напасть, так он один против всех пошел. И Вене ухо прокусил. Он даже одного взрослого хулигана не побоялся. Хулиган хотел меня схватить, а Гена как бросился на него! А тот его ударил — Гена аж покатился. И кровь из носа пошла, много крови! Но он не испугался и снова бросился на этого хулигана — его Борькой зовут. И тоже укусил. В нос.
— И чем же это закончилось?
— О, мы так визжали, что взрослые милицию вызвали. И Борьку в милицию забрали. Он потом приходил к Гене извиняться. Его отец побил. А Гена стал ходить в секцию, где учат драться. Ему тоже семь лет, но он такой высокий и сильный, что ему больше дают. Но в школу он без меня идти не хочет. Хотя уже умеет и читать, и писать. Мы еще с Маринкой Башкатовой на английский ходим. Я уже кое-что по-английски могу говорить. А Марина стихи сочиняет. Настоящие!
— Серьезные дела у вас тут творятся, как я погляжу. Надо поближе познакомиться с твоим защитником. А как у тебя на работе? — обратился он к Ольге.
— Ох, Отарик, столько всего случилось, что сразу и не расскажешь. Обстановка на кафедре была, как в джунглях — кто кого съест: зав меня или я его. У меня это получилось лучше. В общем, съела я заведующего кафедрой Паршикова Сан Саныча и заняла его место. Вот так.
— Не боишься, что отомстит? Мужчины не любят, когда женщина берет верх.
— А его уже нет на кафедре, ушел в другой вуз. И приятельница его — партийный секретарь — тоже перешла на другую работу. Та еще кобра была! Осталась пара его сторонников, но мы их перевербуем. Мне бы кафедру физики прибрать к рукам, тогда можно было бы плодотворно поработать. Там есть толковые ученые — я узнавала. Их работу да с моей соединить — хорошие результаты получились бы. И порядок там навести не мешает. Причем все можно сделать тихо, без скандалов.
— Ну и как, получится, что задумала?
— Сложно сказать. Все зависит от ректора. А он зависит от более высоких инстанций. Обещал подумать.
— Мясо вкусное, — похвалил Отар Ольгину стряпню.— И картошка с грибами просто объедение. Что за грибы?
— Не бойся, это шампиньоны. В магазине " Кооператор" покупала.
— Что, у вас в магазинах теперь грибы продают? Надо же! Ну спасибо, накормили вы меня до отвала. Теперь я буду подарки вручать, а то моя названая племянница что-то притихла. Наверно, ждет не дождется увидеть, что там дядя Отар привез.
— И вовсе нет! — возразила Лена. — Немножко интересно. Я вас и без подарков люблю.
— Ага, все же интересно. Тогда пошли разбираться, что там в коробках и в корзинке.
Подарков Отар привез великое множество. В основном это были наряды для Леночки и Ольги. Больше всего девочке понравились дубленка с капюшоном и джинсовый брючный костюмчик. Он, правда, оказался немного великоват − но девочка так быстро росла, что осенью, когда Леночке предстояло снова идти в детский сад, должен был стать ей впору. Ольга даже почувствовала себя неловко от обилия таких дорогих подарков.
— Так это же не только от меня, — убеждал ее Отар, — а еще от родни Серго и родных того мальчика. И с работы, и от друзей Серго. А к новоселью я вам привез люстру.
— Ну зачем ты утруждал себя? У нас же есть абажур − еще тот, из Ленинграда. Он в Леночкиной комнате висит. А в гостиной неплохая люстра с тремя рожками.
— Э нет, это непростая люстра. Дай-ка мне лестницу — я ее вместо вашего старого абажурчика повешу у Лены в комнате. А вы пока не заходите. Когда будет готово, я вас позову.
Пока мама с дочкой убирали в гостиной и мыли посуду, их гость, стоя на складной лесенке в комнате Лены, что-то сооружал под потолком. Наконец он позвал их:
— Идите, принимайте работу.
Сначала они не поняли, что произошло. В комнате как будто поменялся климат. Вместо липкой жары в ней царила приятная прохлада. Легкий ветерок овевал их потные лица. Под потолком на месте старого абажура висела необыкновенная люстра из трех перламутровых раковин, переливавшихся всеми цветами радуги. Под ними находился вентилятор, лопасти которого и создавали эту замечательную прохладу. Скорость их вращения можно было плавно менять от чуть заметного дуновения до настоящего вихря. Теперь было где спасаться от удушающей жары, не дававшей им нормально жить весь последний месяц.
