Примерный сын - Глава 25

27 мая 2025 - Вера Голубкова
article540645.jpg
Обиталище улитки
 
У меня был мой пес. Была мама. Был я сам. Но время остановилось. Мало того, был конец месяца, и покупатели почти не заходили. Первый день моей оставшейся жизни, день, который должен был стать новым и захватывающим, тянулся вечность в моей естественной среде, в обиталище улитки, в окружении тетрадей, папок, скоросшивателей, гелевых ручек и маркеров – предметов, казавшихся мне немыми и более далекими, чем когда-либо. Я не знал, чем себя занять, и вышел в захламленный внутренний дворик, чтобы наконец-то навести там порядок. Неважно, что будет с магазином, продам я его или куплю, но во дворе нужно прибраться. Он превратился в своего рода свалку, где хранилось всё старьё, начиная от детских племяшкиных велосипедов и заканчивая барбекюшницей, зонтом без спиц и парой гамаков, которые сестра купила, когда снимала пентхаус с террасой. Теперь места для них не находилось, и они валялись среди банок с акриловой краской, которые я с большим энтузиазмом купил прошлым летом, задумав перекрасить мебель в магазине и придать ему тем самым новый облик. Само собой разумеется, что я ничего не перекрасил. После обеда, решив, что время пришло и за делами оно идет быстрее, я вытащил из подсобки два стула, несколько старых газет, кисти, скипидар и принялся за работу. На улице было холодно, и я не переоделся в рабочую одежду, но если все делать аккуратно, то не заляпаешься. Я открыл банку с краской. Ради всего святого, ну и странный цвет я выбрал. Тем целесообразнее начинать со стульев, и если не понравится, то забросить это дело окончательно. Я сварил кофе и уже взялся за кисть, думая о том, что с некоторых пор кофе не кажется мне таким вкусным, и, возможно, я перейду на чай (хотя говорят, что теин так же вреден как и кофеин), и вдруг – бац! – дверь захлопнулась. Я был так увлечен своими делами, что даже подпрыгнул. Я не верил своим глазам. Металлическая дверь захлопнулась намертво. Какой же я осел! Естественно, дверь открывается снаружи только ключом, а ключ внутри, в ящике прилавка. Мобильник тоже был недосягаем, я оставил его в подсобке, когда варил кофе. Радиотелефон стоял на базе, потому что по нему звонили очень редко. Окна туалета и подсобки, выходившие во дворик, не только плотно закрыты, поскольку была зима, но от греха подальше на них стояли еще и металлические решетки, поскольку магазин находился на первом этаже. Я посмотрел в окно в надежде, что на меня снизойдет вдохновение, как выбраться из этой ситуации. Никакое вдохновение не пришло. Только отчаяние от того, что магазин открыт, и до кассы может добраться любой, кроме владельца. Черт, что же делать?
 
Я огляделся. Не было ни одного инструмента, пригодного для того, чтобы сломать дверь. Даже если я стану дубасить по двери зонтом, вышибить ее не получится. Я ведь не Индиана Джонс. У меня была бумага, защищавшая землю от краски, наполовину заляпанная и еще непросохшая. Были кисти и краска. Послать весточку, как похищенный? Кому? Куда? Все окна дома, выходящие во дворик были закрыты. Как отправить письмо? Я посмотрел наверх. Там были лишь бельевые веревки с болтающимися на них прищепками. Плохая погода не располагала к стирке. Никто не собирался выходить днем, чтобы развесить вещи. Хуже того, на первом этаже никто не жил, именно поэтому у нас и были протечки, никто не заметил, что прорвало трубу. Ну и кто меня увидит? Кроме того, что мне написать-то? “Помогите, я взаперти! Сообщите маме, пожалуйста, у нее есть запасные ключи!” Маме? Сразу после выписки из больницы?! Когда мы тихо-мирно попрощались? Нет, это невозможно. Лучше так: “Помогите! Я во внутреннем дворе. Магазин канцтоваров на такой-то улице. Войдите, пожалуйста, в магазин через парадную дверь. – И можно было бы добавить: – Только не грабьте меня, просто откройте”.
 
