Ксенофобия

 Пришедшим в Lineage не убивать - посвящаю.

Здесь мы все бессмертны. Мгновения темноты после слива - не в счет. Здесь мы молоды и красивы – навсегда.
Но и молодость, и красота, и бессмертие здесь служат лишь одной цели - убивать.
В этом суть иллюзорного мира.
Но кто сказал, что ее нельзя изменить?
***
Трактир - территория нейтральная. Эш протянул кряжистому вышибале пояс с мечами, и прошел дальше, к столикам.
В принципе, проносить оружие внутрь не возбранялось, но человек был рад хоть ненадолго избавиться от опостылевшей тяжести на бедре. Угловой столик оказался свободен. Эш уселся спиной к стене, и оглядел разношерстных посетителей. Компания гномов за бочонком пива, две девчонки - эльфки, шушукающиеся за соседним столиком, хмурый Темный, в одиночестве сидящий перед батареей пустых бутылок. Эш прикинул количество выпитого, и преисполнился невольного уважения к щуплому на вид синекожему.
К столику подошел хозяин – низенький, почти квадратный из-за широченных плеч, гном.
- Как всегда? – без обиняков спросил он. Эш отрицательно качнул головой.
- Пива – вдвое, а к пиву, - пальцем он изобразил в воздухе замысловатую фигуру, - что-нибудь эдакое, интересное…
- Раки, сыр, рыба, соленые крендельки? – Хозяин нахмурился, видя несогласие гостя с его программой. – А, может, шашлычка?
- О! – В голосе Эша прозвучало удовлетворение. – Шашлычка. И не спеши, Трувор, я сегодня отдыхаю.
Буквально через минуту девочка – подавальщица поставила перед ним две запотевшие кружки. Воин порылся в кошельке, и кинул ей монетку.
- Спасибо, хуман, - с некоторой растерянностью сказала девочка, блеснув зубами в быстрой улыбке. – Нечасто от людей благодарности дождешься.
Она была оркой.
Эш улыбнулся в ответ.
Пиво было резким и вкусным - как всегда. Первая кружка уже почти опустела, когда он почувствовал на плече тяжелую руку.
- Разрешишь, хуман? Занято все…
Человек поднял глаза, и уперся взглядом в шипасто - пластинчатый доспех  где-то на уровне груди. Чтобы рассмотреть лицо говорящего, пришлось бы запрокинуть голову, чего Эш делать не стал, а просто кивнул на скамью напротив.
- Присаживайся, зеленый. – С неожиданно дружелюбной интонацией пригласил он. Скамья протестующе скрипнула под тяжестью орка в полном доспехе.
- Только приехали. – Верзила провел ладонью по гладко выбритой голове, стряхивая капли пота. – Ну и жара!
- Жарко – Согласился Эш, и подвинул гостю непочатую кружку. – Угощайся, брат.
- Брат? - орк с недоверием уставился на человека, и его белесые брови сошлись у переносицы. – Да вроде я с людьми не братался. Не много берешь на себя?
- Ладно, пусть будет «приятель». – Легко согласился Эш, не принимая вызывающего тона. – Чего злишься-то? Я ж по-доброму.
Некоторое время орк всматривался в его лицо, отыскивая следы насмешки, затем тяжело вздохнул, и опустил глаза.
- Вижу – глухо сказал он. – Ты извини, хуман если это… ну… Дежурство тяжелое было.
Мужчина едва заметно усмехнулся: «Да ладно тебе. Пей, пока не нагрелось».
За окном темнело. Хозяин с лучиной прошелся вдоль стен, зажигая факелы, о чем то поспорил с Темным, и, походя, рваной тряпкой смахнул пыль с медведя. Стеклянный глаз чучела отразил свет факелов. Казалось, медведь подмигнул Эшу, словно приветствуя человека. С невольной жалостью Эш отметил, что на густой когда-то желтовато-белой шерсти появились проплешины.
Орк махом выдул полкружки, и, с непонятным вызовом, вдруг спросил: «А тебе – то свои рожу не начистят, что со мной компанию водишь?»
- Не боюсь – неизвестно чему улыбнулся собеседник.
Глаза орка оценивающе пробежались по фигуре Эша. Верзила отметил про себя покатость широких плеч, неизбежную сутуловатость, что рано или поздно появляется у всех, носящих тяжелый доспех, и едва заметно кивнул. Грязноватым ногтем он отколупнул от края столешницы длинную щепку, и зажал ее в зубах, направив острым концом на человека, словно крохотное копье.
- Готт – неожиданно сказал он.
- Чего? – не понял Эш.
- Звать меня – Готт. Готт из клана Орра. Десятник.
- Вижу. – Человек протянул ему руку. – Разбираюсь немного в ваших знаках различия. Я Эш из клана Кальта.
Ручища орка, уже протянутая для рукопожатия, застыла на полпути.
- Кальта? – Растерянно переспросил он. – Так это… немирье ж у нас…
- Ну тогда давай, стол перевернем, и пойдем друг другу рожи начищать – взорвался Эш. - Я тебе денег задолжал? Дочь обесчестил? В пиво плюнул? Оно, это немирье, у нас испокон века! Верхушка дерется – нас не спрашивает. На меже сойдемся - будем биться, коль так уж вышло, а здесь-то чего делить?! Дурной ты, зеленый…
Эш протянул было руку за кружкой, но растерянно хмыкнул, увидев пустое дно.
- Ну вот – грустно сказал он – кончилось. Ты, зеленый, не дури, а лучше позови хозяина. Орочьи голоса словно для этого и созданы.
На украшенной ритуальными шрамами физиономии орка появилось смущение, а затем, реабилитируя себя, он порывисто протянул руку и сжал ладонь человека.
- Трувор! – громоподобный бас легко перекрыл разноголосицу. – Еще два пива! Или нет – орк вопросительно взглянул на Эша – Четыре! И закуски!

