Константин Иванович делал вид, что с аппетитом поедает мороженое в вафельном стаканчике. Он всё ещё торчал на платформе и очень нервировал этим свою падчерицу.
Лора сидела в своём купе и молчала. Она боялась и явления незнакомцев, и строго взгляда проводницы.
«Боже, куда я еду? Я же совершенно не знаю этого человека! Ну, рано или поздно меня выставили бы из дома. Как выставляют надоевшую куклу. У матери теперь иная забава, я ей не нужна…»
Лора теперь вдруг осознала всё своё жуткое положение. Ей отправляли в ссылку, словно бы грибоедовскую Софью Павловну к неведомой саратовской тётке. Ей наказывали за её грех.
В девятом классе она чувствовала своё сходство с Софьей Павловной. Та представлялась ей бездумной светлокожей и светловолосой барышней, умеющей играть на клавиаккордах и внимать сладостным речам французских поэтов. Когда учительница литературы предлагала кому-то взять на себя роль Софьи. То именно она, Лора, тянула вверх руку. Словно бы тонула в невидимом для других море желания.
Между тем на платформе что-то не слишком внятно пробубнил громкоговоритель…
Поезд уже полз к окраине города.
А Лора смотрела на хмурую женщину, что прятала в свой планшет- сумку её, Лоры, билет.
- В Ртищево значит, сходите. А там вас кто-нибудь встречать будет?
- Будет… А вам какое дело? - дерзко поинтересовалась вспотевшая от волнения и страха Лора.
- Да, так, просто. Как же тебя одну отпустили?
- А мне уже шестнадцать исполнилось. И я не маленькая.
- Да-да, вижу. В этом купе до Саратова пока только один старик ехать будет. А потом поглядим. Может быть в Пензе, в Сердобске сядут. Бельё я тебе принесла. Застилай постель и ложись.
Проводница вышла. Лора поспешила запереть дверь.
Ей вдруг стал ужасно мешать навязанный ей костюм. Хотелось снять его, снять, как она снимала шкурку с бананов, заставляла тех, то желтеть, то белеть на расписном блюде.
Она встала перед прямоугольным зеркалом и глядясь в него, словно Светлана на Святки стала медленно оголять себя. Вслушиваясь в перестук вагонных колёс.
Раздевание не заняло много времени. Очень скоро она дерзко розовела, как какая-нибудь путешественница из авантюрного романа. «Жаль, что это не спальный вагон. И почему. Я бы поехала вместе с Константином Ивановичем на море. Нас бы принимали за влюбленных. Хотя. Он бы никогда на это не пошёл, он же трус.
Лора поспешила развесить свои вещи, и голой рыбкой скользнуть под казенную простыню.
На стоянке в Арзамасе в купе появился старик. Он не походил на миллионера, даже подпольного. Седая голова в давно ношеной кепке, светло-голубой пиджак от какого-то франтоватого костюма с орденскими планками, и отглаженные, но слишком старомодные брюки. В руках старика был небольшой коричневый чемодан и авоська с взятыми в дорогу продуктами.
Лора, завернутая в простыню, как в тунику медленно отступала к своей полке.
- Здрастьте, - пробормотала она на приветствие старика, ощущая, как дрожат её коленки. А на ни разу не бритом лобке. Поднимаются, словно бы морские водоросли её стыдные волосы.
«Вот еще подумает, что я проститутка какая-нибудь. С нравоучениями лезть станет, а может и не только… с нравоучениями.
Лора вдруг вспомнила, что никогда не общалась со старыми мужчинами, что у неё не было ни дедушки, ни бабушки, если не считать престарелую тётку Арона Михайловича, которая нараспев читала стихи Корнея Чуковского и водила её смотреть Кремль и место слияния Оки и Волги.
Ей нравились эти прогулки. Тётя была похожа на старомодную бонну, она была слишком суха и морщиниста и одета по моде сороковых годов.
Лора не отходила от неё не на шаг, она боялась мчащихся по площади автомобилей, а еще высокой и крутой лестницы. Что вела от площади к реке
«Вот в этом здании раньше была женская гимназия. А сейчас там школа с немецким уклоном, показывала тётка концом зонтика на какое-то здание.