Я все больше замерзал, как только переставал двигаться. Тут еще и стемнело. Я так распсиховался, что наступил на банку с краской. Замечательно. Теперь я оставлял во дворе множество зеленых следов. Да, зеленых. Мне взбрело в голову перекрасить свою жизнь в яблочно-зеленый цвет. А еще говорят, что подсознания не существует. Видимо, придется ждать, когда краска высохнет, чтобы стереть ее растворителем; чем больше я тер краску газетами, тем больше она размазывалась. Кроме того, газеты могут понадобиться, чтобы укрыться ими или написать письмо, если ситуация затянется.  Следует распоряжаться ими по уму. Нужно успокоиться и что-то делать.  Я придумал кое-что, для меня невыполнимое: кричать. До тех пор, пока кто-нибудь меня не услышит. Стыдобища, да и только! Я снова заглянул в окно. В магазине было спокойно, моя катастрофа его не коснулась. До меня доносилась негромкая музыка с “Радио Классика”. Мне казалось прискорбным быть ограбленным под музыку Игоря Стравинского, тему сегодняшней передачи. К счастью, покупателей не было. Внезапно у витрины замаячил чей-то силуэт. Только бы не вор! Только бы не вор! Не знаю толком, что привлекло его снаружи, но он несколько минут стоял у витрины и что-то выглядывал через стекло.  Может, готовился к нападению? Заметил, что хозяина нет, и магазин можно легко обчистить? Немного постояв и оценив свои шансы на успех, злоумышленник или злоумышленница (в сумерках и на таком расстоянии я не смог различить его черты) вошел внутрь. Из всех, живущих на земле людей, меньше всего я ожидал увидеть именно ее. Я решил, что сошел с ума, так меня удивило то, что она сделала. Это была Корина. Она пробыла в магазине лишь несколько минут. Не позвала меня. Не стала искать. Просто оставила на прилавке конверт и поспешно вышла, будто за ней гнались...  Я звал ее. Искал. Кричал во все горло. Колотил в стальную дверь. Она не услышала меня. Я плюхнулся на землю. Не заметив след от краски, я угодил задницей прямо в него, и когда встал, это выглядело так, будто кто-то отвесил мне смачный пинок в то место, которое старенькая мама нашей соседки Фатимы называет “пятой точкой”. Мне было пофиг. Я сумел взять себя в руки. Подумал о Паркере. О том, что все хорошо. О том, как вырваться из этой трясины. На меня напал хохот. Я всё смеялся, когда в окне зажегся свет. Классно! Я вскочил на ноги. Наконец-то сосед! Подсохшие газетные листы прилипли тут и там к моей одежде, и теперь я больше был похож на пугало Страшилу у дороги из желтого кирпича, а не на Железного Дровосека из моего сна. Отлеплять газеты мне было недосуг. Я постучал в окошко. Тук-тук-тук! Затем постучал снова. Тот, кто включил свет, от меня не ускользнет. Тук-тук-тук!
 
- Эй!.. Привет!.. Это сосед снизу... Привет! Это я, Висенте... Э-ге-гей...
 
Послышалось журчание сливаемой в туалете воды, окошко отворилось, и в оконном проеме появилось улыбающееся лицо словоохотливой соседки.
 
- Привет.
 
- Извини, я, наверно, тебя напугал, – сказал я.
 
- Как бы не так! – ответила Лаура или Эва.
 
- Ты подумаешь, что это бред, но я оказался запертым во дворе. Я вышел сюда по делам, и…
 
- И давно ты здесь сидишь?
 
- Да нет, недавно… Не могла бы ты?..
 
- Да, конечно.
 
Ева-Лаура закрыла окошко.
  
Я чувствовал себя счастливым. Моя полоса менялась. Я потерял собаку и нашел. Меня заперли, а теперь освобождали. Я торопливо срывал газетные листы со штанин, с локтей, и, главное, с задницы. Лучше след от пинка под зад, чем висящий там газетный лист. Я заправил рубашку в брюки и слегка пригладил волосы. У меня жесткие, непослушные волосы, и если их не расчесать, то, по словам матери, я похож на чокнутого. Дверь, казавшаяся непреодолимой, отворилась, ее открыла Лаура. Дверь не была зеленой, но зелеными были мои руки, ботинки, дорожки во дворе и два стула, не говоря уже о полностью запятнанных рубашке и брюках. Для начала неплохо.
 
