Помочь сайту
Поздравления
30. Про то как Яван Ужавла навещал
9 ноября 2015 -
Владимир Радимиров
Ну, Делиборз свой рассказец дорассказал, а Яван его выслушал, не перебивая. Ничего он на это не ответил и после чаепития скучноватого наказал дружинушке собираться, ибо в «Красный мак» порешил он перебраться, куда его Борьяна звала.
И в это времечко заявился туда шестёрка Ужавл. Во всём облике посланца царского сквозила странность, и явно не доставало ему обычной наглости. Харя у хмыря посыльного была крысья, а выражение блуждало на ней кислее кислого. Спрашивает его Ванька, чего да как, а тот в ответ: «Так и так, господа постояльцы – беда у нас случилась невероятная. Погорел вчистую сам князь-предстоятель Двавл!»
– Ох, Яван, – возбуждённо он добавил, – в голове у меня такое не вмещается! На самого Чёрного Царя покуситься Двавлишка тщился, да ни шиша у него не вышло – всё его гнидство вмиг проявилось. Теперь главного идеиста повсюду ловят да ищут, но он, собака, успел сбежать. Зато схвачено несколько властителей и предстоятелей, его ближайших подельников и приятелей. Теперя не отвертятся, ангелы!..
– На моей, Ваня, памяти таких событий никогда не бывало! – продолжал чертяка языком болтать. – Ну, чтоб обнаружился такой заговор... Надо же, князь Двавл – и предатель! Жуть какая-то... И чё теперь делать? Как быть? Да-а, дела…
– Э-э! – возразил чёрту Яван. – Нашёл о чём голосить... Ну, одного прохвоста удалось разоблачить. Что толку? На его место встанет другой – в точности такой же, а то и похуже гораздо. Ведь как свинья без грязи, так государство без князя обойтись не может. Это уж точно!
– Нет, Яван, чую я задницей, что на сей раз дело простой заменой не обернётся. Не такой Двавл дурак, чтобы сдатьтся. Драться он будет, факт! Как бы не было у нас расколу... И тут крепко надо раскинуть мозгой, чтобы на верную сторону вовремя переметнуться. Уй!
– Сочувствую тебе Ужавл, – усмехнулся снисходительно Яваха. – Смотри, брат, не дай маху, а то и впрямь загремишь на плаху! Вернее, в душемолку вашу окаянную...
– Смейся, смейся, Яван! – огрызнулся тот ехидно. – Мне не обидно. Только в силе двавловской я не сомневаюсь, ибо убеждался в ней не однажды... Вот кстати, сею ночкой, до всех этих событий нехороших, встретился он в городу́ как бы ненароком с этим вашим Буривойкой – а тот был в немалом подпитии – да на нашу сторону его и переманил!
– Врёшь! – взгремел Ваня. – Быть того не может!
Да и все прочие не поверили брехливому гаду, закричали на него, заорали и доказательств потребовали.
– Побожись, гад!– стукнул по столу кулаком Яваха.
– Ну вот ей-бо... Тьфу! – и Ужавл аж скривился. – Да мы ж не божимся! А только чего мне врать-то? Пользы мне от этого – ни капли... Так вот, этот ваш ярой завалился с мечом огненным в одну колобродню, порасшугал тама всех, выпивки, девок себе потребовал, столы да стулья во гневе пораскидал... Короче, скандал! А я Двавлу как раз об вас всё подробно доклады... э-э... ну да, он у меня, то есть, об вас всё выпытывал. Моментально ему о происшедшем доложили, и мы в колобродню ту покатили. Заходим... Двавл выражение на харе приветливое изобразил и аж радостью весь засквозил. Умеет он это делать, паразит! О, говорит, какой мы чести сподобились – сам-де сияр Буривой своим посещением нас удостоил, величайший, мол, воин изо всех воев! Кровару нам, орёт, живо!.. Да дурака этого и подпоил пуще прежнего. Тот как хлебанул кружку кровару, так вмиг с катушек и слетел напрочь: тебя, Яван, стал ругать да власти великой принялся домогаться... Ох, доложу, и мастак он ругаться! Отродясь я таковских коленец не слыхивал – превосходная, надо сказать, ругня!.. Хм! Завидует он тебе, Ваня. Ты его и моложе, и сильнее, и ведёшь ты себя вольнее. Да и вообще – ты парень сердешный, а Буривойка этот – обыкновенный грешник. Ну, был он царём, а на шее – страстей ярём...
– Хватит о нём! – отрезал решительно Яван.
– Я Буривою не судья. Пускай его Бог судит, коль посчитает нужным. А только, ежели он с мечом в руке против нашего дела встанет, то уважаемым для меня быть перестанет. Нам враги не дороги́!
– Правильно, Ваня! – поддержал Явана Сильван.
– Во-во!
– Так его!
Это уже другие голос подали.
– Пущай держится от нас подалее!
