Голова
15 марта 2016 -
Виктор Костильбург
Хостельбург. Лето. Жара. Старый город. Узкие улочки. Черепичные крыши. Из окон беззастенчиво свешивается сохнущее бельё местных жителей.
Речка Пийона, что стекает с гор и разделяет город на две части: Старую и Новую, заключена уже больше двухсот лет в глиняные канализационные трубы и мелодично журчит под каменной мостовой.
В бистро под открытым небом сидит в тени компания: два парня неопределённого возраста и девушка, возраст которой определить ещё труднее. По всей видимости, русские, и ведут разговор. Все трое то ли блоггеры, то ли иные сетевые задроты типа писателей.
Один из них выглядит уставшим и как будто, чем-то обеспокоенным. Его пальцы нервно крутят маленькую чашечку. Он пытается рассказать историю, которая, судя по всему, очень волновала его.
— Вот представьте: заходит бригада грузчиков в квартиру, волокут холодильник, роняют его, дверцы раскрываются, и из него выкатывается голова с посиневшими губами, — говорит он своим собеседникам (adolfы4 звали его, далее применяем для идентификации пользовательские ники).
Пальцы его дрогнули в очередной раз, и кофе пролилось на белоснежную скатерть.
— И говорит ни с того ни с сего: „Сделай чайку мне горяченького!“ — шутит второй, изрядно потрёпанный жизнью, но весёлый тип. Это — mynchgausen.
— Чайку это мелочи, а вдруг: „Поцелуй меня и я стану прекрасной принцессой!“ — подхватывает шутку kppp.
kppp дама, девушка, сучка, но никак не женщина.
Вот её слова: «Вспомнила, как в старущая акушерка в роддоме назвала меня женщиной. Было мне 19 лет. Помню, что обиделась и категорически отказалась быть „женщиной“, хотела быть только что родившей „девушкой“, а еще лучше „девочкой“. Сейчас обращаются тока „девушка“».
Ей можно дать и двадцать пять лет. Можно и сорок. Но опытный глаз, встретившийся с её остекленевшим взглядом под бровями с перманентным макияжем, определит, что она уже достигла того предела, когда говорят: „Сорок пять — баба ягодка опять“.
Причёска карэ с иссиня-чёрными крашеными волосами и хищный ошейник с шипами придавали ей вид особой брутальности и притягательности.
adolfы4 серьёзно посмотрел на kppp и продолжил:
— И только перепуганный грузчик безвольно поцеловал голову в холодные склизкие губы, как на кухню вошла прекрасная девочка лет пяти, с огромными голубыми глазами, которые смотрели не по-детски серьёзно. И говорит: „Ты зачем взял мою игрушку?“
Работяга был с глубокого бодуна, и потому не очень хорошо соображал. От него разило за версту перегаром.
adolfы4 сделал паузу и отпил кофе.
mynchgausen беззаботно улыбался.
kppp смотрела на переносицу рассказчика как следователь на допросе.
adolfы4 продолжил рассказ:
— Голова из холодильника сморщилась и сплюнула: „Чесноком, гад, закусывает!“
„Папа!“ — закричала девочка и топнула ножкой: „Голова опять к мужчинам с поцелуями пристаёт!“
„Хорошо, моя дорогая! — отозвался отец из соседней комнаты. — Выкинь её в помойное ведро. Нет. Отдай лучше Шарику!“
Окаменевший от ужаса грузчик только сейчас заметил многозначительно виляющего куцым хвостиком спаниеля.
„Нет, папа! Мне эта голова нравится! — капризно надула губки девочка“.
— Нравится — не нравится, к Шарику отправится, — жизнерадостно вставил mynchgausen и рассмеялся. — Моя дорогая не блещет красою, не рыщет лисою, а свищет косою.
— Хочешь большой и чистой любви? — подхватила шутку kppp. — Не ходи вечером на кладбище!
— Не ходите вечеро-ом на клаадбище-е, да и у-утром то-оже не ходиите, — пропел mynchgausen.
adolfы4 осмотрелся по сторонам, как-то рассеянно взглянул на друзей, его лицо исказилось и его вырвало прямо на стол. Отдельные фрагменты содержимого его желудка капельками повисли на ресницах kppp.
— Сцуко! — крикнула в гневе она и влепила adolfы4y звонкую пощёчину.
— Мдя, блеать, — кисло произнёс mynchgausen, рассматривая свою чашку, в которой плавал кусок непереваренной вчерашней пиццы товарища.
Но adolfы4 сидел, в ужасе расскрыв рот, и глядел куда-то в сторону, не обращая внимания на своих друзей.
В бистро вошла девочка с огромными голубыми глазами, вся такая красивая и замечательная, что немногочисленная публика притихла, и все устремили свои взоры на неё.
