Сейчас я начну шутить, а вы смеяться. Повторяю еще раз. Я вам фразы, а вы мне… Правильно, это очень легко запомнить. Но вы будете не просто смеяться, а взахлеб. И не просто взахлеб, а истерически хохотать, забыв об этикете и приличиях. Смех вонзится в легкие, воздух уклонится от хватания ртом, но глоток воды вам не поможет – это же не икота. Хотя и она вас настигнет. Вы забудете о настоящем, о погоде, и, о боги, не вспомните даже про смартфон и такие праздные мелочи, как открытая сумочка, кредитки, бумажник и ключи. Только взгляд, прикованный к дирижерской палочке говорящего.
Но будут и другие.
Одни, мило улыбаясь, прикинутся, что внимательно слушают. А в это время в их главном полушарии развернется настоящий бой между оплатой как всегда не вовремя нагрянувшей платежки и «Зима близко».
Вторые – очень, ну очень уставшие. «Будь прокляты эти вечные пробки. Будь прокляты чайники и водители маршруток. Будь проклят тот, кто придумал колесо и метрополитен в придачу». И больше всего они сожалеют, что не послушались и не отправились на выставку с несколько утомленным названием »Любуемся на окружающих в тишине и благоговении».
Третьи. Враги любого автора. Ироничная ухмылка до, после и во время. «Нет, это не Рио-де-Жанейро».
И последние. С ними все ясно. Юмор как чувство до них не добрался, или, наоборот, был выплюнут за ненадобностью. Как с ними общаться без топора за пазухой – ума не приложу.
Впрочем, я не в обиде на все эти подвиды несмеющихся. Я их просто запомню. На весь остаток теперь уже вполне предсказуемой для них судьбы.
– Что это за текст?!
Позвольте представить – мой адвокат. Высок, статен, хорошо одет. Английский шелк, французский галстук, море обаяния. И если врет, то так профессионально. Благодаря его шарму и уменьям, я точно встречу дома свой столетний юбилей. Если, конечно, моей прощальной речью…
– Что это?! Последнее слово или харакири?
– Ну как.
А это в диалог вступаю я. Что о себе сказать? Низкоросл, люблю покушать. С одеждой модной как-то не сложилось. Шучу я беспрерывно – было б с кем. Что поделать – гены. Мои предки развлекали народ за деньги с незапамятных времен. Правда, на мне династии пришел конец. Имею хобби: из чужих домов прихватываю альбомы семейных фото. Все стены в них, создают уют. Был лучший друг – говорящий Кеша, но предал. Из-за него я тут. Зачем вам, как меня зовут? К нумерологу или гадалке побежите? Да и еще. Нет у меня галстуков из разных там парижей.
– Ну как. Мне же дадут напоследок проговорить все, что душа желает.
– И ты решил наотмашь пригвоздить тех, чье мнение в беспокойстве ожидаешь?
– Нет, но если должным образом не отреагируют…
– Должным образом?! Тогда что, головы им начнешь рубить? Тяжелый случай. И где же то, от чего им надлежит взахлеб?
– Переверни листок. Там все…
Несколько веков назад. Закат правления Людовиков, о чем они еще не подозревают. Вечер. Предместье Парижа. Большой невзрачный дом подальше от соседей. Принадлежит известной на всю страну династии законных отделителей голов.
За столом крепкий мужчина привычно доедает ужин. Рядом суетится его супруга с застывшей маской равнодушия на лице.
– Вина подай. И хлеба не жалей. Сегодня на службе удивительное было. Представь…
Площадь. Народ в нетерпеливом ожидании. Все готово к казни. Никто не ждет подвоха. За столько лет все знают свои роли.
Приводят человека. Такой забавный. Внезапно анекдот мне начинает говорить. Да такой смешной, что даже ты по окончании улыбнешься, скорее гримасу скорчишь.
Вызывает король придворного шута.
– Добрые люди донесли, что насмехался ты над нашим палачом.
– Да что вы, мой король, как я мог. Я так его боюсь, что мой язык начинает заплетаться прежде, чем я подумаю о нем.
– Не смей перечить королю. Вот ясно люди доложили: «В приватной обстановке всякий раз мерзавец-шут проходится по дочке палача. Дескать, та его прижимает по углам, хохочет над каждой фразой и к папеньке на благословение зовет. Говорит, что никогда ее в жены не возьмет. Как слово поперек ей молвить, когда в голове мелькает образ тестя с топором. А уж если пошутить не к месту за праздничным столом или тем паче в супружеской постели. Ну его».
