Ёмкая разговорная энциклопедия. Ю

Ю

ОБ ЮЗЕРАХ

А вы что, думали, что я тут, как в детской азбуке, вам о юле первым делом писать стану? Так ведь выросли мы уже все из своих коротких штанишек и юбочек, нам теперь подавай только то, что можно одеть сразу, чтобы пополновеснее, подешевле, и не раздумывая. Нет, некоторые, конечно, предпочитают сперва посоветоваться, да полдня своей драгоценной жизни потратить на приобретение того, что им не нужно. Так ведь это не «юзеры», а «лузеры», и не о них здесь пойдет речь (читай «о магазинах»).

Итак, пляшем от печки, то есть – определения: пользователь, потребитель. По-моему, так вовсе даже и необидные слова: про «пользу» да «потребу». С чего же это нам стало так на юзера-то обидно? Нет, креативщики, те, разумеется, могут и вовсе эту статью не читать (хотя даже для них, быть может, это тоже полезно), да под пивко разрабатывать хитроумные программы для нас, юзеров, какой разговор? Нам-то до них, как до лампочки, и еще неизвестно, кто из нас юзер.  Так вот: разберем термин «польза»: не-льзя, льзя, и это же самое льзя, только уже под самую завязку, вот что такое наша с вами по-льзя. Нужная, но в меру, благотворная, однако без фанатизма.

«Потреба»? Опять-таки удачный термин: тоже «по», и обратно - «треба». «Каждому по потребностям, от каждого по способностям», - знакомая фраза, не так ли? Правда, коммунисты ее вконец извратили, и под «способностью» начали понимать возможность выжать из человека с помощью силовых структур все, что только можно. А потребность… Да стоит только человеку на глаза одеть черную повязку, засунуть в рот кляп, да для острастки как следует надавать по башке,  и все, – кроме похлебки и телогреечки, ему больше ничего и не «треба». А лозунг был в принципе неплохой, так что против коммунизма, как такового, я ничего такого не имею. «Только вот жить в эту пору прекрасную…».

Верно, не судьба, и не потому, что мы все поголовно юзеры, от нас одна только польза; а оттого, что некоторые из нас мнят себя креативными личностями, то бишь, переводя на русский язык – творцами. Нет, творец – это очень даже хорошо и замечательно, однако когда он не от слова «вор» и «тварь». Если же вдвойне – то и вовсе, прощай, светлое будущее, и пропади ты пропадом, беспросветное настоящее. Но – не стоит отчаиваться, когда в мире живет столько нормальных и добрых юзеров, с молоком матери впитавших в себя «льзя» и «требу»: ведь «требой» называют также и церковную службу, не так ли? А в храме нет места для воров и тварей, там не воруют и не бесчинствуют, в нем хранят и наследуют, а унаследованным – пользуются. Так и в нашей повседневной жизни: мы опираемся на ту мораль, на те знания, что нам оставили наши предки, и не на что другое, иначе давно бы от человечества не то, что камня на камне,  даже мокрого места не осталось бы.

Так что хвала вам всем, юзерам, хранителям и архивариусам, долгих вам лет жизни, а я, пока вы там своей мышкой кликаете, пойду, и очередную гадость для вас придумаю: без креатива как-то скучно, не правда ли?

ОБ ЮНГАХ

Даже неслужившему человеку понятно, что «юнга» - это означает «молодой». Он что в армии молодой, что на флоте – почти без разницы. Разве что один драит зубной щеткой туалет, а другой – гальюн, а так все примерно одинаково, за исключением одного момента: в отличие от бритого призывника, юнга – это несовершеннолетний безумец, решивший как можно раньше, и чтобы навсегда, связать себя с морем. Нет, чтобы ему еще годика два подождать на бережку, да уму-разуму набраться, так ведь нет, неймется ему, головастику, якорь поточить да на голых дельфинов полюбоваться.

Ему что, на суше девчонок не хватало? Те же самые дельфины, только вместо восторженных воскликов и рыбки им еще и пироженки с шампанским да цветами подавай. А так – те же дельфины, - так же гладки, холодны и симпатичны. Нет, я ничего не имею против девушек, как таковых, они мне тоже нравятся, прошу у вас прощения на всякий случай, но все же позволю себе небольшую ремарку: когда вы, золотки мои, молчите. И учтите, пожалуйста, на будущее: во многом именно из-за ваших амбиций эти подающие надежды (стать менеджерами, директорами, или даже губернаторами), мальчишки и подаются в юнги.