Они бросились обнимать и целовать доброго волшебника, так любившего и баловавшего их обеих. Он весело закружил их по комнате, пока все трое не повалились на пушистый ковер, подаренный им в прежние годы. Так они полежали некоторое время, наслаждаясь прохладой. Потом Отар поднялся.
— Ну, девочки, вы отдыхайте, а я пойду навещу старых друзей. Да и дела кое-какие в вашем городе надо сделать, поручения есть. Часика через три вернусь.
— Куда же ты по такой жаре? Подождал бы, пока она спадет, — забеспокоилась Ольга. — Там сейчас самое пекло. Градусов пятьдесят, наверно.
— Это ты кому говоришь? Человеку Юга? Я же грузин, для меня Солнце — брат родной. Это тебя, северянку, оно обжигает, а меня ласкает.
Когда Отар спускался по лестнице, мимо него вихрем пронесся наверх мальчонка, пребольно ударивший его в солнечное сплетение. Отар даже покачнулся.
— Ты что, хулиган, делаешь? Почему дерешься? Ну-ка постой!
Он догнал пацана у дверей квартиры на пятом этаже, в которую тот уже успел позвонить. На его отчаянный звонок открыла пожилая женщина. Оттолкнув ее, мальчик бросился в комнату.
— Что вам нужно? Зачем гонитесь за ребенком? — грозно спросила женщина, по-видимому, бабушка сорванца.
— А зачем он хулиганит? Ударил меня только что на лестнице ни за что ни про что.
— Может, он нечаянно вас толкнул?
— Нет, не нечаянно. Кулаком со всей силы. Теперь, наверно, синяк будет. Что за город такой? Только в гости приехал, и сразу бьют. Спросите, за что он меня ударил.
— Чтоб не приезжал! — послышался плачущий голос мальчика. — Уезжай лучше, а то еще получишь.
— Что такое? — не поверила своим ушам бабушка. — Гена, что ты несешь? Простите, а вы кто?
— Я друг отца девочки, что живет на третьем этаже. Приехал, чтобы отвезти их в Батуми к родным. Между прочим, я милиционер — вот заберу тебя за хулиганство.
— Вы Отар, — обрадовалась бабушка. — Они вас так ждали! С приездом! Да вы заходите, заходите. Гена, что за выходки? Ты почему руки распускаешь?
— Вот ты кто, — вдруг понял Отар. — Ты Леночкин названый брат. Защитник ее. Это ты ее от хулигана во дворе спас. А сам почему дерешься?
— А зачем вы приехали? — Мальчик, лежа на диване, горько плакал. — Увезете ее на целый месяц. Я не хочу, не хочу-у-у!
— Во-от в чем дело! Но тут уж ничего не поделаешь. Придется тебе поскучать. Леночка и ее мама давно ждут этой поездки. И Леночку там очень ждут ее бабушка и братики, и тети ее.
— Дядечка, миленький! — Мальчик скатился с дивана и вцепился Отару в брюки. — Не увозите ее, пожалуйста! Ну пожалуйста! Я не могу целый месяц без нее! Она же мне тоже сестра. Я буду очень, очень скучать!
И чувствуя, что не в силах найти слова, чтобы его поняли эти взрослые, Гена снова залился безутешными слезами.
— Ну и дела! — растерялся Отар. — Да я бы взял тебя, дружок, с собой. Дом там большой, и гостю, да еще такому герою — Леночкиному защитнику — все будут рады. Но отпустят ли тебя мама с бабушкой?
— Гена, как тебе не стыдно! Не слушайте его. — Рассерженная бабушка попыталась поднять внука с пола. — Прекрати сейчас же истерику. Ты уже большой, должен понимать.
— А может, отпустите мальчонку с нами? Ольга Дмитриевна едет, и я за ним присмотрю. И Леночке будет веселее. У вас, я слышал, предстоят большие хлопоты — дочь рожает. Все посвободней будете. А за Гену не беспокойтесь — он будет под надежным присмотром, сам глаз с него не спущу.
— Ой, да он, может, вам мешать будет? Все-таки чужой ребенок, — засомневалась бабушка, в душе уже соглашаясь с ним. В самом деле, появятся в доме близнецы — не до Гены будет. А Лена уедет. Чем он будет целыми днями заниматься? Он же со своим настырным характером сам изведется и всех вокруг изведет.
Мальчик, с замиранием сердца слушавший их диалог, вдруг почувствовал, что бабушка вот-вот согласится.
