Помочь сайту
Поздравления
Узники солнца (этюд 22 "Нити прошлого")
28 марта 2025 -
Андрей Кудин
Этюд двадцать второй
(Нити прошлого)
Я шёл обратно к выходу и уже поднялся на несколько ступеней, как вдруг что-то побудило меня оглянуться. Могло ли там что-то измениться? Нет, ничего не изменилось: река времени продолжает бежать, все люди находятся в этой реке, они всецело принадлежат ей…и только один я здесь чужак и бреду вдоль её берега. Должно быть, пришла пора покинуть его… Но в этот самый момент у меня появилось основание думать, что есть ещё одна причина моего попадания в настоящее время и место.
Кому-то из прохожих стало плохо. Держась за сердце, он отошёл к стене, чтобы прислониться к ней. Это был мужчина лет, примерно, пятидесяти – пятидесяти пяти, среднего телосложения, с седыми волосами, которые преломлялись на висках, упираясь в кончики ушей. На помощь ему мгновенно пришли три человека, окружили его, заслонили собой. Что происходило дальше, я не смог за ними разглядеть.
Зато вскоре увидел то, чего не могли увидеть они. Этот же самый мужчина возник за их спинами. Недолго и, судя по всему, без особых эмоций понаблюдав за сценой собственной смерти, он устремился по переходу – в известном только ему направлении. Я, не думая, побежал за ним. Именно побежал, поскольку мне показалось, что этого человека я хорошо знаю. Боясь потерять его из виду, я приблизился к нему почти вплотную. И когда он вдруг растворился в стенах перехода, со мною произошло то же самое.
Призрака мужчины поблизости не было, однако я знал, что иду по его следу. Вокруг стоял густой туман, сквозь который почти ничего не было видно. Ничто не подсказывало, где я и в какую сторону мне следует двигаться. И в то же время я чувствовал, что оказался в этом тумане неслучайно, и что вскоре выйду из него, если буду просто идти прямо.
Чувство не подвело. Через считанные минуты тропинка повела вверх, и густое низинное облако постепенно начало редеть. Когда я взглянул на него со стороны, то был потрясён. Оно имело форму галактики. Не меньше впечатлила и сама местность. Я стоял среди налитых трав и лиственных деревьев под только что пробудившимся и опустившим на землю косы солнцем. «Наверное, это лето, - подумал я, - и оно в самом разгаре!» Простая и изумительная природа, чудесный день! В таких случаях я обычно делал остановку. Устанавливал мольберт, раскладывал кресло… и до вечера, если только не начинал собираться дождь, меня можно было не ждать. Но я ничуть не жалел о том, что на сей раз не имел при себе моих вечных спутников. Прогулка налегке приносит порой даже больше радости.
Гуляя по безлюдным полям, вдали от людей, слыша лишь шорохи трав да пение птиц, можно легко забыть обо всём на свете, в том числе и о том, что ты пришёл из другого мира и что твоя дорога пронизана тайной, живущей вне времени. И я принял решение, которое казалось таким простым, простым и вместе с тем отчаянным: позволить себе об этом забыть.
Тропинка вела туда, где виднелись посёлочного типа домики. Будучи уверенным в том, что иду по родной английской земле, я радовался возвращению домой после долгого утомительного пути. Моё наивное заблуждение, напоминающее детство, а именно детскую забывчивость, расплывчатость внешних ориентиров, было выявлено лишь тогда, когда я приблизился к «своему» дому. То есть, около десяти минут, а, может быть, и больше, я, находясь в сознании, провёл в беспамятстве относительно моего недавнего прошлого. Только что я сравнил это забывание с детской забывчивостью, а принятие схожих черт местности за знакомые черты с расплывчатостью ориентиров в детском сознании, но ведь в подобном заблуждении мы оказываемся довольно часто и во взрослой жизни: когда видим сны.
Это был не наш дом, хоть отдалённо он и походил на него. Его окружал совершенно другой двор, на этом дворе росли другие деревья и кусты и среди них не было наших любимых подсолнухов. Цепочка событий, приведших меня сюда, тотчас же восстановилась. И одновременно до меня донеслись последние слова моего друга: «Главное, помни… помни, кто ты!» «Постараюсь больше не забывать, Вин», - сказал я ему в ответ. Но поймал себя на том, что забывать прошлое, свою настоящую жизнь – здорово! Как будто ты с головой погружаешься в тот мир, который перед тобой, без малейшего беспокойства по поводу чего-то в прошлом или в будущем. Такая жизнь, такое осознание, присутствие только здесь и только сейчас – и есть подлинный рай. Таким образом, понял я, важно, находясь здесь, помнить не свою жизнь, а именно себя, и не зацепиться за новое прошлое или будущее. Вот, что имел в виду Вин. И теперь мне было ясно, что говорил он это не просто так.
Найдя калитку, ведущую во двор дома, я открыл её и очутился по ту сторону забора. Мои ощущения внезапно изменились. Возникло даже чувство настороженности. Дом не был мне знаком, и всё же какие-то отдельные детали, окружавшие его, словно хотели мне о чём-то рассказать. «Кто ты?» - мысленно обратился я к призраку, по следам которого, как мне казалось, шёл. «Почему я должен был увидеть тебя? Не верю, что это была случайность. Прости, что иду за тобой. Не знаю, зачем мне это нужно, но иду. Ты ушёл из жизни так легко и спокойно… может быть, поэтому я хочу знать, кто ты. Наверное, когда мы уходим, нас притягивают те места, которые много для нас значили. Наверное, это твой дом, или такое место, где ты был только однажды и где мечтал оказаться вновь… может быть, в этом доме жила или живёт по сей день твоя семья, а может быть, тебе только грезилось счастье… Кто же ты?»
- Ховей! – услыхал я женский голос. – Помоги брату перенести и разложить стол!
В этот момент я как раз поравнялся с дальним углом дома и увидел высокое крыльцо. Только что на него выходила женщина лет сорока. Сейчас она вернулась в дом по своим делам. А возле крыльца находился парень лет шестнадцати, должно быть, её сын, который, опершись руками о стол, ждал брата. Другой мальчишка, ростом и возрастом на порядок меньше, вышел на зов матери с огорода. Вместе мальчики подняли стол и понесли его в тенистое место под раскидистым дубом.
- Папа уже пришёл? – спросил младший у старшего.
- Нет, - ответил тот. – Знаешь, только что меня напрягает, когда мы садимся обедать на улице?
- Что?
- Когда Яна начинает реветь, что к ней лезут мухи.
- Да, меня тоже. Но знаешь, мне больше нравится обедать на свежем воздухе.
- Мне тоже. Уборки только много. Отец уходит заниматься работой, мать детьми, а нам с тобой разгребать…
Младший брат посмотрел на старшего и серьёзно сказал:
- Не думай об этом.
- Я и не думаю. Но иногда ловишь себя на мысли, что ты каждый день этим занимаешься, одним и тем же.
- Когда об этом не думаешь, сложного в этом ничего нет.
Старший вздохнул, покачал головой и вымолвил:
- Вижу, Хо, ты весь в мать. Готов, как и она, пахать целый день.
Хо поднял глаза на брата в ожидании, что тот скажет что-то ещё.
- Прости, но у меня такого дара нет. Я тебе не в упрёк говорю. Просто мы часто друг друга не понимаем.
- Некоторые люди говорят, что из нас двоих на самом деле старший я. Хочу сказать тебе: это неправда. Правда только в том, что мы с тобой разные, - сказал Хо.
Вся семья в сборе и сидит за столом. Нет только отца.
- Ховей, покорми Фриду…
Мать встаёт и идёт к калитке. Смотрит на дорогу. Волнуется. Кого-то завидела. Кто-то идёт. Но это не её муж. Мужчина подходит и что-то говорит. У матери подкашиваются ноги, она падает. Мужчина успевает забежать за калитку и подхватить её. Старший брат выбегает из-за стола. Младший берёт на руки плачущую девочку и пытается выбраться из-за стола вместе с ней. Вторая девочка тоже начинает плакать. И только малыш, которому нет ещё и годика, ничего не чувствует, ничего не замечает, и продолжает растягивать ложкой кашу по тарелке.
- С той поры, как папа ушёл, всё изменилось, - говорит старший брат младшему, ворочая граблями сено на сенокосе. – С матерью совсем худо. Хочешь, разорви меня за эти слова, но мне кажется, она так долго не продержится.
Занимающийся этой же самой работой младший в ответ молчит.
- Всё бы ещё ничего, если бы не эти социальные работники, которые нас контролируют.
- Нас?! – внезапно начинает разъяряться Хо. – Они не нас, а нашу мать контролируют! И от этого ей только хуже становится!
- Да, то, что они приходят к нам с благими намерениями, вовсе не утешает… а наоборот. Но мы с тобой тут ничего не можем изменить. А пока ещё Фрида, Яна и Дэн с нами, нам остаётся одно: продолжать жить так, как всегда, делать то же, что и всегда.
Хо задумался, глядя вдаль. На глазах его блестели слёзы, которые он пытался сдержать.
- Когда папа и мама брали детей из приюта, они ведь не могли знать, что всё так сложится… Почему так происходит, Витольд?
- Дядя Герман говорил: жизнь – это испытание. Сегодня ты радуешься, завтра грустишь, сегодня тебе хорошо, завтра плохо. Жизнь, как дорога, состоит из множества поворотов. Каждый попорот – это что-то новое, и, прежде всего, новое испытание. Люди не знают, что их ждёт за поворотом.
- Наша мать знала.
- Она не такая, как все. Но собственный путь скрыт даже от мудреца. Никто, Хо, в этом не виноват. Так складывается жизнь. И ты никого не вини. От этого хуже только тебе будет.
С другой стороны дома во дворе находилась беседка. В ней сидели куклы в рост человека. Они были очень похожи на живых людей. Такими их делали глаза. Их лица были выстроганы из дерева, отчего они выглядели ещё и задумчивыми.
- Пинк, ты вернулся из очередного путешествия. Расскажи, что ты видел. В твоих глазах то радость, то грусть. Ты выглядишь очень странно. Всем не терпится услышать твою историю. – В одиночку играл с ними Ховей.
- Я видел совсем другой мир. Он нисколько не похож на тот, о котором рассказывали Гилберт и Мэгги. Он даже сильно отличается от того, который описал нам малютка Лайнол, - рассказывала его голосом кукла по имени Пинк.
- Для всех важно сегодня услышать, что скажешь ты, - произнесла кукла Гилберт, старшая и мудрейшая из всех. – До сих пор, рассказывая друг другу наши истории, мы не пришли к единому согласию по поводу того, годится эта планета для жизни кукол или… или нам вновь предстоит отправится в долгие, кажущиеся вечными, странствия, на поиски иных обитаемых миров. Может так статься, что в последний раз мы собрались здесь, и прямо сегодня отправимся в дорогу. А может быть, история розового Пинка ляжет на лучшую чашу весов, и тогда мы примем решение остаться на этой планете и подать сигнал нашей исторической родине, нашим собратьям.
- Может, всё-таки, не стоит судить обо всём по тому, что скажет Пинк? Можно ещё подождать. Будут и другие рассказы. Каким бы ни был рассказ Пинка, время ещё есть, - сказала кукла, молчаливый Стэплтон.
У мальчишки появились на глазах слёзы. Но вдруг он, точно вспомнил что-то важное, приободрился.
- Вы все кое о чём забыли! В тот день, когда мы прибыли сюда, мы потеряли Кольценогого! И до тех пор, пока мы его не отыщем, не может быть и речи об уходе! – Категорично заявила кукла Сьюзи.
- Кольценогий, возможно, мёртв, а мы этого никогда не узнаем, - возразила кукла Мэгги.
- Почему ты на этот раз решила, что он мёртв? Кажется, никому из нас ещё ничто не угрожало, - не согласна была с ней Сьюзи.
- Потому что на земле он принял облик инвалида. Он хотел увидеть не обычные, а особые миры, в которых живут люди тяжелобольные, люди-инвалиды.
- Это не значит, что его должна была постигнуть смерть!
- Не значит. Но мы не можем ждать его вечно, - сказала Мэгги.
- Скорее, мы не можем уйти без него, не убедившись в том, что он умер! – не собиралась отступать Сьюзи.
- Время у нас ещё есть, но его мало, - изрёк Гилберт. – Пока мы подождём.
- А почему вы каждый раз говорите о времени, что у нас его мало? – спросил Лайнол. – По-моему, не так! У нас его предостаточно!
- Просто ты ещё пока мал, Лайнол. Когда вырастешь, поймёшь, что время для всех идёт по-разному. Даже для каждого из нас. А между нами и людьми разница в ощущении времени просто огромная! Человеческий год равен нашему часу. Мы провели на Земле около девяти суток – это значит, мы провели на ней по меркам людей более двухсот лет. Мы говорим, что времени у нас нет потому… - сделал паузу Гилберт, во время которой Хо в задумчивости, не свойственной его возрасту, обошёл беседку, - потому, что однажды на самом деле его может нам не хватить. Если большинство наших историй о земном мире окажутся на отрицательной стороне весов, то это значит…
- Позволь мне закончить, Гилберт, - захотелось выразить эту мысль Пинку. – Это значит, что изучаемому нами миру угрожает опасность. Он может… он может погибнуть, а мы поздно узнаем об этом.
- Что же произойдёт с нами, если мир погибнет?! – взволнованно спросил Лайнол.
- Возможно, мы погибнем вместе с ним. Но даже если погибель обойдёт нас стороной, Лайнол, - отвечал ему Гилберт, - даже если все мы останемся живы и здоровы, у нас не будет энергии, чтобы покинуть эту планету. Энергию даёт жизнь. Всё живое излучает её. А если ничего живого на планете не останется, то и энергию на ней нам негде будет взять.
Прошу ещё подумать. Можете, если хотите, разойтись по своим мирам. Историю Пинка предлагаю оставить на следующий раз.
