- Сашок! Ты деда давно не видел? –
спросила Зинка, принеся тому пивка и селёдочку на тарелке.
- Не-а! – ответил тот, порядочно хлебнув
из кружки.
- Что вы за мОлодежь такая!? Он с тобой
возится, как с грудничком, всё уму-разуму обучает, а человека уже неделю нет, и
ни одна сволочь даже не спросит – где он! Мож дуба дал уже! Эх, ты!
- Зин, я тя умоляю, не гони волну.
Позавчера звонил, типа, не беспокойтесь, я ещё на недельку задержусь. Чё ты
наезжаешь-то?!
- Так бы и сказал, я ж волнуюсь! И
скушно без него, слова некому сказать, одни придурки вокруг, пивососущие воблоедущие, блин! Аж, материться
охота!
- Матерись, мать! Не стесняйси! Главно,
шоб от сердца шло! – раздался знакомый голос за спиной.
- О! Дядя Сеня! А говорил через
неделю… Чё с глазом!? – воскликнул
Сашка.
- Бааа! Да, ты, никак, побитый весь!? –
удивилась Зинка.
- Есть маненя! Однако, естества свово не
порушил и причиндалы на месте в своей природной цельности пребывают….
- Тьфу ты, охальник! Не успел рожу
казать, а уже мать-перемать! И не стыдно, сидит – щерится! – возмутилась
буфетчица столь интимными подробностями.
- Эх, Зина! Чуть меня не поглотила арт-модьерна пучина!
Там не то что «мать-перемать», ноги бы после таскать! Об голове ваще молчу, не
каждому она по плечу!
- Ну, всё! Началось! – засмеялся Сашок.
- Смех, Саня, хреновый выходит! Ты
глякось, на стенку.
- Чё я там не видал?! Пиво, раки на тарелке.
Ну, вобла сбоку лежит, ржавая уже… Чего
ж ещё-то?!
- Я давно тебе толкую, шо вкусу у тебя к
натуральности жизни не было отродясь! Одни болты да гайки в башке, как ёй мотнёшь
– они гремят!
- Мож я, конешно, и туп, как железяка,
но это не искусство, а мазня!
- Рассудил верно, на моё удивленье,
потому как такой же дурновкусец напИсал сие «творенье»! Натворил от души! НО…!
Если б ты видал, чё нонешни модьерняки
вытворяют, то почитал бы этого мазилу,
аки Боттичелли.
- Ну, ты, дядь Сень, пули-то отливай, а
размер всё ж знай!
- Вот ей-ей, не вру!
- Так объясни, чего темнишь-то!?
- Ладно! Слухай! По правилам совремённого
арт-модьерна сия мазня должна выглядеть
примерно так.
Вместо пива должна быть бассейна с
жёлтой жидкостью, пенящейся по краям. А в ём лежат красные от загара бабы,
ногами врозь раскорячимши - энто будет стилизация под раков. Сбоку три воблы стилизованные под фаллосы –
вытянутые такие, с головой на конце. А из ейных ротов изрыгается в бассейну
водопад, типа пивко свежайшее подливаеца! А сверху по голубому небушку плывут
зелёные огурцы-облака, наверное, солёные, потому как с их чё-то вниз капает!
Для пикантности вкусу, видать!
- Огурцы-то причём?! – Сашка, аж, глаза
растопырил от удивления.
- Так то ж фаллосы! Это ж пивной бар, то
бишь, концентрат мужчинской силы!
- Ааа! Если в этом смысле… А чего ж с
них капает тада?! – хитро спросил Сашок.
- Так символизм, опять же! В древности
фаллос, почиталси, как символ жизни и
плодородия! Особо в Индии. Там даже храмы есть, сплошь частокол из разных
фаллосов. Женсчин прям с ума скидыват от такого сартимента богатого.
- А капает-то што!? – не унимался Сашка.
- То чё надо, то и капат! Орошает, так
сказать!
- Кого?!
- Баб, конечно, кого ж ещё-то!?
- Во ты навернул, аж, жить не хочется от
такого натюрморта!
- А я про чё толкую! Забыл чё ли, мы ж
щас с пьянством боримся! Прикинь! Пришёл мужик, пивка глотнул, на модьерн энтот
глянул и прямиком в сортир! И пиво потом
пить зарёкся на вовсе, быстро на умрихуяну перескочил. Психоделика называеца!
Сашка минуты три оторопело вглядывался в
расписанную стенку, потом судоржно сглотнул и произнёс.
- Не, дядь Сень! Наша картина красивше!
Хоть не орошает!
- Да, ты не парься! Щас это уже не в
моде! Отстой, по-вашему.
- Чё, ещё страшнее бывает?!
- Что ты! Жуть кромешная! Акционизьм
называеца!
- Фигасе! Даже название неприличное
какое-то!
- В том и фишка!
- Как это?!
- Вот, к примеру, недоволен ты свежестью
пива. Нормальный мужик чё делает?!... Пральна! Идёт к Зинке ругатца. А
арт-акционёр чё делает!?
- Жалобу пишет! – выпалил Санёк.
- Почти угадал! Тока не пишет, а делает!
Он же акционёр!
- Не понимаю!
- Я ж говорю, у тебя воображение в нулях!
Истинный акционёр берёт молоток, пару гвоздей, подходит к нашей расписной
стенке и в знак протеста прибывает к ей своё мусчинское достоинство!
- Так больно же?!
- Искусство требует жертв! – изрёк дед,
подняв вверх указательный палец правой ладони.
Раздался гомерический хохот Зинки. Та
билась в судорогах хохота грудью о барную стойку. Стойка качалась, грозясь
упасть.
- Чё ты ржёшь!? Буфет сломаешь! –
пытался успокоить её дед.
Сквозь смех, Зинка кое-как выговорила.
- Ой, мамочки… Ой, не могу…
Я…Я…представила ваши мошонки рядком на стенке… ой, не могу!
Теперь ржали все присутствующие в баре. Дед
Семён обиделся не на шутку.
- Смех ваш глупый… и не к месту! Я
может, жизнью рЫскнул, шоб познать суть истинного акционизьма.
Он, морщась, потрогал фингал под глазом.
- Ржут, как табун лошадячий! Не в
дурдоме, чай!
- А правда, кто тебе фонарь навесил? –
поинтересовался Сашок.
- К чёму и веду! Я ж ездил к энтим акционёрам, вот они мне всё
и обсказали.
- Прям, вот ты приехал, и тебе, прям,
всё и рассказали! Врёшь, пади! – с иронией заметила Зинка.
- Нет, конечно, врать не буду. Я
позвонил Пете Павленскому и представился начинающим акционёром из
Новоглупинска.
- Эт кто ж такой-то!? – спросила Зинка.
- Вот ты смеёсся, а он и есть самый главный
акционёр, который на Красной площади себе мошонку приколотил….
- Прям в Москве…?! – изумилась Зинка.
- Прям к брусчатке, дура!
- Свят, свят, свят…. – закрестилась
Зинка.
- Не «свят, свят, свят», а протест!
- Ё-моё! Чем ему мошонка-то не угодила!
Не работает, чё ли!? – насмешливо спросил Сашка.
- Работает-не работает! Примитив! А там
протест наиширочайшева масштабу – против застою в искусстве, против плохого
отношения к новаторству в ём, против власти – душительницы свободы творчества, против преследования
гомосеков и иже с ними… Карочи, вообче….
- Кто ж ему мешает-то… твори, на
здоровье!
- В том и заусенец! Он натворит, а никто
не оценит! А ему публичность нужна… Слава ниспровергателя устоев… Разрушителя
застоя…Устранителя препон и заборов… Что ты! Вот, к напримеру, ты взял и на
заборе фаллос изобразил. Это што!?
Мелкое хулиганство! А ежели нарисовать фаллос длиной метров восемь… да,
в красках… да, на мосту… да, против
здания ФСБ… Это уже протест… это арт-модьерн… это известность… Да, фиг с ним,
что ты и рисовать-то не умеешь… Не доучился… выгнали! Опять же, не за успеваемость, как в приказе написано, а
в знак протеста против застоя в искусстве! Главное, кич… фарс… гротеск… Вот, мол, я какой борец за свободу творчества!
- Ну, хватит уже, Семён! Запарил! Так
всё ж, за что фингал-то получил!? – перебила деда Зинка.
- Кто ж знал, что они не пьют?! Я ж им, на вроде из уважухи, возьми, и литру
водки с ящиком пива и выставь. Ну, шоб по душам общнуца!
А они меня чуть на вилы не подняли!
Народец-то горячий! Еле отбился!
- Чё ж так круто-то! – удивился Сашок.
- Так нельзя им пить-то, вот в чём заноза!
- Што так!?
- Дуреют сильно!
- Понятно.
- Ничё те не понятно. Не они дуреют, а
тараканы!
- Какие такие – тараканы!
- Ихние! Какие ж ещё! Акционёр, положим,
выпьет соточку, а у тараканов у его
мозгЕ башню сносит. Они и начинают топать ногами. А ног у них – не сосчитать!
Его и крючит на голову не по децки!
[Скрыть]Регистрационный номер 0172272 выдан для произведения:
«Бред? Но ведь новый!»
(Ежи Лец)
- Сашок! Ты деда давно не видел? –
спросила Зинка, принеся тому пивка и селёдочку на тарелке.
- Не-а! – ответил тот, порядочно хлебнув
из кружки.
- Что вы за мОлодежь такая!? Он с тобой
возится, как с грудничком, всё уму-разуму обучает, а человека уже неделю нет, и
ни одна сволочь даже не спросит – где он! Мож дуба дал уже! Эх, ты!
- Зин, я тя умоляю, не гони волну.
Позавчера звонил, типа, не беспокойтесь, я ещё на недельку задержусь. Чё ты
наезжаешь-то?!
- Так бы и сказал, я ж волнуюсь! И
скушно без него, слова некому сказать, одни придурки вокруг, пивососущие воблоедущие, блин! Аж, материться
охота!
- Матерись, мать! Не стесняйси! Главно,
шоб от сердца шло! – раздался знакомый голос за спиной.
- О! Дядя Сеня! А говорил через
неделю… Чё с глазом!? – воскликнул
Сашка.
- Бааа! Да, ты, никак, побитый весь!? –
удивилась Зинка.
- Есть маненя! Однако, естества свово не
порушил и причиндалы на месте в своей природной цельности пребывают….
- Тьфу ты, охальник! Не успел рожу
казать, а уже мать-перемать! И не стыдно, сидит – щерится! – возмутилась
буфетчица столь интимными подробностями.
- Эх, Зина! Чуть меня не поглотила арт-модьерна пучина!
Там не то что «мать-перемать», ноги бы после таскать! Об голове ваще молчу, не
каждому она по плечу!
- Ну, всё! Началось! – засмеялся Сашок.
- Смех, Саня, хреновый выходит! Ты
глякось, на стенку.
- Чё я там не видал?! Пиво, раки на тарелке.
Ну, вобла сбоку лежит, ржавая уже… Чего
ж ещё-то?!
- Я давно тебе толкую, шо вкусу у тебя к
натуральности жизни не было отродясь! Одни болты да гайки в башке, как ёй мотнёшь
– они гремят!
- Мож я, конешно, и туп, как железяка,
но это не искусство, а мазня!
- Рассудил верно, на моё удивленье,
потому как такой же дурновкусец напИсал сие «творенье»! Натворил от души! НО…!
Если б ты видал, чё нонешни модьерняки
вытворяют, то почитал бы этого мазилу,
аки Боттичелли.
- Ну, ты, дядь Сень, пули-то отливай, а
размер всё ж знай!
- Вот ей-ей, не вру!
- Так объясни, чего темнишь-то!?
- Ладно! Слухай! По правилам совремённого
арт-модьерна сия мазня должна выглядеть
примерно так.
Вместо пива должна быть бассейна с
жёлтой жидкостью, пенящейся по краям. А в ём лежат красные от загара бабы,
ногами врозь раскорячимши - энто будет стилизация под раков. Сбоку три воблы стилизованные под фаллосы –
вытянутые такие, с головой на конце. А из ейных ротов изрыгается в бассейну
водопад, типа пивко свежайшее подливаеца! А сверху по голубому небушку плывут
зелёные огурцы-облака, наверное, солёные, потому как с их чё-то вниз капает!
Для пикантности вкусу, видать!
- Огурцы-то причём?! – Сашка, аж, глаза
растопырил от удивления.
- Так то ж фаллосы! Это ж пивной бар, то
бишь, концентрат мужчинской силы!
- Ааа! Если в этом смысле… А чего ж с
них капает тада?! – хитро спросил Сашок.
- Так символизм, опять же! В древности
фаллос, почиталси, как символ жизни и
плодородия! Особо в Индии. Там даже храмы есть, сплошь частокол из разных
фаллосов. Женсчин прям с ума скидыват от такого сартимента богатого.
- А капает-то што!? – не унимался Сашка.
- То чё надо, то и капат! Орошает, так
сказать!
- Кого?!
- Баб, конечно, кого ж ещё-то!?
- Во ты навернул, аж, жить не хочется от
такого натюрморта!
- А я про чё толкую! Забыл чё ли, мы ж
щас с пьянством боримся! Прикинь! Пришёл мужик, пивка глотнул, на модьерн энтот
глянул и прямиком в сортир! И пиво потом
пить зарёкся на вовсе, быстро на умрихуяну перескочил. Психоделика называеца!
Сашка минуты три оторопело вглядывался в
расписанную стенку, потом судоржно сглотнул и произнёс.
- Не, дядь Сень! Наша картина красивше!
Хоть не орошает!
- Да, ты не парься! Щас это уже не в
моде! Отстой, по-вашему.
- Чё, ещё страшнее бывает?!
- Что ты! Жуть кромешная! Акционизьм
называеца!
- Фигасе! Даже название неприличное
какое-то!
- В том и фишка!
- Как это?!
- Вот, к примеру, недоволен ты свежестью
пива. Нормальный мужик чё делает?!... Пральна! Идёт к Зинке ругатца. А
арт-акционёр чё делает!?
- Жалобу пишет! – выпалил Санёк.
- Почти угадал! Тока не пишет, а делает!
Он же акционёр!
- Не понимаю!
- Я ж говорю, у тебя воображение в нулях!
Истинный акционёр берёт молоток, пару гвоздей, подходит к нашей расписной
стенке и в знак протеста прибывает к ей своё мусчинское достоинство!
- Так больно же?!
- Искусство требует жертв! – изрёк дед,
подняв вверх указательный палец правой ладони.
Раздался гомерический хохот Зинки. Та
билась в судорогах хохота грудью о барную стойку. Стойка качалась, грозясь
упасть.
- Чё ты ржёшь!? Буфет сломаешь! –
пытался успокоить её дед.
Сквозь смех, Зинка кое-как выговорила.
- Ой, мамочки… Ой, не могу…
Я…Я…представила ваши мошонки рядком на стенке… ой, не могу!
Теперь ржали все присутствующие в баре. Дед
Семён обиделся не на шутку.
- Смех ваш глупый… и не к месту! Я
может, жизнью рЫскнул, шоб познать суть истинного акционизьма.
Он, морщась, потрогал фингал под глазом.
- Ржут, как табун лошадячий! Не в
дурдоме, чай!
- А правда, кто тебе фонарь навесил? –
поинтересовался Сашок.
- К чёму и веду! Я ж ездил к энтим акционёрам, вот они мне всё
и обсказали.
- Прям, вот ты приехал, и тебе, прям,
всё и рассказали! Врёшь, пади! – с иронией заметила Зинка.
- Нет, конечно, врать не буду. Я
позвонил Пете Павленскому и представился начинающим акционёром из
Новоглупинска.
- Эт кто ж такой-то!? – спросила Зинка.
- Вот ты смеёсся, а он и есть самый главный
акционёр, который на Красной площади себе мошонку приколотил….
- Прям в Москве…?! – изумилась Зинка.
- Прям к брусчатке, дура!
- Свят, свят, свят…. – закрестилась
Зинка.
- Не «свят, свят, свят», а протест!
- Ё-моё! Чем ему мошонка-то не угодила!
Не работает, чё ли!? – насмешливо спросил Сашка.
- Работает-не работает! Примитив! А там
протест наиширочайшева масштабу – против застою в искусстве, против плохого
отношения к новаторству в ём, против власти – душительницы свободы творчества, против преследования
гомосеков и иже с ними… Карочи, вообче….
- Кто ж ему мешает-то… твори, на
здоровье!
- В том и заусенец! Он натворит, а никто
не оценит! А ему публичность нужна… Слава ниспровергателя устоев… Разрушителя
застоя…Устранителя препон и заборов… Что ты! Вот, к напримеру, ты взял и на
заборе фаллос изобразил. Это што!?
Мелкое хулиганство! А ежели нарисовать фаллос длиной метров восемь… да,
в красках… да, на мосту… да, против
здания ФСБ… Это уже протест… это арт-модьерн… это известность… Да, фиг с ним,
что ты и рисовать-то не умеешь… Не доучился… выгнали! Опять же, не за успеваемость, как в приказе написано, а
в знак протеста против застоя в искусстве! Главное, кич… фарс… гротеск… Вот, мол, я какой борец за свободу творчества!
- Ну, хватит уже, Семён! Запарил! Так
всё ж, за что фингал-то получил!? – перебила деда Зинка.
- Кто ж знал, что они не пьют?! Я ж им, на вроде из уважухи, возьми, и литру
водки с ящиком пива и выставь. Ну, шоб по душам общнуца!
А они меня чуть на вилы не подняли!
Народец-то горячий! Еле отбился!
- Чё ж так круто-то! – удивился Сашок.
- Так нельзя им пить-то, вот в чём заноза!
- Што так!?
- Дуреют сильно!
- Понятно.
- Ничё те не понятно. Не они дуреют, а
тараканы!
- Какие такие – тараканы!
- Ихние! Какие ж ещё! Акционёр, положим,
выпьет соточку, а у тараканов у его
мозгЕ башню сносит. Они и начинают топать ногами. А ног у них – не сосчитать!
Его и крючит на голову не по децки!