– Кхе-кхе! – закашлял сторожко Ужавл. – Всё это конечно правильно, но я-то пришёл к вам не просто так. Мне ж вас, господин Яван, на царский бал пригласить велено. Поближе к вечеру он состоится, и вашей милости надо туда явиться, ибо будет вам дадено последнее задание. А пока княжна Борьяна меня тайком попросила, чтобы я вас в её домик переместил. Царь-то ввиду двавловских возможных козней за жизнь её опасается и никуда от себя не отпускает.
Ну что ж, никто был не против, а даже напротив. Вывел Ваня всю компанию из Двавловой гостювальни, и поехали они на Ужавловой колымаге в Борьянину островную домягу. Подъехали вскоре, с самоходки сошли и к домику по мостику подошли. А Ужавл из кармана перстень-печатку вынимает и к воротам его приставляет. Это, говорит, ключ заговорённый мне княжна передала, а то иначе в терем её не попасть. И вправду – воротца те растворилися, и Ужавл ватагу внутрь войти попросил, после чего перстенёк Ване кинул и до обеда его покинул.
Ванькиным товарищам новое жилище понравилось, – ближе, видать, пришлось по душе. Разобрали они по комнатёнке глянувшейся, а потом в большой палате собрались и стали время коротать. Что да как с ними было, они обсудили и ничего пока не решили.
А ближе к вечеру снова к ним Ужавл наведался и первым делом на Явана воззрился оценивающе.
– Прошу у вас прощеньица, господин Яван, – кривляясь и ухмыляясь, он заблеял, – но в таком виде идти на бал будет предосудительно. Вам… как бы это сказать... платье надобно поменять, а то в отрепье этом неудобно на балу щеголять. Ну, в самом-то деле: этакая фигура – и в какой-то паршивой шкуре!
А Яваха посмотрел на чертяку сердито и как отрезал:
– Знать ничего не желаю! Я в шкуре хожу, а не щеголяю. Так что или я в ней на бал заявлюсь – или здесь остаюсь!
Пришлось Ужавлу смириться.
Он тогда и говорит:
– Хорошо-хорошо, Яван – как пожелаете, так себе и поступайте! Как говорится, кто как хочет, тот так и скочет. Только лично я приодеться буду не прочь – товары-то за счёт конторы. Хе-хе! Опять же, маску надеть придётся и вам – бал ведь будет маскарадный.
И поехали они вдвоём в центр города. Остановились на широкой площади, в огромную домину зашли и к кабинкам цветным подошли. Народу вокруг было – как словно в муравейнике мурашей. Черти и чертовки всюду там бегали, сновали, ссорились и ругались. То в одну, то в другую кабину они заходили и какое-то время там проводили, а на выходе или пакет или сумку с собой несли, а то и вместительный ящик волокли.
– Вот, Яван, гляди, – гордо Ужавл возвестил, – это и есть наша главная отоварня! Тут по видеологу можно всё купить. Ага – только плати!
А в это время из ближайшей к ним кабины какой-то толсторожий дядька вывалился и, ругаясь под нос, восвояси удалился. А Ужавл быстренько к кабинке подскочил и, отпихнув некоего чёртика, собиравшегося туда сунуться, с гордым видом Явана позвал:
– Прошу пожаловать, господин Говяда! Сюда-сюда!
Зашёл в двери Яван, смотрит, а там два креслица стоят, а перед ними столик виднеется, на котором аппарат был приделан с окулярами для глаз. Но внимание Яваново золочёная змейка привлекла, навроде статуэтки. Сиё украшение рядом с аппаратом стояло, щеря в оскале хищную пасть.
– Присаживайся, Яван, сюда, – предложил Ужавл. – Посиди пока, а я выберу себе подходящий нарядец.
И сам в кресло уселся, к аппарату придвинулся, глазами к окулярам приник и стал в них глядеть.
– Ага, вот! – воскликнул он вскорости и чётким голосом произнёс. – Заказ номер три-шесть-пять-два-шесть-семь-восемь! На габариты надзыря Ужавла, код личности два-три-и-шесть-пять-ноль-ужо!
И в креслице расслабленно откинулся с видом деловым.
И минуты не минуло, как в полу за ними люк открылся и из него пакет появился.
Ну, Ужавл пакет этот – хвать, разворачивает его живо, а там преяркое одеяние находилось. В один момент чёртик из своей одёжи выпростался, оставшись в одних змеястых трусах, а потом, недолго думая, обнову на себя и напялил. Приосанился Ужавл гордо, начванился мордой и аж до неприличия упыжился изобразить величие.
Прошёлся он туда-сюда, перед зеркалом повертелся, на расфранченную свою особу насмотрелся да и спрашивает в самомнении:
– Ну как, Ваня, впечатление?
А тот усмехается:
– Клёво! Ни дать ни взять красаве́ц!.. Нутром, правда, тот же подлец.
– Это ничего, что я подлец, Яван. Для меня это не изъян...