— Бабулечка, родненькая, клянусь, я буду слушаться! Я все буду кушать! Я от старших ни на шаг! Ну, миленькая, дорогая, отпусти меня с Леночкой на море! Я так мечтаю его увидеть!
— Что, мальчик ни разу на море не был? Надо, надо отпустить. Такой случай упустить никак нельзя, — как можно убедительнее заговорил Отар.
— Я же без согласия его матери не могу дать разрешения. Вы когда собираетесь ехать?
— Дня через три, не раньше. У меня здесь еще дела есть. Да и ремонт кое-какой хочу у них сделать. Лоджию застеклить, чтобы зимой не наметало. Сантехнику поменять — уж больно она у них старая да некрасивая.
— Это вы все правильно говорите. Хорошо. Вечером буду у дочки в больнице — спрошу ее. Если отпустит — ладно, пусть едет. Вы только скажите, сколько денег нужно ему в дорогу.
— Да какие деньги? О чем вы? Провезем мы его бесплатно. А на еду? Да что, мы пацаненка не прокормим. Вам такие расходы предстоят. Ничего не надо, не беспокойтесь.
— Что ж, герой, — обратился он к мальчику, еще не поверившему в свое счастье, — готовься. Если мама согласится, возьмем тебя с собой. Слушаться будешь?
— Клянусь! — горячо заверил Гена. — Дядечка, простите меня! За то, что я на лестнице... Просто... мне было очень плохо, очень! Я больше никогда так делать не буду!
— Понимаю. Ладно, забудем. — Отар погладил мальчика по голове. — Ну что, мир? Давай пять.
Они крепко, по-мужски, пожали друг другу руки и, довольные, расстались.
Светлана, измученная жарой и страхом перед предстоящими непростыми родами, легко отпустила сына.
Известие, что с ними едет Гена, привело Леночку в полный восторг. Она уже предвкушала, как покажет ему море, тоннели, как познакомит с братиками. И как они вместе будут купаться и загорать, и лазить по горам. И все их заветные местечки, где много-много черной ежевики и красного кизила. Вот будет весело!
Как она умеет радоваться чужому счастью, думала Ольга. Совсем, как Серго. Тот тоже любил радовать людей, даже незнакомых. — Радость человеку нужна, как кислород, — говорил он, — без нее он чахнет. Если можешь, сделай человеку хорошо. Хотя бы скажи ласковое слово. Или просто улыбнись. Это ведь нетрудно. Все добром тебе обернется.
Вечером, уложив дочку спать, Ольга долго сидела с Отаром на кухне. Пили чай, разговаривали.
— Как она похожа на отца, — заметил Отар. — Просто, за сердце хватает. Чем старше становится, тем сильнее похожа. Как же сильно ты его любила, что такую дочку родила.
— Это точно, — подтвердила Ольга. — И что удивительно: ведь она никогда Серго не видела, а все манеры его. И глаза прищуривает, как он, и голову поворачивает, и улыбается, как бы про себя. И губки поджимает — ну точно Серго. А ты посмотри, как она стоит, когда чего-то выжидает. Руки скрестит на груди и голову наклонит к плечу — вылитый Серго. И характер его: по мелочам уступчивая, но если дело идет на принцип, тут она несгибаема.
Ольга вспомнила, как он стоял тогда, на берегу и ждал, когда она подойдет к нему. Совершенно в такой же позе стоит теперь его дочь, поджидая, когда ее приятель соизволит исполнить ее очередное желание.
— Красавицей растет! — восхищенно сказал Отар. — Еще только семь лет, а глаз от нее не оторвать. Что же будет, когда ей семнадцать исполнится? Береги ее, Оля. Красота притягивает не только хороших людей. Я тут попросил своих ребят, чтобы приглядывали за вами. Оставлю тебе несколько телефонов на всякий случай. Если что, звони туда — все сделают. Лучше, конечно, чтобы не понадобилось. Но, знаешь, всякое бывает.
— Спасибо, милый. Но что это мы все обо мне да о дочке? Ты-то как? Жениться не собираешься?
— Все невесту подходящую не найду, — вздохнул он. — Женщин много, а такой, чтоб на тебя или Юлю походила, нет. Как она поживает? Знаю, что замуж вышла.
— Как вышла, так и вернулась. Сейчас дома у родителей живет.
— Что, разошлась? Из-за чего?
— Из-за тебя.
— Как из-за меня? Почему из-за меня? Зачем загадками говоришь?
