ЧАСТЬ 4. Руны судьбы. Планета Предсказания.

[Скрыть] Регистрационный номер 0067398 выдан для произведения:

             

 

                                                      **************

 

По вымощенной булыжником дороге сухо простучали копыта. Остановившись, наездник перегнулся со спины высокого длинношеего животного. Всей ладонью нажал на выступающий из бокового столба рычаг. Тяжелые бревенчатые ворота приоткрылись, пропуская скакуна с его хозяином, и с приглушенным шорохом сомкнулись позади.

  Мужчина спешился. Стащил и бросил наземь обвязанную ремнями кабанью тушу. Расседлал зверя. Снял уздечку. Ласково похлопал по изогнутой гривастой шее. Скакун, больше всего схожий с очень крупным и массивным, безрогим оленем, приблизил к лицу хозяина остроносую длинную морду с широкими подвижными ноздрями. И длинным красным языком широко лизнул в щеку. Охотник отстранился, добродушно отпихиваясь.

  - Это еще что за нежности?.. Иди, иди. Отдыхай, Той. На место!

  Олень зафыркал и, отбрасывая копытами песок, поскакал куда-то вглубь обширного подворья. Мужчина, тем временем, подобрал сбрую, взвалил на плечо добычу и неспешным шагом тронулся к длинному, в один этаж строению, освещенному по периметру стеклянными колбами масляных ламп.

  Отворилась дверь. Из сеней выглянула средних лет женщина в карминовом длинном облачении - платье или халате, с головою, покрытою туго обвязанным платком. Увидав возвратившегося, заулыбалась радостно.

  - О-о, Бад! Наконец-то! А мы уж и не чаяли. Думали, заночуешь сегодня на Просеке. Час-то поздний. И облачно, никакой дороги не видать!.. Через болота как проехал?

  - Привет, ма! - Светловолосый атлет, наклонившись, тюкнул носом в подставленную с улыбкой щеку. Протиснулся мимо, в сени. - Зря ты беспокоилась. Той у меня - разумник, что надо. Отлично умеет хоженые тропы находить!

  - И все равно ночами через топи пробираться опасно! - Недовольно заворчала женщина. Бад, рассмеявшись, погладил её по плечу.

  - Все, ма, все! Я уже здесь. И волноваться больше незачем. Погляди лучше, какого я кабанчика знатного добыл. Утречком разделаю, и - в коптильню. Неделю пальчики облизывать станете!

  - Ладно тебе! Подлиза. - Махнула она рукой, усмехаясь. - Кабана - в ледник. А сам, мыться и в трапезную. Сейчас на стол накрывать будем.

  - Я мигом, ма! - Откликнулся Бад из коридора, распахивая двойную дверцу холодильного чулана и заталкивая туда свой трофей. - Из старших кто еще вернулся?

  - Да все почти. Нэрн и Виттун прислали весточку, что у перегонщиков в стойбище заночуют. Остальные все съехались.

  - А Тиа?

  Румяное лицо женщины помрачнело, собралось у рта в горестные морщинки.

  - Эх-хе! - Выдохнула горько. - У себя. Где ж ей еще-то быть?

  - Как... она?

  - Да все так же. - Завздыхав, мать отвернулась. Буркнула сердито, - Топай, давай. Чего выпытывать без толку? Я, вот, ждала, чтоб сам с ней поговорил. По душам. Может, тебя, хоть, послушает!

  - Хорошо, ма! - Отозвался он бодро. - Ты не переживай так! Главное, она жива осталась после кошмара этого. И здорова! Это же чудо настоящее!

  - Ну, да. Чудо! А что мозгами повредилась, так это и неприметно совсем.... Вот еще бы рта перед посторонними не раскрывала и откровенничала с подружками поменьше!.. И так уже округа вся на дыбки становится. Девица, едва жизни не лишилась, а за кровососом этим убивается, почище чем за родным кем!.. Ох, бедная моя девочка! Что ж с ней дальше-то будет, а?!..

  - Ма, успокойся! - Ты погляди, времени прошло сколько. Всего ничего. Что ж вы от нее требовать можете? Такие воспоминания годами лечатся. Заботой и терпением. И ты это лучше меня знаешь!.. Пройдут у нее заморочки. И жизнь наладится. Ты её не грызи, главное, и не воспитывай бесконечно. Она ж то ни в чем не виноватая!..

  - Ой, ладно тебе! А то сама я не знаю. Что можно, и чего нельзя. Вымахал с версту, так и матери указывает. А ну брысь мне живо, ноги в руки! И чтоб через пять минут за столом сидел! Заступник!

  - Бегу, ма! - отрапортовал Бад, рассмеявшись. - Уже бегу, не сердись!

  

   * * *

  ...А знаешь, мне и вправду, плохо.... Мне плохо с той самой минуты, как я окончательно прочувствовал наш разрыв. Корабль уносится. Расстояние возрастает.... А с ним вместе растет и моя боль. Боль, и эта испепеляющая жажда!.. Она, оказывается, материальна абсолютно. И мне нечем её заглушить. А те, другие... они не идут с тобой ни в какое сравнение! И все мои развлечения, все то, что я делаю так часто, отдаляясь, подменяя.... Просто - побег от себя! Трусливый, ничтожный и жалкий! Но, что бы я там ни творил, и чем себя ни занимал, мое естество жаждет лишь одних прикосновений!.. Твоих, моя девочка.... Мой ребенок! Мое притяжение!!.. Я закрываю глаза и снова тебя чувствую. Как ты кричишь и бьешься подо мной!.. Твои поцелуи. Они нежнее цветочных лепестков!.. Твои ласки, откровенные и смелые. О, боги, какая же это сладость!.. Твое тело. Маленькое и беззащитное. Но такое чувствительное и прекрасное!.. Мне ни с кем другим этого не пережить!.. Мне не хватает тебя. Не хватает!.. А эти преданные, боготворящие глаза! Эти разжигающие покорством, сочные бутоны губ!.. И податливые, призывные, жаркие твои недра!.. Когда ты распахиваешься передо мной, я тону в тебе, я умираю! Умираю от бури вожделения. И от понимания, что люблю.... Вопреки себе. Натуре. Разумению. Вопреки всему, что знал и слышал до тебя.... Ты свела меня с ума. Без зазренья и совести, Алира!.. И ты не узнаешь об этом. Никогда. Потому, что иначе уже я превращусь в безвольную твою марионетку. И у меня не останется средств контролировать и подчинять. А ты, от радости, натворишь море глупостей. Ты натворишь их обязательно. Потому, что живешь, как горишь и, дай тебе волю, подожжешь весь мир своим пламенем!.. Моя единственная. Моя кроха. Мое сокровище!.. Я не могу открыться тебе. И за это порой ненавижу... себя!.. И природу, создавшую меня садистом и хищником!.. Жизнь, что я веду. Задачи, которые ставлю.... Если б ты знала, как я боюсь, что когда-нибудь фатум вмешается и разрушит! Все, чего я добился. К чему добрался с превеликим таким трудом!.. Я собственного народа боюсь, Алира. Его воля единственное, против чего почти невозможно сражаться. А в народе этом - все больше недовольных. Обделенных, непонятно чем! Они понимают прекрасно, какую ты пользу приносишь. Но они непременно попытаются отобрать тебя. Потому что видеть наше с тобой ненормальное счастье - для них дико и оскорбительно!.. А потому, я вынужден притворяться. И обижать тебя гораздо чаще, чем заслуживаешь. И быть, подчас, и хамом, и деспотом. И демонстрировать всячески собственное превосходство, и твою передо мной зависимость.... Но, как бы я ни хорохорился, и ни принижал тебя, ничего это не изменит! Не убавит боли тоски. Не умерит жажду обладания.

  И теперь, наедине с собою, закрытый от всех и вся, я могу себе в этом сознаться. На короткие мгновенья откровенности стащить эту треклятую маску. И, в кои-то веки, заглянуть уже правде в глаза!..

  ...Мне очень плохо. Без тебя!.. Котенок!!..

   * * *

  Удерживая на одной руке груженый ужином поднос, Бад негромко постучался в узкую высокую дверку.

  - Тиа, сестренка! К тебе можно?

  Из глубины прошелестели шажки. Створка распахнулась. В проеме стояла высокая худенькая девушка. В серой шерстяной тунике до пола и ажурной пуховой шали, наброшенной на узкие плечики и связанной концами на груди. Бледно-золотые густые волосы обвивались вокруг головки широкой узорной косой. Увенчивая, будто короною. Ясные, прозрачно-голубые глаза удивительно гармонично сочетались с пушистыми ресничками оттенка червонного золота и золотыми соболиными бровями, чуть изломанными, точно в детском невинном изумлении. И делали юное её личико еще отзывчивее и милее.

  Увидав своего позднего гостя, девушка радостно вскрикнула. И с размаху повисла на богатырской его шее, чуть не вышибив из руки брата злополучный поднос.

  Крякнув, Бад восстановил хлипкое равновесие объемного блюда. Пригнул голову, ступая за порог. Придерживая за спину, перенес восторженно щебечущую сестричку в центр небольшой квадратной комнатки, служащей ей жильем. И, аккуратно здесь поставив, перегрузил на круглый резной столик принесенное угощение. После, взял с улыбкой за руки и снова обнял, прижимая к широченной, обтянутой кожей охотничьей рубахи, груди.

  - Ну, здравствуй, маленькая! Соскучился я по тебе, сил нет!.. Как ты здесь поживаешь? Чем занята? Что поделываешь?.. Рассказывай. Я все-все знать хочу, поняла? Ты ж в курсе, какой я по жизни настыра любопытный?.. А на трапезу не явилась чего?.. Мать расстроилась. Братья скисли....

  - Вот поэтому и не вышла, Бад. - Перебила она тихонько, извиняюще. - К чему им глаза мозолить?.. Снова переживать заставлять.... Чем меньше на виду, тем лучше. И мне, и другим.... И не спорь со мной! - Нахмурила бровки, погрозила вытянутым тонким пальчиком. - А чем корить, да советовать без толку, лучше сам расскажи. Где ты был, кого видел? Новости какие привез?..

  - Ну-у, Тиа! - Бад только руками развести и сумел. - Ох, и хватка у тебя, не переломишь! Дай, хоть с мыслями собраться для начала, что ли. Уж насела, так насела. Сразу и на середку.... Нетушки! Я - за терпение и очередность. Делаем так. Сначала кушаешь, как полагается.... И нечего кривиться тут! Губки надувать.... Кушаешь, значит. И со мною делишься. Так, чуть-чуть, чтоб самой не скучно было. А, вот, опосля я тебе подробненько и выкладываю. Что, да как, да где, да с кем. Идет?.. Несмеяна-царевна?..

  - Идет, - проворчала девушка недовольно. Но тут же заулыбалась. Прислонилась к нему головкой. Чмокнула быстро в щеку. Начала торопливо, но тщательно, сервировать стол на двоих. Бад, наблюдая за истовыми этими приготовлениями, беззвучно передохнул. Она отвлечена. Отлично. Теперь, покуда минутка имеется, припомнить-ка, по горячим следам, самые пристойные и свежие, годные для девичьих ушек байки и новости. Линию разговора выстроить. Чтоб не огорчить и не взволновать нечаянно. Бад сосредоточенно морщил лоб, обдумывая, и не замечал, что в это время, закончившая с сервировкой Тиа, уже вовсю разглядывает его самого и грустно, понимающе улыбается.

   * * *

  - Старина Нордок!.. Пятый по величине и первый по значимости в стратегическом видении. Давненько мы с тобой не пересекались! - Подперев рогастую голову кончиком чешуйчатого хвоста, дракон-Морфей оглядывал в панорамный иллюминатор парящую в ночи космоса, окутанную белыми и лазурными миражами атмосферы, изумрудно-сиреневую громаду. Приблизившись на заведомо безопасное расстояние, крейсер медленно дрейфовал вокруг гигантской планеты, придерживаясь курса и скорости основной и наикрупнейшей из её лун и, фактически, повторяя собою лунную орбиту. Длился дрейф уже несколько часов. В огромной рубке управления находились лишь Аля с Носферату и Зэером, а также их итраны. Для большего удобства и мобильности в условиях проживания на корабле, единороги предпочитали драконий облик. И придерживались его все путешествие, из-за чего члены команды оборотней откровенно их побаивались. А Дана, так вообще, при встречах в столбняк от страха впадала и потому предпочитала отсиживаться у себя в отсеке. Если и выходя оттуда, так только с Ноэлом, не иначе.

  Прилипшая к обзорному стеклу Аля на комментарий Морфея ответила неопределенным ворчанием и продолжила пристальное изучение плывущей под корпусом модуля планеты. Вид у девочки был какой-то отсутствующий, как у разбуженного не вовремя лунатика, а губы потихоньку шевелились, будто ведя беззвучный диалог. В некотором роде, так оно и было. Настроившись на исходящие от Нордока энергетические волны, она считывала информацию, одновременно делясь собственной, и старалась установить максимально открытый и доверительный контакт. Пока что все её усилия разбивались о вежливо отстраненный дипломатический заслон. Не выказывая агрессии или страха, Нордок, тем не менее, на сближение идти не соглашался.

  Носферату и Зэер перешептывались у панели пульта, выбирая подходящее будущему наземному лагерю место. Итраны, Гор и Рэнт, восседали у внутренней стены рубки и со стороны казались безразличными ко всему флегматиками. На самом деле вся троица единорогов активно и эмоционально общалась между собой, предполагая дальнейшие действия хозяев и распределяя собственные взаимные обязанности. Но разговаривали мысленно. А какую-либо деятельность наружную проявлял лишь непоседа Морфей. Которому явно не терпелось от слов перейти к действиям.

  - В последний раз по крупному мы здесь отрывались еще со стариком моим! - выдал он очередное заключение, убедившись, что подуставшая от безрезультатных переговоров Аля решила, наконец, организовать себе перерыв и возвратилась из транса в среду материального.

  - Занятное было времечко. Нескучное такое. Гор тогда еще в Легионе служил, как многие из нас, до партнерства. А вот нам, с Рэнтом на пару, вспомнить найдется чего.... Верно я говорю, Рэнт? Нехилая тогда заварушка случилась!..

  - Слушаю внимательно, - заверила Аля, решив таки отставить общение с Нордоком до момента более благоприятного. Возможно, она выловит из морфеевских побасенок полезное рациональное зернышко, пригодящееся впоследствии. Информацией пренебрегать нельзя, информация, это всегда ключ.

  - Морфей описывает тот самый эпизод, что мы с тобой затрагивали на Земле. Помнишь? - Продолжил вместо итрана оборотень. - Тогда у тфинатэ случилась самая крупная и кровавая стычка с трансформерами за всю историю их отношений. Даже и не стычка, а побоище натуральное. Вокруг наземной базы происходило несколько сражений. Нападения следовали поэтапно. Итраны приняли на себя особенно жестокую атаку. Плюс - первую и тщательно подготовленную. Они вовремя сориентировались и выстояли. Но потери понесли тяжелые. Четверть полегла на месте. Нескольких оборотни взяли в плен.

  - И впоследствии казнили показательно. - Прорычал придушено Рэнт, нервно подергивая шкурой на холке. - В числе прочих - двух наших женщин.

  - Как это? - Вскинулась девочка. - Они же не участвуют в боевых действиях! Откуда они тут взялись?!

  - Поскольку экспедиция изначально считалась познавательно-дипломатичной, и сформировавшейся угрозы не было, - теперь ей отвечал уже Морфей, - подруги некоторых воинов напросились с ними. Не видя в этом ничего дурного, Краасс разрешение подписал. И все было нормально. Вплоть до тех роковых событий.

  - С Латтой вышло кошмарно по-настоящему, - Грустно проговорил Рэнт. - Латта, это подруга одного из погибших, - уточнил на вопрошающий Алин взгляд. - Они у нас молодоженами были. Всегда друг за дружкой, как нитка за иголкой. Латтка отчаянная такая, куда муж, туда и она, море по колено. Даром, что на сносях. Но по нашим женщинам это состояние и незаметно почти. У нас малыши крошечные рождаются, зато потом очень быстро растут. Так вот, напали тфинатэ, а Бэрли, супруг её, как раз на передовой и очутился. Ну и погиб. Одним из первых. На глазах у Латты. А она с горя обезумела. Бросилась в самую гущу врага - сжигает их, топчет. И все дальше и дальше прорывается. А нас уже отрезало капитально. Мы следом пробиться не можем. От пожаров и взрывов все дымом заволокло, видимость на нуле. И на мысленный зов не отвечает. Так и пропала, ни за что. Как все закончилось, кинулись мы искать, конечно. Да куда там! Сколько ни рыскали, сколько пленных ни выпытывали, местность ни прочесывали. Безрезультатно! Тамелон тогда сам чуть с ума не сошел. Латтка его племянницей была, Морфею сестрой двоюродной. Уж как он клял себя, что смалодушничал и разрешил ей с мужем ехать. Помню, две ближайшие деревни самолично с землей сравнял. Ни женщин их не пощадил, ни детенышей. Да только что толку! А спустя полгода, в последующий наш приезд, один из наемников указал место с останками. Она, видать, была смертельно ранена. Чтобы в руки врагам не даваться, подалась в горы, заползла в пещеру. Там и смерть приняла. С неродившимся малышом вместе. Я так понимаю, она сознательно выбор сделала. Не позвала на помощь, не попыталась связаться. Не хотела она жить после гибели мужа. Вот и порешила себя.

  - Жуть. - Пробормотала Аля, раздумывая. - Ну а в общей сложности дело тогда чем закончилось?

  - Вынужденным перемирием. - Хмуро откликнулся Зэер. - Повстанцев мы разгромили. Но в защиту оборотней поднялись силы самого Нордока. Через несколько месяцев выяснилось: отныне в пределах атмосферы трансформеры подвергаются постоянной и крайне серьезной опасности. Против нас восстали буквально все организмы, населяющие просторы планеты. От простейших и растений до животных и птиц.

  - Они мутировали? - Живо переспросила Аля.

  - Мутировали? - Удивился рагезт. - Нет, почему? С чего ты взяла, что мутировали?

  - А, не обращай внимания! - отмахнулась она. - Просто эта история слишком живо напомнила мне прочитанную в детстве книжку. Там автор очень ярко описал сражение поселенцев с нежелающей подчиняться планетой. Для того, чтобы эффективно уничтожать противника, живые формы этого мира, по имени Пирр, бесконечно мутировали, создавая все более и более экстремальные по смертоносности варианты.

  - Ух ты, - ухмыльнулся вдруг Носферату, - а люди-то, как погляжу, на выдумку весьма горазды. Наши природные ресурсы до таких извращений не дошли. Но им и не надо было, учитывая, какое разнообразие смертельно опасной флоры и фауны имеется на Нордоке изначально. Просто в обыденной жизни они друг другу и оборотням без причины жить не мешают. И телепатия, опять же, играет тут не последнюю роль. Мы как бы договор соблюдаем, пакт о сотрудничестве и ненападении. Если делаем что для других существ невыгодное или нехорошее - участки под огороды корчуем, реки отводим, охотимся - всегда с природой договориться поначалу стремимся. Извиняемся. Объясняем. И, таким образом, не выпадаем из общей цепочки взаимосвязи. Мы уважаем природу, природа уважает нас. А, когда начались эти стычки с трансформерами, да плюс еще похищения, планета запаниковала. Незнакомые, непонятные, опасные, агрессивные. Нордок принял решение защищаться. И теперь его жители автоматически атакуют рагезтов, сразу же по прибытии. Чтобы, если и не уничтожить, то уж изгнать - наверняка. Без специальных защитных костюмов и масок им на планету ступить невозможно, а чтобы не подпускать непрерывно атакующую живность, огромные силы тратятся на поддержание в постоянной активности силовых ограждающих полей. Отсюда имеем - не взирая на озвученные обстоятельства, на планете трансформеры бывают. Но получается это эпизодически и сопровождается сумасшедшими энергетическими затратами. А все попытки ситуацию разрулить и договориться совершенно ни к чему не привели. Не доверяет им Нордок, и баста.

  - Не доверяет усилиями тех же Тфинатэ. - покосился на него Зэер негодующе. - Если б главари ваши напряг постоянный не вносили, и не возводили трансформеров в ранг несправедливой кары небесной, мы бы давно уже связь наладили.

  - Отличненько, а ко мне ты что имеешь?! - Вскипел оборотень. - Я здесь с какой ноги замешан, не соображу?!

  - Эй, а ну тихо! Соратники-соперники, блин! - рявкнула Аля сердито. - Вы мне тут еще передеритесь, чтоб совсем хорошо стало!

  - Кем ты нас назвала? - Растерялся Зэер.

  - Кем когда-то были, - отрезала девочка. - И в кого до сих пор играете. Уняться не можете никак!

  - Алира, они тебя поняли. - Вклинился Морфей миролюбиво. - Они раскаиваются, переживают и больше глупостями страдать не будут.... Верно, ребятки? - Обратился к взъерошенным и растерянным мужчинам. "Ребятки" переглянулись исподлобья и дружно закивали. - Ну, вот и хорошо. Наш детсадовский конфликтик исчерпан. Что ты делать думаешь, Алира?

  - Высадиться, - уведомила Аля коротко.

  - С кем из нас?

  - В одиночку.

  Последовавшая за этим минута молчания показала - друзья готовятся к выступлению. И, если она их не предварит и не успокоит, выступление выльется в грандиозный и содержательный концерт. События нужно было опережать.

  - Тихо-тихо-тихо!.. Пожалуйста. - Она примиряюще выставила ладошки, как дирижер, готовящийся к управлению. - Раскрываю самую суть. Помочь вы мне в этих обстоятельствах не сможете. А, вот, навредить, сами того не желая, как говорится, легко и просто. Теперь я убеждена окончательно, отчего Нордок меня не воспринимает. Я с ним общаюсь из этого корабля. А корабль что? Правильно. Олицетворение ненавистных захватчиков. И таким же олицетворением является на данный момент каждый из вас. Зэер - трансформер, ему вообще на планету засть до окончательного прояснения ситуации. Итраны наши - пособники злостных интервентов. Отпадают?.. Я тоже так думаю. И, наконец, ты, Носферату. На первый взгляд проходишь. Но только на первый, увы. Ты слишком долго пробыл среди рагезтов. Ты проникнут их духом, перенял их привычки. Ты не настоящий оборотень. Тебя не станут слушать и, уж конечно, не будут доверять. Остаюсь я. Учтите, никого из отряда Ноэла, и девушку Дану, я в расчет не беру. Они мне совершенно не помощники. Нет, мы с планетой должны встретиться один на один. Я знаю уже, как. Вы просто мне не мешайте.

  - Алира, это опасно!.. - Обеспокоенно начал Зэер.

  Аля приложила к губам указательный палец, качнула головой, давая понять, что выслушивать не намерена.

  - Пока моей жизни напрямую угрожали единственный раз. И было это в Императорском дворце Этриона, под самым боком у Краасса, в присутствии Тэо. После этого я удостоверилась: заведомо безопасных мест для меня не существует. И к возможной опасности отношусь с должным уважением и вниманием, но без фанатизма и истеричности. Тем более у меня предназначение такое - встречаться с этими опасностями лицом к лицу. И устранять. Поэтому еще раз прошу. Не вмешивайтесь. Вы сможете следить за мной по внешней связи. И сможете предупредить, если заметите непосредственную угрозу. В других случаях себя не проявляйте. Если нарушите наш с Нордоком контакт, восстановить его будет крайне тяжело. Понятно?

  - Куда отправишься? - Спросил Морфей деловито.

  - Вот здесь, ближе к экватору, - указала девочка ареал на развернувшейся между ними прозрачной голограммной карте. - Так называемое Песочное Море. Небольшая пустыня с относительно устойчивой нейтральной температурой и полным отсутствием поселений. Мне необходимо будет высадиться ближе к центру, после полудня. Думаю, основное действо состоится ночью. Но к нему придется основательно подготовиться. А на это, естественно, время нужно.

  - На чем полетишь?

  - Легковой кар. Одноместный.

  - Одобряю! - Кивнул итран. - Предусмотрительно. И излишних подозрений не вызовет. Вот что. Ты тут готовься, продумывай. А модуль пускай на мне будет, ладно? Думаю, я сумею оборудовать его всем необходимым так, чтобы начинка эта настораживающей не выглядела.

   - Спасибо, Морфей! - Улыбнулась ему девочка благодарно. Тогда, я к себе сейчас, а назавтра, поближе к полудню, состыкуемся здесь для окончательного утверждения действий.

  - С командою что?

  - Да оформи им увольнительные на ближайшие трое суток. Потом еще продлишь, по обстоятельствам. Пускай отдохнут, с родными повидаются. И нам почву подготовят. Для знакомства поближе. - В лукавых глазах зажглись хитрые огонечки. - Ноэлу наверняка не терпится невесту свою новоявленную родне представить. Вот с ними ты, Нэттэ, как раз и отправишься. Свидетелем будешь. Как-никак она и твоя воспитанница тоже.

  - А мне что делать? - протянул рагезт разочарованно. - В окошко смотреть, да любоваться, как ты там песочек в барханах пересыпаешь? Самая по мне работка. Ничего не скажешь, удружила!

  - Ты, главное, на связи будь. - Зеленые глаза улыбнулись печально. Заглянули, кажется, в самую душу. - А работы, как вернусь, нам всем тут хватит. С лихвою, даже. До завтра, ребята!

  Слегка поклонившись и обведя всех по кругу улыбчивым ласковым взглядом, Аля вышла.

  Итраны переглянулись, пофыркали понимающе, добродушно.

  - Интересно, чем она до завтра заниматься намерена? - рассеянно поинтересовался в пространство Носферату.

  - Отсыпаться. - Ухмыльнулся молчавший до того Гор. - Банально. Но очень действенно.

  

   * * *

  Уложив последний сверток и затянув потуже ремни, Тиа перебросила котомку через плечо и неслышно прокралась к выходу. Притворив тяжелую дверь, остановилась на крыльце, зорко осматриваясь, ловя малейшее шевеление за опущенными на ночь полотняными занавесями. Солнце вынырнуло из-за горизонта от силы минуту назад, но большая часть неба уже вовсю полыхала - лимонным и желто-оранжевым. Арвиус-Ан, двойное светило Нордока, гигантским пламенным мотыльком всплывало в очистившуюся от облачных гирлянд небесную высь.

  Поглядев на пылающий красками восток, девушка расстроенно вздохнула. При других обстоятельствах, она, скорее всего, несказанно обрадовалась бы такому ясному и приветливому, обещавшему отличный погожий день, рассвету. Но сегодня!.. Тиа сердито прицокнула языком. Залитая солнцем полоса поля, с поднявшимися недавно ростками посевов, просматривалась, как на ладони. Да, ограда была высокой, но и цокольный этаж в доме не подкачал. И, хотя Тиа предусмотрительно выбрала для самовольной своей вылазки охотничью тунику-камуфляж, бесподобно передающую оттенками раскраску листвы и травы, и закрыла золото волос низко надвинутым капюшоном, её передвигающаяся по полю фигурка видна будет, как нельзя лучше. Она не боится глаз. Но не хочет, чтоб за ней бежали и останавливали!

  Хотя, до леса отсюда - рукою подать. Каких-то пару сотен шагов, и длинные густые тени разлапистых исполинов-деревьев накроют её и сделают незаметною зыбкою тенью. Нужно только преодолеть этот предательский голый просвет. А! Была, не была!..

  Прижав поплотнее котомку, девушка прошагала к воротам. По дороге погрозила пальчиком зашевелившемуся на высоком насесте большому сторожевому соколу. Птица заклекотала тихонько, переступая с лапы на лапу, сжимая и расслабляя длинные желтые когти. Склонив набок голову, проводила хозяйку внимательными умными глазами. Не выявив причины для беспокойства, нахохлилась и снова замерла, зарыв мощный крюкастый клюв в пушистое оперение груди.

  Нажав на рычаг, Тиа стремительно и гибко скользнула за бревна ограды и быстрым шагом направилась к чернеющей за широкою изумрудною лентою поля чаще. Обутые в высокие охотничьи сапоги ножки упруго мерили траву, а губы упрямо сжимались. Нет, уж, она сделает, что задумала! Как бы там мать ни бранила, и братья ни протестовали. Она этот лес знает, лучше, чем свои пять пальцев. Исходила холмы и ущелья вдоль и поперек еще девчонкой-несмышленышем. Каждую горку излазила, пещеру, овражек. И не будет сейчас страшиться не пойми чего и прятаться от мира за семью запорами девичьей душной горницы. Да, случилось несчастье. И она долгие годы провела в плену чужбины. И познала невыносимый страх, и скорбь, и отчаяние. И разуверилась в надежде обрести свободу. И почти забыла, какая она - вольная жизнь. Но не умерла же! Не сгинула! Возвратилась под отчий кров. И все с нею в порядке. Она ловкая, сильная, смелая. И не собирается бояться призраков. Вряд ли те, что похитили её, снова сюда вернутся. Бад говорит, они не могут преодолеть барьер, установленный Нордоком. Это значит, Тиа в безопасности. А, кроме того, у нее цель есть, и очень важная. Она мечтает отыскать свою подругу. Ту самую, которую нарекла когда-то нежно - Лесная Фея. Ту самую, что была верной спутницей в детских её походах и вылазках. О подруге этой не ведают знакомые и родные. Ребенком Тиа тщательно скрывала свою тайну, опасаясь огласки, а с ней и вреда. И, с тех пор как вернулась, не перестает думать, вспоминать, тосковать. Подруга бы её поняла. Ей даже не понадобилось бы рассказывать. А только обнять, тепло и искренне, и заглянуть в дивные топазовые глаза, исполненные мудрости и доброты. И фея обязательно утешит. Обласкает или посоветует. Как прежде, когда девочке Тие требовалась поддержка. Лишь бы не исчезла она из этих мест, оставшись без маленькой своей приятельницы в одиночестве!

  Трусцой добравшись до первого ряда деревьев, Тиа поспешно нырнула в теневой полог и, вытянувшись на носочках, исследовала глазами оставленные позади поле с маячащей усадьбой. Переполоха не намечалось. Её никто не догонял, да и вообще - ни единой живой души снаружи не было. Успокоенная, девушка, оправила одежду, закрепила понадежнее поклажу и бодро тронулась дальше, не забывая отмечать глазами тропу и не теряя бдительности. "Береженого бог бережет" - это, знаете ли, всех касается!

  

   * * *

  Серебристая пуля оторвалась от платформы. Скользнула вниз, разрезая воздушный покров. Встречный ветер приглушенно засвистел в обшивке. Аля вытянулась в кресле, закрыв привычно глаза. Курс задан. Автопилот не ошибется. Планета ожидает. Что принесет обеим эта встреча?.. Игра вслепую... она опять началась!..

  ...Устало присев на укрытый мохом валун, Тиа отерла дрожащей рукою пот со лба и не удержалась от всхлипа. Пустое! Никого она не найдет. Ни следочка, ни намека присутствия. И на все её призывы отвечает лишь ветер. Да неугомонные птицы, порхающие и снующие в сплетенных ярусах крон. Ноги дальше идти отказываются. Стало быть, ночевать придется здесь.

  Она представляет, что сейчас дома творится. Родственники, наверное, с ног сбились. Нет, Тиа бесследно не исчезала. Домашним оставлено письмо. С извинениями и предупреждением: через день вернется. Но для матери это не оправдание. Ей одного хочется, чтобы дочка безвылазно под боком сидела. А еще, ни сном ни духом не поминала бы о пережитых ужасах и приключениях. Потому, что слово "рагезты" - равносильно проклятию. Его стараются не произносить. А, если и заговаривают, то сугубо иносказательно, называя демонами либо захватчиками. Тиа же осмелилась говорить об этих исчадиях ада в открытую и, пока её категорически и резко не приструнили, не умолкала. Нарвавшись, в итоге, на строгий выговор, от одного из старейшин, рассказы она прекратила. Но одноплеменникам и озвученного оказалось предостаточно. А одно Тиино неосторожное признание особенно всех напугало, превратив несчастную девушку, по сути, в негласного изгоя. В лицо ей ничего такого не заявляли, но общались крайне неохотно. Соседские девчонки все больше прятали глаза и старались отделаться побыстрее. Тиу не приглашали на женские посиделки, не зазывали в гости, и вежливо, но настойчиво, подчеркивали неуместность её присутствия в любых общественных мероприятиях деревенского масштаба.

  Односельчане узнали, что там, в далекой и чуждой им не меньше царства мертвых стране, она умудрилась влюбиться.... В ненавистного убийцу-трансформера!!!..

  ...Методичное шуршание песочной пыли. Порывы ветра обдают горячим. Связка солнц лениво оседает в барханы. И дымящиеся золотом тени постепенно сгущаются, становясь коричневыми, а после - черными. Небо темнеет, наливается фиолетовым. А по краю наползающих с севера туч зажигается первая звездная россыпь. В пустыню нисходит ночь. И маятник Вечного замирает. Как замирает в ожидании дух. Перед обратным летящим отсчетом. И углубляется в запредельное. Надеясь и веруя, забыв, что такое страх. Ей не хочется быть уязвимою. Но сегодня выбора нет!.. Опять и снова, как многажды раз прежде.... На стыке времени и миров. На остром, будто лезвие, краю. Способна выстоять только ты. Посланник и миротворец.... Протяни руку. Прошепчи Имя. И отдай себя Сущему. Соедини мосты!..

  Пламенные язычки покорно вырастают из песочной глуби. Один, второй, третий. Цепочка длится и бежит, поднимаясь в воздух, закручиваясь спиралью. Стены из парящих огненных лепестков, слившихся поверху в купол, отрезают её от внешнего. Вначале, они - рядышком, образуют нечто вроде большого кокона. Но потом раздвигаются, отплывают и превращаются в высокий полукруглый шатер. Трепещущие огоньки с его обрезанной вертикально стороны разбегаются. Возникает проход. Аля садится в дальний угол. Сложив на груди руки, погружается в мысли. Ведь он же этого хочет: подробностей, её подноготную. И она не собирается прятаться и не договаривать. Она сумеет обосновать - почему.

  - Итак, ставленница Центала, - разносится насмешливо, но добродушно. - Наслышаны, наслышаны, а как же! Твоя слава катится далеко впереди тебя, девочка.

  - И какова она? - шепчет Аля невразумительно, не поднимая глаз.

  - Разноцветная! - Рокочет хриплый бас с едва ощутимой лукавинкой. - Как и вся ваша бренная жизнь. Надеюсь, другого определения ты от меня не ждала?

  - Ждала. - Она поймала себя на том, что улыбается облегченно. Рискнула глянуть. А, увидав встречную улыбку, больше глаза не отводила. - Худшего!

  Высокий и неожиданно мускулистый, седой как лунь старик, с буйной гривой нечесаных волос и окладистой снежной бородой, в сером потрепанном хитоне и пропыленных кожаных сандалиях ступил в световой шатер. Подойдя, аккуратно подобрал полы и уселся, скрестив по-турецки ноги и устроив на коленях натруженные мозолистые ладони.

  - Нор-док?.. - Ошеломленно и неверяще округлила губы девочка. Слишком уж реальным и настоящим, слишком плотским и живым выглядел полуночный её гость. И образ его никак не вязался у нее в воображении с мощью, равной которой не было в этой части Вселенной среди одушевленных миров. - Ты... Великий Проводник?.. Эгрегор?!

  - Он самый, - ухмыльнулся старец, иронично сморщившись, отчего обветренное лицо его избороздили от глаз лучики-морщинки. А раздвинувшаяся полоска прикрытых пышными усами губ показала великолепные, жемчужно-белые ровные зубы. - Что, не впечатляю? - Хихикнул гулко.

  - Напротив! - Пробормотала Аля. - Так меня до дня сегодняшнего еще никто впечатлить не удосужился. Это, как на духу!

  - Вот и ладненько. - Отозвался старец одобрительно. - Я тебе тут предложить намереваюсь, посланец. Не надо ничего мне раскладывать - объяснять. Я самостоятельно предпочел бы вызнать, что у тебя на уме, равно как и в памяти заложено. И ответ не твой услыхать, а от родительницы твоей. Напрямую.

  - Это... возможно, разве? - отозвалась она в полнейшей растерянности. - Не зная, как поступить и на что решиться. Разговаривать по душам - еще куда ни шло. Но пускать себе в голову, в подсознание, в сокровенное? Куда и сама она лишний раз не забредает?! Мягко говоря - неуютно. И, по правде - совершенно не прельщает!

  - Ха! - Сверкнул собеседник улыбкою, подмигнул задорно и понимающе. - Если уж отпустила тебя Земля-матушка, за здорово живешь, в услужение этим оболтусам крылатым, значит не так тоскливо все и грустно получается. И для меня у нее сообщить полезного найдется. На задворках памяти твоей детской припрятанного. Вроде карточки визитной, и рекомендаций с поручительством.... Ну так как, разрешишь старику Нордоку самому в назначении твоем и способностях разобраться? А то, ведь, по-другому, дочка, у нас с тобою вряд ли что выгорит. Слишком стар я и опытен, чтобы речам и картинкам рисованным верить. Разумеешь, да, отчего?

  - Ага. Разумею! - Бормотнула Аля, почесав в затылке. - У нас это называется: поставлено четко и варианты исключает.

  Эгрегор глянул вприщур, молча улыбнулся.

  - Хорошо! - Решилась она, оборвав мечущиеся раздумья. - Что я должна сделать?

  - Особенного ничего. Садись поближе. Руку мне дай и вспоминай себя потихоньку. В том возрасте чудном, когда, как говорится, пешком под стол путешествовала. И на взрослые свои перипетии с переживаниями не отвлекайся. Мишура они для меня. Шелуха пустая. Понятно?

  Кивнув решительно, точно с вышки в воду ныряя, Аля торопливо придвинулась. Поместила меж его ладоней сухие горячие пальчики. Сосредоточилась на попыхивающих светом огненных язычках. Шаг за шагом уходя воздушными их тропками вглубь себя и затаившихся воспоминаний....

  

   * * *

  - С каких это пор Дознавательная Комиссия решает, что ей позволено без ограничений ковыряться в личной жизни правящих? - Оскалившись, Краасс навис над вжавшимся в спинку, не ожидавшим столь агрессивной реакции, Севеоном. Два других представителя упомянутой Комиссии, сослуживцы и свидетели последнего, окостенели на своих местах и глазели на кипящего яростью вождя в совершеннейшем замешательстве.

  Без движения озирая побелевшее, перекошенное судорогой лицо, Севеон упрямо выдавил:

  - Дела королевской семьи подконтрольны народу так же, как и дела любого из наших почтенных и уважаемых сограждан. Вам задан вполне корректный и обоснованный вопрос.

  Краасс скрипнул челюстью. Отвалился. Тяжело осел на сидение. Вытянул ноги с нарочитой небрежностью. Подхватив со столика пустую чашу из-под вина, нервно вертел в пальцах.

  - Извините нас, господин Император! - Рискнул подать голос один из сопровождающих Севеона. - Но вам и самому известно прекрасно, отчего данная тема настолько существенна и неотложна. На вашей сестре высочайшее обязательство. Закрепленное и озвученное лично вами. А период, определенный на отсрочку и раздумья, окончательно миновал. Общественность желает знать - когда же будет проведена заявленная церемония бракосочетания?

  - Сожалею, - криво ухмыльнулся Краасс, смерив его откровенно пренебрежительным взглядом, - И прошу простить мою излишнюю резкость. Вероятно, я и сам пока не принял полностью факт кардинальной смены обстоятельств. Но, как бы там ни было, уже назавтра народу объявят: Атталия Лорн в последний момент отказалась, от высочайшей чести, оказанной ей обществом. В связи с чем, она лишается всех титулов и привилегий. И определяется на вечное поселение на территориях периферии. Как водится в подобных прискорбных случаях, инкогнито, под присвоенным новым именем. Я имею право поддерживать с ней отношения, разумеется, самые поверхностные и не афишируя. В государственном реестре она значится. Так что под контролем и Законом остается. Вот только официально сестры у меня больше нет. Несчастный случай, господа. Повторно прошу прощения.

  Посланцы комиссии обескураженно и подавленно переглядывались. Севеон, сухо откашлявшись, осторожно проговорил:

  - Но что же теперь будет?.. Вы не можете оставлять страну без наследников. Ваши рекомендации и назначения - отправная точка для народа в его последующем выборе. А по прямой линии родственной, кроме брата, у вас никого не остается. Значит, либо вы обязаны назначить преемниками его будущих потомков, либо, что было бы гораздо предпочтительнее, заключить брак самому.

  Краасс что-то невнятно прошипел. Ядовито желтые глаза брызнули вспышкой. На секунду на Севеона обрушился сумасшедший ужас, точно он заглянул в лицо разъяренной донельзя Смерти. Но Краасс сумел вернуть себе равновесие и, остудив в глазах пламя, ответил со спокойным равнодушием:

  - Увы, господин Наблюдатель. Боюсь, второе из ваших предположений не осуществимо. И вы сами знаете, почему.