- Спасибо.
 
- Да не за что.
 
Она всегда улыбалась; до сих пор я этого не замечал, но Ева или Лаура всегда улыбалась. Я тоже улыбнулся. Она повернулась, чтобы идти обратно в салон красоты, но мне показалось, что обмена любезностями слишком мало для оказанной мне огромной услуги, и я попытался продлить диалог.
 
- Поскольку я теперь один…
 
Ева или Лаура обернулась и посмотрела на меня с присущим ей даром проявлять внимание к другим.
 
- А та девушка, что работала здесь вместе с тобой, уже не работает? Что-то ее не видно.
 
- Уже нет.
 
- В малом бизнесе трудно иметь сотрудников, верно? Приходится срабатываться с ними. Сестра ушла в декрет, так что придется нанимать кого-то, а мне лень…
 
- Есть и хорошие люди, – ответил я. Она рассмеялась и протянула мне карточку.
 
- Там, в переулке, открывают новый бар. Они заходили к нам в полдень, приглашали выпить по бокалу, но ты уже закрылся.
 
- Да, пришлось отъехать, чтобы забрать маму. Ее выписали из больницы.
 
- Что с ней случилось? – Лицо Евы-Лауры выражало неподдельную тревогу.
 
- Опять упала, но все хорошо, насколько это возможно.
 
- Бедная.
 
Мы замолчали. Мне не хотелось, чтобы Ева-Лаура уходила, но я не мог придумать, что еще сказать. Она открыла дверь, но прежде чем уйти, снова повернулась и улыбнулась.
 
- Сестра не пойдет, она беременна и боится преэклампсии. [прим: преэклампсия – токсикоз на поздних сроках беременности]
 
Я понятия не имел, что такое преэклампсия, но кивнул.
 
– Я подумываю пойти. А ты пойдешь?
 
Я взглянул на карточку, которую дала мне Ева-Лаура. Это было приглашение в бар на хамон с шампанским. Наш район тоже менялся. Не знаю, говорил ли я, но наш магазин находится на улице, не слишком бойкой в смысле торговли. На ней найдется от силы один-два магазина. В нескольких кварталах от нас есть школа и лицей, а в другой стороне – рынок, вот и получается, что мы находимся на забавной оси пусть и умирающего района. Я говорю “умирающий район”, потому что так точнее, нежели говорить “преобразующийся район”, как именуют его местные чинуши, когда приближаются муниципальные выборы, как бы заявляя, что у него есть будущее, а для живущих здесь это этап перемен к лучшему, хотя нам может казаться, что всё наоборот. Это часть того, что я твердил себе во взрослой жизни или терпел от нее: временный этап, пока не доберусь до нормального, окончательного, а раз он временный, то и оценивать его не нужно. Как поездку на пляж на автобусе. Автобус невыносим, но это всего лишь средство добраться до моря, где отлично проведешь время в общении с друзьями, которые тебя там ждут. В моем случае такие друзья – Хосе Карлос, потому что с Кориной до пляжа я так и не добрался. Я имел в виду, что не стану оценивать свой отпуск по одной скверной автобусной поездке. Моя жизнь была немного похожа на такую поездку, но сон о моем отце подсказал: нельзя провести в автобусе всю жизнь.
 
Выходи.
 
- Конечно, пойду. С огромным удовольствием.
 
- Замечательно! Просто чудесно. Тогда пойдем вместе, если ты не против. Понимаешь, у меня не так много знакомых в этом районе, и я стесняюсь, а пойти посмотреть хочется.
 
Я тоже хотел пойти посмотреть. Вместе с Евой. Или с Лаурой.
 
- Не против... – и я рискнул, потому что храбрецы рискуют, – … Ева.
 
- Лаура. Я – Лаура. У тебя на лице краска.

