Дщери Сиона. Глава девятнадцатая
17 июня 2012 -
Денис Маркелов
Глава девятнадцатая
Людочка вновь дезертировала в пятки, уступая место в теле Головиной на всё согласной Какульке. И это тело медленно пошло туда, куда ему велели.
Ведро с водой было тяжело, как обычно. А сжимающая вантуз левая рука немного занемела.
Лора наверняка еще не легла спать. Она слишком долго дрыхла днём. А бедная Какулька изнывала от безделья, прячась и от своих несвоевременных мыслей, и от такой злой и обиженной на весь свет Ирины.
Эта девушка явно чего-то боялась. Она уютно устроилась на своём месте, и теперь боялась перемен, перемен, которые могли вызвать нежелательную рокировку.
Оксана не скрывала от Людочки её судьбу, она считала себя очень умной, а живущую в чужом поруганном теле загнанную в пятки хозяйку совершенно бесхребетной невидимкой. Людочка ужасалась своим перспективам. Если бы был какой-нибудь способ выпрыгнуть из этого тела, то она бы выпрыгнула. Но увы, это было невозможно.
И теперь подходя к дверям комнаты новенькой секретарши, она чувствовала прилив энергии. Словно бы она выпила что-либо бодрящее.
На её стук никто не отозвался. Зато было слышно, как работает включенный телевизор, как раз была рекламная паузе, кажется, рекламировали женские прокладки.
Лора вспомнила, как стыдилась их. Менструации приходили как-то внезапно, Ей было стыдно и кровоточить по расписанию, и носить эти вещи в трусах. Особенно она боялась, что теперь любой контакт с Русланом закончится катастрофой.
Эта катастрофа была для неё особенно опасной. Лора не верила во всемогущество тех резиновых чехольчиков на которые уповала её стареющая мать. Вряд ли Руслан умел ими правильно пользоваться.
Она вдруг почувствовала дыхание свежего ветра, совсем маленького. Это не был сквозняк, не совсем сквозняк.
Взгляд Лоры упал на её розовато-голубоватые бёдра. Казалось, что молоко смешали с голубикой и малиной, и теперь эта смесь красуется на её теле, словно косметическая маска.
В ушах Лоры зазвучала уже когда-то слышанная мелодия. Она подняла глаза от бёдер и едва не взвизгнула от восторга. На экране был небольшой горбатый мостик, а на нём лошадь с пролёткой.
«Уй, Петербургские тайны!» - взвизгнула она и стала смотреть на экран.
Людочкино тело затрепетало. Оно было готово переступить через порог. Та, что сидела теперь на чистой постели была очень красивой.
Людочке казалось, что она видит саму себя. Да саму себя до того рокового праздника. А может быть это было просто обман, простой призрак или мираж. Мираж во времени.
Она не решалась переступить через порог. Но надо было на что-то решаться.
Она решилась. Дверь была в сговоре с ней, петли были хорошо смазаны, сидящая на постели гостья не повела даже ухом.
На экране телевизора разворачивалась страшная драма. Три года назад Людочка видела эту сцену, видела и даже радовалась чужому унижению. Бедная Наташа, её раздевали, как безгласную куклу, раздевали с похотливыми ухмылками какие-то грязные девки.
«А что, если… Она взглянула на голую Лору. Взглянула на смятое кукольно красивое платье, которое она попирала своими ягодицами.
Вдруг несчастная барышня почувствовала на своих лопатках страшный пугающий взгляд, ей словно бы коловоротом дыру в кости просверливали.
«Что тебе надо?» - сорвалось с её дрожащих губ.
- Я пришла убраться в вашей ванной комнате. Вот и всё…
- Вот и убирайся, пожалуйста. А то скоро я буду ложиться спать и мне потребуется ванна!
Лора была слегка растерянна. Она понимала, что эта бритоголовая была только прислуга, но ей показалось, что перед ней стоит то ли экран телевизора, то ли загадочное пугающее зеркало.
«Ведь это я. Только без волос. Только без волос. Бритая, голая, словно кукла Барби на помойке. Нет-нет. Это просто совпадение, просто совпадение. Я вот-вот сойду с ума. А если я, если она поступит со мной, как эта девушка из одного американского рассказа. Ей отрезали волосы, отрезали волосы, и выбросили их на помойку, или на крыльцо.