 -Закуску уже несут.- Человек указал взглядом на давешнюю девчонку, лавирующую между столиков.
«Кушайте, на здоровье». Подавальщица поставила на стол гигантское блюдо, где еще исходящие скворчащим соком темно-коричневые куски мяса соседствовали с аппетитными, остро пахнущими колечками лука, маленькими перчиками и крупно нарезанной зеленью.
- Здоровья и славы, Старший. – Поклонилась она Готту. Он кивнул: «Спасибо, младшая».
Будь на ее месте взрослая орка, приветствием послужило бы пожелание здоровых и послушных детей. Но девчонке на вид едва исполнилось лет двенадцать, пятнадцать – по человеческим меркам.
Эш потер ладонью колючую щеку. Что-то изменилось вокруг, но что именно – он понял не сразу, а когда понял - брезгливо поморщился.
У дальней стены, за покрытым скатертью – неслыханная здесь роскошь! – столом, сидели двое. Он и она, разодетые в пух и прах. Она – в алом коротеньком камзоле, щедро отделанном кружевом и вызывающе белых облегающих бриджах, заправленных в высокие сапоги. Костюм мужчины почти повторял одеяние его спутницы, за исключением верха – вместо камзола тот надел просторную куртку, с избытком украшенную разновеликими рубинами. Казалось, эти двое отгорожены от зала невидимой стеной – с таким высокомерным презрением к остальной публике держалась эта парочка. Женщина подняла руку вверх и щелкнула пальцами, подзывая трактирщика. Готт проследил за взглядом Эша, и презрительно дернул щекой.
- Камы – сказал, как сплюнул он.
- Угу. – Кисло согласился Эш. – Принесло ж красноглазых.
Он демостративно сдержал рвотный позыв, когда один из камаэлей повернулся к ним спиной, предоставив сомнительное удовольствие любоваться рудиментарным отростком – крылом, торчащим из прорези камзола.
- Люди не любят орков. Эльфы не любят Темных. Гномы вообще сами по себе, и себе на уме… А вот камов не любят все. Не страшные, щедрые… на свой лад… а вишь как выходит. Не любят - и все. Почему так, хуман? – как бы про себя негромко спросил орк. Эш помедлил с ответом.
- Знаешь, - наконец сказал он, - а так просто и объяснишь. Раздражает их красота. Я никого не видел красивее камок…спереди… но это мертвая какая-то красота. Каменная. Вот взять нас – орки, гномы, эльфы, люди – все разные, а как ни крути, исток-то один. Одни понятия о добре, зле, чести… даже каноны красоты у нас почти одинаковы. А камы – иные. Совсем иные, понимаешь? Они даже не считают нужным прятать это свое презрение, хотя и золотишком, и жратвой нашей не брезгуют. И бабы…
Как бы иллюстрируя слова человека, женщина-камаэль повернулась в это время к своему спутнику.
- Ты глянь, орче. Вот тебе и ответ. Лицо, волосы, фигура – бесподобны. И такие они все! Я б попользовал такую, если б мог. Но не могу. И ты - не можешь, и никто, кроме камов. Вся эта манера держаться, эти их замашки Высших… Бесит… И, подозреваю, не только меня.
Готт согласно кивнул, и присосался к кружке…
…на блюде осталась лишь пара обглоданных косточек. Орк довольно рыгнул, деликатно отвернувшись в сторону.
- Пить… хочу… - в два приема пожаловался он, и без дальнейших церемоний опрокинул в себя остатки пива Эша. Тот не возражал. Покончив с пивом, Готт принялся благодарить – сердечно, долго и путано, а затем, без предупреждения уронил голову на стол и засопел.
Внушительные орочьи габариты привели к распространенному среди многих заблуждению, что споить орка – невозможно. На самом же деле Детям Огня требовалось очень немного, чтобы захмелеть. В данном случае – три кружки пива.
Эш заметил несколько косых взглядов, брошенных в его сторону. «А и плевать», с внезапным раздражением подумал он. «Кричим о всеобщем равенстве, плодим потихоньку метисов, ищем общие корни – да, да, все очень правильно и политкорректно. А на деле… Так и метим простодушных, как дети, отважных до безрассудства орков - на военное мясо, длинноухих умников - в тщательно охраняемые башни. Пусть там мудрят, для людей новые заклятья ищут. Гномы давно и прочно застолбили горные выработки и торговлю, раньше других, наверное, поняв, что выше люди их попросту не пустят. Да, да, гномы хитры, орки тупы, эльфы развратны - кому должен принадлежать мир? Конечно – людям! »
Один из большеголовых назвал это мудреным для Эша словом «ксенофобия».
- Обыкновенный страх, - пояснил он воину. – Страх и нетерпимость. Боязнь всех, кто «не мы», а отсюда - желание если не уничтожить, так низвести до простого и понятного состояния слуг. А еще лучше – рабов. Ах, простите великодушно – «помощников».
Готт приподнял голову и заерзал. Эш едва сдержал смех, наблюдая, как пьяный в дымину орк пытается удержать равновесие на широченной скамье. Зеленокожий смешно хрюкнул, с натугой подняв голову.
- Слыш, хуман, кстати, о бабах. Тебе какие нравятся? Эльфки, люди? А может, коротышки?
«А с реверса почти никакой разницы», - подумал Эш. – «Эльфки с их неправдоподобно нежной кожей и огромными глазищами весьма недурны, но, по больше части, плоски, как доски. С малорослыми гномами никогда не знаешь наперед – то ли ребенок, то ли взрослая женщина. На лицо они почти не стареют. Вот темные, конечно, хороши - и фигуристые, и стройные, и симпатичные в общей массе… вот только цветом кожи напоминают недельный труп. Ну, а люди – человеки – что тут говорить?
Человек неторопливо встал из-за стола.
- Хорош тебе, орче. Пойдем, провожу. Где остановился то?
- Де… де…
- У Делла чтоль? В «Скрещеных мечах?»
Готт кивнул, но продолжал с пьяным упорством.
- Де…девки какие тебе нравятся?
- Орки. – Тихо ответил Эш, и, закинув руку орка себе на шею, с превеликим трудом оторвал перебравшую орясину от скамьи. – Пойдем, зеленый.
Первое время Готт пытался было горланить одну из многочисленных орочьих баллад, но вскоре притих, и лишь послушно перебирал ногами, тщетно пытаясь попасть в такт шагам Эша. Притиснутая массивным телом орка рукоять меча больно упиралась в бедро, и Эш сдвинул петлю перевязи чуть назад.
- Опа-па… Гуляем, благородный рыцарь?
Интуиция, на которую Эш так привык полагаться, на сей раз подвела. Ледяной ком в желудке возник слишком поздно, практически одновременно с глумливым голосом за спиной.
- Подашь убогим милостыньку? – еще двое шагнули из переулка впереди, блокируя проход. Лица грабителей прикрывали тряпичные маски с прорезями для глаз. Темнота сгустилась еще не настолько, чтобы нельзя было разглядеть очертания любителей даромщинки, и Эш почти облегченно вздохнул: «Люди». Он отпустил Готта, но пьяный орк, вопреки ожиданиям, остался стоять на ногах и очумело вертеть головой, осмысливая причину внезапной остановки.
- С лягушками дружишь, рыцарь? – не унимался голос за спиной.
- Коротко пшикнув, клинок вышел из ножен, блеснул, отразив свет луны.
- Да уж лучше с лягушками, чем с типами вроде вас. – Внешне спокойно и даже весело отозвался Эш.
Один за спиной – приманка. Провоцирует, ждет, когда жертва обернется, и тогда двое впереди прыгнут. На…
Тихий свист лезвия, вспарывающего воздух, почти неслышен. Эш мгновенно присел, и крутнулся волчком, делая подсечку назад. Нога не встретила препятствия, зато один из двоих впереди попятился, тупо разглядывая короткий хвостик метательного ножа у себя в груди. На время всеми позабытый орк, вдруг вскинул голову.
- Вы – ублюдки! – на удивление чистым и ясным голосом вдруг заявил он. – Я вас убью!
Он прижал руки к бедрам, и широкие зажимы серповидных кастетов щелкнули, плотно охватывая запястья. Готт взревел, словно подраненый страйдер, и кинулся вперед, а Эш смог, наконец, смог повернуться к третьему остряку, что шипел за спиной, проклиная неудачный бросок.
«То ли дураки, то ли очень уж тертые». После смерти подельника бандиты не оставили своих намерений. Эш начал с квинты, пытаясь хоть кончиком меча достать невероятно увертливого соперника.
«Тертые». Он чуть замешкался с отмашкой, и неясная тень, мелькнув за правым плечом, ушла из поля зрения, и лишь потом до сознания дошла боль от глубокой раны в спине. «Изойду кровью» - мелькнула мысль. Мелькнула и пропала. Усилием воли Эш  вогнал себя в боевой транс, до предела мобилизуя реакцию и остатки стремительно тающих сил. И – увидел.
Черный силуэт уже завис над головой, и жало длинного ножа, льдисто светящегося синевой, метило в сердце. Рефлексы не подвели. Меч, будто сам по себе пошел восьмеркой, отбрасывая смертоносное железо в сторону вместе с отрубленной кистью, и уже на возврате вошел в шею бандита. Мерзко хрястнуло, в лицо брызнуло горячим. Разрубленное до подмышки тело глухо стукнуло о брусчатку. Обутые в мягкие кожаные чулки-сапоги ноги несколько раз еще дернулись, толкая мертвеца вперед - и все стихло. Из длинной раны медленно и вязко стекала черная в лунном свете кровь, и парила в стылом воздухе осенней ночи. Эш упал на колени,  его вырвало. В ушах стоял тонкий непрекращающийся звон, из-за чего человек не сразу понял, что боевые вопли Готта смолкли. Тот лежал, опрокинутый навзничь, и обеими руками пытался отвести чужой нож от горла. Налетчик, по габаритам мало чем уступающий орку, всем телом давил на рукоять сверху. Длинный узкий клинок опускался медленно, но неотвратимо, и Эш застонал, понимая, что добежать не успеет.
И тогда он активировал заклятье.
Меч в руке шевельнулся, наливаясь колдовской квазижизнью. Выгравированные на клинке руны вспыхнули багрово-красным, на мгновение залив переулок тревожным пульсирующим светом, запахло гарью. Эш разжал пальцы.
Полыхая огненными письменами, меч рванулся вперед. Острие легко, как гнилую тыкву, проткнуло насквозь голову бандита, вспыхнуло огненным шаром, и рассыпалось мелкой серой пылью. Еще несколько долгих мгновений налетчик оставался сверху Готта, затем обезглавленное тело завалилось набок. С шумным выдохом орк сел. Эш попытался подняться с колен, но сил не осталось. Он завел руку за спину, ощупывая рану, тихо выругался и потерял сознание.

Первое, что он увидел - лицо склонившегося над ним старика. На этом лице не было морщин, и волосы, выбившиеся из под легкой полотняной шапки отливали густой медью. Старческим его делали глаза - тусклые, почти бесцветные, подернутые мутной пеленой прошедших веков.
- Моргни. - Приказал старик. - А теперь поверни голову.
Голос у него был тихий и невыразительный, вызывающий ассоциации с шорохом пересыпающегося в часах песка. Эш повиновался, вначале осторожно, затем смелее.
Тело слушалось, сознание было ясным, даже более того - Эш почувствовал, что его буквально переполняют силы. Воин поднял руку, сжал в кулак, с удовольствием ощущая, как мягко и сильно сокращаются мускулы предплечья.
- Встать сможешь? - спросил старик.
Эш завел руки за спину, уперся ладонями в землю, выгнул тело упругой дугой и чуть напрягся. Внешне небрежный толчок ногами передал эстафету послушно спружинившим рукам, и те оттолкнули тело от земли.
- Впервые получилось - выдохнул Эш, оглядываясь.
В предутреннем сером небе гасли звезды, и легкий туман окутывал все вокруг, скрадывая очертания. В двух шагах от человека застыл Готт, на лице которого выражение предельного изумления уже начало сменяться робкой улыбкой. Неподалеку - три тела, уложенные рядком - несостоявшиеся грабители. Большое черное пятно под ногами - свернувшаяся кровь. Его кровь!
Старик молча ждал. Невысокий, худой. Складки его светлого плаща едва заметно колыхал ветерок, и от этого казалось, будто очертания человеческой фигуры плывут, растворяются в тумане. Эш опустился на колени, чувствуя, как спина покрывается гусиной кожей.
- Благодарю, Высший. - В голосе человека смешались и благодарность, и безграничное изумление, и страх. Эш склонил голову, недоумевая про себя - "За что?" Он никогда не считал себя праведником.
Старик с неожиданной в хрупком теле силой вздернул его за локти вверх.
- Встань. - В тихом голосе прорезались нотки гнева.

- Но... за что? - Эш вскинул голову.
- Не за что, - по губам старика скользнула тень улыбки, - а - зачем, так будет вернее. Он приложил ладонь к губам воина, запрещая расспросы, и сделал шаг назад, развел руки в стороны. Эш почувствовал, как закололо кончики пальцев, и воздух внезапно стал сухим и обжигающе горячим.
Вокруг старика возникло голубоватое свечение, обрело форму шести лучевой звезды, вытянулось к небу тысячами игольчатых лучей. Очертания человека в центре звезды начали таять.
- Возможно, мы еще встретимся. - Пообещал он, и в голосе его была грусть.
Голубые стрелы нацеленные в небо, засияли так, что глазам стало больно, и Эш зажмурился. Когда же зрение обрело резкость, на камнях остался лишь тающий след портала. Колдовской туман как-то быстро рассеялся, и все стало как было - узкий замусоренный переулок, трупы грабителей, и Готт, сгребший человека в медвежьи объятия.
- Зеленый, - застонал Эш - отпусти! Ну и разит же от тебя!
Орк разомкнул объятия и обиженно отодвинулся, но заметив в глазах человека лукавый огонек, вновь полез обниматься.
- Но почему именно Бишоп? - внезапно посерьезнев, спросил он. - Ты умер, умер у меня на руках. Сердце не билось, сталь у губ не мутнела. И тогда я cтал молиться, хуман. Я молил Паагрио тебя вернуть - а ты коченел. Я перебрал всех - Эйнхасад, Еву, Вотана, и, кажется, даже Шиллен. А ты лежал, остывая. Тогда я проклял всех Высших - и тут появился Бишоп...
"Дети... Большие дети..." - подумал Эш. - "Пара добрых слов, и все - орк твой навеки".
Тяжелой волной накатил стыд. В табели о рангах людей орки занимали место где-то возле собак. Да и то, правду сказать, к последним отношение было много лучше. Эш опустил голову, радуясь сумраку - в нем не так заметен румянец, заливший щеки.

