КОГДА ПРИДЁТ ЗАЗИРКА(русское фэнтези) 5

 Когда придёт зазирка (русское фэнтези) Глава 5

Глава 5

Оставшись одна, я соскочила с "тахты", прошлась по столу, разминая ноги. Голова пухла от вопросов, на которые не было ответов. Пока не было. Зачем я здесь и почему именно мне всучили этот… Дар? Даже не удосужились поинтересоваться: а хочу ли я? нужен ли он мне? Кто третий: мальчишка? девчонка? взрослый? Куда собирается "проводить" нас баба Нюра? и как надолго? Могу ли я отказаться, если что-то меня не устроит?

В уличную дверь забарабанили. Я метнулась к окну, но опоздала: кто-то уже вошёл на веранду. Тяжёлые шаги приблизились к двери, и она сотряслась от удара. Я, инстинктивно, спряталась в кусте герани. В следующую секунду дверь резко распахнулась, и в комнату ввалился увалень. Первое, что я увидела сквозь листья, это - пухлая рука, держащая за хвост деревянного кота. Зебрик?! Я отодвинула мешавший обзору лист герани, и крик ужаса комом застрял в горле: это был Вадик, но какой…Его, будто, воздухом накачали, как резиновую куклу…"Вадик" небрежно бросил Зебрика на дрова, окликнул:
- Хозяйка, алё?

Я медленно приходила в себя, осознавая: это не Вадик и кот не Зебрик. А кто? Третий? Или это какая-то колдовская штучка? Иначе, зачем делать такую …уродливую копию Вадика?

Лже-Вадик протопал в другую комнату и, не обнаружив хозяйку, громко выматерился. Вернувшись, подошёл к столу, отломив полбатона, стал есть, неприятно чавкая. Наклонился, внимательно рассматривая мою "мебель".
- Прикольно, - хмыкнув, щелчком разрушил "тахту". Прошёл к печке, загремел крышками, заглядывая в кастрюли и сковородки. Вернулся к столу со сковородой, которая наполовину была заполнена всё той же картошкой с курятиной. Ел Лже -Вадик шумно, торопливо, осматриваясь по сторонам. Задержал взгляд на чучеле удода, затем, скатав шарик из хлеба, метнул в него. Попал в голову, удовлетворённо гоготнул. Опустошив сковороду, продолжал жевать остаток булки.
- А пивка нет? - Не дождавшись ответа, вернул сковороду на место, вновь загремел крышками.

"Проглот, неужели ещё не наелся?!" С каждой секундой моя неприязнь к нему увеличивалась. Прямо руки чесались врезать чем-нибудь тяжёлым по этой квадратной спине, обтянутой кожаной курткой. Или хлестнуть прутом по раздувшейся заднице.

Вновь ругнувшись, Проглот грохнул очередной крышкой и вышел вон, оставив дверь приоткрытой. Я облегчённо передохнула, размяла затёкшие ноги и спину. В сенях хлопнуло, похоже, дверца холодильника. Вернулся Проглот, неся в руках трёхлитровую банку с квашеной капустой и пластиковую бутылку с растительным маслом.

"Чтоб ты лопнул, обжора," - искренне пожелала я, когда Проглот, наложив в тарелку капусту и обильно полив маслом, принялся есть. Конечно же, ничего с ним не случилось, ибо я желала без злости и не смотрела в ладонь.

Внезапно Проглот замер, с полным ртом и глядя на окно. Я затаила дыхание. Проглот судорожно глотнул, его пухлые пальцы ковырнули из батона мякоть, стали мять, как пластилин. Продолжая пристально смотреть на окно, Проглот скатал шарик. И тут меня ожгло догадкой: шарик предназначен мне! Но предпринять что-либо не успела: обрывая листья на пути, шарик шмякнул меня в грудь, в лицо, отбросил в угол окна. Я ударилась головой о раму и сползла вниз, под щербатое блюдце, на котором стоял горшок с растением.

"Ну, обжора, я тебе этого не прощу!" - только и успела подумать: перед глазами всё поплыло, голова наполнилась монотонным усыпляющим звоном, и я плавно заскользила в бездонную пропасть…

...Очнулась я от острой боли, она была всюду: в ногах, в руках, в шее. Будто кусали меня. С великим трудом разлепила налившиеся свинцовой тяжестью веки и - О, ужас! - меня…ели тараканы. Да, да, те самые твари, которых мы постоянно где-нибудь встречаем. Сейчас для меня они были велики, как для обычной Варьки, например, мыши. Видимо, эти твари, обнаружив меня бесчувственную, решили, что нашли добрый кусок еды.