Собственно и adolfы4 тоже на неё смотрел. За руку это юное создание пятилетнего возраста вёл пренеприятный тип лет сорока пяти.
Выше среднего роста, полноватый, лысый, в узких очках. Верхняя губа его немного нависала и выдвигалась над нижней, что усиливало и без того мерзкий осадок от его лицезрения. И хотя мужчиной он был крупным, сразу чувствовалось, что физическим трудом он заниматься не привык и стальными мышцами, увы, не обладает.
— Папа! Вот он! — закричала девочка и кинулась к adolfы4у.
В это время kppp вытирала влажной салфеткой своё лицо от блевотины коллеги.
Она вскинула взгляд на adolfы4а, у которого глаза вылезли из орбит от ужаса, потом на девочку.
— Погоди, погоди, — решительным голосом сказала она. — Всё что ты нам плёл про головы из холодильника — правда?
Приятель покачал головой, сдержывая себя, у него опять начались позывы рвоты.
Его всегда тошнило когда он боялся или приходил от чего-то в ужас. adolfы4 прикрыл рот ладонью.
munchgausen предусмотрительно отодвинулся от него на безопасное расстояние.
— Так это ты грузчиком подрабатывал перед поездкой в Хостельбург? — kppp продолжпла допрос.
— Я, — выдавил из себя adolfы4.
— Ты в какую историю нас втянул, блеать? — разозлисась дама. — Что нам делать, а?
На adolfы4а было страшно смотреть: трясущийся безвольный тип в собственной блевотине, со втянутой в плечи головой. Безумные от страха глаза.
— Ладно, — рыкнула рассерженно kppp. — Разберёмся! — и повернулась навстречу девочке.
Та бежала, распахнув свои васильковые глаза, и протягивала пухлые ручки к adolfы4у.
— Не спеши, милочка, — kppp остановила девочку и ласково обняла её железной хваткой. — Куда ты разогналась, дорогуша?
— К нему, — просто ответило ангельское создание и ткнуло пальцем в adolfы4а.
— Это зачем, а?
— Он мой. Папа сказал, что я буду его головой играть. Старую Шарик съел. Пусти меня к нему! — девочка сделала обиженное лицо.
adolfы4 не выдержал и его по новой стошнило.
mynchgausen, что сидел неподалёку от него, был белее мела и боялся пошевелиться.
Внимание всех посетителей было приковано к этой сцене. Из подсобного помещения выходил хозяин бистро старый француз с алжирскими корнями. Его огромный нос уловил запах тошноты, и он был очень недоволен. Хозяин вытирал полотенцем толстые волосатые руки от жира. Вид у него был, прямо скажем, решительный.
— Это песдетс какой-то! — возмущённо воскликнула kppp. Когда она негодовала, то переходила на язык «падонкафф». — Это штозанахуй «моя голова»?! я тибе щаз самой бошку атарву маленькая дрянь!
Девочка остановилась. Её голубые глаза наполнились слезами и она заревела:
— Папа! Эта тётя говорит, что не даст мне голову! Ы-ы-ы!
Хозяин бистро в недоумении стоял раскрыв рот и машинально тёр полотенцем уже сухие руки. Потом посмотрел на отца девочки и попятился назад в подсобное помещение.
— Сейчас, моя хорошая, я поговорю с тётей, — спокойным шипящим голосом ответил отец, приближаясь к столику блоггеров.
Он шёл с уверенностью удава, который знал, что жертва никуда от него не денется и через несколько минут будет задушена. Его тусклые светлые глаза по-змеиному смотрели сквозь линзы небольших очков.
Когда он подошёл к столику, adolfы4 уже не блевал, а сидел словно окаменел.
mynchgausen перестал трястись и только таращился на папу девочки широко раскрытыми глазами.
kppp посмотрела на своих приятелей и криво усмехнулась.
«Гипноз, — подумала она. — Обыкновенный гипноз».
Но всё-таки почувствовала холодок страха, который пробежал по спине, скользнул на живот и сжал желудок. Теперь она понимала причину рвоты adolfы4а.
kppp потрогала свой кожаный ошейник и глубоко вздохнула несколько раз.
Как учил покойный дедушка.
Страх отпустил желудок и по ногам ушёл в землю.
Отец малышки с удивлением посмотрел на kppp.
— Как вас зовут? — спросил он.
— Зовите меня просто kppp, — ответила девушка хриплым голосом. Она полночи курила и пила кофе во время сетевого срача на одном сайте.
— Странное имя. А ещё более странно, что я не могу определить ваш возраст, — продолжал мужчина вкрадчивым голосом, от которого волны страха сковывали души остальных посетителей бистро.
Но об kppp эти волны разбивались как об утёс.
Напоминание об возрасте полностью вернуло kppp на землю и привело в бешенство.