Готт вдруг замолчал на полуслове, и внимательно посмотрел на человека.

 - Не вини себя. – Внезапно сказал он. – Ты один не можешь отвечать за всех.

- Орясина зеленая – с нежностью подумал Эш. – Угадал же. И только тут в перегруженном впечатлениями мозгу человека выплыла первая фраза Готта, пропущенная вначале.

- Бишоп? Ты сказал -  Бишоп? Так вот он какой…

Шиидаль Элесс ан Бишоп. Отшельник, пророк и алхимик. Дающий и отнимающий жизнь по собственному усмотрению, живущий везде и нигде. Неизвестная величина на чаше весов судьбы.

- Где ты его уже видел?- спросил Эш. При этом вопросе у Готта совсем по-детски вздрогнули губы.

- У меня была сестра. – Помолчав, сказал он. – Она рождалась очень тяжело. Все думали, что она уйдет к Паагрио, едва покинув утробу матери, но тут появился Бишоп. Он не спас мать, но спас ребенка. Когда сестра впервые закричала, плач ее был слабым и протяжным, будто она пыталась петь. Отец назвал ее Дайна Шерра.

- Дайна Шерра. – Эш отвернулся. – Тихая Песня.

- Бишоп предсказал ей великую судьбу. – Голос орка помертвел. – Он ошибся. Три года назад она была обесчещена и убита. Человеком. Пока он жив – ни один из рода не получит успокоения там. – Орк вскинул голову кверху. – На нас долг мести.

Эш помолчал, затем решительно потянул Готта за рукав: « Пойдем отсюда. Я замерз».

***

- Подходите, подходите, почтенная публика! – кричал зазывала с невысокого помоста на площади. -  Последний день! Эльфийские песни и танцы с мечами! Жонглеры огнем! Лучшие артисты! Не жалейте адены, подходите!

Голос его сливался в шумом толпы. Завтра Гиран опустеет. Ярмарочная неделя подошла к концу, и повсюду приезжие торговцы укладывали на повозки нераспроданный товар. Эш посторонился, уступая дорогу каравану страйдеров. Хозяин, верхом на фенрире, замыкал процессию. Судя по недовольной физиономии, торг у него не задался.

- Воин!  - торгаш умоляюще взглянул на Эша. -  Купи страйдера! Крепкие двухлетки, местные, приучены к седлу. Дешево отдам!

В его голосе слышалось отчаяние. Страйдер – товар на любителя, а посему цены на них колеблются от неприлично низких до непроизносимо высоких. Судя по поведению заводчика, ценителей на сей раз не нашлось. Эш покачал головой.

- Спасибо, почтенный, не нуждаюсь. Да и с моим питомцем ящер не поладит.

Человек начал протискиваться к помосту, внимательно глядя под ноги – отходы жизнедеятельности страйдеров, пунктиром отмечающие направление их движения, имели одну весьма неприятную особенность: попав на обувь, они разъедали ее почти мгновенно.

- Фенрир что ли? Так мои с волками не задираются! – безнадежно выкрикнул, было, торгаш, но проходящий мимо стражник дружески посоветовал: « Не ори дядя, не купит. Феникс у него».

- Ааа – с легким почтением протянул заводчик. -  Редкая зверюга.

Он смачно плюнул на брусчатку, и, смирившись, толкнул фенрира пятками. Волк в два прыжка нагнал колонну, и процессия скрылась в одном из переулков.

Эш от души поаплодировал темному, показавшему высочайший класс  танца с мечами, и, заскучав во время затянувшегося перерыва, принялся разглядывать пестро разрисованный фургон артистов. Возле него белобрысый подросток-эльф, энергично жестикулируя, в чем-то убеждал зазывалу. Хмурый гном отрицательно мотал головой, мальчишка не сдавался. Наконец, чаша терпения бородача переполнилась, и, развернув мальчишку спиной, он придал эльфенку поступательное движение вперед хорошим пинком.  Незадачливый проситель  по инерции пробежал несколько шагов, споткнулся, и едва не врезался в Эша.

«Нос расквасишь» - буркнул он, подставляя руки, и внезапно почувствовал в ладонях податливую упругость девичьей груди. Черт! Девчонка!

- Не лапай, не платил. -  Буркнула она, освобождаясь и вскидывая голову.

Короткая мальчишеская стрижка, плотно сжатые губы и грязноватые потеки на щеках. Худенькая, и от этой худобы светло-серые в рыжую крапинку глаза на чумазом лице кажутся еще больше.

- Молю о прощении, благородная леди. -  В высшей степени серьезно отозвался Эш. -  Мне, конечно, следовало бы позволить вам расквасить физиономию о камни.

- А невелика беда – отмахнулась девчонка. – Не впервой. Дай денег, жрать охота.  А я тебе приятно сделаю. – Вдруг выпалила она.  Девичьи губы дрогнули, и Эш почувствовал, что за напускной грубостью кроется отчаяние, готовое вот-вот прорваться наружу. Девчонка убрала со лба светлую прядку, продолжая сверлить Эша настороженным и вместе с тем требовательным взглядом. Воин вздохнул: «Пошли».

- Интересно, куда? – добродушно пробасил за спиной кто-то знакомый. – Может, познакомишь? Эш обернулся. Рядом стоял – ну, конечно – Готт, и ухмылялся во весь рот, демонстрируя свежую дырку на месте выбитого клыка. – Здоровья и славы, хуман. Куда собрался?

- А как обычно – ответствовал Эш. – К Трувору. Пойдешь? Где зуб то потерял?

Готт довольно легкомысленно махнул ручищей:  «Ничего, новый вырастет. Ну, пошли, что ли?»

- С вами двумя – не пойду. – На время забытая девчонка сделала шаг назад, готовая сорваться с места. – Орка пусть орки ублажают.

Готт выпучил глаза: «Кто это?»

- Благородная леди не изволила представиться. – Известил  его Эш. – Это, несомненно, является серьезным пробелом в воспитании. Вдобавок она оскорбила тебя, полагая, что доблестный десятник сочтет за удовольствие любовные игрища с тощей, грязной, да к тому же невоспитанной эльфийкой, едва вступившей в пору юности.

Орк склонил голову набок, с минуту постоял, переваривая услышанное, а затем расхохотался так, что стоящие рядом были вынуждены зажать уши, дабы не оглохнуть. Эш повернулся к девчонке и немного полюбовался ярким румянцем, залившим ее лицо. Даже остренькие кончики ушей рдели малиновым. Впрочем, это мог быть и румянец гнева.

·                                          - Хватит -  жестко пресек Эш. – Хватит, aelie. Не получается у тебя корчить en rosaty, Падшую, да и не к чему. Удивить ты нас вряд ли чем сможешь, а покормим и за спасибо. Пошли.

Девочка опустила голову, замотала так, что прозрачные капельки брызнули на камни мостовой. Орк вопрошающе взглянул на Эша, и неловко обнял эльфку за плечи.

-Ну-ну – пробормотал он. – Слезы к дождю, а дождик нам сейчас не нужен. Ты, случаем, не магичка?

-  Готт?

- Что?

- Умолкни.

***

- …на рассвете шады окружили остров. Нас было слишком мало. Тех, кого не остановили стрелы, прикончил пожар. Я осталась жива только потому, что понравилась их сотнику. Три дня он… развлекался со мной в каюте, а потом выбросил за борт. Меня спасли камаэли – появились как из ниоткуда на парусной лодке, подобрали, доставили в порт и... ушли. Я их больше не видела.

Эш слушал внешне бесстрастно, глаза орка плавились гневом.

- Я пошла в город, думала, работу найду, а предлагали только … ну, это самое. Уже дней шесть так брожу.

Девочка говорила спокойно, отстраненно. Эш хорошо знал такое спокойствие. Это спокойствие человека, в душе которого не осталось ни слез, ни боли, ни ненависти – одна пустота. Пустота.

Воин прикрыл глаза. Картинка под смеженными веками была нестерпимо яркой.

«Дайна!» Столкнувшись с металлической оковкой посоха, меч высекает сноп неярких искр, кровь из рассеченной брови заливает глаза.

«Санг Кхай!». Горящие презрением зеленые глаза орка, скрип гальки под ногами, бледно-красный шлейф в медленных волнах, тянущийся от распростертого у самой кромки воды тела.

«Умри, Санг Кхай! Умри, Бесчестный!»

«Я опоздал совсем немного, Готт, совсем чуть-чуть. Но этого хватило, чтобы пьяный ублюдок, разозленный сопротивлением, перерезал ей горло. Он не ушел далеко, брат. Тело я столкнул в реку, и вернулся к моему Жаворонку – так я называл ее. Она всегда так мило смущалась от этого прозвища. Пустота, Готт, пустота! Я держал ее руки в своих, а кровь стекала на песок и размывалась водой. Дайна всегда так боялась, что кто - нибудь узнает о нас, выбирала места поглуше…  Не за себя, Готт – за меня! А потом из кустов вышел старый орк. Я не знаю, следил ли он за Дайной, или просто услышал возню. Он посмотрел на меня, на мертвую девушку  у моих ног, и сказал: «Умри, Санг Кхай». Он не дал возможности что-либо объяснить, а сразу напал. И тогда я убежал».

… Эш… Эш… - донесся из пустоты голос орка. Человек шумно выдохнул, с усилием выныривая из омута воспоминаний.

