Лешка

Лешка
/ Теоретически, чтецу нужно читать чуть растягивая слова, окая и неразличая е/и без ударения, но где такого найти…/

Радио. Волшебная вещь, источник великой радости и печали, если разобраться. В свои неполные 16, Лешка больше всего на свете любил радио. Недаром радио висело в самых важных местах колхоза. Черная бумажная коробка в Правлении, жестяной колокол-кругляш – на столбе колхозной площади. Бодрые, пролетарские песни про светлый путь, храбрую красную конницу, сокрушающую врагов, про великого и мудрого вождя товарища Сталина и великую Партию – единственную в мире. Песни, от которых сильнее стучало Лешкино сердце, и хотелось сильнее и больше работать, от которых Лешка сам чувствовал себя частицей чего-то великого, огромного, такого, что нельзя и выразить словами. Или наоборот. Грустные, берущие за нерьв мелодии тянулись из чуть хрипловатого динамика. То гармошка, то еще какой непонятный струмент выводил такие коленца, что и самому шебутному и непутевому человеку, становилось вдруг не по себе, и он начинал задумываться… О чем? Лешка и сам бы не мог до путя сказать, но такая думка вдруг вступала в голову, что и не вытрясти ее никак. / кадры сопровождаются архивными отрывками песен и произведений классической музыки/
- Те ж пьянино! – говорил инвалид Империалистической дядька Прохор и поднимал коричневый, потресканный палец. «Пьянино» действительно делало Лешку пьяным: кружило голову и тянуло нерьв. И как же оно так могло – одно, а будто разные голоса. Несмотря на свои четыре класса образования, этого Лешка понять не мог. То есть, он конечно, читал в «Правде» и «Уральском пламени»об ударниках и орденоносцах музыкантах, которые играли на разных струментах, но вот что б так, на пьянино смогли – это, в понимании Лешки, было высочайшим мастерством. Была у Лешки мечта – самому научиться играть вот так, сам от себя. Но учитель, Александр Васильич, говорил, что для этого нужно кончать семилетку или даже все десять классов. Такую роскошь Лешка себе позволить не мог, ибо семье нужен был кормилец. Достаточно, что получаемого за трудодни, хватат чтоб только ноги носили. Если б не подсобное хозяйство… Но товарищ Сталин, когда выступал, всегда говорил, что мы уже обогнали другие страны, и все временные трудности преодолеем быстро.
А товарищ Сталин знал все. В этом Лешка был убежден твердо. Этот большой и самый важный на свете человек за тыщи километров, в Москве, которую Лешка и представлял-то смутно, думал о том, как сделать лучше для каждого советского человека. Он думал о Лешке, о его семье и его, Лешкином, счастье. Товарищу Сталину приходилось очень трудно, и Лешка искренне переживал за него. Кругом было столько корыстных, злых людей, которые мешали Вождю и Партии, ради собственной мошны. Вот, например, Круглов. Бывший партиец, счетовод колхоза, грамотный человек – чего ему не хватало? С партфелём ходил. А оказалось обыкновенный вор-растратчик. Дали ему пять лет лагерей и правильно сделали, по его глубокому Лешкиному убеждению.
Нет, об игре на пьянино Лешка хоть и мечтал, но понимал – несбыточно. Другое дело выучиться на механика и работать в МТС… Но тут опять нужна была семилетка…
Но надежды на крупные перемены в своей судьбе у Лешки были. Как не быть. Без надежды самый передовой человек не быват. Скоро Лешку должны были призвать в армию. Отслужит он срок, защищая любимую Советскую Родину от буржуев и всяких сволочей-недобитков, заматереет, вернется дельным, уважаемым человеком, опять же в кителе или френче, в скрипучих сапогах, с настоящим солдатским ремнем… Другое дело! А там глядишь и…
В армию Лешку призвали весной. В пехоту, хотя мечтал он о кавалерии. Вначале учебка под Тамбовом, потом распределили на ЮГ РСФСР, под Таганрог. 

