Помочь сайту
Поздравления
Страх
Лес был как лес. На лысом пригорке повырастала всякая мелкотня из осинок. А за ними начинало темнеть елками вперемежку с белой вертикальной строчкой берёз.
Одно только казалось странным – та простирающаяся темнота не издавала ни звука. Ни одна птица, ни один звериный шорох не нарушали этой странной тишины. Даже не слышалось шевеления ветвей. Впрочем, и движения воздуха тоже не было никакого. Тишина крайней опасности притаилась за этой лысой опушкой, установив себе границу наподобие той, что бывает между светом и тьмой.
Дорога в обход леса занимала более суток пути. А через лес можно было пройти за пару часов. И этот короткий путь казался таким соблазнительным…
Вздохнув и отогнав этим вздохом опасливые мысли, Маша погрузила свои сапожки в придорожную траву и двинулась к опушке. Но чем ближе она подходила к ней, тем зловещей и плотнее делался воздух, труднее становилось дышать. Сердце, казалось, выпрыгнет из груди, поддаваясь цепенеющему страху. Девочка подошла уже к самой границе и тут очень ясно поняла, что никакая сила не заставит её сделать следующего шага. Громадный лес стоял перед ней как поглотитель всего живого, всего доброго и светлого, что только может находиться в душе человека.
Укорив себя за безрассудную храбрость, Маша повернулась к лесу спиной и ускорила шаг, чтобы побыстрее добраться до спасительной дороги. Эта дорога была как островок безопасности, куда никакая злая сила не может проникнуть. Но было поздно. Лес заметил её.
Уже перейдя почти на бег, девочка чувствовала спиной чей-то невыразимо жуткий взгляд. Взгляд, в котором не было пощады, а одна только сила - догнать и поглотить. Не выдержав, девочка обернулась, но тут Нечто преследовавшее её разлетелось на тысячи мелких игольчатых осколков и исчезло. Теперь девочка не решалась повернуться к лесу спиной и медленно, настороженно пятилась в сторону дороги. Как только ноги её коснулись твердой, укатанной поверхности, страх исчез. И она ускорила шаг, чтобы скорее миновать эту опушку и этот лес и выйти дальше, к полям, которые расстилались впереди.
Вскоре за спиной она услышала скрип телеги и голоса. Её догоняла неказистая однолошадная деревянная повозка.
- Но! Но! – сдерживал возница разволновавшуюся вдруг лошадь. В глазах лошади девочка прочитала страх. Ездоками были, как показалось девочке, отец и сын. А судя по мешкам с мукой, ехали они со старой мельницы.
- И не страшно тебе в таких краях одной-то идти? - серьёзно спросил её тот, что постарше, притормозив лошадь.
- Страшно, честно говоря. Здравствуйте, дяденька.
- Здравствуй, здравствуй. Садись-ка давай, подвезем до нашей деревни. Она тут первая по пути.
Маша обрадовалась, поспешно кивнула головой и забралась в телегу, прислонясь к пыльному мешку. Телега тронулась. Но девочка чувствовала спиной, как это нечто невыразимо жуткое продолжает смотреть ей вслед из леса.
- Куда, девка, направляешься? - спросил старик, слегка огрев лошадь вожжами, несмотря на то, что она и так ускорила шаг, прижав уши к крупной голове.
- Тётю родную схоронила, теперь нужно к другой переезжать в город.
- Ты Терешиных, что ль?
- Их, дяденька.
- Через лес, вот, хотела, напрямки... Карту у тётеньки видела.
- Сдурела, девка! По карте она ходить желаит, ётить. Да у нас через этот лес испокон веку не ходит никто. Даже в голодные годы ни за ягодой, ни за грибами ни ногой. Глянь, Сашок, через лес она пожелала. Прямиком...
Мужчина помоложе, к которому было адресовано это возмущение, согласно кивнул и с опаской посмотрел в сторону леса.