Хо едет на велосипеде по полю. Останавливается возле заброшенных фермерских построек. Кладёт велосипед на землю. Не спеша идёт вдоль них, заглядывает в разбитые окна. Заходит внутрь пустого помещения. Ему чудится, что в нём обитает некий призрак жизни. Он любит приезжать сюда. Здесь почти никогда никого нет. Находясь в безлюдных местах, сознаёшь, что даже, если случится беда, которая не обойдёт тебя стороной, то, по крайней мере, оно, одиночество, никуда от тебя не денется. Иногда оно уныло, и хочется избежать его, а иногда, наоборот, хочется в нём побыть. Хотя, если всё же случится беда, то, оно… станет огромным, станет страшным, - от него уже никуда нельзя будет уйти…
- Привет, - услышал он девичий голос, на мгновение объявший пустое помещение.
Он обернулся.
- Привет…
- Как тебя зовут?
Она, примерно, его возраста. У неё длинные и вьющиеся светлые волосы. Худощавое телосложение. Красивое и интересное лицо и глаза. Внезапно в сердце проникает чувство, которого он не знал раньше. Оно и побуждает его к чему-то и одновременно вызывает в нём волнение, беспокойство. Ведь когда в тебе переплетается так много разных ощущений, можно не разобраться, как правильно себя вести. И вместо того, чтобы получать удовольствие от этой полноты, которую не так уж и часто дарует жизнь, произносишь какую-нибудь глупость, а, если тебя вдруг занесёт, то целую кучу глупостей, или, наоборот, молчишь, как истукан, не находя слов, в общем, можешь растеряться и в результате не почувствовать ничего, только внутреннюю опустошённость. С Хо это случалось уже не раз. И это, казалось ему, будет повторяться, ведь пока что он может только мечтать о том, что когда-нибудь его мысли и ощущения начнут выстраиваться в нужном порядке и перестанут заводить его в тупик.
- Меня зовут Хо. – И вдруг даже собственное имя показалось ему глупым. – То есть Ховей…
- Никогда не слышала такого имени.
Девочка остановилась в двух шагах от него.
- Никто не слышал. Потому что его не существует.
- Тебя назвали несуществующим именем? – спросила, улыбаясь, она.
- Да, но…
- В этом есть и свои плюсы, - попыталась она продолжить мысль Хо и тем самым поддержать его. – А меня зовут Мари. Будем знакомы?
- Будем… А откуда ты? Я тебя раньше не видел.
- Мы только два дня назад приехали сюда.
- Вы приехали надолго?
- Может быть, навсегда…
- А где ты живёшь?
- Мы остановились у брата моего отца. Мы будем жить у него, пока отец не построит дом.
- Понятно.
- А чем ты здесь занимаешься? – спросила Мари.
- Играю…
- Интересно… Во что здесь можно играть?.. – удивление на её лице смешалось с непониманием.
- Я играю по-своему, в воображение…
- В воображение? Как это?
- Придумываю историю. И представляю, что она здесь происходит…
- Наверное, у тебя богатое воображение, - предположила Мари.
- Не знаю.
- А что это за воображаемая история?
До сих пор об этом спрашивали только родители и старший брат. Как же ответить, когда история эта длиться так долго, а Мари нужно дать простой и краткий ответ?
- Не знаю, как тебе сказать… Понимаешь, я сочиняю её очень давно…
- Давно? Сколько ж тебе лет?
- Тринадцать. Скоро будет четырнадцать.
- И как давно ты тогда её сочиняешь? – с улыбкой спросила Мари.
- Кажется, с одиннадцати лет.
- А! Я уж подумала, с пяти. – и рассмеялась. А потом сказала: - Три года – разве это давно? Хотя… может, ты и прав… Ну, тогда хотя бы скажи, о чём она?
Про себя Хо порадовался, что у него складывается общение с Мари. Ведь и вправду, он может просто рассказать, о чём его история, не вдаваясь в подробности.
- Ну, хорошо… тогда слушай. Вообще-то, её сочинял не только я. Что-то придумывал мой брат. А кое-что моя мама.
- Выходит, вы сочиняли её всей семьёй… - как-то задумчиво произнесла она. – Это здорово!..
- Да, иногда. Я решил тебе сразу об этом сказать, а то ты подумаешь, что я слишком умный. – Хо было приятно в этом признаться.
- За много световых лет от Земли, - начал он, заметно волнуясь, - на другом конце нашей галактики, находится безымянная планета, на которой тоже есть жизнь. Эти две планеты, наша и та похожи друг на друга. Но между ними есть два основных отличия: на безымянной планете нет людей, и она очень беспокойна. Мир безымянной планеты ждал появления человека, надеялся и ждал на протяжении многих веков, что он вот-вот произойдёт от того или иного животного, но так и не дождался…
- Почему?
- Потому что этот мир очень неспокоен. Всевозможные стихийные бедствия происходят в нём изо дня в день. Наша планета – просто рай по сравнению с ним. И именно поэтому человеку суждено было появиться здесь, а не там.
- А почему он ждал человека? Откуда он о нём узнал?
- Откуда узнал, не знаю, не думал… А ждал его потому, что хотел быть видимым его глазами, познаваемым его разумом. Так ведь и наша Земля когда-то ждала прихода человека…
- А почему ты этой другой планете не придумал имени?
- Я и не собирался придумывать. Ведь названия всему дают люди, а на ней нет людей. Кто бы мог назвать её? Вот поэтому она и без имени.
- Логично. Но зачем ты сочинил безымянную планету, на которой нет людей?
- Как тебе объяснить… понимаешь, эти планеты, они как родные сёстры, хотя и ничего не знают друг о друге. Одна из них приняла на себя удары стихий, столкновения с различными космическими телами – во имя спокойствия и рождения человечества на другой. Это звучит так, словно одна из них обделена, а другая, наоборот, всем одарена. Но это не так. На самом деле, обе они являются родителями человечества. Только подумай, если бы безымянной планеты не существовало, разве Земля была бы таким тихим местом, пригодным для нашей формы жизни? В это как-то с трудом верится. Ведь ни на одной из известных нам планет нет и в помине таких условий как на Земле. Это настоящее чудо, что мы живём в этом мире. Так говорят люди учёные.
- Допустим. А в твоей истории что, только планеты?..
- Нет, конечно, нет. Это как бы… это как бы только предыстория. Просто я стал рассказывать тебе по порядку, с самого начала. – Хо заволновался ещё больше – похоже, Мари может не оценить его рассказ…
- А-а. Честно признаюсь тебе, космос меня до сих пор как-то не интересовал, скорее, он меня… немного пугал. И сейчас, когда ты рассказываешь, пугает…
«Вот и всё, - подумал Хо, - ей не очень-то интересно и даже страшно… Я хотел ей рассказать вкратце, а сам зачем-то начал с предыстории, которая мало кому может понравиться».
- Но всё-таки хочется узнать, что было дальше.
- Дальше… Разумная форма жизни на ней всё-таки должна была появиться, хоть и не такая, как наша… Она не должна была бояться природных катаклизмов, будь то землетрясения или наводнения, или холода. И поэтому произошла не от обезьян, а от деревьев.
- От деревьев?!
- Человек на безымянной планете – растительного, а не животного происхождения. Его тело – это дерево. Его мысли – это образы, которые он никогда не выражает словами, ведь деревья не могут издавать таких звуков. А быть во власти бушующей стихии, для них то же самое, что для нас находиться в движении.
- В общем, у них всё по-другому?..
- Да, всё не так, как у нас. Наш мир кажется им нединамичным, хотя люди гораздо подвижней деревьев. – Хо непроизвольно улыбнулся. Он совсем не ожидал, что его разговор с незнакомой девушкой может стать непринуждённым, лёгким… но, похоже, это начинало происходить. – Просто, для нас динамика – это когда мы сами её создаём, а для них – это когда её создаёт природа.
- А эти деревья общаются друг с другом?
- Они передают друг другу свои мысли-образы.
- А семьи они заводят, как мы?
- Нет. Они не создают ни общества, ни семьи. Они – не мы, Мари, у них всё по-другому.
- Но ведь тогда… что тогда можно придумать о существах, у которых всё по-другому?.. Наверно, можно придумать только то, что нам самим будет непонятно…
- Мои истории не о том, что с ними происходит на безымянной планете. Они о том, что с ними происходит здесь, на Земле.
Несколько древесных людей в процессе обмена мыслями постигли тайну накопления и использования энергии, - говорил он отработанными фразами. – Им удалось накопить и использовать её, чтобы отправиться в космическое странствие. И так однажды они попали на нашу планету. Во многих фантастических историях рассказывается про инопланетян, которые прилетели на Землю с целью колонизировать её. Древесные люди к их числу не относятся. Они прилетели для того, чтобы изучать наш мир, погружаться в человеческие переживания и, возможно, со временем окончательно принять нашу человеческую форму и остаться жить среди нас. Но прежде, чем это сделать, они должны удостовериться, что Земля – это надёжный остров в океане Вселенной, что разумной форме жизни на ней ничто не угрожает, а самое главное, что сама эта форма не угрожает себе.
Мари взглянула на него. В её глазах был интерес и как будто… как будто сожаление, или, может быть, просто усталость…
- Мари, - осмелился он, - может, мне не продолжать свой рассказ?.. Ты выглядишь…
- Какой?
- Ну… как будто уставшей…
Она улыбнулась, и улыбка её действительно выдала усталость.
- Мне нравится твой рассказ, хотя я и не совсем понимаю его, но да, давай ты продолжишь его в другой раз, ладно? – и чтобы подбодрить его, добавила: - обязательно расскажешь мне его в другой раз!
Хо и Мари вместе едут на велосипедах по деревне.
- Куда дальше поедем? – спрашивает Мари.
- Хочешь, можем поехать к озеру. Я покажу тебе места…
- Нет, к озеру давай не поедем. Скоро может снова пойти дождь…
- Дождь… может быть, тогда отправимся ко мне? Во дворе у нас есть беседка, где можно сидеть и во время дождя. Заодно я покажу тебе древесных людей…
- А твои родители не будут против?
- Не будут, - задумчиво ответил Хо.
- Ну, тогда поехали, - сказала Мари и посмотрела на часы, - только я к тебе заеду ненадолго, ладно? А то меня ждут дома.
В Мари не вспыхнул энтузиазм, когда он упомянул древесных людей. Возможно, её просто не заинтересовала его история, или, возможно, она про неё забыла. Но Хо не подумал о том, почему Мари показалась ему грустной, почему в её голосе прозвучал холодок безразличия.
- А где находится твой дом?
- Он в конце деревни, на отшибе, почти возле самой реки.
- Значит, тот крайний дом на возвышенности – это твой дом?!
- Не мой, а наш, - поправил он её, заметив, что настроение у Мари резко изменилось.
- Хо…
- Да?
- А кто твои родители?
Хо невольно снизил скорость.
- У нас осталась только мать…
- А отец?..
- Отец умер… три месяца назад.
- Как… почему он умер?
- Он работал водителем… и из последнего рейса не вернулся. Попал в аварию по дороге домой.
- Давай остановимся и пройдём пешком, ладно? – предложила Мари.
- Он должен был вот-вот приехать, потому что позвонил и сказал, чтобы мы ждали его к обеду. Но он не приехал…
Они долго шли, молча: катя по неровной деревенской дороге велосипеды, огибая лужи, слушая, как шуршит под колёсами влажный песок, как вдалеке гремит гром надвигающейся грозы.
- После того мать заболела. И её болезнь не проходит…
Чтобы отвести от себя мрачные мысли, Хо спросил:
- А кто твои родители?
- Мама… мама нигде не работает, занимается по дому. А отец священник… У меня есть ещё старший брат – он поёт в церковном хоре и неплохой музыкант.
- У меня тоже есть старший брат, - с воодушевлением сказал Хо.
- Да, я знаю. Ты говорил об этом в прошлый раз.
- Сейчас я думаю, если бы у меня его не было… я был бы самым одиноким существом в мире.
- Наверное, я думаю про себя так же, как и ты…
- Это почему? У тебя же живые и здоровые отец и мать…
Мари молчала. Хо понял, что она не хочет говорить об этом.
- Знаешь, у меня очень милый брат, - сказала она через какое-то время, - несмотря на то, что он поёт в церковном хоре и у него всегда мало времени, как и у моего отца. Иногда мне хочется, чтобы мы с ним остались одни и отправились, куда глаза глядят…
- Что ты, Мари, а как же родители?! Если бы мой отец был жив, а мать здорова, то я был бы счастливым человеком. А потом бы наши младшие сёстры и брат подросли. Забот бы стало намного меньше. Мы были бы большой дружной семьёй!
- У тебя есть ещё сёстры и брат?!
- Давай подъедем, а то уже начинает моросить дождь, - сказал Хо.
Хо запрыгнул на велосипед, а нога Мари соскользнула с педали. Она ушиблась и упала вместе с велосипедом. Хо бросился ей на помощь.
- Мари, Мари, с тобой всё в порядке?!
- Да, кажется, я ничего не сломала… только поцарапалась.
- Ехать сможешь?
- Смогу.
- Сейчас приедем ко мне, и я найду тебе другую одежду.
Они добрались до дома как раз тогда, когда начался ливень. Оставили велосипеды и взбежали на крыльцо под навес.
- Пойдём в дом?
- Подожди, я ещё пока не готова, - с отдышкой произнесла Мари. – Ты говорил, у тебя там младшие сёстры и братья…
- Брат.
- Мы им не помешаем?
- Нет, что ты. Они будут рады моему возвращению, и тебе наверняка обрадуются.
- А кто за ними смотрит, если твоя мать больна?
- Мы с братом. Сегодня его очередь.
- Значит, он тоже в доме?
- Должен быть, если только он не уложил всех спать и не вышел куда-нибудь…
- Они что, совсем маленькие?
- Да. Яне и Фриде чуть больше двух, а Дэну недавно только исполнился год.
