КОГДА ПРИДЁТ ЗАЗИРКА(русское фэнтези) 16

 ГЛАВА 16

Разбудила меня Зарёма.
 - Который час? - машинально спросила.
 - Час до полуночи. Тебя Мать кличет к себе.
 - Зачем?
 - Уже всё готово. Избранницы в бане. Что ты так смотришь? Я же тебе говорила...
 - А-а, мужчины... Что они сами не могут решить?
 - Надобно твоё согласие.
 - Дурдом какой-то!
 - Какой дом? - не поняла Зарёма.
 - Это я так... Мысли вслух. Идём.

Площадь тонула в полумраке: большая часть светильников погашена. Ни одной живой души. Впрочем, нет, одна была: Уп дремал на "дереве". Мы пересекли площадь, поднялись по ступенькам до едва различимой двери. Зарёма поскреблась. Дверь тотчас распахнулась: на пороге стояла одна из старух - старейшин. Впустила только меня, Зарёме велела возвращаться к себе. Небольшой извилистый коридорчик привёл нас в просторную и хорошо освещённую комнату. Она имела форму правильного овала. У стен расположены три кровати, застелённые меховыми пледами. В промежутках между кроватями ниши-шкафчики, столики. На дальнем полукруге стояло каменное резное кресло, убранное шкурами, перед ним дугообразный стол. За креслом вся стена изрезана нишами - полками, которые, практически, были забиты разными предметами. Я признала наши тороки, оружие, корноухого Зебрика.
В кресле, зябко кутаясь в козью шубку, восседала Мать.

 - Будь здрава, детка! - произнесла Мать с явно дежурной любезностью.
 - И Вы будьте здравы.
 - До меня дошёл слух, что вы недовольны тем, как вас приняли.
 - Слух?! Вы посылали подслушивать за нами?!
 - Зачем? Морок лишил меня многого, но Дар Светозарной сохранился. Слышать мысли. Мы приняли вас, как принимали всех, кто приходил до вас. Тридцать, шестьдесят, двести лет назад. Разве у нас что-то изменилось в жизни? Это для вас событие, для нас же... ещё одни случайные гости. Бесполезные гости... - Мать помолчала. Стоящие по бокам старухи закивали, подтверждая её слова. - Что вы можете нам дать? Чем изменить, облегчить нашу участь? Вы идёте рататься с Мороком? Это смешно и глупо, деточка! За последние пятьсот лет он прибрал к рукам всё Тридевятое, у него в заточении все Светлорождённые, он отнял их Силы... И вы надеетесь его одолеть? В лучшем случае, деточка, вы вернётесь сюда и станете одной из нас...
- А в худшем?
 - Заморочный Лес поглотит вас, как и всех мужчин. Так было всегда... И так будет.
 - Это ещё бабушка надвое сказала.

Старушки недоумённо переглянулись. Мать, высвободившись из шубки, спросила:
 - Что ещё за бабушка?
 - Баба Нюра. Задвижка.
Старушки снисходительно усмехнулись. Мать озвучила:
 - Этой старой кочерыжке давно следовало понять: битва проиграна, уже ничего не изменить. А она, полоумная, всё посылает на верную погибель... Но не об этом я хотела с тобой говорить, не для того позвала...

 Речь пошла о том, о чём меня предупреждала Зарёма. Я чувствовала себя весьма неловко оттого, что эта древняя старуха - в обед тыщу лет!- говорит со мной, девчонкой, которой едва исполнилось пятнадцать, как с взрослой, умудрённой жизнью женщиной о таких интимных вещах. А вы бы как себя чувствовали?
Мать говорила, что присутствие мужчин действует негативно на её деток, что зреет нечто нехорошее. Поэтому нам не следует долго задерживаться, лучше уйти рано утром. Пока Дух Додолы, живущий в каждой женщине, не толкнул их на непоправимое. А пока они соблюдут вековую традицию.
 - Хорошо, я поняла. Только зачем моё согласие?

При всём неверии в нашу миссию, вернее в её успешный исход, все знали, что мы - Избранная в особенности - ещё не лишены Дара, значит, в состоянии причинить им вред. Если Дух Додолы восстанет, то противником ему будет Дух Ладанеи. А они и ранее не особо ладили друг с другом. Результат может быть плачевным: разрушение посёлка, уничтожение Огорода... Тот факт, что Избранная лично даёт добро на "мероприятие", что это не по собственной прихоти Матери - отбор женщин для брачной ночи - подавало "мероприятию" как бы статус закона, сдерживающего фактора.
Позднее узнала я, что Мать, владея способностью читать и передавать мысли на расстояние, как бы транслировала своим деткам наш с ней разговор. Разумеется, в её редакции.
Лично мне, в данный момент, было до лампочки по поводу бунтующего духа Додолы, и что будет с моими "мужчинами". Ежу понятно, что будет так, как хочет Мать и, возможно, уже происходит. А моё согласие нужно для галочки, для проформы.
Разумеется, я дала согласие. Старушки оживились, разулыбались, счастливые, словно я разрешила им прожить ещё сотню-другую лет. Мать хлопнула в ладоши и, точно на сцене, театрально воскликнула:
 - Да будет так!