- Я знаю, кто может помочь – Гот подвинул эльфке уже третью тарелку с рагу. Девочка благодарно кивнула. – Есть же в городе школа бардов. Там эльф заправляет, ну длинный такой, худолицый. Неужели сироте не поможет? Тем более, голос у нее неплохой вроде?

Эш скептически поджал губы, отхлебнул пива.

- Бард – не только голос. Это еще и магия, и владение оружием, и умение слагать песни… хорошие песни. Куда ей в барды? Но попробуем, сходим. Может, хоть и жалости возьмет, все присмотрена будет. Звать то тебя как? – посмотрел он на эльфку.

- Эва – невнятно сказала она, торопливо сглотнув. – Эва. Спасибо. Наелась. Песни я не умею слагать, а меч – есть.

Она вытянула из-за пояса грубо оструганную палку с перевитой гибкой лозой рукоятью.

- Вот. Мама сделала.

Эш быстро спрятал улыбку, и протянул было руку, но орк опередил его: «Дай-ка сюда». С серьезным видом десятник прикинул баланс, и ткнул пальцем в торец, где на светлой древесине была вырезана одна – единственная руна.

- Не спеши смеяться. Эш. Меч – буковый, а на что бук идет – сам знаешь. И руна – непростая, даже очень непростая. Старая же, Эва?

Девочка кивнула, глядя на орка округлившимися от удивления глазами. Эш непонимающе вскинул брови.

- Учили ее с малолетства. -  Пояснил Готт. – Старшие руны передаются по наследству, и чужие их значения знать не могут. Сила в них. От чужой руны толку нет, если не знаешь, как читать – это просто закорючка. Верно, Эва?

- Откуда ты… - эльфка не закончила вопрос.

- От отца. Он шаман. – Коротко пояснил Готт, видимо, не желая вдаваться в подробности. – Да, к слову, о мече.

Орк снял со спины длинный предмет, укутанный в мешковину, перерезал стягивающую его бечеву.

- Эш – зеленокожий внезапно стал косноязычным. – Твой меч… ну, сгорел же… из-за меня. Примешь… ну, подарок?

Человек сдвинул тарелки на край стола, освобождая место, принял обеими руками сверток, развернул мешковину. Эва пискнула что-то восторженное, и шум за соседними столиками подозрительно быстро стал затихать.

Ножны были гладкими, черными, без каких либо украшений, необычайно тяжелыми.

- Черный базальт – негромко сказал Готт. – Другой материал этот меч не удержит.

Два дракона сплелись телами, образуя витую рукоять, а оскаленные морды, торчащие в разные стороны, служили гардой. На яблоке противовеса, тоже базальтовом, три орочьи руны сплелись в смутно знакомый узор. Эш осторожно провел по ним пальцем, и взялся за рукоять.

От неожиданности он едва не разжал пальцы. Ощущение было таким, будто вместо полированного металла рука встретила другую, горячую и сильную, и сплелась с ней в дружеском рукопожатии. Меч стал продолжением тела, и Эш потянул его из ножен.

Клинок не был стальным – темно-багровая полоса огня, по поверхности которой плыли черные дымные струи. Сгусток пламени, неведомым образом принявший форму клинка все время менялся, то угасая, то разгораясь до нестерпимого белокалильного сияния. Меч жил! Эш невольно поежился, представив себе ощущение от удара таким оружием.

- Гномы, сдохните от зависти! – ехидно прокомментировал кто-то за соседним столиком.

- Это меч – только для тебя. – Тихо сказал Готт. – Три руны – твое  имя, мое, и связующая. Я напитал их своей кровью. Но истинную силу оружие может обрести лишь… - он как-то смущенно опустил глаза, а потом выжидающе посмотрел на человека. Тот стоял, не отводя глаз от пульсирующего пламени, и так длилось довольно долго.

Ожидание в глазах Готта сменилось недоумением, затем обидой, и наконец – странной горечью. Орк встал, и с каменным лицом зашагал к выходу.

- Готт! – крикнул воин ему вслед. – Стой! Ты куда?

Но орк уже вышел. Эш непонимающе нахмурился, и встретился взглядом с Эвой. Она смотрела на него, как на идиота, причем не простого, а редкостного.

И тут земля под ногами у всех вздрогнула. Звякнули разбитые чашки, и, вторя им, в открытую дверь ворвался истошный набат сигнального колокола. В таверну с совершенно безумным лицом ворвался стражник, и истошно завопил.

- Дракон! Спасайтесь! Дракон!

Снаружи раздался зубодробительный скрежет, а затем грохот. Облако белесой пыли лизнуло порог, и Эш похолодел, сообразив, что ограждающая город стена рухнула. А затем пришел огонь. Человек едва успел выпрыгнуть в окно, как ревущий поток пламени превратил таверну в погребальный костер. Огненная река длиной локтей в сорок брала свое начало в пасти кирпично - красного дракона.

«И  ничего страшного» - сказал бы Эш еще вчера. В каменистой бесплодной равнине, названной Драконьей, он бывал не раз. Умелый боец даже в одиночку мог справиться и с мелким, похожим на мумифицированный труп, дракосом, и с массивным, невероятно сильным быкоглавым драконом – было бы умение, и хороший доспех. Беда состояла в другом. Те не плевались огнем, и дракон, сейчас ворочавшийся в проломе крепостной стены, был крупнее собратьев. Ну, примерно настолько, насколько страйдер крупнее ящерки – каменки, что легко помещается на ладони.

Эш только охнул, когда рептилия вытянула шею, и одним ударом узкой вытянутой морды снесла верхушку дозорной башни. Сигнальный колокол гигантским снарядом врезался в стену храма Эйнхасад, и проломил ее, расколовшись с глухим стонущим звуком. Дракон рыкнул, и выплюнул еще одну ленту огня.

Гиран – город богатый. За долгие годы междоусобиц он не только смог стать торговой столицей, но и вырастил особое племя людей-защитников. Тертые, закаленные в бесчисленных боях гварды не поддались панике. Сквозь грохот и крики умирающих Эш различил звонкие переливы сигнальных рожков.На соседних с проломом башнях, надсадно скрипя, разворачивались тяжелые катапульты. Первые мгновения растерянности прошли,  и улицы наполнились жителями, бегущими к месту пролома. Валом валили гномы, смешно подпрыгивая на коротеньких ножках, бежали люди, легкими тенями скользили вдоль стен эльфы. Крики постепенно стихли, сменившись перекличкой рожков и отрывистыми командами на полудюжине языков. Прямо на глазах разномастная толпа делилась на отряды, таяла, разбегаясь по переулкам.

Откуда-то сбоку вынырнул Трувор – уже безусый и безбородый, с макушкой, сплошь покрытой волдырями ожогов.

- Что это за…? – едва перекрикивая грохот, спросил Эш. На бледном от каменной пыли лице гнома отразились страх и невольное уважение.

- Ан Тар-аас! Владыка драконов!

- Да ладно тебе! – усомнился Эш. – Тот, говорят, под землей сидит, и летать не может. А этот явно прилетел, иначе дозорные тревогу раньше подняли б, когда он только б на горизонте появился.

- Да ладно тебе! – перекривлял гном человека. – Он, тебе говорю! На, держи. – Пропыхтел он, терзая ремни огромного тюка у своих ног. – Надевай.

В тюке обнаружилось все, необходимое для боя.

- Арсенал-то рухнул. – Крикнул гном. – Пришлось скрытку распотрошить!

Эш взвесил на руках цельнокованый панцирь. По сиренево-черному металлу разбегались узоры ажурной чеканки. «Ваша работа?»

- Наша, наша. – Гном отмахнулся, затягивая ремни поножей на человеке.

-Великоват будет – Эш застегнул нагрудник. Гном оскаблился: «Ну, прости, не на тебя ковали. Надевай подшлемник». – и кинул человеку толстую войлочную шапку. Сверху лег кольчужный капюшон, за ним – круглый шлем с личиной - полумаской. Трувор отступил на шаг, и критически оглядел человека: « Не тяжело?»

Эш наклонился, присел, повернулся вправо-влево, пробуя чужой доспех.

- Тяжеловат. – Признался он. – Ничего, как-нибудь. Щит давай. И ножны сохрани, пожалуйста, несподручно цеплять.

Огненный меч описал в воздухе восьмерку, и словно в ответ рядом упал дымящийся кусок мяса, а вслед за ним с неба посыпалась какая-то железная мелочь, ранее бывшая, видимо кольчугой. В переулке потемнело – гигантская туша дракона заслонила небо. Трувор умчался прочь с быстротой, совершенно невообразимой для такого толстяка, а Эш почувствовал, как ноги оторвались от земли.

Дракон схватил его поперек туловища, в аккурат за нагрудник, так, что рука с мечом оказалась внутри огромной пасти. Сходясь на боках, половинки доспеха звонко щелкнули, и металл заныл под чудовищным прессом драконьих зубов. Эш отпустил бесполезный теперь щит, и тот глухо плямкнул где-то внизу. Дракон сжал челюсти крепче, поерзал по неподатливой скорлупе доспеха, и, по-змеиному изогнув шею, подкинул человека в воздух. Судорожным движением Эш извернулся и вцепился в бахромчатый кожаный нарост вокруг пасти чудовища. Меч в его руке пошел по дуге и оставил в рифленом небе дракона глубокую борозду. Зверь дернулся, заревел обиженно и негодующе, и резко мотнул башкой. Перед глазами Эша земля и небо закружились в сумасшедшем хороводе, а затем последовал удар, едва не вышибивший из человека дыхание.

Спас его, как ни удивительно, все тот же дракон. Эш упал на одно из полурасправленных крыльев, и кожистая перепонка смягчила удар. Воин заскользил по наклонной вниз, понимая, что высота еще слишком велика. Грубая серая кожа дракона напоминала туго надутый ветром парус шедов. Шеды. Парус. Парус!