  Севеон искоса обозрел товарищей. Первый из них окаменело-испуганно таращился на вождя, будто опасаясь, что тот вот-вот взорвется наподобие сработавшей бомбы и похоронит их на веки или пылью развеет. Второй выглядел более осмысленно. И, прикрывая глаза, елозил по лбу ладонью, словно промокая выступающий безостановочно пот. Определив, что взаимности и поддержки ему сейчас не видать, решил прорываться в одиночку.

  Отступим на минутку. Задушевную аудиенцию Севеона с претенденткой отставной, по тексту выше, помните? Ушлая Эвфалия обратилась по адресу, без сомнения. При всей его показной мягкотелости и осторожности, переходящей иногда в откровенную трусость, Севеон был из той самой породы, что мягко стелет, да очень жестко спать укладывает. И, случающимся своим оппонентам, противником являлся отнюдь не шуточным. Если уж он чуял добычу и уверялся, что добыча эта вполне уязвима, то вывернуться из его когтей избранная жертва могла лишь благодаря снизошедшему с небес чуду или такому же баснословному везению. И то и другое, на памяти Краасса, ни разу еще не случалось. При этом действовать Севеон предпочитал исключительно чужими руками, подключая, как правило, мнение и "глас" того же народа. А непосредственный свой шаг, каждый, по счету, опирал на железные аргументы законодательства. Тысячу раз с ними сверялся и повсюду, где только мог, закономерность и последовательность предпринятых шагов торопился оглашать. Исходя из того, что чем больше свидетелей и сторонников наберется, тем он сам для врагов неуязвимее. Соответственно, репутация его была безукоризненной, а популярность в среде рядовых рагезтов именно за "открытость и честность перед массами" просто зашкаливала, делая Главу полномочной Комиссии недосягаемым для правовых и физических репрессий. И, вздумай Краасс жестоко обойтись с Севеоном, от ответного выплеска народного негодования титул его бы не оградил. Потому что с позиции общественных настроений, Севеона чтили даже и поболее Императора. Краасс, как и сам он любил на досуге говаривать, являлся законным лицом государства. Но Севеон был его общелюбимой и поддерживаемой "совестью", и тягаться с ним на этом поприще оказалось бы провальным в основе. Потому и в сегодняшней их беседе - стычке, вождю приходилось порывы свои и возмущения большей частью припрятывать, а то и откровенно гасить. Ничего не попишешь - дипломатия, будь она не ладна!..

  - Простите, Господин Император. Не знаю. То есть! - Торопливо перебил сам себя, увидав, как эффектно черные ногти вспарывают ониксовую поверхность столешницы, будто та не из гранита, а из пористой губки, - Наличие у Вас официальной наложницы, по большому счету, совсем не помешает женитьбе, надумай вы все-таки решиться.

  

   * * *

  Натаскав побольше сухой листвы и утрамбовав её как следует, Тиа в последний раз высунулась из пещерки посмотреть - ни ли поблизости кого подозрительного. Солнца закатились около часу назад, и сейчас вокруг царила густая и на удивление теплая безветренная ночь. Пристроив котомку с припасами подальше от входа, девушка перекусила сухариками и ломтем вяленого мяса. Тщательно вытерев руки обрывком влажной ткани, сделала несколько затяжных глотков из глиняной пузатой колбы. Потом тщательно укупорила её пробкой и закопала под листья в уголке. Грустно бурча шепотом под нос и сетуя на неудачу, расстелила под собою шерстяное тканое покрывало и, улегшись, завернулась до самого носа. Она переждет здесь до утра, а на рассвете тронется в обратную дорогу. По щеке поползла слезинка. Тиа, раздраженно буркнув, смахнула её рукой. Зажала глаза кулаками и принялась тереть, вполголоса браня себя и уговаривая. Да, подругу она не нашла, но, ведь, это еще не провал. Больно, обидно, одиноко. И до крика не хочется возвращаться домой. Она их любит, наверно, и уважает, но не чувствует больше своими настолько, чтобы прожить среди них всю оставшуюся жизнь. Пролетевшие в плену годы сильно её изменили. Это правда. И ей никогда уже не стать прежней, не вернуться на устоявшиеся рутинные круги. Она не виновата, что не способна существовать теперь, как прежде. И, пусть простят или не прощают соплеменники, но она и не собирается больше прикидываться такою же, как они. Она попробует договориться с Бадом. И очень надеется, что он поймет и встанет на её сторону. Ей нужно уехать, подальше куда-нибудь. Начать самостоятельную жизнь. Но лишь бы не здесь, не в родном селении, не в этом болоте стоячем из традиций вековых и условностей, бесконечных и бессчетных. Ей здесь душно, и тесно, и скучно до умопомрачения. И она с не смирится, пока не добьется права на независимость и свободу.

  Тяжело кувыркая неподъемный ворох мыслей, она долго не могла уснуть. Ворочалась с боку на бок, пушила листву, то укутывалась, то раскрывалась. Но, ближе к восходу, окончательно издерганная и вымученная, умудрилась расслабить себя и задремать. Блуждая между сном и явью, она - то проваливалась в мельтешащие беспорядочно зарисовки, то снова оказывалась в тесном своем пристанище посреди деревьев и скал. В какой-то момент пещерка окончательно отодвинулась, стены расширились, сменившись золотисто-зеленым травяным плетением. И тогда Тиа обнаружила, что сидит на речном обрыве у сухого погнутого бурею ствола. И глядит на спешащие понизу, сероватые, отливающие серебром волны. Солнце жарит неистово. И небо от жары этой и не голубое уже, а прозрачно бесцветное. Ветра нет, воздух плавится горячими ручейками, и дышится с трудом.

  - Доброго денечка тебе, доченька! - Окликает откуда-то сверху дребезжащий старческий тенорок. Тиа поспешно оборачивается. Повыше нее, на склоне, оперся на посох сухонький невысокий старичок. Дорожная хламида изветшала и виснет по низу клочьями. Сутулый, согнутый стан опоясан грубой бечевой. Мозолистые, узловатые ладони тяжело давят на шершавый крюк рукояти. На плече - тощий, заплатанный мешок. Босые стопы - цвета коричневой, прокаленной сушею земли. А глаза на изборожденном морщинами лице, окутанном белой-белой, стелющейся до колен бородою и ореолом таких же волос, неожиданно яркие, блестящие, пытливые. В них - потусторонняя отрешенность и такая же неестественная власть. Будто за немочным телом скрыто что-то иное, таинственное и всеобъемлющее.

  - Не успев толком подумать, да и не колеблясь, Тиа поспешно вскакивает. Уважительно поклонившись, приближается, гадая про себя - откуда же явился в их долину одинокий, уставший старик. Отчего путешествует пешим? Почему его никто не сопровождает? Места у них спокойные, поселенцы отзывчивые. Но леса и луга сами по себе таят множество ловушек и преград. Бродить в одиночестве слабосильному и незащищенному опасно - это закон природы. Мало ли, напасть какая приключится - пожар лесной, суховей, или плывун болотный на пути. Без дружеской руки и поддержки сгинуть без следа одинокому страннику есть бесконечное количество причин. Отчаянный он, старец этот. А, может быть, всю жизнь свою в блужданиях провел. Потому и не хочет компании. Тиа знает о подобных случаях. Таких дервишей и вечных паломников почитают в среде Тфинате за мудрецов и, даже, пророков. Они бороздят просторы континента, неутомимые и бесстрашные перекати-поле. Нигде надолго не задерживаются. Отдавая благодарным слушателям дать за гостеприимство увлекательными, сказочными повествованиями, вещая, предрекая, а иногда и сообщая что-либо крайне важное.

  - Благодарствую, доченька, - натруженные темные ладони принимают из протянутых поспешно рук берестяной туесок с квасом. Странник пьет жадно, широкими спешащими глотками. Утерев губы, возвращает опустевшую почти посудинку. Улыбаясь лукаво, благодарит.

  - Ты прости меня, доча. Вон, жара какая свалилась. Не лето нынче, а пекло натуральное. Оставил я тебя без припасов!

  - Ничего, дедушка, - откликается она бодро, - до поселка рукою подать. Надо будет, сбегаю. Или уж до дома потерплю, тут идти - всего ничего. Вы бы к нам наведались. Отобедали. Отдохнули с дороги! Давайте провожу, а?

  - Спасибо, девочка, - путешественник отзывается ласково, а глаза из-под прищуренных солнцем век быстро-быстро оглядывают её, с головы до ног, внимательно до придирчивости. - Только недосуг мне в селение заходить. Забот, видишь ли, много. А сюда я пришел специально. С тобою повидаться... Тиа!

  Она отшатывается, отступает. Смотрит напугано, но с какой-то безумною, зародившейся внезапно, надеждой. Смотрит в его лицо и видит, как черты старца постепенно, но неотвратимо меняются. Набирают синь глаза, разравниваются морщины, клубящиеся белые волосы приглаживаются, тяжелеют, обретая холодный льдистый блеск. Скулы становятся выше, брови темнеют, разбегаясь изящными дугами. Нижняя половина остается скрытой разросшейся пышно бородой, Но Тиа все равно уже знает, кто ей показан. Губы шепчут несмело и жалобно:

  - Зэер?!.. О, боги... Зэер!..

  Всхлипывая, она валится на коленки, закрывая ладонями глаза. Отворотившись, машет исступленно руками, выкрикивая тонко, с плачем:

  - Уходи! Уходи от меня! Ты не знаешь ничего, ты такой же, как и они!.. Это мать тебя надоумила, да?!.. Ну, так передай, что это не её дело!.. Я уйду из дома, я не стану мешать им жить! Но меня вы трогать не смеете, это вас не касается, ясно?!!

  И замолкает, дыша тяжело и глядя ошеломленно в надвинувшееся, внезапно, вплотную, встревоженное и доброе лицо. Покачав сокрушенно головой, старик молча обнимает девушку, прислоняет к груди, будто ребенка, гладит успокаивающе по волосам.

  - Ты и вправду любишь его, доченька? - Спрашивает с неподдельным участием и непонятной какой-то горечью. Шмыгая носом и всхлипывая, Тиа решительно кивает. - Бедная ты моя девочка. Ну да что уже тут поделаешь! Чему быть, того не избежать.

  - Что вы сказать хотите? - Бормочет она, отодвигается. В который по счету раз вытирает набрякшие веки, смотрит, боясь поверить. - Вам что-то известно?.. О нас?.. О нем?!.. И кто вы такой, вообще?!

  Старик усмехается, вздыхает. Жестом просит обождать. Тяжеловато поднявшись и, прихватив туесок, спускается к воде. Вылив остатки кваса, и ополоснув, зачерпывает из речки. Возвращается. Поставив ношу наземь и усевшись, предупреждает, мягко, но настойчиво.

  - Я буду не рассказывать, а показывать тебе, Тиа. Следи внимательно, ничего не бойся и ничего не говори.

  Подумав, она кивает. Глядит, забывая моргать. И, постепенно, начинает понимать, со страхом и обмиранием....

  Обведя перед собою широкий круг, старец приминает траву в нем рукою. Стебельки немедленно осыпаются, словно их под корень срезали. На глазах сохнут и рассыпаются в пепел, обнажая коричневую глинистую корку затвердевшей, иссушенной летней земли. Шишковатый высохший палец сосредоточенно делит образовавшееся пятно пополам. И Тиа видит, как земляную корку вслед ему словно разламывает. В поверхности образуется глубокий узкий желоб, а обе половины круга становятся абсолютно, антрацитово черными. По-прежнему не произнося ни звука, старик сковыривает сложенными ковшиком пальцами горсть земли из середины левой половинки и пересыпает на середку правой, а в неглубокую ямку наливает речной воды из Тииного туеска. Затем направляет раскрытые ладони, опуская низко, на круг и что-то едва слышно шепчет. Начинает отводить руки вверх, тягучим плавным движением. Тиа громко ахает, замирает.

  Вслед поднимающимся ладоням из круга медленно тянутся два ростка. Прозрачный, будто хрустальный, с резными узкими листиками и усиками-завитушками, и металлически черный, светящийся изнутри красноватыми каплями прожилок, с толстыми округлыми листочками. Доведя ладони до уровня груди, старец резко разводит их в стороны, роняет. Оставшиеся без поддержки, стебли беспокойно и быстро поводят верхушками, будто выискивая утерявшееся направление, изгибаются, трепещут листиками. И, вдруг, броском устремляются навстречу, в мгновение ока тесно переплетаясь. Будто вставшие на хвост волшебные змеи, они извиваются, раскачиваются, и с каждой секундою все сильнее вжимаются друг в друга. А затем... отламываются от изножий! Обломившиеся кончики смыкаются с вершинками накрест. То есть - хрустальный - сливается с металлическим, и наоборот. Образовавшееся кольцо продолжает движение. Всё убыстряясь, оно ползет по кругу, потом перехлестывает само себя и превращается в восьмерку. Место стыка половинок её разламывается вновь. И вот уже, между, старцем и Тией выплясывают два серебряно-угольных обруча, размерами точь в точь, как венчальные обрядовые браслеты. Мало-помалу, листочки и усики втягиваются в основу и расплываются в ней. Обручи обретают гладкость и равномерный неяркий блеск. С тихим звоном они прекращают кружение и падают, оставаясь касающимися друг дружки.

  - Послушай меня, девочка, - обращается старец к Тие, - я не могу тебе препятствовать. Ибо это твое решение и твоя судьба. Но обязан предупредить и спросить: согласишься ли ты на эту связь, если узнаешь достоверно, что срок её очень и очень короток. И расставшись, вы больше уже не увидитесь никогда.

  - Я погибну? - спокойно спрашивает Тиа. Старик тускло смотрит на нее и произносит.

  - Нет.... Просто у вас разные дороги. И, если ты его выберешь, то проведешь остаток жизни в одиночестве.

  Тиа вздрагивает, опускает голову. Сидит так, комкая подол туники. А потом поднимает горящий решительностью взгляд и выговаривает убежденно и четко.

  - Я согласна, великий Дух. Если мне оставят ребенка. Нашего общего с ним!

  Наблюдающие за нею глаза зажигаются призрачным заревом. Выдержав паузу, старец улыбается и ласково ей кивает. По щекам Тии бегут горючие слезы, но она не пытается утереть их или отвернуться. За потоками слез, лицо старца начинает размываться. Следом плывет и весь окружающий мир. Бешеное вращение захватывает девушку и влечет её прочь, силою вырывая из крепких объятий сна. Тиа трясет головой, размахивает руками, тщетно выискивая какую-нибудь опору. Наконец, окружающее останавливается и проясняется вновь. Она лежит в низкой своей пещерке, головой на краю обрыва. Вокруг щебечет, шелестит и аукается по дневному оживленный лес, а сверху вниз на Тиу глядят сверкающие радостно глаза. Не синие, а светло голубые. С вертикальными прорезями зрачков. На глаза нависает густейшая белая челка. Из челки высовывается небольшой, остро отточенный, точно сотканный из бриллиантиков рог. А большие подвижные ноздри легонько дуют в лицо, щекоча щеки теплыми воздушными струйками, пробуждая и дразнясь. Позабыв обо всем на свете, Тиа бросается навстречу, подхватившись.

  - Фея! Милая Фея!! Ты меня все-таки нашла!..

  

   * * *

  Прошелестели раздвинувшиеся створки. В распахнутый закату проем вослед явившейся извне, укутанной в серебристый плащ фигурке, вкатились оранжевые солнечные блики. Час назад Аля связалась с кораблем и закомандовала посадку. Принимавшему извещение Зэеру показался подозрительным её неестественно бесцветный, начисто лишенный эмоций голос. Но система подлинность связного подтвердила и, в итоге, разведчик приземлился. Четыре пары настороженных глаз ожидающе уставились на вошедшую в рубку управления девочку. На удивление равнодушно поглядев, Аля выговорила устало:

  - Порядок. Нордок предложение принял. После суточного карантина можем обосновываться. Успех в общении с местным контингентом целиком на нашей совести, но планета вмешиваться и мешать никоим образом не станет. Даже, если в ответ на проявленную ними агрессию мы захотим применить силу. Естественно, все это не бесплатно.

  У эгрегора имеются собственные условия сделки. В принципе, ничего устрашающего и неприемлемого категорически, в них нет. Отдельные, могущие насторожить Императора пункты я надеюсь отрегулировать. А сейчас, прошу прощения, мне требуется отдых. Увидимся завтра. В это же время.

  Оборвав себя, резко развернулась. Морфей, раскрыв в неподдельном изумлении пасть, проводил её выпученными глазами. Заикнулся обиженно, окликнуть.

  - Т-с-с! - Шикнул со своего места не меньше его удивленный рагезт. - Не трогай. Похоже, с нею случилось что-то. Я попозже проведаю, проясню.

  Рэнт и Гор соприкоснулись взглядами, понимающе и расстроенно нахмурились....

  

   * * *

  Забившись в дальний уголок лежанки, и спрятав голову под одеяло, Аля протяжно, тоненько ныла. Так плачет побитый щенок, вышвырнутый хозяином на мороз из теплого дома-защитника. Тычется в запертые двери, ни на что уже не надеясь. И стонет, не от боли, а от ужаса безвыходности. Вот и у нее. Нутро кровит и сочится, обнажаясь разверстыми прорехами. Душа стенает в агонии, но слезы выплаканы, и голоса нет.

  Дорогою ценою достался желанный союз! В обмен на уступки у нее не забрали, а - навязали. Знание, какое ей хотелось бы стереть из памяти, как самый страшный и нелепый свой грех. Знание, которое, она уверена, уже никогда не позволит глядеть на жизнь убежденно и прямо. И виной этому - прояснившаяся завеса лжи. Циничной лжи и жестокой. Она больше не сможет ему довериться. И не знает, сумеет ли смириться и простить!..

  И как же ей существовать теперь со всем этим?! Что делать? У кого справедливости добиваться?! Она не пойдет, ни к Зэеру, ни к остальным. Она готова их ненавидеть. Нет правды, нет правды! С нею играли, извращенно до садизма. Ну, ладно!.. Играл.... Но и другие тоже знали. И шагу не ступили вопреки! Господи, ну почему?!.. Ну, неужели душа и чувства здесь - пустые и дурацкие слова?!.. Она же любит их, по настоящему! Они стали для нее домом, семьей. После того, как уничтожили... её земную семью. Алиными собственными руками!..

  Очередной виток отчаяния рождает новый истошный вопль. Она срывается на пол, бешено стуча кулаками, опрокидывает голову к потолку, и кричит. Кричит, будто сумасшедшая. До хрипоты, до одури, до бессилия. Её никто не услышит - включен режим изоляции. И она не позволит вмешаться. Она обязана справиться. Найти выход прежде, чем мука и ярость погрузят её разум во тьму.... Господи, БОЛЬНО! Не хочу!.. НЕ ХОЧУУУ!!!

  Опять сгибается пополам. Зажимает уши ладонями, царапая голову до крови. Зажмурившись, дышит сипящими кусками. Над телом пеленою поднимается серый туман, застилает пространство, течет и переливается. Клубящиеся дымные лоскуты выстреливают щупальцами и кружат, кружат, расширяя облако живого пепла до самых стен и потолка. Пульсируют, трутся друг о дружку, выпуская алые искры и потрескивая. Воздух в отсеке наэлектризовывается, предметы начинают отсверкивать и мерцать, покрываясь, как налетом, слоем зеленоватого свечения. А призрачные губчатые струи все летят и стелятся, окружая скорченное на полу тело непроницаемым пылевым коконом. В сотне шагов отсюда рагезт и итраны ошеломленно смотрят на осветившиеся мониторы. Почуяв нешуточную опасность, модуль послал аварийное оповещение. Вокруг запертого изнутри отсека установилась дополнительная блокада. Но машина предупреждает - её недостаточно. Её не будет достаточно, даже, если корабль задействует все свои резервы и запасы до последнего. Материализовавшаяся квинтэссенция смерти сильнее любых препон. И подчиняется лишь создателю. И не знает границ и запретов. Те самые невесомые струи, что лениво и бережно омывают сейчас стены отсека, дай им Аля волю, прожгут корабль миллионами кипящих лезвий. Расплавят, обратят в ничто. А все живое внутри попросту испарится. Не хуже, чем на диске аннигилятора. Малейшая слабинка. Малейший выход из-под контроля!

  Не шевелясь и не дыша, они следят за мониторами. Мысли остановлены и ощущений нет. Внутри - лишь мерное сухое тиканье. Отсчет минут, может статься - последних. Ожидание наихудшего. Тишина, достойная вечности. Разбавленная ужасом. И... смирение?!..

  Щупальца внезапно замедляют бег. Плавно сокращаются, растягиваются, подрагивают, будто впитывая неслышимые сигналы. Повисев так и поколебавшись, начинают, вдруг, уменьшаться в размерах, уходя в себя и втягиваясь. Возобновляется кружение, но теперь оно, словно, притянуто к центру, и с каждой секундой пылевое облако становится все прозрачнее и разреженней. Еще несколько минут, и последние дымчатые волны исчезают, рассеявшись. Подложив ладони под голову и прикрыв локтями лицо, скрутившаяся колечком девочка крепко и глубоко спит. Опершись на экран пальцами, Зэер не может сдержать облегченного вдоха. Оборачивается к Морфею. Тот смотрит на него с затаенным страхом. Выдавливает обреченно:

  - Проклятие, она знает.... Эгрегор все рассказал!

  

   * * *

  - А ты скажи мне. Что я такое. Для тебя, для других. Для Краасса?!

  - Я не могу говорить за Краасса. - Он не сдвигался с места. Глядел уверенно и грустно. И Аля осознала, что начинает теряться. Напускная бравада сменялась острой неуверенностью. Совсем, как когда-то, в первые недели - знакомства, занятий, притираний. Она тогда периодически пыталась с чисто детским апломбом что-то из себя изображать, а её ставили на место спокойно и без малейшей ответной агрессии. Просто давали пояснения и раскладывали по полочкам, доступно и легко. И сейчас он так держится, словно не осознает за собою никакой вины. А что, если так оно и есть? И Зэер ни при чем. И Морфей, и Таме?!

  - Тогда объясни. Как ты это понимаешь. - Аля спрятала дрожащие ладони за спину, сцепила в замок. Зэер проследил за ней взглядом. Улыбнулся с печальной нежностью. Подошел медленно, Взяв за плечи, подвел к дивану, усадил. Сам устроился рядом. Заглянув в неподвижное лицо, начал:

  - Не хочу излишних слов. Уговаривать не стану. И отвечать могу только за себя.... Подчас я думаю, что живу до сих пор исключительно благодаря тому, что у меня смысл появился. Этот смысл - ты, девочка. Мне есть о ком думать. Заботиться по мере сил. Радоваться или переживать. Знаю, это странно звучит для трансформера в отношении существа не его расы. Но это правда. Верь или не верь, дело твое.

  - Мир, в котором я родилась, - выговорила она с трудом, запинаясь, - он для вас примитив, почти пустое место. Человеческий мир, в виду имею. Но, ведь вам не мешали просто забрать меня. Безо всяких спецэффектов. Без насилия. Без смерти! Или рагезты без смерти не могут?! Это антураж такой, обрисовка. Привычные и родные декорации. Чтобы форму не терять и позабавляться, как на спектакле!.. Черт, знал бы ты - как мне противно и больно!

  - Я знаю.

  - Ты не можешь знать!!.. Ты не проклинал и не ненавидел своих родных! Ты не убил собственного отца! Ты не отрекся от матери и не презирал её!.. Ты понять не сумеешь, до чего я себя грязной ощущаю. Какой скотиной и какой сволочью!.. Зачем нужно было поступать именно так?!

  - Чтобы отделить. Тебя от них, начисто. И, услышь, пожалуйста, я говорю сейчас не о себе! Наверно, я не поступил бы так. Окажись, на его месте. Но Краасс не знает жалости. Он привык резать по живому. Изначально, ты должна была стать его добычей. И, если бы он не сумел разглядеть тебя, вероятно, была бы обречена. Когда он понял, чем ты полезна, то изменил свои планы. Ему требовалось привязать тебя. Привязать такими узами, которые ты никогда не сможешь, а главное - не захочешь - разрывать. Семья... в твоем возрасте расставание с близкими особенно болезненно. Ребенок зависим от родителей и окружения гораздо сильнее взрослого. Разлука с ними для него, а тем более разлука навсегда, жестокий удар. Это означает, ты хуже и дольше адаптировалась бы, тебя тянуло бы обратно, ты бы тосковала и укоряла себя. А, возможно, задалась бы целью сбежать и вернуться. Все это - лишняя морока, и замедление трансформации. Краасс хотел, чтобы у тебя была единственная привязка и единственный смысл жизни - он сам. Так и получилось. Помогло еще и то, что ты по природе - донор. Тебе нужно жить во благо и на пользу, иначе пропадешь. И Краасс определил себя твоим "пунктом назначения"....

  - Что?! - развернувшись, Аля вцепилась в его руки и принялась остервенело трясти. - Что ты сказал?!.. Мы не были друг другу предназначены?! Его мог заменить любой другой, кого бы я полюбила?!.. Ты, Носферату, любой человек, в конце-то концов?!!.. О, боже, какая же я дура!

  - Это мог быть и не кто-то конкретный. Это мог быть целый мир. - Отозвался он осторожно. Не делая ни одной попытки отстраниться или утихомирить. - И это должен был стать Центал, Алира. Скорее всего, ты положила бы жизнь на благо породившей тебя планеты. Ты поднялась бы очень высоко в пределах своего мира. У тебя были бы миллионы последователей и миллиарды врагов. Наверно, ты изменила бы ход истории. И вывела людей на совершенно новый виток прогресса и самосознания. Ты прожила бы очень долгую жизнь. Не знаю, чем бы она закончилась. Но после тебя твой мир уже не был бы прежним. Он получил бы новый старт и второе дыхание.... Теперь этого уже не случится.

  - А что случится? - Убито прошептала девочка, кусая губы и сжимая кулаки.

  - Люди больше не хозяева планеты. Перейдя на сторону трансформеров, ты подписала им определенный приговор. Это уже не твой народ. И Центал на них не ориентируется. Его взгляд направлен на рагезтов. Как и его надежды, и ожидания. Он разуверился в человеческой расе. И отрекся от нее так же, как отреклась ты. Он не будет их уничтожать, пока они приносят пользу трансформерам. Но не станет защищать и противостоять пришельцам. Люди давно уже висели на грани. Они сами позаботились о таком к себе отношении, наплевательски относясь к собственной планете. К величайшему дару, какой у них был. Они не ценили его совершенно. И в душе планеты назревала обида. Гнев и решение узел этот разрубить. Но, как и всякая мать, она лелеяла надежду на лучшее. Что её чада одумаются. Что сумеют найти новые пути, противостоять стремлению ко злу, и жизнь наладится. С твоей помощью и под твоим непосредственным руководством, Алира. Но, в тот день, когда твоим хозяином и возлюбленным стал трансформер, всякие связи оборвались. Произошло замещение. Люди были отторгнуты, навсегда. Они могут продолжать жить на Центале. Но они больше не его законные обладатели. Теперь это наше рабочее поголовье. Планета их нам отдала.

  - А он не боится, что я переиграю все когда-нибудь, а?! - Запальчиво выкрикнула она, отворачиваясь в отчаянии и бешенстве.

  - Нет, - Отрезал Зэер непреклонно. - Договор нерушим. Он подписан не тобой, а мирами. Ты свой выбор сделала. И то, что мелочей не знала, положения не меняет. Ты служишь трансформерам в лице их императора. Трансформеры оберегают и контролируют Центал. Люди присутствуют лишь как вспомогательное звено. Они "условно полезны". Планета терпит их сугубо, пока они выгодны нам. Таков итог. Кончено.

  - Я - дрянь, - пробормотала Аля. - Господи!..

  - Ты - Миротворец, - покачав головой, категорично заявил он. - Ты исполняешь свою миссию. И, надо признать, исполняешь безукоризненно.

  - Но это же сплошное вранье! - снова вспылила она, не удержавшись.

  - В чем? - поинтересовался Зэер хладнокровно. - Ты сумела стать для него незаменимой, факт?.. Факт.... Он к тебе искренне и глубоко привязался?.. Правда непреложная!.. Ты обрела свое истинное предназначение, и бываешь по-настоящему счастлива?.. Да, и еще раз да. И не смей отрицать. Это в высшей степени глупо будет! Ты принесла и приносишь огромную пользу не только рагезтам, но и окружающим их народам. Ты прекращаешь конфликты, останавливаешь войны, находишь компромиссы, излечиваешь, совершенствуешь. Твое значение невозможно переоценить. И блага, какие ты даришь, тоже. Не смей говорить о себе уничижительно. Ты лучшее, что случалось с нашим миром за истекшие тысячи лет!..

  - Я папу сожгла!! Который меня растил. С ложечки кормил. На руках носил, когда болела. Он потом изменился, да. Он злым стал, разуверился. Но я уничтожила его, потому что считала извергом и маньяком. А он, оказывается, был под гипнозом. Все месяцы последние. Когда начал меня с мамой бить беспричинно. И пить беспробудно. И в зверя дикого превращаться.... Это он ему приказал. Он его таким сделал!.. И заставил его убить Василинку. И меня выгнать ночью из дому.... И внушил тем парням на меня наброситься.... И прикончил их после того, как сцену спасения разыграл.... А травля в классе, которая в то время невыносимою вдруг сделалась?! А мамино отдаление и непонятная, дикая какая-то черствость и холодность?!.. Они все были его игрушками.... Его актерами!.. Его материалом!.. Как я... до сих пор!!!

  - Тебе придется примириться, - ледяным тоном выговорил он. - Смириться, или погибнуть. Краасс твоих претензий не примет. По меркам рагезтов, он пошел тебе на небывалые уступки. Он поставил тебя, фактически, вне закона. Он положил к твоим ногам такие просторы и возможности, в сравнении с какими нанесенный тебе ущерб выглядит микроскопическим....

  - Не по человечьим меркам!

  - А ты НЕ человек!!! - Выкрикнул он свирепо. Алю так и отшатнуло в сторону. Глаза трансформера горели неистово алым. Клыки удлинились и наползли на нижнюю губу. В первый раз она увидела его в таком безудержном гневе. Неизменно терпеливого, мягкого, отзывчивого. И осознала до корней самых - он не поймет её так же, как и Краасс. Для него глобальные задачи всегда будут решающими, как и для любого из рагезтов. А душевные её метания - мелочными капризами обнаглевшей и зарвавшейся эгоистки. Никакого сочувствия, только раздражение и злость.... Остановись, Алира! Прекрати! Немедленно, если не хочешь худа!!!

  - Прос...ти. - Заставила себя, давясь. - Я не... заговорю об этом больше.... Обещаю.

  Зэер уже взял себя в руки. Отдышался. Поглядев в глаза, обнял осторожно, склонил её головою себе на плечо. Прошептал просительно, поглаживая:

  - И ты меня извини. Давай постараемся не думать об этом, ладно? Давай очень постараемся, прошу тебя, Алира. Не говори ничего Краассу. Не разрушай свою жизнь. То, что случилось когда-то, не стоит вашего поломанного будущего. Я тебя во всем поддержу, только не твори ерунды. И, еще, будь добра, не затрагивай эту тему с Морфеем или Носферату. Их это совершенно не касается. Никакой стороною, ни на грамм.

  Аля обвила его рукой за пояс, упираясь лбом, пару раз всхлипнула. Повторила сдавленно:

  - Обещаю.

  - Спасибо, малышка. - Шепнул Зэер на ухо. - И не забывай. Чтобы не случалось, у тебя имеюсь я. Ты всегда можешь на меня положиться.

  Не показывая ему лица, девочка согласно кивнула.

  

   * * *

  - А потом меня домой переправили. Ну... и... все! Феюшка, я так счастлива, что ты ко мне вернулась!

  Голубые глаза единорожицы осветились ликующими огоньками. Она ласково прижалась к девушке точеной изящной мордочкой, шумно и щекотно выдыхая ей в висок. Тиа радостно рассмеялась и звонко расцеловала подругу. Потом задумалась о чем-то, помрачнев, наглаживая усердно шелковистую холку. Просительно, и категорично одновременно, принялась объяснять:

  - Я не хочу к ним возвращаться. Я не могу так больше жить. Пожалуйста, разреши мне остаться... с тобою!

  - Тебя станут искать, - прошелестела единорожица. - Подымут на ноги всю округу. И, возможно, это окончательно разобьет сердце твоей матери. Я не боюсь преследований, мне привычно скрываться и заметать следы. Но прозябать в забвении, отказавшись от общения, от родных, от соплеменников, которые ничего плохого тебе не сделали, в общем-то.... Не слишком ли это неподъемная цена за свободу, девочка?

  - Отчего-то я уверена, что разбила бы ей сердце гораздо меньше, если бы сгинула В плену бесследно, и не возвращалась вовсе! - Уперто проворчала Тиа. - Со мною там по-старому себя ведет один только Бад. А остальные обращаются, будто я чужая им, пришлая без роду и племени. Как бельмо на глазу - и мешает, и выковырять невозможно. - Она отпустила загривок единорога, уселась на траву, перебирала рассеянно засохшие стебельки, размышляя и просчитывая. Подняла на Фею озарившиеся внезапной надеждой глаза:

  - Послушай, а мы с тобой можем моего брата предупредить как-нибудь на расстоянии, что я здорова и все со мною хорошо? Чтобы он не волновался и не торопился с поисками?..

  - Да, медленно кивнула единорожица. - Но лучше не открывать ему, что ты не собираешься возвращаться. Скажи, что решила побыть в одиночестве, подумать в уединении и покое. Обязательно подчеркни, что намерена держать с ним постоянную связь. И не забудь передать извинения матери. Она ни в чем не виновата, Тиа. Она тебя любит, просто не умеет этого как следует показать. - Фея гулко вздохнула. Проговорила в сторону неестественно-равнодушно, - вы частенько не цените того, что привыкли иметь под рукой без проблем и мороки. Вот мне иногда кажется, я бы многим пожертвовала за единственную возможность узнать. Кто я такая? Откуда пришел и куда подевался мой народ? И почему я очутилась на этом свете одна?..

  Она снова вздохнула, мотнув резко челкою, и Тиа почувствовала острый укол под ложечку. Её Фея глубоко несчастна! Да и как же может по-другому быть? Что она видит и знает, кроме своего извечного одиночества? И как ей, наверное, невыносимо от понимания, что никогда она не повстречает родное по крови существо. Отчего не повстречает? Оттого, что они здесь не живут. Когда-то, годы назад, когда Тиа и Фея только познакомились, девочка попыталась осторожно выудить хоть что-то об этом у брата, и наткнулась на неожиданно сердитую и холодную отповедь. Сначала Бад, с хмурым и суровым видом, довольно долго и занудно выспрашивал, откуда ей известно о единорогах. Но Тиа упорно сворачивала на сказителей, побывавших в поселке днем раньше. Мол, от них услыхала, случайно, а когда выведать подробности захотела, старцы отказались наотрез, да еще и прогнали, чтоб не подслушивала.

  - И правильно сделали! - Заявил тогда брат, немало её удивив. Обычно, Бад бывал сказочно терпелив. На все вопросы маленькой сестрички отвечал подробно и тщательно, радуясь, что она у него такая любознательная и смышленая не по годам растет. А тут, вдруг, набычился, замкнулся. И начал старательно увиливать, намереваясь чем побыстрее замять явно неприятный для себя разговор. - В конце концов, поскольку Тиа не отставала, а на его сердитость откликнулась обидою и слезами, кое-какую информацию все-таки огласил. По ней выходило, что существа, описанные девочкою, пришлые. Оборотням исконно враждебны. И, вообще, давным-давно перебиты в жестоком сражении. А, если бы кто из них и выжил, то Тфинате ни перед чем бы не остановились, чтобы выследить ненавистного врага и добить его раз и навсегда. Услыхав это из уст любящего и всегда добродушного брата, Тиа с ним, да и другими, о единорогах упоминать зареклась. Но самой Фее обстоятельно все рассказала. Единорожица тогда восприняла её слова на удивление спокойно. Ответила, что о подобном догадывалась, и на все, мол, воля высших сил. А, оказывается, затаила боль. Ох, если б только Тиа могла бы ей хоть чем-нибудь помочь!..

  

   * * *

  Поселок волновался и ходил ходуном. Спозаранку тут произошло несколько непредвиденных событий, выбивших из-под ног у жителей почву всерьез и надолго. Повторно пропала Тиа, дочка вдовы прежнего деревенского старосты. Правда, исчезновение свое сопроводила запиской, где поясняла, отчего уходит. Пояснение не слишком-то помогло. Мать девушки, суховатая и властная женщина, привыкшая после безвременной кончины мужа твердой рукою вести хозяйство и не менее твердо держать в кулаке полнейшего повиновения свое многочисленное потомство, впала в настоящую истерику. И только причитала бессвязно, привалившись в комнатке сбежавшей дочери к опрокинутой неловко этажерке, а домашние бестолково метались вокруг и не знали, что предпринять для начала. Потом в деревню примчался взмыленный гонец из главного стойбища пастухов. Валясь с ног от усталости, паренек поведал: на планету организовывается новое вторжение. Сопровождающие стада перегонщики своими глазами видели пикирующий с небес громаднейший огненный метеор, что внезапно остановил падение, и, приняв вид плоского металлического треугольника, закрывшего тенью пол леса, пронесся в сторону приморских степей, будто бы заходя на посадку. А еще через некоторое время подоспели новые посланники, на сей раз - из соседствующего с Тииным, крупнейшего поселения народа Тфинате, Золока. Посланцы оживленно известили, что возвратился один из отрядов наемников-торговцев. Его предводитель, опальный отпрыск главы совета старейшин - Ноэл - привез с собою женщину извне, откуда-то с рагезтянских территорий. Женщину эту он назвал своей невестой, чем поверг в шок и прострацию как родственников, так и всех до единой потенциальных претенденток на его руку, коих по округе имелось немало. Ноэл считался очень завидным женихом. Да, он сотрудничал с трансформерами, но при этом старался максимальную выгоду приносить и собственному народу. В частности, был главной ищейкой Тфинате. И за годы межгалактических скитаний вызволил из плена и возвратил под отчий кров не один десяток соплеменников. Последней, кого он доставил, являлась вышеупомянутая Тиа. Теперь Ноэл прибыл на Нордок вновь. И собирается играть свадьбу. Абсолютно не считаясь с тем, что это в корне противоречит законам, где ясно и непреложно сказано - с чужекровниками родниться нежелательно. Семья, в общем, в трауре. Окружающие - в разброде и шатаниях. И назавтра по вопросу этому в Золоке собирают руководителей всех окрестных поселений и стойбищ, с тем, чтобы принять разумное и компромиссное решение. Поскольку о том, чтобы отговорить Ноэла жениться, или, того пуще, запретить ему - вопрос не стоит. Ноэл - кремень еще тот, если уж решил - не переубедить и не переспорить. Скорее всего, в ответ на их запреты и возмущения, он просто соберет свою команду, да и отчалит восвояси. А племя от разрыва, естественно, только проиграет. И так уже последние годы разобщение нарастает между поколением зрелым и молодым. Не хочет молодежь маяться по старинке, рвется во внешний мир, наслушавшись баек и россказней. Мечтает о новом, необычном, героическом. А облаченные мифами и легендами образы свободолюбивых наемников, бороздящих космические просторы, овеянные ореолами славных и гордых деяний, как нельзя лучше подходят для наследования. И, по крайности, кардинально отличаются, от застывшей, будто в пустынном безветрии, однообразной до утомительности, размеренной и постной жизни на Нордоке.