© Copyright: Вера Голубкова, 2025

Регистрационный номер №0540645

от 27 мая 2025

[Скрыть] Регистрационный номер 0540645 выдан для произведения:
Обиталище улитки
 
У меня был мой пес. Была мама. Был я сам. Но время остановилось. Мало того, был конец месяца, и покупатели почти не заходили. Первый день моей оставшейся жизни, день, который должен был стать новым и захватывающим, тянулся вечность в моей естественной среде, в обиталище улитки, в окружении тетрадей, папок, скоросшивателей, гелевых ручек и маркеров – предметов, казавшихся мне немыми и более далекими, чем когда-либо. Я не знал, чем себя занять, и вышел в захламленный внутренний дворик, чтобы наконец-то навести там порядок. Неважно, что будет с магазином, продам я его или куплю, но во дворе нужно прибраться. Он превратился в своего рода свалку, где хранилось всё старьё, начиная от детских племяшкиных велосипедов и заканчивая барбекюшницей, зонтом без спиц и парой гамаков, которые сестра купила, когда снимала пентхаус с террасой. Теперь места для них не находилось, и они валялись среди банок с акриловой краской, которые я с большим энтузиазмом купил прошлым летом, задумав перекрасить мебель в магазине и придать ему тем самым новый облик. Само собой разумеется, что я ничего не перекрасил. После обеда, решив, что время пришло и за делами оно идет быстрее, я вытащил из подсобки два стула, несколько старых газет, кисти, скипидар и принялся за работу. На улице было холодно, и я не переоделся в рабочую одежду, но если все делать аккуратно, то не заляпаешься. Я открыл банку с краской. Ради всего святого, ну и странный цвет я выбрал. Тем целесообразнее начинать со стульев, и если не понравится, то забросить это дело окончательно. Я сварил кофе и уже взялся за кисть, думая о том, что с некоторых пор кофе не кажется мне таким вкусным, и, возможно, я перейду на чай (хотя говорят, что теин так же вреден как и кофеин), и вдруг – бац! – дверь захлопнулась. Я был так увлечен своими делами, что даже подпрыгнул. Я не верил своим глазам. Металлическая дверь захлопнулась намертво. Какой же я осел! Естественно, дверь открывается снаружи только ключом, а ключ внутри, в ящике прилавка. Мобильник тоже был недосягаем, я оставил его в подсобке, когда варил кофе. Радиотелефон стоял на базе, потому что по нему звонили очень редко. Окна туалета и подсобки, выходившие во дворик, не только плотно закрыты, поскольку была зима, но от греха подальше на них стояли еще и металлические решетки, поскольку магазин находился на первом этаже. Я посмотрел в окно в надежде, что на меня снизойдет вдохновение, как выбраться из этой ситуации. Никакое вдохновение не пришло. Только отчаяние от того, что магазин открыт, и до кассы может добраться любой, кроме владельца. Черт, что же делать?
 
Я огляделся. Не было ни одного инструмента, пригодного для того, чтобы сломать дверь. Даже если я стану дубасить по двери зонтом, вышибить ее не получится. Я ведь не Индиана Джонс. У меня была бумага, защищавшая землю от краски, наполовину заляпанная и еще непросохшая. Были кисти и краска. Послать весточку, как похищенный? Кому? Куда? Все окна дома, выходящие во дворик были закрыты. Как отправить письмо? Я посмотрел наверх. Там были лишь бельевые веревки с болтающимися на них прищепками. Плохая погода не располагала к стирке. Никто не собирался выходить днем, чтобы развесить вещи. Хуже того, на первом этаже никто не жил, именно поэтому у нас и были протечки, никто не заметил, что прорвало трубу. Ну и кто меня увидит? Кроме того, что мне написать-то? “Помогите, я взаперти! Сообщите маме, пожалуйста, у нее есть запасные ключи!” Маме? Сразу после выписки из больницы?! Когда мы тихо-мирно попрощались? Нет, это невозможно. Лучше так: “Помогите! Я во внутреннем дворе. Магазин канцтоваров на такой-то улице. Войдите, пожалуйста, в магазин через парадную дверь. – И можно было бы добавить: – Только не грабьте меня, просто откройте”.
 