Лора не понимала, что такое немецкий уклон. Она не видела и настоящих живых немцев. Видела их только на экране телевизора, и еще на картинках в детских книгах, которые были в шкафу у этой доброй тёти.
«Лора, немцы не плохие. То есть раньше они были плохие, но сейчас исправились.
Тётя закашлялась. Она уставала ходить по улице в своих старомодных туфлях и всегда искала место, где можно присесть.
Лоре же хотелось поскорее вернуться домой и она тянула тётку к троллейбусной остановке.
Старик между тем сел на полку и стал вынимать из своей старомодной авоськи свой провиант. Тушку курицы в блескучей фольге, которая делала из этого закопчённого тела подобие новогодней игрушки, затем завёрнутые в промасленные салфетку бутерброды, затем полиэтиленовый пакетик с варёными яйцами, оно из них треснуло по экватору.
Лоре стало противно. Она вообще не понимала, как люди могут есть с малознакомыми людьми. Это для неё было то же самое, что помочиться или испражниться на только что вычищенный ковёр.
Старик молчал, но в этом молчании Лора чувствовала вызов. Она вдруг испугалась собственной горделивости. Она ломала её изнутри, ломала настолько, что уже всё в этом узком помещении становилось её ненавистным.
«И что это со мной? Это, наверное, оттого, что я проголодалась. Вот сейчас он уйдёт в туалет, я встану, оденусь и всё будет нормально.
Но старик не спешил покидать купе. А нетерпение Лоры росло. Она ощущала себя виноватой, может быть от того. Что лежала сейчас совершенно голая.
«И кто это придумал селить мужчину вместе с девушкой. А может, он маньяк какой? Вдруг он сейчас возьмёт и изнасилует меня.
Лора затихла. Она слышала, как поезд сдвинулся с места. Видела, как солнце побежало по стенам. И наконец странное чувство стало отступать на второй план.
В дверь постучали. Вошедшая проводница напомнила Лоре клоунессу, может быть всё дело было в нелепой рыжей причёски и в куске несъеденного повидла под нижней губой. Этот кусочек напоминал собой старомодную мушку.
- У вас повидло на губе, - опередил Лору старик, роясь во внутреннем кармане пиджака и доставая свой ещё советский паспорт.
Проводница взяла его в руки и бегло просмотрела страницы.
- Поменяли бы, гражданин. Ведь не годный скоро станет.
- А мне уже годков не мало. Скоро мне эта книжица вообще не понадобится. А я родился в СССР. Со школьной скамьи на фронт пошёл. Мой отец с белобандитами бился. А вы говорите паспорт смени. Ведь это как кожу содрать, и новую на себя напялить.
«Да, ладно, ваше дело… Только это не порядок – с таким документом ездить». У меня просьба к вам будет, - зашептала она. – Присмотрите вот за девушкой. Она до Ртищева едет, а мне её поручили, а тут на мне весь вагон. И убраться и подмести, и случайных людей не пустить. Тут знаете, сколько побирушек, да торговцев ломится. Думают, что пассажиры денежные, поживиться можно. А девушку в Ртищеве дядя встретит. Мне его и описали…
«Ладно, ладно. Присмотрю. У меня на фронте подруга была такая же. Сама на фронт напросилась. И красивая была и умная. Но наивная. Всё вокруг офицеров вертелась. Я уж ей и так и эдак намекал».
Лора прикрыла глаза. Ей не нравилось слышать это мышиное секретничанье. То, что старик будет присматривать за ней уже не казалось ей ужасным. Напротив, она даже желала испытать на нём свои зачатки женского кокетства.
Спустя два часа они уже сидели тет-а-тет и с аппетитом поедали скоропортящуюся курицу. Лора куталась в простыню, и всё мечтала прочесть по взгляду старика, догадался ли тот о её вызывающе близкой наготе.
Теперь в ней не было того ужаса, что она испытала от не очень умелых прикосновений Руслана. Тот относился к ней, как надувной кукле и боялся случайно проткнуть чем-нибудь острым. Лора даже немного покраснела представляя, как она лопается от неумелого прикосновения Руслана
От курицы между тем остался лишь костлявый остов. Старик завернул его в фольгу и понёс выносить, а Лора стала тщательно оттирать свои испачканные жиром пальцы...