Разумеется, я вскочила как ошпаренная, отпрянула к стене. Трясло, как в лихорадке. За ближайшим горшком зашуршало, я в панике, стала поспешно отступать вдоль стены. Неожиданно стена оборвалась - кончился подоконник - и я полетела вниз. К счастью, у окна стояла длинная скамья, а на ней лежала тряпка, что-то вроде вязаной жилетки. Это смягчило моё "приземление". Выбираясь из глубокой складки, не заметила, как оказалась у самого края скамьи. Запоздало попыталась рвануть назад, но, увы! притяжение пола оказалось сильнее. По закону подлости, стоявшие под скамейкой тапки находились чуточку в стороне: я как лягушонок шмякнулась на крашенные доски. Надо сказать, удачно: ничего не сломала, не вывихнула. Но сильно зашибла руки и колени. Ужас, очевидно, выветрился во время падения - ему на смену пришла истерика. Растирая поочерёдно руки и колени, ревела, ругалась, проклиная всё на свете. Невыносимо хотелось домой…Лучше пьяная мать, вечно хмурый молчащий папка, несносная придира сестра, чем эти нескончаемые падения. Сколько можно?! Во имя чего эти муки и боли? Эй, вы там, к чёрту ваш Дар - НЕ ХОЧУ!!! Забирайте назад и верните меня домой! ХОЧУ ДОМОЙ!!! ХОЧУ ДОМОЙ!!!

Боль поутихла, и истерика пошла на убыль, а может, я просто устала. Баба Нюра и Вадик ещё не вернулись. Не слышно было и Проглота. Только в соседней комнате что-то похрипывало. Я решилась пройти вдоль стены к дверному проёму. Дверь здесь вообще отсутствовала: её заменяли две занавески из цветастого плотного полотна. Отодвинуть край мне не удалось (не по силам), пришлось идти на середину порога, где занавески неплотно приникали друг к другу, образуя щель.
На диване спал Проглот, небрежно развалившись, и протяжно храпел.

"Пожрал и в тряпки, дебил какой-то. Нет, тут определённо, колдовской умысел: кто-то хочет зло посмеяться над Вадиком. Ты худой и тонкий - будешь толстый и жирный. У тебя одёжка ношеная – переношенная - заменим на шмотки фирменные, новёхонькие. Что получилось? Умора! Обхохочешься! Видок, действительно, ещё тот… Но зачем? Стоп! а что если те, кто пытался похитить меня над пашней, захватили третьего,…сотворили это "чудо в перьях" и выдали, как оригинал?! Чтобы сорвать планы бабы Нюры…Тогда…" - Я не успела завершить мысль: в сенях послышались шаги и в комнату вошли баба Нюра с Вадиком. Последний бережно нёс на руках деревянного Зебрика.

- А вот и мы… - начала и осеклась баба Нюра: она смотрела на стол, где мой след простыл. - Батюшки! девонька, где ты? Не дай, боже, за стол угодила: там же пыли, почитай, метровый слой. - Метнулась в сени, вернулась с переноской - лампочка с длинным проводом и вилкой на конце, - включила в сеть. Вадик положил Зебрика на дрова, взял у бабы Нюры лампочку и сунулся под стол. Всё это время я пыталась привлечь их внимание: кричала, топала ногами, но в их шуме моя мышиная возня просто тонула.

Баба Нюра тоже опустилась на колени, полезла под стол. С одной стороны, это выглядело смешно, с другой… Я даже прослезилась от чувства благодарности: чужие, в сущности, люди так беспокоятся обо мне, что готовы ползать на коленях, глотать пыль…

Мне оставалось только приблизиться к ним, физически привлечь внимание, но…Интуитивно, я сообразила, что это небезопасно: переговариваясь, Вадик и баба Нюра ежесекундно меняли положение тела, и могли элементарно придавить меня, не заметив. Значит, надо добраться туда, где меня ищут: под стол. Я двинулась, и как раз вовремя: там, где только что стояла, оказался бело-синий кроссовок Проглота.
- Алё, хозяева, чё за фигня? Обещали пиво…

Я юркнула под скамейку. Вадик и баба Нюра резко выдернулись из-под стола - при этом взорвалась лампочка, - и так и сели, поражённые увиденным. Проглот тоже обалдело взирал на Вадика и беззвучно ловил воздух открытым ртом. Воцарилась гнетущая пауза.

