ФЕЯ или Бумеранг ещё летит... глава 26

 ГЛАВА 26

- Гриша, може хватит, а?
- Что хватит?
- Напиваться.

Григорий глянул через плечо на мать. У её ног замер курчавый, точно барашек, карликовый пуделёк. Глянув на хозяйку, он вопросительно тявкнул.
- Я не напиваюсь. Малёха расслабляюсь.
- Знаем мы твоё малёха. Что сидеть сиднем у этого треклятого ящика - сходил бы прогулялся. Глядишь, и ногам благо, вроде массажа. А какая польза от сиденья?
Григорий наколол на вилку дольку солёного огурца, помедлил чуток, и залпом опрокинул рюмку.
-Ну, что за радость глушить окаянную? Сходил бы к Настюше, помог по хозяйству... глядишь, что и получилось бы. Хорошая женщина, чистоплотная, хозяйственная.
- Если она такая замечательная, почему до сих пор одна?
- А то не знаешь? Мужиков путёвых нет. Сплошь пьянь да дебилы.
- Ма, ты меня уже достала. Не зуди, а? Без тебя тошно.
-Тошно, потому что я права. А-а, что тебе говорить: как горох об стенку... Пойдём, Кешуня, к себе. Пусть этот остолоп упьётся, - Тяжёлой, шаркающей походкой мать удалилась в свою комнату.

Нестерпимо захотелось курить. Вообще-то трезвый он не курил, а как выпьет - тяга неимоверная. Остановив кассету, Григорий, морщась от боли, прошёл на кухню. Сел у окна, чуть приоткрыв створку, закурил. Да, в последнее время маманя стала излишне занудной. Что это - старческое? В принципе, отчасти она права. Только что толку от той правды. Всё женить, думает. Ясное дело, непорядок: сыну вот-вот сороковник стукнет, а семьи тю-тю... Да и внуков, поди, старой хочется понянчить. Только дохлое это дело... Кому я нужен с простреленными ногами... Вот за пол - года уже третий раз на больничном, долго терпеть не станут, турнут - и гуляй, Гриша... И куда? В сторожа? Ну, одному, допустим, хватит... Где найдёшь такую дурёху на мужика, который через пяток лет развалиной станет...Пять ранений- это тебе не хухры - мухры... Вот ноги напомнили, а там и всё остальное... заноет... Не, не сыщешь такой дурочки, чтоб загодя в няньки запряглась...

- Алё, земеля, - окликнули за окном.
Григорий приподнялся, глянул. Мужичок потешный, в кепочке, как у Лужкова, мятый весь. Похоже, бомжует. Григорий насмотрелся на них на свалке, жалко до слёз, но чем помочь, когда самому бы кто руку протянул.
- Слышь, земеля, уважь...
- Чего тебе? - Григорий налёг на подоконник, чтобы не кричать.
- День такой, - мужичок шмыгнул носом, показал бутылку водки. - Сынулю, Мишаню, помянуть... Уважь, а... Пять грамм...А?
- Заходи.

Мужичок робко переступил порог.
- Только, тихо, - предупредил Григорий, закрывая дверь.
- Я ж понимаю, сынок. Будь как дома, но не забывай, что в гостях, - шёпотом проговорил мужичок, поставил бутылку на тумбочку, наклонился к разбитым, потерявшим цвет и форму кроссовкам.
Григорий подумал, что у него наверняка носки с букетом "ароматов", остановил:
- Оставьте. Давайте так.
- Как же... хозяйка не заругает...
- Не заругает. Я сам убираю. Проходите на кухню.

Мужичок снял кепочку, повесил на крючок, пятернёй пригладил давно не стриженные, равно как и не мытые, седые волосы.
- Сынок, извиняй, може я оторвал тебя от дел, так ты скажи, Фёдор не обидится. Эт я, Фёдором зовусь.
- А меня Григорием. Не берите в голову, дел никаких нет. На больничном сижу.

Прошли на кухню. Григорий указал на стул, сам полез в холодильник.
- Гриш, ты особливо-то не суетись. Не тесть в гости пожаловал. Чуток, что б на зубок...
- Супчик будете? Разогрею.
- Не, Гриш, ты не думай, я не голодный. Я час назад покушал. Хватит и этого, - кивнул на вазу с хлебом и тарелку с огурчиками.
Григорий поставил перед каждым по рюмке, сел на своё место у окна.

Мужичок суетливо открыл бутылку, разлил.
- Сынок, только ты не подумай, что я там алкаш последний...
- Я не думаю.
- Добре. Жизнь, Гриша, паскуда, так сложилась, что загнала деда в угол... Извини, навроде я жалиться начал...Не за тем пришёл. Давай, Гриш, выпьем за сынулю моего, Мишаню. Золотой парнишка был... Помер. Сегодня в аккурат пять годков.
- Болел?
- Ранения, сынок, ранения... В проклятом энтом Афгане...без руки, без глаза вернуло мне государство сынулю...Давай, Григорий...земля ему пухом.