  Таким было первое известие, обнародованное глашатаями Золока. И известие это наделало немало шуму и споров. Но затем посланцы выложили новость вторую. И тогда присутствующие замолкли в растерянности, не зная, как реагировать и чего дальше ждать. Оказывается, гигантский корабль, пронесшийся над территориями Тфинате, это как раз то, на чем прилетел Ноэл. И корабль этот выделило командование рагезтов именно для данной экспедиции. А, кроме наемников, на борту его находятся: троица болезненно знакомых тфинате единорогов-итранов, а также один трансформер и одно существо женского пола, непонятного происхождения и, по слухам, неимоверной силы. Существо это прибыло на планету в качестве полномочного представителя рагезтов для проведения с оборотнями переговоров об официальном сотрудничестве. И, вроде как, успело найти общий язык и взаимопонимание с самою воинствующей планетой. Во всяком случае, Ноэл сообщил, что в отличие от трансформера и итранов, эта, как он её назвал, девочка уже высадилась и находится неподалеку. Притом, ни единый представитель флоры и фауны Нордока вреда ей пока причинить не пытался. Наоборот, встречавшиеся случайно животные, даже наиболее агрессивные и непредсказуемые, вели себя с нею, будто с наилучшим другом. Пришелица намеревается открыто посетить Золок и лично познакомиться с его обитателями, а также обратиться с разъяснениями и предложением ко всем оборотням при публичной встрече. Самого Ноэла, помимо наемников-подчиненных сопровождает некий Носферату.... Тут у слушателей головы окончательно кругом пошли! Озвученное имя блуждало на слуху последние десять лет. И вызывало толков не меньше, чем рассказы о самих трансформерах. Носферату являлся отторгнутым племенем наследником самого могучего военного клана. Он был полукровкой. Его отца никто не знал. А мать, любимая дочь верховного жреца и законная продолжательница рода, погибла вскоре после родов, так и не оправившись от нанесенной ей насилием травмы и, очевидно, стыда за свое падение. Неугодного внука родня, невзирая на то, что мальчик имел все права претендовать на звание наследника и будущего главы нации, поспешно отправила с глаз долой, определив на обучение в закрытую военную школу для сирот. А после и вовсе отреклась, не желая иметь с ним ничего общего. Ребенок вырос и преуспел в военном мастерстве, а еще в силе и выносливости, равным которым невозможно было выискать. Смиренно вынося предвзятое к себе отношение, молодой воин прилежно исполнял, что велели, и успел прославиться на пограничьи как отличный боец и умелый, одаренный разведчик. Но потом случилась эпохальная схватка с пришельцами. Носферату был взят в плен (а злые языки говаривали с усмешкой - не иначе, мол, сдался намеренно), и, неожиданно, сразу перешел на сторону врага, сделавшись телохранителем и любимчиком рагезтянского главаря - императора. Разумеется, его тут же предали анафеме и навсегда вычеркнули из родовых летописей, но обсуждать и догадки строить не переставали. Через тех же наемников иногда доходили сведения. К ним прислушивались, затаивши дыхание, а за внешней завесой неприятия и презрения не переставали удивляться - насколько высоко сумел взлететь по лестнице влияния и власти их бывший отщепенец и изгой. Его уважает сам Вождь Высших, и благоволит, и осыпает милостями. А Носферату, при всем том, не захотел позабыть родню, как бы та к нему не относилась. Вместо этого, он уговорил хозяина, в скором после принятия официальной присяги времени, чтобы пленным оборотням-мужчинам предоставили выбор - жизнь и свобода в обмен на службу наемниками под рагезтянским началом. И, удивительное дело, император его доводам внял. Возможно, сам давно хотел того же, возможно - по иным мотивам. Но договор набрал силу, и сотни согласившихся обрели жизнь. И какую жизнь! По сравнению с ограниченным существованием на Нордоке, это мечта оказалась. Волшебная, непредсказуемая, захватывающая и влюбляющая. Сначала вызвавшимся пришлось, конечно, пройти изнуряющее трудоемкое обучение, в котором, кстати, оборотни, практически незнакомые доселе с чудесами современных технологий, показали наилучшие из возможных результаты. Но затем!.. Перед ними открылся и распахнул двери космос. И они вошли в него с предвкушениями и надеждами первоиспытателей. И покорили, и стали полноценными его обитателями. И эту дверь открыл им Носферату. И вот теперь - половина населения Нордока оплевывает его и глумится, как над предателем и приспешником вражьим. А другая часть, познавшая с его помощью вселенские просторы, готова боготворить. И уж, во всяком случае, от постыдных комментариев воздерживается.

  За истекшие годы Носферату ни разу не появился в пределах родного мира, о чем активно судачили ярые противники, подтверждая этим фактом нелицеприятный его статус ренегата. И предрекали, что он не осмелиться ступить на брошенную малодушно когда-то землю. А он взял и прилетел. И не как отступник и перебежчик, прячась за спиною охраны и озираясь на возможную опасность. Нет, держась свободно и достойно, будто и не было долгих лет отсутствия. И повстречавшиеся с ним соглашались потом единогласно - он стал мужчиной редкой красоты, на зависть и в укор всем прошлым своим гонителям.

  Немало пересудов вызвала и прибывшая с Ноэлом девушка. Недовольным, сквозь зубы, доводилось признавать - красавица с большой буквы, и умом явно не обделена. Замкнута, правда, с окружающими сближаться и дружбу заводить не спешит. А еще не стремится понравиться многочисленной Ноэла родне. Держится вежливо, но не более. И в обиду себя не дает. Некоторым особам женского рода, вздумавшим её на крепость проверять да подшучивать, досталось крепко и метко. На словах, конечно. Но, ведь, сами знаете - иногда слова стегают почище плети. А у немногословной скромницы Даны язычок оказался поострее бритвы. Ноэл же, на все на нее жалобы, только посмеялся и порекомендовал кумушкам оставить его невесту в покое, а иначе - в последствиях пусть себя виноватят. И от Даны отстали, но при всяком удобном случае не забывали продемонстрировать наглядно неодобрение и отчуждение. Поэтому, она или находилась при женихе, или запиралась наглухо в отведенной горнице, чувствуя себя далеко не наилучшим образом. В сущности, Дана поняла, что не приживется, едва взглянув на образ жизни Тфинате. День-два приглядывалась, чтобы голословной не быть. А потом спокойно заявила Ноэлу: насовсем она тут не останется. И выбор у него невелик. Или отношения разорвать, или приготовиться к тому, что жена ему досталась "походная". Ноэл молча выслушал, чмокнул в щеку и спокойно предложил вариант номер три - после церемонии бракосочетания и завершения остальных дел, связанных с Нордоком, отправиться с ним обживать выделенную рагезтами планету. Будет очень трудно, но зато они построят тот мир и ту жизнь, какую сами захотят. Дана, вопреки опасениям, расцвела и немедленно согласилась. А оборотень еще раз удостоверился - эта хрупкая внешне девочка именно та, о которой он столько мечтал. И пускай впереди у них многие годы скитаний, неустроенности, борьбы, пускай их жизнь будет сложна и сурова, но они, действительно, идут по одной тропе, видят одними глазами и ощущают друг друга сердцем. Они - едины, и так будет всегда!..

  Такие делишки, друзья мои. Но мы с вами оставим их, до поры. Как оставим Нордок. И всех его населяющих. И перенесемся на Левион. В старинную резиденцию рагезтянских вождей. Потому что, происходящее там, заслуживает внимание не меньше переполоха у Тфинате. А, возможно, и поболее. К сожалению.

  

   * * *

  Спираль ступеней. Каменные вехи судьбы. И путь наверх сегодня бесконечно длинен. Невидимые колокольца роняют музыку ветра. Считают мгновенья. И отбирают их - навсегда. Ничто не нарушается. Пока. Но - будет, будет. Это неизбежно. Невыносимо горько, будто утрата уже состоялась. Его решение определено. Итоги не за горами. Он опутал её сетями и привязал. Для того чтобы нынче - отречься. Не от собственности. От своего перед нею долга. Ведь, она что? Рабыня. И права её.... Да есть ли они вообще?! А он - тот, кто держит в руках закон и порядок. Умы, и души. И не намерен терять. Терять, что имеет, променяв на какую-то там любовь. Призрак, который нельзя прощупать. Невозможно вымерять или просчитать. Она не дает дополнительных привилегий, скорее - отнимает без жалости. Правда, дарит взамен безмерное, ни на что не похожее счастье! И, если он откажется, то, возможно, никогда больше не познает уже этого странного, сладостного, не сравнимого ни с чем волшебства!.. И все же - рисковать и оставлять все, как есть, не будет. В его положении это легкомысленно до неприличия. На половине весов - он сам, Алира и их чувства. А на второй чаше - все, к чему его готовили с рождения. К чему он шел, чего желал и жаждал, добивался. К чему шагал по головам и трупам, бросая себе под ноги мира. Его мощь, его живая вода, суть и вдохновение всей его сознательности!.. Но Алира!.. А что, Алира? Переплачет и смирится. Куда ей деваться-то, скажите на милость?

  Итак, его воспитанница зависима и бесправна. И потерять с ним связь для нее страшнее самой лютой смерти. А значит, она будет стремиться к примирению и сохранению отношений. Любой ценой, любыми уступками. Конечно, это не делает ситуацию менее болезненной. Но оставляет надежду - все утрясется. Со временем. Понемногу. Сейчас основное - заручиться поддержкой оракула. Найти доводы. Убедить. Доказать насущную необходимость!..

  Прикосновение. Шуршание лепестков. Дуновение тепла и защиты. И сразу громовое звучание над головою. Гневное. Возмущенное.

  - Ты хорошо подумал?!

  От неожиданности, рагезт замирает. Переведя дыхание, собирается с мыслями. Но его останавливают вновь:

  - Отступничество! Разрушение освящённого союза! Ты отдаешь себе отчет, что могут повлечь за собою эти малодушные шаги?!

  Опустив голову, Краасс произносит шепотом:

  - Великий Оракул, возможно, я был неблагоразумен изначально. И теперь расплачиваюсь. Это была прекрасная иллюзия. Наверное, самая прекрасная в моей жизни. Но реальность её разрушает.

  - Ты сам разрушаешь её, глупец! - грохочет в воздухе разрывом. - Не зная, от чего отказываешься, и на что пытаешься променять! Но ты из тех упрямцев, научить которых может лишь свершившееся действо. А потому, я намерен дать тебе по этой дороге пройти. И вот тебе, вождь Высших, мой ответ. Если убедишь наложницу согласиться добровольно, и она при том не захочет держать на тебя зла, вы обретете свободу, обоюдную. И избежите наказания. Непосредственно от меня. Но знай, что в момент, когда связь клятвы уничтожится, ты окажешься перед Алирою уязвим настолько же, сколь и все остальные. Ты больше не сможешь её контролировать. В той мере, в какой привык!..

  - Но она останется моею? - Перебивает он беспомощно, с надеждой.

  - Кто знает, сын Правящих? - звучит насмешкою потусторонний голос. - Кто знает? Одно кажущееся несущественным предательство способно положить начало бесконечной череде падений и бед. Или же - порасти быльем. Рулетка. Я ничего тебе больше не скажу. Действуй. И знай. В случае неудачи - вини одного себя!

  Холодный ветер ударил в лицо пощечиной. Прикрывая голову, трансформер спешно покинул древний храм. Едва он выбрался на внешнюю платформу, лепестки с хрустом соединились, образовав глухой частокол. Оглядываясь, Краасс принялся торопливо спускаться. Не оставляло ощущение, что его попросту выбросили вон - пинком под зад. Ну, что же - видать заслуженно!.. Он постарается обставить свои объяснения так, чтобы его девочке было не слишком больно. И тогда она переживет. И простит. Она должна! Он верит в это!..

  За миллионы парсеков отсюда, посреди тянущейся бесконечностью ночи, Алира проснулась внезапно, от резкой боли в руке. Запястье дергало. Саднило. Жгло. Морщась и шепотом вскрикивая, она приподнялась, села. Оттянула повыше рукав. Глаза наполнились слезами, а с губ сорвался испуганный стон. Татуировка воспалилась и выступила над поверхностью кожи, будто впаянный в нее поверху, пузырящийся металл. Испещренная раздувшимися сосудиками поверхность пульсировала и была обжигающе горячей, а прокатывающаяся волнами резь отдавалась даже в подошвах стоп. Не двигаясь и задержав дыхание, Аля внимательно осматривала руку. Потом обреченно сдвинула рукав на место и, зажмурившись, повалилась в подушку лицом.

  Что же он делает, господи?!.. В чем она опять провинилась?!!

  

   * * *

  Этот день случился ветреным, как никогда. И погода менялась с поистине сумасшедшей скоростью. То набегали густые лиловые тучи, грозясь пролиться реками дождя. И дождь этот и впрямь выпадал, но ровно, чтобы прибить дорожную пыль россыпями редких мокрых пятен. А после - очередной налетевший шквал немилосердно разгонял ватный покров сумрака, отшвыривая его далеко к границам горизонта. И тогда снова ярко играли солнечные лучи, и поглядевшему в окошко из затишья комнаты представлялось, будто снаружи благодать и теплынь, чего не было и в помине.

  Жители Золока, впрочем, на капризы погоды внимания особого не обращали. Так, ворчали, привычно и между прочим, не отвлекаясь от повседневных своих дел и поплотнее кутаясь в рабочие теплые одежки. Гораздо большее внимание разгулявшейся стихии привлекала готовящаяся свадьба. Церемония должна была состояться вечером, на центральной площади городка, поэтому здесь с рассвета уже собралось немалое количество добровольцев, устанавливающих опоры для будущих пиршественных шатров и щедро украшавших прилегающие ограды и стены гирляндами из хвои и связок остролиста.

  Центральная площадь имела вид растянутого правильного овала, одним своим концом выходящего на широкую подъездную дорогу, не дорогу даже, а проспект. А другим упиравшегося в серо-голубое полукольцо Дома Старейшин, где как раз длилось очередное и предельно напряженное заседание предводителей всех поголовно местных общин. Почтенные держатели власти никак не могли уговориться, что же именно им предпринять в ответ на удивительно самоуверенное заявление до сих пор остававшейся за пределами видимости ставленницы трансформеров. Совет созвали спешно еще вчера пополудни, когда представительница интервентов объявила о себе, наконец, официально и таким необычным способом, что половину поселенцев - в основном стариков и женщин - шокировала до полусмерти. Но зато вторую - мужскую и молодежную - умудрилась так же сильно собою заинтересовать.

  Вчера поутру, внезапно усилившийся ветер, принес первую череду туч. В раз почерневшее небо принялись полосовать беззвучные молниевые прострелы. А потом, в самой середке их, образовался дождевой смерч. Крутящаяся в подоблачной вышине воронка в считанные минуты обратилась свинцовым водяным шаром. Дождевые плети, не достигая земли, изгибались в воздухе под острыми углами, и уходили в него, вливаясь. Бешено вращаясь, шар стремительно увеличивался в размерах и сверкал, будто гигантский дымчатый бриллиант. Вот он достиг, насколько представлялось ошеломленным и растерянным наблюдателям, величины небольшого садового домика. Вращение замедлилось, прекратилось. Новые ураганные порывы разогнали нависшие облака. В пропитанной влагой голубизне, зависла идеальной формы радужная сфера. Качнувшись, она плавно скользнула ниже и медленно поплыла, приближаясь к кровлям. Из недр её переливами хрусталя зазвенел девичий голосок. Негромкий, вроде бы, и нежный до беззащитности, он с легкостью достигал слуха каждого, находящегося в городской черте. Не понимая, что творится, горожане в панике трясли головами, зажимали уши, хлопали себя и щипали, отчаянно пытаясь приглушить неведомо откуда взявшиеся звуки. Первым ощущением всякого была мысль, что он, вероятно, сходит с ума. Но затем выяснялось - остальные тоже это слышат. Повторяющаяся музыкальным напевом фраза была выразительно краткой и становилась все настойчивее и громче:

  - Я пришла с предложением дружбы и клянусь не причинять вам зла. Обратитесь лицом и просто меня послушайте. Я приветствую вас. Я - друг Нордока и миротворец!.. Я пришла с предложением дружбы....

  Убедившись, что самостоятельно избавиться от докучливых галлюцинаций не удается, жители Золока, поодиночке и группками, выходили, сбивались в толпы на улицах и во дворах. Глядели ввысь, тыча пальцами. Совещались, спорили. Путешествующая над городом сфера чудесным образом свободно просматривалась из всех закоулков и окраин. За время своего показательного променада она еще подросла и растеряла четкость очертаний. Огромнейший перламутровый пузырь, контуры которого перетекали в окружающее небо, вдруг окончательно деформировался и размылся, превратившись в туманное полотно экрана. На какой-то промежуток в округе воцарилась тишь. Вещающий с неба голос умолк. Гул ветра сменился полным штилем. Пичуги, и те не чирикали. А топчущиеся понизу зеваки дружно притихли, удивляясь и ожидая.

  Прошла, быть может, минута. Возвратившийся холодом ветер всколыхнул заскрипевшие ветви. Загалдели нестройно и весело объявившиеся снова птицы. А полотнище экрана уплотнилось и ожило, осветившись изнутри, словно включенный дистанционно монитор.

  - Жители Золока! - Возвестил игриво хрустальный голосок. - За внимание - спасибоньки. Премного благодарна! И, для начала, уведомляю, что аналогичная этой связь установлена мной со всеми без исключения поселениями Нордока. Прошу у вас прощения за то, что сей момент показываться не буду. Очень скоро меня можно будет без проблем вживую рассмотреть. И потрогать тоже, если невтерпеж. Не позднее завтрашнего вечера, смею верить. А теперь разрешите отнять немножко вашего драгоценного времени и продемонстрировать: что такое мой мир, и какие возможности он вам сулит!..

  В дуновения ветра вплелась негромкая мечтательная мелодия. Экран заполнила поверхность отдаляющейся планеты. Сопровождаемые певучим голоском за кадром, ненавязчиво разъясняющим детали, наблюдатели будто уносились от нее по вертикали. Сквозь атмосферные поля, прямиком в межзвездную тьму, за пределы орбиты, навстречу вечной черноте. Взрослые и дети одинаково ахали и вскрикивали, впиваясь глазами. Верили и не верили, пугались и восторгались. Они не были, конечно, совершенными неучами. От скитающихся по галактикам наемников информация приходила регулярно. Но одно дело - истории и сплетни, приукрашенные и дополненные вымыслом за время продвижения по цепочке известий. И совсем другое - предъявленный воочию факт!

  Путешествуя по трансформерским просторам и весям, девочка намеренно не показывала их население оборотням. Иногда, только, издали и на самых общих планах, основное внимание отдавая обзору масштабному. Города, исследовательские и военные базы, внешние и внутренние космодромы, стоянки-станции, планеты-курорты, заповедники и промышленные разработки. А на закусь придержала окраинные участки, предназначенные в собственность будущим рекрутам. Вот на них уже Аля задержалась основательно, вбивая корректно в умы слушателей соответствующие "рекламные посулы", и следя одновременно за достоверностью и непредвзятостью обещанного. Тфинате по характеру педанты отменные. На хрустящую корочку и пустышки красочные не покупаются. Сведения от лиц посторонних взвешивают, будто в аптеке. Эх, предчувствует её душенька - кровушки-то с нее попьется! Старики перемен чураются до истерии, а молодежь, невзирая на мечты и надежды, с детства выучена подчиняться их железному авторитету.

  В общем, где-то через часик с мелочью, под взбудораженную перекличку толпы, необычная презентация окончилась. Вежливо пожелав собравшимся хорошего дня и выразив надежду на будущее взаимовыгодное сотрудничество, голосок с горизонта пропал. В отличие от экрана. Тот остался цел и невредим, будто припаянный к затянувшемуся облаками небосводу и продолжал демонстрировать инопланетные пейзажи, иногда прерывая это познавательное занятие краткими экскурсами по другим поселениям Тфинате.

  Слащавая картинка, не так ли? Слишком мило, гладко и сахарно? Сейчас разбавим. Вы не думайте, пожалуйста, что народ глядел постоянно в сине небушко, раскрыв потрясенно рот, и складывал ручки, умиляясь. Злополучный экран за это время непродолжительное успел познакомиться с массой полезных в быту предметов и вещиц. Причем, швырялись недовольные весьма и весьма прицельно. И с таким размахом богатырским, что многое из подвернувшегося под руку до полотнища радужного долетало. И... тонуло в нем. С концами. Чем еще сильнее раззадоривало толпу. Больше остальных старались, что интересно, женщины и подростки. Хотя, наверное, у стариков силенок просто не набиралось - до цели достать. С удобством расположившись на мягком покрывале травы - со своей стороны - Аля задумчиво провожала глазами шлепающиеся из её небесного прямоугольника экспонаты и лениво подсчитывала улов. На средненький такой музей местного народного хозяйства раритетов уже набежало. Даже если отмести экземпляры для оного бесполезные - по типу камней и палок, а также повторяющиеся, почти одинаковые кастрюльки, кувшинчики и горшки...

  - Прибарахляемся по случаю? - явившийся из возникшей напротив кабины лифта Морфей красиво отфутболил обратно в кучу отрекошетившую в него сковородину. Потрусил пышным хвостом. Подошел, уселся рядышком.

  - Что с рукою, Алира? Ты поранилась?

  Улыбающиеся ему губы на мгновение искривила болезненная гримаса. Но только на мгновение. И вот она опять - само спокойствие и беззаботность.

  - Да ерунда, не заостряйся. Денек - второй, и буду как новая копеечка.

  - Уверена?

  - Железно! - Она дернула плечом, будто сбрасывая докучливую ношу. Поправила повязку. Встретившись с ним глазами, вспыхнула оживлением.

  - Ого, да ты раскопал что-то?! А чего молчишь, шифруешься?! Тоже мне - конспиратор! - В последних словах прозвучала обида. Морфей натянуто ухмыльнулся. Тыкнул подбородком девочке в макушку. На полушепоте пробормотал:

  - Ничего у меня конкретного, детеныш. Одни догадки. Догадки да предчувствия. Но к делу их не подошьешь....

  - Какие?! - Загоревшаяся Аля отставать не собиралась. Морфей фыркнул, прядая ушами, неохотно выговорил, с сомнением:

  - Мне кажется постоянно, будто здесь, недалеко совсем, присутствует кто-то из нашего племени. Ерунда какая-то! Тут не может быть итранов. По определению. Даже останков, от былых битв. Мы всех забирали с собой. И живых, и мертвых. Поименно!..

  - А пленников Тфинате?

  - Я же сказал! - Рыкнул он свирепо. - Отец тогда всю округу в щепки разнес! - Нет, у нас никто не утерялся. Исключено, ручаюсь головой!

  - И все-таки, ты сомневаешься. - Аля водила пальцем по губе, размышляя. Поднялась, отошла в сторонку, разглядывая горизонт. - Сущий рай, верно?

  - Ну, да, - Хмыкнул единорог. - Когда в пекло не превращается!

  - Это от нас зависит, Морфей, - перебила девочка холодновато. - От нас... и хозяев наших. Верно? - Обернулась. Поймала его взгляд. Сузила глаза упрямо. - Прости, но я намерена называть вещи своими именами. Не приукрашивая. Как бы они вас не нарекали, вы им служите. Это не равноправие. И вы не соратники. Вы - слуги.

  Итран хмуро глянул, переступая. Тряхнул гривой. Зрачки осветились приплясывающими кровяными звездочками.

  - Но с тобою-то мы друзья... Я надеюсь?.. Что происходит, Алира? Что с тобой, маленькая?

  Он произнес это с такою подкупающей нежностью. Девочка поспешно прикусила губу, моргнула, подавляя подступающие слезы. Подбежав, обвила руками, прижалась. Чмокнув благодарно бархатную щеку, пахнущую цветочным сеном, попросила, не отрывая губ:

  - Не обижайся, ладно?

  - А рука? - Нажал он с подозрением.

  - Рука... - Аля примяла повязку. - Это не рана, честно. Моей жизни ничто не угрожает.

  - А чему угрожает? - Тут же отозвался единорог.

  - Не знаю. И не хочу знать, Морфей! Не вмешивайся сюда, пожалуйста. Это мое дело,

  - Твое и Краасса, сказать хочешь?

  - Ну вот, сам все прекрасно определил. И не будем об этом больше. Пожалуйста.

  - Алира, я только прошу не молчать, если помощь понадобиться. Слышишь?!

  - Конечно. - И опять эта нарисованная воском маска. Узенькие пальчики ласково перебирают гриву. А глаза безжизненны, будто подернувшаяся льдом влага.

  Он вздохнул, отряхнулся, боднул её - шаловливо, любовно.

  - И огонь, и вода. Пополам навсегда. Не сбрасывай этого со счетов. Ребенок.

  Аля снова спряталась лицом в шелковистые, струящиеся пряди. Крепко, благодарно обняла.

   * * *

  Она осторожно шевелится, освобождаясь из тесных объятий мужских мускулистых рук. Застенчиво, восхищенно, обводит пальцами скульптурный изгиб локтя. Касается воздушным поцелуем гладкой кожи. Вдыхает горьковатый терпкий аромат.... Обожди. Погоди, Алира. Не спеши выныривать из иллюзий!.. Такое же великолепное тело. Такое же совершенное.... До обмирания и муки. Не он. Ну почему, черт меня раздери?! Ну, за какие такие прегрешения?!!..

  Синие глаза печально заглядывают в душу. Предугадывающе, безнадежно кротко. И её снова пережимает изнутри. И заполняет бурлящей лавою боли. От раздвоения и разброда. Ведь оправдания ждать неоткуда. А испрашивать она не посмеет!.. Но Зэер. Её Зэер!.. Он то, в чем виноват?!.. Нельзя его втягивать. Нельзя губить и заражать проклятием. Ни в коем случае. Ни за что!..

  - Я знаю все, девочка. - Он произносит это спокойно и смиренно.

   Аля охает, хватается ладонями за лицо. Зэер, настойчиво, терпеливо, будто несмышленыша глупого, обнимает. Через сопротивление, истерику и водопады покаянных слез. И шепчет теплые невинные слова. Убеждая, уговаривая, утешая....

  - Не кори себя, Алира. Не истязай. Я не покушусь на большее. И не обижу - ни тебя, ни его. Хоть он и не достоин твоей верности. - Усмехается тоскливо. Вытирает пальцами мокрые дорожки. Трогает краешками губ кончик зареванного носа. Прислоняет к себе ласково, качая.

  - Вспомни, малышка. Вспомни, сестренка моя золотая. Что я говорил тебе... раньше... всегда! Я буду с тобою на всех дорогах. Я поддержу любое твое начинание. И я стану защищать тебя до последнего глотка воздуха. Потому, что ты... мой свет. Моя жизнь. Мое отдохновение и смысл. Не смей обвинять себя в том, в чем не виновата!

  - Нет! Нет! Нет! - Твердит она горестно, упрямо. - Я не должна была этого допускать. Я сознавала, что не смогу остановиться. Но мне так нужно было участие и ласка. И я тебя использовала. Господи, какая же я сволочь!!!

  - Замолчи! - обрывает её рагезт выкриком. Отворачивается, закрывшись ладонями. Продолжает с яростным накалом:

  - Прекрати эти глупости, не то, слово чести, я надаю тебе оплеух! Я не мальчик, и соображаю, что делаю. Я соглашался с открытыми глазами. Добровольно, при здравом уме! Ты ничем мне не обязана. Это я тебя должен благодарить. Я с тобою ожил, Алира!.. Девочка моя, мое ты счастье. Ты не понимаешь, глупая, что я со светом всем готов тебя делить!.. Лишь бы видеть ... слышать... прикасаться. Лишь бы нужным себя ощущать!..

  - Ты говоришь моими словами. - Пробормотала она упавшим голосом. Рагезт горько рассмеялся.

  - Но - в отношении Краасса, верно? Цепочка не имеет завершенья. Какая насмешка! И мы все её заложники. Пожизненные, очевидно.

  - И что же нам делать, Зэер?!

  - Жить малыш. Идти вперед и по возможности не оглядываться.... И уповать на лучшее. И совершать, что должно. Кривая куда-то, да выведет. На все, моя хорошая, воля Разума!

  Она запрокинула к нему лицо, улыбаясь сквозь сползающие крупные слезинки. Задержала дыхание, колеблясь. Потом придвинулась - решительно и быстро. Обвила за талию, прижалась. Зэер вздрогнул, сорвался на тихий стон. Огненные стрелы каскадами пронизывали тело, разбегаясь, оплетая, затягивая.... Удовольствие на грани сумасшествия! Торнадо, разносящее в клочки плоть, выжигающее душу каленым железом!. Умереть бы вот так. В её объятиях. Утопая! Блаженствуя! Забываясь!

  "Еще мгновение!.. Немножечко. Малость самую.... Не отпускай, прошу тебя, умоляю!.. Мой ангел желанный! Запретный кусочек рая!.. Алира. А-ли-ра!.. Какое же это счастье, что ты у меня есть!!!"

  

   * * *

  - Да что с тобою? В самом деле, Раэн?!.. В конце концов, это уже, даже, не смешно!

  Опершись спиною о стену, девушка, как затравленный зверек, перебегала дикими глазами с пышущего праведным гневом отца на безмолвствующую фигуру поодаль, и обратно. Личико её все больше бледнело, наливаясь неестественной синевой. Пальчики быстро-быстро комкали поясок охотничьего платья.

  - Нашей семье, в твоем лице, оказана высочайшая честь! Ты позоришь меня своим поведением. Я к тебе обращаюсь! Отвечай немедленно!

  Синева схлынула со щек девушки, и теперь на них медленно разгорался пожар. Вздохнув несколько раз и утерев кулачком губы, она снова обратила взгляд на иронично созерцающую её, окаменевшую бесстрастием маску. Полностью игнорируя повторяющиеся окрики и смущенные извинения отца, спросила безликим, громким шепотом:

  - Боги Космоса!.. А она как же?.. Что с нею будет, она же любит вас?!

  - Да как ты смеешь?!- Немедленно взорвался отец. Краасс же лишь усмехнулся кривовато уголками губ. Обвел её глазами с головы до ног. Проговорил спокойно:

  - При всем моем уважении, Алвер, я подозреваю, что леди Раэн требуется время. На обдумывание. Ну, и принятие решения, конечно. Не нужно сверх меры торопить события. Я согласен обождать, сколько потребуется. В пределах разумного и рационального.

  - Ваше величество! Сир! Не извольте беспокоиться! Это же ясно, что она рада и счастлива. Такая небывалая милость!.. У девчонки шок. Переволновалась, знаете ли. Но назавтра же она будет в норме. Обещаю. Гарантирую!

  Краасс скептически хмыкнул. Повернувшись к Раэн, отвесил короткий, выразительный поклон. Прошил опять придирчиво глазами. Холодно, тонко улыбнулся.

  - Мое вам искреннее почтение, миледи, - вымолвил бархатисто, нараспев. - И я буду смиренно ожидать вашего окончательного решения. Как годится и принято - при уполномоченных свидетелях. И пускай вас не беспокоят несущественные и не относящиеся к делу мелочи. Вас они не затронут. Даю слово.

  Пристукнул церемонно каблуками. Изобразил почтительный реверанс. Кивнув на прощанье глядящему на него жадно Алверу, двинулся на выход.

  Раэн смотрела во все глаза. Потом, вдруг, сорвалась с места и припустила следом, увернувшись от попытавшейся удержать её отцовской руки. Выбежав в коридор, окликнула, тоненько, испуганно:

  - Господин Император. Господин!..

  Не оборачиваясь, он замедлил шаг. Остановился. Неохотно, тяжело повернул голову. Поглядел устало, без малейшей заинтересованности.

  Догнав его, Раэн натолкнулась на это ледяное выражение, словно на ограду чугунную. Сникла. Замялась, растеряв слова и не зная, с чего ей начать.

  - Я вас внимательно слушаю, леди. - На удивление, прозвучало это вполне доброжелательно. Участливо, даже. И девушка отважилась. Обойдя по кругу, загородила собою путь. И заговорила торопливо, чтоб не изменило мужество:

  - Господин, я действительно обескуражена вашим предложением, ибо абсолютно не понимаю его причин. Мы никогда не общались, я не вхожу в число вашего окружения. Я и видела-то вас вживую считанные разы и исключительно издалека. Вы же ничего обо мне не знаете! А что, если я вам не подойду? Если не справлюсь с ответственностью?!

  - Справишься. - Перебил он спокойно. - И ты не права, Раэн. - Я о тебе знаю. Знаю больше, чем ты себе представляешь, и ровно столько, сколько мне требуется. И я осведомлен о твоей лояльности в отношении моей постоянной наложницы. Вы умудрились найти общий язык и очень неплохо ладите.... Надеюсь, - уставился на нее, как кирпич уронил, - смею надеяться, что отношения ваши таковыми и останутся. После всех этих официальных церемоний. Меня бы это порадовало, миледи. И, разумеется, весьма благоприятно отразилось бы на вас. Да и на всей вашей семье, бесспорно.

  - Но вы же меня не любите! - Простонала она убито, заламывая руки в отчаянии. - Я вам даже не нравлюсь ни капельки!.. Зачем же вы это делаете?!! Зачем ломаете жизнь - и мою, и Алиры?!.. Она ж с ума сойдет, когда узнает! Она меня возненавидит, до конца дней моих! А я... я не хочу враждовать с ней, не хочу становиться причиной ее терзаний! И я хочу настоящую семью. С тем, кому буду нужна по-настоящему. А не только как удобное прикрытие!..

  Он выдохнул шумно. Почти рыком. Раэн споткнулась на полуслове. Сжалась, отступая медленно. Хищно вытянув шею, тронулся следом, словно приготовившийся к нападению коршун. И глаза его, лимонно-желтые, сощуренные, источали настоящий яд.

  - Маленькая миледи, - вымолвил сухо, с явным усилием, наклоняя низко лицо и, одновременно, смыкая пальцы на хрупких девичьих запястьях. Он сдавил их настолько сильно, что Раэн перекосило от боли. А закричать не дал лишь пережавший горло страх. - Пожалуйста, давайте не опускаться до нелепостей и придерживаться простых правил. Этикета. Если тебя что-то не устраивает. Или же ты намерена отказать. Передай это через своего родителя. Я пойму, приму, и настаивать, конечно же, не буду.

  - Но вам же известно, что я так поступить не могу! - Воскликнула она, рыдая. - Моя семья меня не простит! Они заявят, что я их опозорила. Они откажутся от меня!

  - Ну и как нам с вами быть прикажете? - Поинтересовался он с заметною насмешкой. - Видишь ли, Раэн, меня все устраивает. Притом, что я, в отличие от многих, необдуманных решений не принимаю. И причин отказываться не нахожу. Как это ни странно для тебя, но ты подходишь мне. По всем статьям. Согласно подробностям генетических данных, у нас все шансы произвести на свет здоровое, крепкое потомство. Я нуждаюсь в наследниках. А тебе этот брак подарит высоту и возможности, о каких ты и помыслить бы не мечтала. По-моему, уговор получается вполне справедливый. Все должны быть довольны. Никто не обделен.

  Такого откровенного цинизма Раэн стерпеть уже не могла. Маленькие кулачки сжались так, что костяшки побелели. Презрительно глядя прямо в немигающие насмешливые глаза, она раздельно и взвешенно произнесла:

  - Великий Разум покарает вас за это злодеяние. Нарий Эрвинг... Влас-ти-тель! - звенящие тона окрасились издевкой. - Вы, мужчины, незаслуженно и несправедливо возомнившие себя центром Вселенной, привыкли распоряжаться нами, будто немыми безответными куклами. Но так будет не всегда, понятно?!.. И за меня, которую вы вынуждаете отдаться силой и сгубить себе жизнь, не имея ни капли жалости! И за эту несчастную, всем сердцем преданную вам девушку!.. Настанет день, и вы ответите! Вы ответите сполна, я клянусь!!..

  Краасс слушал её, кипя злостью и удивлением одновременно. Но на последних словах, вдруг, оттолкнул от себя и расхохотался:

  - Ох, так у тебя коготки прорезаются, да? У милейшей глупышечки Раэн, оказывается, имеется характер?!.. Тем интереснее будет тебя приручать. И приучать. О, да, это может оказаться занятным. - Качнувшись вперед, снова поймал её руку. Подтащил грубо. Прошипел в синюшное от страха личико: - С нетерпением ожидаю прелестей нашей первой законной близости. Я люблю... нет! Обожаю! Укрощать таких вот строптивиц, свеженьких и аппетитных. У меня к этому особый... дар. Ненаглядная моя будущая госпожа! - Невзирая на отчаянное сопротивление, привлек её, мазнул по губам фамильярно поцелуем. Выпустил с колким пренебрежительным смешком. Пошел прочь, что-то весело насвистывая.

  Раэн в изнеможении привалилась к поручню, безнадежно жалобно всхлипывая. Пропало! Она обречена. А впереди не только безрадостное и унизительное существование купленной задешево марионетки. Как будто одного этого не было бы довольно! Нет, - впереди еще и ненависть. Испепеляющая! Безграничная! И исходить она будет от той единственной, кем Раэн уже многие месяцы чистосердечно и открыто восторгается. И кого так хотела бы видеть, если и не наперсницей, то хотя бы хорошей и доброй подругой.... Алира её не простит. Никогда. Ей подписали пожизненное. И помилования уже не случится!

  

   * * *

  - Два-три глубоких вдоха. И медленно выдыхай.

  - Настолько заметно?!

  - Прям строка бегущая поперек мордашки.

  Дана, не удержавшись, прыснула, представив себе эту картинку. И тут же сорвалась испуганно, на звук отворяющейся двери. Алира, напротив, и головы не повернула.

  - Заходи, не бойся, выходи не плачь. Что там у нас, Ноэл? Чем внешний обзор порадует?

  Оборотень помялся в пороге, кашлянул.

  - Не парься, наемник. - Повернувшееся все же личико отметилось ироничной полуулыбочкой. - Я свою работу чисто делаю. И свои тылы предпочитаю самостоятельно прикрывать.

  - Алира, ты пойми. Я не могу дать гарантий. Вряд ли кто из молодежи перепалку затеет. А вот старики - запросто....

  - То есть, - улыбка разъехалась в оскальчик, а черты незамедлительно окаменели, - если без присядок и выкручиваний, это просьбочка завуалированная - не портить свадебный пирог?

  - Ну... - он побагровел и потупился. - Я бы счел наилучшим вариантом официально представить тебя уже после церемонии обручения.

  - Нет. - Сказала, как отрезала. Не будет переигрываний. Не теряй времени. И не зли меня. - Голос прозвучал непривычно глухо, а почерневшие глаза осветились крохотными танцующими огоньками и до оторопи напомнили Дане другие, жестокие и насмешливые.

  - Ноэл, пожалуйста! - Дана поднялась, шагнула к разгневанному жениху, ловя его ладони в свои. Примирительно, просяще. Ноэл посмотрел на нее. Вздохнул. Кивнул согласно, подчиняясь. Прочистив горло, пробормотал:

  - Через пять минут начало. Услышите флейты - выходите. - Снова глянул на Дану. Сложил губы в неуверенную улыбку. Пожал её ладошки. Отпустил. Дверь закрылась. Аля встала, оправила длинное платье. Преспокойно протянула воспитаннице затянутую в шелк перчатки узкую ладонь.

  - Итак, невеста Дана. Сейчас нам сыграют выход. От тебя мне нужно немного. Хладнокровие... и уверенность. Ни о чем не беспокойся. Никто не пострадает. Ничего не будет сорвано. Это же... - отметила нажимом - мое слово!.. Чу. А вот и они.

  В воздухе заколебались серебристые, нежные рулады. Это начала свою исповедь неторопливая ласковая флейта. Алира прислушалась, прижмурилась от удовольствия.

  - О, какая музыка. Просто свирели богов. Обожаю. Молодчинка Ноэл, - состроила хитроватую гримаску. - Пошли?

  

   * * *

  Ноэл мирно посапывал рядышком, спрятав руки под головой и изредка тревожно вздыхая. Напряжение и страхи благополучно отошли в прошлое, совместно с отправившимся туда же тяжелым днем. Отделавшись от армии поздравителей и выслушав бессчетное количество откровенных постельных шуточек, они с Даной всего час назад сумели-таки, запереть перед носом зевак двойные двери опочивальни. А, следовательно, могли, наконец, расслабиться и отдохнуть. Ноэл такой замечательной возможностью воспользовался с неподдельною охотой. Расцеловал новоиспеченную супругу и немедленно провалился в истинно богатырский сон. Чему эта самая супруга оказалась исключительно счастлива. Ну не тянет её на утехи любовные после многочасовой нервотрепки. Одного хочется - ножки усталые вытянуть, да под ноющую спину подушек побольше напихать. В отличие от блаженствующего в нирване оборотня, Дану сон злостно игнорировал. Уж она и так старалась, и эдак. И местечко поудобнее искала, и с боку на бок повертывалась, и растягивалась во весь рост, и калачиком сворачивалась. А ни в одном глазу! В итоге смирилась и решила не извращаться. Не сегодня - завтра, а вообще - на том свете. Так отоспимся: за все годы да еще с запасом! Потому и психовать не станем. Лучше будем мирно размышлять. Тем более, обмозговать чего имеется, и над будущим покумекать тоже не лишнее.

  Окончательно помахав несговорчивому сну ручкой, Дана выстроила себе из подушек уютное гнездышко, заварила чай и, набрав на поднос побольше сладостей, разместила все это богатство на маленьком столике в изголовье. Вот и времечко пройдет, с пользой и в удовольствие. А потолстеть она не боится. С её нынешним энергообменом проблемка эта подпадает под категорию "утопические", слава тебе господи!..

  ...Флейта. Мелодия струится, обтекает. И саму её, и пологие ступени помоста. А она не помнит. Как очутилась здесь и как миновала площадь. Усыпанная цветами дорожка. Сухое тепло держащей под локоть руки. И стены, сплошные стены взглядов! Мужчины, женщины, дети. В их позах - потрясение, разбавленное жгучим интересом. И смотрят они вовсе не на Дану. Подаются, тянут головы, поднимаются на носки. А Алира не оборачивается. Не задерживает внимания дольше коротких секунд. Но, как будто привязывает, охватывая и забирая. Ободок зеленого платья невесомо шуршит по камню. Золотая кайма сандаликов рассыпает пятнышки света. Перевязанные лентой локоны вздрагивают. Забавляются, играя ветерком. Розовые губы улыбаются. Беззаботно, ласково и мило…. Ветерком? Постойте! Вот именно! Потому что бесящиеся порывы улеглись в тот самый миг, когда красивая, ухоженная ножка игриво и кокетливо ступила из полутемных сеней на залитый уходящим солнечным светом порог.