– Ну что же, – добавил он с довольною рожей, – заказ беру. Нам с тобою осталось масочки подыскать. Смотри в окуляры и чего хочешь, то и представляй, ну а потом уж и я подберу личину себе по чину.
Придвинулся Яван к аппарату, за ручки взялся и глазами к окулярам прижался. Смотрит, а там вроде совсем пустое пространство обозначилось, подсвеченное слегка сиреневым окрасом... Ну чё выбирать-то, какую маску?.. И втемяшилось ему в башку бычью морду заказать. А что, и по сути верно – и по форме не скверно. Яваха ведь коровий сын и есть – к чему ему иная честь?
И только он в воображении сей образ замыслил, как тотчас в сумраке пустоватом разные бычьи хари появилися и поворачиваться стали вокруг своей оси... Выбрал Яван одну личину, номер её пробурчал, и всё это видение сразу пропало.
Тогда и Ужавл глаза к окулярам прижал.
Выбирал он долго – всё вроде без толку. А потом, весьма уже рассердившись, на какой-то экземпляр он всё же согласился, и через минуток пару получают они оба по маске: Яваха, как и было заказано, бычачью, с прорезями для глаз, круторогую и с выражением наглости на свирепой морде; а Ужавл – чертячью, слащавую такую, мятую, видом порочную и брезгливо гордую. Примерили они их и остались довольны, в особенности Ужавл, поскольку его маска как никакая другая к одеянию его попугайскому приставала.
Пришла пора им расплачиваться.
– Вот не люблю я это дело, хоть плачь! – чёрт раскудахтался. – Хотя в данном случае расстраиваться не надо – наши покупки за счёт Пеклограда будут оплачены.
Скривился он, будто лимона кусанул, на пол плюнул и, подойдя к столу, в отверстую пасть гадюки указательный палец засунул. Сначала оттуда неприятное шипение послышалось, потом звоночек звякнул серебрянно, и Ужавл палец от пасти отнял и Явану ладонь показал. Глянул на ладонь Ваня, а там яркое засветилось оконце, в коем, точно живые, циферки бойко замельтешили. Потом вся эта чехарда остановилась, и в окошке окончательная цифра высветилась: что-то там за пару сотен чего-то... Затем всё померкло, и ладонь Ужавлова стала прежней: узенькой, гладкой, хилой и нежной.
– Что это за чепухрень? – спросил Яваха с недоумением.
– А это мы так расчёты производим. У каждого из нас в палец ведюлька особая вставлена, подобная занозе, в которой счёт личный заводится. Это очень удобно!
– А что у вас служит единицей расчёта? – любопытство Ванюху взяло. – Наверное, золото?
– Хм! Золото!.. Нет, конечно! Золото ведь условно; сила в нём не прямая – воображаемая. А у нас чистая имеется силушка – живой и мощный кровар! Представляет он из себя и силу могучую, и питание лучшее, а измеряем мы его в чпоках – это ёмкость вроде напёрстка.
И Ужавл Явану похвастался, что у него более шести тысяч чпоков имеется, так что он чёрт далеко не бедный. Хотя, добавил он ревниво, властители и предстоятели богаче его неизмеримо, ибо им миллиарды принадлежат.
Ладно. Взяли они свои покупки, и Ужавл с места подхватился и на выход заторопился. Вышли они из кабины, сквозь толпу зевак пробрались, на площади оказались и в драндулет свой уселись.
– А куда нам спешить-то, а? – Яван провожатому вопрос кидает. – До вечера ещё времени достаточно, а я первым на бал не желаю являться.
– А ведь и верно, Ваня, – скумекал чертяка, – действительно ещё рановато. Хм...
– Во!.. – воскликнул он, подумав. – А давай ко мне смотаемся! Я обитаю тут недалече. Скоротаем там время до вечера, а потом фьють – и на бал!
Яваха на его предложение согласился, и экипажик самоходный по улице покатился.
Проехали они немного по ровной градской дороге и подъехали к неординарному дому, змеевидной лепкой украшенному, квадратному, довольно большому и выкрашенному в жёлтое.
– Вот где мои хоромы! – воскликнул Ужавл гордо. – Тута одни надзыри живут.
– А отчего дом жёлтый?
– Потому, что это надзырий цвет, хе-хе... Ну что, пошли! Милости прошу к моему шалашу!
Выбрались они из самоходки и вперёд потопали. И только в переднюю зашли, как Ваня двух роботов-стражей заприметил, стоявших посредине. Они по бокам прохода узкого стояли и всех входящих красными глазами словно прожигали. И, проходя мимо сих истуканов, шумливые обитатели сникали и замолкали.
– Это они для порядка тут поставлены, – объяснил Ужавл шёпотом при подходе к стражам. – Дом стерегут и всяку шелупонь отсеивают. Да и вообще – мало ли...
Однако договорить ему не дали.
– Стоять! – рявкнула вдруг одна махина и на Явана засверкала буркалами рябиновыми.