Любимый трюк речных разбойников – шедов – прыгнуть с нависающей над руслом скалы прямо на парус судна – добычи, и съехать по нему вниз, используя в качестве тормоза воткнутый в парусину нож. Затем обычно следовал прыжок за борт, к водолазному колоколу, заякоренному в обусловленном месте. Потерявшим ход судном, как правило, занималась уже абордажная партия.

Меч вошел в крыло туго, как в мокрую древесину. Рвануло так, что Эш заорал от боли в запястье, и поспешил сцепить на рукояти обе руки. Последние вершки крыла он дорезал, уже извиваясь и дергаясь всем телом, чтобы помочь мечу – крепкая плоть дракона-переростка сопротивлялась до последнего. Человек упал навзничь, и инстинктивно выбросил руку вверх - на лицо наплывала тень  гигантской лапы. Четырехпалая ступня падала словно молот – неотвратимо и стремительно. Но в последний момент она остановилась – так близко, что Эш разглядел прилипшие в подошве песчинки, и дернулась влево, ударив в землю рядом с человеком. Что-то отвлекло рептилию, но что - непонятно. Из клубов пыли возникли двое,  подхватили его под мышки и поволокли, поминутно оглядываясь на площадь, где неистовствовал обезумевший от боли в рассеченном крыле дракон.

Земля была такой неровной, обломки камней – такими острыми. Сознание плыло. Один из спасителей разрезал завязки изуродованного панциря, и стащил его, дав возможность Эшу вдохнуть полной грудью

Он не знал, что своей безумной возней с драконом дал защитникам самое ценное -  время. Гварды успели подтянуть к площади отряды магов и тяжелые стрелометы. На ящера обрушился град фаерболов и железных копий с четырехгранными бронебойными наконечниками. Одно из таких копий вошло дракону в глаз. Он, взревел, вытянулся  на задних лапах во весь рост – и словил очередной кусок металла прямо в брюхо.

Эш, наконец, отдышался.

- Воды. – Попросил он хрипло.

Тепловатая влага придала сил. Очень медленно Эш стянул остатки доспехов, и неуклюже поковылял к груде развалин, к затихшему ящеру.

- Куда ты? – крикнули ему в спину.

- Клык на память вырежу – отозвался он – От дракона ж до темноты ничего не останется, все по чешуйке растянут.

Только сейчас Эш смог по настоящему оценить поистине титанические размеры поверженной твари. Даже лежа, он был выше трехэтажной казармы гвардов – единственного, кроме храма, уцелевшего на площади здания.

Пыль улеглась, и тушу рептилии окружили уцелевшие. Предприимчивые горожане уже колупали ножами и мечами неподвижную гору мяса, добывая кто чешуйку, кто коготь. Самые сообразительные вместе распластали заднюю ногу ящера, я теперь возились в гнилостно пахнущем мясе. Всем известно, что прочнее (и дороже) сухожилия дракона - нет. Эш подошел к запрокинутой набок голове, примерился, и сделал первый надруб.

Дракон ожил.

Клацая зубами, голова взметнулась с земли, и сильно ударила Эша в грудь. Он попятился, но запнулся о камень, взмахнул руками, тщетно пытаясь удержать равновесие, и почувствовал, что падает. Рядом мелькнуло что-то большое, и сильный удар в плечо отбросил человека в сторону. Дракон еще раз щелкнул зубами и сдох – на сей раз окончательно. Эш неуклюже поднялся с земли.

 - Сдурел? – холодно поинтересовался он у Готта с каменным лицом стоящего рядом. Эш сделал шаг вперед – и замер, зачарованно глядя на обломок пики, торчащей из щебня острием кверху тютелька в тютельку напротив драконьей морды. На самом кончике острия дрожала капля свежей крови. Эш завел руку за спину, и нащупал аккуратный разрез. «Почти в то же место» - покачал головой он.

- Теперь квиты – ровно сказал орк. – Я вернул долг.

Готт отвернулся, и Эш торопливо схватил его за руку.

- Постой. О чем ты, орче, какой долг?

- Оставь его, - прозвучал за спиной девчоночий голос. – Хуман.

Последнее слово было брошено с таким презрением, что рука с мечом поднялась сама собой.

- Эва – Сказал Эш. – Шла бы ты отсюда, сыкля. А то ведь и отшлепать могу.

Он был зол. На Эву, на Готта, на себя. Что произошло в таверне? Откуда это презрение в голосе побирушки? Да что вообще происходит?!

- Гвард, полегче. – Один из тех, кто вытащил Эша с площади, успокаивающе коснулся плеча. – Девка как-никак жизнь тебе спасла. Дракон тебя б затоптал, если б она не отвлекла. Счастливый ты.

Эш открыл рот, смешно подвигал челюстью, и промычал что-то невразумительное. Эва смерила его красноречивым взглядом.

Щебень захрустел под торопливыми шагами, и возле дракона появился толстый коротышка в изодранной одежде. Из-за бинтовой повязки, закрывающей все лицо за исключением глаз, Эш не сразу узнал Трувора. «На» - он сунул воину ножны. – Успел-таки. Ты о чем думаешь, хуман? Такую честь тебе оказали, а ты…

Гном цапнул за руку орка, а второй подтянул за пояс озадаченного человека.

- Какая честь? О чем ты? – устало спросил Эш. Болела грудь, ныл зашибленный при падении копчик, и все сильнее дергало растянутое запястье. Гном выпучил глаза: «Ты что – не знал?!»

- Ты не знаешь о мече Крови? – от возмущения голос Эвы поднялся на октаву, и она сорвалась на писк. -  Да о нем даже дети знают!

- Крови? – Эш очумело вертел головой, ища ответа в лицах окружающих. – Готт? Я не понимаю…

- В твоей руке, хуман – меч Крови. Это не просто сплав железа и магии. – Раздался холодный красивый голос. С верхушки огромной кучи щебня спускался камаэль. Ветер играл его светло-бирюзовым плащом, делая походку обманчиво летящей.

- Эфес – металл, клинок – огонь. Огонь – кровь орка, стихия его рода, дар Паагрио. В пламени его душа, его воля и сила тысяч поколений предков – в твоей руке. Ты меня понимаешь, хуман?

Эш медленно повернулся к Готту и заглянул в глаза. Орк по-прежнему глядел прямо перед собой, подозрительно часто дыша носом.

- Это великий дар. - Продолжал камаэль. – Но, принятый без ответа – оскорбление. Даже хуже – пренебрежение. Твоим ответным подарком может быть что угодно – доброе слово, изделие рук твоих, песня, тобой сложенная, или… - однокрылый сделал весомую паузу – что то иное.

Эш опустил глаза. «Песня? Меч? Золото? Чушь. Но что?»

Меч в руке тихонько вздрогнул, рукоять налилась теплом. Что-то доселе незнакомое, волнующее и щемящее – тревожное наполняло душу человека. И внезапно – как вспышка, как удар молнии – пришло решение. Глаза Эша вспыхнули, и он проглотил внезапно возникший в горле комок.

- Готт – сказал он, и сам поразился торжественности голоса. – Принимаю твой Дар и благодарю.

А в голове вертелась тысяча слов, но все они вдруг стали бледными, тяжеловесными,  бессильными передать рвущееся из груди.

- Готт, я не подарю тебе похожего оружия – не умею. Ты отдал лучшее что есть в тебе, а я хочу…  - Эш запнулся, не находя слов. -  У нас, людей, есть обычай. Воины, спасшие друг другу жизнь, могут смешать кровь, и стать братьями.  

Он перехватил меч левой рукой, и легонько полоснул по запястью правой. Из рассеченной вены прерывистыми толчками забила кровь, и человек протянул руку зеленокожему. Готт посветлел лицом. Очень медленно он вытянул из ножен на бедре широкий нож, и надрезал запястье в том же месте. Руки сплелись, раны соприкоснулись, две красные струйки слились в одну. Эш почувствовал, как его захватывает значительность момента, некая возвышенная торжественность.

И даром, что действо происходит рядом с трупом дракона на куче битого камня.

- Все правильно. Вот теперь – правильно. – Голос Трувора прозвучал как-то сдавленно. Гном решительно размотал с головы бинт, и, разбив руки орка и человека, перевязал обоим порезы.

- А теперь валите отсюда. – Грубый тон коротышки не обманул бы и ребенка. – Ну, пива что ли выпейте…

Кто-то из случайных зевак презрительно сплюнул: «С лягушкой побратался. Ума-то…» Эш услышал. Он подчеркнуто внимательно осмотрел Готта с головы до ног, подмигнул ему, и ответил.

- Да какая он лягушка-то? Так… лягушонок...

Зрители, оценив шутку, дружно загоготали, а Эш добавил скучным голосом.

- А еще слово вякнешь – зубы выбью.

 Эш, вспомнив что-то, вернулся к дракону, забрался наверх и принялся внимательно обследовать шею чудища, поднимая чешуйки одну за другой.

- Драконы, - менторским тоном пояснил он, - особенно старые, любят чесать шею о скальные выступы. Иногда под чешуей такого ящера можно найти…хоп! Вот оно! – и он поднял вверх руку с камушком. Камушек этот дробил солнечный свет на мириады цветных искр. – А поскольку чешуя дракона сама себе абразив, то можно сказать, что алмаз гранится, так сказать, естественным путем.

Эш ловко спрыгнул вниз, и на раскрытой ладони протянул находку эльфке.

- Для кулона маловат, а вот сережка очень даже ничего выйдет. Только подвеску с крючком сделать. Спасибо, девочка. – Уже негромко добавил он, и поклонился – не сей раз без малейшей тени сарказма. Трое пошли с площади в обнимку, не видя, как забытый всеми камаэль – камаэль! – улыбается им вслед.

«Эй, гвард» - крикнул вслед Трувор. – « Ты как хочешь, но с тебя шестьдесят золотых! Доспех-то спортил!» От неожиданности Эш остановился, но Готт, хохоча во все горло, потянул его дальше.

- Гномы… - вздохнула Эва.

***

Через пару недель уже мало что напоминало о недавнем побоище. Храм отремонтировали, пролом в стене заложили новыми блоками, мусор убрали. Гирану не привыкать зализывать такие раны.