Так что ветра – почти не осталось. Зато пичуги местные – будто с цепи сорвались. Чирикают, щебечут, заливаются. Подлетают совсем близко. Трепещут, прядают крылышками над головами удивленно отмахивающихся зевак. Но Дана замечает их мельком. Да и по правде - внимания не обращает. Груз смущения и страха наваливается на плечи, жмет к земле, она цепляется глазами за дорожку и молча просит, чтобы обошлось.

Держащие локоть пальчики требовательно сжимаются. Превозмогая себя, Дана вскидывает лицо. Перед нею, по краю открытой террасы, выстроился ряд деревянных сидений. На них, укутанные в белое фигуры. Изрезанные морщинами, хищные лица. Холодные, давящие неприязнью и подозрением, глаза.

Знаком указав подруге, чтобы преклонила колени, Аля отпускает её и сама склоняется в приветственном па придворного реверанса. Но колен при этом не сгибает. С сидений долетает усиливающийся ропот. Мужчины рассержены такою вольностью и негодования не скрывают. Но черты Алиры, по-прежнему, безмятежны. Неприметным толчком подняв Дану на ноги, она вновь берет её под руку и почтительно обращается  к старейшинам на наречии тфинате:

- Мое уважение главам великого рода. Я явилась в ваш мир незваной. И нежеланною, знаю. Но, тем не менее, лелею надежду, что мы сможем понять друг друга. А, быть может, и стать друг другу полезными….

- Зря надеешься! – обрезает из ряда скрежещущий злобою голос. Самый древний старик, не удержавшись, поднимается на ноги. Размахивая палицей и задыхаясь, выкрикивает с ненавистью: - Я не знаю, кто ты! Как умудрилась проникнуть в наш мир! Кого подкупила, кого обманула, какою подлостью открыла врата!.. Но тебе здесь осталось недолго, совсем недолго! Лишь только Нордок распознает твою преступную сущность, гильотина падет!.. Твоя жизнь идет на минуты, слышишь?! Убирайся, ведьма! Убирайся немедля, пока можешь еще! Забудь сюда дорогу, и хозяевам своим закажи. Не будет отродья вашего на этой чистой земле! Никогда и ни за что не будет!!!

- Простите, господин. Но что, если Нордок не захочет умерщвлять меня? – Отзывается девочка ласково, а слова её, будто усиленные рупором, разносятся по всей округе. – Что, если ваш бессменный хранитель уже пообщался со мною? И он не желает причинять мне зло? Более того – он принял мою сторону?! – Возвысившись на последней фразе, голос окреп и завибрировал сталью. – Что вы тогда предпримете? Высокородные хранители законов?!

- А вот что, самозванка ты наглая! – срывается с места еще один старейшина, ближе к концу ряда. – Если медлит Нордок, мы и сами управу найдем! Не впервой от заразы пришлой избавляться!!!

Костлявые пальцы нырнули в складки плаща и явились наружу, зажавши сверкающий ртутью клинок. С яростным проклятием, без замаха, старик метнул оружие. Дана вздохнуть не успела. Секунды сгустились в желе. Затаив дыхание, она наблюдала летящий навстречу нож и мысленно прощалась с жизнью. А потом!.. Пикирующая тень метеором упала с неба. Жалобный тонкий крик смешался со стонами ужаса. В пыли у ног Али вздрагивала в конвульсиях умирающая большая птица. Охотничий сокол, что кружил в небе над хозяином, принял на себя его же смертельный удар.

Толпу всколыхнуло воплями. Старейшины повскакивали с мест. Хозяин погибшей птицы осел на скамью, схватившись за голову. И тут над площадью, в один момент и ниоткуда, разразилась жуткая гроза. Одна за другой, молнии били в центральную часть площади, словно в мишень настойчиво метили. Женщины и дети разбегались, падали ниц, закрывались руками и одежками. Дома трясло и качало. А светопреставление длилось. Пока, наконец, вслед за очередной вспышкой, с совершенно безоблачных высот не обвалился пепельный смерч. Клубящийся воздушный столб уперся нижним своим концом в то самое место, куда вонзались острия молний, тогда как верхний затерялся где-то в вышине. С грохотом и шипением вихрь мчался по кругу. И, вдруг, разорвавшись пылевыми клочьями, почти мгновенно рассеялся и исчез.

На скорчившихся в ожидании жителей обрушилась полная тишина. И в тишине этой явственно услышался методичный негромкий шелест. Будто бы – ткани по каменному настилу. Одна за другою тянулись кверху головы, да так и застывали – в трепете и обмирании. Неспешной прогулочной походкой через площадь к ступеням продвигался великан. Великан потому, что казался на голову выше любого из воинов тфинате, а у них недомерков и худосочных отродясь и вовек не водилось.

Полы распахнутого плаща метут концами землю. Позвякивает перевязь длинного выгнутого меча. Высокие военные сапоги, наколенники черного металла. Тонкая рубаха опоясана по талии кольчужною сеткою ремня. На боку, под ним, внушительных размеров нож, в шитых бисером ножнах. Голова покрыта капюшоном, а свешивающиеся на грудь, заплетенные в косы пряди – белые, словно только что выпавший снег.

Разглядев незнакомца в подробностях, многие ахали и отбегали подальше. Но он ни на кого внимания не обращал. Поравнявшись со стоящей неподвижно Алею, обменялся с ней взглядами, улыбнулся едва приметно. Перевел похолодевшие глаза на лежащую распластанную птицу.

- Я сама! – Категорично, но и просительно одновременно, предварила девочка несостоявшийся вопрос. Нагнувшись, подняла сокола. Выдернула кинжал, выбросила. Поднеся бездыханное тельце повыше, легонько и нежно подула на страшную рану. Обагрившая перья кровь тут же исчезла, отверстие в груди птицы стянулось. А еще через доли минут благополучно оживший сокол перевернулся в её руках на брюшко и громко забил крыльями, крутя головой и прищелкивая крючковатым тяжелым клювом.

Аля рассмеялась радостно. На миг окунулась в пестрое оперение лицом. И, размахнувшись, подбросила сокола высоко вверх! Проводила глазами уносящийся силуэт. Повернулась, сияя улыбкою, к наблюдающему молчком великану. Мужчина кивнул. Протянул руку. Шепнув Дане, чтобы оставалась на месте, Аля с готовностью подала ему ладонь. Ступая след в след, поднялась на террасу.

Обозрев коротко хлопающих глазами старейшин, великан насмешливо хмыкнул. Повернулся к краю. Притянул Алю к себе поближе, поставив вровень, выпустил. Ироничный глубокий бас заполонил площадь так же легко и непринужденно, как до этого её заполнила бушующая стихия.

- При всем моем понимании неоднозначности и безусловной важности ситуации. Не кажется ли вам, уважаемые, что все мы за выяснениями отношений подзабыли несколько – для чего, собственно, собрались?.. Возьмусь, в таком случае, напомнить.

Сегодня мы благословляем на совместную жизнь эту чудесную молодую пару. – Он широко улыбнулся и хитро подмигнул зардевшейся по уши Дане. – Невесту вижу, а жених, гулена, где?

- Здесь, Повелитель! – Вынырнувший из толпы Ноэл поспешно преклонил колени у помоста. Великан смерил его прищуренными глазами. Качнул головой задорно, переводя глаза на потупившуюся смущенно девушку. Поинтересовался с хитрецой.

- Ну и что, прекрасная невеста? Неужто, устраивает тебя повеса мой настолько, чтобы ты связала с ним жизнь? Разделила дороги и пристанища? Не убоялась бы трудностей и преткновений? Не озиралась бы на слова чужие жестокие? И всегда и везде отстаивала бы и верила - как себе самой, или больше даже?!

- Да! – выдавила Дана тоненьким голоском, осознав вдруг с испугом: то, что говорится ей сейчас, смешливо и небрежно, и есть священная клятва соединения.

- А ты, Ноэл? Потомок сыновей моих единокровных. Клянешься ли в том, что навсегда останешься верен избраннице своей? Перед лицом радости и беды? В минуты покоя и на поле брани? И примешь её боли и заботы, как собственные, и не отречешься  - ибо она половинка твоя, дарованная судьбой?

- Клянусь! – прозвучало решительно, без запинки. И Дана смогла, наконец, вздохнуть свободно. И прочувствовать себя и окружающее. С облегчением. Несказанным  и всеобъемлющим. Вот теперь ей не страшно! Вот теперь она уверена  и тверда. Они с Ноэлом – единое. На веки вечные. И теперь они сами – будто целый огромный мир!..

Лились заздравные речи! И длились чередою поздравления. И снова звучала музыка. И волновалось, накатывало, живое цветастое море. Море из рук, улыбок, сияющих радостью глаз. А они стояли, обнявшись. Ощущая другого каждой клеточкой тела. И были счастливы. Так счастливы, как никогда, наверное, в жизни.

- Господи, Данка! Какая ж ты красивая! – очутившаяся рядом Аля обхватила её за талию, тормоша и встряхивая.  – Сегодня великий день! Да что там великий – он наилучший, Я горжусь тобою! Я горжусь всеми нами. Мы сумели, Дана, мы пробились. Дороги открыты…. Если б ты только знала!.. – Она прервала себя. Засмеялась, разводя руками сконфужено. – Не слушай. Похоже, я начала городить чушь. Но я счастлива за тебя. За Ноэла. За всех вас!

- Взаимно, госпожа Миротворец! – Выдвинувшийся из-за плеча девочки Ноэл подмигнул  супруге и галантно поднес к губам пойманную Алину ладошку. – Не знаю, как на счет нас, но то, что это день твоего триумфа – точно не оспаривается. Ты умудрилась повернуть историю….

Аля погрустнела, смотрела не него с минуту. Потом опять заулыбалась, но уже как-то неуверенно, будто делая над собою усилие. Ответила тихо:

- Я клянусь тебе, Ноэл. Я клянусь тебе, как на духу. Вы не пожалеете о сделке. Я душу положу на это, обещаю!

 

                                                                    *   *   *

 

 Заостренным кончиком сучка, Тиа осторожно ковыряла по краю ярко-оранжевую пленочку, гладким налетом покрывающую рыбью тушку изнутри. Поддев и завернув краешек, сучок откладывала и принималась осторожно отскабливать остатки кусочком зернистой пемзы. Отскобленные лохмотики Тиа складывала в деревянную плошку. Пленка поддавалась трудно. И девушка периодически сердито бурчала себе под нос, не прекращая орудовать – то сучком, а то пемзой.

Ручьевая форелька была чудо как хороша, и по вкусу пришлась бы самому требовательному гурману. Вот только приготовление её сопрягалось со многими трудностями, впрочем, как и способ ловли. На крючок эта рыбка не попадалась принципиально. Заботливо расставленные сети вспарывала острыми как бритва плавниками. А еще избегала всего непонятного, подозрительного и странного, моментально уходя от мест, где её тревожили.

Один верный способ лова все же имелся. Знали его немногие, и Тиа была одной из этих счастливцев. Счастливцев потому, что некрупная буровато-серая рыбка, неприметная с виду, являлась отличным источником дохода. Её брюшная пленка содержала в себе ферменты, позволяющие быстро и безболезненно залечивать самые опасные и уже даже подвергшиеся заражению раны. А нежное, прозрачное мясо, все равно – просоленное или высушенное, служило настоящей «таблеткой от голода». И в дальних походах выручало много лучше самых изысканных и богатых припасов. Настоящий кладезь витаминов, протеинов и прочих полезных, а то и незаменимых составляющих. Мясом серой форельки запасались, если предстояло путешествие по местам безводным и скудным на добычу. Им же восстанавливали силы после тяжелой выматывающей работы. Его с удовольствием покупали беременные, желая выносить здорового и выносливого малыша, и его же предпочитали в качестве питательной добавки пожилые, поскольку оно не отягощало желудок и помогало сохранить бодрость и крепость мышц.

Тиа секретам ловли научилась от гостившей в их поселении ведуньи. Как-то раз, старушка взяла девочку с собою в лес и показала: какие травы следует подбирать, и в каких пропорциях смешивать составляющие, чтобы вышло то самое – непревзойденное и незаменимое – приваживающее зелье. Не подманивающаяся больше ни на что, рыбка буквально с ума от него сходила. Теряла всякую осторожность и сбегалась отовсюду, если только обитала в пределах досягаемости. Состав полагалось опускать в воду на отмели, желательно, чтобы это был заливчик, или сделанная вручную запруда. Одурманенная рыбка становилась на удивление малоподвижной. И её без труда можно выло выбирать голыми руками, не забывая, впрочем, о необходимой осторожности. У форельки имелся крайне острый брюшной плавник, оканчивающийся длинным изогнутым шипом. Выловив рыбу, Тиа первым делом отрезала ей эти самые, опасные плавники. А уж потом складывала в общую кучу, чтоб разделать без спешки и проблем.

Не раз и не два позже соседские ребятишки, да и родители их тоже – пытались правдами и неправдами выманить у маленькой Тии секрет её неизменного успеха. Но Тиа обращалась в ту же рыбку, то есть молчала и делала им «большие глаза». Убравшаяся восвояси странница перед уходом накрепко вбила в нее – полученное знание требуется чутко хранить, а если и передавать – то лишь самому близкому и достойному. Кому доверяешь, как себе.  Казалось бы – ну а в чем нужда для подобной секретности? Почему нельзя знание это обнародовать и доверить широкому кругу нуждающихся. Ведь тфинате, бережливые и вечно озабоченные сохранением окружающей природной среды в её естественном состоянии, не стали бы истреблять ценную рыбку поголовно? Оказалось, проблема имелась. Притом – очень даже серьезная.

Как это часто случается, что-то хорошее в малом становится ядом в большом. Упомянутая исцеляющая пленочка была не только удивительным и универсальным лекарством. В ней содержалось вещество сродни сильнейшему наркотику. Оттого рыбку употребляли лишь при действительной необходимости, а не каждый день годами. Вещество это – при длительном и беспорядочном потреблении, вызывало необратимую мутацию организма, а вместе с нею – такие же нарушения психики. Подсевший на регулярное поедание форельки – через несколько лет становился буйным параноиком. Одновременно, его звериная личина брала верх над разумом, и оборотень постепенно превращался в натурального дикого зверя, не отдающего отчет в собственных поступках, не разбирающего, где добро, а где зло, и не помнящего – кто он и зачем живет на свете. В связи с этим существовал специальный указ, коим предписывалось всю выловленную форельку сдавать уполномоченным заготовщикам, а уж те организовывали торговлю. Продавая рыбку под расписку и поименно, вот как в наших аптеках. Ловцам заготовщики платили преотлично, а потому обиженным никто не оставался. Конечно, рыбаки могли оставлять часть улова себе, не без этого, но сами продавать его права не имели, иначе оказывались в роли злоумышленников.

Избавив очередную рыбешку от пленочек и костей подчистую, Тиа на плоском камне у воды тоненько пластала получившееся филе кончиком охотничьего ножа и щедро пересыпала  подготовленными пряностями. Стряхнув пахучие остатки, накалывала ломтики на ошкуренные гибкие прутики и закрепляла под навесом тут же, неподалеку.

Длилось раннее утро, и повсюду блестела хрусталиками крупная роса, а небесная синь, расписанная перистыми облачными завитками, казалась девушке бездонными глубинами океана. Так бы и занырнуть в нее, уйти с головой и ногами. Далеко, далеко, к границам молочных островов. И парить себе, парить, и впитывать приветливое солнце, наслаждаясь жизнью, покоем, свободой!..

При воспоминании о так нежданно и безответственно обретенной свободе, Тиа смутилась и языком зацокала. Сваляла она дурачка, не без того. Переполох изрядный внесла, да и мать страдать и мучиться заставила. Если б теперь, по второму кругу, проигрывать все, она не стала бы вот так сдуру головою в омут кидаться. Постаралась бы объясниться и объяснить – мотивы, причины, задумки. Для начала, можно было просто уехать к дальним родственникам, в Золок. Работу найти. Или, вот, той же заготовкой форельки заняться. Денег поднакопить, жилье снять отдельное. Тфинате не особо жалуют подобный способ жизни для молоденькой девушки или женщины, но она уверена теперь, что сумела бы родных убедить. Как-никак её случай исключительный, и скорее всего, они вняли бы голосу разума и согласились.

Не получилось. Эмоции во вред пошли. Хотя…. Почему во вред?! Она же Фею нашла! Или – Фея её, не важно! Важно то, что они встретились, что могут быть неразлучны. Неразлучны и независимы ни от кого.

Вместо того чтобы возвратиться под отчий кров и покаяться, Тиа, с Феиной помощью, призвала домашнего сокола-охранника, Мерона. Установив ментальный контакт, она выборочно поведала птице о своих приключениях. Единорожицу, равно как и место собственного пребывания, Тиа из рассказа исключила, на всякий случай поставив соколу еще и подсознательный блок. Теперь никто, как бы сильно он ни желал, не сподобится вытянуть из Мерона точное Тиино нахождение. Она не верит, что её вознамерятся силком домой притянуть, но!.. Осторожность лишней не бывает. А еще больше она за Феюшку опасается. Слишком живо  в памяти слова Бада отпечатались: что он сделал бы, попади единорог в его руки. В конце, Тиа вручила соколу сверточек собственноручно заготовленной форельки и отправила его домой. На сердце значительно полегчало. Родные узнают, что с ней полный порядок, и не будут убиваться понапрасну. Тиа уточнила, что связь держать станет через сокола, вызывая его к себе раз в три или четыре дня. Мерон благополучно улетел, но к вечеру того же дня вернулся и, не приземляясь, сбросил с высоты к ногам Тии мешочек. В нем лежал фамильный оберег семьи, а еще письмо от брата. Бад писал, чтоб она постаралась наведаться - если не к родственникам, то к знакомым, и ни в коем случае не забывала бы посылать о себе весточку. Ни словечка не говорилось в укор, хоть Тиа и полагала, что заслужила в его глазах не просто укоры, а немалую трепку. Только слова любви и поддержки. Прочитав письмо, Тиа долго еще сидела в одиночестве, утирая слезы и поминутно прикладывая теплый пергамент к губам, а после скрутила его  в трубочку и повесила на шею в полотняном маленьком чехольчике, чтобы эта крошечная часточка Бада всегда находилась при ней.

Фея наблюдала со стороны, не вмешиваясь и не мешая, и лишь когда стемнело окончательно, а на небе высыпали первые звезды, подошла. Тиа молча зарылась под теплый шерстистый бок, повсхлипывала немножко и вскоре уснула. А, проснувшись поутру, обрела, наконец, спокойствие и цель. Она не вернется домой, но и отшельницей не будет. Они с Феей станут путешествовать, узнавать новые места, а еще – собирать сведения о других единорогах. Пусть давние, пусть больше фантастичные, нежели правдивые. Но это будет знание, которое пригодится Фее. Поможет лучше разобраться в себе. Ощутить корни, а возможно и на деле применить что-то из описанных способностей. Тиа неудобств походной жизни не опасается. Привычна. Средства гигиены и одежду новую она без труда достанет в окрестных селах. И зимы в их краях не бывает, что существенно облегчает обитание на открытом воздухе. Словом, на том и порешили.

Последняя разделанная тушка отправилась сушиться под навес. С удовольствием разогнув ноющую спину, девушка гибко потянулась, заведя руки за голову. Проводила взглядом неторопливо порхающую бабочку. Привычно прислушалась …. Поперхнулась!

Прыжком вскочив и подхватив подол туники, со всех ног ринулась на вонзившийся в уши беззвучный истошный крик. Это был мысленный зов её Феи. И слышался в нем смертельный ужас. Ужас и агония безысходности!..

 

                                                         *   *   *

Опрометью несясь по тропинке, Тиа на бегу выпутывала из ножен длинный охотничий кинжал. Кто ей сейчас ни встретится – свой или чужой – за Фею она готова стоять до смерти и до последней капли крови. И страха не ощущалось. И слабости. Куда ж задевалась прежняя серенькая девочка – трусишка  и паникерша, способная от страшного лишь убегать, да и то – если есть куда? А нет, так сжиматься в комочек и трястись, не пытаясь себя защищать. Она исчезла в одночасье, уступив место воинствующей амазонке с горящими гневом и решительностью глазами. Золотые растрепанные пряди мечутся, летят по ветру. Подол туники сбился выше колен. Точеные сильные ноги упруго и легко несут её вперед, безошибочно избирая – куда ступить и от чего оттолкнуться.

Вот и поляна стоянки. Ухватившись за нависшую наискось ветвь, Тиа перескочила слету поваленный еловый ствол. Приземлилась цепко, по-кошачьи, разогнулась пружинкой, взяв кинжал наотвес.

Её Фея беспомощно извивалась на истоптанной свалявшейся траве у дальнего конца поляны. Единорожица силилась вскочить, или хотя бы на ноги опереться. Тщетно – их будто окрутило невидимое лассо. Голени стянуты вместе, голова отведена далеко назад. Длинная шея выгибается толчками, у раскрытого рта – клочья белесой пены. Тело сотрясается и ходит ходуном, а из глаз катятся слезы. Больше всего Тиу поразила и ранила даже и не сама эта сцена абсолютной и ужасающей немощи горделивого и мощного зверя, а тот факт, что происходило все неестественно тихо. Если не считать негромкого шуршания травы и редких хлопков тяжелого тела о землю, Фея не издавала ни звука, как ни напрягалась.

Ошеломленная зрелищем, Тиа не сразу определила его причины. Просто все её внимание поглотила бьющаяся стреноженная Фея. В следующую секунду, отведя-таки взгляд, девушка обнаружила прямо перед собою и чуть сбоку, метрах в полуторах, широкоплечую черную фигуру, сверху донизу задрапированную блестящим шелком накидки. Лицо Феиного пленителя скрывал надвинутый низко капюшон. А руки прятались под хламидой, точно неизвестный обнимал себя накрест за талию. Тиу он - то ли не видел, то ли просто внимания не обращал.

Вне себя от гнева, девушка метнулась к обидчику со спины, намереваясь приставить лезвие ему к шее и… словно на стену напоролась! Бледное лицо с провалами огненных глаз броском повернулось навстречу. Рука вынырнула наружу, чиркнула ограждающе, выставляя открытую ладонь. И Тиа враз – окаменела будто. Мышцы превратились в натянутые веревки. Да что там «веревки» - в проволоку стальную. Ни извернуться, ни пальцем пошевельнуть. Потом, как палицей подбитые, подогнулись болью колени. И девушка рухнула на бок рядом с единорожицей, выронив наземь бесполезный кинжал. Невесомая лента-удавка обхватила скользкой змеей, вдавилась в горло, лишая воздуха, отнимая голос. Закинув к спине голову, как минутою раньше Фея, Тиа трудно и громко дышала, желая одного: продержаться и сознания не потерять.

- Глу-па-я девочка, – по слогам разделяя слова, определил над нею скучающий мужской голос. И она содрогнулась, будто ожегшись. Прилагая немыслимые усилия, попыталась обернуться, посмотреть. Она не могла ошибиться. Нет, она не могла! Она хранила этот голос в себе. И носила его в сердце, и лелеяла, как одно из драгоценнейших воспоминаний. И день за днем мечтала, что вот наступит тот волшебный миг, когда услышит его вновь. Выходит – дождалась?! Услышала?! Но ей и в страшном сне присниться не могло, что будет это именно так.

- Глупая! – произнес он снова, теперь уже явно забавляясь. – И несдержанная, ко всему прочему…. Кидаться на кровавые разборки, даже не попытавшись объясниться цивилизованно. – Насмешливое фырканье над ухом. – Я почти уже поверил, красавица, что все жители Нордока – неотесанные дикари!

Тиа закрыла глаза. Слушать эти язвительные речи было куда тяжелее, чем испытывать физическую боль. Она безвольно вытянулась, обмякла. И сразу ощутила, что сковавшие её кандалы ослабли. Дышалось намного свободнее, а лишенные напряжения мышцы представлялись комьями сбитой ваты. Одновременно родилось понимание – это послабление не есть отступление. Попробуй она сейчас вырваться, вскочить - и тело окостенеет снова. Отчаянно боясь, что не получится, Тиа решила рискнуть. Сосредоточенно вылавливая из глубины памяти чужие трудные слова, прошептала хрипло, запинаясь на каждом звуке:

- Пожалуйста… не делай этого…. Ты не такой!.. Я – Тиа….

Беззвучие окружило и обрело вес. Деревья, и те застыли истуканами, а шевелящий траву ветерок толкается в лицо горячей липкой патокой. По вселенски длинные мгновения, и гудящий ток крови в ушах.

Окутавшая вязкая волна схлынула, отошла за мыслимые пределы. Всколыхнулась, балуясь ветерком, листва. Зашуршали сохлые травинки. А невидимые путы разом развеялись, выпустив ее на свободу. Тиа неуклюже подогнула ноги, хватаясь руками за траву, подтянулась, уселась на дрожащие коленки. Не подымая лица, постаралась пригладить спутанную, полную хвойных остинок, шевелюру. Щеки пылали, а глаза категорически отказывались подниматься. Вот теперь она боялась. Боялась? Нет! Умирала от ужаса!.. Правда, совершенно не по причине вероятности послужить ему едой.

Затянувшееся вновь молчание прервалось неожиданным смехом:

- Боги!.. Как же тесен мир, все-таки!.. Это и впрямь ты, девочка…. Нет, ну стоило отправлять тебя за тридевять земель, завязывая узлом желудок и не только, чтоб в итоге на тебя же и поохотиться?!.. Воистину – мы вольны лишь предполагать.

- Пожалуйста, не трогай Фею! – перебила она жалобно, успев за время его монолога припомнить еще с десяток расхожих слов, и немного успокоившись.

- Да кто тебе сказал, что я ее трогать буду? – Он снова весело рассмеялся. Перешел на ее наречие, продолжил, - По правде говоря, вначале я ее всего лишь задержать хотел, чтоб не улизнула и собратьев дождалась. А она набросилась, ровно с горячки. Вторая ты, честное слово! Тогда и пришлось уложить. Чтобы поостыла. С минуты на минуту родственнички подоспеют. Передам им с рук на руки. А уж там, на досуге, выясним - с какого такого перепугу и откуда именно ее на ваши земли занесло.

 Тиа, наконец, осмелилась посмотреть прямо ему в лицо. Он задорно и снисходительно улыбался, в упор ее разглядывая. И глаза больше не метали пламень. Они были синими. Бархатно. Будто звездочки лунной фиалки, что цветет единственной ночью один раз за полсотни лет. Прекрасный и нежный символ: вечной верности и чистой любви. Отыскать лунную фиалку – огромная удача. Это мало кому удается, даже если он травник-знаток!

Всхлипнув невольно, Тиа поспешила отворотиться. Подобралась под бок по-прежнему лежащей и настороженно прислушивающейся к разговору Фее, принялась гладить, уговаривая мысленно:

- Феюшка, хорошая моя, не нужно сопротивляться. Если он увидит, что ты не собираешься убегать, сразу отпустит…. Ведь, правда, отпустишь?! – умоляюще захлопала на рагезта ресницами. Тот хмыкнул, меряя их с Феей взглядом, холодновато процедил:

- Если дурить не станет.

- Не станет! – воскликнула Тиа с жаром, прижимая к груди ладошки, убеждая, доказывая, - Я ручаюсь. Собою!

Он опять рассмеялся, словно она сказала что-то невероятно забавное. Выпутал кисти из под плаща, махнул вскользь, лениво. Фея зафыркала, закашляла, мотая головой. С трудом сгребая разъезжающиеся ноги, принялась кое-как подыматься. Зэер понаблюдал внимательно, пожал плечами, будто глазам не веря. Переключился на Тиу.

- Ну а ты откуда, несчастье мое ходячее? В окрестностях, на два дня пешего пути во все стороны – ни поселения, ни стойбища пастушьего. Я, в принципе, потому на вылазку и решился, что уверен был: с родичами твоими встреча стопроцентно не грозит. А тут такая непруха. Давай-ка, объясняйся, жду!

Я?.. Ну… это… путешествую… в общем. – Выдавила Тиа, ощущая себя глупее некуда и мысленно добавляя к вишневому оттенку щек – помидорный, отяжелевших и накалившихся ушей.

- Путешествуешь? – переспросил он весело. – Ага, ага! Симпатичненько! Чудные у вас порядки, получается, не так давно образовались? Когда-то, насколько осведомлен, за девчушками молоденькими досмотр тот еще организовывался. Армейский! Не то, что в дебри лесные, за ворота в поле без мужчин лишний раз не пускали. Не приведи, случится что, зачем судьбу искушать? Ты то, в прошлый раз, как вообще нашим подвернулась, не припомнишь?

- От братьев сбежала. Из стойбища. – Пискнула мышонком вконец расстроенная Тиа. – Форельки хотела наловить.

- Форельки, угу. – Откликнулся Зэер, ухмыляясь. – Незабываемая рыбалочка: рыбачка в роли улова!.. Ну, а нынешняя причина, какая?

Тиа уставилась на него распахнутыми по-детски глазами. Всхлипнула. И еще покраснела. Хотя казалось – дальше уже некуда.

Брови трансформера изумленно поехали вверх.

- Интересненький вариантец! – пробормотал он через минуту, с очевидной и оттого еще более невероятной растерянностью. – Выбросила бонус рыбка золотая. Ничего ж себе – подарочки!..

Не прекращая вполголоса возмущаться, он как-то неловко попятился и уселся на обрубок старого поваленного ствола. Того самого, через который Тиа перепрыгнула, спеша на помощь Фее.

Сама Фея по-собачьи восседала сейчас на пятой точке, смешно выставив вперед задние копыта, и безостановочно вращала головой, переводя округлившиеся интересом глаза с рагезта на девушку, и обратно.

Над поляной зависло очередное смущенное молчание. Зэер экспериментировал в уме с подходящими словесными комбинациями. Нужной, как назло, не находилось. Тиа теребила в пальчиках краешек подола и шмыгала носом. А успевшая отойти от потрясения единорожица сподобилась-таки принять обычное вертикальное положение. И теперь терпеливо ждала – во что эта немая сцена выльется.

И тишина, как оно водится, оборвалась. Но вовсе не обитателями поляны. А громовым басом откуда-то из-за кустов, выдохнувшим раскатисто, так что ветки подпрыгнули и затряслись:

- Тысячу чертей мне в бок и пять десятков ежиков под ноги!.. Это взаправду все, или меня так шикарно заглючило?!..

 

                                                            *   *   *

- А для чего ты нам, милочка?.. И что с тобою делать прикажешь? К чему приспособить? Чем занять, чтоб лишней себя не чувствовала?.. Или ты планировала обосноваться сугубо у него под рукою?! – Заостренный ноготок, вычертив дорожку, ткнул в побагровевшего до свекольного колера Зэера. Нарочито бесстрастный голосок откровенно насмехался.

Услыхав последние слова, Тиа вскрикнула и, закрывши лицо, бухнулась на колени в рыданиях. Аля даже бровью не повела.

- В общем, - подытожила свирепо, - если так присоединиться стремишься, препятствовать не стану. Но на теплое местечко и опеку постоянную не рассчитывай. И вообще, ради своего же блага, не маячь у меня перед глазами без надобности. Понятно?!

- Ей понятно, Алира. – Дана ошеломленно вглядывалась в наставницу и в толк взять не могла. Что такого непоправимого произошло, чтобы Аля вот так, в одночасье, из олицетворения милосердия и добра, превратилась бы в гарпию, на три метра брызжущую ядом?!.. - Я возьму её к себе. Обучу. Подсказывать стану, если понадобится….

Девочка презрительно фыркнула, саданув ладонью о ладонь:

- Урок первый, он же итоговый – переспать с трансформером и в живых остаться. Что-нибудь вразумительное по поводу сему пикантному озвучишь?!

Порозовевшая Дана растерянно потупилась. Ноэл, позади нее, закопошился и прочистил горло, явно настраиваясь на спор. Раскрыл рот. Набрал воздуха. И… наткнувшись на яростное Алино выражение, тоже сдулся, на раз растеряв и пыл, и красноречие минутное.

Последовавшие за этим пыхтящие гневные переглядки обещали вылиться в нешуточную свару. Но не успели - на благо всей честной компании. Благожелательно и бодро, откуда-то со стороны, в пропитанную раздражением атмосферу влился беспечный голосок. И голосок этот ласково, но непререкаемо затребовал:  

- Не хотелось бы вмешиваться, но нам стоит пообщаться с тобою не медля… Алира.

Рассорившаяся компания удивительно синхронно развернулась. «Чему-чему, а выучке нашей любые вышколенные коммандос обзавидуются…» - влезла в голову непрошеная горделивая мысль. Загнав этой мыслью истерику подальше, Аля сумела-таки приструнить собственные навязчивые эмоции. А потому отреагировала на нежданное Феино приглашение достаточно искренней виноватой улыбкой. И с готовностью согласилась срочно уединиться – меньше всего желая оставаться теперь в кружке разобиженных не на шутку друзей и разруливать заваренную кашу.

 

                                                     *   *   *

Достаточно удалившись от заинтересованно созерцающих наблюдателей, единорожица резко затормозила. Голова на гибкой шее качнулась к самому Алиному лицу. А отсвечивающие топазами глаза напоминали ожившие ледышки.

- Не надо демонстрировать мне свое удивление, миротворец, - такой задушевный и нежный, сейчас этот голос обратился шипом. – Я очень зла, и ты знаешь причину. Кто дал тебе право искажать судьбы других живущих? Лишать их выбора, диктовать и командовать?.. Разве ты бог? Или его наперсница?.. Оставаться ему с Тиею или нет, будет решать только этот рагезт. И она сама, конечно. Ни никак не ты, посланница!..

- Восхищаюсь! – перебила Аля напряженным охрипшим шепотом. – Восхищаюсь верностью заступницы, так же, как и её потрясающим интеллектом. За неполные сутки освоить рагез на таком уровне, это что-то выходящее за пределы естественных возможностей организма.

- А мне кровь помогает, Алира. – Усмехнулась Фея невесело. – Мать в наследство оставила, как и много чего другого. Наказала хранить и помнить. Я и хранила. А теперь пригодилось, видно время пришло. Прости, но детали при себе оставлю. Если сильно возжелаешь, Морфея поспрошай. Он, мне думается, в подробностях не откажет. А мне по десять раз пересказывать недосуг.

- Круто взяла, - хмыкнула Аля задумчиво. – Только почему ты считаешь, что вмешиваться сюда вольна?

- Потому! – Фыркнула единорожица паром. – Тиу обижать я не позволю. Мне она такой же компаньон, как тебе мой родственник, Морфей. И судьбу эта девочка сознательно выбрала. Помогать ты ей можешь, но сбивать её не смей!

- А иначе?! – Прищурилась Аля уязвленно. Нет, она понимает, конечно, сестринские чувства к Тие итранихи, но уж больно самоуверенно та себя ведет. Прямо-таки приказывает. Наглость небывалая!..

- А иначе, госпожа миротворец, мне, возможно, захочется аннулировать наш с тобой премилый, но сомнительно выгодный лично мне контракт! – предостерег грозно густой низкий голос. Из звериной личины, на Алю, сердито смотрели уже другие, но тоже чересчур знакомые, глаза. Покраснев, она поспешно принагнулась в ритуальном уважительном поклоне.

- Так-то лучше, девочка. – Оценил он, помолчав. Продолжил, уже добродушнее:

- Смири-ка ты гордыню. Не усердствуй сверх меры, не надо. Тиа многое пережила. И еще переживет, к сожаленью. Если б это только от меня зависело, я б ей вряд ли дороги такой пожелал. Но запрещать не стану. И уж если я не стану, то и ты на это права не имеешь!

- Но Зэер… - Аля умолкла, запнувшись. Опустила заблестевшие глаза.

- Зэер выберет то, что посчитает нужным, - определил эгрегор категорично. – Этот мужчина не твоя собственность. – Гляди, девочка, - предостерег, помолчав, с долей горести, - не то сыграет твоя ревность с тобою шутку нехорошую. И захочешь время вспять обернуть, так, ведь, не выйдет уже!

- Ревность?! – потерянно повторила она. – Но я не могу его ревновать!..

- И, тем не менее, именно так называется твое сегодняшнее представление, - угрюмо заявил он, - и как бы ты себя не уговаривала, но они это поняли. Все, включая его самого.

- О, господи! – В отчаянии охнула Аля.

- Да, - подтвердил эгрегор, - ляпсус образовался знатный. Но исправить шансы остаются.

Девочка грустно кивнула. Обняла пальчиками бархатные щеки. Утопила губы в белоснежном шелковом тепле. Единорожица часто заморгала. Воззрилась удивленно. Аля поспешила объявить.

- Фея, ты права! Я с катушек съезжаю. Усталость, нервы. Не обижайся, сейчас исправимся. – Звонко чмокнула откровенно потрясенную таким неожиданным поворотом настроения единорожицу и бодро направилась назад, натужно улыбаясь и разводя ладони покаянно.

                                                             *   *   *

Извинение пошло прахом. И потом, весь оставшийся вечер, запершаяся у себя в отсеке с горя Аля раз за разом прокручивала в уме подробности разыгравшейся сцены и мучительно заливалась стыдом.

Она возвратилась к друзьям. Распиналась перед ними, чуть цыганочку не сплясав, старалась все в шутку обратить. А Зэер стоял в отдалении и неотрывно на нее смотрел. Не смотрел – присматривался. И от взгляда этого у Али едва колики нервные не начались. Такое было в нем отчуждение, разочарование… и… презрение?!.. Да, несомненно.

В итоге, скомкав неловко свои оправдания, Аля сослалась на дела и сбежала от приятелей без оглядки. Закрылась в спальном отсеке на все существующие замки, отключила видео и звуковую связь, и наотрез запретила  хранителю себя тревожить. В безутешных раздумьях незаметно закончился вечер. А вместе с ночью к ней снова вернулась БОЛЬ. Именно так – большими, гигантскими буквами! Настроившись вначале привычно перемучиться, она неожиданно и с испугом поняла – сегодня «как обычно» не отделается. Боль нарастала, обступая и пропитывая. Боль забирала тело по клеточке, шажок за шажком. Боль не давала даже крохотного облегчения, не уменьшалась, не дарила передышек. В конце концов, Аля, давно уже  раскачивающаяся на полу в закутке, поджав колени к груди и до крови загоняющая ногти в ладони, чтоб голоса невольно не подать, обессилела окончательно.

В ушах звенело, перед глазами частили круги. Расплывчатые, мутные образы выныривали из потолочных теней, набрасывались, распадались на брызги и куски. Слюнявые уродливые челюсти, кривые, защербленные клыки. Она наяву ощущала исходящую от них мертвецкую гнилостную вонь. Когда вплотную наваливались, пригибала голову и дышала быстро сквозь стиснутые зубы, сосредотачиваясь на счете. Вроде, помогало, пока….  Потом боль, неожиданно, будто направление поменяла, Из выкручивающей и рвущей начала методично жечь. В руке, под браслетом, словно очаг образовался. Сгустки жара в нем шевелились, проворачивались, как живые. Периодически такой полыхающий комок вываливался из  общей кучи, отправляясь в путешествие по телу, и тогда ей хотелось разодрать себя заживо, лишь бы вытащить его и избавиться от мук.

« О, господи, о господи!.. Что тебе нужно от меня?!!»

Прилипла к стене, толкнулась носками, распрямляясь. Голова немилосердно кружилась. Предметы вокруг раскачивались, а пол рябил и норовил уехать куда-то по косой. Стена, вот что было единственно настоящим и материальным.  Она брела зачем-то вдоль этой неверной опоры, цеплялась за нее отчаянно. Но пальцы, вдруг, заскользили по холоду. Стекло и металл. Панель… визифона!

«Почему активирован?.. Я отключала… Не важно… А что важно?!.. Помощь… Помоги мне... Помоги мне, пожалуйста. Зэер!»

Она вслух это, что ли? Наверное. Визифон подчинился. Экран затуманился. Растекся раскрытым окном. Лицо окружила прохлада. Прохлада и запахи трав. В голове просветлело. Назло отступающим призракам  и отползающей злобно боли.

Её Зэер! Верный и неподкупный.

Он, наверное, отбреет её сейчас. Так, что стены зашатаются. Но в беде не оставит. О, нет!..

А почему, вдруг, холод замогильный? Будто в прорубь по дурости сиганула. Что, предвидеть не могла? Предположить постеснялась?! Чего стесняться-то? Они оба свободны. В том числе и в выборе. И… - Зубы захватили ребро ладони. Укус!.. Солено. Всегда солено. Какое пошлое однообразие!

Два тела на лунном шелке. Два обнаженных, слившихся в одно. Медово бронзовое, рельефное, мужское. И распростертое под ним девичье. Тоненькое, белое, беззащитное. Непорочное и хрупкое, будто сама Чистота.