Я все больше замерзал, как только переставал двигаться. Тут еще и стемнело. Я так распсиховался, что наступил на банку с краской. Замечательно. Теперь я оставлял во дворе множество зеленых следов. Да, зеленых. Мне взбрело в голову перекрасить свою жизнь в яблочно-зеленый цвет. А еще говорят, что подсознания не существует. Видимо, придется ждать, когда краска высохнет, чтобы стереть ее растворителем; чем больше я тер краску газетами, тем больше она размазывалась. Кроме того, газеты могут понадобиться, чтобы укрыться ими или написать письмо, если ситуация затянется.  Следует распоряжаться ими по уму. Нужно успокоиться и что-то делать.  Я придумал кое-что, для меня невыполнимое: кричать. До тех пор, пока кто-нибудь меня не услышит. Стыдобища, да и только! Я снова заглянул в окно. В магазине было спокойно, моя катастрофа его не коснулась. До меня доносилась негромкая музыка с “Радио Классика”. Мне казалось прискорбным быть ограбленным под музыку Игоря Стравинского, тему сегодняшней передачи. К счастью, покупателей не было. Внезапно у витрины замаячил чей-то силуэт. Только бы не вор! Только бы не вор! Не знаю толком, что привлекло его снаружи, но он несколько минут стоял у витрины и что-то выглядывал через стекло.  Может, готовился к нападению? Заметил, что хозяина нет, и магазин можно легко обчистить? Немного постояв и оценив свои шансы на успех, злоумышленник или злоумышленница (в сумерках и на таком расстоянии я не смог различить его черты) вошел внутрь. Из всех, живущих на земле людей, меньше всего я ожидал увидеть именно ее. Я решил, что сошел с ума, так меня удивило то, что она сделала. Это была Корина. Она пробыла в магазине лишь несколько минут. Не позвала меня. Не стала искать. Просто оставила на прилавке конверт и поспешно вышла, будто за ней гнались...  Я звал ее. Искал. Кричал во все горло. Колотил в стальную дверь. Она не услышала меня. Я плюхнулся на землю. Не заметив след от краски, я угодил задницей прямо в него, и когда встал, это выглядело так, будто кто-то отвесил мне смачный пинок в то место, которое старенькая мама нашей соседки Фатимы называет “пятой точкой”. Мне было пофиг. Я сумел взять себя в руки. Подумал о Паркере. О том, что все хорошо. О том, как вырваться из этой трясины. На меня напал хохот. Я всё смеялся, когда в окне зажегся свет. Классно! Я вскочил на ноги. Наконец-то сосед! Подсохшие газетные листы прилипли тут и там к моей одежде, и теперь я больше был похож на пугало Страшилу у дороги из желтого кирпича, а не на Железного Дровосека из моего сна. Отлеплять газеты мне было недосуг. Я постучал в окошко. Тук-тук-тук! Затем постучал снова. Тот, кто включил свет, от меня не ускользнет. Тук-тук-тук!
 
- Эй!.. Привет!.. Это сосед снизу... Привет! Это я, Висенте... Э-ге-гей...
 
Послышалось журчание сливаемой в туалете воды, окошко отворилось, и в оконном проеме появилось улыбающееся лицо словоохотливой соседки.
 
- Привет.
 
- Извини, я, наверно, тебя напугал, – сказал я.
 
- Как бы не так! – ответила Лаура или Эва.
 
- Ты подумаешь, что это бред, но я оказался запертым во дворе. Я вышел сюда по делам, и…
 
- И давно ты здесь сидишь?
 
- Да нет, недавно… Не могла бы ты?..
 
- Да, конечно.
 
Ева-Лаура закрыла окошко.
  
Я чувствовал себя счастливым. Моя полоса менялась. Я потерял собаку и нашел. Меня заперли, а теперь освобождали. Я торопливо срывал газетные листы со штанин, с локтей, и, главное, с задницы. Лучше след от пинка под зад, чем висящий там газетный лист. Я заправил рубашку в брюки и слегка пригладил волосы. У меня жесткие, непослушные волосы, и если их не расчесать, то, по словам матери, я похож на чокнутого. Дверь, казавшаяся непреодолимой, отворилась, ее открыла Лаура. Дверь не была зеленой, но зелеными были мои руки, ботинки, дорожки во дворе и два стула, не говоря уже о полностью запятнанных рубашке и брюках. Для начала неплохо.
 