— Не сердись, но это правда. Не вся, конечно. Просто... ну ты же знаешь Юльку. Все искала себе побогаче да повлиятельней. Нашла, наконец. Запер он ее дома, и чтоб ни шагу без его разрешения. Это Юльку-то! Потом она его пару раз Отарчиком назвала. Муж вначале только зубами поскрипел, но стерпел. А когда она его в третий раз... твоим именем... в постели... он избил ее до полусмерти. И выгнал из дому. Уже развелись. Отарик, честное слово, я ничего не выдумываю — все так и было. Она мне сама звонила, рассказывала.
— Когда это случилось?
— Развод совсем недавно, пару недель назад. У нее еще синяки не прошли.
— Позвонить ей можешь?
— Конечно, хоть сейчас. Набрать?
— Набери. Только ты сама поговори. Спроси, как там она. Привет от меня передай. Что скажет, мне расскажешь.
— Зачем рассказывать? Возьми в комнате трубку и слушай. Там параллельный телефон. Можно втроем разговаривать.
— Давай, Оля, — загорелся он, — звони! Не поздно, как думаешь?
— Да чего там поздно — только половина десятого! Небось телевизор смотрит или читает.
Как Ольга и предполагала, Юлька оказалась дома. Узнав, что Отар гостит у Ольги, она заволновалась:
— Как он? Не женился?
— Нет еще, — засмеялась Ольга, — все тебя дожидается. Приехала бы на пару деньков, пока мы здесь. А то поехали с нами в Батуми — отдохнешь, позагораешь.
— Да мне неудобно как-то. Господи, какая я была дура! Ведь звал меня, а я все — ах, Ленинград, как я его оставлю! Все гонялась за счастьем, а оно рядом было. Теперь-то что ж. Зачем я ему теперь такая, после всего? Ах, как мне было с ним хорошо! Ни с кем так не было.
Ольга с замиранием сердца слушала Юлькин горестный монолог. Она уже не рада была, что затеяла этот разговор. Ведь Отар все слышит. Вдруг подруга рассердится?
— Приезжай, ежевичка сладкая, — прозвучал его голос. — Ты мне всегда желанна. Выходи за меня, Юленька. Сколько можно нам друг по другу тосковать?
— Отарчик! — заплакала Юлька. — Это ты? Неужели ты меня еще любишь? Да я хоть сейчас! Сейчас побегу за билетом. Только... как твои родители? Они согласятся?
— Да они уже согласны, чтоб я хоть на черте женился! Лишь бы женился. Только не надо бежать, на ночь глядя, еще случится чего. Ты завтра купи билет и нам позвони, когда тебя встречать. А мы будем весь день дома ждать твоего звонка. Хорошо, милая?
— Хорошо, Отарчик! Господи, как я рада! Оленька, спасибо, родная! Я знаю — это все ты. Ты придумала.
— Юля, ну что ты. Отар все о тебе спрашивал. Вот мы с ним и решили тебе позвонить. Значит, завтра ждем от тебя известия.
— Да я, может, на самолет возьму, чего трястись в поезде. Тогда из аэропорта и позвоню.
— Вот и отлично! Целуем тебя! До встречи!
— Ну, ты, просто, волшебница, — сказал Отар, когда они положили трубки. — Не верится, что ее завтра увижу. Всю ночь спать не буду. Мечтать буду. Ведь уже и не надеялся свидеться.
— Наоборот, надо спать, чтобы время быстрее прошло, — посоветовала Ольга. — Давай-ка я тебе постелю в гостиной, а сама у Леночки на тахте лягу.
— А тебе что − очень спать хочется?
— Да нет, это я так. С удовольствием посижу с тобой еще. Может, телевизор включить?
— Нет, не надо. Лучше я на тебя погляжу. А знаешь, ведь ты мне тогда больше понравилась. Тогда, на пляже, когда мы к вам в первый раз подошли.
— Больше Юльки?
— Больше. Юлю я потом рассмотрел. А сначала мне ты больше понравилась. Мне всегда беленькие девушки нравились. А ты была светленькая и тихая-тихая. Но ты та-ак смотрела на Серго!
— Как это: та-ак?
— Так... потрясенно. Я тогда сразу подумал: ну все — пропала девочка. День-два, и Серго своего добьется. Но я ошибся. На два дня. Когда вы сбежали в Гагру, я было подумал, что ключи от квартиры придется хозяевам возвращать. Но потом увидел твое лицо. Как ты смотрела на Серго, выходя из автобуса. Мне все стало ясно.
— Что тебе стало ясно? — спросила она, краснея.