– Назад! – ещё грознее рыкнул второй агрегат и пуще первого на него глянул.
Яван-то что ж, остановился и на Ужавла поглядел, усмехнувшись миролюбиво. А тот отчего-то растерялся, замялся, припотел и не шибко уверенным голосом загалдел:
– Э-э-э... Пропустите нас, мерзавцы! Вы что, не видите? Это же я, шестьсот шестого номера постоялец! А это со мной посетитель... Кому сказал, пропустите!
А эти адские создания на вопли Ужавловы – ноль внимания. Первый истуканище строгим голосом лишь сказал, что они-де руководствуются приказом и в этот режимный дом лицам без чина вход заказан. Ужавл тогда ещё большее изобразил негодование, но второй стражник огнемёт неожиданно из-за спины выхватил и направил его на Явана.
– Считаю до пяти! – он отчеканил. – У тебя, шелупонь бесчинная, есть ещё возможность уйти. Раз!..
«Вот тебе и зашёл в гости! – озадаченно подумал Ванёк. – А не ходи к чертям на огонёк!»
– Два-а! – протянул страж.
Ужавлишка, усекая, что дело приняло худой оборот, по-бабьи вдруг взвизгнул и в сторону сбрызнул. Зато Ваня ваньку ломать не стал: колобом по полу он катнулся, рысью вверх взметнулся, ухватил за ствол огнемётный, руки чуток напружил и... стража обезоружил.
Да без промедления как огреет истукана кулаком по темени!
Тот лишь ухнул да на пол рухнул и чего-то в башке у него заклинило: по телу его железному трясца прошла, и бормотня непонятная изо рта изошла:
– Про-хо-хо-хо-ход за-за-за-прещ-прещ-прещ... низ-зя-низ-зя-низ-зя... Уй! Ай!..
А пока долбанутый обормот там бормотал, Яваха и другому стражу ладонями крушеярыми по ушам вдарил. И стебанул первого раза пуще – аж башку ему приплющил!
От такого мощного удара железноголовый герой тут же вышел из строя, на оба колена он пал, и глазищи красные у него погасли.
– Ну что, ваше неблагородие, – Ужавлу Ванюха орёт, – навроде проход свободен?
А Ужавл лишь очумело кивает да меж недвижными стражами шныряет.
– Вот так, чертяка! – поучает чёрта Яван. – Хозяином себя считать тебе рано, раз командует тут охрана!
А тот оправдывается:
– А чё я-то?! Чё я?! Это ведь Управоровы мордовороты! Кому хошь, обормоты, дадут укорот! Ума-то в них ни грамма – одни чертограммы.
Да берёт Ваню за локоток и волокёт его в уголок, где двери подъёмников виднелись. Испугался Ужавл за Ванькину роботомахию, поскольку начавшая собираться толпа, глазея на повреждённых роботов, стала поднимать ропот.
Вот идут Яван с Ужавлом, от проходной удаляются, а чертишка назад пугливо озирается и канючит, зануда:
– Зря ты с ними так круто!.. Мало мне не покажется, если Управор о том дознается... Имей в виду – ты мне никто, Говяда, и если что – сам будешь отвечать!
– Ну что ж, изволь, – кивает Ванька довольно. – И отвечу... А то с тебя толку, как со свиньи проку: визгу много – а шерсти вона скока!
И он дулю ему сунул под нос.
Ужавл на кукиш вытаращился, от злости побурел и в открывшуюся дверь подъёмника чуть ли не влетел. Поднялись они на верхние этажи и на широкой площадке очутились, где за углом, в одном из апартаментов их неблагородие надзырь Ужавл и обитал.
Жилище у этого мерзоблюстителя оказалось весьма поместительным, разукрашенным безбожно и почти роскошным. Не чета, правда, «Чёрной лилии», да ведь в той обители не шестёрки-надзыри, а всякие элитники жили.
Первым делом Ужавл Явану всю свою обитальню до последнего закоулка показал, гордости за своё имущество не скрывая. Была там и большущая ванная, и уютная спальня, и какая-то игральня, а также гостиная, туалет и рабочий кабинет. Правда, ни одной досочки в Ужавловой хоромине не было деревянной, ибо хозяину дерево было не по карману. Поэтому всюду, куда ни глянь, была эта искусственная дрянь – по-теперешнему пластмасса.
Надоело Ваньке обиталище чертячье обозревать. Вот он хозяина и пытает:
– А чего это у тебя, Ужавл, как-то пустовато? Жена у тебя есть, аль нету?
Тот же ржёт в ответ:
– Да какая ещё, к ангелам, жена! Таковая мне не нужна.
– Ой ли так-то? А не скушно тебе одному? Тоска не нападает?