Я потеряла нужность, и меня вежливо выставили вон. Зарёма сидела на площадке, у входа в мою келью. Вскочила с радостной улыбкой:
 - Ой, как хорошо всё получилось! Я боялась, что ты поругаешься с Матерью...
 - Почему?
 - Ты с таким лицом к ней шла... И сейчас...
 - Публичный дом тут у вас! И никакие вы не ворожеи... вы - крестьянские бабы! - Выкрикнула и сама же удивилась: откуда знаю, какие крестьянские бабы? Видимо где-то когда-то что-то читала, слышала...

Зарёма насупилась, чуть отстранилась от меня. Должно быть, обиделась за всех сородичей.
Я вошла в келью, плюхнулась на кровать. Тотчас в руки торкнулся Колобок, словно соскучившийся котёнок.
 - Завтра уходим, дружок. Подальше от этого бедлама.
Зарёма притаилась в проёме, не решаясь войти.
 - Заходи. На тебя я не в обиде... Я от всей души желаю, чтобы тебя коснулся Дух Ладанеи.
 - И ты возьмёшь меня с собой? - Зарёма мгновенно оказалась рядом.
 - Возьму. Может, потом сто раз пожалею... Возьму, потому что очень не хочется тебе такой судьбы...

Действительно, что её ожидало в этом зачуханом посёлке? Каждый день, год, десятилетия... эта толпа деградирующих женщин, папа- кентавр - полкан, живущий с ними, плодящий детей, которые доживают до шести лет... Раз в пятнадцать лет очередные посланцы бабы Нюры и "мужчины", из-за которых ежеминутно готова вспыхнуть война... Дикость! Стоп! о чём я сейчас думала? Точнее - как... Как неверующая в успех дела. Что это? Поражение местным вирусом? Или, в глубине души, я тоже... Нет! Нет! И Нет! Прочь такие мысли! Я ВЕРЮ! ВЕРЮ!!! Мы дойдём! Мы добудем Зерно! Мы снимем заклятье! Мы... Наше дело правое, победа будет за нами!

 "Браво! Аплодисменты, переходящие в бурные овации! - Как радио, включился во мне голос Вадика. - Госпожа Ладанея, прошу вас, умоляю: ничего не меняйте! Мне здесь дико нравится. Кайф по полной программе! Девочки супер!"
"Кобель! Три четыре пять вышел зайчик погулять глядь блестит в канавке что-то это боты потеряла дочь Федота..."

Вадик вырубился, в голове посвежело, и вообще настроение улучшилось.
 - Сколько нам ещё ждать?
Зарёма напряглась, наморщила лоб, как бы ушла в себя. Вернувшись через пару секунд, сказала:
 - Скоро пробьют полночь. Потом час после полуночи... и можно идти.
 - Вагон времени. Как же его убить? Хуже нет - ждать да догонять. Иди, подружка, ложись рядом, помечтаем.

Я рисовала Зарёме её будущее. Красок не жалела, заливалась соловьём. Как придём домой ко мне, как уломаю родителей удочерить Зарёму, будем звать Зиной... Как пойдёт в школу, как после уроков будем гулять по Питеру, есть бананы и мороженое... Буквально каждое слово, понятие приходилось комментировать, разжёвывать, как малому ребёнку. Зарёма оказалась удивительно благодарным слушателем и поразительно сообразительной. Вскоре она перестала задавать "это что?", а лишь высказывала предположение, и каждый раз попадала в "десятку". Со стороны наш разговор, наверно, походил на беседу двух подружек, встретившихся спустя много лет разлуки: с удовольствием вспоминают, что и как было в родном детсаде.

Время пролетело незаметно. И вот он наш, ожидаемый удар гонга: час ночи. Зарёма вскочила, засуетилась:
 - Надо идти... бежать... там ещё желающие будут. Можем не успеть!
 - Так понеслись!