- Был тут один, Еремеем звали. Горько ему пришлось. Сирота. Сызмальства в людях. Вся судьба на тычках, ётить. Да зашел как-то раз к бабке Аграфене. Бабка та тайну держала, что, мол, лес этот, хотя и грозен и страшен, но счастье держит, вечное счастье. Да не для каждого держит, а только для одного кого-то. А для кого - неведомо. Уж если кто не тот в лес-то зайдёт, тот и пропадает. Безвозвратно. Вот и до того Еремей-то от горюшка намыкался, что, говорит, была не была, чем так жить, так лучче рискнуть судьбинушкой. Ну и пошёл в лес тот под воскресенье. Так уж почти пятый годок и нет его. Сгинул паренёк. Как есть сгинул. Мы-то вечерней иль ночной порой и дорогой этой не ездим, не то что в лес-то... Тут старик бросил из-под бровей взгляд в сторону леса и перекрестился: "Сохрани, Господь, нас от всякого зла".
А дорога тем временем вывела повозку на поля. В воздухе стало светлее. А вскоре за горушкой открылась и сама деревня – с два десятка крепких дворов. За деревней была поскотина, где мирно бродило деревенское стадо. Ничего не напоминало о том страшном происшествии, тревога из сердца Машеньки ушла. Однако день катился к вечеру, и нужно было подумать о ночлеге.
Старик как будто прочёл её мысли: "Слышь, девка. У нас тут теснота по домам-то, семьи многолюдные. А вот бабка Аграфена одна проживает. Стала она, правда, глазами слабовата, да и вообще одряхлела. Из наших-то, деревенских, почитай, никто не знает, сколько лет она на свете белом живёт. Ну, дровец ей наносишь, водицы. Приберешь в избе по надобности, пустит она тебя на ночлег. А уж поутру отправляйся куда тебе надо. Видишь домишко скошенный у оврага? Вот и топай туда.
Старик остановил лошадь. Девочка слезла с телеги, поискала в заплечном мешке кулёк с сахаром: "Возьмите, дяденька. Благодарствую за проезд".
- Да не возьму ничего, ётить. Взяли моду по каждому пустяку совать. Иди, давай, миллионщица... Сказал старик ворчливо и, улыбнувшись в бороду, тронул повозку.
Маша, поклонилась вслед и, отряхнув рукав от пыли и муки, направилась к домику, который ей указал старик.
Домишко был ветхий, видимо, как и сама хозяйка. Старое крыльцо разваливалось, нижние ступеньки прогнили. Тропинка к крыльцу по обе стороны заросла многолетними сорняками. Вокруг царил дух старости и запустения.
Маша аккуратно поднялась по ступенькам и робко постучала в дверь. Изнутри не донеслось ни звука.
«Может, она плохо слышит?» - И Машенька постучала ещё раз.
- Ну, входи, входи. Не толкись там, - донёсся почему-то очень молодой женский голос.
Машенька открыла двери и переступила порог. У окна на лавке сидела маленькая сухонькая старушка в белом платочке. На тонком, морщинистом лице удивительно выделялись молодые синие глаза.
- Пометил тебя лес... Пометил, девка, - вместо приветствия задумчиво произнесла старушка. Лицо её было серьёзным.- Ну, да делать нечего. Судьба придёт и с печки стащит. Иди-ко, сядь за стол. - Старушка кивнула головой на большой стол и придвинутую к ней лавку в красном углу избы под образами.- Мешок-то свой у двери поставь, никто его не утащит, - добавила она, снова зыркнув синими глазами.
Маша поставила мешок и села за стол. Стол был абсолютно чист, столешница натерта добела, обнажая красивый срез дерева.
- Оставлю тебя на ночку. Сейчас посиди чуток, передохни. Потом с колодца воды наносишь, вёдра справа у крыльца найдёшь. Дрова за домом в сарае. Принесть надобно охапки три. Да печь затопишь опосля, да ужин сготовь. Продукты в подполье найдёшь. А мне тут, девка, сходить кое-куда надобно. Ну, хозяйствуй.
Тут старушка неожиданно ловко соскочила с лавки и исчезла в дверях.