«Сейчас бы чая выпить. Крепкого. Да у меня же пакеты были. Она соскочила с полки и стала поднимать крышку рудника вместе с постелью. На спех сооруженная туника едва не сползла с неё, словно обёртка с подарка. И Лора едва не оказалась открытой всем взорам, словно бы ночной манекен в витрине.
Старик между тем стоял под дверью. Лора даже так ощущала его присутствие. Он даже слегка содрогнулась. «Да-да, - сорвалось с её губ.
Старик откатил дверь купе. И прошёл внутрь.
«Это ты правильно. Тело должно дышать. А меня старого пердуна стесняться нечего. У меня моя женилка уже с пятилетку, как на полшестого стоит. Как бабку свою схоронил. Так и повисла, как сабля на суку. Это из-за этого за тобой приглядывать попросили?
Лора покраснела.
«А если бы тут не я. А какой-нибудь Авар или Ахмат был, ты тоже бы так просто перед ним растелешалась. Ты смотри, мужчину своей пиздой дразнить, что голодному тигру кусок мяса показывать. Ты думаешь, он котёнок неразумный. А он зверь. Скольких я таких повидал. Меня ведь контузило в 1943 году, в госпиталь попал. Потом остался в тылу. Взяли меня работать в школу. Женская школа была. Девчонки-то голодные страшные. Уж потом, когда война кончилась, принарядились конечно, стали ходить, что твои гимназистки. Да и то бывалыче боялись по ночам ходить. Я уж после узнал. Что в Москве таких спеленьких на воронках чёрных поджидали да отвозили к одному человеку, а он их и пользовал горемычных.
«Это вы о Берии, да?»
- О нём. А ты вот едешь, сама не знаешь куда. Что за человек твой дядя? Ты его хоть видала раньше?
- Не а… Меня мать туда послала. Сказала, это лучше, чем перед Константином Ивановичем полуголой разгуливать.
- А ты что и перед Константином Ивановичем успела? Кто он тебе?
- Да, блин отчим. Константин Синявский, не знаете? Он книжки пишет про убийства. Его, знаете, все знают. Вот у меня с собой книжка есть «Третье путешествие Алисы» - хотите почитать?
-Милая, у меня уже глаза не те, чтоб книжки читать. Писатель… Гм-м. Раньше писатель был человеком, к нему как к попу все за советом ходили. А нынче. И про что он там пишет, дядя-то твой?
- Отчим.
- Да хрен редьки не слаще. Отчим. Это даже хуже, чем дядя. Чужой человек. А дядя-то твой настоящий, а может так просто придуманный.
Василий Иванович смерил взглядом покрасневшую, как помидор школьницу. Лоре вдруг показалось, что он видит не её тело, а только глупый волосатый скелет. Что она. Тихо позвякивает своей берцовой косточкой, словно бы их учебный скелет в кабинете биологии и тихо по-щенячьи плачет.
К вечеру они уже молча лежали на своих полках. Лора притворялась, что спит, и с ужасом думала о том, что она станет делать, если старик откинет копыта.
В двенадцать лет она уже испытала нечто подобное. Тётя читала затрепанный журнал и вдруг как-то странно, почти по-идиотски заулыбалась. Её тело пару раз дёрнулось, и застыло, словно бы кукла. Потерявшая связь с кукловодом.
Лора не верила своим глазам. Она испугалась. Испугалась и побежала звонить в школу к матери.
После похорон тёти они продолжали жить в её квартире. На похороны никто не приехал, даже дядя Арон. И хоронили покойную в спешке, боясь, что та начнёт разбухать. Однако тётя не разбухала.
Старик также мог сыграть в ящик. От духоты и неприятного железнодорожного запаха. Этот запах доносился в приоткрытое окно и оседал унылой дорожной скукой.
Лора вертелась на влажной простыне, вертелась и мысленно готовилась к встрече с дядей. Ей не хотелось ударить перед ним в грязь лицом…
Помочь сайту
Поздравления