Хмыкнул чёрт высокомерно, чего-то хотел сказать, а потом к столику подбежал и чего-то на нём нажал. И в тот же миг на стене экран возник, а на нём – боже ты мой! – засветился чертовок молодых рой. Экран на небольшие квадратики оказался разбит, и в тех квадратиках рогатые и безрогие бабёнки то жеманились томно, то подмигивали истомно, то пальцы на руке сосали, а то задницами крутили, вертелись и плясали... Все были расфуфыренные и ярко раскрашенные, многие в роскошные одеяния разряженные, а некоторые буквально в чём мать родила, а вернее – в чём вылупились они из своего яйца.
Вот такая лапцадрипцагопцаца́.
– Мало? – довольно осклабился Ужавл. – Щас добавим...
И опять панельку на столе давит. Вмиг побежала по стене лента нескончаемая с местными красавицами, покуда чертяка видом самочьего изобилия не насладился и мельтешащую круговерть не остановил.
– Вона их, Вань, сколько! Правда, не жёны они мне, не жёны... а так, шалавы разряжённые. По-нашему называются лярвы... К сожалению немалому, обходятся они не даром.
– Как так?!
– А вот! Любую из этих тварей выбирай, о цене договаривайся – и в постель с ней заваливайся. Просто и удобно! Только чем выше чином бабу завалишь – тем больше чпоков за неё отвалишь. Хотя бывает и наоборот: это когда некая чмымра тебя самого захочет взять в оборот. Хе-хе! Тут уж не зевай – цену набивай!.. Да вот глянь-ка!
И он пальцем ткнул в один из квадратиков.
Мигом из него полуголая лярва выделилась, вернее, изображение её объёмное, которое в воздухе зримо замаячилось. Приблизил чёртик руки к голой сей играмме и начал её растягивать. И ух ты – через секунды какие-то узрел Яван женщину ростом в аршин, коя с виду совсем была натуральная; она завлекательно улыбалась, в воздухе иллюзорно вися и плавно изгибаясь.
– Сколько? – спросил у играммы Ужавл, брезгливо её оглядывая.
– Тринадцать чпоков! – воскликнула резким голоском навная чертовка и нахально захохотала.
– Чё?! – возмутился тот. – Да ты что, охренела что ли?! За третий чин и тринадцать чпоков? Уй же и наглота!.. К ангелам пошла!
И он смял навную кралю руками, после чего она пропала.
Ужавл и экран в раздражении убрал, кнопочку нажав, а затем к Явану оборотился и с негодованием возгласил:
– Не, ты видал? Тринадцать чпоков за такую мразь! Каково, а!
– Хм! Видал – как не видать, – усмехнулся Яван. – Я вижу, ухарь, что грешная эта любовь особой радости тебе не доставляет...
– Пф-фу! – скривился любострадатель. – Да какая там радость! Надоели эти шавки мне во уже как! – и он под рогами у себя провёл ладонью. – Тупые все самки! А-а!..
– Я, Вань, – быстро тон меняя и мечтательно осклабившись, добавил чертяка, – о высокочинной госпоже давно мечтаю. Прямо какая-то у меня стала мания. Не поверишь – стакан кровару готов отдать, лишь бы с главыршей или с начальницей переспать. О да! Но это лишь мечта...
– Маета это, а не мечта. Что толку – низко-или высокопородная у тебя будет наложница? Дело ведь это небогоугодное, а потому и бесплодное.
– О! О! О! – полез в бутылку рогатый ловелас. – А то у вас, можно подумать, не так! Хм! Ври больше! Что я, по-твоему, не знаю?!
– Значит, не знаешь, коли возмущаешься... У нас, Ужавл, любовь другая!
– Ну и какая она у вас, какая?
– Хм, – Ваня плечами пожал. – У нас в Расиянье влюблённые пары венчаются, свадьбы играют да от своей любви потомство получить чают. А ежели пустоблудием вашим заниматься, то пустоцветом можно остаться.
– Ну вы и уроды! – скривился чёрт. – Точно – недоумки! Это надо же такое придумать: с одной-единственной бабой, словно волы впряжённые, упряжку волочь да одну воду в ступе толочь! До самого конца никуда из-под венца? И никакого разнообразия?.. Фу – безобразие!
Яваха даже рассмеялся, на прохиндея этого мудрствующего глядючи.
– Да, чертячья душа, – спокойно он сказал, – ты, я вижу, нашей жизни и впрямь не знаешь, поэтому такие высказывания себе и позволяешь...
– Ага, – нахмурился Ужавл. – В твоей стране я не бывал и ваших девах не имал.
– Неужто ты и о Расиянье ничего не слыхал? Странно...
– А чего здесь странного? У нас существует строгая специализация, и когда я в последний раз новое, надзырье, тело получал, я прошёл ненужной памяти стерилизацию. Я ныне по внутренним делам специалист, а не по внешним, и чем больше я на своём деле сконцентрируюсь, тем более в нём буду успешным.
Любопытно стало Явану, каким таким важным делом знакомец его заправляет. Вот он его и спрашивает: чем, мол, ты в пекле занимаешься и каким способом в местных внутренностях копаешься?
