И был день, и была ночь, и было утро, и вернулся домой на восходе солнца, красноликого, раб Божий Димитрий Иоанович Суховейкин. За порогом очага, своего, он упал ликом вверх, а задом – вниз. И понял он, что сшибло с ног его орудие кухонной принадлежности. По звуку удара о голову и эху в мозгах – это черпак для борща, супа и прочих жидких блюд.
И, воззрев очами вверх, спросил он:
- Что тебе надобно, старче ?
- А за старче ты ответишь ! Алкашня ушибленная ! На ! На тебе в харю ! – Прошипел гадюкой некто сверху.
Суховейкин, услыхав сей ущемляющий душу глас, возроптал:
- Не бей меня, баба Яга, я ещё пригожусь тебе…
- И за бабу Ягу ответишь, пьянь, хроническая. На тебе ! На тебе ! – Свирепел некто сверху.
- Почто душу мне коробишь битием, поганым ! Пенсионерка, ты, нескоромная и лихая ! А ты меня в баньку сводила, напоила, накормила, спать уложила, треклятая ?
В ответ – удар черпака в лоб и слова бранные: «мать-перемать» и прочее некультурное.
И он понял, что ниспустилось на него горе, великое. И возроптал он пуще прежнего:
- Негоже мужу, званному, на пороге родного пристанища унижения принимать. Да отсохнет рука бьющего, да падёт на голову ея же орудие бития ! Да низвергнется на лице, ея, отмщение ! Аз воздам !
- Ах, ты, алкоголик, херов, пропоец и бабник, ещё и угрожает… Сейчас ты у меня получишь за всю горькую ночь, что я проплакала, дожидаючи тебя. На ! На ! Вот тебе, забулдыга !
- Какие горькие унижения я терплю ! Почто, сердечная, обижаешь ближнего своего. Возлюби меня и отвечу тем же и воспоют душеньки, наши, любовию объятые… Ой, больно ! У меня уже лик святый опух, глаза светлоликие заплыли, зад, мой, судьбоносный, покраснел от бития… Остановись, окаянная ! Аз воздам !
И сказал некто сверху Суховейкину, рабу Божьему:
- Бью тебя, потому что жена я тебе ! На ! На тебе в харю очумлённую, охамевшую ! Била и буду бить, ибо ты есть собственность моя ! На ! На! На ! Да чтоб тебя твоя сучка в постели вечером не узнала. На, тебе ! Да чтоб твои подчинённые хихикали за твоей спиной ! На! На! На! Да чтоб ты сидел сегодня в президиуме Совета директоров с разбитой мордой и весь зал ржал над моими следами воспитания На ! На ! На !
И понял он, что это конец и более не роптал, стойко перенося семейное наказание за непослушания и непротивление злу.
И думал он:
- Как хорошо всё начиналось. Терем светлый, пир горою, девы красные, зелено вино, яства царские – всласть всё было ! И почто сказки так быстро сказываются, а дела черпаками отрыгиваются – не понимаю…
И закончилось утро. И битие определило сознание Суховейкина. И пришёл день. И стихло всё, ибо началось заседание Совета директоров. И выступал на нём председатель. И ржал весь зал.
[Скрыть]Регистрационный номер 0422820 выдан для произведения:
И был день, и была ночь, и было утро, и вернулся домой на восходе солнца, красноликого, раб Божий Димитрий Иоанович Суховейкин. За порогом очага, своего, он упал ликом вверх, а задом – вниз. И понял он, что сшибло с ног его орудие кухонной принадлежности. По звуку удара о голову и эху в мозгах – это черпак для борща, супа и прочих жидких блюд.
И, воззрев очами вверх, спросил он:
- Что тебе надобно, старче ?
- А за старче ты ответишь ! На ! На тебе в харю ! – Прошипел гадюкой некто сверху.
Суховейкин, услыхав сей чудодейный глас, возроптал:
- Не бей меня, баба Яга, я ещё пригожусь тебе…
- И за бабу Ягу ответишь, пьянь, хроническая. На тебе ! На тебе ! – Свирепел некто сверху.
- Почто душу мне коробишь битием поганым ! Пенсионерка ты, нескоромная и лихая ! А ты меня в баньку сводила, напоила, накормила, спать уложила, треклятая ?
В ответ – удар черпака в лоб и слова бранные: «мать-перемать» и прочее некультурное.
И он понял, что ниспустилась на него горе, великое. И возроптал он пуще прежнего:
- Негоже гостю, званному, на пороге родного пристанища унижения принимать. Да отсохнет рука бьющего, да падёт на голову ея же орудие бития ! Да низвергнется на лице, ея, отмщение ! Аз воздам !
- Ах, ты, алкоголик, херов, пропоец и бабник, ещё и угрожает… Сейчас ты у меня получишь за всю горькую ночь, что я проплакала, дожидаючи тебя. На ! На ! Вот тебе, забулдыга !
- Какие горькие унижения я терплю ! Почто, сердечная, обижаешь ближнего своего. Возлюби меня и отвечу тем же и воспоют душеньки, наши, любовию объятые… Ай, больно ! У меня уже лик святой опух, глаза светлоликие заплыли, зад, мой, судьбоносный, болит от бития… Остановись, окаянная ! Аз воздам !
И сказал некто сверху Суховейкину, рабу Божьему:
- Бью тебя, потому что жена я тебе ! На ! На тебе в харю чиновничью, охамевшую ! Била и буду бить, ибо ты есть собственность моя ! На ! На! На ! Да чтоб тебя твоя сучка в постели вечером не узнала, На, тебе ! Да чтоб твои подчинённые хихикали за твоей спиной ! На! На! На! Да чтоб ты сидел сегодня в президиуме Совета директоров с разбитой мордой и весь зал ржал над моими следами воспитания На ! На ! На !
И понял он, что это конец и более не роптал, стойко перенося семейное наказание за непослушания и непротивление злу.
И думал он:
- Как хорошо всё начиналось. Терем светлый, пир горою, девы красные, зелено вино, яства царские – всласть всё было ! И почто сказки так быстро сказываются, а дела черпаками отрыгиваются – не понимаю…
И закончилось утро. И битие определило сознание Суховейкина. И пришёл день. И стихло всё, ибо началось заседание Совета директоров. И выступал на нём председатель. И ржал весь зал.
Юрий, ну, какое же удовольствие читать Ваши рассказы,наверно, Вы когда их пишите сами смеётесь весело.Какую же великую цену заплатил бедный Суховейкин и за битие, и за житиё Спасибо за настроение!