- Ничего себе… как не вовремя заболела ваша мать…
Её слова вернули Хо мрачные мысли. Он опустил голову и, не поднимая её, произнёс:
- Наверное, Яны, Фриды и Дэна скоро не будет с нами…
Мари, не понимая, о чём он говорит, вопросительно смотрела на него.
- Их вернут в приют, из которого мама с папой их взяли. Врач говорит… я слышал, как он говорил… я видел его лицо, когда он сидел возле матери. Его лицо… было красноречивее его слов. Она не поправится… Брат говорит, врач не совсем понимает, что с ней, но чувствует: она не поправится…
И тут Мари обняла Хо как родного.
- Я очень хочу, чтобы с твоей мамой было всё в порядке. Может быть, она ещё поправится.
- Я тоже хотел бы в это верить.
- Как… так это и есть они, твои люди-деревья?!
- Можешь, называть их просто куклами, если хочешь. Они не обидятся.
Мари в изумлении обходит беседку, поочерёдно рассматривая сидящих в ней кукол.
- И ты сам их сделал?!
- Если бы! Мне помогали отец и брат, то есть наоборот, это я им помогал. Самое трудное было – это сделать головы, вырезать лица. Всё остальное – не очень сложный каркас, увешанный одеждами.
- У этих людей-кукол, наверное, есть имена?
- У этих есть…
И тут они увидели приближающегося к ним мужчину. Вид у него был строгий, под стать директору школы, в которой учился Хо. Но шёл он медленно, держа руки за спиной, как будто прогуливался. Подойдя к беседке, он молча смерил взглядом Хо, затем ненадолго перевёл взгляд на Мари; и снова задержал его на молодом человеке…
- Как тебя зовут? – спросил он как-то коротко, по-прежнему держа руки за спиной.
- Фаддей, - произнёс Хо.
- Ты живёшь в этом доме?
- Да.
- Мм, а я отец Мари. Э…
- Пап, почему ты здесь? – немного стеснённо произнесла Мари.
- Ну, я…- повёл он головой, - меня привели сюда дела. – И пожал плечами. – Между прочим, я как раз хотел спросить об этом у тебя…
- Потому что… - начала она сконфуженно. Но закончила ответ чётко: - потому что Хо – мой друг, и он пригласил меня в гости.
- Кто такой Хо, не совсем понимаю?.. Кажется, парень сказал, что его зовут Фаддей?
Не понимала и Мари, и поэтому тоже смотрела на Хо, ожидая от него разъяснения.
- Фаддей – это моё настоящее имя, а Хо – вымышленное. Обычно так меня называет только мама и брат, - словно отвечая на уроке, говорил юноша. – Записан я как Фаддей.
- И тебя крестили как Фаддея?
- Нет. Я не был крещён.
- Почему же, гм, почему же твои родители не окрестили тебя?.. Ну, да ладно, можешь не отвечать. А это… кто у нас тут в беседке?
В первый момент Хо не хотелось ничего говорить, но он подумал о том, что перед ним ведь не посторонний мужчина, а отец Мари.
- Это мои… куклы. Это наша совместная, семейная работа.
- И что же это за куклы такие?..
Хо не мог понять, о чём говорил взгляд отца Мари, когда он смотрел на древесных людей. Но этот взгляд его как-то настораживал. Казалось, он не рассматривал, а смотрел на них, думая о чём-то своём. Правда, потом принялся рассматривать…
- Можно мне до них дотронуться? – спросил он.
- Можно, конечно. Они ведь не живые.
Мари улыбнулась – словно для того, чтобы Хо, взглянувший на неё, зарядился её улыбкой. Он не заметил, что она, пока отец её занят куклами, а он разговором с отцом, продолжает неотрывно смотреть на него, и на её лице уже нет и следа этой улыбки.
- Ты просто настоящий резчик по дереву!
- Не я. А мой отец. И ещё брат умеет неплохо вырезать. Гилберта, то есть вот эту куклу, на которую вы смотрите… её лицо вырезал мой брат.
- Как, ты сказал, его зовут?
- Гилберт.
- А почему Гилберт?
- Потому что… - Хо пожал плечами, - мы его так назвали. Просто так…
- Понятно. А этого как зовут?
- Это она. Её зовут Мэгги. Хотите я вам сразу всех назову?
Но отец Мари то ли не услышал, то ли проигнорировал предложение Хо.
- Ладно. Играйте. Мари, попрошу тебя не задерживаться.
Мари в ответ кивнула головой.
Сложив руки за спиной и пригнувшись, на всякий случай, чтобы не задеть головой балку, её отец вышел из беседки, и сразу же направился к калитке. По дороге несколько раз окинул взглядом дом, растущие во дворе деревья, оглянулся. Мари смотрела ему вслед с непередаваемым чувством…
- Ну как тебе мой папа? – спросила она, когда её отец вышел за калитку.
Хо пожал плечами.
- Не знаю. Отец как отец…
- Вот именно…
- Что ты имеешь в виду?
- Он даже не удивился… - проронила Мари.
- Не совсем тебя понимаю…
- Ведь эти люди – деревья, они… удивительны! Вы делали их всей семьёй. Это же чудесно! Понимаешь, Хо… а он даже не удивился…
- Мари, он ведь взрослый человек. Взрослые люди, в основном, не придают значения куклам. К тому же, он не знает их истории. Возможно, если бы я что-то рассказал ему о них, он бы отнёсся с интересом.
- Нет, всё не так.
Мари вошла в беседку и села напротив кукол. Хо не стал ничего говорить. Они долгое время молчали.
- Иногда я чувствую себя никому ненужной, заброшенной, как старая кукла…
- Что ты, Мари!..
Хо сел рядом с ней и осторожно обнял её.
- Мне кажется, что я как неживая…
- Ты живая! Ты самая живая!
- Если бы ты знал мою семью, ты бы это понял. Я только и слышу о том, как умирают люди. Мой отец – священник, и он ходит их отпевать. Изо дня в день я слышу молитвы, и сама должна произносить их… изо дня в день… обязана соблюдать правила, изо дня в день мать и отец заняты своими делами… У них никогда не бывает свободного времени, вообще никогда! У отца есть друзья, к которым мы ходим в гости, и которые ходят в гости к нам. У этих друзей есть дети. И мои родители хотят, чтобы мы дружили. Но я не хочу дружить с этими детьми, просто не хочу, и не хочу я ходить ни в какие гости! Порой меня тошнит от них. И я хочу дружить с теми, кого сама выберу.
- Мари…
- Эти иконы на стенах… они нагоняют тоску. Мы должны быть смеренными, покланяться богу. Жизнь – вовсе не жизнь, а какое-то приготовление к смерти. Порой мне чудится, что я чувствую её запах, запах мёртвых людей, который отец приносит в дом. Я хочу сбежать. Но не знаю, хватит ли у меня сил на это. Я не уверена…
- Мари…
Хо крепче обнял её. И в это время послышались один за другим раскаты грома.
- Сегодня тоже будет гроза… - произнёс он, пытаясь как-то отвлечь Мари от её мыслей.
Мари замолчала. А Хо не знал, что ещё можно сказать.
- Порой я думаю, что всё это, может быть, из-за меня… Вокруг все говорят: я такая замечательная дочь, просто пример для подражания. Мне хочется сказать, что это не правда, что вы ничего обо мне не знаете. Но… выходит, что я и сама не знаю, какая я. Знаю только, что во мне есть то, о чём эти люди даже не догадываются. Они ругают своих детей, ставя им в пример меня, а на самом деле… мне бы иногда хотелось быть похожей на них. Жить не по правилам, забыть про молитвы и про бога… А потом за эти желания я сама же себя и казню… Так что всё это, может быть, из-за меня… и родители мои тут вовсе не причём.
Гроза, между тем, не торопилась приблизиться. И пока молнии продолжали сверкать в стороне, вокруг дома Хо царило удивительное затишье.
- Нет, дело не в тебе, - решительно сказал он.
- Поцелуй меня, - произнесла вдруг полушёпотом Мари.
- Я… могу тебя поцеловать?..
- Просто поцелуй меня.
Она повернулась и посмотрела ему в глаза. От её откровенного взгляда Хо лишился дара речи, ощутил лёгкое головокружение. Пребывая в полном безрассудстве, он поцеловал Мари.
Хо сидит у постели больной матери.
Его мать молода – ей нет ещё и сорока лет – и красива; но очень бледна и худа. В последние дни из-за слабости она почти не встаёт с кровати. Если же встаёт, то идти ей обычно помогает кто-то из сыновей. Один из них обязательно находится возле неё.
Больше всего Хо напоминали об их семейном прошлом её руки, которые держали его маленького, обнимали, ласкали все эти годы, глаза, по которым он часто понимал без слов её мысли, благозвучный голос, которым она рассказывала истории, читала малышам сказки. Сейчас эти руки часами покоятся на сером лоскутном одеяле; взгляд её – мутный и рассеянный; а голос – всегда тихий.
Порой мать злилась, и нередко им тоже от неё доставалось. Но кто бы мог подумать, что когда-нибудь этой злости, этого её темперамента сыновьям будет не хватать.
К ним подходит её старший сын. Он подходит молча, обнимает брата.
- Карвит, Ховей, дети, хочу вам что-то сказать, - молвит при виде его мать. – Однажды… что-то около двух лет назад, мне приснился сон… в котором были вы. Только вы были совсем взрослыми, как мы с папой. И в этом сне я видела только вас, только вас двоих. Чем бы вы не занимались, вы всегда были одни, словно… словно других людей вокруг не существовало. Это был такой… отчётливый сон, который сказал, что вы, ваша будущая жизнь будет одинокой. Мы с отцом постарались что-то сделать для того, чтобы этого не произошло. И мы… старались не только ради вас… но и для себя тоже. Тогда мы собрались все вместе и решили… приняли очень важное решение: увеличить нашу семью. Мы взяли из приюта детей, чтобы воспитывать их, как собственных. Но, видно… судьбу нам не изменить.
Когда-то я видела, а потом и предчувствовала смерть отца, но была так наивна, какой мне всегда нравилось быть… и поверила, что этого не случится.
Когда я умру, вам лучше продать этот дом…
- Мам, мы ни за что его не продадим!
- Хо… - сдерживал его брат. – Мама, мы подумаем над этим…
- Кажется, я растеряла свой дар… или, может, это болезнь отняла у меня его. Я давно уже ничего не вижу и не чувствую, как будто свет затянулся пеленой…
Ко мне несколько раз приходил священник… Он говорил, что некоторых людей за страдания, за благие дела бог одаривает чудесными способностями, но… этим он и проверяет их… А значит, господь может по своему усмотрению однажды забрать то, что дал… Он хотел мне сказать, что причина в том, что я не принимаю его сына Христа как своего спасителя, не хожу в церковь, не произношу молитвы, не окрестила своих детей. Потом он дал мне Библию, говоря о том, что никогда не поздно обратиться к господу… Он выглядел таким… сострадающим, набожным… может быть, от того, что боялся вызвать во мне не те чувства… я ответила ему, что подумаю над его словами… Один раз он взял меня за руку… и я поняла, что… в его семье тоже кто-то болен…
- Если ты это поняла, мама, то тогда твой дар никуда не делся… Просто это всё болезнь… - сказал Карвит.
- Эта книга, она лежит на тумбочке… я её так ни разу и не открыла…
- Хочешь, я отнесу её в книжный шкаф? – предложил он.
- Пусть лежит здесь. Она никому не мешает.
Вит, подай мне попить.
Старший сын протянул матери стакан с водой. Она сделала из него всего один глоток и отдала.
- Спасибо.
Может быть, я и вправду виновата… в том, что не окрестила вас и во всём остальном… только этого не чувствую…
- Ты ни в чём не виновата, мам! – больше про себя, нежели вслух возмутился Хо.
- Брат, не злись… Что толку злиться?! – понимая его внутреннее состояние, сказал Вит.
- Как ты можешь быть в чём-то виновата?! – не отступал Хо.
- Библия говорит, что все люди виноваты перед господом, на всех лежит грех, - произнесла примиряющим голосом мать.
- Когда кто-то в чём-то виноват, он чувствует это, и ему хочется искупить свою вину. Если этого чувства нет, то и вины никакой тоже нет! – выпалил Хо.
- Хо… - снова сдерживал его брат, на сей раз взглядом давая понять, что матери от его эмоций может стать ещё хуже.
В комнате наступило молчание.
- Брат, - подёргал Хо за плечо Вит, - там Мари! Она, похоже, к тебе идёт…
Карвит стоял как раз напротив окна с видом на дорогу, и увидел, как к калитке подходит Мари.
- Что?..
- Тихо только, мать засыпает. Иди к ней. Я тут побуду.
Хо бесшумно удалился из комнаты. Но, едва выйдя за дверь, он бросился со всех ног навстречу Мари.
- Мари! Мари! – кричал он, не сдерживая больше эмоций.
Но девочка встретила его без энтузиазма.
- Привет, - сухо произнесла она. – Я ненадолго. Родители меня пока надолго не отпускают.
- Мари, ты, наконец, поправилась?!
- Не совсем.
- Прошло целых две недели… Что с тобой случилось?
- Ты спрашиваешь об этом сейчас?.. Я думала… ты придёшь меня проведать.
- Да… - Хо запнулся. – Я хотел прийти, вернее я приходил, только… только твой отец попросил во время болезни тебя не беспокоить.
- И ты сразу сдался… это было всего один раз и ты больше не попытался…
- Я приходил трижды, Мари. Два раза меня встречал и просил уйти твой отец, а в третий раз мать, - она даже не вышла ко мне; увидев меня, она тотчас закрыла дверь.
- Понятно, - произнесла Мари, опустив глаза. – Я должна тебе кое-что сказать, Хо.
- Может быть, тогда ты зайдёшь?..
- Нет. Давай лучше пройдёмся.
Хо вышел к ней. Прогулочным шагом они двинулись по дороге в сторону реки. Неожиданно Мари повернулась к нему и взяла его за руку. От этого сердце Хо забилось в два раза сильнее.