А Ужавлишка губёшки поджал, грудёнку выпятил гордо и заявляет с гонором:
– Мы, надзыри, за поведением нижестоящих догляд ведём и всяческим вольностям спуску не даём. Следим и день и ночь, чтобы не взбрыкнула какая сволочь. А я, к твоему сведению, являюсь специалистом ещё и по стихам.
– Да неужели?!
– Ещё какой!.. Я, между прочим, состязание стихоконструкторов однажды выиграл. Немалый приз получил от царя, ага! Ну и должность мою нынешнюю до кучи, как в своей области один из лучших. Да, Ваня, не ухмыляйся, а только я теперь по стихам – старший зряка.
– Чего-чего? – ажно пырснул со смеху Ванька. – Какая ещё там зряка? Это, значит, ты зря хлебушек тутошний хаваешь? А что – и впрямь похоже...
– Тьфу ты! Почему сразу зря? Вовсе и не так!
– А как?
– Ну, как бы тебе это сказать... надзор за стихоплётами я веду, базар их отслеживаю и всяку чушь отцеживаю. В общем, за поэтическим творчеством зорко зрю. Обзираю, короче...
– О, так я и думал! Обсираешь всё-таки... Ну-ну... Вот теперя я верю, что ты зряка-обсирака по званию – в самую точку название!
– Да не... хэт! – растерялся черток, озлившись. – Всё тебе, Яван, подковырки... Э-э-э! Одно слово – поэт!
– А чё, Ужавл – чем тебе поэты не по нраву? Ты ж и сам вроде как... того... этого самого...
– Э, не-ет! Я дело другое! Я стихоконструктор, а не пустомельный брехун! Моя поэзия не виршегнусь какая-нибудь и тем паче не проза. Она мощная, грохочущая, величественная и грозная! Короче – первейший сорт! А эти гниды-поэты – смутьяны ангеловы. Хулители. Проклятые скоморохи... Ну да ничего – я ещё до них доберусь! Вот с тобой разберусь и доберусь...
Усмехнулся Яваха, Ужавлову выслушав тираду, приблизился к нему как бы невзначай да – хвать охальника за шкварник! На воздух вздёрнул его под самую потолочину и как тряханёт сей чертячий помёт!
– А ну признавайся, негодяй, – гаркнул он голосом неслабым, – тебя специально за мною прислали подглядывать, а?! Стихобрёх ты козлорогий!!!
А чёрт как завопит, как взмолится:
– Ой, не трогай меня, Яван, ради твоего бога не трогай! Пожалей мою душеньку! Всё как есть тебе расскажу, ничего не утаю-то! Это всё Двавл, всё Двавл! Это он меня подослал! Сказал, что у тебя душа-де поэта и это... ты того, мол... с приветом. А поэтому задумки поэта только такой же идиот и разберёт, вот!
Расхохотался от души Яван и не стал этого татя на весу держать – отпустил. А потом вот о чём его попросил:
– А ну-ка, старшой зряка – из виршей своих чего-нибудь мне почитай! А я послухаю да их оценю. Тоже зрякой чуток побуду.
Ну, Ужавл, конечное дело, стесняться не стал. Плечами он передёрнул, одеяние одёрнул, край балахона через руку перекинул, голову откинул и, откашлявшись степенно, провозгласил надменно:
– Песнь о Великом Царе!
Яваха же на креслице уселся, поудобнее в нём развалился и, ноги вытянув вперёд, воззрился на этого дуроплёта. Черт же, надувшись индючине подобно, запел свою хвалебную оду:
О, кто это, подобный туче,
Навис горой?!
Он всех властительней, всех круче!
Он наш герой!
Бесстрашный, мудрый и дерзновенный!
Могуче – нет!
Со всей бескрайней слепой вселенной
Стяжал он свет!
Да, это ты, наш бравый рыцарь,
Кровавый Царь!
Любой храбрец тебя страшится,
Трепещет тварь!
Своей крушащей стальной рукою
Врагов ты мнёшь!
Никто не ведает нигде покою –
Ни князь, ни вошь!
Из-под пяты твоей давящей
Сочится кал!
И самый дерзкий, ко славе вящей,
Во прах упал!
Так царствуй дале, тиран державный,
Круша и рвя!
Лишь Световору ты в силе равный,
В выси паря!..
Да здравствуй вечно и вдохновенно
И всех терзай!
И правь жестоко и всенадменно,
О, Чёрный Царь!!!
Закончил Ужавл стебаться со своей декламацией, на Явана глаза скосил и его вопросил:
– Ну что, Говяда, – правда получилось у меня складно, а?
– Хм, складно, да не ладно, – усмехнулся наш зубоскал и репу себе почесал. – А ну-ка тихо – сейчас и я сочиню стих...
А сам перст вверх задрал, глаза сощурил и начал выводить пред собою некие фигуры.