Лора упала ничком на постель. Её голое тело было лёгкой добычей.
Людочка с трудом заставляла себя быть покорной. Она вдруг поняла, что ей ужасно хочется пойти ва-банк. Выскочить из этой комнатушки, схватить её за волосы и превратить её в себя. Превратить в себя. Точнее в покорную и на всё согласную Какульку. Эта идиотка вдруг выплыла словно голограмма из прежнего фото.
И теперь должна была заплатить за свою роковую схожесть.
Нефе не стала утруждать себя вежливостью. Хозяйка догадывалась, что эта девушка должна не оставаться в одиночестве.
- Сегодня ты проведёшь ночь с ней. Она, кажется, немного шокирован нашим миром, шокирована, как будто маленькая девочка. Вот ты и успокоишь её.
- Своим языком.
- Можешь делать и это. Я ревновать не буду. Та девчонка очень красива. Очень мила. И видно, что она уже была с мужчиной. Точнее с парнем, это написано на её лице. Но вряд ли этот мальчик смог её дефлорировать. Иначе бы она так не краснела.
- То есть вы думаете. Что…
- Её мать решила избавиться от двух опасностей. Во-первых, этот писатель, я читала его книжонки – пошло и грязно. Но у него есть фантазия и очень богатая. И скоро ей будет мало романов. Я знаю это по себе.
- По себе.
- Да, я пробовала сочинять. Мустафа не препятствовал моему хобби. Это позволяло заполнить дни.
К тому же позволяло отработать почерк. Где-то у меня лежат эти тетради. Это было гораздо увлекательнее, чем рассуждать о Софье Павловне и Молчалине. У меня были пятёрки по литературе. Сначала я воображала, как эта француженка. А теперь я хочу играть, играть, дёргать за ниточки. Моя тётя, моя… в общем, сестра моей бабушки была, была надзирательницей. Она видела, видела тех, кого потом отправляли в лагеря. Вчерашние небожительницы раздвигали перед ней свои ягодицы. Все эти жёны милых улыбчивых большевиков. Их взрослые дочки.
- И вам захотелось пойти ва-банк. Захотелось подражать своей тете-бабушке.
- Да, да… Я слушала её, как опьяненная. Я видела и этих голых женщин. И тётю, и ненавидела сначала своих подруг по детсаду, затем по школе. Хотела повелевать ими, играть, как куклами. Но когда я потребовала, чтобы мои подруги по группе взяли и сняли с себя всё до нитки, они просто засмеялись и бросили мне в лицо песком. Я разозлилась.
В школе было проще. Там я была на хорошем счету. И очень стала сначала октябряткой, а затем и пионеркой. И тогда все эти глуповатые девочки были у меня в руках. Правда, они не были готовы стать моими рабынями. Но я не спешила. Мне было достаточно их лести. В старших классах я перешла ещё одну грань. Одна из девчонок стала моей наложницей. Сначала нам хватало в меру сочных поцелуев, но затем. Затем мы открыли свои тела. Как до этого запретные книжки. Наверное, ни одна курсистка на свете так не волновалась, читая «Капитал», как я, когда стягивала с моей одноклассницы её кофейного цвета колготки. Это было в самом конце нашей школьной жизни. На её семнадцатом дне рождения.
Руфина похотливо улыбнулась.
- Но почему вы сами не хотите попробовать приручить её?
- Я? Нет-нет. Когда ты делаешь ты, это подростковая игра, а если это буду я, то всё это будет насилие. Я же совершеннолетняя.
- Понятно, хотите, чтобы я развратила её.
- По крайней мере, это будет безопаснее, чем общение с моим муженьком. Он положил на неё глаз за ужином. Вообще-то его интересует твоя бывшая подруга. Но они с этой Лорой так похожи, тебе не кажется это странным?
- То есть вы хотите сказать, что они с Людочкой сёстры?
- Я это не утверждаю, просто слишком много совпадений. И подумай, почему вдруг здравомыслящая женщина отпускает дочь в наш мир. Ведь мать Лоры была родственницей Мустафы, не кровной правда... Но это такие мелочи.
