Вернув меня в свой дом, Алекс растворился в пространстве комнат. Дворецкий Джон показал мне спальню и попросил через полчаса спуститься к ужину. Я осмотрела комнату, где мне предстояло провести ночь – вроде, ничего. Стены выкрашены в мятный цвет – освежающий. На них какие-то зеркальные фрески, светильники, а одна из стен от пола до потолка разрисована умелым художником – будто это не пейзаж, а панорамное окно, и там, за ним, навсегда застыло лето. Минимум мебели и максимум свободного пространства. Однако, как бы заманчиво не казалось остаться тут до рождения ребенка, я решила завтра уйти, не дожидаясь пробуждения хозяина дома.
Мне показалось странным, что на ужин было одно мясо: в запеченном, сыро-вяленом и даже полусыром виде, с кровью. Алекс предпочел третье, схватив тарелку и скрывшись в своей комнате. Я поклевала первое и полуголодная отправилась спать. Снизу, с первого этажа, доносился разговор. Алекс и Джон спорили о чем-то, и я смогла распознать только фразы: «вы не понимаете», «мне все равно» и «вы безнадежны». Первое и последнее высказывания принадлежали дворецкому. Еще часто звучало слово «ребенок» и «я не знаю». Не знала и я. Не знала ничего, и, главное, знать не хотела.
Утро наступило быстро, будто я сомкнула веки и через секунду открыла их. Снова настиг токсикоз. Не хватало еще опозориться перед Алексом, но до туалета я, слава Богу, добежала. С выпученными глазами выскочила в коридор, увидела Джона, и тот молниеносно открыл одну из дверей, впустив в нее меня. После экзекуции я вышла, облегченно вздыхая. Алекс уже исчез. Во сколько же он просыпается, если в семь утра его нет дома?
– Я должна ехать, – сообщила я Джону, и тот почти побелел.
– Мистер Фокс просил... дождаться его. Он скоро будет.
Судя по всему, мистер Фокс просил не выпускать меня из дома и под любым предлогом держать внутри. Вернется – произойдет смена караула.
– Через сколько?
– Через два часа.
Скучающим взглядом посмотрела на часы. По сути, мне было все равно, сколько сейчас и который день. Съемки только через два месяца, а другой работы у меня нет. Пока ждала, я пыталась вспомнить хоть кусочек той «волшебной» ночи, из-за которой через пару месяцев меня раздует как шар. Голова молила о пощаде, просила: «Может, не надо?», но я напрягла ее и добилась своего.
Был день рождения режиссера, праздновали все, от уборщика нашего павильона до последней его любовницы. Время бежало, и незаметно мои друзья разбрелись по домам, забыв о моем существовании. Я искала кого-то, кто согласился бы проводить меня, и увидела знакомое лицо. Это и был Фокс.
– Ты чего еще здесь? Все почти разошлись.
– Жду, когда можно будет поговорить с продюсером насчет роли. Мне хочется…
– Э… Стой-стой, давай не о работе. Я поняла. Ты опять трудоголишь. Хоть сейчас можешь просто расслабиться?
Он улыбнулся. Я заметила, что он подливает себе в бокал не вино, а вишневый сок.
– На самом деле, мне просто не хочется домой, вот я и остался. Здесь веселее. Если бы моя семья была со мной, черта с два я сидел бы тут.
Мне стало его жалко. Боже мой, мне стало его так жалко, что я предложила вместе поехать к нему домой. Надо же хоть кому-то его, бедняжку, поддержать. В таком подвешенном состоянии, как у меня, лучше бы изолироваться от внешнего мира – можно натворить таких глупостей… Впрочем, говорить о том, что было бы если – просто бессмысленно. Все уже случилось. Алекс тогда трезвым взглядом оценил степень моего пьянства и дал руку. Мы уехали. Думаю, он забеспокоился о том, доберусь ли до своего дома, и, поняв, что доберусь только теоретически, не стал противиться моему предложению поехать к нему. Заодно, видимо, решил убить тоску по родным.