— Тебя иппать не должен мой возраст! — заорала она. — Ты посмотри, сцуко, што ты с моим фейсом сделал? Мой друг блеванул прямо мне в рожу при виде тебя от страха! Вурдалак ёппаныйтыфрот!
kppp кричала и наступала на него. Девочка от интереса к происходящему прекратила плакать.
Мутные светлые глаза её отца осветились подобием жизни.
— Какая женщина, — восхищённо шептал он отступая. — Какая женщина.
— Что?! — взвилась kppp. — Что ты сказал?! Женщина?! Я женщина?! — она машинально схватила со стола вилку измазанную блевотиной adolfы4а. — Запомни, педеразд, я девушка! Понел, жывотнайе?! Девушка, жывотайе, девушка! — и она вонзила вилку в шею любящего отца. В сонную артерию.
Мужчина схватился за горло и захрипел.
kppp в ярости подняла над собой обшарпанный стул, на котором сидела несколько минут назад и с силой обрушила на голову, человека, который имел неосторожность пожелать головы её друга и назвать kppp женщиной.
Стул был хоть и старый, но тяжёлый и прочный. От удара на виске мужчины оказалась вмятина, и он замертво рухнул на пол.
Девочка при виде поверженного отца захныкала:
— Па-а-па! А кто мне сейчас голову даст?
kppp посмотрела на неё. Потом прошла в тишине зала к стойке, на которой бармен нарезал хлеб огромным ножом похожим на гильотину. Она взяла нож и вернулась к трупу.
Встала на колени и начала молча и по деловому отрубать голову удавообразному мужику. Брызги крови окропили её лицо. На полу образовалась огромная лужа.
Тишина в бистро была гробовая. Только слышалась чавканье вонзающего ножа-гильотины и жужжанье жирных мух, которые глупо бились в плену пустого бокала.
Покончив с отрезанием головы, kppp встала с колен держа её как баскетбольный мяч. Если бы на ней была хоть какая-то растительность, то она взяла бы за волосы. Но череп без единой волосинки не давал этого сделать.
— На! Держи маленькая дрянь! — kppp швырнула голову в девочку. — Играйся в куколки!
***
— Внучка, пойми, когда у тебя появится желание отрезать кому-то голову, то закрой глаза и глубоко дыши. Это у тебя наследственное, — учил дедушка маленьку kppp. — Если ты не будешь смотреть на того человека и дышать глубоко, то минут через десять пройдёт. Хорошо?
— Хорошо, — кивала внучка.
— Я вот этой шашкой, — дед снимает со стены именное оружие. — Сто двадцать турецких голов срубил! Полный георгиевский кавалер. Да! Э-эх, жаль что теперича войны нет! Помню, придёт во время привала сам Белый генерал и говорит: «Пойдём, Филимоныч, лозу порубаем!» Только вместо лозы поставим пленных турок и р-р-раз! С оттяжечкой! Башка по земле катится. А вот ежели наискосок...— начинает вдаваться старый казак в сладостные воспоминания.
kppp была природной казачкой, а тут какие-то вампиры. Тьфу!
И она старалась глубоко дышать!
Кто же знал, что этот вурдалак начнёт её женщиной называть! Так бы и убила ещё раз!
[Скрыть]
Регистрационный номер 0334191 выдан для произведения:
Хостельбург. Лето. Жара. Старый город. Узкие улочки. Черепичные крыши. Из окон беззастенчиво свешивается сохнущее бельё местных жителей.
Речка Пийона, что стекает с гор и разделяет город на две части: Старую и Новую, заключена уже больше двухсот лет в глиняные канализационные трубы и мелодично журчит под каменной мостовой.
В бистро под открытым небом сидит в тени компания: два парня неопределённого возраста и девушка, возраст которой определить ещё труднее. По всей видимости, русские, и ведут разговор. Все трое то ли блоггеры, то ли иные сетевые задроты типа писателей.
Один из них выглядит уставшим и как будто, чем-то обеспокоенным. Его пальцы нервно крутят маленькую чашечку. Он пытается рассказать историю, которая, судя по всему, очень волновала его.
— Вот представьте: заходит бригада грузчиков в квартиру, волокут холодильник, роняют его, дверцы раскрываются, и из него выкатывается голова с посиневшими губами, — говорит он своим собеседникам (adolfы4 звали его, далее применяем для идентификации пользовательские ники).
Пальцы его дрогнули в очередной раз, и кофе пролилось на белоснежную скатерть.
— И говорит ни с того ни с сего: „Сделай чайку мне горяченького!“ — шутит второй, изрядно потрёпанный жизнью, но весёлый тип. Это — mynchgausen.
— Чайку это мелочи, а вдруг: „Поцелуй меня и я стану прекрасной принцессой!“ — подхватывает шутку kppp.
kppp дама, девушка, сучка, но никак не женщина.