Нефе была готова на любую подлость.
Она была словно бы заколдована. И вошла в комнату, как привыкла входить в класс.
Лора смотрела на экран телевизора. По нему шли заключительные титры, но Лора боялась оглянуться и посмотреть в сторону двери ванной комнаты. Там, в темноте возилась та самая страшная двойница.
Нефе осторожно подошла к Лоре... коснулась ладонью золотистых прядей подруги и улыбнулась.
-А это ты? – стараясь выглядеть равнодушной, проговорила Лора.
- Я вижу тебе скучно.
- Да, скучно. Что это за странная девушка, которая моет унитаз? Я её боюсь.
- Не бойся. Она просто… просто Какулька.
- Какулька?
Лора засмеялась. Она смеялась, словно маленькая девочка в цирке при виде забавного клоуна. «Клоуна… да, знала бы какие они бывают, эти клоуны?!», - горько подумала Нелли.
Она медленно опустилась перед Лорой на колени и развела её ноги в стороны.
Лора позабыла о течении времени. Нет, ласки этой странной египтянки её совсем не смущали. Напротив, она злилась, почему сразу решила отдаться Руслану не попытавшись даже овладеть зачатками сексуальных навыков. Но с кем, со своими знакомыми по классу.
Лора вспомнила, как извивалась под чересчур горячим, но увы не до конца умелым другом. Её второй рот никак не желал заглядывать мужскую межножную наживку, а Руслан все время промахивался тыча своим орудием ей в живот и сведенные вместе от ужаса и щекотки бёдра.
Тогда все было так нелепо. Но сейчас. Лоре казалось, что она исходит подтаявшим пломбиром. Из её тела изливалось нечто новое.
Какульке было наплевать на всё кроме чистоты унитаза. Он должен был блистать, как полярный торос. И она в сотый раз проводила губкой по уже блистающему фаянсу.
Но вдруг стоны, доносящиеся из той красивой, так похожей на её собственную, комнаты, стали громче. Людочка позабыла о своём позорном прозвище и с любопытством направилась гусиным шагом к приоткрытой двери.
То, что она увидела, походило на дежавю. На пошлый укоряющий душу сон. Прошлое вставало перед ней во всей красе – исходящая похотью блондинка и почти сошедшая с ума шатенка.
«Так, вот отчего она стонала. И чем тогда она лучше меня?»
Людочке вновь захотелось стать прежней, улыбаться, потягиваться, отбрасывать за спину мешающие волосы, а не светить своим жалким, похожим на бильярдный шар черепом.
Людочка припомнила ту самую сцену. В неглиже ряженая крепостная стала чересчур жалкой. Словно бы была простой куклой, позабывшей своё место. Да и эта девушка была такой же страной куклой, которая прибыла в их мир, ничего не зная, и не желая знать.
Людочке была незнакома и та, которую девчонки прозвали Лизуньей. С каждым днём бывшая подруга становилась всё более незнакомой. Теперь она носила затейливую кличку Нефе и деловито ублажала своим языком свою новую полуподругу-полугоспожу.
А теперь вводила в мир блуда ту, которая так некстати была похожа на прежнюю ей самую близкую подругу.
Какулька привела тело Людочки в девичью. На её счастье во дворе не было злобных четвероногих сторожей – на время проживания в усадьбе юной секретарши собак решили не выпускать.
Тело адвокатской дочери мелко содрогалось. В нём была чуждая душа, подлая гадкая, полная мерзости. И это тело с грязной душой ждала только одна девушка.
Шутя не могла заснуть, не дождавшись той, кого прислуга называла в глаза Какулькой. А за глаза еще более гадкими и пошлыми прозвищами. Теперь у этой несчастной был шанс, очень маленький шанс избежать Судного Дня.
Никто толком не знал, кто первый додумался назвать день всеобщей оргией днём суда. Видимо всем трём насильникам нравилось играть роль судей – ведь судили такие же тройки неугодных обществу людей и отправляли в телячьих вагонах в Сибирь.
«Неужели ей придётся брать всё на себя? Или делать выбор?»