Девочка огляделась. Всё казалось ей странным в этом доме. Выглядел он так, будто бы в нём никто не жил. Нет, не было запустения или пыли, но не было того жилого духа, какой-нибудь одежды на вешалке, обуви, утвари... Всё было, как бы это сказать, просторно и пусто, что ли. Но у печки на полке она заметила чугунок, чайник и пару чашек. Там же стоял ухват, прислонённый к стене.
Маша долго сидеть не стала. Наносила в бадью воды из старого колодца, принесла дров, растопила печь и спустилась в подполье. Там она нашла кочан капусты, несколько картошин, бутыль с маслом и луковицу. Было такое ощущение, что всё это оставлено кем-то только на один раз приготовить.
- Странно. Лук-то кто в подполье хранит. Да и масло... И вообще, странно всё это, - подумала Маша. Потом поставила в протопленную печь чугунок готовить пустые щи, стала поджидать хозяйку.
За окном темнело, а хозяйки всё не было. Поужинав без неё, Маша незаметно для себя так и задремала на лавке.
Утро наступило внезапно, будто Маша только-только закрыла глаза. Первое, что она увидела - на лавке под образами лежала старушка. Лежала как-то неестественно прямо, и было в ней что-то неживое.
- Бабушка, - тихонько позвала Маша. Но ответа не было. Девочка тихо, на цыпочках подошла к старушке, и ей показалось, что та не дышит вовсе. Девочка тронула старушку за кисть руки, та оказалась почти ледяной. Отдёрнув руку, она стремглав выбежала из избы, надеясь отыскать в деревне своих вчерашних попутчиков, чтобы сообщить им страшную новость. Тут ей повезло, на пригорке она заметила того самого старика.
- Дяденька! Дяденька! - стала громко звать девочка, чтобы он не ушел, не заметив её. Он таки заметил бегущую девочку и подождал, пока она подбежит.
- Дяденька! Бабка Аграфена померла! Лежит на лавке неживая! Что делать-то, дяденька?!
Старик нахмурился и молча пошёл прочь, оставив девочку в полной растерянности.
«Странно всё как. Что делать? Вернусь-ка я в избу и подожду, может, он пошёл звать кого».
Девочка вернулась, но в дом входить не решилась. Присела на крылечке.
- Эй, девка! - раздалось вдруг из кустов у угла дома. Забирай скорее свой мешок и убегай через овраг. И если поймают, не говори, что я тебя предупредил!
Тут девочка увидела своего вчерашнего попутчика, того, что помоложе.
- Поверье у нас тут, при ком бабка Аграфена помрёт, тот лесом послан, злую силу несёт. Того убить надобно, кто бы это ни был, потому как переведёт всех людей в деревне. Смертью лютой переведёт! Беги, девка! Не верю я, что зло ты несёшь. Беги скорее!
Маша быстро заскочила в избу, схватила мешок и опрометью бросилась в соседний овраг, видя, как на пригорке уже показалась толпа местных жителей. Куда бежала, она не понимала, сменяя бег на быстрый шаг. Овраг понемногу превратился в длинную узкую лощину, которая привела её опять к лесу.
- Неужели это тот самый лес? Нет, этого не может быть... - Маша села на траву и заплакала от бессилия и усталости. Она хотела было встать и бежать отсюда, но странный, внезапный сон сморил её.
Во сне она видела туман, тёплый, молочный... Из тумана появилась старушка Аграфена и молча протянула ей руку со странным предметом. Девочка взяла это что-то и увидела необычный амулет на кожаном шнурке. Аграфена показала ей жестом, чтобы она надела его на себя. Подняв глаза, девочка не увидела старушки, только один туман.
Сколько она спала, Маша не знала. Вечерело. Разжав ладонь, девочка увидела тот самый амулет из сна на таком же кожаном шнурке. Очень удивилась, но, помня наказ Аграфены, надела его на шею. От амулета шло тепло и спокойная сила, которой наполнялось уставшее тело девочки. Она решила вылезти из лощины, оглядеться и принять решение, что ей делать дальше.
Когда Маша выбралась из лощины, то лес оказался справа от неё, а впереди простиралось поле с редкими кустами. Над полем поднимался туман. И в этом тумане скрывалось что-то зловещее. По спине девочки холодком пробежал страх. Единственным путём отступления от надвигающейся угрозы был лес. Девочке в данный момент он показался менее страшным.