Вот её слова: «Вспомнила, как в старущая акушерка в роддоме назвала меня женщиной. Было мне 19 лет. Помню, что обиделась и категорически отказалась быть „женщиной“, хотела быть только что родившей „девушкой“, а еще лучше „девочкой“. Сейчас обращаются тока „девушка“».
Ей можно дать и двадцать пять лет. Можно и сорок. Но опытный глаз, встретившийся с её остекленевшим взглядом под бровями с перманентным макияжем, определит, что она уже достигла того предела, когда говорят: „Сорок пять — баба ягодка опять“.
Причёска карэ с иссиня-чёрными крашеными волосами и хищный ошейник с шипами придавали ей вид особой брутальности и притягательности.
adolfы4 серьёзно посмотрел на kppp и продолжил:
— И только перепуганный грузчик безвольно поцеловал голову в холодные склизкие губы, как на кухню вошла прекрасная девочка лет пяти, с огромными голубыми глазами, которые смотрели не по-детски серьёзно. И говорит: „Ты зачем взял мою игрушку?“
Работяга был с глубокого бодуна, и потому не очень хорошо соображал. От него разило за версту перегаром.
adolfы4 сделал паузу и отпил кофе.
mynchgausen беззаботно улыбался.
kppp смотрела на переносицу рассказчика как следователь на допросе.
adolfы4 продолжил рассказ:
— Голова из холодильника сморщилась и сплюнула: „Чесноком, гад, закусывает!“
„Папа!“ — закричала девочка и топнула ножкой: „Голова опять к мужчинам с поцелуями пристаёт!“
„Хорошо, моя дорогая! — отозвался отец из соседней комнаты. — Выкинь её в помойное ведро. Нет. Отдай лучше Шарику!“
Окаменевший от ужаса грузчик только сейчас заметил многозначительно виляющего куцым хвостиком спаниеля.
„Нет, папа! Мне эта голова нравится! — капризно надула губки девочка“.
— Нравится — не нравится, к Шарику отправится, — жизнерадостно вставил mynchgausen и рассмеялся. — Моя дорогая не блещет красою, не рыщет лисою, а свищет косою.
— Хочешь большой и чистой любви? — подхватила шутку kppp. — Не ходи вечером на кладбище!
— Не ходите вечеро-ом на клаадбище-е, да и у-утром то-оже не ходиите, — пропел mynchgausen.
adolfы4 осмотрелся по сторонам, как-то рассеянно взглянул на друзей, его лицо исказилось и его вырвало прямо на стол. Отдельные фрагменты содержимого его желудка капельками повисли на ресницах kppp.
— Сцуко! — крикнула в гневе она и влепила adolfы4y звонкую пощёчину.
— Мдя, блеать, — кисло произнёс mynchgausen, рассматривая свою чашку, в которой плавал кусок непереваренной вчерашней пиццы товарища.
Но adolfы4 сидел, в ужасе расскрыв рот, и глядел куда-то в сторону, не обращая внимания на своих друзей.
В бистро вошла девочка с огромными голубыми глазами, вся такая красивая и замечательная, что немногочисленная публика притихла, и все устремили свои взоры на неё.
Собственно и adolfы4 тоже на неё смотрел. За руку это юное создание пятилетнего возраста вёл пренеприятный тип лет сорока пяти.
Выше среднего роста, полноватый, лысый, в узких очках. Верхняя губа его немного нависала и выдвигалась над нижней, что усиливало и без того мерзкий осадок от его лицезрения. И хотя мужчиной он был крупным, сразу чувствовалось, что физическим трудом он заниматься не привык и стальными мышцами, увы, не обладает.
— Папа! Вот он! — закричала девочка и кинулась к adolfы4у.
В это время kppp вытирала влажной салфеткой своё лицо от блевотины коллеги.
Она вскинула взгляд на adolfы4а, у которого глаза вылезли из орбит от ужаса, потом на девочку.
— Погоди, погоди, — решительным голосом сказала она. — Всё что ты нам плёл про головы из холодильника — правда?
Приятель покачал головой, сдержывая себя, у него опять начались позывы рвоты.
Его всегда тошнило когда он боялся или приходил от чего-то в ужас. adolfы4 прикрыл рот ладонью.
munchgausen предусмотрительно отодвинулся от него на безопасное расстояние.
— Так это ты грузчиком подрабатывал перед поездкой в Хостельбург? — kppp продолжпла допрос.
— Я, — выдавил из себя adolfы4.
— Ты в какую историю нас втянул, блеать? — разозлисась дама. — Что нам делать, а?
На adolfы4а было страшно смотреть: трясущийся безвольный тип в собственной блевотине, со втянутой в плечи головой. Безумные от страха глаза.