— Ну, Оля, что тут неясного? Ясно, что дальше должно произойти. Что и произошло. Теперь у тебя Леночка есть. Разве плохо?
— Ты меня не осуждал тогда? Ведь я с ним знакома была — всего ничего.
— Да ты что! Разве за это можно осуждать? Тут завидовать нужно. Что у вас такая любовь. Ты, конечно, сразу в него влюбилась, с первого взгляда. А у него к тебе любовь по нарастающей шла. Нет, то, что он хотел тебя, это было очевидно. Он мне так и сказал: моя будет. Правда, добавил: если сама захочет. Но ведь итак было ясно, что ты захочешь.
— Неужели это было так заметно?
— Оля, ну что ты, как маленькая! Да не было такой девушки, которой не добился бы Серго, если б захотел. Но с тобой — тут случай особый. Он и сам не ожидал, что так полюбит тебя. Ведь он с самого начала попросил меня объяснить тебе, почему не сможет жениться. А спустя те десять дней, когда вы были вместе, он уже жить без тебя не мог. Он дышать без тебя не мог. Только о тебе и говорил. Приходил с работы, садился и смотрел на твой портрет. Молился на него. Ему отец пригрозил, что сожжет твой портрет. Что ты околдовала его сына. А Серго в ответ предупредил, что тогда уйдет из дому. И ушел бы.
Совсем как я, подумала Ольга, я тоже тогда этим пригрозила отцу.
— Отарик, скажи правду. Когда мы расстались, у Серго никого потом не было? Те четыре месяца.
— Не-ет — что ты! Правду говорю. Он же в каждой девушке тебя видел. — Смотри, смотри, — говорил, — у нее рост как у Оли. Смотри, а у этой девушки волосы вьются колечками, как у Оли.
Я ему говорю: “Да она же брюнетка, а Оля беленькая”. А он: “Но колечки очень похожи”. И смех, и грех. А однажды два квартала гнался за девушкой. Она, наверно, плохое подумала. Догнал, спрашивает: “Девушка, вас не Олей зовут?” Та отвечает: “Нет, Томой”. А он: “Очень жаль! Вы на одну девушку немного похожи. Сзади”. Ох, и намучился я с ним!
Во время этого монолога Ольга вдруг почувствовала в груди знакомую дрожь, предшествующую истерике. Еще немного, и рыдания уже ничем не остановить. Тогда она резко изменила тему.
— Не отпускай больше Юльку, Отарик. Приедет — сразу и распишитесь. А то она еще что-нибудь выкинет. Она же непредсказуема.
— Нет, Оля, я так не могу. Должен родителям ее представить, благословение получить. У нас так положено. Но все будет в порядке — они согласятся.
— Только ты держи ее покрепче. Прояви характер. А то ребеночка сразу сделай, чтоб ей некуда было деваться.
— Да уж проявлю. Теперь проявлю. Раньше она мне свой характер показывала, а я со всем соглашался. А теперь я ей свой настоящий характер покажу. А насчет ребенка − рожать будет каждый год, не сомневайся.
Ну, попалась Юлька! — радовалась Ольга. Господи, наконец-то! Пусть хоть ей повезет. Отар такой надежный, такой заботливый. Настоящим мужем будет. Приезжай скорей, подруга, тебя здесь такое счастье ждет — на всю жизнь хватит.
— Значит так, Оля, — сказал он уже перед сном, — завтра мы встречаем Юлю. Если она прилетит. Послезавтра придут мастера — поменяют вам сантехнику и застеклят лоджию. Не возражай, я уже обо всем договорился. А вы в это время пойдете погулять — покажете Юле город. На следующий день после этого мы уедем. Поставим в вашей квартире сигнализацию на всякий случай, чтобы жулье не забралось. Да и Людмила Ивановна обещала приглядывать. Цветы надо будет ей отнести — пусть поливает. Еще предлагаю поставить им на это время спаренный с твоим телефон. Чтобы с внуком могла поговорить. И о состоянии дочери сможет узнавать, не бегая постоянно в больницу. Ты как, согласна?
— Конечно, согласна. И зачем на время? Пусть насовсем телефон остается, если можно.
И почему мне самой насчет телефона раньше в голову не пришло? — укорила себя Ольга. Нет, какой он предусмотрительный. Обо всем успевает подумать, обо всем позаботиться. И Серго таким же был. Какое счастье жить рядом с такими людьми! И почему мы все разлучены? Вот ведь любим друг друга, а живем друг от друга так далеко. Но с другой стороны — что бы я делала в Батуми? А он родных никогда не покинет, ведь старший сын. Такая судьба.
