Тяжелый густой ветер, вместе с низкими иссиня-чёрными тучами, гнал и крутую пенную волну на пологий берег, усыпанный скользкими валунами. Мелкие капли воды, которые он сбивал с их гребней, оседали изморосью на камнях там, куда не доставал прибой! На горизонте выделялась бело-голубая кромка паковых льдов.Зимой она близко подходила к берегу острова.
Две одинокие фигурки выделялись на фоне этого серо-черного безумия стихии.
Он крепко обнимал правой рукой её косые плечи, как бы опираясь на неё, чтобы было удобнее противостоять ветру, хлеставшему в лицо . Честно говоря, ей было очень тяжело поддерживать его грузное тело на своих кривеньких ножках. Да, и корсет, имитирующий груди, сбился вправо под мышку,отчего телогрейка выпучивалась в непривычном месте. Чего ж хорошего! Поправив редкие посекшиеся неопределённого цвета волосы, выбившиеся из-под ушанки, тонкими синюшными пальцами, с узелками суставов на фалангах и обломанными ногтями, она вцепилась в его рожу, визгливо прокричав сквозь вой ветра,:
- Как я тебя ненавижу! Урод!
Урод, скривив беззубый рот, отодрал ледышку сопли, замёрзшую на усах, и хриплопрокричал в ответ:
- Дуда! Я ж ддя тебя стадаюсь!Бабда извёл кучу, а ты такую пудгу несёшь! Идем в санатодий! Всё! Надюбовадись!
Оноттолкнул её, и они порознь, подгоняемые ветром, спотыкаясь, засеменили к большой землянке, вход в которую закрывала мешковина, задранная вверх ветром.
Над ней между двумя столбами из кривых бревен трепыхался баннер с надписью «Санаторий «ТИХИЙ УЖОС».
Привалив край мешковины камнем, она сняла телогрейку, расстелила на полу и стала накрывать «стол». На ужин были консервы - рыбо-крупяной фарш «Турист», серые от старости галеты «Бодрость» и кофейно-ячменный напиток «Колос», который Она ещё утром заварила в термосе, налив в него воды из тэна. Кипяток давали только по утрам.
Дёрнув поочерёдноиз фляжки древесного спирту, поужинали, фарш поедая, громко чавкая и рыгая, хрустя галетами и шумно прихлёбывая кофе из большой солдатской кружки.
Смеркалось.
За землянкой одиноко скрипел полуоторванной дверкой местныйсортир,обитый кое-как жиденькими досками. В его щелях подвывал усиливающийся ветер. Туда они и направились, чтобы совершить вечерний туалет. Шли, держась за пеньковую верёвку, протянутую от землянки к клозету, и наклоняясь вперёд, чтобы противостоять напору ветра.
Для полноты картины не хватало только столба с перекладиной!
***
Так проводила свою медовую пятидневку чета молодожёнов из далёкого знойногоМозгозапорска.
[Скрыть]Регистрационный номер 0163999 выдан для произведения:
Тяжелый густой ветер, вместе с низкими иссиня-чёрными тучами, гнал и крутую пенную волну на пологий берег, усыпанный скользкими валунами. Мелкие капли воды, которые он сбивал с их гребней, оседали изморосью на камнях там, куда не доставал прибой! На горизонте выделялась бело-голубая кромка паковых льдов.Зимой она близко подходила к берегу острова.
Две одинокие фигурки выделялись на фоне этого серо-черного безумия стихии.
Он крепко обнимал правой рукой её косые плечи, как бы опираясь на неё, чтобы было удобнее противостоять ветру, хлеставшему в лицо . Честно говоря, ей было очень тяжело поддерживать его грузное тело на своих кривеньких ножках. Да, и корсет, имитирующий груди, сбился вправо под мышку,отчего телогрейка выпучивалась в непривычном месте. Чего ж хорошего! Поправив редкие посекшиеся неопределённого цвета волосы, выбившиеся из-под ушанки, тонкими синюшными пальцами, с узелками суставов на фалангах и обломанными ногтями, она вцепилась в его рожу, визгливо прокричав сквозь вой ветра,:
- Как я тебя ненавижу! Урод!
Урод, скривив беззубый рот, отодрал ледышку сопли, замёрзшую на усах, и хриплопрокричал в ответ:
- Дуда! Я ж ддя тебя стадаюсь!Бабда извёл кучу, а ты такую пудгу несёшь! Идем в санатодий! Всё! Надюбовадись!
Оноттолкнул её, и они порознь, подгоняемые ветром, спотыкаясь, засеменили к большой землянке, вход в которую закрывала мешковина, задранная вверх ветром.
Над ней между двумя столбами из кривых бревен трепыхался баннер с надписью «Санаторий «ТИХИЙ УЖОС».
Привалив край мешковины камнем, она сняла телогрейку, расстелила на полу и стала накрывать «стол». На ужин были консервы - рыбо-крупяной фарш «Турист», серые от старости галеты «Бодрость» и кофейно-ячменный напиток «Колос», который Она ещё утром заварила в термосе, налив в него воды из тэна. Кипяток давали только по утрам.
Дёрнув поочерёдноиз фляжки древесного спирту, поужинали, фарш поедая, громко чавкая и рыгая, хрустя галетами и шумно прихлёбывая кофе из большой солдатской кружки.
Смеркалось.
меркалось.
За землянкой одиноко скрипел полуоторванной дверкой местныйсортир,обитый кое-как жиденькими досками. В его щелях подвывал усиливающийся ветер. Туда они и направились, чтобы совершить вечерний туалет. Шли, держась за пеньковую верёвку, протянутую от землянки к клозету, и наклоняясь вперёд, чтобы противостоять напору ветра.
Для полноты картины не хватало только столба с перекладиной!
***
**
Так проводила свою медовую пятидневку чета молодожёнов из далёкого знойногоМозгозапорска.
ПРивет! Злость здесь непричём! Сей опус написан в знак протеста против, как я называю, "розовых соплей" в прозе и в поэзии, пышным цветов процветающих в инете. Он написан после прочтения работы одной инет-дамы, написанной примерно в таком стиле. "Солнце томно опускалось за горизонт, обдавая последними лусами лазоревое море, бесконечную просинь неба и залотой песок кораллового пляжа, а также - красивую пару, с восторгом наблюдающую это великолепие. _ Ты любишь меня!? - сказала ОНА. - Конечно, любимая! - ответил ОН. Вечером они ужинали в ресторане 5-тизвёздочного отеля, где проводили медовый месяц, наслаждаясь тонким вкусом меренг, которые запивали шабли. Потом они любили друг друга в джакузи, предаваясь неистовству любви со всей силы обоюдной страсти!" Причём всегда такая любофф до гробовой доски! А в половине подобных опусов непременно типа АСсоль находит типа своего ГРея! Уже в пятьдесят девять миллионов двестивесемьдесят тысяч сто трнадцатый раз! Прям, на Ассоль, а свадебный Енеграл какой-то! А народ утопает в розовых соплях от неописуемого восторга! (Вот, как-то так!)
Так, всЁ написано до нас) Мы так графоманим по мере сил и от безделья. Это если нЕ читать, кажется что придумал что-то оригинальное, а когда засядешь за чтение, сразу отпускает)
Наверное, Вы правы! Но каждое время хочент сказать своё слово! Иначе всё мождет свестись к анекдоту, типа. Чел вступил в Клуб любителей анекдотов. Пришёл на заседание, сидит слушает/смотрит. За большим столом сидят челов 50, и все молчат. Потом кто-то говорит. - 36. Все смеются. Следом другой говорит. - 14. Все молчат! Чел поинтересовался у "старожила" клуба. - А чё все не смеются-то!? Тот отвечает. - А он анекдоты не умеет рассказывать!
Конечно, темы есть, а вот наполнение. Сложно. Герои должны где-то жить, что-то говорить - и вот тут начинается. Найти что-то новое оригинальное - очень сложно)
Смотрите в жизнь изнутри себя - в смысле, как бы Вы восприняли то или иное событие! Я, например, сотрб на окружающее через призму иронии, либо пытаюсь что-то довести до абсурда! В последнем варианте - вся шелуха отскакивает, и остаётся зерно истины!
Да понятно все) я уж и не обращаю внимания на розовые сопли, это раньше они раздражали , теперь игнорю. Ну есть такая категория людей, которым не чтение нужно, а жвачка, не думать, а глазами скользить) А тут такое удобство- три строчки прочел и уже знаешь что в конце) Я и сам Захрусталье писал как ответ авторам фентези, что кроме драк в тавернах и драконов ничего придумать не могут)