Да, при дворе вы с ним для меня важнейшие фигуры. Оба прилюдно лишаете дара речи: один на миг, другой необратимо. И главное, что шутками напоминаешь всему двору, что топор всегда готов к работе. Вы оба мне так дороги. Но народ волнуется и ждет королевского решения. Посему, я назначаю поединок между вами. Оружие? То, которым более других владеете вы в совершенстве.
Дуэль. Вначале шут назвал губителя милейшим человеком, развеселив его впервые в жизни. Скука на его лице превратилась во что-то наподобие улыбки. Что ж, первый раунд за шутом…
Возвращаемся на место казни. До отрубания головы остается всего одна минута.
Внезапно обрывает анекдот.
– Но как все завершилось? Чем тот палач ответил? Кто победил в дуэли? – допытываюсь я. И говорит забавный человек: «Ничья»…
Мы вновь в доме любителя крепких топоров. Супруги кушают десерт.
– Давно так не смеялся. Хороший малый… Был. А я что могу? Работа у меня такая. Что не веселишься? Совсем без юмора живешь. И как я на тебе женился?
Со следующей недели поздно буду возвращаться. Отправляют на учебу. До нас докатилась, как его, автоматизация процесса. Говорят, отныне топор мой не этичен. Впереди эпоха гильотины…
Снова современный интерьер. Перед днем, когда многое решится. Адвокат и подсудимый мило продолжают разговор о делах судебных.
– Ты удивлен, что я до сих пор не хохочу от твоих страстей французских?
– Не, ну может сегодня ты изрядно притомился.
– А уж как будут утомлены те, кому собираешься все это напоследок рассказать. Впрочем, слова и не нужны. Уже позаботились обо всем твои дела. Уверен, до сих пор у присяжных нескончаемый взахлеб от твоего ограбления века. Это ж надо…
На рынке обменял попугая на курицу и петуха. Там вскоре продал их крестьянам с ближайшего села. И не прошло и дня, как со двора украл эту парочку у тех же землепашцев. Наутро загримировав себя, снова торговать явился. И тем же бедолагам задорого продал опять того же петуха. Вдобавок курочку предложил за небольшие деньги. Счастливые ушли клиенты. Знали бы… Той же ночью вор навсегда отбил у семейной пары желание заниматься птицеводством. На следующее утро еще раз изменил свой облик. Пришел на знакомое для всех троих местечко, где с доплатой обменял несчастных птиц на двух говорящих попугаев. Один из них немедленно признал тебя. О чем через мгновение весь базар услышал.
– Тебе не кажется, что кто-то идиот с рожденья?
– Да, попугай не особенно умен. А я еще для него хотел сосватать пару. Эх, Кеша, Кеша. Но почему за такую ерунду собрали суд из неизвестных мне присяжных?
– А тебе напомнить, откуда взялся, может и не умный, но чрезвычайно говорливый какаду?
Выпив для храбрости дешевого портвейна, пошел ты, как говорится, на работу. Залез в огромный отдельно стоящий некрасивый дом. Ну здесь ты мастер, что сказать. Затарившись по самое могу, уже был готов покинуть гостеприимное жилище. Но тут раздался крик: «Молчать, убью!». Так началось твое знакомство с болтливым какаду. Его ты и забрал оттуда вместе с топором, лежащим возле клетки по неведомой причине.
– Я все понимаю. Приходя, так сказать, с работы, хочется кому-нибудь излить. А дома из говорящих только Кеша. Но ведь ты не только сдал все явки и пароли безмозглой птице, но еще и на такое замахнулся… Ну чем тебе король не угодил, Людовик, понимаешь? Лекцию он читал попугаю про справедливость, республику и гильотину. И каков итог? Отныне весь отдел по добрым отовсюду голосам благодарит тебя за свои карьеры.
– А что я говорил такого? Я развлекался так, шутил. Ведь уже давно никаких Людовиков в помине.
– Какая разница! Запомни на весь остаток своей, боюсь, недолгой жизни. Доступные слова: живу с закрытыми глазами и ушами, к народу выхожу только с добрыми вестями. Все остальное для тебя табу, особенно бежать быстрее паровоза. И что ты там съязвил на ушко попугаю? Про клуб любителей сатиры во главе с дочкой палача? Ты ничего другого выдумать не мог? Как маленький ребенок, право. Пойми, шутить тебе никто не запрещает. Хоть круглосуточно остри. Но зафиксируй, а лучше запиши. Пришел домой. Включил на максимум колонки, телевизор, чайник – короче все, что звуки издавать способно. Закрылся в ванной. На полную горячий и холодный кран, так чтобы Ниагарский водопад ручьем казался. И вот уж там, закрывши рот руками… Когда из ванной выйдешь с топором…
– Господи, а с ним зачем?