Худенькие плечики припечатаны к покрывалу. Дрожащие пальцы сминают скользкую ткань. Она стонет протяжным шепотом, не открывая зажмуренных глаз. Выгибается. Опять опадает навзничь, пригвожденная навалившейся тяжестью. Замирает и снова мечется, отзываясь редкими всхлипами на творящееся над ней неистовство.

И его размеренно упоенные, будто магический танец, рывки. И бугрящиеся, плывущие волны мышц. И блуждающие, жадные  губы…

«О Боооже! Дубина ты стоеросовая!!..»

- Я тебе нужен, принцесса?

Участливо. Заботливо. И так, на удивление, спокойно. Словно его от чаепития отрывают. Или газетки обеденной.

Пытливая улыбка. Очарование и лукавство. А взгляд!.. Сгустившееся зарево зари. И как она перед ним беспомощна глупо. И что придумать в оправдание?.. Соврать? Сбежать?! Так пройдено. Давно, понимаешь, и не по разу!

- Алира, не молчи… Слышишь?!.. Я буду сейчас, потерпи… Тихххоо!..

Последнее относилось к зашевелившейся испуганно девушке. Алю передернуло уколом. Столько льда! Будто к вещи. Кукленышу тряпичному!..

Она хотела возразить, возмутиться. Не смогла. Головой замотала. Спрятала глаза, бормоча:

- Не надо. Не надо, прости. Я не хотела мешать!

Позабыв отключить монитор, опустилась под стену у визифона. Прикрыв ладонями, уткнула в колени горящее стыдом и горечью лицо. Теперь она и перед Тиею виновна!.. Не уберегла. Не отговорила. Не попыталась даже разъяснить. Только унизила ни за что бедолагу. А Зэер разозлился. И воспользовался. Так сказать – ей в пику. Ну и себе в удовольствие… Господи, ну и где выход искать?!

Посильнее охватив саднящее запястье, словно боль можно было задавить вот так, простым нажатием, Аля снова скрутилась в комочек. Черта два она сдастся и раскиснет! Что ей Арника объясняла?.. Самовнушение?.. Дыши, Алира. Не размышляй и не бойся. Просто дыши. Чем поглубже. Чем помедленнее. Ты над проблемами. Ты выше их. Ты – это вечность. А боль – лишь миг. Она пройдет. Уже проходит!..

- Девочка моя хорошая! Ну, что с тобой такое? Что случилось?!

На плечи опускаются ладони. Бережно и любовно. Оглаживают, соскальзывают вниз. И вот она уже подхвачена на руки и раскачивается в осторожных, но крепких его объятиях. Будто дитя малое в уютной безопасной колыбели. И плачет беззвучно, от облегчения и радости, упав щекою на широкое плечо…

- Как ты попал сюда, Зэер?

Он улыбается с такою всеобъемлющею нежностью, что Але хочется зареветь белугой, от переполняющих её чувств. Потом шутливо тычет в визифон.

- Когда привычная дорога закрыта, твой настырный почитатель готов на любые обходные пути. Хорошо, экран активированным остался. Я установил порт и невежливо пролез в окошко. Чего только не сделаешь, если девушка так нравится, что до небес подпрыгнуть готов.

- Зэер, прекрати! – заворчала Аля смущенно. Подняла расстроенные глаза. Нахмурилась, припомнив.

- Где Тиа? Что с ней?!

- Да порядок полный с твоею Тиею! – рыкнул он неожиданно раздраженно. – Спит в моем отсеке и в ус не дует. И, предваряя все вопросы, уверяю и точку ставлю: она жива, здорова и вполне цела. За исключением потери девственности. Такой отчет устраивает?!

- Она тебя любит!

- А я её – нет! – Судя по тону, озлобился он не на шутку. Спустил Алю наземь, ухватил за плечи цепко. Тряхнул в сердцах.

- Она имеет, что хотела. В том числе, и моего возможного отпрыска. И еще получит. До тех пор, пока наши дороги соприкасаются. Но отвечать за нее. Опекать. Брать под крылышко… Я не собираюсь, поняла?! Если привечать каждую самку, что на меня глаз положит, за мной гарем будет стоять на пару тысяч особей!

- Ого! Не знала, что ты настолько жесток!

- Вот и чудесно. Теперь знаешь! Я трансформер, если подзабыла. И если она понесет от меня, ребенка никогда не признаю. В противном случае, мне придется умертвить обоих. Собственноручно!

Аля, не дыша, смотрела. Зэер грустно усмехнулся. Удерживая, повлек за собою к лежанке. Усадил. Пристроился рядышком. Заглянув в лицо, попросил кротко:

- Алира, я не ссориться пришел. Я хочу помочь тебе, родная. Давай оставим остальных за стенкой. Давай хоть сейчас на них не оглядываться. Прошу. Умоляю. Ладно?

Она вздохнула. Набираясь смелости. Начала говорить, старательно контролируя эмоции. Когда совсем тяжело становилось, приостанавливалась. Держась за его руки, выравнивала дыхание и продолжала. Зэер слушал молча. С окаменевшим, сосредоточенным лицом. Потом так же молча затащил себе на колени. Развернув боком, оттянул до локтя рукав. Рассматривал, поворачивал, ощупывал. Аля морщилась, но терпела. Единожды только, не удержавшись, застонала тихонечко. Зэер моментально осмотр прекратил. Обнял девочку. Поверх Алиной головы уперся взглядом, раздумывая.

- Ты понимаешь суть проблемы? – Поинтересовался медленно, тяжело.

Аля нехотя кивнула.

- Клятва нарушается. А когда она нарушается, страдает не виновный, а верный.

- Хочешь сказать, Краасс мне изменяет? С рагезтянкой?!

- Правильно. – Спокойно подтвердил рагезт. Излишне, даже, спокойно.

- Что тебе известно?

- Только то, что помощь требуется. Немедленно, пока ухудшения нет. И способ всего один.

- Какой?

Он опять замолчал, колеблясь. Не отводя мерцающих глаз. И было в этом взгляде что-то, чего она не могла определить. Но оно вызывало смутный, затаившийся страх. Обнаженности, что ли. Хотелось завернуться. В одеяло или плед. Накрыться и спрятаться.

Словно почувствовав, Зэер глаза опустил:

- Малыш, - проговорил проникновенно, - основа… наше доверие. Твое доверие ко мне.

- Я доверяю...

- Обожди! И послушай. Речь не о том. В данном случае, доверие - это твоя передо мною открытость. Ты произносишь специальную клятву, смысл которой – непричинение мне зла. В любых обстоятельствах. При любых условиях. Ты отрекаешься от самой возможности противостоять и защищаться.

- Зачем?

- Затем, что я собираюсь избавить тебя от мучений. Но в решающий момент ты можешь не согласиться. Например, с методами, которые я изберу. Начнешь сопротивляться, применишь силу. И тогда наша операция сорвется. А тебе станет хуже. Намного.

- И что такого страшного ты сотворить попытаешься, чтобы я потеряла голову и решилась напасть? – Аля печально улыбнулась. – Зэер, ты же знаешь, как я к тебе отношусь!

- Знаю, малышка, - нежно отозвался он. – Но в этом деле требуется гарантия. Если запустить процесс и не закончить, ты можешь даже жизнью поплатиться.

- А ты?!

- Ну и я серьезно пострадаю.

- Но мне же можно узнать, что ты со мною делать будешь?

- Нет. – Отрезал он категорично. – В этом соль уговора, Алира. Это и есть полное подчинение. Соглашение заранее и на все.

Аля согнулась, подперев щеки ладошками. Губы беззвучно шевелились. Повернулась к нему лицом, прошептала:

- Хорошо.

- Что? – Переспросил поспешно. – Я не ослышался?!

Она удивленно пожала плечами.

- Повтори!

- Я сказала – хорошо. – Выдавила Аля, растерявшись. Заручившись её согласием, Зэер словно обличие сменил. Она не могла уловить, что именно её смущает, а что отталкивает или настораживает. Это выглядело, как если бы в привычный и любимый ею аромат вдруг добавились новые нотки. Диковатые, острые, будоражащие. Очаровывающие и несущие опасность. Она пыталась разобраться с ощущениями, но лишь погрязала глубже, пока настигший сознание окрик не выдернул и не отрезвил.

- Алира!.. Ты слушаешь? Ты поняла?

Аля ошалело покрутила головой, потерла виски, попросила пить. Одним глотком опорожнила поднесенный фужер и ойкнула.

- Зэер, что это? Я воды хотела!

- На мою капризулю не угодить? – Улыбнулся он странновато. – Это получше, чем вода. Наберись терпения. Обождем немножко.

 

                                                        *   *   *

Так жарко. От расставленных свечей. И от его пылающего взгляда. Да еще туман этот в голове мороком. И шум. Будто волны на песок накатывают. Ей хочется разбежаться. Раскинув руки, ворваться в море. Стать воздушною, легкой. Как бабочка. И танцевать, и парить над водой. Обгоняя ветер. Забавляясь пламенем.

Какие ассоциации нелепые. Соединенность несоединимого! Вода, огонь, смирение, буйство. Но она влекома ими. И разгорается, как факел, изнутри. На каждое невинное прикосновение. И видит только его глаза. Океанский бриз. И пламя заката.

Музыкальные. Тягучие. Будто патока, жидкий мед. Непонятные слуху фразы разбегаются извилистыми дорожками. И опутывают ее всю. Отделяют от мира стенкой. И ей больше не нужен тот мир. Она хочет одного – быть к нему ближе. К оставшемуся по эту сторону. Просто касаться. Просто чувствовать. Ничего больше. Остальное – лишнее!

- Принцесса… Моя маленькая принцесса!

Мужские губы, твердые, уверенные. Они ловят ее. Будто ливень, шквал. Завлекают, дразнят, захватывают. И заставляют… двигаться навстречу. И разжигают… жаждою… пожар.

- Я хочу тебя, девочка… Алира. Моя Алира!

Она упирается ладонями. Выталкивая, выволакивая себя из чувственного омута.  Бормочет растерянно, осознав:

- Ты, что, Зэер?! Ты что, мы не можем! Он нас убьет! Он не простит, послушай!!..

Он прикрывает её рот ладонью. Обхватив за талию, подтягивает к себе. Наклоняется к самому лицу. Губы в губы. С нажимом произносит.

- Ты – моя. Сегодня, завтра. В будущем. Я не отрекусь. Ни от любви. Ни от полученных прав. Прошу тебя, не сопротивляйся. Добровольно или силой. Только начатое мы завершим.

- Да кто тебе сказал, что я дамся?!!

- Ну-ну. И что же сделаешь?

И снова этот взгляд, как будто его режут по живому. Глаза кричат, а губы улыбаются. Но это не радость, скорее – болезненный оскал.

- Ты думаешь, я не вижу, что тебя тянет ко мне, Алира? Так сильно тянет, что иногда только эта верность пресловутая от грехопадения и спасает? И понимаю, почему. Его здесь нет, а я под боком. И ты разыгрываешь эти представления с передачей энергии. И позволяешь себе немного ласк. По дружбе и «между прочим»! Ты настолько привыкла, что я всегда на подхвате, что в твою головку прелестную даже тень сомнений не пробирается. Или не сомнений, а вопросов! А как же Зэер?.. А что же с ним?!.. Потому что Зэер, это игрушка вечная. Жилетка. Подушка!

- Но!.. Я!..

- Молчи! – Он больно ухватил её за руки. Глаза багрово, бешено пылали. – Молчи и слушай, слушай и вникай!.. Сегодня ты дала мне клятву. Её первоистоки не важны. Для тех, кто наверху, кто слышал и свидетельствовал. Я не вынуждал тебя, только предложил. Ты соглашалась при здравой памяти. А немного успокоительного после - ничего решительно не меняет. Я сделал это, чтобы ты расслабилась. Не волновалась, не боялась. В любом случае, обряд проведен. Теперь я – законный твой хозяин. И я намерен затребовать свои права немедленно. Ты будешь моей. Здесь, сейчас. И сколько я того пожелаю. Я меньше всего хочу быть жестоким, так что не вынуждай меня жестоким становиться.

Аля глядела на него с раскрытым ртом и с глазами, полными животного ужаса. И не могла поверить в реальность происходящего. Её лучший друг. Самоотверженный. Преданный. От которого слова грубого не добьешься.

Сошел с ума и превратился в чудовище?!..

Зэер хохотнул. Горько, разочарованно. Взял ее лицо в ладони. Кончиком пальца прошелся ласково по дышащим трудно губам. Наклонил голову, пощекотал губами розовую раковинку уха.

- И ничего-то ты не поняла, дурашка, - прошептал грустно, ласково. - И я виновен тоже, признаю. Но прошлого не воротишь, милая. Ты выросла, а я мужчина. И я люблю тебя, девочка. И пусть это не самые лучшие обстоятельства для признания, и для близости первой, но и не самые плохие, согласись.

- Зэер, ты безумен. С тобою что-то произошло…

Он покачал головой раздраженно, снова обвил за талию.

- Конечно произошло, малышка. Но только не сейчас, а давненько. И я запрещал себе в это верить. И закрывал ощущения на добрую сотню замков. И сердце запечатывал, насколько сил хватало. Но всему исход приходит. Так бывает. Прости.

- Краасс нас убьет!

- Тебя только это волнует?

- Зэер! Черт возьми, Зэер! Услышь наконец! Он может изменять мне хоть по десять раз на дню. Это ничего не меняет! Я люблю его, понимаешь! Я богу на него молюсь. А он, он никогда меня не отдаст. И не разделит!..

- Уже разделил.

Воздух вырвался изо рта глупым смешным шипением, а в глазах мгновенно помутнело. Аля отступила на шаг, сбросив рывком его руки. Спросила глухо и мертвенно-спокойно:

- Ты ведь пояснишь, не так ли? Такими словами не бросаются. По крайней мере, ты.

- Это не интрижка, Алира. Он женится. И очень скоро.

Ну ничего ж себе, ознобом пробрало! А у нее даже куртенка завалящего не сыщется. Хотя, если вдуматься, куртка-то ей к чему? По идее, она простецкой концентрацией воли на раз-два эту самую температуру вокруг себя отрегулирует… Или нет? Или у нее теперь силы на эту мелочь тоже не найдется?.. А может она грипп какой подхватила. Ну такой, ядовитый, межгалактический и внесезонный. От которого даже сверхмощный трансформерский иммунитет не застраховывает. А что – чудеса на свете встречаются. Причем, не вовремя, как правило…

Невыносимый, режущий отчаянием. Вопль агонии, судороги души. Упав на колени, девочка сгибается. Упирается в пол лбом, вонзая ногти в камень. И кричит, кричит… Кричит…

В замкнутом пространстве отсека подымается ветер. Он перерастает в ураган. Звенят, разбиваясь вдребезги, настенные зеркала, и тысячи осколков наполняют взбесившийся воздух, одновременно с прочими подхваченными вещами. Жуткое буйство трясет и раскачивает комнату. И стонет и завывает армией осатаневших демонов. Все незакрепленные предметы вливаются в его яростную пляску, натыкаясь друг на друга со скоростью пушечных ядер, раскалываясь и размалываясь в кашу, грозя уничтожить любого, попавшегося на пути. Но ни единый осколок, ни одна щепка или обломок не касаются замершего посреди стихии Зэера. Словно вокруг образовался  невидимый, но непробиваемый барьер. Справившись с секундным оцепенением, рагезт кидается к корчащейся девочке. Подхватывает её, прижимает, склоняется поверх, прикрывая своим телом от мчащихся смертоносных лезвий. И сразу же, будто кнопка выключателя сработала, неимоверная буря прекращается. С грохотом, звоном и шелестом ссыпая на пол все, что кружило, летело и мчалось. Посреди разгромленного отсека, Зэер медленно поднимается на ноги. На нем самом – ни царапинки, но все тело Али, висящей на его руках в глубоком обмороке, кровоточит бесчисленными порезами.

Еще миг… Она убила бы себя. Без сожаления. И права на сомненье.

 

                                                        *   *   *

Прихрамывая, Аля неуклюже выбралась из бассейна. Присев на корточки у бортика дотянулась до полотенца. Возила по телу тканью, прикрыв глаза и мелко вздрагивая. Уронила на пол. Уставилась неживым взглядом на запотевшее зеркальное стекло. На коленках подобралась ближе. Принялась что-то рисовать. Палочки, цветочки, закорючки. Потом размазала единым махом. Подобрав полотенце, наспех вытерла. Швырнула. Завела ладони за голову. Смотрела на себя, а по лицу сбегали слезы…

 

 

 

             

 

                                                      **************

 

По вымощенной булыжником дороге сухо простучали копыта. Остановившись, наездник перегнулся со спины высокого длинношеего животного. Всей ладонью нажал на выступающий из бокового столба рычаг. Тяжелые бревенчатые ворота приоткрылись, пропуская скакуна с его хозяином, и с приглушенным шорохом сомкнулись позади.

  Мужчина спешился. Стащил и бросил наземь обвязанную ремнями кабанью тушу. Расседлал зверя. Снял уздечку. Ласково похлопал по изогнутой гривастой шее. Скакун, больше всего схожий с очень крупным и массивным, безрогим оленем, приблизил к лицу хозяина остроносую длинную морду с широкими подвижными ноздрями. И длинным красным языком широко лизнул в щеку. Охотник отстранился, добродушно отпихиваясь.

  - Это еще что за нежности?.. Иди, иди. Отдыхай, Той. На место!

  Олень зафыркал и, отбрасывая копытами песок, поскакал куда-то вглубь обширного подворья. Мужчина, тем временем, подобрал сбрую, взвалил на плечо добычу и неспешным шагом тронулся к длинному, в один этаж строению, освещенному по периметру стеклянными колбами масляных ламп.

  Отворилась дверь. Из сеней выглянула средних лет женщина в карминовом длинном облачении - платье или халате, с головою, покрытою туго обвязанным платком. Увидав возвратившегося, заулыбалась радостно.

  - О-о, Бад! Наконец-то! А мы уж и не чаяли. Думали, заночуешь сегодня на Просеке. Час-то поздний. И облачно, никакой дороги не видать!.. Через болота как проехал?

  - Привет, ма! - Светловолосый атлет, наклонившись, тюкнул носом в подставленную с улыбкой щеку. Протиснулся мимо, в сени. - Зря ты беспокоилась. Той у меня - разумник, что надо. Отлично умеет хоженые тропы находить!

  - И все равно ночами через топи пробираться опасно! - Недовольно заворчала женщина. Бад, рассмеявшись, погладил её по плечу.

  - Все, ма, все! Я уже здесь. И волноваться больше незачем. Погляди лучше, какого я кабанчика знатного добыл. Утречком разделаю, и - в коптильню. Неделю пальчики облизывать станете!

  - Ладно тебе! Подлиза. - Махнула она рукой, усмехаясь. - Кабана - в ледник. А сам, мыться и в трапезную. Сейчас на стол накрывать будем.

  - Я мигом, ма! - Откликнулся Бад из коридора, распахивая двойную дверцу холодильного чулана и заталкивая туда свой трофей. - Из старших кто еще вернулся?

  - Да все почти. Нэрн и Виттун прислали весточку, что у перегонщиков в стойбище заночуют. Остальные все съехались.

  - А Тиа?

  Румяное лицо женщины помрачнело, собралось у рта в горестные морщинки.

  - Эх-хе! - Выдохнула горько. - У себя. Где ж ей еще-то быть?

  - Как... она?

  - Да все так же. - Завздыхав, мать отвернулась. Буркнула сердито, - Топай, давай. Чего выпытывать без толку? Я, вот, ждала, чтоб сам с ней поговорил. По душам. Может, тебя, хоть, послушает!

  - Хорошо, ма! - Отозвался он бодро. - Ты не переживай так! Главное, она жива осталась после кошмара этого. И здорова! Это же чудо настоящее!

  - Ну, да. Чудо! А что мозгами повредилась, так это и неприметно совсем.... Вот еще бы рта перед посторонними не раскрывала и откровенничала с подружками поменьше!.. И так уже округа вся на дыбки становится. Девица, едва жизни не лишилась, а за кровососом этим убивается, почище чем за родным кем!.. Ох, бедная моя девочка! Что ж с ней дальше-то будет, а?!..

  - Ма, успокойся! - Ты погляди, времени прошло сколько. Всего ничего. Что ж вы от нее требовать можете? Такие воспоминания годами лечатся. Заботой и терпением. И ты это лучше меня знаешь!.. Пройдут у нее заморочки. И жизнь наладится. Ты её не грызи, главное, и не воспитывай бесконечно. Она ж то ни в чем не виноватая!..

  - Ой, ладно тебе! А то сама я не знаю. Что можно, и чего нельзя. Вымахал с версту, так и матери указывает. А ну брысь мне живо, ноги в руки! И чтоб через пять минут за столом сидел! Заступник!

  - Бегу, ма! - отрапортовал Бад, рассмеявшись. - Уже бегу, не сердись!

  

   * * *

  ...А знаешь, мне и вправду, плохо.... Мне плохо с той самой минуты, как я окончательно прочувствовал наш разрыв. Корабль уносится. Расстояние возрастает.... А с ним вместе растет и моя боль. Боль, и эта испепеляющая жажда!.. Она, оказывается, материальна абсолютно. И мне нечем её заглушить. А те, другие... они не идут с тобой ни в какое сравнение! И все мои развлечения, все то, что я делаю так часто, отдаляясь, подменяя.... Просто - побег от себя! Трусливый, ничтожный и жалкий! Но, что бы я там ни творил, и чем себя ни занимал, мое естество жаждет лишь одних прикосновений!.. Твоих, моя девочка.... Мой ребенок! Мое притяжение!!.. Я закрываю глаза и снова тебя чувствую. Как ты кричишь и бьешься подо мной!.. Твои поцелуи. Они нежнее цветочных лепестков!.. Твои ласки, откровенные и смелые. О, боги, какая же это сладость!.. Твое тело. Маленькое и беззащитное. Но такое чувствительное и прекрасное!.. Мне ни с кем другим этого не пережить!.. Мне не хватает тебя. Не хватает!.. А эти преданные, боготворящие глаза! Эти разжигающие покорством, сочные бутоны губ!.. И податливые, призывные, жаркие твои недра!.. Когда ты распахиваешься передо мной, я тону в тебе, я умираю! Умираю от бури вожделения. И от понимания, что люблю.... Вопреки себе. Натуре. Разумению. Вопреки всему, что знал и слышал до тебя.... Ты свела меня с ума. Без зазренья и совести, Алира!.. И ты не узнаешь об этом. Никогда. Потому, что иначе уже я превращусь в безвольную твою марионетку. И у меня не останется средств контролировать и подчинять. А ты, от радости, натворишь море глупостей. Ты натворишь их обязательно. Потому, что живешь, как горишь и, дай тебе волю, подожжешь весь мир своим пламенем!.. Моя единственная. Моя кроха. Мое сокровище!.. Я не могу открыться тебе. И за это порой ненавижу... себя!.. И природу, создавшую меня садистом и хищником!.. Жизнь, что я веду. Задачи, которые ставлю.... Если б ты знала, как я боюсь, что когда-нибудь фатум вмешается и разрушит! Все, чего я добился. К чему добрался с превеликим таким трудом!.. Я собственного народа боюсь, Алира. Его воля единственное, против чего почти невозможно сражаться. А в народе этом - все больше недовольных. Обделенных, непонятно чем! Они понимают прекрасно, какую ты пользу приносишь. Но они непременно попытаются отобрать тебя. Потому что видеть наше с тобой ненормальное счастье - для них дико и оскорбительно!.. А потому, я вынужден притворяться. И обижать тебя гораздо чаще, чем заслуживаешь. И быть, подчас, и хамом, и деспотом. И демонстрировать всячески собственное превосходство, и твою передо мной зависимость.... Но, как бы я ни хорохорился, и ни принижал тебя, ничего это не изменит! Не убавит боли тоски. Не умерит жажду обладания.

  И теперь, наедине с собою, закрытый от всех и вся, я могу себе в этом сознаться. На короткие мгновенья откровенности стащить эту треклятую маску. И, в кои-то веки, заглянуть уже правде в глаза!..

  ...Мне очень плохо. Без тебя!.. Котенок!!..

   * * *

  Удерживая на одной руке груженый ужином поднос, Бад негромко постучался в узкую высокую дверку.

  - Тиа, сестренка! К тебе можно?

  Из глубины прошелестели шажки. Створка распахнулась. В проеме стояла высокая худенькая девушка. В серой шерстяной тунике до пола и ажурной пуховой шали, наброшенной на узкие плечики и связанной концами на груди. Бледно-золотые густые волосы обвивались вокруг головки широкой узорной косой. Увенчивая, будто короною. Ясные, прозрачно-голубые глаза удивительно гармонично сочетались с пушистыми ресничками оттенка червонного золота и золотыми соболиными бровями, чуть изломанными, точно в детском невинном изумлении. И делали юное её личико еще отзывчивее и милее.

  Увидав своего позднего гостя, девушка радостно вскрикнула. И с размаху повисла на богатырской его шее, чуть не вышибив из руки брата злополучный поднос.

  Крякнув, Бад восстановил хлипкое равновесие объемного блюда. Пригнул голову, ступая за порог. Придерживая за спину, перенес восторженно щебечущую сестричку в центр небольшой квадратной комнатки, служащей ей жильем. И, аккуратно здесь поставив, перегрузил на круглый резной столик принесенное угощение. После, взял с улыбкой за руки и снова обнял, прижимая к широченной, обтянутой кожей охотничьей рубахи, груди.

  - Ну, здравствуй, маленькая! Соскучился я по тебе, сил нет!.. Как ты здесь поживаешь? Чем занята? Что поделываешь?.. Рассказывай. Я все-все знать хочу, поняла? Ты ж в курсе, какой я по жизни настыра любопытный?.. А на трапезу не явилась чего?.. Мать расстроилась. Братья скисли....

  - Вот поэтому и не вышла, Бад. - Перебила она тихонько, извиняюще. - К чему им глаза мозолить?.. Снова переживать заставлять.... Чем меньше на виду, тем лучше. И мне, и другим.... И не спорь со мной! - Нахмурила бровки, погрозила вытянутым тонким пальчиком. - А чем корить, да советовать без толку, лучше сам расскажи. Где ты был, кого видел? Новости какие привез?..

  - Ну-у, Тиа! - Бад только руками развести и сумел. - Ох, и хватка у тебя, не переломишь! Дай, хоть с мыслями собраться для начала, что ли. Уж насела, так насела. Сразу и на середку.... Нетушки! Я - за терпение и очередность. Делаем так. Сначала кушаешь, как полагается.... И нечего кривиться тут! Губки надувать.... Кушаешь, значит. И со мною делишься. Так, чуть-чуть, чтоб самой не скучно было. А, вот, опосля я тебе подробненько и выкладываю. Что, да как, да где, да с кем. Идет?.. Несмеяна-царевна?..

  - Идет, - проворчала девушка недовольно. Но тут же заулыбалась. Прислонилась к нему головкой. Чмокнула быстро в щеку. Начала торопливо, но тщательно, сервировать стол на двоих. Бад, наблюдая за истовыми этими приготовлениями, беззвучно передохнул. Она отвлечена. Отлично. Теперь, покуда минутка имеется, припомнить-ка, по горячим следам, самые пристойные и свежие, годные для девичьих ушек байки и новости. Линию разговора выстроить. Чтоб не огорчить и не взволновать нечаянно. Бад сосредоточенно морщил лоб, обдумывая, и не замечал, что в это время, закончившая с сервировкой Тиа, уже вовсю разглядывает его самого и грустно, понимающе улыбается.

   * * *

  - Старина Нордок!.. Пятый по величине и первый по значимости в стратегическом видении. Давненько мы с тобой не пересекались! - Подперев рогастую голову кончиком чешуйчатого хвоста, дракон-Морфей оглядывал в панорамный иллюминатор парящую в ночи космоса, окутанную белыми и лазурными миражами атмосферы, изумрудно-сиреневую громаду. Приблизившись на заведомо безопасное расстояние, крейсер медленно дрейфовал вокруг гигантской планеты, придерживаясь курса и скорости основной и наикрупнейшей из её лун и, фактически, повторяя собою лунную орбиту. Длился дрейф уже несколько часов. В огромной рубке управления находились лишь Аля с Носферату и Зэером, а также их итраны. Для большего удобства и мобильности в условиях проживания на корабле, единороги предпочитали драконий облик. И придерживались его все путешествие, из-за чего члены команды оборотней откровенно их побаивались. А Дана, так вообще, при встречах в столбняк от страха впадала и потому предпочитала отсиживаться у себя в отсеке. Если и выходя оттуда, так только с Ноэлом, не иначе.

  Прилипшая к обзорному стеклу Аля на комментарий Морфея ответила неопределенным ворчанием и продолжила пристальное изучение плывущей под корпусом модуля планеты. Вид у девочки был какой-то отсутствующий, как у разбуженного не вовремя лунатика, а губы потихоньку шевелились, будто ведя беззвучный диалог. В некотором роде, так оно и было. Настроившись на исходящие от Нордока энергетические волны, она считывала информацию, одновременно делясь собственной, и старалась установить максимально открытый и доверительный контакт. Пока что все её усилия разбивались о вежливо отстраненный дипломатический заслон. Не выказывая агрессии или страха, Нордок, тем не менее, на сближение идти не соглашался.

  Носферату и Зэер перешептывались у панели пульта, выбирая подходящее будущему наземному лагерю место. Итраны, Гор и Рэнт, восседали у внутренней стены рубки и со стороны казались безразличными ко всему флегматиками. На самом деле вся троица единорогов активно и эмоционально общалась между собой, предполагая дальнейшие действия хозяев и распределяя собственные взаимные обязанности. Но разговаривали мысленно. А какую-либо деятельность наружную проявлял лишь непоседа Морфей. Которому явно не терпелось от слов перейти к действиям.

  - В последний раз по крупному мы здесь отрывались еще со стариком моим! - выдал он очередное заключение, убедившись, что подуставшая от безрезультатных переговоров Аля решила, наконец, организовать себе перерыв и возвратилась из транса в среду материального.

  - Занятное было времечко. Нескучное такое. Гор тогда еще в Легионе служил, как многие из нас, до партнерства. А вот нам, с Рэнтом на пару, вспомнить найдется чего.... Верно я говорю, Рэнт? Нехилая тогда заварушка случилась!..

  - Слушаю внимательно, - заверила Аля, решив таки отставить общение с Нордоком до момента более благоприятного. Возможно, она выловит из морфеевских побасенок полезное рациональное зернышко, пригодящееся впоследствии. Информацией пренебрегать нельзя, информация, это всегда ключ.

  - Морфей описывает тот самый эпизод, что мы с тобой затрагивали на Земле. Помнишь? - Продолжил вместо итрана оборотень. - Тогда у тфинатэ случилась самая крупная и кровавая стычка с трансформерами за всю историю их отношений. Даже и не стычка, а побоище натуральное. Вокруг наземной базы происходило несколько сражений. Нападения следовали поэтапно. Итраны приняли на себя особенно жестокую атаку. Плюс - первую и тщательно подготовленную. Они вовремя сориентировались и выстояли. Но потери понесли тяжелые. Четверть полегла на месте. Нескольких оборотни взяли в плен.

  - И впоследствии казнили показательно. - Прорычал придушено Рэнт, нервно подергивая шкурой на холке. - В числе прочих - двух наших женщин.

  - Как это? - Вскинулась девочка. - Они же не участвуют в боевых действиях! Откуда они тут взялись?!

  - Поскольку экспедиция изначально считалась познавательно-дипломатичной, и сформировавшейся угрозы не было, - теперь ей отвечал уже Морфей, - подруги некоторых воинов напросились с ними. Не видя в этом ничего дурного, Краасс разрешение подписал. И все было нормально. Вплоть до тех роковых событий.

  - С Латтой вышло кошмарно по-настоящему, - Грустно проговорил Рэнт. - Латта, это подруга одного из погибших, - уточнил на вопрошающий Алин взгляд. - Они у нас молодоженами были. Всегда друг за дружкой, как нитка за иголкой. Латтка отчаянная такая, куда муж, туда и она, море по колено. Даром, что на сносях. Но по нашим женщинам это состояние и незаметно почти. У нас малыши крошечные рождаются, зато потом очень быстро растут. Так вот, напали тфинатэ, а Бэрли, супруг её, как раз на передовой и очутился. Ну и погиб. Одним из первых. На глазах у Латты. А она с горя обезумела. Бросилась в самую гущу врага - сжигает их, топчет. И все дальше и дальше прорывается. А нас уже отрезало капитально. Мы следом пробиться не можем. От пожаров и взрывов все дымом заволокло, видимость на нуле. И на мысленный зов не отвечает. Так и пропала, ни за что. Как все закончилось, кинулись мы искать, конечно. Да куда там! Сколько ни рыскали, сколько пленных ни выпытывали, местность ни прочесывали. Безрезультатно! Тамелон тогда сам чуть с ума не сошел. Латтка его племянницей была, Морфею сестрой двоюродной. Уж как он клял себя, что смалодушничал и разрешил ей с мужем ехать. Помню, две ближайшие деревни самолично с землей сравнял. Ни женщин их не пощадил, ни детенышей. Да только что толку! А спустя полгода, в последующий наш приезд, один из наемников указал место с останками. Она, видать, была смертельно ранена. Чтобы в руки врагам не даваться, подалась в горы, заползла в пещеру. Там и смерть приняла. С неродившимся малышом вместе. Я так понимаю, она сознательно выбор сделала. Не позвала на помощь, не попыталась связаться. Не хотела она жить после гибели мужа. Вот и порешила себя.

  - Жуть. - Пробормотала Аля, раздумывая. - Ну а в общей сложности дело тогда чем закончилось?

  - Вынужденным перемирием. - Хмуро откликнулся Зэер. - Повстанцев мы разгромили. Но в защиту оборотней поднялись силы самого Нордока. Через несколько месяцев выяснилось: отныне в пределах атмосферы трансформеры подвергаются постоянной и крайне серьезной опасности. Против нас восстали буквально все организмы, населяющие просторы планеты. От простейших и растений до животных и птиц.

  - Они мутировали? - Живо переспросила Аля.

  - Мутировали? - Удивился рагезт. - Нет, почему? С чего ты взяла, что мутировали?

  - А, не обращай внимания! - отмахнулась она. - Просто эта история слишком живо напомнила мне прочитанную в детстве книжку. Там автор очень ярко описал сражение поселенцев с нежелающей подчиняться планетой. Для того, чтобы эффективно уничтожать противника, живые формы этого мира, по имени Пирр, бесконечно мутировали, создавая все более и более экстремальные по смертоносности варианты.

  - Ух ты, - ухмыльнулся вдруг Носферату, - а люди-то, как погляжу, на выдумку весьма горазды. Наши природные ресурсы до таких извращений не дошли. Но им и не надо было, учитывая, какое разнообразие смертельно опасной флоры и фауны имеется на Нордоке изначально. Просто в обыденной жизни они друг другу и оборотням без причины жить не мешают. И телепатия, опять же, играет тут не последнюю роль. Мы как бы договор соблюдаем, пакт о сотрудничестве и ненападении. Если делаем что для других существ невыгодное или нехорошее - участки под огороды корчуем, реки отводим, охотимся - всегда с природой договориться поначалу стремимся. Извиняемся. Объясняем. И, таким образом, не выпадаем из общей цепочки взаимосвязи. Мы уважаем природу, природа уважает нас. А, когда начались эти стычки с трансформерами, да плюс еще похищения, планета запаниковала. Незнакомые, непонятные, опасные, агрессивные. Нордок принял решение защищаться. И теперь его жители автоматически атакуют рагезтов, сразу же по прибытии. Чтобы, если и не уничтожить, то уж изгнать - наверняка. Без специальных защитных костюмов и масок им на планету ступить невозможно, а чтобы не подпускать непрерывно атакующую живность, огромные силы тратятся на поддержание в постоянной активности силовых ограждающих полей. Отсюда имеем - не взирая на озвученные обстоятельства, на планете трансформеры бывают. Но получается это эпизодически и сопровождается сумасшедшими энергетическими затратами. А все попытки ситуацию разрулить и договориться совершенно ни к чему не привели. Не доверяет им Нордок, и баста.

  - Не доверяет усилиями тех же Тфинатэ. - покосился на него Зэер негодующе. - Если б главари ваши напряг постоянный не вносили, и не возводили трансформеров в ранг несправедливой кары небесной, мы бы давно уже связь наладили.

  - Отличненько, а ко мне ты что имеешь?! - Вскипел оборотень. - Я здесь с какой ноги замешан, не соображу?!

  - Эй, а ну тихо! Соратники-соперники, блин! - рявкнула Аля сердито. - Вы мне тут еще передеритесь, чтоб совсем хорошо стало!

  - Кем ты нас назвала? - Растерялся Зэер.

  - Кем когда-то были, - отрезала девочка. - И в кого до сих пор играете. Уняться не можете никак!

  - Алира, они тебя поняли. - Вклинился Морфей миролюбиво. - Они раскаиваются, переживают и больше глупостями страдать не будут.... Верно, ребятки? - Обратился к взъерошенным и растерянным мужчинам. "Ребятки" переглянулись исподлобья и дружно закивали. - Ну, вот и хорошо. Наш детсадовский конфликтик исчерпан. Что ты делать думаешь, Алира?

  - Высадиться, - уведомила Аля коротко.

  - С кем из нас?

  - В одиночку.

  Последовавшая за этим минута молчания показала - друзья готовятся к выступлению. И, если она их не предварит и не успокоит, выступление выльется в грандиозный и содержательный концерт. События нужно было опережать.

  - Тихо-тихо-тихо!.. Пожалуйста. - Она примиряюще выставила ладошки, как дирижер, готовящийся к управлению. - Раскрываю самую суть. Помочь вы мне в этих обстоятельствах не сможете. А, вот, навредить, сами того не желая, как говорится, легко и просто. Теперь я убеждена окончательно, отчего Нордок меня не воспринимает. Я с ним общаюсь из этого корабля. А корабль что? Правильно. Олицетворение ненавистных захватчиков. И таким же олицетворением является на данный момент каждый из вас. Зэер - трансформер, ему вообще на планету засть до окончательного прояснения ситуации. Итраны наши - пособники злостных интервентов. Отпадают?.. Я тоже так думаю. И, наконец, ты, Носферату. На первый взгляд проходишь. Но только на первый, увы. Ты слишком долго пробыл среди рагезтов. Ты проникнут их духом, перенял их привычки. Ты не настоящий оборотень. Тебя не станут слушать и, уж конечно, не будут доверять. Остаюсь я. Учтите, никого из отряда Ноэла, и девушку Дану, я в расчет не беру. Они мне совершенно не помощники. Нет, мы с планетой должны встретиться один на один. Я знаю уже, как. Вы просто мне не мешайте.

  - Алира, это опасно!.. - Обеспокоенно начал Зэер.

  Аля приложила к губам указательный палец, качнула головой, давая понять, что выслушивать не намерена.

  - Пока моей жизни напрямую угрожали единственный раз. И было это в Императорском дворце Этриона, под самым боком у Краасса, в присутствии Тэо. После этого я удостоверилась: заведомо безопасных мест для меня не существует. И к возможной опасности отношусь с должным уважением и вниманием, но без фанатизма и истеричности. Тем более у меня предназначение такое - встречаться с этими опасностями лицом к лицу. И устранять. Поэтому еще раз прошу. Не вмешивайтесь. Вы сможете следить за мной по внешней связи. И сможете предупредить, если заметите непосредственную угрозу. В других случаях себя не проявляйте. Если нарушите наш с Нордоком контакт, восстановить его будет крайне тяжело. Понятно?

  - Куда отправишься? - Спросил Морфей деловито.

  - Вот здесь, ближе к экватору, - указала девочка ареал на развернувшейся между ними прозрачной голограммной карте. - Так называемое Песочное Море. Небольшая пустыня с относительно устойчивой нейтральной температурой и полным отсутствием поселений. Мне необходимо будет высадиться ближе к центру, после полудня. Думаю, основное действо состоится ночью. Но к нему придется основательно подготовиться. А на это, естественно, время нужно.

  - На чем полетишь?

  - Легковой кар. Одноместный.

  - Одобряю! - Кивнул итран. - Предусмотрительно. И излишних подозрений не вызовет. Вот что. Ты тут готовься, продумывай. А модуль пускай на мне будет, ладно? Думаю, я сумею оборудовать его всем необходимым так, чтобы начинка эта настораживающей не выглядела.

   - Спасибо, Морфей! - Улыбнулась ему девочка благодарно. Тогда, я к себе сейчас, а назавтра, поближе к полудню, состыкуемся здесь для окончательного утверждения действий.

  - С командою что?

  - Да оформи им увольнительные на ближайшие трое суток. Потом еще продлишь, по обстоятельствам. Пускай отдохнут, с родными повидаются. И нам почву подготовят. Для знакомства поближе. - В лукавых глазах зажглись хитрые огонечки. - Ноэлу наверняка не терпится невесту свою новоявленную родне представить. Вот с ними ты, Нэттэ, как раз и отправишься. Свидетелем будешь. Как-никак она и твоя воспитанница тоже.