Когда утром Ольга рассказала Лене о приезде тети Юли, та захлопала в ладоши и запрыгала от радости. Еще больше обрадовалась она, когда узнала, что обожаемый ею дядя Отар и любимая тетечка Юлечка скоро станут мужем и женой.
— До отъезда, — внушала ей Ольга, — мы с тобой будем жить в твоей комнате, а дядя Отар и тетя Юля — в гостиной. Они любят друг друга − а ты уже знаешь, что бывает между взрослыми любящими людьми. И я тебе рассказывала, и книжка у тебя такая есть. Поэтому надо вести себя скромно. Не врываться к ним в комнату, когда они вдвоем, чтобы не смутить их. И самой не оказаться в неловком положении. Если очень надо войти, а дверь закрыта, постучись. А лучше, вообще не мешай. Они очень друг по другу соскучились, поэтому им будет хотеться почаще оставаться наедине. Ты поняла?
— Поняла, мамочка. Я буду вести себя хорошо. А у них детки родятся?
— Будем надеяться. Но ты ведь знаешь — это быстро не бывает. Не через неделю и не через месяц.
— Знаю, знаю! А она с нами на море поедет?
— Поедет, поедет. Ведь она станет женой дяди Отара. И будет жить с ним в Батуми. Мы все впятером поедем. Ты, Гена, мы с тетей Юлей и дядя Отар. Вот компания какая!
Юлька позвонила, что прилетает в час дня. Друг Отара дал машину, и они втроем отправились встречать дорогую гостью.
Во все глаза глядела притихшая Леночка, как дядя Отар долго-долго целует тетю Юлю в губы. И как тетя Юля прижимается к нему. Девочка впервые увидела живую любовь — до этого она наблюдала ее только на экране. Лена вдруг поняла, что они с мамой для горячо любившей их тети Юли теперь отошли на второй план. А самым главным человеком для нее стал дядя Отар. А для дяди Отара — она. И потому девочка потянула маму за руку, стремясь отойти подальше, чтобы не мешать им. Но в это время тетя Юля и дядя Отар оторвались друг от друга, и дочка с мамой тоже смогли обнять и расцеловать свою гостью.
Так на ближайшие дни квартира Ольги превратилась в маленький оазис счастья. Юльку все приводило в восторг: их провинциальный городок с его парками и садами и Ольгино жилище, и дружба Лены с Геной, и, конечно, сам Отар. Она просто лучилась счастьем, и его свет согревал их всех. Даже жара, способная свести с ума кого угодно, на нее не действовала. Ее кожа только розовела, оставаясь прохладной и в самое пекло.
— Ой, тетечка Юлечка, можно я к вам прислонюсь? — подлизывалась Леночка. — Вы такая холодненькая!
— Прислонись, солнышко, — смеялась Юлька, — согрей меня. Ох ты, мое сокровище! И когда ж у меня такая красота появится?
— Появится, появится, — успокаивал ее Отар, — теперь уже скоро. И года не пройдет, как появится.
Слушая их, Ольга веселилась от души. Она, просто, купалась в волнах любви, исходивших от ее друзей, физически ощущая, как тяжесть забот и проблем, давившая ее все последние месяцы, уходит, растворяется, исчезает.
На следующий день, прихватив с собой Гену, они отправились на прогулку. Отар, как и планировал, остался с тремя мастерами, споро принявшимися за дело. На небе наконец появились тучки, время от времени закрывавшие палящее солнце, и стало чуть-чуть прохладнее.
— Давайте покатаемся на речном трамвайчике по Дону, — предложила Ольга, — тете Юле покажем местные красоты и сами полюбуемся.
Все охотно согласились. Они спустились на набережную и сели в первый же катерок, швартовавшийся у пристани. Вскоре он отчалил. Все четверо впервые катались по реке и потому с любопытством глядели на проплывавший мимо берег с песчаными пляжами, усеянными загорающими людьми, базами отдыха, каналами и рощами. Прохладный ветерок овевал их разгоряченные лица и тела. И таким покоем веяло от открывавшейся перед ними панорамы — не хотелось верить, что на свете есть горе и боль, войны и людские страдания.
Любуясь красивыми видами, они не заметили, как наползли низкие тучи, быстро закрывшие все небо. Опомнились только, когда тяжко пророкотал первый гром. Внезапно сильно потемнело.