– Ага, вот, – наконец он сказал и Ужавлу на висевшие гусельцы указал. – Дай-ка мне сию баловайку!
Тот подал, а Ванька гусельцы взял и стал струны слегка пощипывать и скоморошью мелодийку наигрывать. Правда, звук от гуслей пеклоградских исходил неважный: стонущий такой, режущий, зудящий да гудящий... Ну да тут-то, в аду, и музыкальные струменты дюже лядащие – чай, не под солнышком красным, где любая дудка звучит прекрасно.
Вот выбрал Ванюха себе мелодию да задорным голосом и спел свою пародию:
Ты, Ужавл, не обижайся,
И враньём не занимайся,
Только эту твою лажу
Не хочу я слышать даже!
Видно, царь не больно крут,
Коли врали складно врут.
Эти врали траливалят,
И всегда кривую гнут!
Я уверен – сей подлец
Уж давно не молодец,
И свой царственный венец
Он уронит наконец!
Ужавл же от этих стихов, Яваном пропетых, аж весь остолбенел. А потом он оклемался, руками размахался и негодующе заорал:
– Замолчи, замолчи, Яван! Да тише ты, тише! А вдруг кто крамолу твою услышал? Тебе-то хоть бы хны, а мне точно не сносить головы!
А Яваха в ответ лыбу давит и чёртика успокаивает.
– Да носи ты башку свою на здоровье, – сказал он с невозмутимостью коровьей. – Если что, вали всё на меня – мне до фонаря!
Не стал Ужавл с Яваном в спор ввязываться, а только чего-то под нос он хмыкнул, глазёнками зыркнул и произнёс витиеватую фразу:
– Оно, конечно, может быть, где-то, в чём-то, так сказать, и действительно, таким образом, в самом деле, имеет место быть, но... не пора ли нам, Яван, уже и на бал отбыть?
И едва только успел он эту чепуху добалакать, как вдруг властный глас словно бы у них над головами раздался:
– Внимание-внимание! Всем жильцам, а также их гостям приказываю немедленно покинуть здание! Даётся пять минут на выполнение приказания! Время пошло!..
Едва Ужавл приказ сей услыхал, как вскочил он на ноги и начал бегать заполошенно, словно его услышанное огорошило.
– Уй! – воскликнул он, хватаясь за башку и присовокупляя ещё кой-чего про матушку и про батюшку. – Мы пропали! То ж проклятые биторваны дом шмонают! Ой узнают нас, ой узнают – заложут соседушки с потрохами, ангельские хамы!.. А всё ты, Яван, с выходками своими хулиганскими, всё ты!!!
– Хорош тут скулить, Ужака! – Ванька чёрта враз оборвал. – Нечего раньше срока загибаться! Давай надеваем маски – и айда вперёд без опаски!
Сказал это Яван и к выходу шагнул гренадёрским шагом.
Вот выходят они вдвоём на площадку, а там чертей уже сновало порядком. Понапихались они в ближайший подъёмник – и вниз. На первый ставец спускаются, глядь – мама ро́дная! – народу собралась целая кодла. А возле проходной внушительная шайка громадных биторванов стояла и всех жильцов по одному мимо себя пропускала.
Яваха, как ни в чём не бывало, в очередь встал и виду не подал, что этих держиморд он опасается. Зато Ужавлик весь сжался, за Ванькиной спиной схоронился и, наверное, своему Световору уже молился.
– Вот они! Вот они, голубчики, спрятались! – завизжал вдруг один вредный на морду чертяка, как видно стукач, поскольку он возле биторванов ошивался и в каждого мимо проходящего глазами впивался. – Вона босой в шкуре паря, который с бычьей-то харей, а за ним тот олух в попугайской одёже! Ишь попрятались, думали, я их не узнаю! Хе-ге! Врёшь! От меня не уйдёшь!
Огромный толстый биторван, очевидно, их банды главный, руку корявую вперёд поднял, на опознанных указал и грубым голосом рявкнул:
– Взять!!!
Моментально вокруг Явана и Ужавла пустынное пространство образовалось, поскольку чертячья орава в стороны подалась, а двое великанов-биторванов подскочили с двух сторон к Явану и за руки его ухватили. Самый же высоченный цепной пёс над оцепеневшим Ужавлом навис горою, обернул его вниз головой и, ухватив чертишку за ноги одною рукою, на воздух его взметнул, точно курёнка.
– Унести и увести! – приказал старшой и в сторону выхода мотнул головой.
Ущерепились биторваны в Явана и уж хотели было его, гадючины, прочь волочить, да только вышла у них заминка – Яван-то и на палец с места не сдвинулся.
Тогда они покрепче стиснули ему руки и куда как сильнее в старании своём понапучились. Здорово, надо заметить, рванули-то, да только ага – как бы не так! Яваха, упрямец, согнутые руки в бока упёр да ещё ноженькой чуток подпёрся, – и ни в какую не повёлся.