Ответа не было. Да и она не нуждалась в немедленном ответе.
Людочка была готова ползать на коленях перед любой их своей палачек. А вот огрубевшая от непривычного труда Какулька. Она теперь не понимала, кем является в данный момент – Какулькой, Людочкой или Принцессой. Быть многоимённой анонимкой было страшно. У неё были лишь клички – и не одного стоящего имени – ни одного.
Тело несчастной безымянной девушки протиснулась в тёмную комнату. Она шла на ощупь к своему месту, стараясь не задеть никого ноющими от ходьбы ногами. Наконец, её руки наткнулись на деревянную парашу, а нос почуял знакомый запах.
От Шути почти ничем не пахло, но всё-таки Какулька как-то угадала её в темноте. И теперь стыдилась своих потайных мыслей.
«Ты была в её комнате», - догадалась Шутя.
- Да, была. Была. Я думала, что ошибаюсь, но так ужасно похожа на меня, на ту глуповатую Принцессу.
- И ты ненавидишь её?
- Ненавижу? Пожалуй, что так. Ведь так бывает, что человек презирает своё прежнее фото. Ведь слишком счастливые снимки всегда раздражают неудачников. Когда ты обезображенный и голый – это особенно ужасно.
В комнате Лоры, она видела себя. Себя в объятиях похотливой подруги, как в ту роковую для их обеих ночь. Ночь, когда от них ушло их безоблачное и счастливое детство.
Тогда ей вдруг захотелось окатить обеих развратниц мыльной грязной водой. Она побоялась вылить содержимое ведра в унитаз, но и намочить чистое постельное бельё было страшно. И она не стала подражать Элис – ведь ни слишком преобразившаяся Нелли, ни её новая сопостельница не были злыми сказочными колдуньями. И она не стала играть. Она просто вышла вместе с ведром. Вылила грязную воду в выгребную яму и побрела туда, где её ждала всего одна живая душа. Единственная душа, которая жалела её – глупую несчастную самозваную Принцессу, низложенную до состояния золотарки.
[Скрыть]
Регистрационный номер 0056374 выдан для произведения:
Глава девятнадцатая
Людочка вновь дезертировала в пятки, уступая место в теле Головиной на всё согласной Какульке. И это тело медленно пошло туда, куда ему велели.
Ведро с водой было тяжело, как обычно. А сжимающая вантуз левая рука немного занемела.
Лора наверняка еще не легла спать. Она слишком долго дрыхла днём. А бедная Какулька изнывала от безделья, прячась и от своих несвоевременных мыслей, и от такой злой и обиженной на весь свет Ирины.
Эта девушка явно чего-то боялась. Она уютно устроилась на своём месте, и теперь боялась перемен, перемен, которые могли вызвать нежелательную рокировку.
Оксана не скрывала от Людочки её судьбу, она считала себя очень умной, а живущую в чужом поруганном теле загнанную в пятки хозяйку совершенно бесхребетной невидимкой. Людочка ужасалась своим перспективам. Если бы был какой-нибудь способ выпрыгнуть из этого тела, то она бы выпрыгнула. Но увы, это было невозможно.
И теперь подходя к дверям комнаты новенькой секретарши, она чувствовала прилив энергии. Словно бы она выпила что-либо бодрящее.
На её стук никто не отозвался. Зато было слышно, как работает включенный телевизор, как раз была рекламная паузе, кажется, рекламировали женские прокладки.
Лора вспомнила, как стыдилась их. Менструации приходили как-то внезапно, Ей было стыдно и кровоточить по расписанию, и носить эти вещи в трусах. Особенно она боялась, что теперь любой контакт с Русланом закончится катастрофой.
Эта катастрофа была для неё особенно опасной. Лора не верила во всемогущество тех резиновых чехольчиков на которые уповала её стареющая мать. Вряд ли Руслан умел ими правильно пользоваться.
Она вдруг почувствовала дыхание свежего ветра, совсем маленького. Это не был сквозняк, не совсем сквозняк.
Взгляд Лоры упал на её розовато-голубоватые бёдра. Казалось, что молоко смешали с голубикой и малиной, и теперь эта смесь красуется на её теле, словно косметическая маска.