- Прости меня… Просто все эти дни я провела в доме. Это был сущий кошмар. Минуты текли как часы…
- А чем ты была больна? Твой отец сказал, что ты простудилась…
- Глупо было бы держать меня в заточении столько времени, когда на дворе лето, если бы я всего лишь простудилась… Моя болезнь гораздо серьёзнее, и меня даже хотели забрать в больницу.
И только теперь до него донеслись слова матери: «… и я поняла, что… в его семье тоже кто-то болен…».
- Мари… - испуганно произнёс он. А затем призвал на помощь здравый смысл: - Но чем таким можно заболеть в пятнадцать лет?..
- Люди заболевают в любом возрасте. Я видела, как врач разговаривал с моими родителями. И хотя я не слышала, о чём они говорили, их можно было понять и без слов.
- Почему? – задал Хо вопрос в пустоту.
Мари смотрела на него со смешанным чувством. Сейчас её взгляд, её сердце были живыми и отзывчивыми, как в те первые и счастливые летние дни, с которыми Хо мысленно не расставался.
- Мари, я так рад, что ты пришла… мне даже не вериться, что всё это наяву, - вдруг, глядя на неё, он стал произносить слова признания. – Мне кажется, что я люблю тебя. – и продолжил сквозь слёзы: - И, если с тобой что-нибудь случится, я, наверное, не выдержу, сойду с ума…
Мари тут же спрятала глаза. Какое-то время они шли, молча и глядя в разные стороны, но продолжали при этом держаться за руки.
- Хо, я должна тебе ещё что-то сказать. Моим родителям, особенно отцу, не нравится, что мы встречаемся… Хотя об этом они говорят только между собой.
- Я это знаю… Но почему?! Почему он не впустил меня в дом?! Чем я ему так не понравился?!
- Я слышала, как они обсуждали вашу семью. Брат отца называл вашу маму ведьмой, а про вас он сказал, что вы странные мальчишки, которые почти ни с кем не общаются…
- Наша мама – ясновидящая, и она сделала много добра людям!
- Я верю тебе, Хо. Вот поэтому я иногда и ненавижу свою семью. Кроме, конечно, брата, - его я всегда любила и люблю. Ещё раз: прости меня! Ты был так рад меня видеть, а я налетела на тебя как дура… Мне казалось, я единственная, кто страдает…
- Мари… не извиняйся. Тебе не за что извиняться.
- Я даже не спросила, как у тебя дела, как здоровье твоей мамы, как дела у ваших детей… Я точно скоро сойду с ума в этом доме…
- Знаешь, детей уже нет с нами. Их увезли в приют.
Рассказать о чём-то ещё Хо был не в силах. Он внезапно зарыдал, содрогаясь всем телом. Мари тоже не смогла сдержать слёз.
Братья бредут вдоль берега реки, следуя за плывущими по ней поплавками удочек. Доходят до излучины, где начинается мелководье, и поворачивают обратно. Вернувшись на исходное место, снова забрасывают снасти.
- Сегодня редкий день, когда даже у тебя ничего не клюёт, - говорит Вит. – Может, пойдём домой? Мы уже четыре часа здесь ходим. Сохраним 1 – 0 в твою пользу и пойдём…
Хо взглянул на брата и ничего не ответил.
- Как-то холодно становится, - через какое-то время возобновляет тему Вит. – Может, ну его!..
- Послушай, Хо… - решается он на откровенный разговор, - здесь для нас всё заканчивается… Мы должны принять решение. Ты сейчас будешь злиться на меня, но я тебе скажу: отец Мари предлагает хорошие деньги за дом. За них мы сможем купить небольшую квартиру в городе. Ты знаешь…
- Пусть подавится своим предложением… Почему мы должны куда-то уезжать?! Это наша земля, наш дом! А если ему хочется иметь здесь свой, пусть построит его в другом месте!
- Ты же знаешь, он хочет возвести на нашей земле храм. Что и говорить, это самое идеальное для него место. Другого такого нигде больше нет.
- Мне всё равно, есть или нет и чего он хочет. Это – наша земля и, между прочим, тоже наш храм!
- Что толку упираться… Я всё равно отсюда скоро уеду… Тебе, когда закончишь школу, тоже придётся уехать… Ты же понимаешь, здесь мы не сможем ни учиться, ни работать.
- Ну и что, я потом сюда вернусь.
- Куда ты вернёшься, Хо?! В большой, пустой и обветшавший дом?! И что дальше?..
- Почему ты не хочешь, чтобы эта земля осталась нашей?! Почему?! Почему ты не хочешь вернуться сюда вместе со мной?!
Карвит покачал головой.
- Я не уверен, что захочу вернуться… У меня здесь никого больше нет… И я хочу начать новую жизнь. Хочу пойти учиться, потом найти хорошую работу. Здесь, Хо, меня ничего уже не держит…
- А меня держит…
- Если ты думаешь, что, оставшись здесь, будешь с Мари, то глубоко ошибаешься…
- Отстань, Вит! Думай, что хочешь, а меня оставь!..
- Слезами не поможешь горю. Её отец не допустит, чтобы она была с тобой! Особенно после того, как мать попросила его больше к ней не приходить. Мы для него – безбожники, дети ведьмы!
- Замолчи, слышишь! Замолчи!
Хо бросается на брата и толкает его в грудь. Вит, не удержавшись на ногах, падает.
- И хватит уже меня успокаивать!
- Я тебя не успокаиваю. Просто говорю то, что ты сам должен понимать! И между прочим, если мы всё-таки примем его предложение, у тебя будет возможность видеться с Мари! А станешь совершеннолетним – женишься на ней и увезёшь её с собой в город. Тогда они уже вряд ли смогут этому воспрепятствовать. Вспомни, ведь она не раз тебе говорила, что лучше бы не приезжала сюда, а осталась жить в городе… Так что, ещё раз хорошо подумай. Я сматываю уду и иду домой!
Карвит (Витольд) ушёл, а Хо как стоял, так и остался стоять на пустынном берегу, рассеянно глядя вдаль. Но пробыл он на нём недолго, поскольку холодный ветер усилился; он мигом развеял мысли Хо и вынудил его, одетого в одну рубаху, живо собрать снасть и бежать домой.
- Настало время услышать историю Пинка, - обращался ко всем Гилберт. – На какую чашу весов она ляжет?.. Сейчас мы с вами это узнаем.
- Но у меня нет для вас истории, - говорил Пинк. – Я отлучился, чтобы просто погулять по берегу реки. А когда возвращался обратно, случайно заглянул не в то время. Должно быть, я на миг очутился в будущем…
- Так иногда случается с нами, - пояснял всем Гилберт. – Когда мы часто оказываемся в одном и том же месте, таком, например, как это, то можем ненароком заглянуть в прошлое или будущее. Так происходит потому, что скорость течения нашего времени отличается от скорости течения времени людей.
- Так вот, я увидел это самое место в будущем. Позвольте вас спросить: что вы думаете о нём?
- Что мы думаем?.. Это странный вопрос… - говорила Мэгги. – Сначала здесь было поле. Потом появилась деревня. И прямо возле нас вырос этот дом… Что ещё можно сказать…
- Вот именно… что вы о нём ничего не знаете! Эх вы, собиратели историй… - укоризненно и с чувством досады произнёс Пинк.
- Мы не понимаем тебя, - говорил Гилберт, - что ты хочешь этим сказать?
- Но во всяком случае вы должны что-то знать о тех, кто в нём живёт. Ведь вы много раз видели людей из этого дома…
- Люди слишком быстро живут. Нам не так-то просто вникнуть в их дела, - говорил на это Гилберт. – Да, мы знаем, кто они. Это семья, в которой сначала умер отец. Потом… у них были маленькие дети, которых забрали потому, что по причине болезни матери за ними некому было смотреть. Затем умерла мать. Остались двое сыновей… Правда, это очень необычная история… Пинк прав. И она происходит прямо здесь…
- Пройдёт каких-нибудь час или два и этого дома здесь больше не будет. Его снесут и построят новый. А вон там, где сейчас огород, возведут церковь. Я видел, как люди из этой и соседних деревень толпой тянулись к ней. Стоял солнечный день; звонили колокола…
- Пинк, что всё это значит? – спросил молчаливый Стэплтон.
- Вот и я… хотел бы это знать. Другой истории у меня для вас нет.
- Что скажешь, Гилберт, на какую чашу ложится эта история?..
Хо ушёл, оставив вопрос без ответа.
Однако он вскоре вернулся… вернулся с грузовой тележкой. Одну за другой он вынес из беседки и погрузил на тележку всех кукол. С трудом протиснувшись через калитку, двинулся с ними в сторону речки. На спуске колёса забились, запрыгали по неровной дороге. От этого молчаливый Стэплтон и Сьюзи потихоньку сползли на землю. Хо остановил тележку и, чтобы она не покатилась, повернул её боком к дороге. Поправил поклажу. После чего тележка вновь шаловливо запрыгала по ямам, загрохотала.
Шум привлёк внимание пастухов, пожилого мужчины и его внука. До сего момента мужчина сидел в высокой траве, но, поняв, что видит нечто не совсем обычное, встал, чтобы лучше всё разглядеть.
На протяжении всего пути Хо периодически смахивал с лица слёзы. И время от времени останавливался для того, чтобы поднять или поправить неизменно съезжающих при движении Стэплтона и Сьюзи. Мысленно он продолжал разговор кукол, начатый в беседке: «Мы уходим. Пришла наша пора. Гилберт ничего не объясняет. А если Кольценогий всё-таки жив, если он вернётся?.. Он никого здесь уже не застанет… И что будет с ним? Ничего. Если уж он выжил, с ним ничего плохого больше не случится… И он всё поймёт… Он будет знать, что делать. Накопит энергию и последует за нами. Если он и вправду жив, то возможно и то, что однажды в великом странствии мы с ним встретимся. Может быть, если это произойдёт, мы ещё вернёмся на эту планету… Когда? В далёком будущем, если, конечно… Если что?.. Если до того времени она выдержит присутствие человека».
Хо довёз тележку до берега реки. Сгрузил кукол, и без раздумий принялся скручивать им головы. Обезглавленные тела сложил обратно на тележку. А головы собрал и все разом бросил в воду. После чего пошёл по берегу вслед за ними.
Шёл Хо долго – до тех пор, пока не выбился из сил. «Плывите… - мысленно сказал он им напоследок, - плывите к океану! Летите в бескрайний космос! Здесь вам делать больше нечего. Прощайте» И вслух повторил:
- Прощайте.
Хо идёт по деревенской дороге в нарядном костюме с букетом цветов. Он долго мечтал о дне, когда закончит учёбу и отправиться на родину, к Мари. И вот этот день наступил. Несколько дней назад он получил от неё письмо. Она написала, что заболела. Но, даже если Мари до сих пор не поправилась, он её всё равно увидит. Ведь отец Мари не должен теперь возражать против их свиданий, - его мечта осуществилась: он стал обладателем большого участка земли, да, к тому же, в таком живописном месте деревни.
Он подошёл к её дому, вернее, к дому родного брата её отца. Но так сразу калитку открыть не решился – уж слишком велико было волнение. Это чувство граничило в нём со страхом, и в большей степени было связано с отцом Мари и другими, неизвестными ему людьми, живущими в этом доме. Хотелось бы, чтобы её отца не было дома. И никого не было, кроме Мари. Пытаясь избавится от этого чувства, Хо сказал себе, что не важно, кто в нём будет, и что он вообще не должен бояться этих людей. С этой мыслью он распахнул калитку и вошёл во двор. Но не успел сделать и нескольких шагов, как из дому вышел отец Мари. На мгновение оба застыли при виде друг друга.
- Здравствуйте, - произнёс Хо, и продолжил было идти…
- Мари мертва, - только и сказал её отец, после чего всё его тело содрогнулось от плача.
Услышав это, Хо развернулся и побежал. Он выскочил со двора, едва не сломав при этом калитку, и дальше побежал изо всех сил. Казалось, он собирался бежать вечность, чтобы никакие силы и никакие чувства его никогда не настигли.
С одним единственным цветком Хо домчался до заброшенной фермы. Он остановился и стал кричать, звать Мари. Ему живо представилось, что она явилась на его зов. Ведь его любовь к ней была так сильна, что могла вызвать её из другого мира.
- Мари, Мари, где ты?! – продолжал он ходить и звать.
Затем его внимание привлёк большой осколок стекла, лежащий в траве. Хо нагнулся за ним, а на его место положил последний цветок.
«Вот и всё завершилось, Хо, - говорил он про себя, - наша с тобой история подошла к концу. Знаю, ты верил, что всё в твоей жизни наладится. Что ты будешь с Мари; получишь хорошее образование, и, как и мечтал, устроишься работать фоторепортёром; что у вас будет семья и что в вашей семье, возможно, будут Фрида, Яна и Дэн. Сегодня ты шёл к своей цели. Оставалось лишь, чтобы этот букет цветов взяла из твоих рук Мари. Но этот шаг оказался шагом в пропасть, которая, наверное, давно уже появилась и ждала тебя. Она ждала тебя, пока ты продолжал верить…
Это не самоубийство. Это выход по ту сторону одиночества, - на этой стороне оно стало слишком большим… Возможно, там я встречу Мари. Может быть, она уже ждёт меня. Мы говорим, что смерть страшна, но… но ведь может быть всё как раз наоборот: это здесь мы скорее мертвы…
Кольценогий не вернулся… Должно быть… он погиб в том мире, где людям приходиться терпеть столько страданий…»
И тут я точно проснулся. И закричал:
- Я не Хо!!! Я не Ховей!!! Я Роберт!!! Роберт Галахен!!!
От этого живая картина превратилась в видение. А видение сразу же стало рассеиваться и удаляться. И уже скорее внутренним взором я увидел бегущего к заброшенной ферме Карвита. До меня ещё успели донестись его слова, едва не переходящие в рыдания:
- Где ты, брат?! Откликнись! Это я, Вит! Брат, братик, где же ты?!