– Да шут его знает, кто еще может обитать в квартире человека, чьи стены в незнакомых лицах, а лучшим другом – какаду? Кстати, а почему на допросе ты сказал, что унес попугая из дома отсекателя голов? Какой еще палач в двадцать первом веке? Он давно уже солидный господин в летах, известный спонсор фестиваля юмора и шутки.
– Господа, прошу, заходите в зал.
– Эй, адвокат. Кто с нами говорил сейчас?
– Который? Этот, с потухшим взглядом и гримасой, как после несмешного анекдота?
– Ну да, вон тот – в глазах отражение света, улыбка и решимость с гильотиною сразиться.
Заседание суда. Народ в предвкушении финальной речи. Все к ней готово. Никто не ждет подвоха. За столько лет все знают свои роли.
– Адвокат, а что там раздают присяжным и народу в зале?
– Не волнуйся. Каждому из них перед твоим выступлением полагается топорик.
– Что ж, зато без ненужных предисловий, вроде яиц с душком и тухлых помидоров.
– Господа присяжные, пожалуйста, садитесь. Подсудимый готов к последнему, надеюсь, без экспромтов, слову.
Да, я помню – без шуток, и Людовиков не надо. Конечно, ведь теперь я солидный, взрослый господин. Такой же шелк английский, галстук из Парижа.
Уважаемая публика!
Сейчас я начну рассказывать, а вы плакать, или, утомившись, топорик обнимать во сне… Стоп! Назад верните.
…………………………………………………………………………………………………………………………………………………….
Минутой ранее на том же самом месте. Уже без галстука, лукавый огонек в глазах.
Уважаемая публика!
Сейчас я начну шутить, а вы до истерики смеяться…
……………………………………………………………………………………………………………………………………………………..
[Скрыть]Регистрационный номер 0469132 выдан для произведения:
Уважаемая публика!
Сейчас я начну шутить, а вы смеяться. Повторяю еще раз. Я вам фразы, а вы мне… Правильно, это очень легко запомнить. Но вы будете не просто смеяться, а взахлеб. И не просто взахлеб, а истерически хохотать, забыв об этикете и приличиях. Смех вонзится в легкие, воздух уклонится от хватания ртом, но глоток воды вам не поможет – это же не икота. Хотя и она вас настигнет. Вы забудете о настоящем, о погоде, и, о боги, не вспомните даже про смартфон и такие праздные мелочи, как открытая сумочка, кредитки, бумажник и ключи. Только взгляд, прикованный к дирижерской палочке говорящего.
Но будут и другие.
Одни, мило улыбаясь, прикинутся, что внимательно слушают. А в это время в их главном полушарии развернется настоящий бой между оплатой как всегда не вовремя нагрянувшей платежки и «Зима близко».
Вторые – очень, ну очень уставшие. «Будь прокляты эти вечные пробки. Будь прокляты чайники и водители маршруток. Будь проклят тот, кто придумал колесо и метрополитен в придачу». И больше всего они сожалеют, что не послушались и не отправились на выставку с несколько утомленным названием »Любуемся на окружающих в тишине и благоговении».
Третьи. Враги любого автора. Ироничная ухмылка до, после и во время. «Нет, это не Рио-де-Жанейро».
И последние. С ними все ясно. Юмор как чувство до них не добрался, или, наоборот, был выплюнут за ненадобностью. Как с ними общаться без топора за пазухой – ума не приложу.
Впрочем, я не в обиде на все эти подвиды несмеющихся. Я их просто запомню. На весь остаток теперь уже вполне предсказуемой для них судьбы.
– Что это за текст?!
Позвольте представить – мой адвокат. Высок, статен, хорошо одет. Английский шелк, французский галстук, море обаяния. И если врет, то так профессионально. Благодаря его шарму и уменьям, я точно встречу дома свой столетний юбилей. Если, конечно, моей прощальной речью…
– Что это?! Последнее слово или харакири?
– Ну как.
