"Судный день"
фрагмент фрески Микеланджело "Страшный суд". Сикстинская капелла.
фреска «Страшный суд» Микеланджело. Сикстинская капелла.
Дети мои, у меня на работе сегодня был очень трудный день. Мои подопечные меня чуть не доконали, устроив судный день.
Сразу после завтрака, больной Саша Ковров нарядился клоуном и стал давать представление. Но после этого он пришёл ко мне в кабинет и стал жаловаться на больных, мол, они надо мной смеются.
Больной Гога Семенихин отрезал себе ухо, вообразив себя Ван Гогом.
Хорошо,
что он не вообразил себя собакой Баскервилей, иначе бы перекусал всё наше
отделение.
«Мумия Рамсеса
второго» – Митя Молохов, замотался бинтами, где-то достал много манной каши и ею себя "забальзамировал".
"Рамочник" Женя Лозоходцев ещё вчера заявил, что по его рамкам завтра в 10:30 утра наступит конец света.
И что вы думаете? Конец света точно наступил ровно в 10:30, только чубайсовского. Три часа света не было!
«Царь Соломон» – Соломон Моисеевич Зильберман, принял очередное соломоново решение: разрубить своего соседа по
палате Илюшеньку надвое скалкой. Еле отняли у него скалку.
«Три Л» – Лаврентий Леонтьевич Лючкин, начал сегодняшний день с очередной своей «литературной» секвенции, назидательно заявив мне:
– Прочитал хорошую книгу, – приобщился к культуре, а прочитал плохую, – к проктологии.
Затем ехидно
добавил:
– Если совесть у вас
была, Аркадий Самуилович, но она вчистую пропала, то вы не человек, а нечисть!
«Рамочник» к ужину
заявил, что он не может смотреть на то, как в его родной психиатрической
больнице имени его, Рудольфа Арнхейма, так нерачительно используют
полезные ископаемые, и он, возмущённый этим, решил уйти «Вперёд в прошлое» то
есть в палеозой.
Алексей Игнатьевич Боговерцев подошёл
ко мне после завтрака, взял меня легонько за пуговицу халата и доверительно
сообщил на ухо:
– У толпы всегда эмоции,
а не рассудок. Вспомним, кто осудил Христа?
Большинство всегда право, однако оно должно быть компетентно.
Религия нужна,
создание кумира – нет.
Богу нужно не поклонение, а праведность.
Никогда не зарекайся
от сумы, тюрьмы и сумасшедшего дома имени Кащенко.
А может поменять образ
жизни? Например, возлюбить ближнего.
Не носи всуе нимб –
устанешь.
Святость нужна не для
нимба, а для сострадания.
Выбирая свой
крест, рассчитай силы.
Выбрал свой крест,
неси его достойно.
Тяжело нести свой
крест, не жалуйся.
Сгибаешься под
тяжестью своего креста, не стони.
Нет сил нести свой крест – отдай в хорошие руки.
Праведники принадлежат
не себе, а Богу.
Затем он
окинул меня многозначительным взглядом и говорит:
– В молодости семь раз отмерь, один раз отрежь, а в старости всё уже сто раз отмерено, – надо успеть отрезать.
Затем,
переходя на шёпот, добавил, многозначительно подняв указательный палец вверх:
– Самуилыч, будь Человеком,
а не психиатром, и ты будешь помазанником божьим, как и я.
Владимир Мономахов
пожаловался мне на больного Юрия Долгорукого, сказав, что ему трудно стало управлять
им, как сыном. Мол, я посылаю его в 1147 год в междуречье Оки и Волги, чтобы он
там основал поселение Москва.
А он говорит, что занят подготовкой похода на Константинополь.
Тоже мне –
Вещий Олег. Сразу видно, что псих. Раз ты Юрий Долгорукий, то иди и основывай,
что тебе положено по разнарядке, а не лезь не в своё дело.