  - А мне что делать? - протянул рагезт разочарованно. - В окошко смотреть, да любоваться, как ты там песочек в барханах пересыпаешь? Самая по мне работка. Ничего не скажешь, удружила!

  - Ты, главное, на связи будь. - Зеленые глаза улыбнулись печально. Заглянули, кажется, в самую душу. - А работы, как вернусь, нам всем тут хватит. С лихвою, даже. До завтра, ребята!

  Слегка поклонившись и обведя всех по кругу улыбчивым ласковым взглядом, Аля вышла.

  Итраны переглянулись, пофыркали понимающе, добродушно.

  - Интересно, чем она до завтра заниматься намерена? - рассеянно поинтересовался в пространство Носферату.

  - Отсыпаться. - Ухмыльнулся молчавший до того Гор. - Банально. Но очень действенно.

  

   * * *

  Уложив последний сверток и затянув потуже ремни, Тиа перебросила котомку через плечо и неслышно прокралась к выходу. Притворив тяжелую дверь, остановилась на крыльце, зорко осматриваясь, ловя малейшее шевеление за опущенными на ночь полотняными занавесями. Солнце вынырнуло из-за горизонта от силы минуту назад, но большая часть неба уже вовсю полыхала - лимонным и желто-оранжевым. Арвиус-Ан, двойное светило Нордока, гигантским пламенным мотыльком всплывало в очистившуюся от облачных гирлянд небесную высь.

  Поглядев на пылающий красками восток, девушка расстроенно вздохнула. При других обстоятельствах, она, скорее всего, несказанно обрадовалась бы такому ясному и приветливому, обещавшему отличный погожий день, рассвету. Но сегодня!.. Тиа сердито прицокнула языком. Залитая солнцем полоса поля, с поднявшимися недавно ростками посевов, просматривалась, как на ладони. Да, ограда была высокой, но и цокольный этаж в доме не подкачал. И, хотя Тиа предусмотрительно выбрала для самовольной своей вылазки охотничью тунику-камуфляж, бесподобно передающую оттенками раскраску листвы и травы, и закрыла золото волос низко надвинутым капюшоном, её передвигающаяся по полю фигурка видна будет, как нельзя лучше. Она не боится глаз. Но не хочет, чтоб за ней бежали и останавливали!

  Хотя, до леса отсюда - рукою подать. Каких-то пару сотен шагов, и длинные густые тени разлапистых исполинов-деревьев накроют её и сделают незаметною зыбкою тенью. Нужно только преодолеть этот предательский голый просвет. А! Была, не была!..

  Прижав поплотнее котомку, девушка прошагала к воротам. По дороге погрозила пальчиком зашевелившемуся на высоком насесте большому сторожевому соколу. Птица заклекотала тихонько, переступая с лапы на лапу, сжимая и расслабляя длинные желтые когти. Склонив набок голову, проводила хозяйку внимательными умными глазами. Не выявив причины для беспокойства, нахохлилась и снова замерла, зарыв мощный крюкастый клюв в пушистое оперение груди.

  Нажав на рычаг, Тиа стремительно и гибко скользнула за бревна ограды и быстрым шагом направилась к чернеющей за широкою изумрудною лентою поля чаще. Обутые в высокие охотничьи сапоги ножки упруго мерили траву, а губы упрямо сжимались. Нет, уж, она сделает, что задумала! Как бы там мать ни бранила, и братья ни протестовали. Она этот лес знает, лучше, чем свои пять пальцев. Исходила холмы и ущелья вдоль и поперек еще девчонкой-несмышленышем. Каждую горку излазила, пещеру, овражек. И не будет сейчас страшиться не пойми чего и прятаться от мира за семью запорами девичьей душной горницы. Да, случилось несчастье. И она долгие годы провела в плену чужбины. И познала невыносимый страх, и скорбь, и отчаяние. И разуверилась в надежде обрести свободу. И почти забыла, какая она - вольная жизнь. Но не умерла же! Не сгинула! Возвратилась под отчий кров. И все с нею в порядке. Она ловкая, сильная, смелая. И не собирается бояться призраков. Вряд ли те, что похитили её, снова сюда вернутся. Бад говорит, они не могут преодолеть барьер, установленный Нордоком. Это значит, Тиа в безопасности. А, кроме того, у нее цель есть, и очень важная. Она мечтает отыскать свою подругу. Ту самую, которую нарекла когда-то нежно - Лесная Фея. Ту самую, что была верной спутницей в детских её походах и вылазках. О подруге этой не ведают знакомые и родные. Ребенком Тиа тщательно скрывала свою тайну, опасаясь огласки, а с ней и вреда. И, с тех пор как вернулась, не перестает думать, вспоминать, тосковать. Подруга бы её поняла. Ей даже не понадобилось бы рассказывать. А только обнять, тепло и искренне, и заглянуть в дивные топазовые глаза, исполненные мудрости и доброты. И фея обязательно утешит. Обласкает или посоветует. Как прежде, когда девочке Тие требовалась поддержка. Лишь бы не исчезла она из этих мест, оставшись без маленькой своей приятельницы в одиночестве!

  Трусцой добравшись до первого ряда деревьев, Тиа поспешно нырнула в теневой полог и, вытянувшись на носочках, исследовала глазами оставленные позади поле с маячащей усадьбой. Переполоха не намечалось. Её никто не догонял, да и вообще - ни единой живой души снаружи не было. Успокоенная, девушка, оправила одежду, закрепила понадежнее поклажу и бодро тронулась дальше, не забывая отмечать глазами тропу и не теряя бдительности. "Береженого бог бережет" - это, знаете ли, всех касается!

  

   * * *

  Серебристая пуля оторвалась от платформы. Скользнула вниз, разрезая воздушный покров. Встречный ветер приглушенно засвистел в обшивке. Аля вытянулась в кресле, закрыв привычно глаза. Курс задан. Автопилот не ошибется. Планета ожидает. Что принесет обеим эта встреча?.. Игра вслепую... она опять началась!..

  ...Устало присев на укрытый мохом валун, Тиа отерла дрожащей рукою пот со лба и не удержалась от всхлипа. Пустое! Никого она не найдет. Ни следочка, ни намека присутствия. И на все её призывы отвечает лишь ветер. Да неугомонные птицы, порхающие и снующие в сплетенных ярусах крон. Ноги дальше идти отказываются. Стало быть, ночевать придется здесь.

  Она представляет, что сейчас дома творится. Родственники, наверное, с ног сбились. Нет, Тиа бесследно не исчезала. Домашним оставлено письмо. С извинениями и предупреждением: через день вернется. Но для матери это не оправдание. Ей одного хочется, чтобы дочка безвылазно под боком сидела. А еще, ни сном ни духом не поминала бы о пережитых ужасах и приключениях. Потому, что слово "рагезты" - равносильно проклятию. Его стараются не произносить. А, если и заговаривают, то сугубо иносказательно, называя демонами либо захватчиками. Тиа же осмелилась говорить об этих исчадиях ада в открытую и, пока её категорически и резко не приструнили, не умолкала. Нарвавшись, в итоге, на строгий выговор, от одного из старейшин, рассказы она прекратила. Но одноплеменникам и озвученного оказалось предостаточно. А одно Тиино неосторожное признание особенно всех напугало, превратив несчастную девушку, по сути, в негласного изгоя. В лицо ей ничего такого не заявляли, но общались крайне неохотно. Соседские девчонки все больше прятали глаза и старались отделаться побыстрее. Тиу не приглашали на женские посиделки, не зазывали в гости, и вежливо, но настойчиво, подчеркивали неуместность её присутствия в любых общественных мероприятиях деревенского масштаба.

  Односельчане узнали, что там, в далекой и чуждой им не меньше царства мертвых стране, она умудрилась влюбиться.... В ненавистного убийцу-трансформера!!!..

  ...Методичное шуршание песочной пыли. Порывы ветра обдают горячим. Связка солнц лениво оседает в барханы. И дымящиеся золотом тени постепенно сгущаются, становясь коричневыми, а после - черными. Небо темнеет, наливается фиолетовым. А по краю наползающих с севера туч зажигается первая звездная россыпь. В пустыню нисходит ночь. И маятник Вечного замирает. Как замирает в ожидании дух. Перед обратным летящим отсчетом. И углубляется в запредельное. Надеясь и веруя, забыв, что такое страх. Ей не хочется быть уязвимою. Но сегодня выбора нет!.. Опять и снова, как многажды раз прежде.... На стыке времени и миров. На остром, будто лезвие, краю. Способна выстоять только ты. Посланник и миротворец.... Протяни руку. Прошепчи Имя. И отдай себя Сущему. Соедини мосты!..

  Пламенные язычки покорно вырастают из песочной глуби. Один, второй, третий. Цепочка длится и бежит, поднимаясь в воздух, закручиваясь спиралью. Стены из парящих огненных лепестков, слившихся поверху в купол, отрезают её от внешнего. Вначале, они - рядышком, образуют нечто вроде большого кокона. Но потом раздвигаются, отплывают и превращаются в высокий полукруглый шатер. Трепещущие огоньки с его обрезанной вертикально стороны разбегаются. Возникает проход. Аля садится в дальний угол. Сложив на груди руки, погружается в мысли. Ведь он же этого хочет: подробностей, её подноготную. И она не собирается прятаться и не договаривать. Она сумеет обосновать - почему.

  - Итак, ставленница Центала, - разносится насмешливо, но добродушно. - Наслышаны, наслышаны, а как же! Твоя слава катится далеко впереди тебя, девочка.

  - И какова она? - шепчет Аля невразумительно, не поднимая глаз.

  - Разноцветная! - Рокочет хриплый бас с едва ощутимой лукавинкой. - Как и вся ваша бренная жизнь. Надеюсь, другого определения ты от меня не ждала?

  - Ждала. - Она поймала себя на том, что улыбается облегченно. Рискнула глянуть. А, увидав встречную улыбку, больше глаза не отводила. - Худшего!

  Высокий и неожиданно мускулистый, седой как лунь старик, с буйной гривой нечесаных волос и окладистой снежной бородой, в сером потрепанном хитоне и пропыленных кожаных сандалиях ступил в световой шатер. Подойдя, аккуратно подобрал полы и уселся, скрестив по-турецки ноги и устроив на коленях натруженные мозолистые ладони.

  - Нор-док?.. - Ошеломленно и неверяще округлила губы девочка. Слишком уж реальным и настоящим, слишком плотским и живым выглядел полуночный её гость. И образ его никак не вязался у нее в воображении с мощью, равной которой не было в этой части Вселенной среди одушевленных миров. - Ты... Великий Проводник?.. Эгрегор?!

  - Он самый, - ухмыльнулся старец, иронично сморщившись, отчего обветренное лицо его избороздили от глаз лучики-морщинки. А раздвинувшаяся полоска прикрытых пышными усами губ показала великолепные, жемчужно-белые ровные зубы. - Что, не впечатляю? - Хихикнул гулко.

  - Напротив! - Пробормотала Аля. - Так меня до дня сегодняшнего еще никто впечатлить не удосужился. Это, как на духу!

  - Вот и ладненько. - Отозвался старец одобрительно. - Я тебе тут предложить намереваюсь, посланец. Не надо ничего мне раскладывать - объяснять. Я самостоятельно предпочел бы вызнать, что у тебя на уме, равно как и в памяти заложено. И ответ не твой услыхать, а от родительницы твоей. Напрямую.

  - Это... возможно, разве? - отозвалась она в полнейшей растерянности. - Не зная, как поступить и на что решиться. Разговаривать по душам - еще куда ни шло. Но пускать себе в голову, в подсознание, в сокровенное? Куда и сама она лишний раз не забредает?! Мягко говоря - неуютно. И, по правде - совершенно не прельщает!

  - Ха! - Сверкнул собеседник улыбкою, подмигнул задорно и понимающе. - Если уж отпустила тебя Земля-матушка, за здорово живешь, в услужение этим оболтусам крылатым, значит не так тоскливо все и грустно получается. И для меня у нее сообщить полезного найдется. На задворках памяти твоей детской припрятанного. Вроде карточки визитной, и рекомендаций с поручительством.... Ну так как, разрешишь старику Нордоку самому в назначении твоем и способностях разобраться? А то, ведь, по-другому, дочка, у нас с тобою вряд ли что выгорит. Слишком стар я и опытен, чтобы речам и картинкам рисованным верить. Разумеешь, да, отчего?

  - Ага. Разумею! - Бормотнула Аля, почесав в затылке. - У нас это называется: поставлено четко и варианты исключает.

  Эгрегор глянул вприщур, молча улыбнулся.

  - Хорошо! - Решилась она, оборвав мечущиеся раздумья. - Что я должна сделать?

  - Особенного ничего. Садись поближе. Руку мне дай и вспоминай себя потихоньку. В том возрасте чудном, когда, как говорится, пешком под стол путешествовала. И на взрослые свои перипетии с переживаниями не отвлекайся. Мишура они для меня. Шелуха пустая. Понятно?

  Кивнув решительно, точно с вышки в воду ныряя, Аля торопливо придвинулась. Поместила меж его ладоней сухие горячие пальчики. Сосредоточилась на попыхивающих светом огненных язычках. Шаг за шагом уходя воздушными их тропками вглубь себя и затаившихся воспоминаний....

  

   * * *

  - С каких это пор Дознавательная Комиссия решает, что ей позволено без ограничений ковыряться в личной жизни правящих? - Оскалившись, Краасс навис над вжавшимся в спинку, не ожидавшим столь агрессивной реакции, Севеоном. Два других представителя упомянутой Комиссии, сослуживцы и свидетели последнего, окостенели на своих местах и глазели на кипящего яростью вождя в совершеннейшем замешательстве.

  Без движения озирая побелевшее, перекошенное судорогой лицо, Севеон упрямо выдавил:

  - Дела королевской семьи подконтрольны народу так же, как и дела любого из наших почтенных и уважаемых сограждан. Вам задан вполне корректный и обоснованный вопрос.

  Краасс скрипнул челюстью. Отвалился. Тяжело осел на сидение. Вытянул ноги с нарочитой небрежностью. Подхватив со столика пустую чашу из-под вина, нервно вертел в пальцах.

  - Извините нас, господин Император! - Рискнул подать голос один из сопровождающих Севеона. - Но вам и самому известно прекрасно, отчего данная тема настолько существенна и неотложна. На вашей сестре высочайшее обязательство. Закрепленное и озвученное лично вами. А период, определенный на отсрочку и раздумья, окончательно миновал. Общественность желает знать - когда же будет проведена заявленная церемония бракосочетания?

  - Сожалею, - криво ухмыльнулся Краасс, смерив его откровенно пренебрежительным взглядом, - И прошу простить мою излишнюю резкость. Вероятно, я и сам пока не принял полностью факт кардинальной смены обстоятельств. Но, как бы там ни было, уже назавтра народу объявят: Атталия Лорн в последний момент отказалась, от высочайшей чести, оказанной ей обществом. В связи с чем, она лишается всех титулов и привилегий. И определяется на вечное поселение на территориях периферии. Как водится в подобных прискорбных случаях, инкогнито, под присвоенным новым именем. Я имею право поддерживать с ней отношения, разумеется, самые поверхностные и не афишируя. В государственном реестре она значится. Так что под контролем и Законом остается. Вот только официально сестры у меня больше нет. Несчастный случай, господа. Повторно прошу прощения.

  Посланцы комиссии обескураженно и подавленно переглядывались. Севеон, сухо откашлявшись, осторожно проговорил:

  - Но что же теперь будет?.. Вы не можете оставлять страну без наследников. Ваши рекомендации и назначения - отправная точка для народа в его последующем выборе. А по прямой линии родственной, кроме брата, у вас никого не остается. Значит, либо вы обязаны назначить преемниками его будущих потомков, либо, что было бы гораздо предпочтительнее, заключить брак самому.

  Краасс что-то невнятно прошипел. Ядовито желтые глаза брызнули вспышкой. На секунду на Севеона обрушился сумасшедший ужас, точно он заглянул в лицо разъяренной донельзя Смерти. Но Краасс сумел вернуть себе равновесие и, остудив в глазах пламя, ответил со спокойным равнодушием:

  - Увы, господин Наблюдатель. Боюсь, второе из ваших предположений не осуществимо. И вы сами знаете, почему.

  Севеон искоса обозрел товарищей. Первый из них окаменело-испуганно таращился на вождя, будто опасаясь, что тот вот-вот взорвется наподобие сработавшей бомбы и похоронит их на веки или пылью развеет. Второй выглядел более осмысленно. И, прикрывая глаза, елозил по лбу ладонью, словно промокая выступающий безостановочно пот. Определив, что взаимности и поддержки ему сейчас не видать, решил прорываться в одиночку.

  Отступим на минутку. Задушевную аудиенцию Севеона с претенденткой отставной, по тексту выше, помните? Ушлая Эвфалия обратилась по адресу, без сомнения. При всей его показной мягкотелости и осторожности, переходящей иногда в откровенную трусость, Севеон был из той самой породы, что мягко стелет, да очень жестко спать укладывает. И, случающимся своим оппонентам, противником являлся отнюдь не шуточным. Если уж он чуял добычу и уверялся, что добыча эта вполне уязвима, то вывернуться из его когтей избранная жертва могла лишь благодаря снизошедшему с небес чуду или такому же баснословному везению. И то и другое, на памяти Краасса, ни разу еще не случалось. При этом действовать Севеон предпочитал исключительно чужими руками, подключая, как правило, мнение и "глас" того же народа. А непосредственный свой шаг, каждый, по счету, опирал на железные аргументы законодательства. Тысячу раз с ними сверялся и повсюду, где только мог, закономерность и последовательность предпринятых шагов торопился оглашать. Исходя из того, что чем больше свидетелей и сторонников наберется, тем он сам для врагов неуязвимее. Соответственно, репутация его была безукоризненной, а популярность в среде рядовых рагезтов именно за "открытость и честность перед массами" просто зашкаливала, делая Главу полномочной Комиссии недосягаемым для правовых и физических репрессий. И, вздумай Краасс жестоко обойтись с Севеоном, от ответного выплеска народного негодования титул его бы не оградил. Потому что с позиции общественных настроений, Севеона чтили даже и поболее Императора. Краасс, как и сам он любил на досуге говаривать, являлся законным лицом государства. Но Севеон был его общелюбимой и поддерживаемой "совестью", и тягаться с ним на этом поприще оказалось бы провальным в основе. Потому и в сегодняшней их беседе - стычке, вождю приходилось порывы свои и возмущения большей частью припрятывать, а то и откровенно гасить. Ничего не попишешь - дипломатия, будь она не ладна!..

  - Простите, Господин Император. Не знаю. То есть! - Торопливо перебил сам себя, увидав, как эффектно черные ногти вспарывают ониксовую поверхность столешницы, будто та не из гранита, а из пористой губки, - Наличие у Вас официальной наложницы, по большому счету, совсем не помешает женитьбе, надумай вы все-таки решиться.

  

   * * *

  Натаскав побольше сухой листвы и утрамбовав её как следует, Тиа в последний раз высунулась из пещерки посмотреть - ни ли поблизости кого подозрительного. Солнца закатились около часу назад, и сейчас вокруг царила густая и на удивление теплая безветренная ночь. Пристроив котомку с припасами подальше от входа, девушка перекусила сухариками и ломтем вяленого мяса. Тщательно вытерев руки обрывком влажной ткани, сделала несколько затяжных глотков из глиняной пузатой колбы. Потом тщательно укупорила её пробкой и закопала под листья в уголке. Грустно бурча шепотом под нос и сетуя на неудачу, расстелила под собою шерстяное тканое покрывало и, улегшись, завернулась до самого носа. Она переждет здесь до утра, а на рассвете тронется в обратную дорогу. По щеке поползла слезинка. Тиа, раздраженно буркнув, смахнула её рукой. Зажала глаза кулаками и принялась тереть, вполголоса браня себя и уговаривая. Да, подругу она не нашла, но, ведь, это еще не провал. Больно, обидно, одиноко. И до крика не хочется возвращаться домой. Она их любит, наверно, и уважает, но не чувствует больше своими настолько, чтобы прожить среди них всю оставшуюся жизнь. Пролетевшие в плену годы сильно её изменили. Это правда. И ей никогда уже не стать прежней, не вернуться на устоявшиеся рутинные круги. Она не виновата, что не способна существовать теперь, как прежде. И, пусть простят или не прощают соплеменники, но она и не собирается больше прикидываться такою же, как они. Она попробует договориться с Бадом. И очень надеется, что он поймет и встанет на её сторону. Ей нужно уехать, подальше куда-нибудь. Начать самостоятельную жизнь. Но лишь бы не здесь, не в родном селении, не в этом болоте стоячем из традиций вековых и условностей, бесконечных и бессчетных. Ей здесь душно, и тесно, и скучно до умопомрачения. И она с не смирится, пока не добьется права на независимость и свободу.

  Тяжело кувыркая неподъемный ворох мыслей, она долго не могла уснуть. Ворочалась с боку на бок, пушила листву, то укутывалась, то раскрывалась. Но, ближе к восходу, окончательно издерганная и вымученная, умудрилась расслабить себя и задремать. Блуждая между сном и явью, она - то проваливалась в мельтешащие беспорядочно зарисовки, то снова оказывалась в тесном своем пристанище посреди деревьев и скал. В какой-то момент пещерка окончательно отодвинулась, стены расширились, сменившись золотисто-зеленым травяным плетением. И тогда Тиа обнаружила, что сидит на речном обрыве у сухого погнутого бурею ствола. И глядит на спешащие понизу, сероватые, отливающие серебром волны. Солнце жарит неистово. И небо от жары этой и не голубое уже, а прозрачно бесцветное. Ветра нет, воздух плавится горячими ручейками, и дышится с трудом.

  - Доброго денечка тебе, доченька! - Окликает откуда-то сверху дребезжащий старческий тенорок. Тиа поспешно оборачивается. Повыше нее, на склоне, оперся на посох сухонький невысокий старичок. Дорожная хламида изветшала и виснет по низу клочьями. Сутулый, согнутый стан опоясан грубой бечевой. Мозолистые, узловатые ладони тяжело давят на шершавый крюк рукояти. На плече - тощий, заплатанный мешок. Босые стопы - цвета коричневой, прокаленной сушею земли. А глаза на изборожденном морщинами лице, окутанном белой-белой, стелющейся до колен бородою и ореолом таких же волос, неожиданно яркие, блестящие, пытливые. В них - потусторонняя отрешенность и такая же неестественная власть. Будто за немочным телом скрыто что-то иное, таинственное и всеобъемлющее.

  - Не успев толком подумать, да и не колеблясь, Тиа поспешно вскакивает. Уважительно поклонившись, приближается, гадая про себя - откуда же явился в их долину одинокий, уставший старик. Отчего путешествует пешим? Почему его никто не сопровождает? Места у них спокойные, поселенцы отзывчивые. Но леса и луга сами по себе таят множество ловушек и преград. Бродить в одиночестве слабосильному и незащищенному опасно - это закон природы. Мало ли, напасть какая приключится - пожар лесной, суховей, или плывун болотный на пути. Без дружеской руки и поддержки сгинуть без следа одинокому страннику есть бесконечное количество причин. Отчаянный он, старец этот. А, может быть, всю жизнь свою в блужданиях провел. Потому и не хочет компании. Тиа знает о подобных случаях. Таких дервишей и вечных паломников почитают в среде Тфинате за мудрецов и, даже, пророков. Они бороздят просторы континента, неутомимые и бесстрашные перекати-поле. Нигде надолго не задерживаются. Отдавая благодарным слушателям дать за гостеприимство увлекательными, сказочными повествованиями, вещая, предрекая, а иногда и сообщая что-либо крайне важное.

  - Благодарствую, доченька, - натруженные темные ладони принимают из протянутых поспешно рук берестяной туесок с квасом. Странник пьет жадно, широкими спешащими глотками. Утерев губы, возвращает опустевшую почти посудинку. Улыбаясь лукаво, благодарит.

  - Ты прости меня, доча. Вон, жара какая свалилась. Не лето нынче, а пекло натуральное. Оставил я тебя без припасов!

  - Ничего, дедушка, - откликается она бодро, - до поселка рукою подать. Надо будет, сбегаю. Или уж до дома потерплю, тут идти - всего ничего. Вы бы к нам наведались. Отобедали. Отдохнули с дороги! Давайте провожу, а?

  - Спасибо, девочка, - путешественник отзывается ласково, а глаза из-под прищуренных солнцем век быстро-быстро оглядывают её, с головы до ног, внимательно до придирчивости. - Только недосуг мне в селение заходить. Забот, видишь ли, много. А сюда я пришел специально. С тобою повидаться... Тиа!

  Она отшатывается, отступает. Смотрит напугано, но с какой-то безумною, зародившейся внезапно, надеждой. Смотрит в его лицо и видит, как черты старца постепенно, но неотвратимо меняются. Набирают синь глаза, разравниваются морщины, клубящиеся белые волосы приглаживаются, тяжелеют, обретая холодный льдистый блеск. Скулы становятся выше, брови темнеют, разбегаясь изящными дугами. Нижняя половина остается скрытой разросшейся пышно бородой, Но Тиа все равно уже знает, кто ей показан. Губы шепчут несмело и жалобно:

  - Зэер?!.. О, боги... Зэер!..

  Всхлипывая, она валится на коленки, закрывая ладонями глаза. Отворотившись, машет исступленно руками, выкрикивая тонко, с плачем:

  - Уходи! Уходи от меня! Ты не знаешь ничего, ты такой же, как и они!.. Это мать тебя надоумила, да?!.. Ну, так передай, что это не её дело!.. Я уйду из дома, я не стану мешать им жить! Но меня вы трогать не смеете, это вас не касается, ясно?!!

  И замолкает, дыша тяжело и глядя ошеломленно в надвинувшееся, внезапно, вплотную, встревоженное и доброе лицо. Покачав сокрушенно головой, старик молча обнимает девушку, прислоняет к груди, будто ребенка, гладит успокаивающе по волосам.

  - Ты и вправду любишь его, доченька? - Спрашивает с неподдельным участием и непонятной какой-то горечью. Шмыгая носом и всхлипывая, Тиа решительно кивает. - Бедная ты моя девочка. Ну да что уже тут поделаешь! Чему быть, того не избежать.

  - Что вы сказать хотите? - Бормочет она, отодвигается. В который по счету раз вытирает набрякшие веки, смотрит, боясь поверить. - Вам что-то известно?.. О нас?.. О нем?!.. И кто вы такой, вообще?!

  Старик усмехается, вздыхает. Жестом просит обождать. Тяжеловато поднявшись и, прихватив туесок, спускается к воде. Вылив остатки кваса, и ополоснув, зачерпывает из речки. Возвращается. Поставив ношу наземь и усевшись, предупреждает, мягко, но настойчиво.

  - Я буду не рассказывать, а показывать тебе, Тиа. Следи внимательно, ничего не бойся и ничего не говори.

  Подумав, она кивает. Глядит, забывая моргать. И, постепенно, начинает понимать, со страхом и обмиранием....

  Обведя перед собою широкий круг, старец приминает траву в нем рукою. Стебельки немедленно осыпаются, словно их под корень срезали. На глазах сохнут и рассыпаются в пепел, обнажая коричневую глинистую корку затвердевшей, иссушенной летней земли. Шишковатый высохший палец сосредоточенно делит образовавшееся пятно пополам. И Тиа видит, как земляную корку вслед ему словно разламывает. В поверхности образуется глубокий узкий желоб, а обе половины круга становятся абсолютно, антрацитово черными. По-прежнему не произнося ни звука, старик сковыривает сложенными ковшиком пальцами горсть земли из середины левой половинки и пересыпает на середку правой, а в неглубокую ямку наливает речной воды из Тииного туеска. Затем направляет раскрытые ладони, опуская низко, на круг и что-то едва слышно шепчет. Начинает отводить руки вверх, тягучим плавным движением. Тиа громко ахает, замирает.

  Вслед поднимающимся ладоням из круга медленно тянутся два ростка. Прозрачный, будто хрустальный, с резными узкими листиками и усиками-завитушками, и металлически черный, светящийся изнутри красноватыми каплями прожилок, с толстыми округлыми листочками. Доведя ладони до уровня груди, старец резко разводит их в стороны, роняет. Оставшиеся без поддержки, стебли беспокойно и быстро поводят верхушками, будто выискивая утерявшееся направление, изгибаются, трепещут листиками. И, вдруг, броском устремляются навстречу, в мгновение ока тесно переплетаясь. Будто вставшие на хвост волшебные змеи, они извиваются, раскачиваются, и с каждой секундою все сильнее вжимаются друг в друга. А затем... отламываются от изножий! Обломившиеся кончики смыкаются с вершинками накрест. То есть - хрустальный - сливается с металлическим, и наоборот. Образовавшееся кольцо продолжает движение. Всё убыстряясь, оно ползет по кругу, потом перехлестывает само себя и превращается в восьмерку. Место стыка половинок её разламывается вновь. И вот уже, между, старцем и Тией выплясывают два серебряно-угольных обруча, размерами точь в точь, как венчальные обрядовые браслеты. Мало-помалу, листочки и усики втягиваются в основу и расплываются в ней. Обручи обретают гладкость и равномерный неяркий блеск. С тихим звоном они прекращают кружение и падают, оставаясь касающимися друг дружки.

  - Послушай меня, девочка, - обращается старец к Тие, - я не могу тебе препятствовать. Ибо это твое решение и твоя судьба. Но обязан предупредить и спросить: согласишься ли ты на эту связь, если узнаешь достоверно, что срок её очень и очень короток. И расставшись, вы больше уже не увидитесь никогда.

  - Я погибну? - спокойно спрашивает Тиа. Старик тускло смотрит на нее и произносит.

  - Нет.... Просто у вас разные дороги. И, если ты его выберешь, то проведешь остаток жизни в одиночестве.

  Тиа вздрагивает, опускает голову. Сидит так, комкая подол туники. А потом поднимает горящий решительностью взгляд и выговаривает убежденно и четко.

  - Я согласна, великий Дух. Если мне оставят ребенка. Нашего общего с ним!

  Наблюдающие за нею глаза зажигаются призрачным заревом. Выдержав паузу, старец улыбается и ласково ей кивает. По щекам Тии бегут горючие слезы, но она не пытается утереть их или отвернуться. За потоками слез, лицо старца начинает размываться. Следом плывет и весь окружающий мир. Бешеное вращение захватывает девушку и влечет её прочь, силою вырывая из крепких объятий сна. Тиа трясет головой, размахивает руками, тщетно выискивая какую-нибудь опору. Наконец, окружающее останавливается и проясняется вновь. Она лежит в низкой своей пещерке, головой на краю обрыва. Вокруг щебечет, шелестит и аукается по дневному оживленный лес, а сверху вниз на Тиу глядят сверкающие радостно глаза. Не синие, а светло голубые. С вертикальными прорезями зрачков. На глаза нависает густейшая белая челка. Из челки высовывается небольшой, остро отточенный, точно сотканный из бриллиантиков рог. А большие подвижные ноздри легонько дуют в лицо, щекоча щеки теплыми воздушными струйками, пробуждая и дразнясь. Позабыв обо всем на свете, Тиа бросается навстречу, подхватившись.

  - Фея! Милая Фея!! Ты меня все-таки нашла!..

  

   * * *

  Прошелестели раздвинувшиеся створки. В распахнутый закату проем вослед явившейся извне, укутанной в серебристый плащ фигурке, вкатились оранжевые солнечные блики. Час назад Аля связалась с кораблем и закомандовала посадку. Принимавшему извещение Зэеру показался подозрительным её неестественно бесцветный, начисто лишенный эмоций голос. Но система подлинность связного подтвердила и, в итоге, разведчик приземлился. Четыре пары настороженных глаз ожидающе уставились на вошедшую в рубку управления девочку. На удивление равнодушно поглядев, Аля выговорила устало:

  - Порядок. Нордок предложение принял. После суточного карантина можем обосновываться. Успех в общении с местным контингентом целиком на нашей совести, но планета вмешиваться и мешать никоим образом не станет. Даже, если в ответ на проявленную ними агрессию мы захотим применить силу. Естественно, все это не бесплатно.

  У эгрегора имеются собственные условия сделки. В принципе, ничего устрашающего и неприемлемого категорически, в них нет. Отдельные, могущие насторожить Императора пункты я надеюсь отрегулировать. А сейчас, прошу прощения, мне требуется отдых. Увидимся завтра. В это же время.

  Оборвав себя, резко развернулась. Морфей, раскрыв в неподдельном изумлении пасть, проводил её выпученными глазами. Заикнулся обиженно, окликнуть.

  - Т-с-с! - Шикнул со своего места не меньше его удивленный рагезт. - Не трогай. Похоже, с нею случилось что-то. Я попозже проведаю, проясню.

  Рэнт и Гор соприкоснулись взглядами, понимающе и расстроенно нахмурились....

  

   * * *

  Забившись в дальний уголок лежанки, и спрятав голову под одеяло, Аля протяжно, тоненько ныла. Так плачет побитый щенок, вышвырнутый хозяином на мороз из теплого дома-защитника. Тычется в запертые двери, ни на что уже не надеясь. И стонет, не от боли, а от ужаса безвыходности. Вот и у нее. Нутро кровит и сочится, обнажаясь разверстыми прорехами. Душа стенает в агонии, но слезы выплаканы, и голоса нет.

  Дорогою ценою достался желанный союз! В обмен на уступки у нее не забрали, а - навязали. Знание, какое ей хотелось бы стереть из памяти, как самый страшный и нелепый свой грех. Знание, которое, она уверена, уже никогда не позволит глядеть на жизнь убежденно и прямо. И виной этому - прояснившаяся завеса лжи. Циничной лжи и жестокой. Она больше не сможет ему довериться. И не знает, сумеет ли смириться и простить!..

  И как же ей существовать теперь со всем этим?! Что делать? У кого справедливости добиваться?! Она не пойдет, ни к Зэеру, ни к остальным. Она готова их ненавидеть. Нет правды, нет правды! С нею играли, извращенно до садизма. Ну, ладно!.. Играл.... Но и другие тоже знали. И шагу не ступили вопреки! Господи, ну почему?!.. Ну, неужели душа и чувства здесь - пустые и дурацкие слова?!.. Она же любит их, по настоящему! Они стали для нее домом, семьей. После того, как уничтожили... её земную семью. Алиными собственными руками!..

  Очередной виток отчаяния рождает новый истошный вопль. Она срывается на пол, бешено стуча кулаками, опрокидывает голову к потолку, и кричит. Кричит, будто сумасшедшая. До хрипоты, до одури, до бессилия. Её никто не услышит - включен режим изоляции. И она не позволит вмешаться. Она обязана справиться. Найти выход прежде, чем мука и ярость погрузят её разум во тьму.... Господи, БОЛЬНО! Не хочу!.. НЕ ХОЧУУУ!!!

  Опять сгибается пополам. Зажимает уши ладонями, царапая голову до крови. Зажмурившись, дышит сипящими кусками. Над телом пеленою поднимается серый туман, застилает пространство, течет и переливается. Клубящиеся дымные лоскуты выстреливают щупальцами и кружат, кружат, расширяя облако живого пепла до самых стен и потолка. Пульсируют, трутся друг о дружку, выпуская алые искры и потрескивая. Воздух в отсеке наэлектризовывается, предметы начинают отсверкивать и мерцать, покрываясь, как налетом, слоем зеленоватого свечения. А призрачные губчатые струи все летят и стелятся, окружая скорченное на полу тело непроницаемым пылевым коконом. В сотне шагов отсюда рагезт и итраны ошеломленно смотрят на осветившиеся мониторы. Почуяв нешуточную опасность, модуль послал аварийное оповещение. Вокруг запертого изнутри отсека установилась дополнительная блокада. Но машина предупреждает - её недостаточно. Её не будет достаточно, даже, если корабль задействует все свои резервы и запасы до последнего. Материализовавшаяся квинтэссенция смерти сильнее любых препон. И подчиняется лишь создателю. И не знает границ и запретов. Те самые невесомые струи, что лениво и бережно омывают сейчас стены отсека, дай им Аля волю, прожгут корабль миллионами кипящих лезвий. Расплавят, обратят в ничто. А все живое внутри попросту испарится. Не хуже, чем на диске аннигилятора. Малейшая слабинка. Малейший выход из-под контроля!

  Не шевелясь и не дыша, они следят за мониторами. Мысли остановлены и ощущений нет. Внутри - лишь мерное сухое тиканье. Отсчет минут, может статься - последних. Ожидание наихудшего. Тишина, достойная вечности. Разбавленная ужасом. И... смирение?!..

  Щупальца внезапно замедляют бег. Плавно сокращаются, растягиваются, подрагивают, будто впитывая неслышимые сигналы. Повисев так и поколебавшись, начинают, вдруг, уменьшаться в размерах, уходя в себя и втягиваясь. Возобновляется кружение, но теперь оно, словно, притянуто к центру, и с каждой секундой пылевое облако становится все прозрачнее и разреженней. Еще несколько минут, и последние дымчатые волны исчезают, рассеявшись. Подложив ладони под голову и прикрыв локтями лицо, скрутившаяся колечком девочка крепко и глубоко спит. Опершись на экран пальцами, Зэер не может сдержать облегченного вдоха. Оборачивается к Морфею. Тот смотрит на него с затаенным страхом. Выдавливает обреченно:

  - Проклятие, она знает.... Эгрегор все рассказал!

  

   * * *

  - А ты скажи мне. Что я такое. Для тебя, для других. Для Краасса?!

  - Я не могу говорить за Краасса. - Он не сдвигался с места. Глядел уверенно и грустно. И Аля осознала, что начинает теряться. Напускная бравада сменялась острой неуверенностью. Совсем, как когда-то, в первые недели - знакомства, занятий, притираний. Она тогда периодически пыталась с чисто детским апломбом что-то из себя изображать, а её ставили на место спокойно и без малейшей ответной агрессии. Просто давали пояснения и раскладывали по полочкам, доступно и легко. И сейчас он так держится, словно не осознает за собою никакой вины. А что, если так оно и есть? И Зэер ни при чем. И Морфей, и Таме?!

  - Тогда объясни. Как ты это понимаешь. - Аля спрятала дрожащие ладони за спину, сцепила в замок. Зэер проследил за ней взглядом. Улыбнулся с печальной нежностью. Подошел медленно, Взяв за плечи, подвел к дивану, усадил. Сам устроился рядом. Заглянув в неподвижное лицо, начал:

  - Не хочу излишних слов. Уговаривать не стану. И отвечать могу только за себя.... Подчас я думаю, что живу до сих пор исключительно благодаря тому, что у меня смысл появился. Этот смысл - ты, девочка. Мне есть о ком думать. Заботиться по мере сил. Радоваться или переживать. Знаю, это странно звучит для трансформера в отношении существа не его расы. Но это правда. Верь или не верь, дело твое.

  - Мир, в котором я родилась, - выговорила она с трудом, запинаясь, - он для вас примитив, почти пустое место. Человеческий мир, в виду имею. Но, ведь вам не мешали просто забрать меня. Безо всяких спецэффектов. Без насилия. Без смерти! Или рагезты без смерти не могут?! Это антураж такой, обрисовка. Привычные и родные декорации. Чтобы форму не терять и позабавляться, как на спектакле!.. Черт, знал бы ты - как мне противно и больно!

  - Я знаю.

  - Ты не можешь знать!!.. Ты не проклинал и не ненавидел своих родных! Ты не убил собственного отца! Ты не отрекся от матери и не презирал её!.. Ты понять не сумеешь, до чего я себя грязной ощущаю. Какой скотиной и какой сволочью!.. Зачем нужно было поступать именно так?!

  - Чтобы отделить. Тебя от них, начисто. И, услышь, пожалуйста, я говорю сейчас не о себе! Наверно, я не поступил бы так. Окажись, на его месте. Но Краасс не знает жалости. Он привык резать по живому. Изначально, ты должна была стать его добычей. И, если бы он не сумел разглядеть тебя, вероятно, была бы обречена. Когда он понял, чем ты полезна, то изменил свои планы. Ему требовалось привязать тебя. Привязать такими узами, которые ты никогда не сможешь, а главное - не захочешь - разрывать. Семья... в твоем возрасте расставание с близкими особенно болезненно. Ребенок зависим от родителей и окружения гораздо сильнее взрослого. Разлука с ними для него, а тем более разлука навсегда, жестокий удар. Это означает, ты хуже и дольше адаптировалась бы, тебя тянуло бы обратно, ты бы тосковала и укоряла себя. А, возможно, задалась бы целью сбежать и вернуться. Все это - лишняя морока, и замедление трансформации. Краасс хотел, чтобы у тебя была единственная привязка и единственный смысл жизни - он сам. Так и получилось. Помогло еще и то, что ты по природе - донор. Тебе нужно жить во благо и на пользу, иначе пропадешь. И Краасс определил себя твоим "пунктом назначения"....

