В углу пищали крысы. Надоедливо и нагло, будто споря – кому достанется очередная жертва подземелья.
В углу на грязной гнилой соломе лежал человек. Скрюченная, темная фигура с завернутыми за спину руками, туго стянутыми веревками. Человек не шевелился, и любопытные крысы высунули острые морды, принюхиваясь – не приступить ли к трапезе? Одна, что посмелее, подобралась к ногам узника и схватила за подошву обуви, и тут же, резко пискнув, она отлетела в свой угол, хотя человек вроде и не шевелился вовсе.
Если бы крысы могли рассказывать, они бы поведали о сотнях и сотнях узников этого мрачного подвала. О богатых дамах, бедных прачках и белошвейках, знатных и безродных женщинах, что нашли свою смерть именно тут. А об этой девушке и рассказать было бы нечего. Что на соломе лежит именно девушка, можно было понять, судя по одежде. Высокие сапожки из тонкой кожи, потертый дорожный плащ, из некогда дорогого сукна, а на длинных рукавах платья, которое могло принадлежать либо дворянке, либо очень знатной горожанке, сквозь пятна запекшейся крови было видно золотое шитье. В подземелье было очень темно, и потому невозможно было увидеть лицо очередной жертвы инквизиционного трибунала. Но что это не взрослая дама говорил головной убор, точнее его отсутствие. Темные спутанные волосы были украшены витым обручем, который удерживал на волосах тонкую шелковую вуаль.
Очередная «ведьма», которую поймали ревностные борцы за веру.
Но эта была в самом деле колдуньей. Не очередной ошибкой охотников за головами. Кера можно сказать сама отдалась в руки трибунала. После того, что услышала от старичка Вилмара, ей было все равно – костер так костер.
Холод и сырость, от которых невозможно было укрыться, заползал под одежду. Жесткая солома невыносимо воняла, а острые соломины кололи кожу. Кера не двигалась. Словно каменная. Руки девушки были туго стянуты за спиной волосяной веревкой, которая нещадно рвала кожу запястий, от чего и руки и веревки были в запекшейся крови. Ее тюремщики знали - как сделать жертвам больно, даже не применяя пыток. Пока не применяя.
Кера лежала в подвале, кажется уже не день и не два, она сама потеряла счет времени, и только по тому сколько раз в подземелье спускались надсмотрщики она определяла, что прошел не один день. Караулы менялись дважды за сутки, и столько же раз появлялись тут – в самом мерзком месте замка-крепости. Она слышала бряцанье замков, но не шевелилась. За все время, проведенное тут, единственное, о чем она думала, так это о предательстве, которое отняло и силы и желание бороться за жизнь. По правде говоря, предательство отняло и жизнь, не ее жизнь пока, но ей тоже оставалось не много, судя по приближавшимся к ее камере шагам.
-Встань, бесово отродье! – услышала Кера когда утихли шаги, достигнув решетки камеры. И не шелохнулась. Какой смысл делать работу тюремщиков проще? Ей все равно отсюда путь один - на площадь и костер, так к чему еще и срываться с места по первому ж проклятию святош. Кера услышала, как заскрежетал отпираемый замок, по грязному полу прошаркали две пары ног, и остановились возле нее. От тюремщиков несло кислым вином и ладаном, ведьма поморщилась.
-Ну ты посмотри! Тварь богомерзкая! Разлеглась она, будто не слышит.
-Ага, наглая. Думает ей тут отдых!
Возмущенно бубнили два разных голоса. Но Кера лежала как не живая.
-Эээ, а она не того…часом не померла? – один из “гостей” забеспокоился.
-Ага, смотри! Такие не мрут! – не сильно уверенно, но возразил второй, и оба одновременно подхватили Керу под скрученные руки, заставив встать.
Девушка открыла глаза, на которые упали темные пряди волос, и посмотрела на каждого поочередно, с ненавистью в серо-зеленых глазах.
-Ууу, ведьма! Ты гляди как смотрит! А ты говоришь померла, такая помрет, как же!
Стражники тащили Керу под руки по коридору темницы, затем по крутым ступенькам куда-то наверх. Нигде небыло окон, везде путь освещали только факелы, что немилосердно дымились.