Продолжение следует
(Нити прошлого)
Я шёл обратно к выходу и уже поднялся на несколько ступеней, как вдруг что-то побудило меня оглянуться. Могло ли там что-то измениться? Нет, ничего не изменилось: река времени продолжает бежать, все люди находятся в этой реке, они всецело принадлежат ей…и только один я здесь чужак и бреду вдоль её берега. Должно быть, пришла пора покинуть его… Но в этот самый момент у меня появилось основание думать, что есть ещё одна причина моего попадания в настоящее время и место.
Кому-то из прохожих стало плохо. Держась за сердце, он отошёл к стене, чтобы прислониться к ней. Это был мужчина лет, примерно, пятидесяти – пятидесяти пяти, среднего телосложения, с седыми волосами, которые преломлялись на висках, упираясь в кончики ушей. На помощь ему мгновенно пришли три человека, окружили его, заслонили собой. Что происходило дальше, я не смог за ними разглядеть.
Зато вскоре увидел то, чего не могли увидеть они. Этот же самый мужчина возник за их спинами. Недолго и, судя по всему, без особых эмоций понаблюдав за сценой собственной смерти, он устремился по переходу – в известном только ему направлении. Я, не думая, побежал за ним. Именно побежал, поскольку мне показалось, что этого человека я хорошо знаю. Боясь потерять его из виду, я приблизился к нему почти вплотную. И когда он вдруг растворился в стенах перехода, со мною произошло то же самое.
Призрака мужчины поблизости не было, однако я знал, что иду по его следу. Вокруг стоял густой туман, сквозь который почти ничего не было видно. Ничто не подсказывало, где я и в какую сторону мне следует двигаться. И в то же время я чувствовал, что оказался в этом тумане неслучайно, и что вскоре выйду из него, если буду просто идти прямо.
Чувство не подвело. Через считанные минуты тропинка повела вверх, и густое низинное облако постепенно начало редеть. Когда я взглянул на него со стороны, то был потрясён. Оно имело форму галактики. Не меньше впечатлила и сама местность. Я стоял среди налитых трав и лиственных деревьев под только что пробудившимся и опустившим на землю косы солнцем. «Наверное, это лето, - подумал я, - и оно в самом разгаре!» Простая и изумительная природа, чудесный день! В таких случаях я обычно делал остановку. Устанавливал мольберт, раскладывал кресло… и до вечера, если только не начинал собираться дождь, меня можно было не ждать. Но я ничуть не жалел о том, что на сей раз не имел при себе моих вечных спутников. Прогулка налегке приносит порой даже больше радости.
Гуляя по безлюдным полям, вдали от людей, слыша лишь шорохи трав да пение птиц, можно легко забыть обо всём на свете, в том числе и о том, что ты пришёл из другого мира и что твоя дорога пронизана тайной, живущей вне времени. И я принял решение, которое казалось таким простым, простым и вместе с тем отчаянным: позволить себе об этом забыть.
Тропинка вела туда, где виднелись посёлочного типа домики. Будучи уверенным в том, что иду по родной английской земле, я радовался возвращению домой после долгого утомительного пути. Моё наивное заблуждение, напоминающее детство, а именно детскую забывчивость, расплывчатость внешних ориентиров, было выявлено лишь тогда, когда я приблизился к «своему» дому. То есть, около десяти минут, а, может быть, и больше, я, находясь в сознании, провёл в беспамятстве относительно моего недавнего прошлого. Только что я сравнил это забывание с детской забывчивостью, а принятие схожих черт местности за знакомые черты с расплывчатостью ориентиров в детском сознании, но ведь в подобном заблуждении мы оказываемся довольно часто и во взрослой жизни: когда видим сны.
Это был не наш дом, хоть отдалённо он и походил на него. Его окружал совершенно другой двор, на этом дворе росли другие деревья и кусты и среди них не было наших любимых подсолнухов. Цепочка событий, приведших меня сюда, тотчас же восстановилась. И одновременно до меня донеслись последние слова моего друга: «Главное, помни… помни, кто ты!» «Постараюсь больше не забывать, Вин», - сказал я ему в ответ. Но поймал себя на том, что забывать прошлое, свою настоящую жизнь – здорово! Как будто ты с головой погружаешься в тот мир, который перед тобой, без малейшего беспокойства по поводу чего-то в прошлом или в будущем. Такая жизнь, такое осознание, присутствие только здесь и только сейчас – и есть подлинный рай. Таким образом, понял я, важно, находясь здесь, помнить не свою жизнь, а именно себя, и не зацепиться за новое прошлое или будущее. Вот, что имел в виду Вин. И теперь мне было ясно, что говорил он это не просто так.
Найдя калитку, ведущую во двор дома, я открыл её и очутился по ту сторону забора. Мои ощущения внезапно изменились. Возникло даже чувство настороженности. Дом не был мне знаком, и всё же какие-то отдельные детали, окружавшие его, словно хотели мне о чём-то рассказать. «Кто ты?» - мысленно обратился я к призраку, по следам которого, как мне казалось, шёл. «Почему я должен был увидеть тебя? Не верю, что это была случайность. Прости, что иду за тобой. Не знаю, зачем мне это нужно, но иду. Ты ушёл из жизни так легко и спокойно… может быть, поэтому я хочу знать, кто ты. Наверное, когда мы уходим, нас притягивают те места, которые много для нас значили. Наверное, это твой дом, или такое место, где ты был только однажды и где мечтал оказаться вновь… может быть, в этом доме жила или живёт по сей день твоя семья, а может быть, тебе только грезилось счастье… Кто же ты?»
- Ховей! – услыхал я женский голос. – Помоги брату перенести и разложить стол!
В этот момент я как раз поравнялся с дальним углом дома и увидел высокое крыльцо. Только что на него выходила женщина лет сорока. Сейчас она вернулась в дом по своим делам. А возле крыльца находился парень лет шестнадцати, должно быть, её сын, который, опершись руками о стол, ждал брата. Другой мальчишка, ростом и возрастом на порядок меньше, вышел на зов матери с огорода. Вместе мальчики подняли стол и понесли его в тенистое место под раскидистым дубом.
- Папа уже пришёл? – спросил младший у старшего.
- Нет, - ответил тот. – Знаешь, только что меня напрягает, когда мы садимся обедать на улице?
- Что?
- Когда Яна начинает реветь, что к ней лезут мухи.
- Да, меня тоже. Но знаешь, мне больше нравится обедать на свежем воздухе.
- Мне тоже. Уборки только много. Отец уходит заниматься работой, мать детьми, а нам с тобой разгребать…
Младший брат посмотрел на старшего и серьёзно сказал:
- Не думай об этом.
- Я и не думаю. Но иногда ловишь себя на мысли, что ты каждый день этим занимаешься, одним и тем же.
- Когда об этом не думаешь, сложного в этом ничего нет.
Старший вздохнул, покачал головой и вымолвил:
- Вижу, Хо, ты весь в мать. Готов, как и она, пахать целый день.
Хо поднял глаза на брата в ожидании, что тот скажет что-то ещё.
- Прости, но у меня такого дара нет. Я тебе не в упрёк говорю. Просто мы часто друг друга не понимаем.
- Некоторые люди говорят, что из нас двоих на самом деле старший я. Хочу сказать тебе: это неправда. Правда только в том, что мы с тобой разные, - сказал Хо.
Вся семья в сборе и сидит за столом. Нет только отца.
- Ховей, покорми Фриду…
Мать встаёт и идёт к калитке. Смотрит на дорогу. Волнуется. Кого-то завидела. Кто-то идёт. Но это не её муж. Мужчина подходит и что-то говорит. У матери подкашиваются ноги, она падает. Мужчина успевает забежать за калитку и подхватить её. Старший брат выбегает из-за стола. Младший берёт на руки плачущую девочку и пытается выбраться из-за стола вместе с ней. Вторая девочка тоже начинает плакать. И только малыш, которому нет ещё и годика, ничего не чувствует, ничего не замечает, и продолжает растягивать ложкой кашу по тарелке.
- С той поры, как папа ушёл, всё изменилось, - говорит старший брат младшему, ворочая граблями сено на сенокосе. – С матерью совсем худо. Хочешь, разорви меня за эти слова, но мне кажется, она так долго не продержится.
Занимающийся этой же самой работой младший в ответ молчит.
- Всё бы ещё ничего, если бы не эти социальные работники, которые нас контролируют.
- Нас?! – внезапно начинает разъяряться Хо. – Они не нас, а нашу мать контролируют! И от этого ей только хуже становится!
- Да, то, что они приходят к нам с благими намерениями, вовсе не утешает… а наоборот. Но мы с тобой тут ничего не можем изменить. А пока ещё Фрида, Яна и Дэн с нами, нам остаётся одно: продолжать жить так, как всегда, делать то же, что и всегда.
Хо задумался, глядя вдаль. На глазах его блестели слёзы, которые он пытался сдержать.
- Когда папа и мама брали детей из приюта, они ведь не могли знать, что всё так сложится… Почему так происходит, Витольд?
- Дядя Герман говорил: жизнь – это испытание. Сегодня ты радуешься, завтра грустишь, сегодня тебе хорошо, завтра плохо. Жизнь, как дорога, состоит из множества поворотов. Каждый попорот – это что-то новое, и, прежде всего, новое испытание. Люди не знают, что их ждёт за поворотом.
- Наша мать знала.
- Она не такая, как все. Но собственный путь скрыт даже от мудреца. Никто, Хо, в этом не виноват. Так складывается жизнь. И ты никого не вини. От этого хуже только тебе будет.
С другой стороны дома во дворе находилась беседка. В ней сидели куклы в рост человека. Они были очень похожи на живых людей. Такими их делали глаза. Их лица были выстроганы из дерева, отчего они выглядели ещё и задумчивыми.
- Пинк, ты вернулся из очередного путешествия. Расскажи, что ты видел. В твоих глазах то радость, то грусть. Ты выглядишь очень странно. Всем не терпится услышать твою историю. – В одиночку играл с ними Ховей.
- Я видел совсем другой мир. Он нисколько не похож на тот, о котором рассказывали Гилберт и Мэгги. Он даже сильно отличается от того, который описал нам малютка Лайнол, - рассказывала его голосом кукла по имени Пинк.
- Для всех важно сегодня услышать, что скажешь ты, - произнесла кукла Гилберт, старшая и мудрейшая из всех. – До сих пор, рассказывая друг другу наши истории, мы не пришли к единому согласию по поводу того, годится эта планета для жизни кукол или… или нам вновь предстоит отправится в долгие, кажущиеся вечными, странствия, на поиски иных обитаемых миров. Может так статься, что в последний раз мы собрались здесь, и прямо сегодня отправимся в дорогу. А может быть, история розового Пинка ляжет на лучшую чашу весов, и тогда мы примем решение остаться на этой планете и подать сигнал нашей исторической родине, нашим собратьям.
- Может, всё-таки, не стоит судить обо всём по тому, что скажет Пинк? Можно ещё подождать. Будут и другие рассказы. Каким бы ни был рассказ Пинка, время ещё есть, - сказала кукла, молчаливый Стэплтон.
У мальчишки появились на глазах слёзы. Но вдруг он, точно вспомнил что-то важное, приободрился.
- Вы все кое о чём забыли! В тот день, когда мы прибыли сюда, мы потеряли Кольценогого! И до тех пор, пока мы его не отыщем, не может быть и речи об уходе! – Категорично заявила кукла Сьюзи.
- Кольценогий, возможно, мёртв, а мы этого никогда не узнаем, - возразила кукла Мэгги.
- Почему ты на этот раз решила, что он мёртв? Кажется, никому из нас ещё ничто не угрожало, - не согласна была с ней Сьюзи.
- Потому что на земле он принял облик инвалида. Он хотел увидеть не обычные, а особые миры, в которых живут люди тяжелобольные, люди-инвалиды.
- Это не значит, что его должна была постигнуть смерть!
- Не значит. Но мы не можем ждать его вечно, - сказала Мэгги.
- Скорее, мы не можем уйти без него, не убедившись в том, что он умер! – не собиралась отступать Сьюзи.
- Время у нас ещё есть, но его мало, - изрёк Гилберт. – Пока мы подождём.
- А почему вы каждый раз говорите о времени, что у нас его мало? – спросил Лайнол. – По-моему, не так! У нас его предостаточно!
- Просто ты ещё пока мал, Лайнол. Когда вырастешь, поймёшь, что время для всех идёт по-разному. Даже для каждого из нас. А между нами и людьми разница в ощущении времени просто огромная! Человеческий год равен нашему часу. Мы провели на Земле около девяти суток – это значит, мы провели на ней по меркам людей более двухсот лет. Мы говорим, что времени у нас нет потому… - сделал паузу Гилберт, во время которой Хо в задумчивости, не свойственной его возрасту, обошёл беседку, - потому, что однажды на самом деле его может нам не хватить. Если большинство наших историй о земном мире окажутся на отрицательной стороне весов, то это значит…
- Позволь мне закончить, Гилберт, - захотелось выразить эту мысль Пинку. – Это значит, что изучаемому нами миру угрожает опасность. Он может… он может погибнуть, а мы поздно узнаем об этом.
- Что же произойдёт с нами, если мир погибнет?! – взволнованно спросил Лайнол.
- Возможно, мы погибнем вместе с ним. Но даже если погибель обойдёт нас стороной, Лайнол, - отвечал ему Гилберт, - даже если все мы останемся живы и здоровы, у нас не будет энергии, чтобы покинуть эту планету. Энергию даёт жизнь. Всё живое излучает её. А если ничего живого на планете не останется, то и энергию на ней нам негде будет взять.
Прошу ещё подумать. Можете, если хотите, разойтись по своим мирам. Историю Пинка предлагаю оставить на следующий раз.