— Ладно, — рыкнула рассерженно kppp. — Разберёмся! — и повернулась навстречу девочке.
Та бежала, распахнув свои васильковые глаза, и протягивала пухлые ручки к adolfы4у.
— Не спеши, милочка, — kppp остановила девочку и ласково обняла её железной хваткой. — Куда ты разогналась, дорогуша?
— К нему, — просто ответило ангельское создание и ткнуло пальцем в adolfы4а.
— Это зачем, а?
— Он мой. Папа сказал, что я буду его головой играть. Старую Шарик съел. Пусти меня к нему! — девочка сделала обиженное лицо.
adolfы4 не выдержал и его по новой стошнило.
mynchgausen, что сидел неподалёку от него, был белее мела и боялся пошевелиться.
Внимание всех посетителей было приковано к этой сцене. Из подсобного помещения выходил хозяин бистро старый француз с алжирскими корнями. Его огромный нос уловил запах тошноты, и он был очень недоволен. Хозяин вытирал полотенцем толстые волосатые руки от жира. Вид у него был, прямо скажем, решительный.
— Это песдетс какой-то! — возмущённо воскликнула kppp. Когда она негодовала, то переходила на язык «падонкафф». — Это штозанахуй «моя голова»?! я тибе щаз самой бошку атарву маленькая дрянь!
Девочка остановилась. Её голубые глаза наполнились слезами и она заревела:
— Папа! Эта тётя говорит, что не даст мне голову! Ы-ы-ы!
Хозяин бистро в недоумении стоял раскрыв рот и машинально тёр полотенцем уже сухие руки. Потом посмотрел на отца девочки и попятился назад в подсобное помещение.
— Сейчас, моя хорошая, я поговорю с тётей, — спокойным шипящим голосом ответил отец, приближаясь к столику блоггеров.
Он шёл с уверенностью удава, который знал, что жертва никуда от него не денется и через несколько минут будет задушена. Его тусклые светлые глаза по-змеиному смотрели сквозь линзы небольших очков.
Когда он подошёл к столику, adolfы4 уже не блевал, а сидел словно окаменел.
mynchgausen перестал трястись и только таращился на папу девочки широко раскрытыми глазами.
kppp посмотрела на своих приятелей и криво усмехнулась.
«Гипноз, — подумала она. — Обыкновенный гипноз».
Но всё-таки почувствовала холодок страха, который пробежал по спине, скользнул на живот и сжал желудок. Теперь она понимала причину рвоты adolfы4а.
kppp потрогала свой кожаный ошейник и глубоко вздохнула несколько раз.
Как учил покойный дедушка.
Страх отпустил желудок и по ногам ушёл в землю.
Отец малышки с удивлением посмотрел на kppp.
— Как вас зовут? — спросил он.
— Зовите меня просто kppp, — ответила девушка хриплым голосом. Она полночи курила и пила кофе во время сетевого срача на одном сайте.
— Странное имя. А ещё более странно, что я не могу определить ваш возраст, — продолжал мужчина вкрадчивым голосом, от которого волны страха сковывали души остальных посетителей бистро.
Но об kppp эти волны разбивались как об утёс.
Напоминание об возрасте полностью вернуло kppp на землю и привело в бешенство.
— Тебя иппать не должен мой возраст! — заорала она. — Ты посмотри, сцуко, што ты с моим фейсом сделал? Мой друг блеванул прямо мне в рожу при виде тебя от страха! Вурдалак ёппаныйтыфрот!
kppp кричала и наступала на него. Девочка от интереса к происходящему прекратила плакать.
Мутные светлые глаза её отца осветились подобием жизни.
— Какая женщина, — восхищённо шептал он отступая. — Какая женщина.
— Что?! — взвилась kppp. — Что ты сказал?! Женщина?! Я женщина?! — она машинально схватила со стола вилку измазанную блевотиной adolfы4а. — Запомни, педеразд, я девушка! Понел, жывотнайе?! Девушка, жывотайе, девушка! — и она вонзила вилку в шею любящего отца. В сонную артерию.
Мужчина схватился за горло и захрипел.
kppp в ярости подняла над собой обшарпанный стул, на котором сидела несколько минут назад и с силой обрушила на голову, человека, который имел неосторожность пожелать головы её друга и назвать kppp женщиной.
Стул был хоть и старый, но тяжёлый и прочный. От удара на виске мужчины оказалась вмятина, и он замертво рухнул на пол.
Девочка при виде поверженного отца захныкала:
— Па-а-па! А кто мне сейчас голову даст?
kppp посмотрела на неё. Потом прошла в тишине зала к стойке, на которой бармен нарезал хлеб огромным ножом похожим на гильотину. Она взяла нож и вернулась к трупу.
Встала на колени и начала молча и по деловому отрубать голову удавообразному мужику. Брызги крови окропили её лицо. На полу образовалась огромная лужа.