Часть 2

В армии Лешка пообтерся. Ума –т поднабрался. Армия, она - как большой колхоз, только народу знамо поболе будет. Но порядка в армии не было. Революционная сознательнасть и большивистский задор были – этого Лешка не отрицал. Были те самые ростки нового социалистического, пролетарского человека, о которых говорил на собраниях политрук (3). Но порядка было мало. И пьяньчуги тоже были. Последнее очень смущало Лешку. Новые люди казались ему лишенными этой пагубной привычки, но однакожды(4) запойных пьяниц в частях Рабоче-Крестьянской Красной Армии было больше, чем в иной деревне. Причем пили как холостяки, так и солидные семейные люди, даже члены партии. Видимо еще цепко держал их старый мир, не так-то просто сбросить пережитки царизма.
Всем нравилась Лешке армия. После колхоза, с непривычки, поначалу было тяжело, но однакожды не тягчее(5), чем иной раз в поле…Тягости армейские, были Лешке внове, но он быстро к ним привык и ежли б не иной беспорядок, то совсем бы и было хорошо.
Вот, однако, вывели их, скажем, на учения. День на учении провели, а кУхонь – нет. Кухни остались в лагере. Сготовили что-нито, да собакам и свиньям все выплеснули. Не дали им команды. А поснедать –то опосля трудов ратных хоцца(6), да еще и как. Кто умный да запасливый, тот припрятал сухарь – другой, а у иных ничего. И стоять так без обеда до трех дни (7) можно было.
Опять же. Младшие командиры – свой брат солдат, насквозь советский, дослужившийся до большого доверия. В прежние времена такого быть не могло. Там только благородные офицеры всякие да дворяне могли быть (8). Вот такой командир был и у Лешки. Душу крестьянскую он понимал хорошо, а что не знал иных премудростей, как про то сказал раз Ерофеич – старый солдат, еще царское время помнивший, так то, по Лешкиному мнению, ерунда. Бой-то поди все сам определит и покажет. Кто сильнее окажется: сознательный солдат Первой Красной Рабоче-Крестьянской Армии, осбождающей народы мира от непосильного гнета буржуев и всяких князей-баронов, или хитрый буржуй. Жись – она важнее всякой зауми, главное – это революционная сознательность и следование линии Партии (9). Партия сделала советского солдата непобедимым, она дала ему могучее оружье, какого нет и не будет ни у одного забугорного кровососа. Правда, с оружьем Лешка маленьк-то сумлевался (10). Сам от себя он имел, как все бойцы, винтовку Мосина образца одна тыща восемьсот девяносто шестого дробь трицатого года со штыком. Учили его также разбирать да обслуживать пулемет Максим образца одна тыща девятьсот десятого на станке. Еще показывали в Ленинской комнате самоделку советского Кулибина – конструктора-орденоносца Токарева. Лешка не сразу понял, почему Токарев, если его фамилия Кулибин, но потом догадался, что это уважительное прозвище. Не каждого, поди, зовут Кулибиным. И точно, этот простой советский мужик, не кончая ниверситетов, сам от себя выдумал, как облегчить и упростит Максим, чтоб в руках нести было можно(11). Значит, чтоб не расчет из пяти человек его по буеракам тягал, а один боец-пулеметчик нести мог. Нигде в остальном мире до такого еще не дошли. Ерофеич, правда, баял, что немцы в пятнадцатом (12) такую же машину соорудили. Должно врал, по обыкновению.
Еще учили как стрелять из пулемета Дегтярева. От вообще зверская вещь. Наверху него диск, как от автомобиля какого колесо, носить его в руках удобно, стрелять тоже ничего. Отдача, правда, сильная. Михась – татарин, тот придумал веревкой к ноге через петлю притягивать (13). Тогда упор в плечо сильнее, и бьет точнее. Вот с рук стрелять, особливо на бегу плохо: трясется, сушит локти и ладони. А попасть – вовсе дело невероятное. Но это ерунда. Советские умельцы-конструкторы и товарищ Сталин еще не такое изобретут. Никакому буржую спасенья не будет.
Еще как –то раз привезли совершенно новые, секретные винтовки конструктора Токарева. Те хитрая весчь. Вроде и винтовка, и пулемет одновремённо. Но сложная зараза. Учить как с нею обращаться стали только командиров отделений, чтоб они опыт передали бойцам. Командир Лешкин крутил, крутил ее, да и плюнул. Не постиг. Слишком намудрил в этот раз Кулибин. Оружье, по Лешкиному понятию, должно быть простое. Вот как лопата. (14) Взял – и все понятно. Особой науки не требуется, поскольку армия у нас рабочих и крестьян, а не зарвавшихся хитрецов-капиталистов. Вот Мосина винтовка. И не так проста, как покажется. С непривычки, без понятия, ее век не разберешь.: куда, какая выемка и для чего назначена. Но ее понять можно. Главное голову иметь, а эту сверхумную винтовку, видать, ни к селу, ни к городу не приспособить. Хотя задумка хорошая: если все будут с пулеметами – это ж страсть сколько врагов выкосить можно.Так раз-раз – могучим ударом и войне конец. И без потерь вовсе.