Вальяжно зайдя в его дом, я первым делом ринулась к красиво оформленному бару. Взяла бутылку вина, нашла в ящике стола штопор, открыла, налила и пила почти залпом, изредка кивая в ответ на какие-то вопросы Алекса. Он отобрал у меня бокал, сказав, что на сегодня мне точно хватит, а я обняла его и поцеловала в губы. Застыв от неожиданности, Фокс вытер губы рукой и попросил больше так не делать. Что-то буркнул и про постель, ожидающую меня на втором этаже. Я попросила в таком случае проводить до спальни, и он повел. Дальше мне стыдно вспоминать, стыдно рассказывать кому-то или даже просто думать об этом. Сославшись на сильную усталость, я взмолилась, чтобы Алекс помог снять одежду. Тяжело вздохнув, он согласился.
Когда с меня были сняты джинсы, носки и рубашка, он достал одеяло, дал мне, а я схватила его за руку и потянула к себе. Не сумев устоять, Алекс упал на меня, и мои ноги обвили его. Я ощутила жар, огонь желания, и нужно было этот огонь потушить. Горячее дыхание донесло фразу: «Отпусти меня, пожалуйста, Лиза, или я за себя не в ответе», но это мне и было нужно. Я действительно просила не останавливаться, быть резче, однако Алекс был осторожен. Меня это не устроило, я опрокинула его на спину, ощутив, наконец, долгожданное превосходство и способность управлять чувствами. Он закатил глаза, из раскрытых губ вырывались стоны, а потом он резко дернулся. «Остановись!» – взмолил мой черноволосый Фокс, но я ударила его по щеке, прошипев: «Отвали!» Сразу после этого он притих, спрятав взгляд и слегка покраснев. Я продолжила получать удовольствие, но через пару секунд поняла, что мой партнер его уже получил. «Ну вот», – разочарованно протянула я, ложась рядом с провинившимся. Кажется, сразу после этого я заснула почти мертвым сном. А наутро захотела отгрызть себе руку.
Я виновата в том, что случилось. Не он, а я.
Алекс вернулся через два часа, без опоздания, и не один, а, как обещал, привез врача. Мне предстояла консультация на тему беременности, здорового образа жизни и перемен в моей судьбе. Врач, не говорящий по-русски иностранец, осмотрел мой живот, пощупал грудь. Под конец беседы он вынес вердикт: «Youbearachild»,– будто без него я не была в курсе и никогда бы не догадалась, что систематическая тошниловка в плюс к общей раздражительности – симптомы будущей матери. Записав что-то в свой потертый ежедневник, он удалился. Было слышно, как внизу беседуют на повышенных тонах, причем кричал тот милый иностранец, однако я не поняла ни слова из их белиберды.
Крики стихли, и Алекс навестил меня. Он вернулся какой-то другой. Расстроенный, подавленный, грубый. Его песочного цвета глаза выражали скорбь.
– Ты беременна, – выпалил он, – и ты права, Лиза. Мы не сможем ужиться вместе. Я не хочу каждый день чувствовать ненависть к себе, ненависть к моему ребенку, если он будет похож на меня. Я поспешил с выводом. Мне очень жаль, я действительно виноват в случившемся. Можно исправить ошибку. Сейчас еще не поздно и доктор предлагает нам помощь.
– Ты что, предлагаешь мне выпить таблетки или сделать аборт?
– Доктор сказал, что это не опасно, он профессионал. Никакого побочного эффекта, и все сразу встанет на свои места. Я даже уйду из сериала, ты же так хочешь этого, вы все хотите. Мы действительно забудем этот инцидент и не подойдем друг к другу ближе, чем на километр.
– Мой ребенок – не инцидент, Алекс. Если ты отказываешься от него – будь по-твоему. Я не боюсь воспитывать одна.
– Ты не понимаешь, о чем говоришь! Не будь дурой, Элизабет. Это плохая затея.
– Поверить тебе в то, что ты будешь оберегать – вот плохая затея. Прощай, Алекс Фокс!
На этот раз я действительно ушла, зная прекрасно, что сигналить за спиной никто не станет.