Наконец бесконечное блуждание по переходам закончилось перед тяжелой, обитой медными пластинами, дверью. Войдя в слабоосвещенный зал, девушка только и подумала – «от судьбы не убежать, не тогда так теперь они меня таки поймали». Она так и не поняла – вечер на дворе, или ночь когда оказалась перед судьями в темных малиновых рясах, что восседали на креслах с высокими спинками . “Суд инквизиции” – мысленно отметила Кеаран, разглядывая присутствующих. Ее толкнули в спину, заставив встать на колени, прижав ее плечи с двух сторон. В зале кроме нее и двоих стражников было четверо священнослужителей. Один – по всему видно сам судья-инквизитор, восседал по центру, по левую и правую руку от него сидели двое священников рангами поменьше, так называемые “свидетели”, а на низком столике в углу сидел писарь, с ворохом пергаментов и охапкой перьев. Видимо готовился к длительной работе.
Сидевший по центру священник встал, следом за ним поднялись остальные, и высокомерно глядя на Кеаран произнес:
- Ты обвиняешься в связях с нечистыми силами, в призывании сатаны и наведении порчи на честных граждан. Есть ли что сказать тебе, ведьма? – неприятный дребезжащий голос священника звенел злостью, и вопросы заданные им были скорее соблюдением формальности чем способом выяснить истину.
Кера смотрела мимо священника в стену за ним, где висел герб инквизиторов. Не тот к которому привыкла она, работая с Сандро, совсем другой, но одинаково узнаваемый. Повисла тягостная пауза, Кеаран молчала, священники стали переговариваться. Девушка не прислушивалась, ей было все равно. Суды оригинальностью не отличались, а их обвинения были набором заученных фраз. Так какая разница что говорит этот напыщенный святоша?
- Твое молчание мы расцениваем как не желание покаяться в тяжких прегрешениях перед Богом и людьми, посему решением суда ты будешь подвергнута допросу с применением телесных истязаний, для получения от тебя правдивых признаний! – с торжественностью огласил тот же священник, и махнул рукой стражникам, что значило – увести. И Кеаран поволокли куда-то обратно по коридору, вниз…
Монах в грязной коричневой рясе, что выполнял при инквизиторах роль палача, сопя обошел кругом подвешенную к потолку за вывернутые руки девушку. На красном лице была плотоядная ухмылка. Раскаленный прут который он держал в руках прижался к ребрам жертвы, отвратный запах горелого мяса поплыл по пространству камеры предварительного дознания, а проще - пыточной. Девушка глухо застонала и дернулась. Подняв голову, опущенную до того на грудь, она с ненавистью в светло зеленых глазах плюнула в ухмыляющуюся рожу.
- Думаешь порчу навести на меня, богомерзкая? Не выйдет! Меня защищает честный крест! – оплывшее лицо гадко ухмыльнулось, и раскаленный прут снова прошелся по ребрам Керы.
На этот раз она только дернулась, и бессильно повисла на вывернутых руках, ноги не доставали до пола. Заметив что жертва без сознания, палач подошел к кадке с водой и зачерпнув оттуда ведром плеснул Кере в лицо. Девушка очнулась, и застонала. Немилосердно ныл каждый мускул на вывернутых руках, а ожоги на боку, в которые попала вода, жгло хуже чем огнем. Но сама девушка понимала, что это еще только начало ее «допроса» и пока тут не появятся священники это подобие человека с гадкой улыбкой и в рясе может сделать с ней все что угодно…
Палач отошел от ведьмы к столу, на котором были в изобилии разложены разные инструменты для более «честных» допросов.
…
Несколько часов спустя дверь в камеру скрипнула, впуская священников. Достойные отцы с суровыми лицами осуждающе окинули взглядом камеру, и остановились на фигуре женщины подвешенной к потолку. Кера была без сознания. Мокрые темные пряди волос прилипли ко лбу и щекам. По телу девушки стекала вода, капая в мутную лужу под ногами жертвы «допроса». Спина , руки и ноги девушки были покрыты замысловатым рисунком ссадин и ран. Вода смывала кровь оставляя грязные потеки на израненной коже. Из одежды на ведьме не осталось ничего, то, что некогда было платьем, грязной грудой лохмотьев валялось на полу. Священники брезгливо посмотрели на результаты трудов своего собрата. Нет, они конечно не попрекали его в чрезмерной ретивости в дознании «правды», им претило то что нужно созерцать ведьму опять.
Соблюдая формальности отцы-инквизиторы провели очередной «допрос» при котором сама ведьма была все так же без сознания. Но кого это волновало? Священники вынесли вердикт, который был очевиден и до того – костер.