 Нас опередили: по высоким ступеням, кряхтя и постанывая, улиткой полз... Юрик. Когда мы с Зарёмой достигли каменного куба, Юрик уже тщетно прыгал у грани, пытаясь ухватиться за край.
 - Привет, дедулька! Нашёл родственников?
Юрик глубоко вздохнул, разочарованно махнул рукой:
 - Один тут из наших. Только окромя обличья ничего не осталось в нём нашего... прокис, протух. Живёт как жук навозный в козлятнике. Ничего не помнит, ничего не ведает...
 - Сочувствую. А сюда зачем?
 - Може Дух Ладанеюшки признает, коснётся... Укрепит силушку, не даст оборотиться, как этот... жук навозный. Воздух туточки тухлый, боюсь, занедуживаю...
 - Рискни, - Я осторожно взяла его и поставила на куб.

 - Отпусти, - дёрнулся Юрик. Вообще-то я уже ослабила руку и готова была убрать, но дёрганье Юрика толкнули её: рука, по инерции, пошла вниз, упала рядом с отпечатком ладони Ладанеи, так близко, что мизинец мой на четверть коснулся большого пальца отпечатка.
Зарёма странно охнула, Юрик присел на корточки. Я, инстинктивно, отдёрнула руку, почему-то глянула на ступеньки: по ним быстро, оступаясь и дыша как паровоз, поднималась Ульяна.
 - ОНА ЗДЕСЬ! - выдохнула Зарёма.

Я глянула на нишу с Образом. Секунду был полный мрак, точно ниша была задёрнута чёрной шторой, затем по кругу пробежали крохотные искорки - там, где находились бусы-часы Ладанеи.
Зарёма и Юрик - упал на живот - одновременно впечатали свои ладошки в ладонь Ладанеи.
 Искорки ускорили бег, их стало вдвое больше. И вот уже мерцает в темноте единственная уцелевшая буква "О" в неведомой неоновой вывеске. Затем по краям ниши, словно сквозь щели занавески, стал сочиться розовый дымок. Над кубом собирался в колеблющееся облачко. Оно росло на глазах, как надуваемый шарик. Ещё пара секунд и шарик превратился в шляпу, типа сомбреро. Невидимая рука взяла "шляпу" и опустила на Зарёму, Юрика и куб. Зарёма сдавленно вскрикнула, Юрик пискнул мышкой. "Шляпа" сползла вдоль куба, теряя форму: шарик сдувался. Вскоре от него остались лишь тонкие лоскутки у подножья куба, но и они через мгновенье исчезли.

Зарёма и Юрик были слегка бледны и потные, точно побывали в немыслимо жаркой сауне. В одежде, разумеется.
К кубу подлетела Ульяна, отшвырнула Зарёму, смахнула, как сор со стола, Юрика. Буква "О" продолжала светиться. И только. Более ничего не происходило.
 - Ты здесь! Я же вижу! - сквозь зубы цедила Ульяна, и так и эдак располагая руку на отпечатке, меняя левую на правую и обратно. Дух Ладанеи "молчал". - Ну, что тебе жалко? - Ульяна выкрикнула с долей злости.
"О" медленно стала гаснуть.
 - Уходит, - шепнула рядом Зарёма, держа на руках всхлипывающего Юрика.
 - Ну, почему?! Почему?! Чем я хуже этой? - Ульяна со слезами гневно хлопала по отпечатку руками, затем, швырнула, как ругательство: - Одногрудая! - и с плачем убежала.
Одногрудая? Я внимательнее всмотрелась в образ: ничего подобного, всё, как и должно быть.
 - Зара, почему Ульяна так сказала: одногрудая?

Зарёма с трепетом обласкала взглядом Образ. Существовало две версии того, как Ладушка потеряла правую грудь. По одной, это случилось во время Битвы: меч противника скользнул вдоль тела и отсёк грудь по самое основание. Собственно, только из-за этого ранения Ладушку и полонили. По второй версии это случилось позднее, уже после Битвы: в поединке с Котом-Баюном. Его ядовитая слюна залила грудь Ладушки и выжгла...
Образ, что стоит в Посёлке, изображает Ладушку такой, какой она была задолго до Последней Битвы.
 - Идём, - сказала Зарёма, и направилась к ступеням.
Я шагнула за ней и тотчас ощутила некоторое сопротивление: что-то неощутимо препятствовало моему уходу. Второй шаг вообще не получился, лишь от напряжения дрогнули колени. Меня влекло назад! Решила не сопротивляться и вернулась к кубу.

Ниша во мраке, "О" погасла - что ещё? Внезапно мою меченую руку, точно магнитом, потянуло на отпечаток ладони Ладанеи. Тысячи маленьких иголочек впились в руку, завибрировали. И началось...
 Вспыхнула "О", ярко, сочно-розовая. И дымок появился, но не ринулся в щели, а стал заполнять нишу. Вот уже всё, что было чёрным, стало влажно-розовым, будто валиком с акварельной краской провели. Иголочки разбежались по всему телу, продолжая покалывать и вибрировать. Розовый занавес ниши взбух и бесшумно лопнул, зазмеился трещинами. "Краска" потекла, сползая и... осыпаясь хлопьями. В следующую секунду я просто обомлела: в ярко освещённой нише стояла скульптура девушки в боевом снаряжении - такими обычно изображают в книгах и кино амазонок - по щиколотку в лепестках розы. Но не это вогнало меня - Варьку?- в ступор: у девушки было... моё лицо. Я как в зеркале видела себя.