Вернув меня в свой дом, Алекс растворился в пространстве комнат. Дворецкий Джон показал мне спальню и попросил через полчаса спуститься к ужину. Я осмотрела комнату, где мне предстояло провести ночь – вроде, ничего. Стены выкрашены в мятный цвет – освежающий. На них какие-то зеркальные фрески, светильники, а одна из стен от пола до потолка разрисована умелым художником – будто это не пейзаж, а панорамное окно, и там, за ним, навсегда застыло лето. Минимум мебели и максимум свободного пространства. Однако, как бы заманчиво не казалось остаться тут до рождения ребенка, я решила завтра уйти, не дожидаясь пробуждения хозяина дома.
Мне показалось странным, что на ужин было одно мясо: в запеченном, сыро-вяленом и даже полусыром виде, с кровью. Алекс предпочел третье, схватив тарелку и скрывшись в своей комнате. Я поклевала первое и полуголодная отправилась спать. Снизу, с первого этажа, доносился разговор. Алекс и Джон спорили о чем-то, и я смогла распознать только фразы: «вы не понимаете», «мне все равно» и «вы безнадежны». Первое и последнее высказывания принадлежали дворецкому. Еще часто звучало слово «ребенок» и «я не знаю». Не знала и я. Не знала ничего, и, главное, знать не хотела.
Утро наступило быстро, будто я сомкнула веки и через секунду открыла их. Снова настиг токсикоз. Не хватало еще опозориться перед Алексом, но до туалета я, слава Богу, добежала. С выпученными глазами выскочила в коридор, увидела Джона, и тот молниеносно открыл одну из дверей, впустив в нее меня. После экзекуции я вышла, облегченно вздыхая. Алекс уже исчез. Во сколько же он просыпается, если в семь утра его нет дома?
– Я должна ехать, – сообщила я Джону, и тот почти побелел.
– Мистер Фокс просил... дождаться его. Он скоро будет.
Судя по всему, мистер Фокс просил не выпускать меня из дома и под любым предлогом держать внутри. Вернется – произойдет смена караула.
– Через сколько?
– Через два часа.
Скучающим взглядом посмотрела на часы. По сути, мне было все равно, сколько сейчас и который день. Съемки только через два месяца, а другой работы у меня нет. Пока ждала, я пыталась вспомнить хоть кусочек той «волшебной» ночи, из-за которой через пару месяцев меня раздует как шар. Голова молила о пощаде, просила: «Может, не надо?», но я напрягла ее и добилась своего.
Был день рождения режиссера, праздновали все, от уборщика нашего павильона до последней его любовницы. Время бежало, и незаметно мои друзья разбрелись по домам, забыв о моем существовании. Я искала кого-то, кто согласился бы проводить меня, и увидела знакомое лицо. Это и был Фокс.
– Ты чего еще здесь? Все почти разошлись.
– Жду, когда можно будет поговорить с продюсером насчет роли. Мне хочется…
– Э… Стой-стой, давай не о работе. Я поняла. Ты опять трудоголишь. Хоть сейчас можешь просто расслабиться?
Он улыбнулся. Я заметила, что он подливает себе в бокал не вино, а вишневый сок.
– На самом деле, мне просто не хочется домой, вот я и остался. Здесь веселее. Если бы моя семья была со мной, черта с два я сидел бы тут.
Мне стало его жалко. Боже мой, мне стало его так жалко, что я предложила вместе поехать к нему домой. Надо же хоть кому-то его, бедняжку, поддержать. В таком подвешенном состоянии, как у меня, лучше бы изолироваться от внешнего мира – можно натворить таких глупостей… Впрочем, говорить о том, что было бы если – просто бессмысленно. Все уже случилось. Алекс тогда трезвым взглядом оценил степень моего пьянства и дал руку. Мы уехали. Думаю, он забеспокоился о том, доберусь ли до своего дома, и, поняв, что доберусь только теоретически, не стал противиться моему предложению поехать к нему. Заодно, видимо, решил убить тоску по родным.