- Чё за фигня!? - первым пришёл в себя Проглот. - Это чё…клон?
Баба Нюра засуетилась, пытаясь подняться.
- Сам ты клон, жирдяй, - в пол -голоса бросил Вадик, вскочил, помог подняться хозяйке.
- Кто жирдяй? Кто жирдяй? По рылу захотел?
- Ребятки, ребятки! - Баба Нюра встала между ними. - Спокойно, счас разберёмся. Что случилось? Почему задержались?
- Откуда я знаю, задержались или нет! Этот, - Проглот кивнул в сторону деревянных котов, - котяра вонючий, всю малину мне…обгадил! Я с девчонкой был, а он…затянул бодягу: надо лететь, надо лететь, ждут…Что здесь? Центр по выведению клонов?
- Погодь с клонами. Ты скажи: вы сразу вылетели?
- Не, я чё, должен был бросить девчонку и куда-то тащиться? - Проглот уселся на скамейку, закрыв своими ногами-столбами мне обзор. Я снова перешла к дверному проёму. - Котяра обещал мне пиво…

- Забудь, - сухо сказала баба Нюра, пристально рассматривая Проглота. У меня создалось впечатление, что она тоже подозревает подмену. - Вас в пути кто-нибудь останавливал?
- Никто нас не останавливал. Сами…
- Зачем?
- А если бы вас за шиворот тащили на такой высоте? Ну…вмазал котяре пару раз по морде…
- Кретин! - жёстко резанул Вадик.
- Всё, шнурок, ты меня достал! - вскочил Проглот. - Счас я из тебя…это, ну…макраме вязать буду!
- Грозилась синица море зажечь…
- Довольно, петухи! - вспыхнула и баба Нюра. - А ты сядь и охолонь. Я тоже могу психануть: враз оборотю в порося. Хочешь?

Проглот сел, бубня под нос:
- Не имеете права…
- Где же у меня лампочка запасная? С вами позабудешь всё на свете. Там девчонка в пыли задыхается, а мы тут лясы точим! - Баба Нюра - судя по звукам - копалась в ящиках серванта.
Вадик вновь опустился на колени, полез под стол, щёлкнул зажигалкой.
Я выбежала на освещённое место у ножки стола. Пыли здесь действительно было много: я, буквально, утонула в ней выше колен. Вдоль стены вообще пыль лежала внушительными барханами. Похоже, тут не годы, а столетия не убирались.

- Нашёл! - вдруг заорал у меня над головой Вадик.
- Жива? - плюхнулась рядом с ним баба Нюра, игнорируя стёкла разбитой лампочки.
- Живее не бывает, - Вадик положил рядом со мной мозолистую грубоватую ладонь.
- Бедняжка, ты моя, настрадалась ты сегодня, - запричитала баба Нюра.

Я взошла на ладонь Вадика, и он, чрезвычайно осторожно, вынес меня из-под стола. Убедившись, что я в порядке, баба Нюра успокоилась. Меня посадили на восстановленную "тахту", спиной к Проглоту. Он шумно сопел, что-то бубня под нос.
Вадик вышел покурить.

- От, поганец, говорила же: не успеешь! - глянув на часы, ругнулась баба Нюра. - Сынок, позволь мне в подпол слазить.
Проглот встал, отодвинул скамейку. Под ней, оказывается, была крышка люка в подвал. Баба Нюра, спустившись по скрипучей лесенке, минуты две шебуршила и звякала стеклом.
- Помочь? - спросил Проглот, заглянув в люк.
- Да чего тут помогать, - показалась голова бабы Нюры. - Возьми вот.
Проглот принял из её рук шкатулку, покрытую слоем плесени. Лицо его перекосилось от брезгливости - быстро поставил на стол рядом со мной и отошёл к раковине: вымыть руки.
"Чистюля," - едко хмыкнула я про себя.

Баба Нюра обтёрла шкатулку сначала мокрой тряпкой, затем сухой. Я обратила внимание, что хозяйка стала какая-то другая: глаза её уже не улыбались, в них трепетала тревога. И лицо больше не излучало доброту, а показывало лишь вековую усталость и, возможно, внутреннюю боль. Она почувствовала мой взгляд, посмотрела коротко, уголки губ дёрнулись.
- Вам плохо?
Не ответила. Закрыла глаза, положив руки на шкатулку, губы зашевелились, произнося неслышные слова.
Проглот замер сбоку, на лице неприятная ухмылка.