В школу бардов Эва не попала – слишком уж много было желающих, в отличие от нее -  с деньгами. Девочку приютили эльфки - медички, работающие в городской больнице.

Готт вернулся к себе, в холмистую Кетру.Наступила осень, затем как-то очень тихо и незаметно лег снег и замел большинство трактов. Из-за этого свидания друзей стали реже, но совсем не прекращались. Добавилось работы и у Эша – подоспел рекрутский набор, и теперь гвард с утра до ночи гонял молодых на плацу.Трувор отстроил таверну заново. Говорят, получилось лучше прежней. Завсегдатаи ее привыкли к Готту, и иногда даже здоровались с ним.

Ближе к весне по городу поползли слухи о возможном голоде, а когда не подтвердились – все вздохнули с облегчением. Из магистрата неизвестный вор украл золотую статуэтку Эйнхасад, а в городе появился торговец, продающий невиданных прежде двухголовых птиц. Птицы эти, кукубару, больше всего напоминали обыкновенных кур, только голенастых и двухголовых. Окрасом они были так себе -  темно и светло-коричневые, и нрав имели вредный и драчливый. Торгаш продавал их вначале за тысячу, затем сбавил цену до семисот, затем до пятисот…  Кончилось тем, что остатки отощавшего за зиму птичника получили даром эльфки – врачи. Они рассадили несуразных созданий поодиночке, и стали использовать как поставщиков яиц и перьев для вееров.

В городе открылись две новые кузни, а проворовавшийся ювелир повесился на городских воротах, оставив записку « Нате, нюхайте!» Потом теплые ветры растопили снег, и Гиран оживился, почуяв весну.

А весной была война.

***

В зале совещаний было сумрачно и прохладно – узкие стрельчатые окна, больше похожие на бойницы, едва пропускали свет. Черная пасть камина у стены зияла пустотой, и старые гобелены вперемешку с оружием на стенах тщетно пытались придать помещению жилой вид. Кроме гигантских размеров стола, вытесанного из цельного куска аденского мрамора, да стула с высокой спинкой, в зале не было никакой мебели.

Бесшумно открылась дверь, и в зал вошли девятеро. Разбуженное подкованными каблуками эхо заметалось под высокими сводами, и испуганно стихло, когда вошедшие заняли свои места вокруг стола. Мальчик-слуга на цыпочках обошел стены, зажигая факелы, и вышел, повинуясь властному жесту одного из девятки. В наступившей тишине шелест разложенной на столе карты прозвучал неестественно громко.

Дверь снова открылась, и пропустила еще троих, одетых попышнее и побогаче собравшихся. Люди у стола дружно вскинули мечи, приветствуя Лидеров.

- Никогда не любил этот зал. – Шепнул один из них соседу. – Сразу на ум приходит склеп.

Старший из тройки поднял в приветствии руку, и занял место во главе стола.

- Друзья. – Сказал он. – Итак, последний сбор.

Говорящий был немолод, но ни седые пряди в волосах, ни глубокие морщины не создавали впечатления дряхлости. Голос его был звучен, а движения -  уверенны и быстры.

- Итак, - повторил он. – Годдарт. Палец Лидера слегка колупнул синюю пометку на карте. – Что такое Годдарт, думаю, объяснять не надо.

- Кость в горле. – Буркнул один из Лидеров. – Кальт, давай, ближе к делу.

- Кость в горле. – Согласился тот, кого назвали Кальтом. – орочий город на стыке земель альянса. Дешевое серебро и лес, и , что гораздо важнее – ключ к северным землям. Контролируя Годдарт, мы открываем альянсу дорогу дальше, к Шутгарту и Хейну, и выходим к океану. – Кальт усмехнулся. – Но, об этом говорилось уже не раз. Теперь конкретно. Мы, как самый сильный клан альянса, наносим главный удар Кетра – Годдарт. Задача -  прорубить через Кетру коридор. Правый фланг – кавалерия Грома.

Стоящий за спиной Кальта юноша в черном камзоле согласно наклонил голову.

- Левый – Маркус со своими стрелками и тяжелыми орудиями. Мы должны открыть дорогу их штурмовым отрядам к городу.

- Форпост орков даже не стоит упоминания. – Неожиданно перехватил инициативу Маркус. – Но в самой Кетре будет жарко. Так просто орки победу не отдадут. Коридор рубить придется сходу, иначе завязнем.

- Верно. – Губы Кальта дрогнули. Улыбка вышла похожей на волчий оскал. – Можем завязнуть.

Казалось, ему доставляет удовольствие повторять слова спутников. – Но орки глупы. Сильны, храбры, но – помешаны на верности слову, на чести, на этом своем Кодексе. Верно ведь, Эш?

Один из молча стоящих вокруг стола зло сверкнул глазами. Кальт удовлетворенно хлопнул в ладоши.

- Вот на этом мы и сыграем. Победа под Кетрой будет бескровной.

Голос Кальта построжел.

-Сроку на сборы всем – неделя. Как раз подсохнут дороги.

Эш поднял взгляд от карты: «Лидер…» Кальт с силой хлопнул о стол обеими ладонями.

- Ни слова, гвард! Ты и так слишком много себе позволяешь. Эти твои романтические бредни, орк-побратим… Устав напомнить? Ты в клане?

Эш сглотнул.

- Я в клане. – Тихо сказал он, и опустил голову.

- Хорошо. – Кальт обвел взглядом остальных. – Приказ - к исполнению. Свободны.

Он стремительно вышел из комнаты, сопровождаемый остальными Лидерами. Вслед им девять мечей взлетели в салюте.

Глубокой ночью в окошко таверны Трувора тихо постучал человек. Внутри он пробыл совсем недолго. Гном выпустил его через заднюю калитку, а сам, пугливо озираясь, вернулся в дом. Еще через некоторое время его можно было видеть возле городских ворот в сопровождении оседланного фенрира и маленькой фигурки, с ног до головы закутанной в теплый плащ. Заспанный стражник, получив подношение, открыл им ворота.

- Да поможет тебе Паагрио… и Вотан. – Шепнул гном, помогая спутнику взобраться на фенрира. В это время луна вышла из-за туч, и осветила  всадника. Детское лицо его в серебристом свете было сурово и сосредоточено. Орка благодарно кивнула, и толкнула фенрира пятками. Волк прыгнул раз, другой, и вскоре исчез в темноте.

***

Всхолмленные просторы Кетры почти бесплодны. Никакие другие растения, кроме невысокой жесткой травы под названием «резун» там не растут. Пейзаж оживляют лишь островерхие палатки орков, да изредка – памятные столбы, отмечающие места захоронения вождей и героев зеленокожего народа. Но Кетра не уныла. В этом месте каменный хребет земли частенько выпирает из под слоя почвы, и являет взгляду путника то отдельно стоящий утес, весь усыпанный вкраплениями слюды и блестящий так, что больно смотреть, то россыпь гигантских валунов, переливающихся на солнце всеми цветами радуги – так причудливо смешаны здесь разнообразные породы камня и рудные жилы.

Дорог в Кетре нет – слишком сложный рельеф. Узкие тропы, пробитые орками, почти тотчас зарастают травой. В этих условиях ни о какой скрытности не может и речи, поэтому человеческая армия двигалась спокойно, и не таясь, лишь выслав передовые дозоры. С высоты птичьего полета продвижение войска выглядело так, будто на Кетру накатывают волны, серебристый от блестящих доспехов прилив, медлительный, но неумолимый. Чуть сзади и по сторонам этого моря колыхались, отливая ртутью, два озера- силы союзных кланов. Они не будут драться в холмах Кетры. Их цель – Годдарт.

К Кальту, запалено дыша, подбежал вестовой.

- Лидер, разведчики вернулись.

- Зови. – Коротко распорядился тот.

Пошатываясь от усталости, подошли двое. Магия Темных, дарующая временную невидимость, за очень короткое время вытягивает все силы.

- Лидер – голос старшего звучал ровно, но видно было, каких усилий ему это стоит. – За той грядой – их войска в боевом порядке. Очень много. Тут все – и Кетра, и Брека, и Рагна… и еще какие-то, не разглядеть штандартов. Не меньше полусотни палаток шаманов, а дымки костров – аж за горизонт. На переднем крае – не меньше трех сотен берксерков – разрушителей. И еще, Лидер. На многих – новые доспехи. Очень похоже на гномью работы, но ближе мы не подошли, не было времени.

Разведчик умолк. Кальт, вопреки ожиданиям, остался спокоен.

- Дымки за горизонт… - по обыкновению повторил он. – А, какая разница. Трубить построение!

Серебряное море замедлило продвижение, а затем и вовсе остановилось. Передний край его трансформировался, разделился на аккуратные островки, меж которых заняли позиции длинные туши многозарядных стрелометов. Другое море, черно-зеленое, ощетинилось жалами пик.

- Стой!

Тысячи щитов ударив в землю, породили гром, такой неуместный среди весенней зелени и чистого неба.

- Товсь!

Тысячи мечей лязнули, укладываясь в выемки щитов. Заскрипели воротки стрелометов.

Тысячи ртов приготовились заорать «Империя!»

Сейчас раздастся «Марш!», и боевые барабаны зададут ритм. Десятки стрелометов выплюнут сотни стрел, и, кажущимся неторопливым шагом когорты латников вдвинутся вперед, на ходу перестраиваясь клином. Фланги загнутся крыльями, охватят бронированными клещами нестройную толпу – и начнется разгром! Так было много раз. Так будет! Недаром на хоругви железноголовых болтаются три десятка цветных лоскутов – бывших знамен побежденных кланов. Недаром, ох, недаром Кальт любит свой тяжелый легион!

Кальт поднял руку. – Внимание, ждать всем. – скомандовал он барабанщику. «Тум, тум» - послушно отозвалась туго натянутая бычья кожа. Лидер легонько ткнул пятками коня, и неторопливым шагом направился в сторону орочьего строя. Двое, заместитель и вестовой составили почетный эскорт.