Вальяжно зайдя в его дом, я первым делом ринулась к красиво оформленному бару. Взяла бутылку вина, нашла в ящике стола штопор, открыла, налила и пила почти залпом, изредка кивая в ответ на какие-то вопросы Алекса. Он отобрал у меня бокал, сказав, что на сегодня мне точно хватит, а я обняла его и поцеловала в губы. Застыв от неожиданности, Фокс вытер губы рукой и попросил больше так не делать. Что-то буркнул и про постель, ожидающую меня на втором этаже. Я попросила в таком случае проводить до спальни, и он повел. Дальше мне стыдно вспоминать, стыдно рассказывать кому-то или даже просто думать об этом. Сославшись на сильную усталость, я взмолилась, чтобы Алекс помог снять одежду. Тяжело вздохнув, он согласился.
Когда с меня были сняты джинсы, носки и рубашка, он достал одеяло, дал мне, а я схватила его за руку и потянула к себе. Не сумев устоять, Алекс упал на меня, и мои ноги обвили его. Я ощутила жар, огонь желания, и нужно было этот огонь потушить. Горячее дыхание донесло фразу: «Отпусти меня, пожалуйста, Лиза, или я за себя не в ответе», но это мне и было нужно. Я действительно просила не останавливаться, быть резче, однако Алекс был осторожен. Меня это не устроило, я опрокинула его на спину, ощутив, наконец, долгожданное превосходство и способность управлять чувствами. Он закатил глаза, из раскрытых губ вырывались стоны, а потом он резко дернулся. «Остановись!» – взмолил мой черноволосый Фокс, но я ударила его по щеке, прошипев: «Отвали!» Сразу после этого он притих, спрятав взгляд и слегка покраснев. Я продолжила получать удовольствие, но через пару секунд поняла, что мой партнер его уже получил. «Ну вот», – разочарованно протянула я, ложась рядом с провинившимся. Кажется, сразу после этого я заснула почти мертвым сном. А наутро захотела отгрызть себе руку.
Я виновата в том, что случилось. Не он, а я.
Алекс вернулся через два часа, без опоздания, и не один, а, как обещал, привез врача. Мне предстояла консультация на тему беременности, здорового образа жизни и перемен в моей судьбе. Врач, не говорящий по-русски иностранец, осмотрел мой живот, пощупал грудь. Под конец беседы он вынес вердикт: «Youbearachild»,– будто без него я не была в курсе и никогда бы не догадалась, что систематическая тошниловка в плюс к общей раздражительности – симптомы будущей матери. Записав что-то в свой потертый ежедневник, он удалился. Было слышно, как внизу беседуют на повышенных тонах, причем кричал тот милый иностранец, однако я не поняла ни слова из их белиберды.
Крики стихли, и Алекс навестил меня. Он вернулся какой-то другой. Расстроенный, подавленный, грубый. Его песочного цвета глаза выражали скорбь.
– Ты беременна, – выпалил он, – и ты права, Лиза. Мы не сможем ужиться вместе. Я не хочу каждый день чувствовать ненависть к себе, ненависть к моему ребенку, если он будет похож на меня. Я поспешил с выводом. Мне очень жаль, я действительно виноват в случившемся. Можно исправить ошибку. Сейчас еще не поздно и доктор предлагает нам помощь.
– Ты что, предлагаешь мне выпить таблетки или сделать аборт?
– Доктор сказал, что это не опасно, он профессионал. Никакого побочного эффекта, и все сразу встанет на свои места. Я даже уйду из сериала, ты же так хочешь этого, вы все хотите. Мы действительно забудем этот инцидент и не подойдем друг к другу ближе, чем на километр.
– Мой ребенок – не инцидент, Алекс. Если ты отказываешься от него – будь по-твоему. Я не боюсь воспитывать одна.
– Ты не понимаешь, о чем говоришь! Не будь дурой, Элизабет. Это плохая затея.
– Поверить тебе в то, что ты будешь оберегать – вот плохая затея. Прощай, Алекс Фокс!
На этот раз я действительно ушла, зная прекрасно, что сигналить за спиной никто не станет.
Так-так, затягивает сильнее. Как бы не дочитаться до головной боли. В хорошем смысле. Просто, если меня затягивает какая-то книга, то оторвать от нее ничто не может, даже головная боль. Читаю дальше.