Тишина в бистро была гробовая. Только слышалась чавканье вонзающего ножа-гильотины и жужжанье жирных мух, которые глупо бились в плену пустого бокала.
Покончив с отрезанием головы, kppp встала с колен держа её как баскетбольный мяч. Если бы на ней была хоть какая-то растительность, то она взяла бы за волосы. Но череп без единой волосинки не давал этого сделать.
— На! Держи маленькая дрянь! — kppp швырнула голову в девочку. — Играйся в куколки!
***
— Внучка, пойми, когда у тебя появится желание отрезать кому-то голову, то закрой глаза и глубоко дыши. Это у тебя наследственное, — учил дедушка маленьку kppp. — Если ты не будешь смотреть на того человека и дышать глубоко, то минут через десять пройдёт. Хорошо?
— Хорошо, — кивала внучка.
— Я вот этой шашкой, — дед снимает со стены именное оружие. — Сто двадцать турецких голов срубил! Полный георгиевский кавалер. Да! Э-эх, жаль что теперича войны нет! Помню, придёт во время привала сам Белый генерал и говорит: «Пойдём, Филимоныч, лозу порубаем!» Только вместо лозы поставим пленных турок и р-р-раз! С оттяжечкой! Башка по земле катится. А вот ежели наискосок...— начинает вдаваться старый казак в сладостные воспоминания.
kppp была природной казачкой, а тут какие-то вампиры. Тьфу!
И она старалась глубоко дышать!
Кто же знал, что этот вурдалак начнёт её женщиной называть! Так бы и убила ещё раз!
Хостельбург. Лето. Жара. Старый город. Узкие улочки. Черепичные крыши. Из окон беззастенчиво свешивается сохнущее бельё местных жителей.
Речка Пийона, что стекает с гор и разделяет город на две части: Старую и Новую, заключена уже больше двухсот лет в глиняные канализационные трубы и мелодично журчит под каменной мостовой.
В бистро под открытым небом сидит в тени компания: два парня неопределённого возраста и девушка, возраст которой определить ещё труднее. По всей видимости, русские, и ведут разговор. Все трое то ли блоггеры, то ли иные сетевые задроты типа писателей.
Один из них выглядит уставшим и как будто, чем-то обеспокоенным. Его пальцы нервно крутят маленькую чашечку. Он пытается рассказать историю, которая, судя по всему, очень волновала его.
— Вот представьте: заходит бригада грузчиков в квартиру, волокут холодильник, роняют его, дверцы раскрываются, и из него выкатывается голова с посиневшими губами, — говорит он своим собеседникам (adolfы4 звали его, далее применяем для идентификации пользовательские ники).
Пальцы его дрогнули в очередной раз, и кофе пролилось на белоснежную скатерть.
— И говорит ни с того ни с сего: „Сделай чайку мне горяченького!“ — шутит второй, изрядно потрёпанный жизнью, но весёлый тип. Это — mynchgausen.
— Чайку это мелочи, а вдруг: „Поцелуй меня и я стану прекрасной принцессой!“ — подхватывает шутку kppp.
kppp дама, девушка, сучка, но никак не женщина.
Вот её слова: «Вспомнила, как в старущая акушерка в роддоме назвала меня женщиной. Было мне 19 лет. Помню, что обиделась и категорически отказалась быть „женщиной“, хотела быть только что родившей „девушкой“, а еще лучше „девочкой“. Сейчас обращаются тока „девушка“».
Ей можно дать и двадцать пять лет. Можно и сорок. Но опытный глаз, встретившийся с её остекленевшим взглядом под бровями с перманентным макияжем, определит, что она уже достигла того предела, когда говорят: „Сорок пять — баба ягодка опять“.
Причёска карэ с иссиня-чёрными крашеными волосами и хищный ошейник с шипами придавали ей вид особой брутальности и притягательности.
adolfы4 серьёзно посмотрел на kppp и продолжил:
— И только перепуганный грузчик безвольно поцеловал голову в холодные склизкие губы, как на кухню вошла прекрасная девочка лет пяти, с огромными голубыми глазами, которые смотрели не по-детски серьёзно. И говорит: „Ты зачем взял мою игрушку?“
Работяга был с глубокого бодуна, и потому не очень хорошо соображал. От него разило за версту перегаром.
adolfы4 сделал паузу и отпил кофе.
mynchgausen беззаботно улыбался.
kppp смотрела на переносицу рассказчика как следователь на допросе.
adolfы4 продолжил рассказ:
— Голова из холодильника сморщилась и сплюнула: „Чесноком, гад, закусывает!“
„Папа!“ — закричала девочка и топнула ножкой: „Голова опять к мужчинам с поцелуями пристаёт!“
„Хорошо, моя дорогая! — отозвался отец из соседней комнаты. — Выкинь её в помойное ведро. Нет. Отдай лучше Шарику!“
Окаменевший от ужаса грузчик только сейчас заметил многозначительно виляющего куцым хвостиком спаниеля.