От волнующейся массы орков отделилась одинокая фигура. Пешая, без сопровождающих. Десятка за два шагов Кальт спешился, и бросил поводья вестовому. «Ждите здесь». - Сказал он.

Орки дряхлеют очень медленно. Полная опасностей  кочевая жизнь не любит слабых. Даже старики у них подвижны и ясноглазы. А этот был именно дряхлым. Он шел осторожно, мелкими шажками, то и дело останавливаясь, и посох Верховного в морщинистых руках казался не символом власти, а простой палкой, поддерживающей изможденное тело.

Кальт с удивлением поймал себя на мысли, что жалеет старика.

- Здоровья и славы, Верховный. – Первым поприветствовал он.

- С Детьми Огня слава всегда. – И голос у орка был под стать внешности – дребезжащий, тихий. – А чего ищешь здесь ты, хуман?

Кальт дернул плечом: «То же, что и все. Богатства и власти. Слава… ее можешь оставить себе, слишком недолговечна. Посмотри, шаман». Он стал рядом с орком, повернувшись лицом к своим: «Что станет с вашей славой, когда «Оглушитель» пробьет три удара? Да, я вижу, вы подготовились хорошо. Но – недостаточно. Твои воины привыкли драться поодиночке, твои доспехи, даже новые, несравнимы с человеческими. И самое главное – у вас нет опыта войны такой армией, нет тактики.

Орк слушал, не пытаясь вставить слово. Кальт сделал паузу. Орк ждал.

- Смиритесь с неизбежным, старик. Вы – прошлое этого мира, мы -  будущее. Присоединяйтесь, и вам найдется в нем место.

Орк улыбнулся печальной улыбкой.

- Я ждал этих слов, хуман. Нет. Дети Огня не служили никому и никогда. Если время пришло – мы умрем, но свободными, и на своей земле. Посмотри теперь ты, хуман – здесь все.

Верховный повел руку по широкой дуге.

- Не только воины, но и женщины, и старики и дети. Все племена, все, кого мы успели известить. Если даже немощные отозвались на призыв Кетра – как можно принять твое предложение, властолюбец? О ком будут петь дети, которых ты предлагаешь сделать вашими рабами?

Кальт едва заметно поморщился.

- Красиво и романтично, аж слеза прошибает. А ты подумал, Верховный, что после этой битвы петь станет некому? – голос его поднялся. - Да, я потеряю многих. Но ты – всех! В том числе и женщин, и стариков, и даже детей, которых ты так красиво приговорил сейчас к смерти. Думаешь, я смогу остановить озверевших от потерь людей?

-Кальт помолчал, успокаивая дыхание. «Да». – Нехотя признал он. -  «Мы заплатим дорого. Но я хочу сохранить своих бойцов, впрочем, как и ты, полагаю. А заодно – женщин, детей и стариков. Покориться вы не желаете, а мне нужен проход и город». Старик погрозил ему кривым пальцем.

- О, теперь я вижу, к чему ты клонишь, хуман. – Он тихонько засмеялся. – Но, скажи мне, неужели родился человек, способный один на один справиться с орком?

Кальт несколько раз сложил ладони, изображая аплодисменты.

- Ты мудр, Верховный. Да – это как ответ на твой вопрос.  – Лидер помолчал, и по лицу его пробежала тень нерешительности. – А, ладно. Я окажу вам услугу – позволю тебе самому выбрать любого воина, который будет биться с твоим. Но – никаких трех схваток. Один бой. Победитель получит проход. Проиграем – десять лет никто из людей и близко не подойдет к Кетре. И ты сохранишь своих.

Верховный отрицательно покачал головой.

- Вызов священен. Честная сталь. Лучший против лучшего. Я не могу знать твоих бойцов, поэтому поединщика назначишь ты  сам. Мне непонятно только одно – зачем тебе Вызов? Ведь орк победит.

На мгновение тщательно скрываемое раздражение пробило маску невозмутимости, но Кальт тут же взял себя в руки.

- Победит мой боец - получу проход даром. А проиграет… что ж, я все равно останусь при своем, и сохраню войско. Все просто, старик.

Тот невесело хмыкнул, и кивнул: « Хорошо. Ты получишь Вызов». Уже не скрывая удовлетворения, Кальт слегка поклонился, но шаман еще не закончил. – Не думай, что кто-то из нас заблуждается относительно исхода битвы, случись ей быть. Умереть готовы все. Но я один – и ты мне это напомнил – не могу обречь  всех, не дав шанса выжить.

***

Два воина шли навстречу друг другу по узкой полосе земли меж двух армий. Человек был облачен в тяжелый панцирь, поножи и шлем с забралом, полностью закрывающим лицо. Круглый щит он нес за спиной. Большая огненно-рыжая птица нервно переминалась на левом плече воина. Голову ее прикрывал специальный клобук. На орке, за исключением повязки на бедрах, не было ничего, лишь в руках тускло отсвечивали серпообразные лезвия кастетов. Двое сошлись. Человек не торопясь отстегнул пояс с непривычно широкими черными ножнами, отбросил в сторону.

Орк вздрогнул.

- Честный бой! – Объявил Кальт, стоя со свитой в десятке шагов от бойцов.

- Честное железо! Никаких доспехов, никакой магии. – Вторил ему шаман.

Человек медленно стянул шлем и снял с плеча феникса. Немного постоял, прижавшись губами к пушистым перьям, расстегнул цепочку клобука и подбросил  птицу вверх. «Лети!»  Снял щит, нагрудник, расшнуровал поножи, сложил все аккуратной горкой, и лишь после этого поднял глаза на соперника.

- Ну, здравствуй, брат.

Орк неверяще протянул руку и коснулся плеча человека.

- Ты?!

***

Кальт попятил лошадь и поравнялся с сопровождающими. Заместитель, едва шевеля губами, спросил: «Он даже не лучший. Зачем ты послал на смерть сына, Лидер?»

- Дурень. – Так же тихо ответил Кальт. – Грози ему хоть что-нибудь, Эш сидел бы сейчас в Гиране. По их вере, у орков один предок – Паагрио. Следовательно, все орки – братья. Убить брата… - он пожевал губами, подыскивая нужное слово, - непростительное, чудовищное злодеяние, gaar assaсult, Смертный Грех. На другой чаше весов – остальные, но это не отменяет тяжести убийства. Орк будет растерян, смущен, не будет знать, что делать. Это нам на руку.

Кальт едва заметно улыбнулся. Хороший воин Ирд, исполнительный и верный, но чересчур уж прямодушный. Не быть ему Лидером. Ничего, Эш перебесится и возьмется за ум. В конце концов, все, что сейчас делается – для него. Любовь – она разная бывает. Кто-то балует и потакает дитяте, а кто–то закаляет с молодых ногтей. Будущий Лидер должен уметь держать удары. Кальт легонько вздохнул своим мыслям.

- Лидер, а если б орк не отказался от выбора воина? – тихонько, боясь гнева, спросил вестовой. Вопреки его опасениям Кальт не выказал ни тени недовольства, лишь шевельнул рукой, давая знак – замолчи. К ним шел Эш. Он приблизился, и вытянул из ножен Кальта его меч.

- Честная сталь. – С нажимом сказал он, пристально глядя отцу в глаза. – Мой меч не годится.

Он взмахнул оружием несколько раз, кивнул, удовлетворенный балансом, и вернулся к орку. Кальт почувствовал гордость. Все хорошо, все, как и планировалось.

- Вот тебе и ответ. – Он небрежно потрепал вестового по щеке. – Человек не настолько важен. Важен меч.

Кальт, казалось, кожей чувствовал, как поворачиваются тугие шестеренки в мозгах спутников в поисках верного ответа.

- Но ведь магия… запрещена? – наконец, предположил Ирд.

- А магии в нем никакой и нет – меланхолично произнес Кальт. Внутри него все пело. Если даже ближайшие соратники, люди, не могут понять замысла, то, что говорить об орках?

- Нет в нем магии, - повторил Кальт, скалясь. – Законы Вызова священны – честная сталь, и все такое. Но, понимаешь, вчера пришла мне в голову фантазия самому разделать каракатицу, что на ужин подавали. Мечом. А почистить забыл.

Полувосхищенный –полунегодующий вздох приятно польстил самолюбию Лидера. Он еще умолчал, что парализующим токсином были обработаны все три клинка: и его, и вестового, и заместителя. Сын мог выбрать любой из мечей. А теперь – теперь хватит одной царапины, и яд примерно за минуту заморозит орку все нервные окончания, парализует мышцы. Более чем достаточно для чистой победы.

***

- Эш! – Орк бессмысленно топтался на месте. – Как же так? Как так, брат? Почему – ты?

Человек обхватил его голову, прижался лбом.

- Так уж вышло, брат. – Горло сжали спазмы. – Но я знаю, что делать. Ты, главное, бейся в полную силу, и положись на меня.

Эш легонько оттолкнул орка, и поднял меч.

- Верь мне.

Бойцы разошлись, и сошлись вновь. Блеснула сталь.

Готт ударил неловко, вполовину доступной скорости, слишком слабо. Человек без труда отвел кастет в сторону, и сильно ткнул орка в живот рукоятью, отбросил назад.

- Дерись.

Ага, проняло. Орк коротко и зло рыкнул, и повел атаку. Кастеты размазались в два блестящих полукружья, тонко заныл рассеченный воздух. Кланг-клак-клак. «Давай брат, держи темп».

Без щита Эш чувствовал себя голым. Он медленно отступал, только обороняясь, а затем, уловив просвет в защите, ударил широким классическим синистром. Орк вскинул руки и поймал клинок скрещенными лезвиями кастетов. Меч Эша слегка спружинил, и отскочил от защиты. «Хорошо» - подумал он, запуская удар по широкой дуге слева.