Их катерок находился на середине реки, когда небо над ними будто раскололось и ослепительно полыхнула молния. Последовавший затем чудовищный грохот заставил их стремительно скатиться в трюм суденышка. Катерок сотрясали мощные удары высоких волн. Притихшие ребятишки испуганно глядели в иллюминаторы на захлестывавшую их темную воду.
— Капитан, с нами ничего не случится? — осторожно спросила Ольга загорелого мужчину в рубке. Из-за шума ливня, упавшего с неба сплошной стеной, она с трудом расслышала ответ.
— Все будет в порядке, не бойтесь! Гроза уже кончается. Видите, ливень прекратился и ветерок поднялся. Сейчас волнение утихнет, и мы поплывем назад. Глядите, вон солнышко показалось. Зато каким послегрозовым воздухом подышите — сплошной озон!
И действительно, ливень разом кончился, между тучами появился просвет, из которого выглянул сначала один луч, затем второй — и вот уже весь солнечный лик, раздвинув тучи, обрадовано глянул на них сверху. Все вокруг засияло, засверкало тысячами маленьких солнышек в капельках воды. Их суденышко, сделав широкий разворот, повернуло обратно. Скоро проплыл над ними высокий мост — вот и набережная.
Веселые и голодные, они вернулись домой. И как раз вовремя. Отар, хозяйничая на кухне, разогревал солянку, сваренную Ольгой накануне. Аппетитно пахло жареной картошкой, в кастрюльке булькали сосиски.
Войдя в ванную, они ахнули. Такой красивой раковины, розовой, в цветочках, и таких блестящих смесителей Ольга никогда не видела.
— Где же ты достал всю эту красоту? — допытывалась она у Отара. — Что-то я в магазинах ничего подобного не встречала. Наверно, уйму денег угрохал?
— Что деньги! — довольно улыбаясь, отвечал он. — Твоя радость мне дороже любых денег, сестренка. А вот лоджию доделать не успели, завтра закончат. Придется еще денек побыть у вас. Я уже домой позвонил, чтобы не волновались.
Во время обеда к ним заглянула Людмила Ивановна, обеспокоенная долгим отсутствием Гены. Зайдя на кухню, она увидела своего внука, с аппетитом уплетавшего вкусную солянку.
— Еще будут сосиски с картошкой и арбуз, — сообщил он, — поэтому скоро меня не жди.
— А может, ты насовсем здесь поселишься? — пошутила Людмила Ивановна, — перенесем в Леночкину комнату твою кровать — и оставайся. Зачем нам такой жилец, что дома не бывает?
— А что? — обрадовалась Лена. — Вот было бы здорово, да, Гена? Я так не люблю, когда мама выключает свет и уходит. А с Геной было бы веселее, не так скучно засыпать. Мы бы друг другу сказки рассказывали и истории всякие. Переселяйся ко мне, — под дружный смех взрослых предложила она.
— Людмила Ивановна, садитесь с нами обедать, — пригласила Ольга соседку.
— Нет-нет, спасибо, я только что поела, — отказалась та. — Гена, закончишь кушать, поднимись домой. Пойдешь со мной в больницу — мама хотела тебя видеть.
— Как она? — обеспокоено спросила Ольга.
— Да все в одной поре. Дней через десять будут решать. Хотя и так ясно, что придется резать. Господи, хоть бы обошлось. Сердечко у нее слабое.
Притихшие ребятишки испуганно слушали ее.
Бедная тетя Света, думала Лена, Ей разрежут животик, чтобы вынуть близнецов. Это, наверно, очень больно. А вдруг она умрет? И тогда у Гены не будет ни мамы, ни папы. Как он будет жить?
Она представила, что вдруг у нее не стало мамы, и чуть не заплакала.
— Не будем думать о плохом! — решительно сказала Ольга. — Врачи там прекрасные, и меня заверили, что все будет хорошо. Состояние у нее удовлетворительное, просто, хотят дать малышам еще дней десять подрасти. А если бы было плохо, то ждать не стали бы, сразу прооперировали. Все обойдется, вот увидите. Передавайте ей привет и скажите, что мы послезавтра уезжаем. Пусть за мальчика не волнуется — мы о нем позаботимся.
Людмила Ивановна ушла. Гена быстро доел арбуз и побежал следом. Обед закончили в грустном молчании.
— Вы идите отдыхайте, — предложила Ольга Отару и Юльке, — а мы с Леной посуду помоем и приберем. Все равно здесь всем не поместиться, тесновато. Идите-идите.
Когда они ушли, Ольга спросила дочку:
— Что загрустила, моя хорошая? Тетю Свету жалко?