А это в диалог вступаю я. Что о себе сказать? Низкоросл, люблю покушать. С одеждой модной как-то не сложилось. Шучу я беспрерывно – было б с кем. Что поделать – гены. Мои предки развлекали народ за деньги с незапамятных времен. Правда, на мне династии пришел конец. Имею хобби: из чужих домов прихватываю альбомы семейных фото. Все стены в них, создают уют. Был лучший друг – говорящий Кеша, но предал. Из-за него я тут. Зачем вам, как меня зовут? К нумерологу или гадалке побежите? Да и еще. Нет у меня галстуков из разных там парижей.
– Ну как. Мне же дадут напоследок проговорить все, что душа желает.
– И ты решил наотмашь пригвоздить тех, чье мнение в беспокойстве ожидаешь?
– Нет, но если должным образом не отреагируют…
– Должным образом?! Тогда что, головы им начнешь рубить? Тяжелый случай. И где же то, от чего им надлежит взахлеб?
– Переверни листок. Там все…
Несколько веков назад. Закат правления Людовиков, о чем они еще не подозревают. Вечер. Предместье Парижа. Большой невзрачный дом подальше от соседей. Принадлежит известной на всю страну династии законных отделителей голов.
За столом крепкий мужчина привычно доедает ужин. Рядом суетится его супруга с застывшей маской равнодушия на лице.
– Вина подай. И хлеба не жалей. Сегодня на службе удивительное было. Представь…
Площадь. Народ в нетерпеливом ожидании. Все готово к казни. Никто не ждет подвоха. За столько лет все знают свои роли.
Приводят человека. Такой забавный. Внезапно анекдот мне начинает говорить. Да такой смешной, что даже ты по окончании улыбнешься, скорее гримасу скорчишь.
Вызывает король придворного шута.
– Добрые люди донесли, что насмехался ты над нашим палачом.
– Да что вы, мой король, как я мог. Я так его боюсь, что мой язык начинает заплетаться прежде, чем я подумаю о нем.
– Не смей перечить королю. Вот ясно люди доложили: «В приватной обстановке всякий раз мерзавец-шут проходится по дочке палача. Дескать, та его прижимает по углам, хохочет над каждой фразой и к папеньке на благословение зовет. Говорит, что никогда ее в жены не возьмет. Как слово поперек ей молвить, когда в голове мелькает образ тестя с топором. А уж, если пошутить не к месту за праздничным столом или тем паче в супружеской постели. Ну его».
Да, при дворе вы с ним для меня важнейшие фигуры. Оба прилюдно лишаете дара речи: один на миг, другой необратимо. И главное, что шутками напоминаешь всему двору, что топор всегда готов к работе. Вы оба мне так дороги. Но народ волнуется и ждет королевского решения. Посему, я назначаю поединок между вами. Оружие? То, которым более других владеете вы в совершенстве.
Дуэль. Вначале шут назвал губителя милейшим человеком, развеселив его впервые в жизни. Скука на его лице превратилась во что-то наподобие улыбки. Что ж, первый раунд за шутом…
Возвращаемся на место казни. До отрубания головы остается всего одна минута.
Внезапно обрывает анекдот.
– Но как все завершилось? Чем тот палач ответил? Кто победил в дуэли? – допытываюсь я. И говорит забавный человек: «Ничья»…
Мы вновь в доме любителя крепких топоров. Супруги кушают десерт.
– Давно так не смеялся. Хороший малый… Был. А я что могу? Работа у меня такая. Что не веселишься? Совсем без юмора живешь. И как я на тебе женился?
Со следующей недели поздно буду возвращаться. Отправляют на учебу. До нас докатилась, как его, автоматизация процесса. Говорят, отныне топор мой не этичен. Впереди эпоха гильотины…
Снова современный интерьер. Перед днем, когда многое решится. Адвокат и подсудимый мило продолжают разговор о делах судебных.
– Ты удивлен, что я до сих пор не хохочу от твоих страстей французских?
– Не, ну может сегодня ты изрядно притомился.
– А уж как будут утомлены те, кому собираешься все это напоследок рассказать. Впрочем, слова и не нужны. Уже позаботились обо всем твои дела. Уверен, до сих пор у присяжных нескончаемый взахлеб от твоего ограбления века. Это ж надо…
На рынке обменял попугая на курицу и петуха. Там вскоре продал их крестьянам с ближайшего села. И не прошло и дня, как со двора украл эту парочку у тех же землепашцев. Наутро загримировав себя, снова торговать явился. И тем же бедолагам задорого продал опять того же петуха. Вдобавок курочку предложил за небольшие деньги. Счастливые ушли клиенты. Знали бы… Той же ночью вор навсегда отбил у семейной пары желание заниматься птицеводством. На следующее утро еще раз изменил свой облик. Пришел на знакомое для всех троих местечко, где с доплатой обменял несчастных птиц на двух говорящих попугаев. Один из них немедленно признал тебя. О чем через мгновение весь базар услышал.