Рядом охнула и рухнула на колени Зарёма, затянула что-то похожее на молитву. Внизу, на площади, топот ног, гул голосов. Хлопнула дверь Матери, и вот она уже сама, простоволосая, в ночной рубахе, поднимается, почти бежит, наверх.

Иголочки собрались в пятках, затихли. И тотчас прошёл шок. Я убрала руку с куба, повернулась: площадь освещена как днём, заполнена аборигенками. Все стоят на коленях, протягивают руки в мою сторону и, как Зарёма, тянут нечто нудно-напевное. Плачут дети, но им, похоже, матери затыкают рты.
Бросается мне в ноги Мать, касается лбом моих ступней, бормочет несвязное. По бокам её две старушки тихо подвывают. Я поднимаю руку, и воцаряется тишина.
 Мать вскидывает голову- лицо мокрое от слёз - простирает руки:
 - Прости и пощади, Светозарная! Что устали ждать... что разуверились...
Я слышу громкий, чёткий и ясный голос - мой. И, одновременно, чужой, но очень похожий на мой:
 - Я не собираюсь никого наказывать. Вы жили, как могли. Да, я задержалась, не сдержала обещаний. Я и сама уже перестала верить, что вернусь. Но свершилось предначертанное: в Книге Судеб перевёрнута страница...

Что было в последующие минуты, я совсем не помню. Возможно потому, что 99% пространства заполнила Ладанея Светозарная, а Варьку оттёрли на дальние задворки. Кажется, после священного шока, аборигенки точно обезумели: истерики, слёзы, просьбы, мольбы, жалобы... Просили посодействовать, дабы не умирали дети, просили мужчин... Жаловались на Мать, на несправедливости традиции: почему только шесть женщин отбирается для приходящих мужчин? Когда, наконец, закончится Зима?..

Мать и её помощницы пытались навести порядок, но были, буквально, смяты: каждой хотелось коснуться руки Светозарной, заглянуть ей в глаза и высказать просьбу...
Варьке вспомнились некогда обидные слова частушки: "Бабы дуры, бабы бешеный народ...", так вот сейчас на её глазах была живая иллюстрация к тем словам.
Несмотря на всеобщий бедлам и хаос, на площади спешно накрывали столы. Для Светозарной выделили лучшее место, кресло завалили меховыми пледами. Сотни рук готовы были нести Ладанею на руках, но она не позволила.
Для Варьки за столом вообще места не оказалось. Где-то в этой возбуждённо-бурлящей толпе затерялись Зарёма с Юриком.

 Позже я узнала, что в этом бардаке не принимали участие восемь человек. Потому что сладко спали, утомлённые брачной ночью. Дима божился, что их опоили какой-то гадостью: он сам себя не узнавал. Эта "гадость" имела название- Нектар Додолы. Из чего он готовился, знала, пожалуй, только Мать. С давних времён, ещё до Битвы, женщины получали Нектар маленькими порциями в Капище Додолы: смазывать губы миниатюрным Образам богини, имевшиеся у каждой женщины, чтобы лучше слышала богиня похвалы в свой адрес и исполняла тайные женские просьбы. Попробовать Нектар - даже капельку - считалось сверхкощунством. После Последней Битвы и полной изоляции, уцелевшие ворожеи Долины, ещё некоторое время поклонялись Додоле, свято приносили жертвы и исполняли, что предписывалось "уставом". Только всё впустую: Дух Додолы забыл сюда дорогу. И Образы были забыты. В дни, когда прежде особо чтили Додолу, теперь кощунствовали, как бы мстя богине за её глухоту и нечуткость: Мать лично выдавала по столовой ложке Нектар каждой, кто пожелает. Возможно по этой причине - ещё раз унизить Додолу - и решено было выставить на столы Нектар. Из покоев Матери выкатили несколько каменных шаров, чуть больше человеческой головы. В них и хранился Нектар, годами настаиваясь и крепчая.

И полился Нектар в чарочки. И славили Светозарную, а Додолу хулили.
Смотрительница за часами оставила свой пост и присоединилась к остальным: кому оно нужно сейчас точное время, когда сама Ладанея пожаловала!
Варька в своём закутке сгорала от стыда за принадлежность к женскому полу и скулила от бессилия, что не может остановить эту вакханалию.