Хо едет на велосипеде по полю. Останавливается возле заброшенных фермерских построек. Кладёт велосипед на землю. Не спеша идёт вдоль них, заглядывает в разбитые окна. Заходит внутрь пустого помещения. Ему чудится, что в нём обитает некий призрак жизни. Он любит приезжать сюда. Здесь почти никогда никого нет. Находясь в безлюдных местах, сознаёшь, что даже, если случится беда, которая не обойдёт тебя стороной, то, по крайней мере, оно, одиночество, никуда от тебя не денется. Иногда оно уныло, и хочется избежать его, а иногда, наоборот, хочется в нём побыть. Хотя, если всё же случится беда, то, оно… станет огромным, станет страшным, - от него уже никуда нельзя будет уйти…
- Привет, - услышал он девичий голос, на мгновение объявший пустое помещение.
Он обернулся.
- Привет…
- Как тебя зовут?
Она, примерно, его возраста. У неё длинные и вьющиеся светлые волосы. Худощавое телосложение. Красивое и интересное лицо и глаза. Внезапно в сердце проникает чувство, которого он не знал раньше. Оно и побуждает его к чему-то и одновременно вызывает в нём волнение, беспокойство. Ведь когда в тебе переплетается так много разных ощущений, можно не разобраться, как правильно себя вести. И вместо того, чтобы получать удовольствие от этой полноты, которую не так уж и часто дарует жизнь, произносишь какую-нибудь глупость, а, если тебя вдруг занесёт, то целую кучу глупостей, или, наоборот, молчишь, как истукан, не находя слов, в общем, можешь растеряться и в результате не почувствовать ничего, только внутреннюю опустошённость. С Хо это случалось уже не раз. И это, казалось ему, будет повторяться, ведь пока что он может только мечтать о том, что когда-нибудь его мысли и ощущения начнут выстраиваться в нужном порядке и перестанут заводить его в тупик.
- Меня зовут Хо. – И вдруг даже собственное имя показалось ему глупым. – То есть Ховей…
- Никогда не слышала такого имени.
Девочка остановилась в двух шагах от него.
- Никто не слышал. Потому что его не существует.
- Тебя назвали несуществующим именем? – спросила, улыбаясь, она.
- Да, но…
- В этом есть и свои плюсы, - попыталась она продолжить мысль Хо и тем самым поддержать его. – А меня зовут Мари. Будем знакомы?
- Будем… А откуда ты? Я тебя раньше не видел.
- Мы только два дня назад приехали сюда.
- Вы приехали надолго?
- Может быть, навсегда…
- А где ты живёшь?
- Мы остановились у брата моего отца. Мы будем жить у него, пока отец не построит дом.
- Понятно.
- А чем ты здесь занимаешься? – спросила Мари.
- Играю…
- Интересно… Во что здесь можно играть?.. – удивление на её лице смешалось с непониманием.
- Я играю по-своему, в воображение…
- В воображение? Как это?
- Придумываю историю. И представляю, что она здесь происходит…
- Наверное, у тебя богатое воображение, - предположила Мари.
- Не знаю.
- А что это за воображаемая история?
До сих пор об этом спрашивали только родители и старший брат. Как же ответить, когда история эта длиться так долго, а Мари нужно дать простой и краткий ответ?
- Не знаю, как тебе сказать… Понимаешь, я сочиняю её очень давно…
- Давно? Сколько ж тебе лет?
- Тринадцать. Скоро будет четырнадцать.
- И как давно ты тогда её сочиняешь? – с улыбкой спросила Мари.
- Кажется, с одиннадцати лет.
- А! Я уж подумала, с пяти. – и рассмеялась. А потом сказала: - Три года – разве это давно? Хотя… может, ты и прав… Ну, тогда хотя бы скажи, о чём она?
Про себя Хо порадовался, что у него складывается общение с Мари. Ведь и вправду, он может просто рассказать, о чём его история, не вдаваясь в подробности.
- Ну, хорошо… тогда слушай. Вообще-то, её сочинял не только я. Что-то придумывал мой брат. А кое-что моя мама.
- Выходит, вы сочиняли её всей семьёй… - как-то задумчиво произнесла она. – Это здорово!..
- Да, иногда. Я решил тебе сразу об этом сказать, а то ты подумаешь, что я слишком умный. – Хо было приятно в этом признаться.
- За много световых лет от Земли, - начал он, заметно волнуясь, - на другом конце нашей галактики, находится безымянная планета, на которой тоже есть жизнь. Эти две планеты, наша и та похожи друг на друга. Но между ними есть два основных отличия: на безымянной планете нет людей, и она очень беспокойна. Мир безымянной планеты ждал появления человека, надеялся и ждал на протяжении многих веков, что он вот-вот произойдёт от того или иного животного, но так и не дождался…
- Почему?
- Потому что этот мир очень неспокоен. Всевозможные стихийные бедствия происходят в нём изо дня в день. Наша планета – просто рай по сравнению с ним. И именно поэтому человеку суждено было появиться здесь, а не там.
- А почему он ждал человека? Откуда он о нём узнал?
- Откуда узнал, не знаю, не думал… А ждал его потому, что хотел быть видимым его глазами, познаваемым его разумом. Так ведь и наша Земля когда-то ждала прихода человека…
- А почему ты этой другой планете не придумал имени?
- Я и не собирался придумывать. Ведь названия всему дают люди, а на ней нет людей. Кто бы мог назвать её? Вот поэтому она и без имени.
- Логично. Но зачем ты сочинил безымянную планету, на которой нет людей?
- Как тебе объяснить… понимаешь, эти планеты, они как родные сёстры, хотя и ничего не знают друг о друге. Одна из них приняла на себя удары стихий, столкновения с различными космическими телами – во имя спокойствия и рождения человечества на другой. Это звучит так, словно одна из них обделена, а другая, наоборот, всем одарена. Но это не так. На самом деле, обе они являются родителями человечества. Только подумай, если бы безымянной планеты не существовало, разве Земля была бы таким тихим местом, пригодным для нашей формы жизни? В это как-то с трудом верится. Ведь ни на одной из известных нам планет нет и в помине таких условий как на Земле. Это настоящее чудо, что мы живём в этом мире. Так говорят люди учёные.
- Допустим. А в твоей истории что, только планеты?..
- Нет, конечно, нет. Это как бы… это как бы только предыстория. Просто я стал рассказывать тебе по порядку, с самого начала. – Хо заволновался ещё больше – похоже, Мари может не оценить его рассказ…
- А-а. Честно признаюсь тебе, космос меня до сих пор как-то не интересовал, скорее, он меня… немного пугал. И сейчас, когда ты рассказываешь, пугает…
«Вот и всё, - подумал Хо, - ей не очень-то интересно и даже страшно… Я хотел ей рассказать вкратце, а сам зачем-то начал с предыстории, которая мало кому может понравиться».
- Но всё-таки хочется узнать, что было дальше.
- Дальше… Разумная форма жизни на ней всё-таки должна была появиться, хоть и не такая, как наша… Она не должна была бояться природных катаклизмов, будь то землетрясения или наводнения, или холода. И поэтому произошла не от обезьян, а от деревьев.
- От деревьев?!
- Человек на безымянной планете – растительного, а не животного происхождения. Его тело – это дерево. Его мысли – это образы, которые он никогда не выражает словами, ведь деревья не могут издавать таких звуков. А быть во власти бушующей стихии, для них то же самое, что для нас находиться в движении.
- В общем, у них всё по-другому?..
- Да, всё не так, как у нас. Наш мир кажется им нединамичным, хотя люди гораздо подвижней деревьев. – Хо непроизвольно улыбнулся. Он совсем не ожидал, что его разговор с незнакомой девушкой может стать непринуждённым, лёгким… но, похоже, это начинало происходить. – Просто, для нас динамика – это когда мы сами её создаём, а для них – это когда её создаёт природа.
- А эти деревья общаются друг с другом?
- Они передают друг другу свои мысли-образы.
- А семьи они заводят, как мы?
- Нет. Они не создают ни общества, ни семьи. Они – не мы, Мари, у них всё по-другому.
- Но ведь тогда… что тогда можно придумать о существах, у которых всё по-другому?.. Наверно, можно придумать только то, что нам самим будет непонятно…
- Мои истории не о том, что с ними происходит на безымянной планете. Они о том, что с ними происходит здесь, на Земле.
Несколько древесных людей в процессе обмена мыслями постигли тайну накопления и использования энергии, - говорил он отработанными фразами. – Им удалось накопить и использовать её, чтобы отправиться в космическое странствие. И так однажды они попали на нашу планету. Во многих фантастических историях рассказывается про инопланетян, которые прилетели на Землю с целью колонизировать её. Древесные люди к их числу не относятся. Они прилетели для того, чтобы изучать наш мир, погружаться в человеческие переживания и, возможно, со временем окончательно принять нашу человеческую форму и остаться жить среди нас. Но прежде, чем это сделать, они должны удостовериться, что Земля – это надёжный остров в океане Вселенной, что разумной форме жизни на ней ничто не угрожает, а самое главное, что сама эта форма не угрожает себе.
Мари взглянула на него. В её глазах был интерес и как будто… как будто сожаление, или, может быть, просто усталость…
- Мари, - осмелился он, - может, мне не продолжать свой рассказ?.. Ты выглядишь…
- Какой?
- Ну… как будто уставшей…
Она улыбнулась, и улыбка её действительно выдала усталость.
- Мне нравится твой рассказ, хотя я и не совсем понимаю его, но да, давай ты продолжишь его в другой раз, ладно? – и чтобы подбодрить его, добавила: - обязательно расскажешь мне его в другой раз!
Хо и Мари вместе едут на велосипедах по деревне.
- Куда дальше поедем? – спрашивает Мари.
- Хочешь, можем поехать к озеру. Я покажу тебе места…
- Нет, к озеру давай не поедем. Скоро может снова пойти дождь…
- Дождь… может быть, тогда отправимся ко мне? Во дворе у нас есть беседка, где можно сидеть и во время дождя. Заодно я покажу тебе древесных людей…
- А твои родители не будут против?
- Не будут, - задумчиво ответил Хо.
- Ну, тогда поехали, - сказала Мари и посмотрела на часы, - только я к тебе заеду ненадолго, ладно? А то меня ждут дома.
В Мари не вспыхнул энтузиазм, когда он упомянул древесных людей. Возможно, её просто не заинтересовала его история, или, возможно, она про неё забыла. Но Хо не подумал о том, почему Мари показалась ему грустной, почему в её голосе прозвучал холодок безразличия.
- А где находится твой дом?
- Он в конце деревни, на отшибе, почти возле самой реки.
- Значит, тот крайний дом на возвышенности – это твой дом?!
- Не мой, а наш, - поправил он её, заметив, что настроение у Мари резко изменилось.
- Хо…
- Да?
- А кто твои родители?
Хо невольно снизил скорость.
- У нас осталась только мать…
- А отец?..
- Отец умер… три месяца назад.
- Как… почему он умер?
- Он работал водителем… и из последнего рейса не вернулся. Попал в аварию по дороге домой.
- Давай остановимся и пройдём пешком, ладно? – предложила Мари.
- Он должен был вот-вот приехать, потому что позвонил и сказал, чтобы мы ждали его к обеду. Но он не приехал…
Они долго шли, молча: катя по неровной деревенской дороге велосипеды, огибая лужи, слушая, как шуршит под колёсами влажный песок, как вдалеке гремит гром надвигающейся грозы.
- После того мать заболела. И её болезнь не проходит…
Чтобы отвести от себя мрачные мысли, Хо спросил:
- А кто твои родители?
- Мама… мама нигде не работает, занимается по дому. А отец священник… У меня есть ещё старший брат – он поёт в церковном хоре и неплохой музыкант.
- У меня тоже есть старший брат, - с воодушевлением сказал Хо.
- Да, я знаю. Ты говорил об этом в прошлый раз.
- Сейчас я думаю, если бы у меня его не было… я был бы самым одиноким существом в мире.
- Наверное, я думаю про себя так же, как и ты…
- Это почему? У тебя же живые и здоровые отец и мать…
Мари молчала. Хо понял, что она не хочет говорить об этом.
- Знаешь, у меня очень милый брат, - сказала она через какое-то время, - несмотря на то, что он поёт в церковном хоре и у него всегда мало времени, как и у моего отца. Иногда мне хочется, чтобы мы с ним остались одни и отправились, куда глаза глядят…
- Что ты, Мари, а как же родители?! Если бы мой отец был жив, а мать здорова, то я был бы счастливым человеком. А потом бы наши младшие сёстры и брат подросли. Забот бы стало намного меньше. Мы были бы большой дружной семьёй!
- У тебя есть ещё сёстры и брат?!
- Давай подъедем, а то уже начинает моросить дождь, - сказал Хо.
Хо запрыгнул на велосипед, а нога Мари соскользнула с педали. Она ушиблась и упала вместе с велосипедом. Хо бросился ей на помощь.
- Мари, Мари, с тобой всё в порядке?!
- Да, кажется, я ничего не сломала… только поцарапалась.
- Ехать сможешь?
- Смогу.
- Сейчас приедем ко мне, и я найду тебе другую одежду.
Они добрались до дома как раз тогда, когда начался ливень. Оставили велосипеды и взбежали на крыльцо под навес.
- Пойдём в дом?
- Подожди, я ещё пока не готова, - с отдышкой произнесла Мари. – Ты говорил, у тебя там младшие сёстры и братья…
- Брат.
- Мы им не помешаем?
- Нет, что ты. Они будут рады моему возвращению, и тебе наверняка обрадуются.
- А кто за ними смотрит, если твоя мать больна?
- Мы с братом. Сегодня его очередь.
- Значит, он тоже в доме?
- Должен быть, если только он не уложил всех спать и не вышел куда-нибудь…
- Они что, совсем маленькие?
- Да. Яне и Фриде чуть больше двух, а Дэну недавно только исполнился год.
- Ничего себе… как не вовремя заболела ваша мать…
Её слова вернули Хо мрачные мысли. Он опустил голову и, не поднимая её, произнёс:
- Наверное, Яны, Фриды и Дэна скоро не будет с нами…
Мари, не понимая, о чём он говорит, вопросительно смотрела на него.