  - Что?! - развернувшись, Аля вцепилась в его руки и принялась остервенело трясти. - Что ты сказал?!.. Мы не были друг другу предназначены?! Его мог заменить любой другой, кого бы я полюбила?!.. Ты, Носферату, любой человек, в конце-то концов?!!.. О, боже, какая же я дура!

  - Это мог быть и не кто-то конкретный. Это мог быть целый мир. - Отозвался он осторожно. Не делая ни одной попытки отстраниться или утихомирить. - И это должен был стать Центал, Алира. Скорее всего, ты положила бы жизнь на благо породившей тебя планеты. Ты поднялась бы очень высоко в пределах своего мира. У тебя были бы миллионы последователей и миллиарды врагов. Наверно, ты изменила бы ход истории. И вывела людей на совершенно новый виток прогресса и самосознания. Ты прожила бы очень долгую жизнь. Не знаю, чем бы она закончилась. Но после тебя твой мир уже не был бы прежним. Он получил бы новый старт и второе дыхание.... Теперь этого уже не случится.

  - А что случится? - Убито прошептала девочка, кусая губы и сжимая кулаки.

  - Люди больше не хозяева планеты. Перейдя на сторону трансформеров, ты подписала им определенный приговор. Это уже не твой народ. И Центал на них не ориентируется. Его взгляд направлен на рагезтов. Как и его надежды, и ожидания. Он разуверился в человеческой расе. И отрекся от нее так же, как отреклась ты. Он не будет их уничтожать, пока они приносят пользу трансформерам. Но не станет защищать и противостоять пришельцам. Люди давно уже висели на грани. Они сами позаботились о таком к себе отношении, наплевательски относясь к собственной планете. К величайшему дару, какой у них был. Они не ценили его совершенно. И в душе планеты назревала обида. Гнев и решение узел этот разрубить. Но, как и всякая мать, она лелеяла надежду на лучшее. Что её чада одумаются. Что сумеют найти новые пути, противостоять стремлению ко злу, и жизнь наладится. С твоей помощью и под твоим непосредственным руководством, Алира. Но, в тот день, когда твоим хозяином и возлюбленным стал трансформер, всякие связи оборвались. Произошло замещение. Люди были отторгнуты, навсегда. Они могут продолжать жить на Центале. Но они больше не его законные обладатели. Теперь это наше рабочее поголовье. Планета их нам отдала.

  - А он не боится, что я переиграю все когда-нибудь, а?! - Запальчиво выкрикнула она, отворачиваясь в отчаянии и бешенстве.

  - Нет, - Отрезал Зэер непреклонно. - Договор нерушим. Он подписан не тобой, а мирами. Ты свой выбор сделала. И то, что мелочей не знала, положения не меняет. Ты служишь трансформерам в лице их императора. Трансформеры оберегают и контролируют Центал. Люди присутствуют лишь как вспомогательное звено. Они "условно полезны". Планета терпит их сугубо, пока они выгодны нам. Таков итог. Кончено.

  - Я - дрянь, - пробормотала Аля. - Господи!..

  - Ты - Миротворец, - покачав головой, категорично заявил он. - Ты исполняешь свою миссию. И, надо признать, исполняешь безукоризненно.

  - Но это же сплошное вранье! - снова вспылила она, не удержавшись.

  - В чем? - поинтересовался Зэер хладнокровно. - Ты сумела стать для него незаменимой, факт?.. Факт.... Он к тебе искренне и глубоко привязался?.. Правда непреложная!.. Ты обрела свое истинное предназначение, и бываешь по-настоящему счастлива?.. Да, и еще раз да. И не смей отрицать. Это в высшей степени глупо будет! Ты принесла и приносишь огромную пользу не только рагезтам, но и окружающим их народам. Ты прекращаешь конфликты, останавливаешь войны, находишь компромиссы, излечиваешь, совершенствуешь. Твое значение невозможно переоценить. И блага, какие ты даришь, тоже. Не смей говорить о себе уничижительно. Ты лучшее, что случалось с нашим миром за истекшие тысячи лет!..

  - Я папу сожгла!! Который меня растил. С ложечки кормил. На руках носил, когда болела. Он потом изменился, да. Он злым стал, разуверился. Но я уничтожила его, потому что считала извергом и маньяком. А он, оказывается, был под гипнозом. Все месяцы последние. Когда начал меня с мамой бить беспричинно. И пить беспробудно. И в зверя дикого превращаться.... Это он ему приказал. Он его таким сделал!.. И заставил его убить Василинку. И меня выгнать ночью из дому.... И внушил тем парням на меня наброситься.... И прикончил их после того, как сцену спасения разыграл.... А травля в классе, которая в то время невыносимою вдруг сделалась?! А мамино отдаление и непонятная, дикая какая-то черствость и холодность?!.. Они все были его игрушками.... Его актерами!.. Его материалом!.. Как я... до сих пор!!!

  - Тебе придется примириться, - ледяным тоном выговорил он. - Смириться, или погибнуть. Краасс твоих претензий не примет. По меркам рагезтов, он пошел тебе на небывалые уступки. Он поставил тебя, фактически, вне закона. Он положил к твоим ногам такие просторы и возможности, в сравнении с какими нанесенный тебе ущерб выглядит микроскопическим....

  - Не по человечьим меркам!

  - А ты НЕ человек!!! - Выкрикнул он свирепо. Алю так и отшатнуло в сторону. Глаза трансформера горели неистово алым. Клыки удлинились и наползли на нижнюю губу. В первый раз она увидела его в таком безудержном гневе. Неизменно терпеливого, мягкого, отзывчивого. И осознала до корней самых - он не поймет её так же, как и Краасс. Для него глобальные задачи всегда будут решающими, как и для любого из рагезтов. А душевные её метания - мелочными капризами обнаглевшей и зарвавшейся эгоистки. Никакого сочувствия, только раздражение и злость.... Остановись, Алира! Прекрати! Немедленно, если не хочешь худа!!!

  - Прос...ти. - Заставила себя, давясь. - Я не... заговорю об этом больше.... Обещаю.

  Зэер уже взял себя в руки. Отдышался. Поглядев в глаза, обнял осторожно, склонил её головою себе на плечо. Прошептал просительно, поглаживая:

  - И ты меня извини. Давай постараемся не думать об этом, ладно? Давай очень постараемся, прошу тебя, Алира. Не говори ничего Краассу. Не разрушай свою жизнь. То, что случилось когда-то, не стоит вашего поломанного будущего. Я тебя во всем поддержу, только не твори ерунды. И, еще, будь добра, не затрагивай эту тему с Морфеем или Носферату. Их это совершенно не касается. Никакой стороною, ни на грамм.

  Аля обвила его рукой за пояс, упираясь лбом, пару раз всхлипнула. Повторила сдавленно:

  - Обещаю.

  - Спасибо, малышка. - Шепнул Зэер на ухо. - И не забывай. Чтобы не случалось, у тебя имеюсь я. Ты всегда можешь на меня положиться.

  Не показывая ему лица, девочка согласно кивнула.

  

   * * *

  - А потом меня домой переправили. Ну... и... все! Феюшка, я так счастлива, что ты ко мне вернулась!

  Голубые глаза единорожицы осветились ликующими огоньками. Она ласково прижалась к девушке точеной изящной мордочкой, шумно и щекотно выдыхая ей в висок. Тиа радостно рассмеялась и звонко расцеловала подругу. Потом задумалась о чем-то, помрачнев, наглаживая усердно шелковистую холку. Просительно, и категорично одновременно, принялась объяснять:

  - Я не хочу к ним возвращаться. Я не могу так больше жить. Пожалуйста, разреши мне остаться... с тобою!

  - Тебя станут искать, - прошелестела единорожица. - Подымут на ноги всю округу. И, возможно, это окончательно разобьет сердце твоей матери. Я не боюсь преследований, мне привычно скрываться и заметать следы. Но прозябать в забвении, отказавшись от общения, от родных, от соплеменников, которые ничего плохого тебе не сделали, в общем-то.... Не слишком ли это неподъемная цена за свободу, девочка?

  - Отчего-то я уверена, что разбила бы ей сердце гораздо меньше, если бы сгинула В плену бесследно, и не возвращалась вовсе! - Уперто проворчала Тиа. - Со мною там по-старому себя ведет один только Бад. А остальные обращаются, будто я чужая им, пришлая без роду и племени. Как бельмо на глазу - и мешает, и выковырять невозможно. - Она отпустила загривок единорога, уселась на траву, перебирала рассеянно засохшие стебельки, размышляя и просчитывая. Подняла на Фею озарившиеся внезапной надеждой глаза:

  - Послушай, а мы с тобой можем моего брата предупредить как-нибудь на расстоянии, что я здорова и все со мною хорошо? Чтобы он не волновался и не торопился с поисками?..

  - Да, медленно кивнула единорожица. - Но лучше не открывать ему, что ты не собираешься возвращаться. Скажи, что решила побыть в одиночестве, подумать в уединении и покое. Обязательно подчеркни, что намерена держать с ним постоянную связь. И не забудь передать извинения матери. Она ни в чем не виновата, Тиа. Она тебя любит, просто не умеет этого как следует показать. - Фея гулко вздохнула. Проговорила в сторону неестественно-равнодушно, - вы частенько не цените того, что привыкли иметь под рукой без проблем и мороки. Вот мне иногда кажется, я бы многим пожертвовала за единственную возможность узнать. Кто я такая? Откуда пришел и куда подевался мой народ? И почему я очутилась на этом свете одна?..

  Она снова вздохнула, мотнув резко челкою, и Тиа почувствовала острый укол под ложечку. Её Фея глубоко несчастна! Да и как же может по-другому быть? Что она видит и знает, кроме своего извечного одиночества? И как ей, наверное, невыносимо от понимания, что никогда она не повстречает родное по крови существо. Отчего не повстречает? Оттого, что они здесь не живут. Когда-то, годы назад, когда Тиа и Фея только познакомились, девочка попыталась осторожно выудить хоть что-то об этом у брата, и наткнулась на неожиданно сердитую и холодную отповедь. Сначала Бад, с хмурым и суровым видом, довольно долго и занудно выспрашивал, откуда ей известно о единорогах. Но Тиа упорно сворачивала на сказителей, побывавших в поселке днем раньше. Мол, от них услыхала, случайно, а когда выведать подробности захотела, старцы отказались наотрез, да еще и прогнали, чтоб не подслушивала.

  - И правильно сделали! - Заявил тогда брат, немало её удивив. Обычно, Бад бывал сказочно терпелив. На все вопросы маленькой сестрички отвечал подробно и тщательно, радуясь, что она у него такая любознательная и смышленая не по годам растет. А тут, вдруг, набычился, замкнулся. И начал старательно увиливать, намереваясь чем побыстрее замять явно неприятный для себя разговор. - В конце концов, поскольку Тиа не отставала, а на его сердитость откликнулась обидою и слезами, кое-какую информацию все-таки огласил. По ней выходило, что существа, описанные девочкою, пришлые. Оборотням исконно враждебны. И, вообще, давным-давно перебиты в жестоком сражении. А, если бы кто из них и выжил, то Тфинате ни перед чем бы не остановились, чтобы выследить ненавистного врага и добить его раз и навсегда. Услыхав это из уст любящего и всегда добродушного брата, Тиа с ним, да и другими, о единорогах упоминать зареклась. Но самой Фее обстоятельно все рассказала. Единорожица тогда восприняла её слова на удивление спокойно. Ответила, что о подобном догадывалась, и на все, мол, воля высших сил. А, оказывается, затаила боль. Ох, если б только Тиа могла бы ей хоть чем-нибудь помочь!..

  

   * * *

  Поселок волновался и ходил ходуном. Спозаранку тут произошло несколько непредвиденных событий, выбивших из-под ног у жителей почву всерьез и надолго. Повторно пропала Тиа, дочка вдовы прежнего деревенского старосты. Правда, исчезновение свое сопроводила запиской, где поясняла, отчего уходит. Пояснение не слишком-то помогло. Мать девушки, суховатая и властная женщина, привыкшая после безвременной кончины мужа твердой рукою вести хозяйство и не менее твердо держать в кулаке полнейшего повиновения свое многочисленное потомство, впала в настоящую истерику. И только причитала бессвязно, привалившись в комнатке сбежавшей дочери к опрокинутой неловко этажерке, а домашние бестолково метались вокруг и не знали, что предпринять для начала. Потом в деревню примчался взмыленный гонец из главного стойбища пастухов. Валясь с ног от усталости, паренек поведал: на планету организовывается новое вторжение. Сопровождающие стада перегонщики своими глазами видели пикирующий с небес громаднейший огненный метеор, что внезапно остановил падение, и, приняв вид плоского металлического треугольника, закрывшего тенью пол леса, пронесся в сторону приморских степей, будто бы заходя на посадку. А еще через некоторое время подоспели новые посланники, на сей раз - из соседствующего с Тииным, крупнейшего поселения народа Тфинате, Золока. Посланцы оживленно известили, что возвратился один из отрядов наемников-торговцев. Его предводитель, опальный отпрыск главы совета старейшин - Ноэл - привез с собою женщину извне, откуда-то с рагезтянских территорий. Женщину эту он назвал своей невестой, чем поверг в шок и прострацию как родственников, так и всех до единой потенциальных претенденток на его руку, коих по округе имелось немало. Ноэл считался очень завидным женихом. Да, он сотрудничал с трансформерами, но при этом старался максимальную выгоду приносить и собственному народу. В частности, был главной ищейкой Тфинате. И за годы межгалактических скитаний вызволил из плена и возвратил под отчий кров не один десяток соплеменников. Последней, кого он доставил, являлась вышеупомянутая Тиа. Теперь Ноэл прибыл на Нордок вновь. И собирается играть свадьбу. Абсолютно не считаясь с тем, что это в корне противоречит законам, где ясно и непреложно сказано - с чужекровниками родниться нежелательно. Семья, в общем, в трауре. Окружающие - в разброде и шатаниях. И назавтра по вопросу этому в Золоке собирают руководителей всех окрестных поселений и стойбищ, с тем, чтобы принять разумное и компромиссное решение. Поскольку о том, чтобы отговорить Ноэла жениться, или, того пуще, запретить ему - вопрос не стоит. Ноэл - кремень еще тот, если уж решил - не переубедить и не переспорить. Скорее всего, в ответ на их запреты и возмущения, он просто соберет свою команду, да и отчалит восвояси. А племя от разрыва, естественно, только проиграет. И так уже последние годы разобщение нарастает между поколением зрелым и молодым. Не хочет молодежь маяться по старинке, рвется во внешний мир, наслушавшись баек и россказней. Мечтает о новом, необычном, героическом. А облаченные мифами и легендами образы свободолюбивых наемников, бороздящих космические просторы, овеянные ореолами славных и гордых деяний, как нельзя лучше подходят для наследования. И, по крайности, кардинально отличаются, от застывшей, будто в пустынном безветрии, однообразной до утомительности, размеренной и постной жизни на Нордоке.

  Таким было первое известие, обнародованное глашатаями Золока. И известие это наделало немало шуму и споров. Но затем посланцы выложили новость вторую. И тогда присутствующие замолкли в растерянности, не зная, как реагировать и чего дальше ждать. Оказывается, гигантский корабль, пронесшийся над территориями Тфинате, это как раз то, на чем прилетел Ноэл. И корабль этот выделило командование рагезтов именно для данной экспедиции. А, кроме наемников, на борту его находятся: троица болезненно знакомых тфинате единорогов-итранов, а также один трансформер и одно существо женского пола, непонятного происхождения и, по слухам, неимоверной силы. Существо это прибыло на планету в качестве полномочного представителя рагезтов для проведения с оборотнями переговоров об официальном сотрудничестве. И, вроде как, успело найти общий язык и взаимопонимание с самою воинствующей планетой. Во всяком случае, Ноэл сообщил, что в отличие от трансформера и итранов, эта, как он её назвал, девочка уже высадилась и находится неподалеку. Притом, ни единый представитель флоры и фауны Нордока вреда ей пока причинить не пытался. Наоборот, встречавшиеся случайно животные, даже наиболее агрессивные и непредсказуемые, вели себя с нею, будто с наилучшим другом. Пришелица намеревается открыто посетить Золок и лично познакомиться с его обитателями, а также обратиться с разъяснениями и предложением ко всем оборотням при публичной встрече. Самого Ноэла, помимо наемников-подчиненных сопровождает некий Носферату.... Тут у слушателей головы окончательно кругом пошли! Озвученное имя блуждало на слуху последние десять лет. И вызывало толков не меньше, чем рассказы о самих трансформерах. Носферату являлся отторгнутым племенем наследником самого могучего военного клана. Он был полукровкой. Его отца никто не знал. А мать, любимая дочь верховного жреца и законная продолжательница рода, погибла вскоре после родов, так и не оправившись от нанесенной ей насилием травмы и, очевидно, стыда за свое падение. Неугодного внука родня, невзирая на то, что мальчик имел все права претендовать на звание наследника и будущего главы нации, поспешно отправила с глаз долой, определив на обучение в закрытую военную школу для сирот. А после и вовсе отреклась, не желая иметь с ним ничего общего. Ребенок вырос и преуспел в военном мастерстве, а еще в силе и выносливости, равным которым невозможно было выискать. Смиренно вынося предвзятое к себе отношение, молодой воин прилежно исполнял, что велели, и успел прославиться на пограничьи как отличный боец и умелый, одаренный разведчик. Но потом случилась эпохальная схватка с пришельцами. Носферату был взят в плен (а злые языки говаривали с усмешкой - не иначе, мол, сдался намеренно), и, неожиданно, сразу перешел на сторону врага, сделавшись телохранителем и любимчиком рагезтянского главаря - императора. Разумеется, его тут же предали анафеме и навсегда вычеркнули из родовых летописей, но обсуждать и догадки строить не переставали. Через тех же наемников иногда доходили сведения. К ним прислушивались, затаивши дыхание, а за внешней завесой неприятия и презрения не переставали удивляться - насколько высоко сумел взлететь по лестнице влияния и власти их бывший отщепенец и изгой. Его уважает сам Вождь Высших, и благоволит, и осыпает милостями. А Носферату, при всем том, не захотел позабыть родню, как бы та к нему не относилась. Вместо этого, он уговорил хозяина, в скором после принятия официальной присяги времени, чтобы пленным оборотням-мужчинам предоставили выбор - жизнь и свобода в обмен на службу наемниками под рагезтянским началом. И, удивительное дело, император его доводам внял. Возможно, сам давно хотел того же, возможно - по иным мотивам. Но договор набрал силу, и сотни согласившихся обрели жизнь. И какую жизнь! По сравнению с ограниченным существованием на Нордоке, это мечта оказалась. Волшебная, непредсказуемая, захватывающая и влюбляющая. Сначала вызвавшимся пришлось, конечно, пройти изнуряющее трудоемкое обучение, в котором, кстати, оборотни, практически незнакомые доселе с чудесами современных технологий, показали наилучшие из возможных результаты. Но затем!.. Перед ними открылся и распахнул двери космос. И они вошли в него с предвкушениями и надеждами первоиспытателей. И покорили, и стали полноценными его обитателями. И эту дверь открыл им Носферату. И вот теперь - половина населения Нордока оплевывает его и глумится, как над предателем и приспешником вражьим. А другая часть, познавшая с его помощью вселенские просторы, готова боготворить. И уж, во всяком случае, от постыдных комментариев воздерживается.

  За истекшие годы Носферату ни разу не появился в пределах родного мира, о чем активно судачили ярые противники, подтверждая этим фактом нелицеприятный его статус ренегата. И предрекали, что он не осмелиться ступить на брошенную малодушно когда-то землю. А он взял и прилетел. И не как отступник и перебежчик, прячась за спиною охраны и озираясь на возможную опасность. Нет, держась свободно и достойно, будто и не было долгих лет отсутствия. И повстречавшиеся с ним соглашались потом единогласно - он стал мужчиной редкой красоты, на зависть и в укор всем прошлым своим гонителям.

  Немало пересудов вызвала и прибывшая с Ноэлом девушка. Недовольным, сквозь зубы, доводилось признавать - красавица с большой буквы, и умом явно не обделена. Замкнута, правда, с окружающими сближаться и дружбу заводить не спешит. А еще не стремится понравиться многочисленной Ноэла родне. Держится вежливо, но не более. И в обиду себя не дает. Некоторым особам женского рода, вздумавшим её на крепость проверять да подшучивать, досталось крепко и метко. На словах, конечно. Но, ведь, сами знаете - иногда слова стегают почище плети. А у немногословной скромницы Даны язычок оказался поострее бритвы. Ноэл же, на все на нее жалобы, только посмеялся и порекомендовал кумушкам оставить его невесту в покое, а иначе - в последствиях пусть себя виноватят. И от Даны отстали, но при всяком удобном случае не забывали продемонстрировать наглядно неодобрение и отчуждение. Поэтому, она или находилась при женихе, или запиралась наглухо в отведенной горнице, чувствуя себя далеко не наилучшим образом. В сущности, Дана поняла, что не приживется, едва взглянув на образ жизни Тфинате. День-два приглядывалась, чтобы голословной не быть. А потом спокойно заявила Ноэлу: насовсем она тут не останется. И выбор у него невелик. Или отношения разорвать, или приготовиться к тому, что жена ему досталась "походная". Ноэл молча выслушал, чмокнул в щеку и спокойно предложил вариант номер три - после церемонии бракосочетания и завершения остальных дел, связанных с Нордоком, отправиться с ним обживать выделенную рагезтами планету. Будет очень трудно, но зато они построят тот мир и ту жизнь, какую сами захотят. Дана, вопреки опасениям, расцвела и немедленно согласилась. А оборотень еще раз удостоверился - эта хрупкая внешне девочка именно та, о которой он столько мечтал. И пускай впереди у них многие годы скитаний, неустроенности, борьбы, пускай их жизнь будет сложна и сурова, но они, действительно, идут по одной тропе, видят одними глазами и ощущают друг друга сердцем. Они - едины, и так будет всегда!..

  Такие делишки, друзья мои. Но мы с вами оставим их, до поры. Как оставим Нордок. И всех его населяющих. И перенесемся на Левион. В старинную резиденцию рагезтянских вождей. Потому что, происходящее там, заслуживает внимание не меньше переполоха у Тфинате. А, возможно, и поболее. К сожалению.

  

   * * *

  Спираль ступеней. Каменные вехи судьбы. И путь наверх сегодня бесконечно длинен. Невидимые колокольца роняют музыку ветра. Считают мгновенья. И отбирают их - навсегда. Ничто не нарушается. Пока. Но - будет, будет. Это неизбежно. Невыносимо горько, будто утрата уже состоялась. Его решение определено. Итоги не за горами. Он опутал её сетями и привязал. Для того чтобы нынче - отречься. Не от собственности. От своего перед нею долга. Ведь, она что? Рабыня. И права её.... Да есть ли они вообще?! А он - тот, кто держит в руках закон и порядок. Умы, и души. И не намерен терять. Терять, что имеет, променяв на какую-то там любовь. Призрак, который нельзя прощупать. Невозможно вымерять или просчитать. Она не дает дополнительных привилегий, скорее - отнимает без жалости. Правда, дарит взамен безмерное, ни на что не похожее счастье! И, если он откажется, то, возможно, никогда больше не познает уже этого странного, сладостного, не сравнимого ни с чем волшебства!.. И все же - рисковать и оставлять все, как есть, не будет. В его положении это легкомысленно до неприличия. На половине весов - он сам, Алира и их чувства. А на второй чаше - все, к чему его готовили с рождения. К чему он шел, чего желал и жаждал, добивался. К чему шагал по головам и трупам, бросая себе под ноги мира. Его мощь, его живая вода, суть и вдохновение всей его сознательности!.. Но Алира!.. А что, Алира? Переплачет и смирится. Куда ей деваться-то, скажите на милость?

  Итак, его воспитанница зависима и бесправна. И потерять с ним связь для нее страшнее самой лютой смерти. А значит, она будет стремиться к примирению и сохранению отношений. Любой ценой, любыми уступками. Конечно, это не делает ситуацию менее болезненной. Но оставляет надежду - все утрясется. Со временем. Понемногу. Сейчас основное - заручиться поддержкой оракула. Найти доводы. Убедить. Доказать насущную необходимость!..

  Прикосновение. Шуршание лепестков. Дуновение тепла и защиты. И сразу громовое звучание над головою. Гневное. Возмущенное.

  - Ты хорошо подумал?!

  От неожиданности, рагезт замирает. Переведя дыхание, собирается с мыслями. Но его останавливают вновь:

  - Отступничество! Разрушение освящённого союза! Ты отдаешь себе отчет, что могут повлечь за собою эти малодушные шаги?!

  Опустив голову, Краасс произносит шепотом:

  - Великий Оракул, возможно, я был неблагоразумен изначально. И теперь расплачиваюсь. Это была прекрасная иллюзия. Наверное, самая прекрасная в моей жизни. Но реальность её разрушает.

  - Ты сам разрушаешь её, глупец! - грохочет в воздухе разрывом. - Не зная, от чего отказываешься, и на что пытаешься променять! Но ты из тех упрямцев, научить которых может лишь свершившееся действо. А потому, я намерен дать тебе по этой дороге пройти. И вот тебе, вождь Высших, мой ответ. Если убедишь наложницу согласиться добровольно, и она при том не захочет держать на тебя зла, вы обретете свободу, обоюдную. И избежите наказания. Непосредственно от меня. Но знай, что в момент, когда связь клятвы уничтожится, ты окажешься перед Алирою уязвим настолько же, сколь и все остальные. Ты больше не сможешь её контролировать. В той мере, в какой привык!..

  - Но она останется моею? - Перебивает он беспомощно, с надеждой.

  - Кто знает, сын Правящих? - звучит насмешкою потусторонний голос. - Кто знает? Одно кажущееся несущественным предательство способно положить начало бесконечной череде падений и бед. Или же - порасти быльем. Рулетка. Я ничего тебе больше не скажу. Действуй. И знай. В случае неудачи - вини одного себя!

  Холодный ветер ударил в лицо пощечиной. Прикрывая голову, трансформер спешно покинул древний храм. Едва он выбрался на внешнюю платформу, лепестки с хрустом соединились, образовав глухой частокол. Оглядываясь, Краасс принялся торопливо спускаться. Не оставляло ощущение, что его попросту выбросили вон - пинком под зад. Ну, что же - видать заслуженно!.. Он постарается обставить свои объяснения так, чтобы его девочке было не слишком больно. И тогда она переживет. И простит. Она должна! Он верит в это!..

  За миллионы парсеков отсюда, посреди тянущейся бесконечностью ночи, Алира проснулась внезапно, от резкой боли в руке. Запястье дергало. Саднило. Жгло. Морщась и шепотом вскрикивая, она приподнялась, села. Оттянула повыше рукав. Глаза наполнились слезами, а с губ сорвался испуганный стон. Татуировка воспалилась и выступила над поверхностью кожи, будто впаянный в нее поверху, пузырящийся металл. Испещренная раздувшимися сосудиками поверхность пульсировала и была обжигающе горячей, а прокатывающаяся волнами резь отдавалась даже в подошвах стоп. Не двигаясь и задержав дыхание, Аля внимательно осматривала руку. Потом обреченно сдвинула рукав на место и, зажмурившись, повалилась в подушку лицом.

  Что же он делает, господи?!.. В чем она опять провинилась?!!

  

   * * *

  Этот день случился ветреным, как никогда. И погода менялась с поистине сумасшедшей скоростью. То набегали густые лиловые тучи, грозясь пролиться реками дождя. И дождь этот и впрямь выпадал, но ровно, чтобы прибить дорожную пыль россыпями редких мокрых пятен. А после - очередной налетевший шквал немилосердно разгонял ватный покров сумрака, отшвыривая его далеко к границам горизонта. И тогда снова ярко играли солнечные лучи, и поглядевшему в окошко из затишья комнаты представлялось, будто снаружи благодать и теплынь, чего не было и в помине.

  Жители Золока, впрочем, на капризы погоды внимания особого не обращали. Так, ворчали, привычно и между прочим, не отвлекаясь от повседневных своих дел и поплотнее кутаясь в рабочие теплые одежки. Гораздо большее внимание разгулявшейся стихии привлекала готовящаяся свадьба. Церемония должна была состояться вечером, на центральной площади городка, поэтому здесь с рассвета уже собралось немалое количество добровольцев, устанавливающих опоры для будущих пиршественных шатров и щедро украшавших прилегающие ограды и стены гирляндами из хвои и связок остролиста.

  Центральная площадь имела вид растянутого правильного овала, одним своим концом выходящего на широкую подъездную дорогу, не дорогу даже, а проспект. А другим упиравшегося в серо-голубое полукольцо Дома Старейшин, где как раз длилось очередное и предельно напряженное заседание предводителей всех поголовно местных общин. Почтенные держатели власти никак не могли уговориться, что же именно им предпринять в ответ на удивительно самоуверенное заявление до сих пор остававшейся за пределами видимости ставленницы трансформеров. Совет созвали спешно еще вчера пополудни, когда представительница интервентов объявила о себе, наконец, официально и таким необычным способом, что половину поселенцев - в основном стариков и женщин - шокировала до полусмерти. Но зато вторую - мужскую и молодежную - умудрилась так же сильно собою заинтересовать.

  Вчера поутру, внезапно усилившийся ветер, принес первую череду туч. В раз почерневшее небо принялись полосовать беззвучные молниевые прострелы. А потом, в самой середке их, образовался дождевой смерч. Крутящаяся в подоблачной вышине воронка в считанные минуты обратилась свинцовым водяным шаром. Дождевые плети, не достигая земли, изгибались в воздухе под острыми углами, и уходили в него, вливаясь. Бешено вращаясь, шар стремительно увеличивался в размерах и сверкал, будто гигантский дымчатый бриллиант. Вот он достиг, насколько представлялось ошеломленным и растерянным наблюдателям, величины небольшого садового домика. Вращение замедлилось, прекратилось. Новые ураганные порывы разогнали нависшие облака. В пропитанной влагой голубизне, зависла идеальной формы радужная сфера. Качнувшись, она плавно скользнула ниже и медленно поплыла, приближаясь к кровлям. Из недр её переливами хрусталя зазвенел девичий голосок. Негромкий, вроде бы, и нежный до беззащитности, он с легкостью достигал слуха каждого, находящегося в городской черте. Не понимая, что творится, горожане в панике трясли головами, зажимали уши, хлопали себя и щипали, отчаянно пытаясь приглушить неведомо откуда взявшиеся звуки. Первым ощущением всякого была мысль, что он, вероятно, сходит с ума. Но затем выяснялось - остальные тоже это слышат. Повторяющаяся музыкальным напевом фраза была выразительно краткой и становилась все настойчивее и громче:

  - Я пришла с предложением дружбы и клянусь не причинять вам зла. Обратитесь лицом и просто меня послушайте. Я приветствую вас. Я - друг Нордока и миротворец!.. Я пришла с предложением дружбы....

  Убедившись, что самостоятельно избавиться от докучливых галлюцинаций не удается, жители Золока, поодиночке и группками, выходили, сбивались в толпы на улицах и во дворах. Глядели ввысь, тыча пальцами. Совещались, спорили. Путешествующая над городом сфера чудесным образом свободно просматривалась из всех закоулков и окраин. За время своего показательного променада она еще подросла и растеряла четкость очертаний. Огромнейший перламутровый пузырь, контуры которого перетекали в окружающее небо, вдруг окончательно деформировался и размылся, превратившись в туманное полотно экрана. На какой-то промежуток в округе воцарилась тишь. Вещающий с неба голос умолк. Гул ветра сменился полным штилем. Пичуги, и те не чирикали. А топчущиеся понизу зеваки дружно притихли, удивляясь и ожидая.

  Прошла, быть может, минута. Возвратившийся холодом ветер всколыхнул заскрипевшие ветви. Загалдели нестройно и весело объявившиеся снова птицы. А полотнище экрана уплотнилось и ожило, осветившись изнутри, словно включенный дистанционно монитор.

  - Жители Золока! - Возвестил игриво хрустальный голосок. - За внимание - спасибоньки. Премного благодарна! И, для начала, уведомляю, что аналогичная этой связь установлена мной со всеми без исключения поселениями Нордока. Прошу у вас прощения за то, что сей момент показываться не буду. Очень скоро меня можно будет без проблем вживую рассмотреть. И потрогать тоже, если невтерпеж. Не позднее завтрашнего вечера, смею верить. А теперь разрешите отнять немножко вашего драгоценного времени и продемонстрировать: что такое мой мир, и какие возможности он вам сулит!..

  В дуновения ветра вплелась негромкая мечтательная мелодия. Экран заполнила поверхность отдаляющейся планеты. Сопровождаемые певучим голоском за кадром, ненавязчиво разъясняющим детали, наблюдатели будто уносились от нее по вертикали. Сквозь атмосферные поля, прямиком в межзвездную тьму, за пределы орбиты, навстречу вечной черноте. Взрослые и дети одинаково ахали и вскрикивали, впиваясь глазами. Верили и не верили, пугались и восторгались. Они не были, конечно, совершенными неучами. От скитающихся по галактикам наемников информация приходила регулярно. Но одно дело - истории и сплетни, приукрашенные и дополненные вымыслом за время продвижения по цепочке известий. И совсем другое - предъявленный воочию факт!

  Путешествуя по трансформерским просторам и весям, девочка намеренно не показывала их население оборотням. Иногда, только, издали и на самых общих планах, основное внимание отдавая обзору масштабному. Города, исследовательские и военные базы, внешние и внутренние космодромы, стоянки-станции, планеты-курорты, заповедники и промышленные разработки. А на закусь придержала окраинные участки, предназначенные в собственность будущим рекрутам. Вот на них уже Аля задержалась основательно, вбивая корректно в умы слушателей соответствующие "рекламные посулы", и следя одновременно за достоверностью и непредвзятостью обещанного. Тфинате по характеру педанты отменные. На хрустящую корочку и пустышки красочные не покупаются. Сведения от лиц посторонних взвешивают, будто в аптеке. Эх, предчувствует её душенька - кровушки-то с нее попьется! Старики перемен чураются до истерии, а молодежь, невзирая на мечты и надежды, с детства выучена подчиняться их железному авторитету.

  В общем, где-то через часик с мелочью, под взбудораженную перекличку толпы, необычная презентация окончилась. Вежливо пожелав собравшимся хорошего дня и выразив надежду на будущее взаимовыгодное сотрудничество, голосок с горизонта пропал. В отличие от экрана. Тот остался цел и невредим, будто припаянный к затянувшемуся облаками небосводу и продолжал демонстрировать инопланетные пейзажи, иногда прерывая это познавательное занятие краткими экскурсами по другим поселениям Тфинате.

  Слащавая картинка, не так ли? Слишком мило, гладко и сахарно? Сейчас разбавим. Вы не думайте, пожалуйста, что народ глядел постоянно в сине небушко, раскрыв потрясенно рот, и складывал ручки, умиляясь. Злополучный экран за это время непродолжительное успел познакомиться с массой полезных в быту предметов и вещиц. Причем, швырялись недовольные весьма и весьма прицельно. И с таким размахом богатырским, что многое из подвернувшегося под руку до полотнища радужного долетало. И... тонуло в нем. С концами. Чем еще сильнее раззадоривало толпу. Больше остальных старались, что интересно, женщины и подростки. Хотя, наверное, у стариков силенок просто не набиралось - до цели достать. С удобством расположившись на мягком покрывале травы - со своей стороны - Аля задумчиво провожала глазами шлепающиеся из её небесного прямоугольника экспонаты и лениво подсчитывала улов. На средненький такой музей местного народного хозяйства раритетов уже набежало. Даже если отмести экземпляры для оного бесполезные - по типу камней и палок, а также повторяющиеся, почти одинаковые кастрюльки, кувшинчики и горшки...

  - Прибарахляемся по случаю? - явившийся из возникшей напротив кабины лифта Морфей красиво отфутболил обратно в кучу отрекошетившую в него сковородину. Потрусил пышным хвостом. Подошел, уселся рядышком.

  - Что с рукою, Алира? Ты поранилась?

  Улыбающиеся ему губы на мгновение искривила болезненная гримаса. Но только на мгновение. И вот она опять - само спокойствие и беззаботность.

  - Да ерунда, не заостряйся. Денек - второй, и буду как новая копеечка.

  - Уверена?

  - Железно! - Она дернула плечом, будто сбрасывая докучливую ношу. Поправила повязку. Встретившись с ним глазами, вспыхнула оживлением.

  - Ого, да ты раскопал что-то?! А чего молчишь, шифруешься?! Тоже мне - конспиратор! - В последних словах прозвучала обида. Морфей натянуто ухмыльнулся. Тыкнул подбородком девочке в макушку. На полушепоте пробормотал:

  - Ничего у меня конкретного, детеныш. Одни догадки. Догадки да предчувствия. Но к делу их не подошьешь....

  - Какие?! - Загоревшаяся Аля отставать не собиралась. Морфей фыркнул, прядая ушами, неохотно выговорил, с сомнением:

  - Мне кажется постоянно, будто здесь, недалеко совсем, присутствует кто-то из нашего племени. Ерунда какая-то! Тут не может быть итранов. По определению. Даже останков, от былых битв. Мы всех забирали с собой. И живых, и мертвых. Поименно!..

  - А пленников Тфинате?

  - Я же сказал! - Рыкнул он свирепо. - Отец тогда всю округу в щепки разнес! - Нет, у нас никто не утерялся. Исключено, ручаюсь головой!

  - И все-таки, ты сомневаешься. - Аля водила пальцем по губе, размышляя. Поднялась, отошла в сторонку, разглядывая горизонт. - Сущий рай, верно?

  - Ну, да, - Хмыкнул единорог. - Когда в пекло не превращается!

  - Это от нас зависит, Морфей, - перебила девочка холодновато. - От нас... и хозяев наших. Верно? - Обернулась. Поймала его взгляд. Сузила глаза упрямо. - Прости, но я намерена называть вещи своими именами. Не приукрашивая. Как бы они вас не нарекали, вы им служите. Это не равноправие. И вы не соратники. Вы - слуги.

  Итран хмуро глянул, переступая. Тряхнул гривой. Зрачки осветились приплясывающими кровяными звездочками.

  - Но с тобою-то мы друзья... Я надеюсь?.. Что происходит, Алира? Что с тобой, маленькая?

  Он произнес это с такою подкупающей нежностью. Девочка поспешно прикусила губу, моргнула, подавляя подступающие слезы. Подбежав, обвила руками, прижалась. Чмокнув благодарно бархатную щеку, пахнущую цветочным сеном, попросила, не отрывая губ:

  - Не обижайся, ладно?

  - А рука? - Нажал он с подозрением.

  - Рука... - Аля примяла повязку. - Это не рана, честно. Моей жизни ничто не угрожает.

  - А чему угрожает? - Тут же отозвался единорог.

  - Не знаю. И не хочу знать, Морфей! Не вмешивайся сюда, пожалуйста. Это мое дело,

  - Твое и Краасса, сказать хочешь?

  - Ну вот, сам все прекрасно определил. И не будем об этом больше. Пожалуйста.

  - Алира, я только прошу не молчать, если помощь понадобиться. Слышишь?!

  - Конечно. - И опять эта нарисованная воском маска. Узенькие пальчики ласково перебирают гриву. А глаза безжизненны, будто подернувшаяся льдом влага.

  Он вздохнул, отряхнулся, боднул её - шаловливо, любовно.

  - И огонь, и вода. Пополам навсегда. Не сбрасывай этого со счетов. Ребенок.

  Аля снова спряталась лицом в шелковистые, струящиеся пряди. Крепко, благодарно обняла.

   * * *

  Она осторожно шевелится, освобождаясь из тесных объятий мужских мускулистых рук. Застенчиво, восхищенно, обводит пальцами скульптурный изгиб локтя. Касается воздушным поцелуем гладкой кожи. Вдыхает горьковатый терпкий аромат.... Обожди. Погоди, Алира. Не спеши выныривать из иллюзий!.. Такое же великолепное тело. Такое же совершенное.... До обмирания и муки. Не он. Ну почему, черт меня раздери?! Ну, за какие такие прегрешения?!!..

  Синие глаза печально заглядывают в душу. Предугадывающе, безнадежно кротко. И её снова пережимает изнутри. И заполняет бурлящей лавою боли. От раздвоения и разброда. Ведь оправдания ждать неоткуда. А испрашивать она не посмеет!.. Но Зэер. Её Зэер!.. Он то, в чем виноват?!.. Нельзя его втягивать. Нельзя губить и заражать проклятием. Ни в коем случае. Ни за что!..

  - Я знаю все, девочка. - Он произносит это спокойно и смиренно.

   Аля охает, хватается ладонями за лицо. Зэер, настойчиво, терпеливо, будто несмышленыша глупого, обнимает. Через сопротивление, истерику и водопады покаянных слез. И шепчет теплые невинные слова. Убеждая, уговаривая, утешая....