„Нет, папа! Мне эта голова нравится! — капризно надула губки девочка“.
— Нравится — не нравится, к Шарику отправится, — жизнерадостно вставил mynchgausen и рассмеялся. — Моя дорогая не блещет красою, не рыщет лисою, а свищет косою.
— Хочешь большой и чистой любви? — подхватила шутку kppp. — Не ходи вечером на кладбище!
— Не ходите вечеро-ом на клаадбище-е, да и у-утром то-оже не ходиите, — пропел mynchgausen.
adolfы4 осмотрелся по сторонам, как-то рассеянно взглянул на друзей, его лицо исказилось и его вырвало прямо на стол. Отдельные фрагменты содержимого его желудка капельками повисли на ресницах kppp.
— Сцуко! — крикнула в гневе она и влепила adolfы4y звонкую пощёчину.
— Мдя, блеать, — кисло произнёс mynchgausen, рассматривая свою чашку, в которой плавал кусок непереваренной вчерашней пиццы товарища.
Но adolfы4 сидел, в ужасе расскрыв рот, и глядел куда-то в сторону, не обращая внимания на своих друзей.
В бистро вошла девочка с огромными голубыми глазами, вся такая красивая и замечательная, что немногочисленная публика притихла, и все устремили свои взоры на неё.
Собственно и adolfы4 тоже на неё смотрел. За руку это юное создание пятилетнего возраста вёл пренеприятный тип лет сорока пяти.
Выше среднего роста, полноватый, лысый, в узких очках. Верхняя губа его немного нависала и выдвигалась над нижней, что усиливало и без того мерзкий осадок от его лицезрения. И хотя мужчиной он был крупным, сразу чувствовалось, что физическим трудом он заниматься не привык и стальными мышцами, увы, не обладает.
— Папа! Вот он! — закричала девочка и кинулась к adolfы4у.
В это время kppp вытирала влажной салфеткой своё лицо от блевотины коллеги.
Она вскинула взгляд на adolfы4а, у которого глаза вылезли из орбит от ужаса, потом на девочку.
— Погоди, погоди, — решительным голосом сказала она. — Всё что ты нам плёл про головы из холодильника — правда?
Приятель покачал головой, сдержывая себя, у него опять начались позывы рвоты.
Его всегда тошнило когда он боялся или приходил от чего-то в ужас. adolfы4 прикрыл рот ладонью.
munchgausen предусмотрительно отодвинулся от него на безопасное расстояние.
— Так это ты грузчиком подрабатывал перед поездкой в Хостельбург? — kppp продолжпла допрос.
— Я, — выдавил из себя adolfы4.
— Ты в какую историю нас втянул, блеать? — разозлисась дама. — Что нам делать, а?
На adolfы4а было страшно смотреть: трясущийся безвольный тип в собственной блевотине, со втянутой в плечи головой. Безумные от страха глаза.
— Ладно, — рыкнула рассерженно kppp. — Разберёмся! — и повернулась навстречу девочке.
Та бежала, распахнув свои васильковые глаза, и протягивала пухлые ручки к adolfы4у.
— Не спеши, милочка, — kppp остановила девочку и ласково обняла её железной хваткой. — Куда ты разогналась, дорогуша?
— К нему, — просто ответило ангельское создание и ткнуло пальцем в adolfы4а.
— Это зачем, а?
— Он мой. Папа сказал, что я буду его головой играть. Старую Шарик съел. Пусти меня к нему! — девочка сделала обиженное лицо.
adolfы4 не выдержал и его по новой стошнило.
mynchgausen, что сидел неподалёку от него, был белее мела и боялся пошевелиться.
Внимание всех посетителей было приковано к этой сцене. Из подсобного помещения выходил хозяин бистро старый француз с алжирскими корнями. Его огромный нос уловил запах тошноты, и он был очень недоволен. Хозяин вытирал полотенцем толстые волосатые руки от жира. Вид у него был, прямо скажем, решительный.
— Это песдетс какой-то! — возмущённо воскликнула kppp. Когда она негодовала, то переходила на язык «падонкафф». — Это штозанахуй «моя голова»?! я тибе щаз самой бошку атарву маленькая дрянь!
Девочка остановилась. Её голубые глаза наполнились слезами и она заревела:
— Папа! Эта тётя говорит, что не даст мне голову! Ы-ы-ы!
Хозяин бистро в недоумении стоял раскрыв рот и машинально тёр полотенцем уже сухие руки. Потом посмотрел на отца девочки и попятился назад в подсобное помещение.