 Из-под рук бабы Нюры закурился оранжевый дымок, запахло, кажется, свежеиспечённым хлебом. Поднявшись над руками бабы Нюры, дымок стал растекаться по кругу. Вскоре и шкатулка и руки поглотило оранжевое облако-шар. Краем глаза я отметила, как сползла ухмылка с лица Проглота, и он, впервые, нормально смотрел, как обычный мальчишка: с любопытством и чуточкой испуга перед неведомым. Баба Нюра вынула руки из облачка, и оно тотчас опало, светлея и растворяясь в воздухе - через минуту от него не осталось и следа. Пропал и хлебный запах, а на столе возникла овальная чаша на тонкой ножке. Похоже, вырезанная из кости. Чаша наполовину была заполнена густой массой, напоминавшей холодец.

- Колдовать будете? - осторожно спросил Проглот.
Баба Нюра и на этот раз проигнорировала вопрос. Взяла с окна горшок с каким-то чахлым растеньицем в виде прутика с тремя прямыми листочками салатного цвета. Наклонив горшок и, слегка встряхнув его, баба Нюра легко вынула растеньице вместе с землей, и что-то взяла со дна. Растеньице вернулось на место, а в центр чаши лёг крупный чёрный камень величиной с куриное яйцо. Держа над ним руки, баба Нюра произнесла несколько непонятных слов.

Проглот приблизился к краю стола, смотрел во все глаза на чашу. А в ней стремительно происходило невероятное: камень вращался по оси, поверхность "холодца" покрылась рябью, при этом и камень и "холодец" ежесекундно меняли цвет. Вскоре "холодец" стал золотистой жидкостью, а камень - прозрачным хрустальным шариком. Он замедлял вращение и погружался в жидкость. Наконец, баба Нюра убрала руки, и в чаше всё замерло: шарик лежал на дне.

- Подойди, дочка, к краю, - глянула на меня баба Нюра, показала, куда подойти. Я приблизилась. Чаша была на голову выше меня.
- Сынок, подмогни.
- Чё? - дёрнулся Проглот.
- Подставь, что ли, коробок.
Проглот подвинул "тахту", я взобралась на неё - теперь край чаши был мне по грудь.
- Опусти руки, - велела баба Нюра и утопила свои в жидкости. Я повторила. Ощущение такое, будто сунула руки в мёд. - Закрой глаза, отрешись, ни о чём не думай.

Жидкость пришла в движение: чудилось, что мои руки не в чаше, а в струящемся студёном ручье. Кончики пальцев покалывало, словно проплывающие льдинки ударялись острыми краями. Когда кисти полностью заледенели, так, что я перестала их чувствовать, голове, напротив, стало жарко. Инстинктивно хотела выдернуть руки, но холод уже сковал и всё тело. А следом, темнота в глазах дрогнула и расплылась в молочно-ржавое пятно, ещё секунда - и я увидела, как на видео, себя! И - живого Зебрика! Мы находились во дворе, за забором, среди гор мусора. У Зебрика уже появились крылья. "Смотри в ладонь," - устало скомандовал Зебрик. Я подняла руку к лицу. "Скажи: ДОСРУЖ! Закрой глаза".
"ДОСРУЖ! ВОТ ОНО! ЗАВЕТНОЕ СЛОВО!" - завопила я, тщётно пытаясь открыть глаза и выдернуть руки.
"Видео" выключилось – и всё вернулось: я легко открыла глаза, руки были на месте и "мёд" сохранял покой. Только, по- моему, шар стал чуточку матовым.

Баба Нюра улыбалась мне каждой чёрточкой лица, точно я любимейшая внучка, нагрянула в гости.
- Я вспомнила!!!
- Знаю. Теперь давай-ка, поставим тебя на пол. Повтори всё, как было, только слово заветное скажи наоборот. Справа налево. Поняла?

Я кивнула. Собралась с духом и повторила всё, как надо. Ощущения были те же самые, один к одному. Быстро открыла глаза, когда всё закончилось. И сердце с бешеной радостью заколотилось о рёбра: Я БОЛЬШЕ НЕ БЫЛА ДЮЙМОВОЧКОЙ!
- Дай я тебя обниму, страдалица ты моя! - Баба Нюра с чувством прижала меня к груди.
Проглот смотрел на меня широко открытыми глазами, силясь, что-то сказать. От его гонора не осталось и следа: у печки стоял растерянный и…милый толстячок. Похоже, он только сейчас, всерьёз, осознал, во что влип.