- Их вернут в приют, из которого мама с папой их взяли. Врач говорит… я слышал, как он говорил… я видел его лицо, когда он сидел возле матери. Его лицо… было красноречивее его слов. Она не поправится… Брат говорит, врач не совсем понимает, что с ней, но чувствует: она не поправится…
И тут Мари обняла Хо как родного.
- Я очень хочу, чтобы с твоей мамой было всё в порядке. Может быть, она ещё поправится.
- Я тоже хотел бы в это верить.
- Как… так это и есть они, твои люди-деревья?!
- Можешь, называть их просто куклами, если хочешь. Они не обидятся.
Мари в изумлении обходит беседку, поочерёдно рассматривая сидящих в ней кукол.
- И ты сам их сделал?!
- Если бы! Мне помогали отец и брат, то есть наоборот, это я им помогал. Самое трудное было – это сделать головы, вырезать лица. Всё остальное – не очень сложный каркас, увешанный одеждами.
- У этих людей-кукол, наверное, есть имена?
- У этих есть…
И тут они увидели приближающегося к ним мужчину. Вид у него был строгий, под стать директору школы, в которой учился Хо. Но шёл он медленно, держа руки за спиной, как будто прогуливался. Подойдя к беседке, он молча смерил взглядом Хо, затем ненадолго перевёл взгляд на Мари; и снова задержал его на молодом человеке…
- Как тебя зовут? – спросил он как-то коротко, по-прежнему держа руки за спиной.
- Фаддей, - произнёс Хо.
- Ты живёшь в этом доме?
- Да.
- Мм, а я отец Мари. Э…
- Пап, почему ты здесь? – немного стеснённо произнесла Мари.
- Ну, я…- повёл он головой, - меня привели сюда дела. – И пожал плечами. – Между прочим, я как раз хотел спросить об этом у тебя…
- Потому что… - начала она сконфуженно. Но закончила ответ чётко: - потому что Хо – мой друг, и он пригласил меня в гости.
- Кто такой Хо, не совсем понимаю?.. Кажется, парень сказал, что его зовут Фаддей?
Не понимала и Мари, и поэтому тоже смотрела на Хо, ожидая от него разъяснения.
- Фаддей – это моё настоящее имя, а Хо – вымышленное. Обычно так меня называет только мама и брат, - словно отвечая на уроке, говорил юноша. – Записан я как Фаддей.
- И тебя крестили как Фаддея?
- Нет. Я не был крещён.
- Почему же, гм, почему же твои родители не окрестили тебя?.. Ну, да ладно, можешь не отвечать. А это… кто у нас тут в беседке?
В первый момент Хо не хотелось ничего говорить, но он подумал о том, что перед ним ведь не посторонний мужчина, а отец Мари.
- Это мои… куклы. Это наша совместная, семейная работа.
- И что же это за куклы такие?..
Хо не мог понять, о чём говорил взгляд отца Мари, когда он смотрел на древесных людей. Но этот взгляд его как-то настораживал. Казалось, он не рассматривал, а смотрел на них, думая о чём-то своём. Правда, потом принялся рассматривать…
- Можно мне до них дотронуться? – спросил он.
- Можно, конечно. Они ведь не живые.
Мари улыбнулась – словно для того, чтобы Хо, взглянувший на неё, зарядился её улыбкой. Он не заметил, что она, пока отец её занят куклами, а он разговором с отцом, продолжает неотрывно смотреть на него, и на её лице уже нет и следа этой улыбки.
- Ты просто настоящий резчик по дереву!
- Не я. А мой отец. И ещё брат умеет неплохо вырезать. Гилберта, то есть вот эту куклу, на которую вы смотрите… её лицо вырезал мой брат.
- Как, ты сказал, его зовут?
- Гилберт.
- А почему Гилберт?
- Потому что… - Хо пожал плечами, - мы его так назвали. Просто так…
- Понятно. А этого как зовут?
- Это она. Её зовут Мэгги. Хотите я вам сразу всех назову?
Но отец Мари то ли не услышал, то ли проигнорировал предложение Хо.
- Ладно. Играйте. Мари, попрошу тебя не задерживаться.
Мари в ответ кивнула головой.
Сложив руки за спиной и пригнувшись, на всякий случай, чтобы не задеть головой балку, её отец вышел из беседки, и сразу же направился к калитке. По дороге несколько раз окинул взглядом дом, растущие во дворе деревья, оглянулся. Мари смотрела ему вслед с непередаваемым чувством…
- Ну как тебе мой папа? – спросила она, когда её отец вышел за калитку.
Хо пожал плечами.
- Не знаю. Отец как отец…
- Вот именно…
- Что ты имеешь в виду?
- Он даже не удивился… - проронила Мари.
- Не совсем тебя понимаю…
- Ведь эти люди – деревья, они… удивительны! Вы делали их всей семьёй. Это же чудесно! Понимаешь, Хо… а он даже не удивился…
- Мари, он ведь взрослый человек. Взрослые люди, в основном, не придают значения куклам. К тому же, он не знает их истории. Возможно, если бы я что-то рассказал ему о них, он бы отнёсся с интересом.
- Нет, всё не так.
Мари вошла в беседку и села напротив кукол. Хо не стал ничего говорить. Они долгое время молчали.
- Иногда я чувствую себя никому ненужной, заброшенной, как старая кукла…
- Что ты, Мари!..
Хо сел рядом с ней и осторожно обнял её.
- Мне кажется, что я как неживая…
- Ты живая! Ты самая живая!
- Если бы ты знал мою семью, ты бы это понял. Я только и слышу о том, как умирают люди. Мой отец – священник, и он ходит их отпевать. Изо дня в день я слышу молитвы, и сама должна произносить их… изо дня в день… обязана соблюдать правила, изо дня в день мать и отец заняты своими делами… У них никогда не бывает свободного времени, вообще никогда! У отца есть друзья, к которым мы ходим в гости, и которые ходят в гости к нам. У этих друзей есть дети. И мои родители хотят, чтобы мы дружили. Но я не хочу дружить с этими детьми, просто не хочу, и не хочу я ходить ни в какие гости! Порой меня тошнит от них. И я хочу дружить с теми, кого сама выберу.
- Мари…
- Эти иконы на стенах… они нагоняют тоску. Мы должны быть смеренными, покланяться богу. Жизнь – вовсе не жизнь, а какое-то приготовление к смерти. Порой мне чудится, что я чувствую её запах, запах мёртвых людей, который отец приносит в дом. Я хочу сбежать. Но не знаю, хватит ли у меня сил на это. Я не уверена…
- Мари…
Хо крепче обнял её. И в это время послышались один за другим раскаты грома.
- Сегодня тоже будет гроза… - произнёс он, пытаясь как-то отвлечь Мари от её мыслей.
Мари замолчала. А Хо не знал, что ещё можно сказать.
- Порой я думаю, что всё это, может быть, из-за меня… Вокруг все говорят: я такая замечательная дочь, просто пример для подражания. Мне хочется сказать, что это не правда, что вы ничего обо мне не знаете. Но… выходит, что я и сама не знаю, какая я. Знаю только, что во мне есть то, о чём эти люди даже не догадываются. Они ругают своих детей, ставя им в пример меня, а на самом деле… мне бы иногда хотелось быть похожей на них. Жить не по правилам, забыть про молитвы и про бога… А потом за эти желания я сама же себя и казню… Так что всё это, может быть, из-за меня… и родители мои тут вовсе не причём.
Гроза, между тем, не торопилась приблизиться. И пока молнии продолжали сверкать в стороне, вокруг дома Хо царило удивительное затишье.
- Нет, дело не в тебе, - решительно сказал он.
- Поцелуй меня, - произнесла вдруг полушёпотом Мари.
- Я… могу тебя поцеловать?..
- Просто поцелуй меня.
Она повернулась и посмотрела ему в глаза. От её откровенного взгляда Хо лишился дара речи, ощутил лёгкое головокружение. Пребывая в полном безрассудстве, он поцеловал Мари.
Хо сидит у постели больной матери.
Его мать молода – ей нет ещё и сорока лет – и красива; но очень бледна и худа. В последние дни из-за слабости она почти не встаёт с кровати. Если же встаёт, то идти ей обычно помогает кто-то из сыновей. Один из них обязательно находится возле неё.
Больше всего Хо напоминали об их семейном прошлом её руки, которые держали его маленького, обнимали, ласкали все эти годы, глаза, по которым он часто понимал без слов её мысли, благозвучный голос, которым она рассказывала истории, читала малышам сказки. Сейчас эти руки часами покоятся на сером лоскутном одеяле; взгляд её – мутный и рассеянный; а голос – всегда тихий.
Порой мать злилась, и нередко им тоже от неё доставалось. Но кто бы мог подумать, что когда-нибудь этой злости, этого её темперамента сыновьям будет не хватать.
К ним подходит её старший сын. Он подходит молча, обнимает брата.
- Карвит, Ховей, дети, хочу вам что-то сказать, - молвит при виде его мать. – Однажды… что-то около двух лет назад, мне приснился сон… в котором были вы. Только вы были совсем взрослыми, как мы с папой. И в этом сне я видела только вас, только вас двоих. Чем бы вы не занимались, вы всегда были одни, словно… словно других людей вокруг не существовало. Это был такой… отчётливый сон, который сказал, что вы, ваша будущая жизнь будет одинокой. Мы с отцом постарались что-то сделать для того, чтобы этого не произошло. И мы… старались не только ради вас… но и для себя тоже. Тогда мы собрались все вместе и решили… приняли очень важное решение: увеличить нашу семью. Мы взяли из приюта детей, чтобы воспитывать их, как собственных. Но, видно… судьбу нам не изменить.
Когда-то я видела, а потом и предчувствовала смерть отца, но была так наивна, какой мне всегда нравилось быть… и поверила, что этого не случится.
Когда я умру, вам лучше продать этот дом…
- Мам, мы ни за что его не продадим!
- Хо… - сдерживал его брат. – Мама, мы подумаем над этим…
- Кажется, я растеряла свой дар… или, может, это болезнь отняла у меня его. Я давно уже ничего не вижу и не чувствую, как будто свет затянулся пеленой…
Ко мне несколько раз приходил священник… Он говорил, что некоторых людей за страдания, за благие дела бог одаривает чудесными способностями, но… этим он и проверяет их… А значит, господь может по своему усмотрению однажды забрать то, что дал… Он хотел мне сказать, что причина в том, что я не принимаю его сына Христа как своего спасителя, не хожу в церковь, не произношу молитвы, не окрестила своих детей. Потом он дал мне Библию, говоря о том, что никогда не поздно обратиться к господу… Он выглядел таким… сострадающим, набожным… может быть, от того, что боялся вызвать во мне не те чувства… я ответила ему, что подумаю над его словами… Один раз он взял меня за руку… и я поняла, что… в его семье тоже кто-то болен…
- Если ты это поняла, мама, то тогда твой дар никуда не делся… Просто это всё болезнь… - сказал Карвит.
- Эта книга, она лежит на тумбочке… я её так ни разу и не открыла…
- Хочешь, я отнесу её в книжный шкаф? – предложил он.
- Пусть лежит здесь. Она никому не мешает.
Вит, подай мне попить.
Старший сын протянул матери стакан с водой. Она сделала из него всего один глоток и отдала.
- Спасибо.
Может быть, я и вправду виновата… в том, что не окрестила вас и во всём остальном… только этого не чувствую…
- Ты ни в чём не виновата, мам! – больше про себя, нежели вслух возмутился Хо.
- Брат, не злись… Что толку злиться?! – понимая его внутреннее состояние, сказал Вит.
- Как ты можешь быть в чём-то виновата?! – не отступал Хо.
- Библия говорит, что все люди виноваты перед господом, на всех лежит грех, - произнесла примиряющим голосом мать.
- Когда кто-то в чём-то виноват, он чувствует это, и ему хочется искупить свою вину. Если этого чувства нет, то и вины никакой тоже нет! – выпалил Хо.
- Хо… - снова сдерживал его брат, на сей раз взглядом давая понять, что матери от его эмоций может стать ещё хуже.
В комнате наступило молчание.
- Брат, - подёргал Хо за плечо Вит, - там Мари! Она, похоже, к тебе идёт…
Карвит стоял как раз напротив окна с видом на дорогу, и увидел, как к калитке подходит Мари.
- Что?..
- Тихо только, мать засыпает. Иди к ней. Я тут побуду.
Хо бесшумно удалился из комнаты. Но, едва выйдя за дверь, он бросился со всех ног навстречу Мари.
- Мари! Мари! – кричал он, не сдерживая больше эмоций.
Но девочка встретила его без энтузиазма.
- Привет, - сухо произнесла она. – Я ненадолго. Родители меня пока надолго не отпускают.
- Мари, ты, наконец, поправилась?!
- Не совсем.
- Прошло целых две недели… Что с тобой случилось?
- Ты спрашиваешь об этом сейчас?.. Я думала… ты придёшь меня проведать.
- Да… - Хо запнулся. – Я хотел прийти, вернее я приходил, только… только твой отец попросил во время болезни тебя не беспокоить.
- И ты сразу сдался… это было всего один раз и ты больше не попытался…
- Я приходил трижды, Мари. Два раза меня встречал и просил уйти твой отец, а в третий раз мать, - она даже не вышла ко мне; увидев меня, она тотчас закрыла дверь.
- Понятно, - произнесла Мари, опустив глаза. – Я должна тебе кое-что сказать, Хо.
- Может быть, тогда ты зайдёшь?..
- Нет. Давай лучше пройдёмся.
Хо вышел к ней. Прогулочным шагом они двинулись по дороге в сторону реки. Неожиданно Мари повернулась к нему и взяла его за руку. От этого сердце Хо забилось в два раза сильнее.