- Была не была. Может, спрячусь под какой-нибудь корягой, закроюсь ветками, - хотя она понимала, что никакое внешнее укрытие не может спрятать её от этого простирающегося повсюду ужаса.
Прихватив одной рукой мешок, а другой держась за амулет на шее, девочка лощиной пробралась к той самой знакомой опушке и нырнула в лес. Лес, как живое существо, немедленно окружил со всех сторон, как бы обнял девочку и, как это ни странно, выступил её защитником перед тем самым густым всёохватывающим туманом, который как вкопанный остановился перед опушкой. Туман словно не мог переступить невидимую, странную границу, хотя ощущалось, что Нечто злобное бесновалось в нём, не желая согласиться с этим бессилием.
Девочка, не отрывая руки от амулета, углубилась в лес, ища себе подходящее место для ночлега. Наконец она приглядела мшистый валун у старой ели. Нижние ветви находились на небольшом расстоянии от земли и образовывали что-то наподобие шалаша, куда девочка и забралась. Под ветвями ели было спокойно, ствол был тёплым, большим. Маша прислонилась к нему спиной и снова упала в какую-то странную дремоту.
Ей снилось, что теперь уже не из тумана, а откуда-то сверху к ней сходит старушка Аграфена, смотрит своими синими молодыми глазами и говорит: "Иди, девка, лесом только когда солнце будет в самой высоте полуденной, чтобы не было теней. Бегом беги, не мешкай. А как выйдешь из леса, не оглядывайся нипочём, хоть что слышать будешь. Помни, девка, не оглядывайся!"
Девочка спала долго, почти до полудня. Видно, сказались усталость и переживания. Солнце приближалось к зениту. И она, памятуя наказ Аграфены, приготовилась бежать через лес. Сейчас он не казался ей таким уж безобидным, что-то живое, странное повсюду было разлито в нём. И это Странное проникало даже под ветви ели, едва не касаясь девочки.
Наконец, Маша дождалась, когда солнце встало прямо над деревьями, вынырнула из-под ветвей и, не оглядываясь, помчалась в том направлении, куда, по её мнению, нужно было бежать. Это направление подсказывало её испуганное сердце. То ли её подгонял страх, то ли что-то неведомое прибавляло ей сил, но лес она пересекла довольно быстро и выскочила на опушку с другой его стороны. Вдалеке она увидела реку, а вдоль нее - дорогу. Вот до этой дороги она и хотела скорее добежать.
Вдруг за её спиной раздался стон и крик о помощи. Крик был такой пронзительный, столько в нём было надежды на спасение, что она не выдержала и обернулась.
Но, обернувшись, она никого не увидела. И тут только вспомнила о наказе Аграфены ни в коем случае не оборачиваться. Страх накатил на неё новой волной, и Маша что есть силы бросилась бежать прочь, вниз к дороге. Однако чем дальше она удалялась от леса, тем труднее давался ей каждый шаг. Казалось, что ноги тонут в какой-то неведомой трясине, вытаскивать из которой их приходилось с большим трудом. А до спасительной дороги было еще далеко. Маша совершенно выбилась из сил и уже, казалось, не могла сделать ни единого шага. Тут она снова вспомнила про амулет и схватила его рукой: "Бабушка Аграфена! Помоги!"
В ту же секунду Маша очутилась стоящей на дороге, а позади неё тянулся по траве кровавый след. С ужасом она взглянула на свои ноги, но обнаружила их неповреждёнными. Вдруг кровавые следы стали исчезать прямо у неё на глазах, будто их не было вовсе, а из леса донёсся громкий то ли стон, то ли рык. На опушке появился знакомый силуэт бабки Аграфены, которая, как показалось Маше, пыталась выйти из леса. Но лес "втянул" её в себя и замолчал.
В душе у девочки страх сменился чувством глубокой потери и непоправимой трагедии. Она чувствовала за собой какую-то огромную вину, вину, которую невозможно было ничем искупить.