Другой Юрий, только
Деньской, – этакий богатырь, каких мало, или как его все называют «Юрьев
День», – взял меня за грудки и, приподняв на одной руке, прошипел:
– Самуилыч, я тебе
устрою мой Юрьев день досрочно, а не 26 ноября по старому стилю!
Ты почему
не поздравил меня с днём моего ангела юродивого Юры?
И далее в примирительном
тоне:
– Если в
молодости грызёшь орехи зубами своими, то в старости будешь грызть ногти – чужими.
Только я, дети мои,
вышел из своего кабинета, а навстречу мне Антоша Кузьмичёв, которого мы лечим
больше года.
Антоша
робко подошёл ко мне и спрашивает детским голосом:
– Аркадий
Самуилович, можно мне ходить в школу только в свободное от детства время?
Я ему в растерянности
отвечаю, что можно. А он эдак мне несколько смущённо, но с вызовом говорит:
– Аркадий Самуилович,
если вы не дадите мне денег на мороженое от вашей последней
взятки, то я всем расскажу, что в воскресенье вы были не в своём отделении
больницы имени Кащенко, а у медсестры тёти Тани.
Безобразие, я никогда
в своей жизни взяток не брал! Пришлось дать ему на мороженое.
Далее, сижу я в своём
кабинете, никого не трогаю, а ко мне вваливается наш больной Колыванов и
говорит:
– Привет, скупердяй! Всё копишь деньги?
В аду всё бесплатно.
В раю встречают по хорошим делам.
На Земле ценится доброта и благотворительность.
Зачем больше, чем необходимо? В аду будет плохо.
Отдай нам, больным, в раю будет хорошо.
Только прилёг
вздремнуть после обеда, как меня вызывает медсестра к «Три Л». Мол, бегите
скорее, Аркадий Самуилович, а то не успеете. Наш «гений» написал на своём окне очередную
«гениальность» и требует, чтобы за неё дали ему Нобелевскую премию, иначе он
разобьёт окно.
Захожу в палату. Больной Лаврентий Леонтьевич встречает меня вопросом:
– Вы – гений? Извините, Аркадий Самуилович, думал коллега.
Вижу надпись пальцем на запотевшем стекле:
Краткость – сестра таланта, но она коростель.
Брат
таланта – селезень.
Отец
таланта – Белый Лебедь.
Дед
таланта – Орёл
Прадед
таланта – Гений.
Прапрадед
таланта – Титан.
Прапрапрадед
таланта – Бог.
Далее
Лаврентий Леонтьевич мне объясняет:
– Если писатель знает грамматику русского языка – он начинающий писатель, в добрый путь.
Если писатель знает ещё и синтаксис – это уже большой мастер.
Если писатель знает к тому же и морфологию – это уже гений!
А если писатель знает ко всему этому и пунктуацию, то таких на свете быть не может.
Только
опять прилёг вздремнуть, как ко мне в кабинет вваливается больной Тихон Трухлявый, и мне, его лечащему врачу говорит:
– Самуилыч,
хочешь быть сумасшедшим, будь им, только
не делай ничего сумасшедшего.
А затем ядовито добавляет:
– Если постоянно
чувствуешь, что около тебя кто-то есть, но ты его не видишь, то
срочно иди не к окулисту, а к психиатру.
В коридоре
он мне добавляет:
–
Самуилыч, окулист тебе не поможет, за твоими толстыми очками далее идут уже
светофоры.
Я понимаю, что он
сумасшедший, и поэтому стою и жду, что он мне скажет напоследок. И дождался:
–
Сумасшедшие иногда бывают гениями, только об этом
трудно догадаться.
На этом сумасшедший
день не кончился. Только я направился в свой кабинет, как дорогу мне перекрыл больной
Роман Абрамович и сказал с преглупенькой улыбочкой на лице:
– Самуилыч, если нет
своих мозгов – купи. Сколько взвесить?