- Спасибо.
 
- Да не за что.
 
Она всегда улыбалась; до сих пор я этого не замечал, но Ева или Лаура всегда улыбалась. Я тоже улыбнулся. Она повернулась, чтобы идти обратно в салон красоты, но мне показалось, что обмена любезностями слишком мало для оказанной мне огромной услуги, и я попытался продлить диалог.
 
- Поскольку я теперь один…
 
Ева или Лаура обернулась и посмотрела на меня с присущим ей даром проявлять внимание к другим.
 
- А та девушка, что работала здесь вместе с тобой, уже не работает? Что-то ее не видно.
 
- Уже нет.
 
- В малом бизнесе трудно иметь сотрудников, верно? Приходится срабатываться с ними. Сестра ушла в декрет, так что придется нанимать кого-то, а мне лень…
 
- Есть и хорошие люди, – ответил я. Она рассмеялась и протянула мне карточку.
 
- Там, в переулке, открывают новый бар. Они заходили к нам в полдень, приглашали выпить по бокалу, но ты уже закрылся.
 
- Да, пришлось отъехать, чтобы забрать маму. Ее выписали из больницы.
 
- Что с ней случилось? – Лицо Евы-Лауры выражало неподдельную тревогу.
 
- Опять упала, но все хорошо, насколько это возможно.
 
- Бедная.
 
Мы замолчали. Мне не хотелось, чтобы Ева-Лаура уходила, но я не мог придумать, что еще сказать. Она открыла дверь, но прежде чем уйти, снова повернулась и улыбнулась.
 
- Сестра не пойдет, она беременна и боится преэклампсии. [прим: преэклампсия – токсикоз на поздних сроках беременности]
 
Я понятия не имел, что такое преэклампсия, но кивнул.
 
– Я подумываю пойти. А ты пойдешь?
 
Я взглянул на карточку, которую дала мне Ева-Лаура. Это было приглашение в бар на хамон с шампанским. Наш район тоже менялся. Не знаю, говорил ли я, но наш магазин находится на улице, не слишком бойкой в смысле торговли. На ней найдется от силы один-два магазина. В нескольких кварталах от нас есть школа и лицей, а в другой стороне – рынок, вот и получается, что мы находимся на забавной оси пусть и умирающего района. Я говорю “умирающий район”, потому что так точнее, нежели говорить “преобразующийся район”, как именуют его местные чинуши, когда приближаются муниципальные выборы, как бы заявляя, что у него есть будущее, а для живущих здесь это этап перемен к лучшему, хотя нам может казаться, что всё наоборот. Это часть того, что я твердил себе во взрослой жизни или терпел от нее: временный этап, пока не доберусь до нормального, окончательного, а раз он временный, то и оценивать его не нужно. Как поездку на пляж на автобусе. Автобус невыносим, но это всего лишь средство добраться до моря, где отлично проведешь время в общении с друзьями, которые тебя там ждут. В моем случае такие друзья – Хосе Карлос, потому что с Кориной до пляжа я так и не добрался. Я имел в виду, что не стану оценивать свой отпуск по одной скверной автобусной поездке. Моя жизнь была немного похожа на такую поездку, но сон о моем отце подсказал: нельзя провести в автобусе всю жизнь.
 
Выходи.
 
- Конечно, пойду. С огромным удовольствием.
 
- Замечательно! Просто чудесно. Тогда пойдем вместе, если ты не против. Понимаешь, у меня не так много знакомых в этом районе, и я стесняюсь, а пойти посмотреть хочется.
 
Я тоже хотел пойти посмотреть. Вместе с Евой. Или с Лаурой.
 
- Не против... – и я рискнул, потому что храбрецы рискуют, – … Ева.
 
- Лаура. Я – Лаура. У тебя на лице краска.
 
Примерный сын - Глава 24
Рейтинг: 0 48 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!