А дальше… Вы, девочки, знаете, что дальше происходит с юнгами? Вот, не знаете. Сразу после посвящения в «молодые» у них начинается натуральный, непрекращающийся процесс прилюдного унижения (хуже, чем у духа в керзачах): для того, чтобы тот знал свое место, вместо бескозырки со свободно развевающимися по ветру ленточками (очень полезная вещь, особенно когда их между зубов зажать во время резких порывов ветра), юнг снабжают теми же бескозырками, только вот ленточки у них завязаны сбоку бантиком.

Вы представляете себе вьюношь лет этак пятнадцати от роду, и с бантиком на башке? Што – хы? Это сейчас вам на это наплевать, а в подростковом возрасте такое непотребство носить – для этого настоящий героизм нужен. Я лично сомневаюсь, чтобы я в эти годы смог бы смириться с бантиком. А ведь эти стоики все эти насмешки и глупые шутки гражданских, и, более того, молоденьких гражданочек мужественно переносят, и даже зубами не скрипят. До разумных пределов, разумеется: если юнгу по-настоящему разозлить, то он, пока начальства поблизости нет, может и в зубы дать.

Но бантики, естественно, не самая главная трудность по пути становления морсковолчьей личности, ибо юнги, увы, умеют мечтать. Море штормит, их укачивает и попервости тошнит, а они – мечтают. Заставляют после стрельб орудия драить, или по вантам на досягаемую лишь птицам высоту карабкаться – они лезут, драят, и опять мечтают. О чем? Да каждый о своем: кто о дальних странствиях (как будто и так еще мало!), кто о капитанской фуражке, а кто и вовсе о скором возвращении на берег и о Катьке со второго подъезда. А что поделать? Юнги же – они ведь почти что настоящие мужчины, им тоже хочется и одного, и второго, и третьего сразу и одновременно, и от этого никуда не денешься.

А так как молодому морячку не разорваться, ему остается лишь одно: через долгие годы и бесчисленные мили, став капитаном, или хотя бы старпомом, воплотить скопом в жизнь все, о чем мечталось, практически очертя голову. Разве что вот укачивать уже давно не укачивает, на реи карабкаются уже другие, а Катюха-злыдня лет уже пятнадцать как выскочила замуж за сухопутную очкастую крысу с портфелем. Да и заграничные порты с дельфинками в юбках, положа руку на сердце, приелись: староват ты, капитан, уже для подобных утех.

Так о чем и, главное, зачем же мечтают юнги? Вопрос, как говорится, вопросов. Но – их все равно неудержимо тянет к себе море, пучина эта бездонная, романтика ли это странствий, или же пьянящий, вольный, ограниченный лишь парой сотен футов палубой, дух свободы. Может быть, чтобы жить в море, рядом с морем, чтобы само море также наряду с ними пело и дышало, а мы, топтуны, сидя на диванах, с придыханием и легкой завистью слушали байки об их приключениях? Или же, по привычке покачиваясь, вновь с корабля сойти на берег, и остро почувствовать, что моряки – не такие, как остальные, а особенные? Может быть, может быть.  

Однако это не объясняет самого главного: отчего вдруг это один пацаненок становится юнгой, а другой, хоть и из семьи потомственных моряков, остается на суше. Что, духу у того не хватило? Отнюдь: куда как сложнее сойти с протоптанной дорожки, нежели чем, пусть и с превеликим трудом, идти по ней, твоими предками проторенной. Нашего человечка тянет в юнги совсем не особенность бытия, не ширь да гладь, да божья благодать, и даже не так называемая свобода, нет. 

Скорее всего, это ощущение, состояние, можно назвать распахнутостостью души и ответной, суровой и прекрасной приемлемости мира, чувством торжественного одиночества и всеобъемлющего поглощения тебя и тобой сущего, каким бы оно ни было. Трудна жизнь юнги? – да. Опасна? – да. Зовуща? – тоже да. И – все же прекрасна. Кстати, помните, а когда у нас день военно-морского флота? Так вот: хоть раз не постесняйтесь, пожалуйста, и хоть на денечек прицепите к своей шапке в этот праздник сбоку бантик.