Если в
голове тяжесть, прочисть мозги пылесосом!
Я не успел прийти в
себя от его наглости, как он:
– Я купил «Челси» для
Спартака…
И сделал многозначительную паузу.
– А Спартаку Мишулину
«Челси» не подошёл. Он болельщик московского клуба "Спартак". Так что
пришлось "Челси" отпустить на вольные хлеба в туманный Альбион.
Ближе к
ужину подходит ко мне больной Семён Пыльный и с умным видом спрашивает:
– Аркадий
Самуилович, вы любите пыль в своей квартире?
– Конечно, нет! Я её тут же вытираю
влажной салфеткой, – отвечаю я ему.
– Напрасно! Свою пыль нужно любить.
– Зачем? – никак в толк его утверждение я не возьму.
– Чтобы она любила вас.
– Зачем мне любовь пыли? –
недоуменно спрашиваю я.
– Вы её не трогаете – она вам даёт
дышать.
– Пылью?
– Нет! Она сама дышит пылью.
Я
улыбнулся и пошёл в свой кабинет.
Интересно, почему
сегодня такой всплеск активности у нашего контингента больных?
– Аркадий Самуилович,
так ведь сегодня в утренних новостях было сообщение о повышенной активности солнца. Вспышки там какие-то одна за другой. Может, от этого?
– Дети мои, вот в чём
разгадка! Всё от него, от нашего солнца: и благодеяния, и напасти. Неудивительно, что
больные так переполошились…
(49 иллюстраций).
«Страшный суд». Микеланджело. фреска в Сикстинской капелле.
Дети мои, у меня на работе
сегодня был очень трудный день. Мои подопечные меня сегодня чуть не
доконали.
Сразу
после завтрака, больной Саша Ковров нарядился клоуном и стал давать
представление. Но после концерта он пришёл ко мне в кабинет и стал жаловаться
на больных, мол, они надо мной смеются.
Больной Гога
Семенихин отрезал себе ухо, вообразив себя Ван Гогом.
Хорошо,
что он не вообразил себя собакой Баскервилей, иначе бы перекусал всё наше
отделение.
«Мумия Рамсеса
второго» замотался бинтами, где-то достал много манной каши и себя ею
забальзамировал.
"Рамочник" Женя
Колесников ещё вчера заявил, что по его рамке завтра в 10:30 утра
наступит конец света. И что вы думаете? Конец света точно наступил ровно в
10:30, только чубайсовского. Три часа света не было!
«Царь Соломон» – Изя
Солонович принял очередное соломоново решение: разрубить своего соседа по
палате Илюшеньку надвое скалкой. Еле отняли у него скалку.
«Три Л» – Лаврентий
Леонтьевич Лючкин, начал сегодняшний день с очередной своей «литературной»
секвенции, заявив назидательно мне:
– Прочитал
хорошую книгу, – приобщился к культуре, а прочитал плохую, – к проктологии.
Затем ехидно
доьбавил:
– Если совесть у вас
была, Аркадий Самуилович, но она вчистую пропала, то вы не человек, а нечисть!
«Рамочник» к ужину
заявил, что он не может смотреть на то, как в его родной психиатрической
больнице имени его, Рудольфа Арнхейма, так нерачительно используют
полезные ископаемые, и он, возмущённый этим, решил уйти «Вперёд в прошлое», то
есть в палеозой.
Алексей Боговерцев подошёл
ко мне после завтрака, взял меня легонько за пуговицу халата и доверительно
сообщил на ухо:
– У толпы всегда эмоции,
а не рассудок. Вспомним, кто осудил Христа?
Большинство всегда право, однако оно должно быть компетентно.
Религия нужна,
создание кумира – нет.
Богу нужно не
поклонение, а праведность.
Никогда не зарекайся
от сумы, тюрьмы и сумасшедшего дома имени Кащенко.
А может поменять образ
жизни? Например возлюбить ближнего.
Не носи всуе нимб –
устанешь.
Святость нужна не для
нимба, а для сострадания.
Выбирая свой
крест, рассчитай силы.
Выбрал свой крест,
неси его достойно.
Тяжело нести свой
крест, не жалуйся.
Сгибаешься под
тяжестью своего креста, не стони.
Нет сил, нести свой крест,
отдай в хорошие руки.
Праведники принадлежат
не себе, а Богу.
Затем он
окинул меня многозначительным взглядом и говорит:
– В
молодости семь раз отмерь, один раз отрежь, а в старости всё уже сто раз
отмерено, – надо успеть отрезать.
Затем,
переходя на шёпот, добавил, многозначительно подняв указательный палец вверх:
Самуилыч, будь Человеком,
а не психиатром, и ты будешь помазанником божьим, как и я.
Владимир Мономахов
пожаловался мне на больного Юрия Долгорукого, сказав, что ему трудно стало управлять
им, как сыном. Мол, я посылаю его в 1147 год в междуречье Оки и Волги, чтобы он
там основал поселение Москва.
А он
говорит, что занят подготовкой похода на Константинополь.
Тоже мне –
Вещий Олег, сразу видно, что псих. Раз ты Юрий Долгорукий, то иди и основывай,
что тебе положено по разнарядке, а не лезь не в своё дело.
Другой Юрий, только
Деньской, – этакий богатырь, каких мало, или как его все называют «Юрьев
День», – взял меня за грудки и, приподняв на одной руке, прошипел:
– Самуилыч, я тебе
устрою мой Юрьев день досрочно, а не 26 ноября по старому стилю!
Ты почему
не поздравил меня с днём моего ангела юродивого Юры?
И далее в примирительном
тоне:
– Если в
молодости грызёшь орехи зубами своими, то в старости будешь грызть ногти – чужими.
С женского отделения
позвонила больная Нюрка Тверская и сказала в трубку:
– Я своему психиатру
Трошкину говорю, что он твердолобый козёл. Но он меня никак не поймёт. Я ему говорю:
– В лоб, – а он мне:
–
Нет, по лбу.
Я не выдержала и даю
ему в лоб.
А ему, хоть в лоб,
хоть по лбу.
Только я, дети мои,
вышел из своего кабинета, а навстречу мне Антоша Кузьмичёв, которого мы лечим
больше года.
Антоша
робко подошёл ко мне и говорит детским голосом:
– Аркадий
Самуилович, можно мне ходить в школу только в свободное от детства время?
Я ему в растерянности
отвечаю, что можно. А он эдак мне несколько смущённо, но с вызовом говорит:
– Аркадий Самуилович,
если вы не дадите мне денег на мороженое от вашей последней
взятки, то я всем скажу, что в воскресенье вы были не в своём отделении
больницы имени Кащенко, а у медсестры тёти Тани.
Безобразие, я никогда
в своей жизни взяток не брал! Пришлось дать ему на мороженое.
Далее, сижу я в своём
кабинете, никого не трогаю, а ко мне вваливается наш больной Колыванов и
говорит:
– Привет, скупердяй! Всё копишь деньги?
В аду
всё бесплатно. В раю встречают по хорошим делам. На Земле
ценится доброта и благотворительность. Зачем больше, чем необходимо? В аду будет плохо,
отдай нам, больным, в раю будет хорошо.
Только прилёг
вздремнуть после обеда, как меня вызывает Лариска к «Три Л». Мол, бегите
скорей, Самуилыч, а то не успеете. Наш «гений» написал на своём окне очередную
«гениальность» и требует, чтобы за неё дали ему Нобелевскую премию, иначе он
разобьёт окно.
Захожу в
палату. Больной Лаврентий Леонтьевич меня встречает вопросом:
– Вы гений? Извините, Аркадий Самуилович, думал коллега. Вижу надпись пальцем на запотевшем стекле:
Краткость – сестра таланта, но она коростель.
Брат
таланта – селезень.
Отец
таланта – Белый Лебедь.
Дед
таланта – Орёл
Прадед
таланта – Гений.
Прапрадед
таланта – Титан.
Прапрапрадед
таланта – Бог.
Далее
Лаврентий Леонтьевич мне объясняет:
– Если
писатель знает грамматику русского языка – он начинающий писатель. В добрый
путь. Если писатель знает ещё и синтаксис – это уже большой мастер. Если
писатель знает к тому же и морфологию – это уже гений! А если писатель знает ко
всему этому и пунктуацию, то таких на свете быть не может.
Только
опять прилёг вздремнуть, как ко мне в кабинет вваливается больной Тихон Трухлявый, и мне, его лечащему врачу, говорит:
– Самуилыч,
хочешь быть сумасшедшим, будь им, только
не делай ничего сумасшедшего. А затем ядовито добавляет:
– Если
чувствуешь, что сходишь с ума, то не всегда
«собака» зарыта в тебе. Может быть, ты работаешь не в
той больнице, или не с теми людьми. Меняй больницу и обслуживающий персонал, а
нас, психов, не трогай. Я выдворяю его из кабинета, а он добавляет:
– Если постоянно
чувствуешь, что около тебя кто-то есть, но ты его не видишь, то
срочно иди не к окулисту, а к психиатру.
В коридоре
он мне добавляет:
–
Самуилыч, окулист тебе не поможет, за твоими толстыми очками далее идут уже
светофоры.
Я понимаю, что он
сумасшедший, и поэтому стою и жду, что он мне скажет напоследок. И дождался:
–
Сумасшедшие иногда бывают гениями, только об этом
трудно догадаться.
На этом сумасшедший
день не кончился. Только я направился в свой кабинет, как дорогу мне перекрыл больной
Роман Абрамович и сказал мне с преглупенькой улыбочкой на лице:
– Самуилыч, если нет
своих мозгов – купи. Сколько взвесить?
Если в
голове тяжесть, прочисть мозги пылесосом!
Я не успел прийти в
себя от его наглости, как он:
– Увидев в зеркале на
своём лбу надпись: «Умный», – не верь, ибо зеркало показывает наоборот.
Я только хотел уйти, а
он:
– Я купил «Челси» для
Спартака…
И сделал многозначительную паузу.
– А Спартаку Мишулину
«Челси» не подошёл. Он болельщик московского клуба "Спартак". Так что
пришлось "Челси" отпустить на вольные хлеба в туманный Альбион.
Ближе к
ужину подходит ко мне больной Семён Пыльный. И так с умным видом спрашивает
меня:
– Аркадий
Самуилович, вы любите пыль в своей квартире?
– Конечно, нет! Я её тут же вытираю
влажной салфеткой, – отвечаю я ему.
– Напрасно! Свою пыль нужно любить.
– Зачем? – никак в толк его вопрос
я не возьму.
– Чтобы она любила вас.
– Зачем мне любовь пыли? –
недоумённо я отвечаю.
– Вы её не трогаете – она вам даёт
дышать.
– Пылью?
– Нет! Она сама дышит пылью.
Я
улыбнулся и пошёл в свой кабинет.
Интересно, почему
сегодня такой всплеск активности у нашего контингента больных?
– Аркадий Самуилович,
так ведь сегодня в утренних новостях было сообщение о повышенной активности
Солнца. Вспышки там какие-то одна за другой. Может, от этого?
– Дети мои, вот в чём
разгадка! Всё от него, от Солнца: и благодеяния, и напасти. Неудивительно, что
больные так переполошились…
Лидия Копасова # 31 мая 2014 в 15:38 0 | ||
|
Лидия Копасова # 31 мая 2014 в 15:43 0 | ||
|
Вячеслав Сергеечев # 2 июня 2014 в 22:00 0 | ||
|