Молодежь через 60 лет

Молодежь через 60.

Старая сгорбленная от тяжести ноши бабулька, в черном кожаном плаще и розовом парике (докрасилась в юности эмогерла), с бледным лицом, покрытым такими морщинами, что даже кило штукатурки не прикрывало, тащила две вместительные сумки к подъезду, когда увидела греющуюся на солнышке приятельницу.

Колоритная, я вам скажу, особа была эта приятельница. Я бы даже сказала, особь. Губы (губища), давным давно закачанные ботоксом до размера двух сарделей, но разползшимся от образа жизни и непомерной мимики стянутой кожи, висели на ее лице, словно два наполненных водой шара. Они аккуратно прикрывали ее нижнюю часть лица до самого подбородка. Само лицо, растянутое пластикой. Вытаращенные, как у лошади, которой под хвостом сигарету прижгли, глаза, шрамы вокруг ушей, нос, как у Майкла Джексона перед смертью, короче, полный набор. Дополняла всю эту «красоту» грудь 7го размера, давно потерявшая свою оригинальную форму из-за усталой, обвисшей серой кожи. Короче, последствия «правильного» образа жизни, да еще и клюка, с спрятанных под перчатками руках (ногти наращивала непонятно где).

-Дарово, Шмаровна! – прошамкала зубными протезами Эмогерла и бухнулась возле приятельницы. – Как там твои крокодильчики на спине поживают?

Жертва пластики и рада бы ответить. Она даже рот открыла. Но сказать открыла, это крайне сильно преувеличить данное действо, ибо рот открыло ее анатомическое строение черепа. А губы как были в состоянии недвижимости, словно Ленин в мавзолее, так в оном и остались. Поэтому то, что вылетело из ее рта словами трудно назвать было, скорее так мычала голодная корова. Не дождавшись, что ее поймут Пластика повернулась к подруге спиной и подняла кофту, открыв поясницу. Там «красовался» татуаж. Блиинн, да, раньше это были наверное бабочки. Но с годами, после многочисленных подтяжек, утяжек и липосакций данное нечто скорее напоминало гротесконого монстра, то ли птеродактиля, то ли крокодилов в затейливой позе камасутры. Теперь уж толком-то не разберешь.

-Эх, - сетовала Эмогерла, - а у меня внуки пришкандыбят на выхи, решила вот хавкой и бухлом затариться. Дошерака с пивом нагребла.
-Мымф, - одобрительно промычала Пластика, но тут же перевела недовольный взгляд на играющих в песочнице девчонок, - Муфм.
-Ох, права ты Шмаровна. Вот что из них в будущем вырастет, тямы не допетрю. Двенадцать лет, а они все в куклы играют. Да я в их годы уже с четвертым перцем разбеглась, да восемь раз вены вскрывала. А они? Романтики в них нет никакой! И ничего путного не выйдет. Ни папика не умеют удержать, ни козла снять. Так и будут жить, учиться своими силами, да пахать от зарплаты до зарплаты, карьеристки блин! Ужс!!!
-Муффф!
-Да точняк тебе грю, кошелка!

В это время мимо прошли два нечто, то ли бабы, то ли деды. Оба в молодешно-обтягивабщем, кедах, у одного матня брюк на коленках, кальсоны. Второй с явными признаками синдрома Паркенсона, дергая лицом, конечностями, всем, короче. Шрамы от оборванных пирсингов по всему лицу. Уши, словно у Чебурашки из фильма ДМБ, исколотый, растянувшиеся от веса вставленных в них гвоздей и серег. Второй же отвесил на грудь нижнюю губу, да развесил по плечам огромные продырявленные мочки ушей. Вот так и шли.

-Дарово, метлы! – пробубнил паркинсонщик, пытаясь поймать руками челюсть.
-Привяу, перцы маринованные! – хихикнула Эмогерла и вернулась к Пластике. – Ох и пари, натуральные мены. Завсегда и пивася наливали, и колесо подбрасывали перед тусой. Вон Телепат до сих пор тусит, еще с тех самых пор, как закинулся в последний раз. 20 лет ужо как. А Точило, ты поглянь, помнишь, какие у него в уша тоннели стояли? Как мы на спор через них двухлитровки с пивом протаскивали, кто быстрее.
-Му фыфы! – одобрительно промычала Пластика.

И тут же обе бывалые тучовщицы оперативно подняли ноги, чтобы их в ласты не перекалибровали две пролетевшие с грохотом инвалидные коляски.

-Ох ты, йоптить, опять у наших стридрейсеров заезд. Хорошо, ночами теперь не мотаются, а то спать не дают своими авариями.
-Муфх.
-Вот и я грю, козлины! Совсем охренели! – Эмогерла произнесла еще несколько колоритных фраз с таким смаком, что девочки из песочницы резво повскакивали на ноги и исчезли в подъезде. – Сигареты будешь, у меня от Торча остались еще?
-Мых.
-Ну как хошь, а я курну. Ооо, а кто это у нас, Шаша десятка собсной персоной катит! Вот это байкерюга был, зверь, в десяти авариях побывал и выжил, даже после того, как обе ноги оторвало. Дарова, Шаша! Да ты рот не открывай, челюсть выпадет! Да ёлки, поднимай теперь. Да что ж ты таращишься-то, лови его, кого, глаз. Кого же еще! Тебе ж грили, нгагибаешься за челюстью, глаза закрывай! Чего?! В туалет приспичил? Не трынди, у тебя мочеотвод и калоприемник на что? О, гляди, Шмаровна Как на ходунах-то раздухарился. Шаша, осторожно, столб!!! Ох ты ЁПРСТ!!! Ну вот, теперь опять часа на 4 застрял здесь, пока весь по запчастям соберется. Потусила бы еще, да надо домой бягти, Дошерак запаривать, а то наедут сопли мелкие, опять задалбывать пирожками начнут, откуда я знаю, как их варганить?

Кстати, не забыла, завтра поминки. Как кого? Вельзика, Адольфа, да Растика. Да, того самого Вельза, который гот был, на кладбище еще в могилу свалился зимой пьяный да и задуб. Как не помнишь, а Адольфа, ну того. Что у скинхедов предводителем был, а его свои же потом и порешили, когда узнали, что отец его в синагоге сторож. Да, именно он. А Растик, он же нас планом да чеками снабжал, пока по дурному делу на спор с братвой бледных поганок не нажрался.

Давай Шмаровна, склеротичка старая, завтра в 16.00. Бухнем на славу, помянем перцев наших.