Быстрая кварта, отскок, полупируэт. Кастет орка свистнул рядом с глазами, и тут же – сверху вниз, косым скользящим ударом, способным вскрыть грудную клетку. Эш ушел перекатом назад, вскочил на ноги. «Давай брат, доверься рефлексам». Меч оплел человека, казалось, со всех сторон, и он прыгнул прямо на блестящие жала кастетов. Квинта, переход в нижнюю позицию, декстер – и без перехода, без опоры на правую ногу снова синистр, основанием лезвия.

Готт парировал удар, но не как раньше, а встречным ударом снизу вверх, и одновременно ударил второй рукой в открытый живот. Отбитый меч Эша пошел обратно, и врезался в плечо. Никто не мог бы сказать, что сделано это нарочно.

Рана в животе не была смертельной, так, длинная царапина. Лезвие лишь прошло вскользь. Эш понял, что орк в последнее мгновение остановил руку, и невесело улыбнулся. «Лягушонок, у тебя ж все на лице написано… Не орку состязаться в подлости с человеком».

Эш отскочил назад, разорвал дистанцию. Из раны на плече обильно текла кровь. Орк опустил руки.

Войско с обеих сторон взорвалось криками поддержки.

Кальт едва сдержал крик, когда сын ранил себя в плечо собственным мечом.  «Нельзя. Ни единым жестом нельзя выдать отчаяние, ни единым звуком. Лидер должен уметь держать удар. Противоядие в голенище сапога. Оно спасет, если не станет слишком поздно. Великая Эйнхасад, молю тебя!»

Ирд вздрогнул, глядя, как по совершенно безучастному лицу Лидера катятся слезы. Кальт словно окаменел в седле, напружиненный до отказа.

Эш вначале не понял, отчего рана в плече перестала ощущаться. Он сосредоточился на защите, заставив Готта кружиться вокруг, в надежде найти брешь. А потом, когда леденящий холод пополз от плеча вниз – Эш прозрел, и улыбнулся – горько и торжествующе. Рука стремительно немела, и холодные уже пальцы едва удерживали рукоять меча. Воин перехватил его левой рукой, и бросился вперед. Правая болталась безвольной тряпкой.

Меч скользнул между кастетами за мгновение до того, как они сошлись в блоке. Лезвие вошло глубоко в землю совсем рядом с ногой орка, Эш просунулся вперед, и на этот раз Готт уже не успел сдержать удара.

Боли человек не почувствовал, только что-то почти неосязаемое скользнуло сверху вниз по плечам и груди, и тут же убралось. Готт отступил назад, и окровавленные кастеты выпали из его рук.

 - Не… красиво… - немеющим языком произнес Эш.

В глубокой V- образной ране на груди человека показалась серая пенистая масса легких.

- Все… что мог… бра…

На большее сил уже не хватило. Ноги человека подогнулись, и он упал лицом вниз. Земля под ним быстро набухла кармином. Прогремел гром. Все задрали головы, и увидели, как скоротечная весенняя гроза затягивает облаками небо.

Готт перевернул человека лицом вверх, примостил его голову к себе на колени. На лице Эша не было ни тени страдания – яд убил боль. Таким и запомнил его Готт – спокойным и добрым, с едва заметной иронической усмешкой в уголках губ.

Почти одновременно Кальт и шаман подошли к воинам. Небеса еще раз предупреждающе громыхнули, и раскололись. Хлынул дождь. Тяжелые крупные капли по земле, по оркам и людям, застывшим в молчании, и Кальт был рад, что дождевые струи бьют по лицу, смывая слезы. Лидер должен уметь держать удар.

А в голове было пусто, и никакие слова не шли на ум.  Все ушло куда-то в пустоту, в глухую сосущую боль. «Сын». – Только и смогли вытолкнуть помертвевшие губы. Все вокруг стало безразличным.

- Готовьте костер. – Приказал Лидер одними губами, и почувствовал прикосновение к плечу. Гидеон, сотник железноголовых, протянул на раскрытой ладони тугой бумажный цилиндрик.

- Лидер, - старый вояка плакал, не скрываясь. Эш был его другом. – Лидер… Эш… ваш сын просил передать это сразу после поединка.

Кальт развернул записку, но проклятый дождь туманил глаза. «Читай ты» - едва слышно попросил он, и не узнал собственного голоса.

Отец.

Я знаю, как ты хотел мной гордиться, и не твоя вина, что я не гожусь на роль Лидера.

Когда ты упомянул о бескровной победе, я сразу понял, что ты имеешь ввиду. Но - нет, отец.

Так уж вышло, что я полюбил орку. Вначале это было чем угодно – капризом, шуткой, только не серьезным чувством. Но потом все изменилось. Я начал узнавать этот народ, и чем больше -  тем больше мне становилось стыдно за прежнее к ним отношение. Я понял, отчего мы так не любим зеленокожих. То, о чем люди мечтают, и ценят, как великий дар: самоотверженность, честь, великую любовь – у них норма. Они как зеркала – отражают нас такими, какими мы хотели бы стать. И мы, не в силах видеть живой упрек – «Смотри, ты мог быть таким!» - бьем зеркала. Куда проще повесить ярлык глупости на честность, и заставить поверить в это остальных.

Кстати, знаешь, что до появления человека, этот мир не знал войн?

Знаешь, что в наших библиотеках нет НИ ОДНОЙ подлинной книги старших рас? Фальшивки, созданные нашими «светочами» науки, цель которых не менялась со времен Шунаймана – убедить людей в их исключительности.

Орки не заслуживают ни презрения, ни рабства. Это раса с богатейшей культурой и традициями. И в их языке нет слова «зависть». Нет, конечно, они не ангелы во плоти, но все же…отец, хоть раз послушай меня!

Прекрати это безумие. Я не в силах изменить ничего, но ты -  ты Лидер гигантской Империи, ты – можешь. Ты часто называл их тупицами, а я – детьми. Отец, не убивай детей!

Ты оставил два пути: предать Устав и с позором уйти из клана, или предать собственную клятву, данную орку. Я выберу третий.

Может, и правда, я ренегат, безнадежный романтик, помешанный на чести. Может и правда, людям и только людям суждено жить в этом мире и стать его будущим.

Но я не хочу быть частью такого будущего.

Прости.

Солдаты принесли тяжелые чурбаки, установили наскоро сколоченный деревянный помост. Тело Эша выпрямили, перенесли на жесткие доски, обмыли лицо. Кальт поднял меч, уложил павшему на грудь, прикрыл рукоять скрещенными руками. Шаман что-то повелительно крикнул своим, и два угрюмых орка приволокли огромные вязанки хвороста. Мокрое дерево лоснилось от воды и неуместно ярко блестело, отражая свет горящего в руке Кальта факела. Пропитанный водой хворост никак не хотел разгораться, и Верховный вопросительно взглянул на Лидера, подняв посох. Поколебавшись, тот кивнул.

Посох шамана раскалился изнутри, зардел оранжево-малиновым светом раскаленного металла. С конца его сорвалась огненная змейка, побежала по траве, оконтуряя сложенный хворост, и, зашипев, нырнула по него.

Вспыхнуло – горячо, дымно, бурно. Верховный подал знак Готту. Опустившись на корточки, орки затянули печальный тягучий мотив. Кальт повелительно протянул руку, и Гидеон вложил в нее последнее письмо Эша. Кальт смял его, и бросил в неистовое пламя. Пружина, начавшая сжиматься в нем в момент смерти сына, наконец, пришла в движение. Кальт почти с облегчением почувствовал, как поднимается внутри темная волна бешенства.

- Дети, говоришь? – зарычал он, и выдернул из ножен оторопевшего Ирда меч.

Готт ничего не успел понять, только ощутил короткое прикосновение металла к шее. Чисто срубленная голова орка откатилась в погребальный костер. Старый шаман пережил его ненадолго.

Кальт выдернул меч из груди орка, и бешеным взглядом мазнул по лицу заместителя.

- Что стал? – в голосе Лидера не осталось ничего человеческого. – Вперед! Империя!

- Аааа-ааа! – отозвалось войско.

Амулет в руках Кальта хрустнул, сломавшись пополам. Голубоватый купол неуязвимости продержался под бешеными ударами орков ровно столько, сколько потребовалось передовым отрядам, чтобы добежать и прикрыть Лидера собой. Громкие щелчки тетив стрелометов совпали со змеиным шипением огненных ручейков, рванувшихся навстречу людям, и земля вздрогнула, когда два моря - серебристое и черно-зеленое сошлись, взорвавшись кровавым прибоем.

Власть – не делят!

Власть никогда не была ни порядочной, ни справедливой. Любовь, верность, честь -  сказки для прекраснодушных идиотов.

Жизнь одного человека ничто для Империи, даже если это твой ребенок.

Империи – быть!

***

В году 875 от воцарения Шунаймана, в битве за Кетру войска орков потерпели сокрушительное поражение. Не обученная строю, не знающая военной тактики, их армия была разбита хорошо вымуштрованными отрядами Империи. Немногочисленных пленных обратили в рабство. Годдарт пал, и Империя получила вожделенный проход к северным землям.

Всего через двадцать лет орки как раса были истреблены полностью. За ними настал черед эльфов и гномов. Темные ушли под землю, в катакомбы, и их следы затерялись во мраке подземелий. Однажды ночью тихо исчезли камаэли, не оставив после себя ни единого намека на след.

Империя росла, и вскоре подмяла под себя весь материк, но это стало также и началом ее заката. Со смертью императора Кальта гигантская держава развалилась на три враждующие группировки. В ожесточенной междоусобице они истребили друг друга, и лишь одиночкам удалось выжить. Поля заросли сорняками, истлели и рассыпались в прах фермы. Время стерло почти все следы человека в этом мире, лишь великолепные, построенные на тысячелетия города стоят пустые, как памятник человеческой глупости. Мир уснул в ожидании новых живых, и новых героев.

Но говорят, в холмистой Кетре есть место, где валяется полусъеденный ржавчиной и временем меч, и растет трава-острец необычного темно-красного цвета. Каждую первую ночь молодой луны там до рассвета горит орочий поминальный костер, и когда редкие путники видят, как высоко в небо возносятся золотистые искры, в их сердцах снова рождается надежда.