Глава 2
С тех пор прошло больше пяти лет. Маша жила у своей второй тёти, женщины доброй, но глуповатой. Её домик на окраине маленького провинциального городка ничем не отличался от таких же ничем не примечательных домиков. В крохотном палисаднике из-за забора тянула свои ветви калина и пара кустов черной смородины составляли ей кампанию. Голубая краска на ставнях облезла от времени, и их никто не подкрашивал. Всё свидетельствовало о более чем скромном житии.
Девочка Маша превратилась в девушку Марию. Не сказать, чтобы в красавицу. Наружность была вполне обыкновенной, пройдёшь мимо - не заметишь. Каждый день, кроме субботы и воскресенья, она ходила в ателье в центре города, где занималась глажением и намёткой, осваивая специальность портнихи.
События пятилетней давности почти стерлись из её памяти. Только амулет, спрятанный в верхний ящик тумбочки, временами напоминал о пережитом ужасе, который она всеми силами вытесняла из своей памяти. Может быть, время не всё лечит, но многое сглаживает. Жизнь девушки хоть была и скромна на события, но зато умиротворена своей предсказуемостью. Но только до одного события.
Однажды в ателье зашла странная посетительница, маленькая дама неопределённого возраста. Одета она была как-то несуразно, будто не из этого времени, а из какого-то старого фильма. Белый платочек, подвязанный по-старушечьи, странно контрастировал с пышным бархатным платьем тёмно-зелёного цвета с кринолином . Из-под белого платочка на Марию блеснули знакомые Аграфенины ярко-синие глаза.
Шитьё выпало из рук девушки, и она замерла под впечатлением от странной посетительницы.
- Не шали, девка. Шитьё-то подними, - услышала она незабываемый Аграфенин голос. - Пришла подружка тебе лесной должок отдавать. Готовься, днями придут за тобой.
Когда Мария пришла в себя, странной посетительницы в ателье уже не было. Все сотрудницы занимались своим делом без всякого беспокойства, и никто странную гостью не обсуждал.
- Привиделось, - подумала девушка, но покой покинул её. Домой она возвращалась, часто оглядываясь по сторонам. Воспоминания пережитого всё сильнее будоражили её нервы, и домой она явилась дрожа как осиновый лист.
Дома первым делом она извлекла амулет из дальнего угла ящика тумбочки и надела на себя. Потом стала обдумывать, куда бы уехать, куда скрыться от этой надвигающейся угрозы. Но ехать ей было некуда и не к кому. Из родни у неё была единственная тётя, которая никакой опорой и защитой являться не могла. Скорее, сама в этом нуждалась.
По инерции переделав все хозяйственные дела, накормив тётю скромным ужином и убрав со стола, Мария осталась сидеть в гостиной под большой тёплой лампой, которая создавала некую иллюзию безопасности.
Вдруг от двери отделилась чья-то тень.
- Странно, дверь была заперта на ключ, - успела вперёд страха, охватившего разум, подумать Мария.
Тень приблизилась, и сердце девушки замерло, губы онемели, от ужаса она не могла издать ни звука. Да и кого было звать на помощь...
Тень остановилась там, куда не падал свет лампы.
- Сейчас ты встанешь и последуешь за мной, - сказал глухой повелительный голос. - И не вздумай не подчиниться. Ничто и никто не сможет прийти тебе на помощь.
Двери сами отворились, и Мария, вопреки своей воле, последовала за тенью в дверной проём на улицу. Вокруг было пустынно, ни одного прохожего, никакого света ни в одном окне. Было такое ощущение, что улицы те же, но в то же время совсем не те, как будто из параллельного мира, из другой реальности.
Они направились и вышли за город. Стремительно темнело. Окаменевшая от ужаса Мария покорно следовала за тенью, как на казнь. Отчаяние настолько охватило её душу, что она не помышляла ни о какой защите, ни о какой помощи, лишь рука её механически держалась за Аграфенин амулет.
Наконец, тень остановилась и сделала властный жест рукой, девушка замерла на месте. Вокруг плотной завесой стояла темнота, но впереди Мария заметила как будто свет из окошка.
- Иди туда! - Тень указала девушке направление к тому свету.
Как ни странно, следование за Тенью было для Марии менее страшным, чем идти одной в неизвестность. Ещё крепче сжав амулет рукой, она двинулась вперёд и скоро достигла небольшой деревенской избы. Что-то в её силуэте показалось девушке знакомым. Поднявшись по ветхому крылечку и отворив двери, она оказалась в том самом домике Аграфены. Те же лавки, тот же стол, тот же чугунок и чашки...
В избе никого не было и стояла такая тишина, будто вовсе не было воздуха.
- Странно, как это я дышу без воздуха-то? - мелькнула у Марии внезапная мысль.
Девушка ещё немного нерешительно помялась у двери, но потом прошла к столу и села на то место, где она сидела прежде.
Двери отворились, и лёгким шагом в избу вошла старушка Аграфена.
- Ну, здравствуй, девка. Что, намаялась, небось? Настращалась? А и зря. Что тебе стращаться, ты ведь - мёртвая давно.
- Как мёртвая, бабушка?!
- А вот так, почитай с того момента, как в лесу под елью уснула. Не уснула ты, а померла. Так-то. Хочешь, покажу?
Тут одна стена в избе исчезла, и девушка увидела ту самую ель у валуна и свой скелет, прислонившийся к стволу ели. Рядом стоял её мешок. Потом картина так же быстро исчезла и на её месте вновь оказалась стена, будто и не было ничего.
- Так как же так, бабушка? Я же живая! Вот, сижу, разговариваю.
- Все мы, девка живые, не может никогда человек помереть. Скажу тебе по секрету, что далеко не каждый понимает, что он умер-то. Так и думает, что всё ещё живёт.
- А город, а тётя, а ателье? Что это было, разве не жизнь?
- Что говорить, тоже, девка, жизнь, только не там, где она у тебя раньше была. Другая это, девка, была реальность, куда тебя перенесло.
- А вот сейчас, вот это место, где мы находимся, это - что?
- Тут, девка, такое место, где соединяются переходы в разные реальности. Скажем, вот такая есть, - тут Аграфена махнула рукавом в сторону дальнего угла за печкой и оттуда полезли скользкие тёмно-красные и грязно-синие твари, они тянулись к девушке шупальцами. Это было настолько страшно и противно, что она закричала во весь голос.
- Брысь, - сказала Аграфена, махнула рукавом, и всё исчезло.- Эх, девка, сознанье-то в тебе узенькое ещё, вот и боисся. Сама-то подумай, дурья башка, что тебе мёртвой-то будет?
Значит, слушай сюда. Хочет тебя лес забрать. Давно уж заприметил. Тело-то давно забрал, а вот до тебя самой так и не дотянулся. Признаюсь, что я помешала, и заместо тебя все пять годков в нём пребывала. Жалко мне тебя тогда стало, уж больно мала да глупа ты была.
И рассказала Аграфена девушке свою историю.
Была она когда-то такой же юной и жила в той деревне. И появился паренёк заезжий, весёлый да ловкий и собой хорош. Стал он вокруг неё крутиться и из всех прочих выделять и уговорил сладкими речами и посулами на грех. Поняла она вскоре, что понесла от того паренька, а у того уже и интерес угас. Сторонился, глаза прятал, а потом в один осенний день и вовсе пропал из деревни. Никто так и не знал куда делся.
Сама понимаешь, лучше утопиться, чем в таком положении девке на деревне остаться. Да и родителей своих страшилась, больно строгими были. Вот и решила, была не была, а пойду в лес тот нехороший, из которого никто не возвращался. Как знать, может, мне повезёт, и обрету я там вместо гибели вечное счастье.
День был холодный. Осень. Листва ещё шепталась на деревьях. Оделась я потеплее, взяла с собой хлеба да бутыль молока, завязала в узелок, да и пошла к лесу. Подошла к нему, а ноги-то от страха дальше опушки не идут. Молчит он, лес-то, как будто меня рассматривает. Мрачно так рассматривает, оценивает будто.
Ну, набрала я воздуха в грудь, да и в лес. Тихо кругом, ничего не шелохнется, ни шума ветвей, ни крика птичьего, ни шороха звериного. Дальше, вглубь иду. Мхи да травы, ни тропиночки. Вдруг загудело всё вокруг, смотрю, стою я перед домом в своей деревне. А дом-то уже состарившийся. Двери отворила. В доме пусто. Ни папеньки, ни маменьки нет. Потом уж увидела, что и я старая, да и люд в деревне уже иной живёт.
А я, девка, ни есть, ни пить, ни спать, ничего не хочу. Вроде как живая, а вроде как и нет. И стало мне всё про всех ведомо. Кто что думает, что делает, что было с каждым и что будет. Про всех, девка, известно, а про себя – нет.
Так день проходит, другой, а на третий пришла ко мне женщина в чёрном одежде, а кожа белая, как бумага. Села на лавку и говорит: «Ты, Аграфена, живи тихо, знания своего не обнаруживай. Всех пускай на ночлег, кто попросится. Однажды, в урочный день придет к тебе девочка, ты сразу поймёшь, что это она. Оставишь её у себя, да в эту ночь ты отсюда и уйдёшь, помрёшь, по-вашему. Девочка эта назначена жизнь леса в себе носить, её охранять и губить любого, кто в этот лес войдёт и к тайне его прикоснётся. Да вот только мала она будет. Поэтому возьми вот этот амулет, вручишь ей, сама узнаешь, как и когда. Сама же вместо неё побудешь, пока она возраста не достигнет в безопасном месте».
Сказала она так и исчезла. С тех пор потянулись годы. Всяких путников я видела, а тебя всё не было… Ну, остальное, девка, ты уже и сама знаешь.
- Аграфена, скажи мне, а какая тайна у этого леса?
- Это, девка, тебе самой придётся узнать. Да и скоро узнать. Только одно, скажу, страха в тебе много. Мешает он. А страха много, значит - знания мало открыто. Душа ещё спит.
Вдруг в комнате что-то переменилось, мелькнуло. Девушка подняла глаза на Аграфену и вместо неё увидела себя саму…
Вначале девушка вздрогнула от неожиданности, но потом принялась разглядывать себя. Она - вторая - сидела и неотрывно смотрела. Та, вторая Мария, по ощущениям девушки, была ни добра, ни зла, ни умна, ни глупа, ни радостна, ни грустна. Она была никакова, словно белый лист. И это притягивало и пугало одновременно. Та, вторая, даже не была родной. Мария не чувствовала с ней никакой связи, никакого притяжения или отторжения.
- Да я ли это? - не выдержала девушка, произнеся эти слова вслух.
- Нет, не ты, хотя я - это ты, - послышался ей в ответ такой знакомый, но такой бесстрастный голос.
- Я не понимаю, я не могу этого понять...
- Да, пока не можешь, - тут "вторая Мария" протянула к девушке руки, вцепилась ей в горло.
Последнее, что помнила Мария перед тем, как лишиться сознания, это свои собственные, спокойные, даже умиротворённые глаза.
Глава 3
Она лежала на белом мхе. Над ней купалась в лучах летнего солнца крона пышной сосны. Тишина тёплая, состоящая, казалось, из одного света, обнимала окрестный лес. В душе царил абсолютный покой.
- Бессмертие, - это была первая мысль, которая пришла в голову Марии.
Она чувствовала всем своим существом, что каждая травинка, каждая веточка в лесу и сам весь лес в своём величье были ею самою. Не продолжением, не частью, а именно целиком и полностью - ею самою. И сама она тоже была в то же время девушкой Марией.
Ей было трудно объяснить эту неразделённость при раздельности. Но она и не хотела ничего объяснять.
Вдруг в ипостаси Леса она почувствовала лёгкую тревогу. Его глазами, которые были везде, она увидела, что от дороги к той самой осиновой опушке двигаются жители деревни, где она останавливалась на ночлег. В руках они держали зажженные факелы.
- Хотят сжечь. От страха хотят сжечь.
Это было так очевидно. Но это было недопустимо. Люди шли даже не защитить себя, а потому, что их страшило то неведомое, которое, как им казалось, несло в себе угрозу. Никто из них не пытался понять или пожалеть Лес. Страх господствовал над всем и всеми.
Эта слепая, управляемая страхом толпа, равняла людей с животными. Всякие пояснения были заведомо обречены на неуспех.
Девушка-Лес знала, что нужно делать. Она обвела Лес невидимым зеркалом , которое имело способность отражать чувства человека. Страх, оттолкнувшись от этой невидимой преграды, умноженный ею, обратился назад к подходящим с факелами людям.
Все как один они бросились бежать вспять, к дороге, беспорядочно роняя факелы, которые гасли, не успев коснуться земли. Только редкие люди, решившиеся обернуться, видели, как Нечто блестящее, мелкоигольчатое рассыпалось у них за спиной и исчезало.
Пока люди в панике бежали по дороге в свою деревню, Лес окутывал Марию и одновременно сам себя благодарностью и теплом. В этой благодарности была высшая сила, и высшая справедливость, и высшая правота.
«Кто я? Зачем я? В чём моё назначение? Почему я - Лес?», - думала Мария. Но в этих размышлениях не было мучительного поиска истины, а только необходимость узнать свой долг, своё предназначение.
Она опустилась на белый мох под той самой раскидистой сосной, глаза её сомкнулись. Лес уснул...
Марии снилось, что она идёт по длинному узкому коридору, куда выглядывает множество дверей. Когда она равняется с какой-либо дверью, та открывается и она за этой дверью видит себя саму. Та, которую она видит за дверью, всегда одинакова. Та, вторая, не имеет никаких чувств, никаких мыслей, никаких целей. Та, вторая, похожа на белый лист бумаги, на котором ещё только будут выведены письмена.
Мария спешила дойти до конца коридора, чтобы прекратить этот процесс видения такой себя самой. Коридор обрывался внезапно, и под ним было бесконечное голубое небо. Везде - только небо и никакой земли.
- Может быть, таким был Бог перед началом творения? Таким же одиноким, хоть и множественным? - подумала Мария, и ей стало так тоскливо. Она пожалела Бога, потом пожалела себя. А небо, простиравшееся перед ней, было таким же пустым и молчаливым, таким же никаким, как те, вторые Марии в одинаковых пустых комнатах.
Когда она проснулась, уже встало солнце. Та же раскидистая сосна пропускала сквозь свои ветви и рассеивала его тёплый свет. Лес бы по-прежнему тих, молчалив и пуст.
И она сама была молчалива и пуста. Она была Лесом. И этого было вполне достаточно. Больше она не осуществляла жизнь, а была ею самой. Просто была. Была, без всяких вопросов и ответов, исканий, терзаний, страхов, поисков счастья. В этом пребывании текла вечность и было мирное, спокойное ощущение "всегда"...
А тем временем:
Лес был как лес. На лысом пригорке повырастала всякая мелкотня из осинок. А за ними начинало темнеть елками вперемежку с белой вертикальной строчкой берёз.
Одно только казалось странным – та простирающаяся темнота не издавала ни звука. Ни одна птица, ни один звериный шорох не нарушали этой странной тишины. Даже не слышалось шевеления ветвей. Впрочем, и движения воздуха тоже не было никакого. Тишина крайней опасности притаилась за этой лысой опушкой, установив себе границу наподобие той, что бывает между светом и тьмой.
Дорога в обход леса занимала более суток пути. А через лес можно было пройти за пару часов. И этот короткий путь казался таким соблазнительным…
Вздохнув и отогнав этим вздохом опасливые мысли, Маша погрузила свои сапожки в придорожную траву и двинулась к опушке. Но чем ближе она подходила к ней, тем зловещей и плотнее делался воздух, труднее становилось дышать. Сердце, казалось, выпрыгнет из груди, поддаваясь цепенеющему страху. Девочка подошла уже к самой границе и тут очень ясно поняла, что никакая сила не заставит её сделать следующего шага. Громадный лес стоял перед ней как поглотитель всего живого, всего доброго и светлого, что только может находиться в душе человека.
Нет комментариев. Ваш будет первым!