И бесчувственное тело Кеаран опустили на пол. Священники ушли, а ведьму снова бросили в темницу.
Очнулась Кеаран в той самой камере в которой была до суда. Тут так же сновали крысы, ничуть не стеснявшиеся человека, и так же невыносимо воняло гнилью. Девушка лежала на груде грязной соломы и дрожала от холода и от боли. Одежды на ней никакой не было.
Кеаран приподнялась на локтях, и мучительно вскрикнув, упала обратно на солому, но израненное тело теперь терзали волны невыносимой боли. Девушка чувствовала каждую рану, каждый синяк и рубец. А их было не мало, палач старался не оставить на ее теле свободных от «ревностного дознания» мест. Более шевелиться Кеаран не решалась, просто лежала и смотрела на каменные плиты потолка. Невыносимо хотелось пить, и голова горела как в огне. Теперь холод подвала не так донимал, у Керы был жар, от холода и пыток тело отказывалось оставаться здоровым. «Так я умру раньше, чем они успеют меня сжечь» - безразлично думала девушка, закрыв глаза. Ее камера плыла и кружилась перед глазами, боль не отпускала. Снова и снова набрасываясь на свою жертву. И наконец, Кеаран стало все равно – умрет она тут, в вонючем подвале, или там – на площади, для услады глаз толпы.
А святым отцам было не все равно. Ведьм должно казнить в назидание и устрашение. Потому, с рассветом следующего дня в камере, где лежала Кеаран, появилось двое служек церковников. Они натянули на девушку балахон из грубого полотна, и заставили ее встать. Слабо соображая, что от нее надо Кеаран не сопротивлялась. Она настолько ослабела от истязаний, что едва могла передвигаться, и ее попросту выволокли под руки из камеры. Затем долго куда-то тащили. То поднимаясь по ступеням, то вдоль длинных переходов… Пока наконец ее не ослепил дневной свет и одновременно оглушил шум толпы.
Кера с трудом открыла глаза и щурясь смотрела вокруг.
Она была на площади, со всех сторон было много людей.
Наконец в затуманенном сознании девушки все предстало ясно и понятно.
Суд, пытки, приговор.
Теперь – костер.
Она смотрела прямо перед собой, туда, где был возведен временный помост, и разложены охапки хвороста. Место, где закончатся ее страдания, ее земное пребывание. Она не противилась, когда инквизиторы толкали ее вперед – к помосту, найдя в себе силы идти, и не споткнуться.
Стоя уже привязанной к столбу девушка смотрела на чистое голубое небо и даже слегка улыбалась. Ее и казнят точно так же, как она думала, казнили Сандро… возможно там, в мире ином, ее душа наконец обретет покой и избавление от боли предательства? Только милостивый Господь знал чистоту души и помыслов, а инквизиторов Кеаран не считала Божьими слугами. И их приговор не был волей Господа. Кеаран вспомнила тот, теперь такой далекий и невероятный, день, когда давала клятву в церкви. И только теперь в ее глазах появились слезы. Ни одна из пыток не заставила ее плакать, кроме этой… пытки воспоминаниями. Но долго предаваться меланхолии не вышло. Девушка ощутила, что становится слишком жарко, и, опустив глаза, поняла - приговор приводят в исполнение. Сухой хворост уже подожгли, и языки огня вот-вот доберутся до ее босых ног. Алые язычки все ближе и ближе…
Сначала не было даже больно, пока разгоревшийся костер не лизнул жадным пламенем ее рук. А потом начался сущий ад, девушка дергалась и извивалась, прикованная к столбу тонкими, но прочными цепями, а огонь поднимался от ног все выше, вычерчивая на ее теле жуткие узоры ожогов. Кера отчаянно закричала, не в силах больше сопротивляться адской боли, и потеряла сознание. Осознав, что больше не очнется.
К сожалению, она ошибалась…
Огонь поднимался все выше, сжигая ее сорочку и обжигая тело. Различить силуэт девушки уже было невозможно, и потому никто не увидел, как исчезла Кеаран из объятий пламени.
Толпа, наблюдавшая казнь, удовлетворенно выла, выкрикивая проклятия в адрес ведьмы. Хотя в ярко горевшем пламени ее уже небыло.
Помочь сайту
Поздравления
правда дальше она будет не так романтична, скорее жестока..)