За дверью послышались шаги, и вошёл Вадик, на руках у него был третий кот. Деревянный.
- Охламон, говорила же, - счастливое настроение бабы Нюры испарилось. - Паразит неблагодарный! Где подобрал?
- Возле бани.
- Ладно, что ж теперь поделаешь. Поставь, сынок, их на сервант, пусть дальше пыль собирают. С Варюшкой мы разобрались, теперь с вами ребятки…Что-то тут не так, - баба Нюра пристально всмотрелась в мальчишек, спросила у Проглота: - Кличут тебя как?
- Дмитрий. Дима.

По просьбе бабы Нюры, ребята подошли к Чаше и опустили руки в "мёд". Проговорив несколько невнятных слов, баба Нюра тоже сунула руки в Чашу.
- Отрешились, ребятки! Закрыли глаза, и ни о чём не думаем.
Я же, напротив, распахнула: любопытно было со стороны посмотреть процесс - изнутри уже знаю.

К моему огорчению, ничего особенного не увидела: стоят трое над Чашей и…спят. Лица расслабленные, спокойные. На пухлых губах Димы трепетала лёгкая улыбка. Разочарованная, заглянула в Чашу - вот здесь было любопытное: "мёд" жгутами закручивался в спираль, а шар из матового стал малиновым, точно в нём зажгли ёлочную лампочку. Так продолжалось минуты три, затем спираль принялась раскручиваться, свет в шаре погас, но и матовость таяла. И вот в Чаше…светлый "мёд", а на дне прозрачный шар.

"Спящие" проснулись и, явно, не в хорошем расположении духа.
- Теперь понятно, - сказала баба Нюра. - Мои опасения не оправдались: подмены нет. Что ж, ребятки, радуйтесь: вы - братья кровные, близняшки.
Вадик и Дима недоверчиво глянули друг на друга.
- И не сумлевайтесь. Фамилии у вас, верно, разные, а мать с отцом единые. Вас ещё в младенчестве разлучили.
- Прямо индийское кино! - невольно вырвалось у меня.
Дима ожёг меня ледяным взглядом, Вадик хмуро смотрел себе в ноги.

История, действительно, "мыльная": молодая семья и года не выдержала свалившихся трудностей с появлением близнецов; ситуация обострилась настолько, что родители видеть уже не могли друг друга. И решили разбежаться. Как ни странно, детей надумали поделить. Отец остался в Новгороде с Димой, а мать с Вадиком вернулась под Псков, на малую родину. Разбежались и, напрочь, забыли друг о друге, подтвердив народную мудрость: с глаз долой - из сердца вон. Впрочем, помогли забыть и глобальные перемены в стране: перестройка, развал СССР и масса неприятностей в связи с этим. Вот так и получилось, что прожили Вадик и Дима 16 лет, не ведая, друг о друге. Дима рос в достатке и праздности, Вадик - в бедности и каждодневном труде. Типичнейший сюжет "мыльной оперы". Теперь вот с ненавистью поглядывают друг на друга. Хороши попутчики, нечего сказать. Кстати, пора бы уже ввести нас в курс дела: для чего собрали и куда отправимся?

- Ребятки, я понимаю, о чём вы думаете. Что ж поделаешь, раз так сложилось, - баба Нюра сочувствующе вздохнула. - Я вас прошу, нет, заклинаю: перетерпите! Не держите зла друг на дружку. Там вам никак нельзя сторониться. Иначе погубите себя и Варьюшку…
Мы все вскинулись, переглянулись: погубить? Серьёзно говорит или просто пугает в воспитательных целях?

Баба Нюра была предельно серьёзна:
- Да, родные мои, дело вам предстоит трудное и опасное. И, поверьте: я бы многое отдала, чтобы не посылать вас… Но не могу! Не мной решено, не мне и отменять. Да и не в силах мне…Я ведь только Задвижка на двери…, - Глянула на часы, глубоко вздохнула: - У вас осталось ровно полтора часа. Давайте-ка, я скоренько расскажу, что к чему. Потом сходите, помоетесь в баньке, и будем собираться.

Мы молча расселись, кто где, приготовились слушать.