В ушах Лоры зазвучала уже когда-то слышанная мелодия. Она подняла глаза от бёдер и едва не взвизгнула от восторга. На экране был небольшой горбатый мостик, а на нём лошадь с пролёткой.
«Уй, Петербургские тайны!» - взвизгнула она и стала смотреть на экран.
Людочкино тело затрепетало. Оно было готово переступить через порог. Та, что сидела теперь на чистой постели была очень красивой.
Людочке казалось, что она видит саму себя. Да саму себя до того рокового праздника. А может быть это было просто обман, простой призрак или мираж. Мираж во времени.
Она не решалась переступить через порог. Но надо было на что-то решаться.
Она решилась. Дверь была в сговоре с ней, петли были хорошо смазаны, сидящая на постели гостья не повела даже ухом.
На экране телевизора разворачивалась страшная драма. Три года назад Людочка видела эту сцену, видела и даже радовалась чужому унижению. Бедная Наташа, её раздевали, как безгласную куклу, раздевали с похотливыми ухмылками какие-то грязные девки.
«А что, если… Она взглянула на голую Лору. Взглянула на смятое кукольно красивое платье, которое она попирала своими ягодицами.
Вдруг несчастная барышня почувствовала на своих лопатках страшный пугающий взгляд, ей словно бы коловоротом дыру в кости просверливали.
«Что тебе надо?» - сорвалось с её дрожащих губ.
- Я пришла убраться в вашей ванной комнате. Вот и всё…
- Вот и убирайся, пожалуйста. А то скоро я буду ложиться спать и мне потребуется ванна!
Лора была слегка растерянна. Она понимала, что эта бритоголовая была только прислуга, но ей показалось, что перед ней стоит то ли экран телевизора, то ли загадочное пугающее зеркало.
«Ведь это я. Только без волос. Только без волос. Бритая, голая, словно кукла Барби на помойке. Нет-нет. Это просто совпадение, просто совпадение. Я вот-вот сойду с ума. А если я, если она поступит со мной, как эта девушка из одного американского рассказа. Ей отрезали волосы, отрезали волосы, и выбросили их на помойку, или на крыльцо.
Лора упала ничком на постель. Её голое тело было лёгкой добычей.
Людочка с трудом заставляла себя быть покорной. Она вдруг поняла, что ей ужасно хочется пойти ва-банк. Выскочить из этой комнатушки, схватить её за волосы и превратить её в себя. Превратить в себя. Точнее в покорную и на всё согласную Какульку. Эта идиотка вдруг выплыла словно голограмма из прежнего фото.
И теперь должна была заплатить за свою роковую схожесть.
Нефе не стала утруждать себя вежливостью. Хозяйка догадывалась, что эта девушка должна не оставаться в одиночестве.
- Сегодня ты проведёшь ночь с ней. Она, кажется, немного шокирован нашим миром, шокирована, как будто маленькая девочка. Вот ты и успокоишь её.
- Своим языком.
- Можешь делать и это. Я ревновать не буду. Та девчонка очень красива. Очень мила. И видно, что она уже была с мужчиной. Точнее с парнем, это написано на её лице. Но вряд ли этот мальчик смог её дефлорировать. Иначе бы она так не краснела.
- То есть вы думаете. Что…
- Её мать решила избавиться от двух опасностей. Во-первых, этот писатель, я читала его книжонки – пошло и грязно. Но у него есть фантазия и очень богатая. И скоро ей будет мало романов. Я знаю это по себе.
- По себе.
- Да, я пробовала сочинять. Мустафа не препятствовал моему хобби. Это позволяло заполнить дни.
К тому же позволяло отработать почерк. Где-то у меня лежат эти тетради. Это было гораздо увлекательнее, чем рассуждать о Софье Павловне и Молчалине. У меня были пятёрки по литературе. Сначала я воображала, как эта француженка. А теперь я хочу играть, играть, дёргать за ниточки. Моя тётя, моя… в общем, сестра моей бабушки была, была надзирательницей. Она видела, видела тех, кого потом отправляли в лагеря. Вчерашние небожительницы раздвигали перед ней свои ягодицы. Все эти жёны милых улыбчивых большевиков. Их взрослые дочки.
- И вам захотелось пойти ва-банк. Захотелось подражать своей тете-бабушке.
- Да, да… Я слушала её, как опьяненная. Я видела и этих голых женщин. И тётю, и ненавидела сначала своих подруг по детсаду, затем по школе. Хотела повелевать ими, играть, как куклами. Но когда я потребовала, чтобы мои подруги по группе взяли и сняли с себя всё до нитки, они просто засмеялись и бросили мне в лицо песком. Я разозлилась.
В школе было проще. Там я была на хорошем счету. И очень стала сначала октябряткой, а затем и пионеркой. И тогда все эти глуповатые девочки были у меня в руках. Правда, они не были готовы стать моими рабынями. Но я не спешила. Мне было достаточно их лести. В старших классах я перешла ещё одну грань. Одна из девчонок стала моей наложницей. Сначала нам хватало в меру сочных поцелуев, но затем. Затем мы открыли свои тела. Как до этого запретные книжки. Наверное, ни одна курсистка на свете так не волновалась, читая «Капитал», как я, когда стягивала с моей одноклассницы её кофейного цвета колготки. Это было в самом конце нашей школьной жизни. На её семнадцатом дне рождения.
Руфина похотливо улыбнулась.
- Но почему вы сами не хотите попробовать приручить её?
- Я? Нет-нет. Когда ты делаешь ты, это подростковая игра, а если это буду я, то всё это будет насилие. Я же совершеннолетняя.
- Понятно, хотите, чтобы я развратила её.
- По крайней мере, это будет безопаснее, чем общение с моим муженьком. Он положил на неё глаз за ужином. Вообще-то его интересует твоя бывшая подруга. Но они с этой Лорой так похожи, тебе не кажется это странным?
- То есть вы хотите сказать, что они с Людочкой сёстры?
- Я это не утверждаю, просто слишком много совпадений. И подумай, почему вдруг здравомыслящая женщина отпускает дочь в наш мир. Ведь мать Лоры была родственницей Мустафы, не кровной правда... Но это такие мелочи.
Нефе была готова на любую подлость.
Она была словно бы заколдована. И вошла в комнату, как привыкла входить в класс.
Лора смотрела на экран телевизора. По нему шли заключительные титры, но Лора боялась оглянуться и посмотреть в сторону двери ванной комнаты. Там, в темноте возилась та самая страшная двойница.
Нефе осторожно подошла к Лоре... коснулась ладонью золотистых прядей подруги и улыбнулась.
-А это ты? – стараясь выглядеть равнодушной, проговорила Лора.
- Я вижу тебе скучно.
- Да, скучно. Что это за странная девушка, которая моет унитаз? Я её боюсь.
- Не бойся. Она просто… просто Какулька.
- Какулька?
Лора засмеялась. Она смеялась, словно маленькая девочка в цирке при виде забавного клоуна. «Клоуна… да, знала бы какие они бывают, эти клоуны?!», - горько подумала Нелли.
Она медленно опустилась перед Лорой на колени и развела её ноги в стороны.
Лора позабыла о течении времени. Нет, ласки этой странной египтянки её совсем не смущали. Напротив, она злилась, почему сразу решила отдаться Руслану не попытавшись даже овладеть зачатками сексуальных навыков. Но с кем, со своими знакомыми по классу.
Лора вспомнила, как извивалась под чересчур горячим, но увы не до конца умелым другом. Её второй рот никак не желал заглядывать мужскую межножную наживку, а Руслан все время промахивался тыча своим орудием ей в живот и сведенные вместе от ужаса и щекотки бёдра.
Тогда все было так нелепо. Но сейчас. Лоре казалось, что она исходит подтаявшим пломбиром. Из её тела изливалось нечто новое.
Какульке было наплевать на всё кроме чистоты унитаза. Он должен был блистать, как полярный торос. И она в сотый раз проводила губкой по уже блистающему фаянсу.
Но вдруг стоны, доносящиеся из той красивой, так похожей на её собственную, комнаты, стали громче. Людочка позабыла о своём позорном прозвище и с любопытством направилась гусиным шагом к приоткрытой двери.