– Тебе не кажется, что кто-то идиот с рожденья?
– Да, попугай не особенно умен. А я еще для него хотел сосватать пару. Эх, Кеша, Кеша. Но почему за такую ерунду собрали суд из неизвестных мне присяжных?
– А тебе напомнить, откуда взялся, может и не умный, но чрезвычайно говорливый какаду?
Выпив для храбрости дешевого портвейна, пошел ты, как говорится, на работу. Залез в огромный отдельно стоящий некрасивый дом. Ну здесь ты мастер, что сказать. Затарившись по самое могу, уже был готов покинуть гостеприимное жилище. Но тут раздался крик: «Молчать, убью!». Так началось твое знакомство с болтливым какаду. Его ты и забрал оттуда вместе с топором, лежащим возле клетки по неведомой причине.
– Я все понимаю. Приходя, так сказать, с работы, хочется кому-нибудь излить. А дома из говорящих только Кеша. Но ведь ты не только сдал все явки и пароли безмозглой птице, но еще и на такое замахнулся… Ну чем тебе король не угодил, Людовик, понимаешь? Лекцию он читал попугаю про справедливость, республику и гильотину. И каков итог? Отныне весь отдел по добрым отовсюду голосам благодарит тебя за свои карьеры.
– А что я говорил такого? Я развлекался так, шутил. Ведь уже давно никаких Людовиков в помине.
– Какая разница! Запомни на весь остаток своей, боюсь, недолгой жизни. Доступные слова: живу с закрытыми глазами и ушами, к народу выхожу только с добрыми вестями. Все остальное для тебя табу, особенно бежать быстрее паровоза. И что ты там съязвил на ушко попугаю? Про клуб любителей сатиры во главе с дочкой палача? Ты ничего другого выдумать не мог? Как маленький ребенок, право. Пойми, шутить тебе никто не запрещает. Хоть круглосуточно остри. Но зафиксируй, а лучше запиши. Пришел домой. Включил на максимум колонки, телевизор, чайник – короче все, что звуки издавать способно. Закрылся в ванной. На полную горячий и холодный кран, так чтобы Ниагарский водопад ручьем казался. И вот уж там, закрывши рот руками… Когда из ванной выйдешь с топором…
– Господи, а с ним зачем?
– Да шут его знает, кто еще может обитать в квартире человека, чьи стены в незнакомых лицах, а лучшим другом – какаду? Кстати, а почему на допросе ты сказал, что унес попугая из дома отсекателя голов? Какой еще палач в двадцать первом веке? Он давно уже солидный господин в летах, известный спонсор фестиваля юмора и шутки.
– Господа, прошу, заходите в зал.
– Эй, адвокат. Кто с нами говорил сейчас?
– Который? Этот с потухшим взглядом и гримасой как после несмешного анекдота?
– Ну да, вон тот – в глазах отражение света, улыбка и решимость с гильотиною сразиться.
Заседание суда. Народ в предвкушении финальной речи. Все к ней готово. Никто не ждет подвоха. За столько лет все знают свои роли.
– Адвокат, а что там раздают присяжным и народу в зале?
– Не волнуйся. Каждому из них перед твоим выступлением полагается топорик.
– Что ж, зато без ненужных предисловий, вроде яиц с душком и тухлых помидоров.
– Господа присяжные, пожалуйста, садитесь. Подсудимый готов к последнему, надеюсь, без экспромтов, слову.
Да, я помню – без шуток и Людовиков не надо. Конечно, ведь теперь я солидный, взрослый господин. Такой же шелк английский, галстук из Парижа.
Уважаемая публика!
Сейчас я начну рассказывать, а вы плакать, или, утомившись, топорик обнимать во сне… Стоп! Назад верните.
…………………………………………………………………………………………………………………………………………………….
Минутой ранее на том же самом месте. Уже без галстука, лукавый огонек в глазах.
Уважаемая публика!
Сейчас я начну шутить, а вы до истерики смеяться…
……………………………………………………………………………………………………………………………………………………..
Пришел домой. Включил на максимум колонки, телевизор, чайник – короче все, что звуки издавать способно. Закрылся в ванной. На полную горячий и холодный кран, так чтобы Ниагарский водопад ручьем казался. И вот уж там, закрывши рот руками… Когда из ванной выйдешь с топором…