- Прости меня… Просто все эти дни я провела в доме. Это был сущий кошмар. Минуты текли как часы…
- А чем ты была больна? Твой отец сказал, что ты простудилась…
- Глупо было бы держать меня в заточении столько времени, когда на дворе лето, если бы я всего лишь простудилась… Моя болезнь гораздо серьёзнее, и меня даже хотели забрать в больницу.
И только теперь до него донеслись слова матери: «… и я поняла, что… в его семье тоже кто-то болен…».
- Мари… - испуганно произнёс он. А затем призвал на помощь здравый смысл: - Но чем таким можно заболеть в пятнадцать лет?..
- Люди заболевают в любом возрасте. Я видела, как врач разговаривал с моими родителями. И хотя я не слышала, о чём они говорили, их можно было понять и без слов.
- Почему? – задал Хо вопрос в пустоту.
Мари смотрела на него со смешанным чувством. Сейчас её взгляд, её сердце были живыми и отзывчивыми, как в те первые и счастливые летние дни, с которыми Хо мысленно не расставался.
- Мари, я так рад, что ты пришла… мне даже не вериться, что всё это наяву, - вдруг, глядя на неё, он стал произносить слова признания. – Мне кажется, что я люблю тебя. – и продолжил сквозь слёзы: - И, если с тобой что-нибудь случится, я, наверное, не выдержу, сойду с ума…
Мари тут же спрятала глаза. Какое-то время они шли, молча и глядя в разные стороны, но продолжали при этом держаться за руки.
- Хо, я должна тебе ещё что-то сказать. Моим родителям, особенно отцу, не нравится, что мы встречаемся… Хотя об этом они говорят только между собой.
- Я это знаю… Но почему?! Почему он не впустил меня в дом?! Чем я ему так не понравился?!
- Я слышала, как они обсуждали вашу семью. Брат отца называл вашу маму ведьмой, а про вас он сказал, что вы странные мальчишки, которые почти ни с кем не общаются…
- Наша мама – ясновидящая, и она сделала много добра людям!
- Я верю тебе, Хо. Вот поэтому я иногда и ненавижу свою семью. Кроме, конечно, брата, - его я всегда любила и люблю. Ещё раз: прости меня! Ты был так рад меня видеть, а я налетела на тебя как дура… Мне казалось, я единственная, кто страдает…
- Мари… не извиняйся. Тебе не за что извиняться.
- Я даже не спросила, как у тебя дела, как здоровье твоей мамы, как дела у ваших детей… Я точно скоро сойду с ума в этом доме…
- Знаешь, детей уже нет с нами. Их увезли в приют.
Рассказать о чём-то ещё Хо был не в силах. Он внезапно зарыдал, содрогаясь всем телом. Мари тоже не смогла сдержать слёз.
Братья бредут вдоль берега реки, следуя за плывущими по ней поплавками удочек. Доходят до излучины, где начинается мелководье, и поворачивают обратно. Вернувшись на исходное место, снова забрасывают снасти.
- Сегодня редкий день, когда даже у тебя ничего не клюёт, - говорит Вит. – Может, пойдём домой? Мы уже четыре часа здесь ходим. Сохраним 1 – 0 в твою пользу и пойдём…
Хо взглянул на брата и ничего не ответил.
- Как-то холодно становится, - через какое-то время возобновляет тему Вит. – Может, ну его!..
- Послушай, Хо… - решается он на откровенный разговор, - здесь для нас всё заканчивается… Мы должны принять решение. Ты сейчас будешь злиться на меня, но я тебе скажу: отец Мари предлагает хорошие деньги за дом. За них мы сможем купить небольшую квартиру в городе. Ты знаешь…
- Пусть подавится своим предложением… Почему мы должны куда-то уезжать?! Это наша земля, наш дом! А если ему хочется иметь здесь свой, пусть построит его в другом месте!
- Ты же знаешь, он хочет возвести на нашей земле храм. Что и говорить, это самое идеальное для него место. Другого такого нигде больше нет.
- Мне всё равно, есть или нет и чего он хочет. Это – наша земля и, между прочим, тоже наш храм!
- Что толку упираться… Я всё равно отсюда скоро уеду… Тебе, когда закончишь школу, тоже придётся уехать… Ты же понимаешь, здесь мы не сможем ни учиться, ни работать.
- Ну и что, я потом сюда вернусь.
- Куда ты вернёшься, Хо?! В большой, пустой и обветшавший дом?! И что дальше?..
- Почему ты не хочешь, чтобы эта земля осталась нашей?! Почему?! Почему ты не хочешь вернуться сюда вместе со мной?!
Карвит покачал головой.
- Я не уверен, что захочу вернуться… У меня здесь никого больше нет… И я хочу начать новую жизнь. Хочу пойти учиться, потом найти хорошую работу. Здесь, Хо, меня ничего уже не держит…
- А меня держит…
- Если ты думаешь, что, оставшись здесь, будешь с Мари, то глубоко ошибаешься…
- Отстань, Вит! Думай, что хочешь, а меня оставь!..
- Слезами не поможешь горю. Её отец не допустит, чтобы она была с тобой! Особенно после того, как мать попросила его больше к ней не приходить. Мы для него – безбожники, дети ведьмы!
- Замолчи, слышишь! Замолчи!
Хо бросается на брата и толкает его в грудь. Вит, не удержавшись на ногах, падает.
- И хватит уже меня успокаивать!
- Я тебя не успокаиваю. Просто говорю то, что ты сам должен понимать! И между прочим, если мы всё-таки примем его предложение, у тебя будет возможность видеться с Мари! А станешь совершеннолетним – женишься на ней и увезёшь её с собой в город. Тогда они уже вряд ли смогут этому воспрепятствовать. Вспомни, ведь она не раз тебе говорила, что лучше бы не приезжала сюда, а осталась жить в городе… Так что, ещё раз хорошо подумай. Я сматываю уду и иду домой!
Карвит (Витольд) ушёл, а Хо как стоял, так и остался стоять на пустынном берегу, рассеянно глядя вдаль. Но пробыл он на нём недолго, поскольку холодный ветер усилился; он мигом развеял мысли Хо и вынудил его, одетого в одну рубаху, живо собрать снасть и бежать домой.
- Настало время услышать историю Пинка, - обращался ко всем Гилберт. – На какую чашу весов она ляжет?.. Сейчас мы с вами это узнаем.
- Но у меня нет для вас истории, - говорил Пинк. – Я отлучился, чтобы просто погулять по берегу реки. А когда возвращался обратно, случайно заглянул не в то время. Должно быть, я на миг очутился в будущем…
- Так иногда случается с нами, - пояснял всем Гилберт. – Когда мы часто оказываемся в одном и том же месте, таком, например, как это, то можем ненароком заглянуть в прошлое или будущее. Так происходит потому, что скорость течения нашего времени отличается от скорости течения времени людей.
- Так вот, я увидел это самое место в будущем. Позвольте вас спросить: что вы думаете о нём?
- Что мы думаем?.. Это странный вопрос… - говорила Мэгги. – Сначала здесь было поле. Потом появилась деревня. И прямо возле нас вырос этот дом… Что ещё можно сказать…
- Вот именно… что вы о нём ничего не знаете! Эх вы, собиратели историй… - укоризненно и с чувством досады произнёс Пинк.
- Мы не понимаем тебя, - говорил Гилберт, - что ты хочешь этим сказать?
- Но во всяком случае вы должны что-то знать о тех, кто в нём живёт. Ведь вы много раз видели людей из этого дома…
- Люди слишком быстро живут. Нам не так-то просто вникнуть в их дела, - говорил на это Гилберт. – Да, мы знаем, кто они. Это семья, в которой сначала умер отец. Потом… у них были маленькие дети, которых забрали потому, что по причине болезни матери за ними некому было смотреть. Затем умерла мать. Остались двое сыновей… Правда, это очень необычная история… Пинк прав. И она происходит прямо здесь…
- Пройдёт каких-нибудь час или два и этого дома здесь больше не будет. Его снесут и построят новый. А вон там, где сейчас огород, возведут церковь. Я видел, как люди из этой и соседних деревень толпой тянулись к ней. Стоял солнечный день; звонили колокола…
- Пинк, что всё это значит? – спросил молчаливый Стэплтон.
- Вот и я… хотел бы это знать. Другой истории у меня для вас нет.
- Что скажешь, Гилберт, на какую чашу ложится эта история?..
Хо ушёл, оставив вопрос без ответа.
Однако он вскоре вернулся… вернулся с грузовой тележкой. Одну за другой он вынес из беседки и погрузил на тележку всех кукол. С трудом протиснувшись через калитку, двинулся с ними в сторону речки. На спуске колёса забились, запрыгали по неровной дороге. От этого молчаливый Стэплтон и Сьюзи потихоньку сползли на землю. Хо остановил тележку и, чтобы она не покатилась, повернул её боком к дороге. Поправил поклажу. После чего тележка вновь шаловливо запрыгала по ямам, загрохотала.
Шум привлёк внимание пастухов, пожилого мужчины и его внука. До сего момента мужчина сидел в высокой траве, но, поняв, что видит нечто не совсем обычное, встал, чтобы лучше всё разглядеть.
На протяжении всего пути Хо периодически смахивал с лица слёзы. И время от времени останавливался для того, чтобы поднять или поправить неизменно съезжающих при движении Стэплтона и Сьюзи. Мысленно он продолжал разговор кукол, начатый в беседке: «Мы уходим. Пришла наша пора. Гилберт ничего не объясняет. А если Кольценогий всё-таки жив, если он вернётся?.. Он никого здесь уже не застанет… И что будет с ним? Ничего. Если уж он выжил, с ним ничего плохого больше не случится… И он всё поймёт… Он будет знать, что делать. Накопит энергию и последует за нами. Если он и вправду жив, то возможно и то, что однажды в великом странствии мы с ним встретимся. Может быть, если это произойдёт, мы ещё вернёмся на эту планету… Когда? В далёком будущем, если, конечно… Если что?.. Если до того времени она выдержит присутствие человека».
Хо довёз тележку до берега реки. Сгрузил кукол, и без раздумий принялся скручивать им головы. Обезглавленные тела сложил обратно на тележку. А головы собрал и все разом бросил в воду. После чего пошёл по берегу вслед за ними.
Шёл Хо долго – до тех пор, пока не выбился из сил. «Плывите… - мысленно сказал он им напоследок, - плывите к океану! Летите в бескрайний космос! Здесь вам делать больше нечего. Прощайте» И вслух повторил:
- Прощайте.
Хо идёт по деревенской дороге в нарядном костюме с букетом цветов. Он долго мечтал о дне, когда закончит учёбу и отправиться на родину, к Мари. И вот этот день наступил. Несколько дней назад он получил от неё письмо. Она написала, что заболела. Но, даже если Мари до сих пор не поправилась, он её всё равно увидит. Ведь отец Мари не должен теперь возражать против их свиданий, - его мечта осуществилась: он стал обладателем большого участка земли, да, к тому же, в таком живописном месте деревни.
Он подошёл к её дому, вернее, к дому родного брата её отца. Но так сразу калитку открыть не решился – уж слишком велико было волнение. Это чувство граничило в нём со страхом, и в большей степени было связано с отцом Мари и другими, неизвестными ему людьми, живущими в этом доме. Хотелось бы, чтобы её отца не было дома. И никого не было, кроме Мари. Пытаясь избавится от этого чувства, Хо сказал себе, что не важно, кто в нём будет, и что он вообще не должен бояться этих людей. С этой мыслью он распахнул калитку и вошёл во двор. Но не успел сделать и нескольких шагов, как из дому вышел отец Мари. На мгновение оба застыли при виде друг друга.
- Здравствуйте, - произнёс Хо, и продолжил было идти…
- Мари мертва, - только и сказал её отец, после чего всё его тело содрогнулось от плача.
Услышав это, Хо развернулся и побежал. Он выскочил со двора, едва не сломав при этом калитку, и дальше побежал изо всех сил. Казалось, он собирался бежать вечность, чтобы никакие силы и никакие чувства его никогда не настигли.
С одним единственным цветком Хо домчался до заброшенной фермы. Он остановился и стал кричать, звать Мари. Ему живо представилось, что она явилась на его зов. Ведь его любовь к ней была так сильна, что могла вызвать её из другого мира.
- Мари, Мари, где ты?! – продолжал он ходить и звать.
Затем его внимание привлёк большой осколок стекла, лежащий в траве. Хо нагнулся за ним, а на его место положил последний цветок.
«Вот и всё завершилось, Хо, - говорил он про себя, - наша с тобой история подошла к концу. Знаю, ты верил, что всё в твоей жизни наладится. Что ты будешь с Мари; получишь хорошее образование, и, как и мечтал, устроишься работать фоторепортёром; что у вас будет семья и что в вашей семье, возможно, будут Фрида, Яна и Дэн. Сегодня ты шёл к своей цели. Оставалось лишь, чтобы этот букет цветов взяла из твоих рук Мари. Но этот шаг оказался шагом в пропасть, которая, наверное, давно уже появилась и ждала тебя. Она ждала тебя, пока ты продолжал верить…
Это не самоубийство. Это выход по ту сторону одиночества, - на этой стороне оно стало слишком большим… Возможно, там я встречу Мари. Может быть, она уже ждёт меня. Мы говорим, что смерть страшна, но… но ведь может быть всё как раз наоборот: это здесь мы скорее мертвы…
Кольценогий не вернулся… Должно быть… он погиб в том мире, где людям приходиться терпеть столько страданий…»
И тут я точно проснулся. И закричал:
- Я не Хо!!! Я не Ховей!!! Я Роберт!!! Роберт Галахен!!!
От этого живая картина превратилась в видение. А видение сразу же стало рассеиваться и удаляться. И уже скорее внутренним взором я увидел бегущего к заброшенной ферме Карвита. До меня ещё успели донестись его слова, едва не переходящие в рыдания:
- Где ты, брат?! Откликнись! Это я, Вит! Брат, братик, где же ты?!
Продолжение следует
Рейтинг: 0
44 просмотра
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения
