Не навсегда

         С чего начать, чем пригвоздить читателя в эпоху, когда усталость подступает немедленно после прочтения заголовков, а мысли без фоток невозможны по определению?

        А давайте попробуем так…
Полнолуние. Нервически озираясь, он заходит в давно не лицезревшую ремонта ванную комнату. Берет дрожащей – с чего бы это? – рукой старый из доисторических времен бритвенный станок. Тусклый мерцающий свет причудливо отражается в косо висящем зеркале. Тени забытого прошлого и неуместного будущего скользят по когда-то со вкусом уложенной плитке. Все буквально взывает… Да к чему это – Это! – может взывать? Разве что к покупке краски и к рукам, предназначенным не только к оживлению на бумаге нездоровых фантазий автора.

        Не пойдет. А может так…
Полнолуние. Куда же без него. Зеркало, куда был устремлен его потухший взгляд, маняще звало его по ту сторону обреченности и чуда, тоски и надежды. Прицеливаясь раритетным бритвенным станком, он напряженно всматривался, словно хотел увидеть… Что? Что он там хотел обнаружить? Алису, в исступлении от невозможности распознать выход из Зазеркалья, забредшую в его Богом забытую ванную и умоляющую: «Спаси меня нежданный друг!»?

        Ух, как же сложно придумать завязку. Хорошо маститым писателям. Можно ничего не написать, т.е. совсем ничего. И озаглавить сие творение «Белый лист». Возможно, это заслуженный отдых от гениальной десятитомной саги или раздумья художника перед грядущим шедевром. Восторг публики обеспечен при любом раскладе. А что делать нам, вольным граф-о-мэнам? Почему-то вспомнились некогда любимые шахматы. Дебютов кот наплакал, а сыгранных партий – не счесть. И голос комментатора: «Гроссмейстеры, едва успевая записывать ходы, разыграли известный вариант сицилианской защиты. На тридцатом ходу претендент впервые основательно задумался».

        Что ж, и мы пропустим биографию и то, что до нее. И начнем сразу с эндшпиля (окончание в шахматной партии – прим. автора). Нет, давайте пожалеем героя и начнем «с пораньше». А впрочем, пусть он сам решает, на каком отрезке этой извилистой прямой между началом и концом мы его выбрали.
 
        Привычно огибая рельеф подбородка, Он усиленно старался не глядеть в запотевшее зеркало, криво висящее в безнадежно ожидающей ремонта ванной комнате. Когда бритье превратилось в игру «Слепой против Лезвия» с, увы, заранее предсказуемым итогом, недовольно протер руками стекло. Оттуда на него смотрел уже немолодой человек, даже не пытающийся скрыть усталость, предопределенность и сразу уловимую обреченность.
        «Еще один ритуал дня» – безнадежно вздохнув, Он бросил потухший взор на прошедшее все мыслимые реинкарнации лезвие, негодное даже для того, чтобы превратить красавца в лицо со шрамом,– «Эх, сюда бы меч или на худой конец опасное, как в старину. Когда… когда все это закончится? Работа – весь кайф которой, в выходных; личная жизнь под единым названием «Мимо»; финансы – по размерам, не боящимся никакой инфляции; все эти чудные болезни и травмы, от которых врачи сожалеют о своем призвании; одиночество, превратившиеся в фетиш. Почему Она никогда не приходит, когда уже и ждать невмоготу?»
 
        – Что ж, привет, – раздалось вдруг ниоткуда. – Ау! Что застыл, как будто увидел на пороге вагонного попутчика, заглянувшего ненадолго в гости со всем семейством и домашним скарбом?
        – Я сплю? – произнес Он через вечность, показавшуюся мгновением.
        – Ага. Бритье, переходящее в храп.
        – Кто ты?
        – Как же тебя. Уже и свою навязчивую мечту не признаешь.
        – Но, если ты – это Ты, то почему не узнаю?
        – Странный ты, однако. Прикажешь каждый раз с косой и в капюшоне перемещаться. Чтобы узнать, достаточно поверить. И кстати. Я не с пустыми руками. Для тебя долгожданный подарок. Смотри! Ведь ты об этом грезил. Настоящая опасная бритва из подлинной дамасской стали. Кровь.… Сюда бы подошла та белая рубашка, на ней красное прямо в тон. Да и ноги прикрой чем-то поприличней, чем домашние штаны под девизом «Моим коленкам не хватает воздуха». А какая мизансцена  разыграется в этой ванной. Море крови вместо ремонта, последние слова уходящего, застывший в покорности-тревожности взгляд, эффектно распластанное тело с головой, повернутой в нужную для всяких шарлатанов сторону… И ожидание, теперь уже вечное ожидание. Но вынуждена тебя огорчить мой заблудший друг. Увы, но всего этого ты не увидишь. Не сможешь – после – с усталой, но торжественной улыбкой выйти на поклон. И аплодисменты будут предназначены не тебе.
        – Ты, что, издеваешься? – только и смог выдавить Он.
        – Отнюдь. Хотя без доли цинизма на моей работе… – минорно проговорила Она. – Так, что случилось мой внезапный друг? Откуда проросли столь необычные желания для насквозь живого человека?… Ты так и будешь каменно молчать, как юноша на первом свидании.
        – Да все у меня хреново! – проорал Он, аж зажмурившись от оглушительной тишины своего голоса. – Все на своих местах так долго, что уже не помню иного, одна тоскливая серость.
        – А поменять вокруг не пробовал? – неожиданно тихо и мягко спросила Она.
        – Я устал, – прошептал он. – Хочу настоящего и навсегда, а все так зыбко, глупо, временно.
        – Нет, мой  потерянный друг. Навсегда – это лишь ко мне, да и то… Да и что есть навсегда? А, начинаю тебя понимать. Любовь – так до совмещенной гробовой доски. Женщина – под единожды одобренный типаж. Работа – чтобы душа пела под знакомые с юности мотивы. Финансы – размером «спасти всех постоянно обездоленных близких».  В доме – чтобы, даже ослепнув, не врезаться в полной темноте. Кафе – «Вам как всегда?». Отель – «Ваш номер тосковал без Вас». Одежда – до истления. Маршрут – один. Вопросы – лишь с ответами "да", "нет". И лезвие в соотношении – одна штука на один подбородок навсегда, – ехидно закончила Она.
        – Да, но…
        – Сложно все как-то у тебя, – резко перебила Она его, – а ведь все гораздо проще. Есть Ее вотчина, и есть Моя, а между ними прямая. Да, извилистая, непредсказуемая, но прямая. Ты хоть что-то меняй, ищи, и увидишь, как отдалишься от меня. А тебе дай волю, где-нибудь по дороге создашь третье Какбысамособойслучится Царство.
        – Я что-то не пойму. Ты вроде за мной пришла, а отговариваешь, – растерянно выговорил Он.
        – Ты ошибаешься. Во-первых, не я к тебе, а … Да и на кой ляд ты в моем мире сдался. Опять захочешь чего-нибудь навсегда, будешь ходить неприкаянный, вопросы разные беспрерывно задавать. Но, когда твое любопытство навеки иссякнет, и ты не будешь сожалеть, что так и не узнаешь счет вчерашнего матча, и в кого вырастет тот забавный малыш, и встретит ли единственная, кого по-настоящему любишь, старость с тобой – милости прошу. Я всегда буду впереди, но разочарую-обрадую тебя – не близко.
 
        – Что это было? Я заснул прямо во время бритья? Господи, привидится же… А вдруг на самом деле? Вот и сердце тарахтит, как непрогретый с мороза дизель… Высыпаться надо, и не будет всякая хрень мерещиться.
Все это время он непроизвольно разглядывал любимое, пережившее все его радости и потери, лезвие. Затем, удивляясь себе, без колебаний резким движением выбросил старый ржавый станок. «Не навсегда», – усмехнулся Он. И враз почувствовал непривычную легкость, как будто сбросил всю жизнь лелеемый и старательно нажитый груз. Из шкафчика достал новую бритву, подаренную когда-то лучшим другом со словами: «Свежему лезвию – новое лицо».
        Закончив бриться, Он, неожиданно для самого себя, легко и без отчаяния взглянул на свое отражение. В зеркале творилось нечто невообразимое: Алиса вальсировала с Зайцем; Кот то исчезал, то вдруг появлялся; непримиримые сестры-королевы обнимались, плача и вспоминая счастливые времена раннего детства. Оттуда на него, улыбаясь, смотрел с затаенной надеждой во взгляде уже немолодой человек, готовый сделать давно забытый первый шаг.
 
        Опустела тоскующая по ремонту ванная комната. На полу одиноко пылилось, отслужившее свое, истертое верное лезвие. Заснули тени прошлого и будущего. И только откуда-то из Зеркала излучался странный, ни на что не похожий свет. Поблескивая и многократно отражаясь, в терпеливом ожидании покоилась до времени забытая кем-то опасная бритва из настоящей дамасской стали.