То, что она увидела, походило на дежавю. На пошлый укоряющий душу сон. Прошлое вставало перед ней во всей красе – исходящая похотью блондинка и почти сошедшая с ума шатенка.
«Так, вот отчего она стонала. И чем тогда она лучше меня?»
Людочке вновь захотелось стать прежней, улыбаться, потягиваться, отбрасывать за спину мешающие волосы, а не светить своим жалким, похожим на бильярдный шар черепом.
Людочка припомнила ту самую сцену. В неглиже ряженая крепостная стала чересчур жалкой. Словно бы была простой куклой, позабывшей своё место. Да и эта девушка была такой же страной куклой, которая прибыла в их мир, ничего не зная, и не желая знать.
Людочке была незнакома и та, которую девчонки прозвали Лизуньей. С каждым днём бывшая подруга становилась всё более незнакомой. Теперь она носила затейливую кличку Нефе и деловито ублажала своим языком свою новую полуподругу-полугоспожу.
А теперь вводила в мир блуда ту, которая так некстати была похожа на прежнюю ей самую близкую подругу.
Какулька привела тело Людочки в девичью. На её счастье во дворе не было злобных четвероногих сторожей – на время проживания в усадьбе юной секретарши собак решили не выпускать.
Тело адвокатской дочери мелко содрогалось. В нём была чуждая душа, подлая гадкая, полная мерзости. И это тело с грязной душой ждала только одна девушка.
Шутя не могла заснуть, не дождавшись той, кого прислуга называла в глаза Какулькой. А за глаза еще более гадкими и пошлыми прозвищами. Теперь у этой несчастной был шанс, очень маленький шанс избежать Судного Дня.
Никто толком не знал, кто первый додумался назвать день всеобщей оргией днём суда. Видимо всем трём насильникам нравилось играть роль судей – ведь судили такие же тройки неугодных обществу людей и отправляли в телячьих вагонах в Сибирь.
«Неужели ей придётся брать всё на себя? Или делать выбор?»
Ответа не было. Да и она не нуждалась в немедленном ответе.
Людочка была готова ползать на коленях перед любой их своей палачек. А вот огрубевшая от непривычного труда Какулька. Она теперь не понимала, кем является в данный момент – Какулькой, Людочкой или Принцессой. Быть многоимённой анонимкой было страшно. У неё были лишь клички – и не одного стоящего имени – ни одного.
Тело несчастной безымянной девушки протиснулась в тёмную комнату. Она шла на ощупь к своему месту, стараясь не задеть никого ноющими от ходьбы ногами. Наконец, её руки наткнулись на деревянную парашу, а нос почуял знакомый запах.
От Шути почти ничем не пахло, но всё-таки Какулька как-то угадала её в темноте. И теперь стыдилась своих потайных мыслей.
«Ты была в её комнате», - догадалась Шутя.
- Да, была. Была. Я думала, что ошибаюсь, но так ужасно похожа на меня, на ту глуповатую Принцессу.
- И ты ненавидишь её?
- Ненавижу? Пожалуй, что так. Ведь так бывает, что человек презирает своё прежнее фото. Ведь слишком счастливые снимки всегда раздражают неудачников. Когда ты обезображенный и голый – это особенно ужасно.
В комнате Лоры, она видела себя. Себя в объятиях похотливой подруги, как в ту роковую для их обеих ночь. Ночь, когда от них ушло их безоблачное и счастливое детство.
Тогда ей вдруг захотелось окатить обеих развратниц мыльной грязной водой. Она побоялась вылить содержимое ведра в унитаз, но и намочить чистое постельное бельё было страшно. И она не стала подражать Элис – ведь ни слишком преобразившаяся Нелли, ни её новая сопостельница не были злыми сказочными колдуньями. И она не стала играть. Она просто вышла вместе с ведром. Вылила грязную воду в выгребную яму и побрела туда, где её ждала всего одна живая душа. Единственная душа, которая жалела её – глупую несчастную самозваную Принцессу, низложенную до состояния золотарки.
Рейтинг: +2
1104 просмотра
Комментарии (1)