Ухватились тогда стражники за Ванькины ручищи со всей своей дурищи, поднапружились что было сил, ухнули – один с перенапряга даже пукнул, – да дали сызнова маху: неуволакиваемым оказался Яваха! Легче, наверное, было бы бульдозер оттуда увезти, чем богатыря из равновесия вывести.
– Да вы что там, болваны, – взорвался вожак на своих биторванов, – совсем охренели что ли?! Ваньку валять у меня тут вздумали?!
В самую точку попал, тать, да только чтобы Ваньку повалять, пупки надо было им надорвать.
– Эй вы, все! – осатанел вожачина совсем. – А ну-ка бейте этого быка! Намните ему бока!
Да только в это самое время словно поросячий визг окружающее пространство прорезал. А это, оказывается, Ужавлишка уносимый возопил что было сил:
– Господин главырь, господин главырь, не велите меня уносить! Велите слово молвить! Государственной ваги сообщение! Не допустите упущения! Я на ушко вам доложу, втихомолку, а то как бы дело для вас душемолкой не кончилось!
С искажённой харей повернулся биторваний главарь к верещащему Ужавлу, подумал малёхи, а потом глазищами завращал и раздражённо заскрежещал:
– А ну, живо его сюда! Кому говорю!
Громадина-биторван, на месте круто развернувшись и печатными шагами к старшому вернувшись, ещё повыше несомого Ужавла задрал, так что его несуразная в маске головёнка как раз на уровне главырёвой башки оказалася и возле самого его уха на весу закачалася.
Недолго висящий Ужавл производил передачу информации из своего мыслительного аппарата в вышестоящий. Что-то важное он главырю всё же ляпнул, ибо того будто кувалдой тяпнули. Энтот амбал в один миг перестал быть нахалом, подурнел заметно на харю, да вдруг как заорёт:
– Отпустите его, уроды! Живо отклещились! Чего уставились, бараны? А ну толпу разогнать, рать вашу в дерьме перемазать!
И аж ножищами затопал на своих остолопов.
Те приказ бросились исполнять и остервенело на толпу накинулись, а главырь подбежал к Явану с видом почтительным и стал с львиной шкуры пылиночки сдувать да складочки на ней поправлять, любезно весьма улыбаясь и извинительно мыча.
– Эй, а как же я?! – возмущенно заверещал Ужавл, который по-прежнему висел там висьмя и злобою наливался.
– И этого отпусти, болван! – рявкнул главный биторван, а затем к Явану опять повернулся и умильно ему улыбнулся.
Громила, естественно, приказ тут же выполнил и Ужавловы ноги отпустил, после чего тот шмякнулся на пол мешком и брякнулся сильно башкой.
Вскочил чёртик на ноги и принялся биторванов ругать да им угрожать:
– Ну, погодите у меня, племя собачье! Ужо я вас достану! Вот получу от царя награду за Говяду, может быть стану и начальником – тогда пожалеете ещё отчаянно, что со мною связались!
Подскочил он в запале, точно осой ужаленный, к старшому биторвану и завопил, маску с себя сорвав, что он этого безобразия так не оставит, что пожалуется сейчас же самому... этому... как его... ну, неважно, мол, кому, найдутся-де вельможи у него тут, которые и на Управорову банду управу найдут...
Главырь же на вопли его истошные никак не реагировал. Лишь презрительно губу он оттопырил, мину надменную изобразил на роже и взирал на жалобщика абсолютно толстокоже, словно на насекомое какое неядовитое, перед тем как его раздавить.
– А ты, Яван, почему не встрял, когда меня уволакивал тот амбал? – уже и на Ваню взъярённый чёртик накинулся. – Разве ж ты не видел, как меня тут унизили?
– А ты ж не просил... – пожал плечами Ваня, сняв маску. – Мне даже показалось, что тебе это нравится, и что такое положение доставляет тебе наслаждение.
– Ах, значит, так?! – озлился ещё больше Ужавл и даже осип. – Говоришь, не просил? Ну ладно... Тогда я тебя сейчас попрошу о небольшом одолжении. Будь, дорогой Яван, так любезен, влепив по пятачине этому сволочине, а то мне сиё удовольствие, к сожалению, по чину не положено!
И на главыря ухмыляющегося глазами указал.
Ну, Ваня себя уговаривать не заставил, плечами лишь пожал – мол, как скажешь, Ужавл, – да без всякого замаха плюх чертяке по ряхе!
Ноги у того от пола оторвалися, и отправился спесивый обормот в недолгий полёт, да по пути лёта на верзилу наскочил удивлённого, сшибив его с ног, точно кеглю гигантскую, и укатились они оба чёрт те куда.
– Вот это, я понимаю, да! – обрадовался моментально Ужавл. – Благодарствую, Ваня! Классный удар!.. Ну чё, погнали на бал?
И с сего места неспешно свалив, во дворец они с ветерком покатили.
Рейтинг: 0
377 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