Выпили. У Григория набежали слёзы, нервно смахнул их рукой.
- Я вот тоже с Афгана... с дырявыми ногами пришёл...
- Да-а..., - горестно протянул мужичок, глянул на ноги Григория. - И что, не могут вылечить? Поди, денежек надобно немеряно?
- Ясно дело. Без бабок куда сейчас... Вы кушайте, кушайте. Может всё же супчик разогреть?
- Не суетись, Гриш, я ж сказал: не голоден. Правда, правда. Думаешь, раз бомж - ты ведь так думаешь? - значит, голодает. Да, сынок, вот на восьмом десятке бомжом стал...Но хлебушек с молочком я завсегда имею. Где пузырьки подберу, где... крохи стыда в кулак, а другу руку протяну...
- Где ж вы ночуете?
- А где придётся. Ой, лучше не вспоминать. Детки-то есть?
- Не с кем заводить.
- Что скажу, сынок: не знаешь, что лучше. То ли народить, души в них не чаять, а под старость лет получить коленкой под зад, либо совсем бобылём завершить свой земной путь. Ещё? - Фёдор потянулся к бутылке.
- Давайте.
- По чуть-чуть. Мы ж не алкаши какие... Родители живы, али там, где мой Мишаня?
- Отец давно. А мамка со мной... Или я с ней... Болеет тоже, малоходячая...
- Ох, горюшко наше... Вот ты скажи, Гриш, чем прогневили мы с тобой создателя? Не грабили, не убивали... понапрасну. Може, за это? Може, у него в любимчиках душегубы, а?
- Не знаю, дядь Фёдор. Давайте не будем о высоких материях. Я вот что подумал про вас сейчас... Послушайте. Есть у меня одна знакомая старушка. Ну, не совсем старушка, 66 весной стукнуло. Без ноги, правда... Живёт в деревне, одна.

- Эт, ты что, сватаешь?
- Можно сказать... Душевная женщина. У неё в прошлом году дочка с мужем и внуками погибли в аварии... В город ехали, бабушка хотела побывать на концерте Эдиты Пьехи... Врезался в них бензовоз... Её-то я вытащил, а остальные... Уже ничем не мог помочь... - Григорий помолчал, покрутил в пальцах рюмку, затем махом выпил, потянулся за огурчиком. Закусив, вытер губы, взял сигарету, предложил Фёдору.

Осторожно вынув сигаретку из пачки, Фёдор благодарно кивнул, понюхал фильтр:
- Да-а, давно благородных не куривал...
- Так вот, дядь Фёдор... я раз в неделю, а то и два, навещаю тёть Дарью. Давайте я вас свожу, чем чёрт не шутит. Может, понравитесь друг другу...
- Не знаю, Гриш... Это ж как из грязи в князи... Совестно как-то... с помойки к хорошей женщине в примаки...
- Да чепуха всё это. Тёть Дарья мудрейшая женщина... Решайтесь.
- Не знаю... Билет же нужен, а у меня...
- Никаких билетов! Я отвезу вас на машине. Кстати, это её машина. Старенький, правда, москвичонок, но я его привёл в божеский вид. Совсем отдавала, да я не любитель таких подарков... Оформила доверенность. Ну? Уговорил?

- А что, рискнуть...
- Не прогадаете! Завтра, по утру и отправимся. Ночевать останетесь у меня, отмоетесь.
- Спасибо, конечно, Гриш... не обижайся, но ночевать я пойду к себе. Меня сантехники приютили, в подвальчике. У них и душ есть... Так что я внешним видом не осрамлюсь. А утречком, как скажешь, так я подойду.
- Ну, смотрите, делайте как вам удобно. К девяти сможете?
- Смогу.
- Замётано, - Григорий потянулся к бутылке, но Фёдор неожиданно перевернул свою рюмку.
- Я пас, Гриша. Хочу повидаться с внучкой... Правда, мне запретили близко к ней подходить... да я и не подхожу... Пятый годок, в садик ходит... Когда на прогулку выходят, я рядышком, за деревом, слезами обливаюсь... Вылитый Мишаня...
- Так вас сноха?
- Она, стервоза! Мишаня часто головой маялся, из больниц не вылезал...а эта...сучонка снюхалась с черножопым...Мишаня как узнал...его удар хватил...В одночасье и представился. А эта, сучонка... ещё земля на могилке не просохла... бумажки все переоформила, в коих меня не значится. Не был, не жил... Черножопый-то её, с дружками, меня под рученьки, довели до подъезда... и коленкой под зад. И наказали: мол, если увидим в радиусе трёх километров... считай себя мусором на свалке... Вот такие дела, Григорий...
- Плюньте и забудьте. Хрен с ними.
- Ладно, Гриша, пойду я. Може, напоследок гляну на Светочку...
- В девять я вас жду. Счастливо.