— И тетю Свету, и Гену. Утром было так весело, а сейчас так грустно! Мамочка, почему нельзя, чтобы все время было весело?
— Так жизнь устроена, дочка. Невозможно прожить без печали, без боли, без горя. И почти всегда большая радость соседствует с большим страданием. Вот, например, у тети Светы впереди огромная радость — рождение сразу двух деток. Рождение ребенка — самая большая радость в жизни женщины! Но она часто сопровождается и большой тревогой, болью, даже опасностью для жизни.
— Неужели нельзя, чтобы совсем ничего плохого не было? Чтобы в жизни было только хорошее?
— Нельзя, Лена. Хотелось бы − но так не бывает. Но в нашей власти быть предусмотрительными: делать так, чтобы плохого было поменьше, а хорошего побольше. И не нужно сидеть и ждать — когда же со мной беда случиться? Надо жить, радоваться самой, радовать других. Но и быть готовой к тому, что если случится беда, пережить ее с наименьшими потерями.
— А когда я у тебя рождалась, ты тоже могла умереть?
— Нет, это у тети Светы здоровье плохое. Ты же слышала — у нее больное сердце. А я была совсем здорова и ждала тебя с таким нетерпением, так радовалась твоему появлению на свет, что все прошло замечательно.
— И тебе совсем не было больно?
— Совсем. Трудно пришлось — это правда, а чтобы больно — нет, не припомню. Зато, когда я взяла тебя в первый раз на руки, испытала такое счастье, что не передать никакими словами.
— А девочки в садике говорили, что женщины в роддоме все орут. Значит это неправда?
— Конечно, неправда! И вообще, тебе не стоит об этом беспокоиться. Когда ты вырастешь, ученые придумают что-нибудь такое, чтобы все детки рождались без боли. Вот увидишь.
Во время их увлекательной беседы зазвонил телефон. Звонил ректор.
— Ольга Дмитриевна, как отдыхается? — спросил он. — Когда уезжаете?
— Спасибо, Леонид Александрович, хорошо. Уезжаем послезавтра. Я нужна?
— Нет-нет, отдыхайте спокойно. Все в порядке. Я звоню по поводу нашего последнего разговора, помните? С объединением кафедр физики и математики не получится. Но я предлагаю такой вариант. Вы как член ученого совета будете курировать кафедру физики. Вам дается право присутствовать на всех заседаниях, проверять индивидуальные планы, распределение учебной нагрузки, а главное — влиять на учебный процесс. Заведующий кафедрой там — человек слабый, даже трусоватый, всего боится. Но для вас так даже лучше — он не будет вам препятствовать в ваших начинаниях. Наоборот, будет вас поддерживать.
В целом ему нравится порядок, который вы навели на своей кафедре. Я с ним разговаривал — он согласен разделить с вами ответственность. Как вам мое предложение?
— Конечно, это не совсем то, что мне хотелось. Но раз другого выхода нет — придется согласиться. Спасибо за звонок. Буду думать над вашим предложением. В смысле — с чего начать.
— Вот-вот, думайте. Ну, еще раз — всего наилучшего! До встречи!
— До встречи, Леонид Александрович!
— Что, на работу вызывают? — встревожилась Леночка.
— Нет, дочка, все в порядке. Просто я еще один груз взвалила на себя. Но, как говорится, взялся за гуж... Пойдем к тебе, поболтаем. Что-то поваляться на твоем ковре захотелось. Устала, наверно.
На следующий день мастера закончили работу на лоджии. Они застеклили ее, обили деревом, положили на пол линолеум, сделали удобные полки и даже столик. Благодаря их трудам лоджия превратилась в еще одну уютную комнатку. Несмотря на Ольгины протесты, Отар сам расплатился с мастерами, позволив ей лишь накормить их обедом.
Остаток дня был посвящен сборам в дорогу. Вещей на всю компанию набралось немного — все они поместились в три небольших чемодана, а еду сложили в удобную корзинку Отара. Людмила Ивановна принесла список вещей Гены, чтобы он ничего не забыл и не потерял на море.
Гена носился из квартиры в квартиру, путался у взрослых под ногами и донимал всех советами и вопросами. Глаза его блестели, щеки раскраснелись. Похоже, у него от волнения поднялась температура. Наконец он так всех замучил, что бабушка, разозлившись, загнала его домой и пригрозила никуда не пустить, если он не уймется. Тогда Гена лег на диван и стал мечтать о море. Да так замечтался, что незаметно уснул.