— Сейчас, моя хорошая, я поговорю с тётей, — спокойным шипящим голосом ответил отец, приближаясь к столику блоггеров.
Он шёл с уверенностью удава, который знал, что жертва никуда от него не денется и через несколько минут будет задушена. Его тусклые светлые глаза по-змеиному смотрели сквозь линзы небольших очков.
Когда он подошёл к столику, adolfы4 уже не блевал, а сидел словно окаменел.
mynchgausen перестал трястись и только таращился на папу девочки широко раскрытыми глазами.
kppp посмотрела на своих приятелей и криво усмехнулась.
«Гипноз, — подумала она. — Обыкновенный гипноз».
Но всё-таки почувствовала холодок страха, который пробежал по спине, скользнул на живот и сжал желудок. Теперь она понимала причину рвоты adolfы4а.
kppp потрогала свой кожаный ошейник и глубоко вздохнула несколько раз.
Как учил покойный дедушка.
Страх отпустил желудок и по ногам ушёл в землю.
Отец малышки с удивлением посмотрел на kppp.
— Как вас зовут? — спросил он.
— Зовите меня просто kppp, — ответила девушка хриплым голосом. Она полночи курила и пила кофе во время сетевого срача на одном сайте.
— Странное имя. А ещё более странно, что я не могу определить ваш возраст, — продолжал мужчина вкрадчивым голосом, от которого волны страха сковывали души остальных посетителей бистро.
Но об kppp эти волны разбивались как об утёс.
Напоминание об возрасте полностью вернуло kppp на землю и привело в бешенство.
— Тебя иппать не должен мой возраст! — заорала она. — Ты посмотри, сцуко, што ты с моим фейсом сделал? Мой друг блеванул прямо мне в рожу при виде тебя от страха! Вурдалак ёппаныйтыфрот!
kppp кричала и наступала на него. Девочка от интереса к происходящему прекратила плакать.
Мутные светлые глаза её отца осветились подобием жизни.
— Какая женщина, — восхищённо шептал он отступая. — Какая женщина.
— Что?! — взвилась kppp. — Что ты сказал?! Женщина?! Я женщина?! — она машинально схватила со стола вилку измазанную блевотиной adolfы4а. — Запомни, педеразд, я девушка! Понел, жывотнайе?! Девушка, жывотайе, девушка! — и она вонзила вилку в шею любящего отца. В сонную артерию.
Мужчина схватился за горло и захрипел.
kppp в ярости подняла над собой обшарпанный стул, на котором сидела несколько минут назад и с силой обрушила на голову, человека, который имел неосторожность пожелать головы её друга и назвать kppp женщиной.
Стул был хоть и старый, но тяжёлый и прочный. От удара на виске мужчины оказалась вмятина, и он замертво рухнул на пол.
Девочка при виде поверженного отца захныкала:
— Па-а-па! А кто мне сейчас голову даст?
kppp посмотрела на неё. Потом прошла в тишине зала к стойке, на которой бармен нарезал хлеб огромным ножом похожим на гильотину. Она взяла нож и вернулась к трупу.
Встала на колени и начала молча и по деловому отрубать голову удавообразному мужику. Брызги крови окропили её лицо. На полу образовалась огромная лужа.
Тишина в бистро была гробовая. Только слышалась чавканье вонзающего ножа-гильотины и жужжанье жирных мух, которые глупо бились в плену пустого бокала.
Покончив с отрезанием головы, kppp встала с колен держа её как баскетбольный мяч. Если бы на ней была хоть какая-то растительность, то она взяла бы за волосы. Но череп без единой волосинки не давал этого сделать.
— На! Держи маленькая дрянь! — kppp швырнула голову в девочку. — Играйся в куколки!
***
— Внучка, пойми, когда у тебя появится желание отрезать кому-то голову, то закрой глаза и глубоко дыши. Это у тебя наследственное, — учил дедушка маленьку kppp. — Если ты не будешь смотреть на того человека и дышать глубоко, то минут через десять пройдёт. Хорошо?
— Хорошо, — кивала внучка.
— Я вот этой шашкой, — дед снимает со стены именное оружие. — Сто двадцать турецких голов срубил! Полный георгиевский кавалер. Да! Э-эх, жаль что теперича войны нет! Помню, придёт во время привала сам Белый генерал и говорит: «Пойдём, Филимоныч, лозу порубаем!» Только вместо лозы поставим пленных турок и р-р-раз! С оттяжечкой! Башка по земле катится. А вот ежели наискосок...— начинает вдаваться старый казак в сладостные воспоминания.
kppp была природной казачкой, а тут какие-то вампиры. Тьфу!
И она старалась глубоко дышать!
Кто же знал, что этот вурдалак начнёт её женщиной называть! Так бы и убила ещё раз!
Рейтинг: +1
609 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения