Уж.

              – Просыпайся, просыпайся! кабель деревенский! – кричала женщина тридцати пяти лет, шлёпая своего мужа по щекам, отчего пышные усы его болтались из стороны в сторону.

         – Что такое? В чём дело? – спросонок прохрипел мужчина, закрывая руками своё лицо.

         – Просыпайся, сволочь гулящая! Ты, где вчера шлялся? Пришёл невменяемый. Где тебя кобеля деревенского носило?

         – Почему деревенского? – возмущался мужчина, протирая глаза ото сна. – Ты меня всегда зовёшь деревенщиной, а я, к твоему сведенью, в городе родился, в отличие от тебя.

         – Ты не уходи от вопроса. Где шлялся, тебе говорят?

         – Что значит, где шлялся? Ты сама прекрасно знаешь, где я был.

         – Да, я догадываюсь, где ты был, – не унималась женщина – но уж постарайся, Коленька, на мой вопрос ответить сам.

         – Ну, где-где, у Васьки, где же ещё – всю ночь в преферанс резались.

         – Резались, говоришь? Тогда почему же ты в женском нижнем белье?

         – Не понял. О! Нюся.…Ах, да! вспомнил. Это, Нюся, конечно, случай из ряда вон выходящий, но, хочешь верь, хочешь не верь, произошёл он со мной. Сидим мы, значит, игра в самом разгаре, и у меня вдруг в носу, как засвербит – я, возьми, да и чихни. И вот тут, Нюся, со мной и произошёл конфуз: обделался я, Нюся, – слегка, но обделался. А всё огурцы малосольные: жена Васьки, Зинка, в тот день их нам на закуску ставила. Что делать? Я тихонечко встал, и пошёл в соседнюю комнату, залез в комод, и взял вот эти, что на мне, ведь было темно, я не разглядел. Вот и всё, Нюся. Вот тебе крест! так оно и было.

         – Хорошо, ладно, допустим, ты мне не врёшь, и трусы эти у тебя оттуда, откуда ты сказал, но тогда скажи мне, почему от тебя несёт женскими духами за версту?

         – Ну, Нюся, ты даёшь. Я же тебе говорю, что я обделался, – слегка, но обделался. Что мне оставалось? взял, что было под рукой – и пшикнул раз-другой, я же тебе говорю, что было темно, а Васька, тот отродясь не пользуется одеколоном.

         – Ну, допустим, и в эту сказку я поверю. Но почему у тебя обручальное кольцо на левой руке, ты, что меня уже похоронил, или как?

         – Где? А это! Это, Нюся, легко объяснить. Ты ведь, Нюся, в картах ничего не смыслишь, и не понимаешь, что такое настоящая игра, а не хухры-мухры. Когда, Нюся, играют настоящие игроки, то уж тут не смухлюешь, тут, Нюся, могут и из-за стола выгнать.

         – Что ты мне мозги морочишь! – вскипела Нюся – давай отвечай, почему кольцо не на той руке?

         – Ты, Нюся, не кипятись – успокаивал жену Николай – и спокойно выслушай. Когда у тебя карты находятся в левой руке, то вынимать приходится карту правой рукой вот так, видишь? – что происходит: ты нечаянно кольцом можешь повредить карту, а это уже означает пометить. Пометить, Нюся, – это значит смухлевать, а это делать нельзя. Вот я и одел кольцо на левую руку. Вот, как это всё произошло – вот тебе крест! – и он снова размашисто перекрестил свой лоб.

         – А пуговицы на рубашке, почему с петлями не сходятся?

         – Нюся, игра – это азарт, а значит напряжение, адреналин, пот, в конце концов. А у Васьки ни кондиционера, ни вентилятора, все сидели нараспашку, что я один что ли. Так что, Нюся, не надо меня в чём-то уличать.

         – Как же тебя, Коленька, не уличать, если ты пришёл с помадой на усах?

         – Где? А на усах. Так это же у Зинки, у Васькиной жены, вчера именины были. Я в щёчку хотел, а она в рот лезет, не будешь же от неё рожу воротить. А ты, что подумала? Ну, ты, Нюся, даёшь. Сколько меня знаешь, а всё ревнуешь. Когда я тебе врал? Разве я тебе хоть раз соврал? Нет, Нюся, так нельзя, ты должна с кем-то посоветоваться по поводу своего поведения. Ты знаешь, если всё это запустить, так можно и с ума сойти от ревности, я где-то читал…

         – А засос на шее у тебя, откуда? – властно перебила его жена.

         – Это ветка, Нюся, самая что ни на есть ветка. Уже возле нашего дома шёл, и наткнулся. И куда дворники смотрят? Ведь так можно и глаз выколоть.

         – А презервативы тебе зачем?

         – Какие ещё презервативы? А-а-а-а! это, наверное, Васька подлец! Ну, конечно, он, кто же ещё. Это он мне их подбросил, чтобы ты меня при ревновала. Он уже ни раз такие штуки выкидывал с другими. Это точно он. Ну, подлец! А ведь приревновала – ничего не скажешь. А я то думаю, откуда в тебе такая ревность? Ты, Нюся, это брось – из-за таких мелочей так кипятиться не гоже. Ты же меня знаешь, я тебе врать не умею, а вот тебе следует проконсультироваться у психолога: ревность, моя дорогая, это болезнь, и болезнь прогрессирующая, если вовремя не обратиться к врачу, – можно и с ума сойти.

         – Если кому-то к психологу и надо, – молвила с улыбкой супруга – так это, Коленька, тебе. Весь этот маскарад с переодеванием я придумала сама, когда тебя вчера невменяемого принесли твои собутыльники. Ты, что разве не узнаёшь эти трусики? ведь ты сам их мне подарил на день влюблённых. Кольцо и помада – это тоже я. Так что, Коленька, обделался ты не вчера, а только что. Вот так-то, мой родненький.

         – Ты, что хочешь сказать, – с удивлением в голосе молвил супруг – что мне всё это приснилось? Ты знаешь, Нюся, такой реальный сон, будто всё это со мной произошло наяву. Ну, и ну! Это же надо такому присниться.