  - Не кори себя, Алира. Не истязай. Я не покушусь на большее. И не обижу - ни тебя, ни его. Хоть он и не достоин твоей верности. - Усмехается тоскливо. Вытирает пальцами мокрые дорожки. Трогает краешками губ кончик зареванного носа. Прислоняет к себе ласково, качая.

  - Вспомни, малышка. Вспомни, сестренка моя золотая. Что я говорил тебе... раньше... всегда! Я буду с тобою на всех дорогах. Я поддержу любое твое начинание. И я стану защищать тебя до последнего глотка воздуха. Потому, что ты... мой свет. Моя жизнь. Мое отдохновение и смысл. Не смей обвинять себя в том, в чем не виновата!

  - Нет! Нет! Нет! - Твердит она горестно, упрямо. - Я не должна была этого допускать. Я сознавала, что не смогу остановиться. Но мне так нужно было участие и ласка. И я тебя использовала. Господи, какая же я сволочь!!!

  - Замолчи! - обрывает её рагезт выкриком. Отворачивается, закрывшись ладонями. Продолжает с яростным накалом:

  - Прекрати эти глупости, не то, слово чести, я надаю тебе оплеух! Я не мальчик, и соображаю, что делаю. Я соглашался с открытыми глазами. Добровольно, при здравом уме! Ты ничем мне не обязана. Это я тебя должен благодарить. Я с тобою ожил, Алира!.. Девочка моя, мое ты счастье. Ты не понимаешь, глупая, что я со светом всем готов тебя делить!.. Лишь бы видеть ... слышать... прикасаться. Лишь бы нужным себя ощущать!..

  - Ты говоришь моими словами. - Пробормотала она упавшим голосом. Рагезт горько рассмеялся.

  - Но - в отношении Краасса, верно? Цепочка не имеет завершенья. Какая насмешка! И мы все её заложники. Пожизненные, очевидно.

  - И что же нам делать, Зэер?!

  - Жить малыш. Идти вперед и по возможности не оглядываться.... И уповать на лучшее. И совершать, что должно. Кривая куда-то, да выведет. На все, моя хорошая, воля Разума!

  Она запрокинула к нему лицо, улыбаясь сквозь сползающие крупные слезинки. Задержала дыхание, колеблясь. Потом придвинулась - решительно и быстро. Обвила за талию, прижалась. Зэер вздрогнул, сорвался на тихий стон. Огненные стрелы каскадами пронизывали тело, разбегаясь, оплетая, затягивая.... Удовольствие на грани сумасшествия! Торнадо, разносящее в клочки плоть, выжигающее душу каленым железом!. Умереть бы вот так. В её объятиях. Утопая! Блаженствуя! Забываясь!

  "Еще мгновение!.. Немножечко. Малость самую.... Не отпускай, прошу тебя, умоляю!.. Мой ангел желанный! Запретный кусочек рая!.. Алира. А-ли-ра!.. Какое же это счастье, что ты у меня есть!!!"

  

   * * *

  - Да что с тобою? В самом деле, Раэн?!.. В конце концов, это уже, даже, не смешно!

  Опершись спиною о стену, девушка, как затравленный зверек, перебегала дикими глазами с пышущего праведным гневом отца на безмолвствующую фигуру поодаль, и обратно. Личико её все больше бледнело, наливаясь неестественной синевой. Пальчики быстро-быстро комкали поясок охотничьего платья.

  - Нашей семье, в твоем лице, оказана высочайшая честь! Ты позоришь меня своим поведением. Я к тебе обращаюсь! Отвечай немедленно!

  Синева схлынула со щек девушки, и теперь на них медленно разгорался пожар. Вздохнув несколько раз и утерев кулачком губы, она снова обратила взгляд на иронично созерцающую её, окаменевшую бесстрастием маску. Полностью игнорируя повторяющиеся окрики и смущенные извинения отца, спросила безликим, громким шепотом:

  - Боги Космоса!.. А она как же?.. Что с нею будет, она же любит вас?!

  - Да как ты смеешь?!- Немедленно взорвался отец. Краасс же лишь усмехнулся кривовато уголками губ. Обвел её глазами с головы до ног. Проговорил спокойно:

  - При всем моем уважении, Алвер, я подозреваю, что леди Раэн требуется время. На обдумывание. Ну, и принятие решения, конечно. Не нужно сверх меры торопить события. Я согласен обождать, сколько потребуется. В пределах разумного и рационального.

  - Ваше величество! Сир! Не извольте беспокоиться! Это же ясно, что она рада и счастлива. Такая небывалая милость!.. У девчонки шок. Переволновалась, знаете ли. Но назавтра же она будет в норме. Обещаю. Гарантирую!

  Краасс скептически хмыкнул. Повернувшись к Раэн, отвесил короткий, выразительный поклон. Прошил опять придирчиво глазами. Холодно, тонко улыбнулся.

  - Мое вам искреннее почтение, миледи, - вымолвил бархатисто, нараспев. - И я буду смиренно ожидать вашего окончательного решения. Как годится и принято - при уполномоченных свидетелях. И пускай вас не беспокоят несущественные и не относящиеся к делу мелочи. Вас они не затронут. Даю слово.

  Пристукнул церемонно каблуками. Изобразил почтительный реверанс. Кивнув на прощанье глядящему на него жадно Алверу, двинулся на выход.

  Раэн смотрела во все глаза. Потом, вдруг, сорвалась с места и припустила следом, увернувшись от попытавшейся удержать её отцовской руки. Выбежав в коридор, окликнула, тоненько, испуганно:

  - Господин Император. Господин!..

  Не оборачиваясь, он замедлил шаг. Остановился. Неохотно, тяжело повернул голову. Поглядел устало, без малейшей заинтересованности.

  Догнав его, Раэн натолкнулась на это ледяное выражение, словно на ограду чугунную. Сникла. Замялась, растеряв слова и не зная, с чего ей начать.

  - Я вас внимательно слушаю, леди. - На удивление, прозвучало это вполне доброжелательно. Участливо, даже. И девушка отважилась. Обойдя по кругу, загородила собою путь. И заговорила торопливо, чтоб не изменило мужество:

  - Господин, я действительно обескуражена вашим предложением, ибо абсолютно не понимаю его причин. Мы никогда не общались, я не вхожу в число вашего окружения. Я и видела-то вас вживую считанные разы и исключительно издалека. Вы же ничего обо мне не знаете! А что, если я вам не подойду? Если не справлюсь с ответственностью?!

  - Справишься. - Перебил он спокойно. - И ты не права, Раэн. - Я о тебе знаю. Знаю больше, чем ты себе представляешь, и ровно столько, сколько мне требуется. И я осведомлен о твоей лояльности в отношении моей постоянной наложницы. Вы умудрились найти общий язык и очень неплохо ладите.... Надеюсь, - уставился на нее, как кирпич уронил, - смею надеяться, что отношения ваши таковыми и останутся. После всех этих официальных церемоний. Меня бы это порадовало, миледи. И, разумеется, весьма благоприятно отразилось бы на вас. Да и на всей вашей семье, бесспорно.

  - Но вы же меня не любите! - Простонала она убито, заламывая руки в отчаянии. - Я вам даже не нравлюсь ни капельки!.. Зачем же вы это делаете?!! Зачем ломаете жизнь - и мою, и Алиры?!.. Она ж с ума сойдет, когда узнает! Она меня возненавидит, до конца дней моих! А я... я не хочу враждовать с ней, не хочу становиться причиной ее терзаний! И я хочу настоящую семью. С тем, кому буду нужна по-настоящему. А не только как удобное прикрытие!..

  Он выдохнул шумно. Почти рыком. Раэн споткнулась на полуслове. Сжалась, отступая медленно. Хищно вытянув шею, тронулся следом, словно приготовившийся к нападению коршун. И глаза его, лимонно-желтые, сощуренные, источали настоящий яд.

  - Маленькая миледи, - вымолвил сухо, с явным усилием, наклоняя низко лицо и, одновременно, смыкая пальцы на хрупких девичьих запястьях. Он сдавил их настолько сильно, что Раэн перекосило от боли. А закричать не дал лишь пережавший горло страх. - Пожалуйста, давайте не опускаться до нелепостей и придерживаться простых правил. Этикета. Если тебя что-то не устраивает. Или же ты намерена отказать. Передай это через своего родителя. Я пойму, приму, и настаивать, конечно же, не буду.

  - Но вам же известно, что я так поступить не могу! - Воскликнула она, рыдая. - Моя семья меня не простит! Они заявят, что я их опозорила. Они откажутся от меня!

  - Ну и как нам с вами быть прикажете? - Поинтересовался он с заметною насмешкой. - Видишь ли, Раэн, меня все устраивает. Притом, что я, в отличие от многих, необдуманных решений не принимаю. И причин отказываться не нахожу. Как это ни странно для тебя, но ты подходишь мне. По всем статьям. Согласно подробностям генетических данных, у нас все шансы произвести на свет здоровое, крепкое потомство. Я нуждаюсь в наследниках. А тебе этот брак подарит высоту и возможности, о каких ты и помыслить бы не мечтала. По-моему, уговор получается вполне справедливый. Все должны быть довольны. Никто не обделен.

  Такого откровенного цинизма Раэн стерпеть уже не могла. Маленькие кулачки сжались так, что костяшки побелели. Презрительно глядя прямо в немигающие насмешливые глаза, она раздельно и взвешенно произнесла:

  - Великий Разум покарает вас за это злодеяние. Нарий Эрвинг... Влас-ти-тель! - звенящие тона окрасились издевкой. - Вы, мужчины, незаслуженно и несправедливо возомнившие себя центром Вселенной, привыкли распоряжаться нами, будто немыми безответными куклами. Но так будет не всегда, понятно?!.. И за меня, которую вы вынуждаете отдаться силой и сгубить себе жизнь, не имея ни капли жалости! И за эту несчастную, всем сердцем преданную вам девушку!.. Настанет день, и вы ответите! Вы ответите сполна, я клянусь!!..

  Краасс слушал её, кипя злостью и удивлением одновременно. Но на последних словах, вдруг, оттолкнул от себя и расхохотался:

  - Ох, так у тебя коготки прорезаются, да? У милейшей глупышечки Раэн, оказывается, имеется характер?!.. Тем интереснее будет тебя приручать. И приучать. О, да, это может оказаться занятным. - Качнувшись вперед, снова поймал её руку. Подтащил грубо. Прошипел в синюшное от страха личико: - С нетерпением ожидаю прелестей нашей первой законной близости. Я люблю... нет! Обожаю! Укрощать таких вот строптивиц, свеженьких и аппетитных. У меня к этому особый... дар. Ненаглядная моя будущая госпожа! - Невзирая на отчаянное сопротивление, привлек её, мазнул по губам фамильярно поцелуем. Выпустил с колким пренебрежительным смешком. Пошел прочь, что-то весело насвистывая.

  Раэн в изнеможении привалилась к поручню, безнадежно жалобно всхлипывая. Пропало! Она обречена. А впереди не только безрадостное и унизительное существование купленной задешево марионетки. Как будто одного этого не было бы довольно! Нет, - впереди еще и ненависть. Испепеляющая! Безграничная! И исходить она будет от той единственной, кем Раэн уже многие месяцы чистосердечно и открыто восторгается. И кого так хотела бы видеть, если и не наперсницей, то хотя бы хорошей и доброй подругой.... Алира её не простит. Никогда. Ей подписали пожизненное. И помилования уже не случится!

  

   * * *

  - Два-три глубоких вдоха. И медленно выдыхай.

  - Настолько заметно?!

  - Прям строка бегущая поперек мордашки.

  Дана, не удержавшись, прыснула, представив себе эту картинку. И тут же сорвалась испуганно, на звук отворяющейся двери. Алира, напротив, и головы не повернула.

  - Заходи, не бойся, выходи не плачь. Что там у нас, Ноэл? Чем внешний обзор порадует?

  Оборотень помялся в пороге, кашлянул.

  - Не парься, наемник. - Повернувшееся все же личико отметилось ироничной полуулыбочкой. - Я свою работу чисто делаю. И свои тылы предпочитаю самостоятельно прикрывать.

  - Алира, ты пойми. Я не могу дать гарантий. Вряд ли кто из молодежи перепалку затеет. А вот старики - запросто....

  - То есть, - улыбка разъехалась в оскальчик, а черты незамедлительно окаменели, - если без присядок и выкручиваний, это просьбочка завуалированная - не портить свадебный пирог?

  - Ну... - он побагровел и потупился. - Я бы счел наилучшим вариантом официально представить тебя уже после церемонии обручения.

  - Нет. - Сказала, как отрезала. Не будет переигрываний. Не теряй времени. И не зли меня. - Голос прозвучал непривычно глухо, а почерневшие глаза осветились крохотными танцующими огоньками и до оторопи напомнили Дане другие, жестокие и насмешливые.

  - Ноэл, пожалуйста! - Дана поднялась, шагнула к разгневанному жениху, ловя его ладони в свои. Примирительно, просяще. Ноэл посмотрел на нее. Вздохнул. Кивнул согласно, подчиняясь. Прочистив горло, пробормотал:

  - Через пять минут начало. Услышите флейты - выходите. - Снова глянул на Дану. Сложил губы в неуверенную улыбку. Пожал её ладошки. Отпустил. Дверь закрылась. Аля встала, оправила длинное платье. Преспокойно протянула воспитаннице затянутую в шелк перчатки узкую ладонь.

  - Итак, невеста Дана. Сейчас нам сыграют выход. От тебя мне нужно немного. Хладнокровие... и уверенность. Ни о чем не беспокойся. Никто не пострадает. Ничего не будет сорвано. Это же... - отметила нажимом - мое слово!.. Чу. А вот и они.

  В воздухе заколебались серебристые, нежные рулады. Это начала свою исповедь неторопливая ласковая флейта. Алира прислушалась, прижмурилась от удовольствия.

  - О, какая музыка. Просто свирели богов. Обожаю. Молодчинка Ноэл, - состроила хитроватую гримаску. - Пошли?

  

   * * *

  Ноэл мирно посапывал рядышком, спрятав руки под головой и изредка тревожно вздыхая. Напряжение и страхи благополучно отошли в прошлое, совместно с отправившимся туда же тяжелым днем. Отделавшись от армии поздравителей и выслушав бессчетное количество откровенных постельных шуточек, они с Даной всего час назад сумели-таки, запереть перед носом зевак двойные двери опочивальни. А, следовательно, могли, наконец, расслабиться и отдохнуть. Ноэл такой замечательной возможностью воспользовался с неподдельною охотой. Расцеловал новоиспеченную супругу и немедленно провалился в истинно богатырский сон. Чему эта самая супруга оказалась исключительно счастлива. Ну не тянет её на утехи любовные после многочасовой нервотрепки. Одного хочется - ножки усталые вытянуть, да под ноющую спину подушек побольше напихать. В отличие от блаженствующего в нирване оборотня, Дану сон злостно игнорировал. Уж она и так старалась, и эдак. И местечко поудобнее искала, и с боку на бок повертывалась, и растягивалась во весь рост, и калачиком сворачивалась. А ни в одном глазу! В итоге смирилась и решила не извращаться. Не сегодня - завтра, а вообще - на том свете. Так отоспимся: за все годы да еще с запасом! Потому и психовать не станем. Лучше будем мирно размышлять. Тем более, обмозговать чего имеется, и над будущим покумекать тоже не лишнее.

  Окончательно помахав несговорчивому сну ручкой, Дана выстроила себе из подушек уютное гнездышко, заварила чай и, набрав на поднос побольше сладостей, разместила все это богатство на маленьком столике в изголовье. Вот и времечко пройдет, с пользой и в удовольствие. А потолстеть она не боится. С её нынешним энергообменом проблемка эта подпадает под категорию "утопические", слава тебе господи!..

  ...Флейта. Мелодия струится, обтекает. И саму её, и пологие ступени помоста. А она не помнит. Как очутилась здесь и как миновала площадь. Усыпанная цветами дорожка. Сухое тепло держащей под локоть руки. И стены, сплошные стены взглядов! Мужчины, женщины, дети. В их позах - потрясение, разбавленное жгучим интересом. И смотрят они вовсе не на Дану. Подаются, тянут головы, поднимаются на носки. А Алира не оборачивается. Не задерживает внимания дольше коротких секунд. Но, как будто привязывает, охватывая и забирая. Ободок зеленого платья невесомо шуршит по камню. Золотая кайма сандаликов рассыпает пятнышки света. Перевязанные лентой локоны вздрагивают. Забавляются, играя ветерком. Розовые губы улыбаются. Беззаботно, ласково и мило…. Ветерком? Постойте! Вот именно! Потому что бесящиеся порывы улеглись в тот самый миг, когда красивая, ухоженная ножка игриво и кокетливо ступила из полутемных сеней на залитый уходящим солнечным светом порог.

Так что ветра – почти не осталось. Зато пичуги местные – будто с цепи сорвались. Чирикают, щебечут, заливаются. Подлетают совсем близко. Трепещут, прядают крылышками над головами удивленно отмахивающихся зевак. Но Дана замечает их мельком. Да и по правде - внимания не обращает. Груз смущения и страха наваливается на плечи, жмет к земле, она цепляется глазами за дорожку и молча просит, чтобы обошлось.

Держащие локоть пальчики требовательно сжимаются. Превозмогая себя, Дана вскидывает лицо. Перед нею, по краю открытой террасы, выстроился ряд деревянных сидений. На них, укутанные в белое фигуры. Изрезанные морщинами, хищные лица. Холодные, давящие неприязнью и подозрением, глаза.

Знаком указав подруге, чтобы преклонила колени, Аля отпускает её и сама склоняется в приветственном па придворного реверанса. Но колен при этом не сгибает. С сидений долетает усиливающийся ропот. Мужчины рассержены такою вольностью и негодования не скрывают. Но черты Алиры, по-прежнему, безмятежны. Неприметным толчком подняв Дану на ноги, она вновь берет её под руку и почтительно обращается  к старейшинам на наречии тфинате:

- Мое уважение главам великого рода. Я явилась в ваш мир незваной. И нежеланною, знаю. Но, тем не менее, лелею надежду, что мы сможем понять друг друга. А, быть может, и стать друг другу полезными….

- Зря надеешься! – обрезает из ряда скрежещущий злобою голос. Самый древний старик, не удержавшись, поднимается на ноги. Размахивая палицей и задыхаясь, выкрикивает с ненавистью: - Я не знаю, кто ты! Как умудрилась проникнуть в наш мир! Кого подкупила, кого обманула, какою подлостью открыла врата!.. Но тебе здесь осталось недолго, совсем недолго! Лишь только Нордок распознает твою преступную сущность, гильотина падет!.. Твоя жизнь идет на минуты, слышишь?! Убирайся, ведьма! Убирайся немедля, пока можешь еще! Забудь сюда дорогу, и хозяевам своим закажи. Не будет отродья вашего на этой чистой земле! Никогда и ни за что не будет!!!

- Простите, господин. Но что, если Нордок не захочет умерщвлять меня? – Отзывается девочка ласково, а слова её, будто усиленные рупором, разносятся по всей округе. – Что, если ваш бессменный хранитель уже пообщался со мною? И он не желает причинять мне зло? Более того – он принял мою сторону?! – Возвысившись на последней фразе, голос окреп и завибрировал сталью. – Что вы тогда предпримете? Высокородные хранители законов?!

- А вот что, самозванка ты наглая! – срывается с места еще один старейшина, ближе к концу ряда. – Если медлит Нордок, мы и сами управу найдем! Не впервой от заразы пришлой избавляться!!!

Костлявые пальцы нырнули в складки плаща и явились наружу, зажавши сверкающий ртутью клинок. С яростным проклятием, без замаха, старик метнул оружие. Дана вздохнуть не успела. Секунды сгустились в желе. Затаив дыхание, она наблюдала летящий навстречу нож и мысленно прощалась с жизнью. А потом!.. Пикирующая тень метеором упала с неба. Жалобный тонкий крик смешался со стонами ужаса. В пыли у ног Али вздрагивала в конвульсиях умирающая большая птица. Охотничий сокол, что кружил в небе над хозяином, принял на себя его же смертельный удар.

Толпу всколыхнуло воплями. Старейшины повскакивали с мест. Хозяин погибшей птицы осел на скамью, схватившись за голову. И тут над площадью, в один момент и ниоткуда, разразилась жуткая гроза. Одна за другой, молнии били в центральную часть площади, словно в мишень настойчиво метили. Женщины и дети разбегались, падали ниц, закрывались руками и одежками. Дома трясло и качало. А светопреставление длилось. Пока, наконец, вслед за очередной вспышкой, с совершенно безоблачных высот не обвалился пепельный смерч. Клубящийся воздушный столб уперся нижним своим концом в то самое место, куда вонзались острия молний, тогда как верхний затерялся где-то в вышине. С грохотом и шипением вихрь мчался по кругу. И, вдруг, разорвавшись пылевыми клочьями, почти мгновенно рассеялся и исчез.

На скорчившихся в ожидании жителей обрушилась полная тишина. И в тишине этой явственно услышался методичный негромкий шелест. Будто бы – ткани по каменному настилу. Одна за другою тянулись кверху головы, да так и застывали – в трепете и обмирании. Неспешной прогулочной походкой через площадь к ступеням продвигался великан. Великан потому, что казался на голову выше любого из воинов тфинате, а у них недомерков и худосочных отродясь и вовек не водилось.

Полы распахнутого плаща метут концами землю. Позвякивает перевязь длинного выгнутого меча. Высокие военные сапоги, наколенники черного металла. Тонкая рубаха опоясана по талии кольчужною сеткою ремня. На боку, под ним, внушительных размеров нож, в шитых бисером ножнах. Голова покрыта капюшоном, а свешивающиеся на грудь, заплетенные в косы пряди – белые, словно только что выпавший снег.

Разглядев незнакомца в подробностях, многие ахали и отбегали подальше. Но он ни на кого внимания не обращал. Поравнявшись со стоящей неподвижно Алею, обменялся с ней взглядами, улыбнулся едва приметно. Перевел похолодевшие глаза на лежащую распластанную птицу.

- Я сама! – Категорично, но и просительно одновременно, предварила девочка несостоявшийся вопрос. Нагнувшись, подняла сокола. Выдернула кинжал, выбросила. Поднеся бездыханное тельце повыше, легонько и нежно подула на страшную рану. Обагрившая перья кровь тут же исчезла, отверстие в груди птицы стянулось. А еще через доли минут благополучно оживший сокол перевернулся в её руках на брюшко и громко забил крыльями, крутя головой и прищелкивая крючковатым тяжелым клювом.

Аля рассмеялась радостно. На миг окунулась в пестрое оперение лицом. И, размахнувшись, подбросила сокола высоко вверх! Проводила глазами уносящийся силуэт. Повернулась, сияя улыбкою, к наблюдающему молчком великану. Мужчина кивнул. Протянул руку. Шепнув Дане, чтобы оставалась на месте, Аля с готовностью подала ему ладонь. Ступая след в след, поднялась на террасу.

Обозрев коротко хлопающих глазами старейшин, великан насмешливо хмыкнул. Повернулся к краю. Притянул Алю к себе поближе, поставив вровень, выпустил. Ироничный глубокий бас заполонил площадь так же легко и непринужденно, как до этого её заполнила бушующая стихия.

- При всем моем понимании неоднозначности и безусловной важности ситуации. Не кажется ли вам, уважаемые, что все мы за выяснениями отношений подзабыли несколько – для чего, собственно, собрались?.. Возьмусь, в таком случае, напомнить.

Сегодня мы благословляем на совместную жизнь эту чудесную молодую пару. – Он широко улыбнулся и хитро подмигнул зардевшейся по уши Дане. – Невесту вижу, а жених, гулена, где?

- Здесь, Повелитель! – Вынырнувший из толпы Ноэл поспешно преклонил колени у помоста. Великан смерил его прищуренными глазами. Качнул головой задорно, переводя глаза на потупившуюся смущенно девушку. Поинтересовался с хитрецой.

- Ну и что, прекрасная невеста? Неужто, устраивает тебя повеса мой настолько, чтобы ты связала с ним жизнь? Разделила дороги и пристанища? Не убоялась бы трудностей и преткновений? Не озиралась бы на слова чужие жестокие? И всегда и везде отстаивала бы и верила - как себе самой, или больше даже?!

- Да! – выдавила Дана тоненьким голоском, осознав вдруг с испугом: то, что говорится ей сейчас, смешливо и небрежно, и есть священная клятва соединения.

- А ты, Ноэл? Потомок сыновей моих единокровных. Клянешься ли в том, что навсегда останешься верен избраннице своей? Перед лицом радости и беды? В минуты покоя и на поле брани? И примешь её боли и заботы, как собственные, и не отречешься  - ибо она половинка твоя, дарованная судьбой?

- Клянусь! – прозвучало решительно, без запинки. И Дана смогла, наконец, вздохнуть свободно. И прочувствовать себя и окружающее. С облегчением. Несказанным  и всеобъемлющим. Вот теперь ей не страшно! Вот теперь она уверена  и тверда. Они с Ноэлом – единое. На веки вечные. И теперь они сами – будто целый огромный мир!..

Лились заздравные речи! И длились чередою поздравления. И снова звучала музыка. И волновалось, накатывало, живое цветастое море. Море из рук, улыбок, сияющих радостью глаз. А они стояли, обнявшись. Ощущая другого каждой клеточкой тела. И были счастливы. Так счастливы, как никогда, наверное, в жизни.

- Господи, Данка! Какая ж ты красивая! – очутившаяся рядом Аля обхватила её за талию, тормоша и встряхивая.  – Сегодня великий день! Да что там великий – он наилучший, Я горжусь тобою! Я горжусь всеми нами. Мы сумели, Дана, мы пробились. Дороги открыты…. Если б ты только знала!.. – Она прервала себя. Засмеялась, разводя руками сконфужено. – Не слушай. Похоже, я начала городить чушь. Но я счастлива за тебя. За Ноэла. За всех вас!

- Взаимно, госпожа Миротворец! – Выдвинувшийся из-за плеча девочки Ноэл подмигнул  супруге и галантно поднес к губам пойманную Алину ладошку. – Не знаю, как на счет нас, но то, что это день твоего триумфа – точно не оспаривается. Ты умудрилась повернуть историю….

Аля погрустнела, смотрела не него с минуту. Потом опять заулыбалась, но уже как-то неуверенно, будто делая над собою усилие. Ответила тихо:

- Я клянусь тебе, Ноэл. Я клянусь тебе, как на духу. Вы не пожалеете о сделке. Я душу положу на это, обещаю!

 

                                                                    *   *   *

 

 Заостренным кончиком сучка, Тиа осторожно ковыряла по краю ярко-оранжевую пленочку, гладким налетом покрывающую рыбью тушку изнутри. Поддев и завернув краешек, сучок откладывала и принималась осторожно отскабливать остатки кусочком зернистой пемзы. Отскобленные лохмотики Тиа складывала в деревянную плошку. Пленка поддавалась трудно. И девушка периодически сердито бурчала себе под нос, не прекращая орудовать – то сучком, а то пемзой.

Ручьевая форелька была чудо как хороша, и по вкусу пришлась бы самому требовательному гурману. Вот только приготовление её сопрягалось со многими трудностями, впрочем, как и способ ловли. На крючок эта рыбка не попадалась принципиально. Заботливо расставленные сети вспарывала острыми как бритва плавниками. А еще избегала всего непонятного, подозрительного и странного, моментально уходя от мест, где её тревожили.

Один верный способ лова все же имелся. Знали его немногие, и Тиа была одной из этих счастливцев. Счастливцев потому, что некрупная буровато-серая рыбка, неприметная с виду, являлась отличным источником дохода. Её брюшная пленка содержала в себе ферменты, позволяющие быстро и безболезненно залечивать самые опасные и уже даже подвергшиеся заражению раны. А нежное, прозрачное мясо, все равно – просоленное или высушенное, служило настоящей «таблеткой от голода». И в дальних походах выручало много лучше самых изысканных и богатых припасов. Настоящий кладезь витаминов, протеинов и прочих полезных, а то и незаменимых составляющих. Мясом серой форельки запасались, если предстояло путешествие по местам безводным и скудным на добычу. Им же восстанавливали силы после тяжелой выматывающей работы. Его с удовольствием покупали беременные, желая выносить здорового и выносливого малыша, и его же предпочитали в качестве питательной добавки пожилые, поскольку оно не отягощало желудок и помогало сохранить бодрость и крепость мышц.

Тиа секретам ловли научилась от гостившей в их поселении ведуньи. Как-то раз, старушка взяла девочку с собою в лес и показала: какие травы следует подбирать, и в каких пропорциях смешивать составляющие, чтобы вышло то самое – непревзойденное и незаменимое – приваживающее зелье. Не подманивающаяся больше ни на что, рыбка буквально с ума от него сходила. Теряла всякую осторожность и сбегалась отовсюду, если только обитала в пределах досягаемости. Состав полагалось опускать в воду на отмели, желательно, чтобы это был заливчик, или сделанная вручную запруда. Одурманенная рыбка становилась на удивление малоподвижной. И её без труда можно выло выбирать голыми руками, не забывая, впрочем, о необходимой осторожности. У форельки имелся крайне острый брюшной плавник, оканчивающийся длинным изогнутым шипом. Выловив рыбу, Тиа первым делом отрезала ей эти самые, опасные плавники. А уж потом складывала в общую кучу, чтоб разделать без спешки и проблем.

Не раз и не два позже соседские ребятишки, да и родители их тоже – пытались правдами и неправдами выманить у маленькой Тии секрет её неизменного успеха. Но Тиа обращалась в ту же рыбку, то есть молчала и делала им «большие глаза». Убравшаяся восвояси странница перед уходом накрепко вбила в нее – полученное знание требуется чутко хранить, а если и передавать – то лишь самому близкому и достойному. Кому доверяешь, как себе.  Казалось бы – ну а в чем нужда для подобной секретности? Почему нельзя знание это обнародовать и доверить широкому кругу нуждающихся. Ведь тфинате, бережливые и вечно озабоченные сохранением окружающей природной среды в её естественном состоянии, не стали бы истреблять ценную рыбку поголовно? Оказалось, проблема имелась. Притом – очень даже серьезная.

Как это часто случается, что-то хорошее в малом становится ядом в большом. Упомянутая исцеляющая пленочка была не только удивительным и универсальным лекарством. В ней содержалось вещество сродни сильнейшему наркотику. Оттого рыбку употребляли лишь при действительной необходимости, а не каждый день годами. Вещество это – при длительном и беспорядочном потреблении, вызывало необратимую мутацию организма, а вместе с нею – такие же нарушения психики. Подсевший на регулярное поедание форельки – через несколько лет становился буйным параноиком. Одновременно, его звериная личина брала верх над разумом, и оборотень постепенно превращался в натурального дикого зверя, не отдающего отчет в собственных поступках, не разбирающего, где добро, а где зло, и не помнящего – кто он и зачем живет на свете. В связи с этим существовал специальный указ, коим предписывалось всю выловленную форельку сдавать уполномоченным заготовщикам, а уж те организовывали торговлю. Продавая рыбку под расписку и поименно, вот как в наших аптеках. Ловцам заготовщики платили преотлично, а потому обиженным никто не оставался. Конечно, рыбаки могли оставлять часть улова себе, не без этого, но сами продавать его права не имели, иначе оказывались в роли злоумышленников.

Избавив очередную рыбешку от пленочек и костей подчистую, Тиа на плоском камне у воды тоненько пластала получившееся филе кончиком охотничьего ножа и щедро пересыпала  подготовленными пряностями. Стряхнув пахучие остатки, накалывала ломтики на ошкуренные гибкие прутики и закрепляла под навесом тут же, неподалеку.

Длилось раннее утро, и повсюду блестела хрусталиками крупная роса, а небесная синь, расписанная перистыми облачными завитками, казалась девушке бездонными глубинами океана. Так бы и занырнуть в нее, уйти с головой и ногами. Далеко, далеко, к границам молочных островов. И парить себе, парить, и впитывать приветливое солнце, наслаждаясь жизнью, покоем, свободой!..

При воспоминании о так нежданно и безответственно обретенной свободе, Тиа смутилась и языком зацокала. Сваляла она дурачка, не без того. Переполох изрядный внесла, да и мать страдать и мучиться заставила. Если б теперь, по второму кругу, проигрывать все, она не стала бы вот так сдуру головою в омут кидаться. Постаралась бы объясниться и объяснить – мотивы, причины, задумки. Для начала, можно было просто уехать к дальним родственникам, в Золок. Работу найти. Или, вот, той же заготовкой форельки заняться. Денег поднакопить, жилье снять отдельное. Тфинате не особо жалуют подобный способ жизни для молоденькой девушки или женщины, но она уверена теперь, что сумела бы родных убедить. Как-никак её случай исключительный, и скорее всего, они вняли бы голосу разума и согласились.

Не получилось. Эмоции во вред пошли. Хотя…. Почему во вред?! Она же Фею нашла! Или – Фея её, не важно! Важно то, что они встретились, что могут быть неразлучны. Неразлучны и независимы ни от кого.

Вместо того чтобы возвратиться под отчий кров и покаяться, Тиа, с Феиной помощью, призвала домашнего сокола-охранника, Мерона. Установив ментальный контакт, она выборочно поведала птице о своих приключениях. Единорожицу, равно как и место собственного пребывания, Тиа из рассказа исключила, на всякий случай поставив соколу еще и подсознательный блок. Теперь никто, как бы сильно он ни желал, не сподобится вытянуть из Мерона точное Тиино нахождение. Она не верит, что её вознамерятся силком домой притянуть, но!.. Осторожность лишней не бывает. А еще больше она за Феюшку опасается. Слишком живо  в памяти слова Бада отпечатались: что он сделал бы, попади единорог в его руки. В конце, Тиа вручила соколу сверточек собственноручно заготовленной форельки и отправила его домой. На сердце значительно полегчало. Родные узнают, что с ней полный порядок, и не будут убиваться понапрасну. Тиа уточнила, что связь держать станет через сокола, вызывая его к себе раз в три или четыре дня. Мерон благополучно улетел, но к вечеру того же дня вернулся и, не приземляясь, сбросил с высоты к ногам Тии мешочек. В нем лежал фамильный оберег семьи, а еще письмо от брата. Бад писал, чтоб она постаралась наведаться - если не к родственникам, то к знакомым, и ни в коем случае не забывала бы посылать о себе весточку. Ни словечка не говорилось в укор, хоть Тиа и полагала, что заслужила в его глазах не просто укоры, а немалую трепку. Только слова любви и поддержки. Прочитав письмо, Тиа долго еще сидела в одиночестве, утирая слезы и поминутно прикладывая теплый пергамент к губам, а после скрутила его  в трубочку и повесила на шею в полотняном маленьком чехольчике, чтобы эта крошечная часточка Бада всегда находилась при ней.

Фея наблюдала со стороны, не вмешиваясь и не мешая, и лишь когда стемнело окончательно, а на небе высыпали первые звезды, подошла. Тиа молча зарылась под теплый шерстистый бок, повсхлипывала немножко и вскоре уснула. А, проснувшись поутру, обрела, наконец, спокойствие и цель. Она не вернется домой, но и отшельницей не будет. Они с Феей станут путешествовать, узнавать новые места, а еще – собирать сведения о других единорогах. Пусть давние, пусть больше фантастичные, нежели правдивые. Но это будет знание, которое пригодится Фее. Поможет лучше разобраться в себе. Ощутить корни, а возможно и на деле применить что-то из описанных способностей. Тиа неудобств походной жизни не опасается. Привычна. Средства гигиены и одежду новую она без труда достанет в окрестных селах. И зимы в их краях не бывает, что существенно облегчает обитание на открытом воздухе. Словом, на том и порешили.

Последняя разделанная тушка отправилась сушиться под навес. С удовольствием разогнув ноющую спину, девушка гибко потянулась, заведя руки за голову. Проводила взглядом неторопливо порхающую бабочку. Привычно прислушалась …. Поперхнулась!

Прыжком вскочив и подхватив подол туники, со всех ног ринулась на вонзившийся в уши беззвучный истошный крик. Это был мысленный зов её Феи. И слышался в нем смертельный ужас. Ужас и агония безысходности!..

 

                                                         *   *   *

Опрометью несясь по тропинке, Тиа на бегу выпутывала из ножен длинный охотничий кинжал. Кто ей сейчас ни встретится – свой или чужой – за Фею она готова стоять до смерти и до последней капли крови. И страха не ощущалось. И слабости. Куда ж задевалась прежняя серенькая девочка – трусишка  и паникерша, способная от страшного лишь убегать, да и то – если есть куда? А нет, так сжиматься в комочек и трястись, не пытаясь себя защищать. Она исчезла в одночасье, уступив место воинствующей амазонке с горящими гневом и решительностью глазами. Золотые растрепанные пряди мечутся, летят по ветру. Подол туники сбился выше колен. Точеные сильные ноги упруго и легко несут её вперед, безошибочно избирая – куда ступить и от чего оттолкнуться.

Вот и поляна стоянки. Ухватившись за нависшую наискось ветвь, Тиа перескочила слету поваленный еловый ствол. Приземлилась цепко, по-кошачьи, разогнулась пружинкой, взяв кинжал наотвес.

Её Фея беспомощно извивалась на истоптанной свалявшейся траве у дальнего конца поляны. Единорожица силилась вскочить, или хотя бы на ноги опереться. Тщетно – их будто окрутило невидимое лассо. Голени стянуты вместе, голова отведена далеко назад. Длинная шея выгибается толчками, у раскрытого рта – клочья белесой пены. Тело сотрясается и ходит ходуном, а из глаз катятся слезы. Больше всего Тиу поразила и ранила даже и не сама эта сцена абсолютной и ужасающей немощи горделивого и мощного зверя, а тот факт, что происходило все неестественно тихо. Если не считать негромкого шуршания травы и редких хлопков тяжелого тела о землю, Фея не издавала ни звука, как ни напрягалась.

Ошеломленная зрелищем, Тиа не сразу определила его причины. Просто все её внимание поглотила бьющаяся стреноженная Фея. В следующую секунду, отведя-таки взгляд, девушка обнаружила прямо перед собою и чуть сбоку, метрах в полуторах, широкоплечую черную фигуру, сверху донизу задрапированную блестящим шелком накидки. Лицо Феиного пленителя скрывал надвинутый низко капюшон. А руки прятались под хламидой, точно неизвестный обнимал себя накрест за талию. Тиу он - то ли не видел, то ли просто внимания не обращал.

Вне себя от гнева, девушка метнулась к обидчику со спины, намереваясь приставить лезвие ему к шее и… словно на стену напоролась! Бледное лицо с провалами огненных глаз броском повернулось навстречу. Рука вынырнула наружу, чиркнула ограждающе, выставляя открытую ладонь. И Тиа враз – окаменела будто. Мышцы превратились в натянутые веревки. Да что там «веревки» - в проволоку стальную. Ни извернуться, ни пальцем пошевельнуть. Потом, как палицей подбитые, подогнулись болью колени. И девушка рухнула на бок рядом с единорожицей, выронив наземь бесполезный кинжал. Невесомая лента-удавка обхватила скользкой змеей, вдавилась в горло, лишая воздуха, отнимая голос. Закинув к спине голову, как минутою раньше Фея, Тиа трудно и громко дышала, желая одного: продержаться и сознания не потерять.

- Глу-па-я девочка, – по слогам разделяя слова, определил над нею скучающий мужской голос. И она содрогнулась, будто ожегшись. Прилагая немыслимые усилия, попыталась обернуться, посмотреть. Она не могла ошибиться. Нет, она не могла! Она хранила этот голос в себе. И носила его в сердце, и лелеяла, как одно из драгоценнейших воспоминаний. И день за днем мечтала, что вот наступит тот волшебный миг, когда услышит его вновь. Выходит – дождалась?! Услышала?! Но ей и в страшном сне присниться не могло, что будет это именно так.

- Глупая! – произнес он снова, теперь уже явно забавляясь. – И несдержанная, ко всему прочему…. Кидаться на кровавые разборки, даже не попытавшись объясниться цивилизованно. – Насмешливое фырканье над ухом. – Я почти уже поверил, красавица, что все жители Нордока – неотесанные дикари!

Тиа закрыла глаза. Слушать эти язвительные речи было куда тяжелее, чем испытывать физическую боль. Она безвольно вытянулась, обмякла. И сразу ощутила, что сковавшие её кандалы ослабли. Дышалось намного свободнее, а лишенные напряжения мышцы представлялись комьями сбитой ваты. Одновременно родилось понимание – это послабление не есть отступление. Попробуй она сейчас вырваться, вскочить - и тело окостенеет снова. Отчаянно боясь, что не получится, Тиа решила рискнуть. Сосредоточенно вылавливая из глубины памяти чужие трудные слова, прошептала хрипло, запинаясь на каждом звуке:

- Пожалуйста… не делай этого…. Ты не такой!.. Я – Тиа….

Беззвучие окружило и обрело вес. Деревья, и те застыли истуканами, а шевелящий траву ветерок толкается в лицо горячей липкой патокой. По вселенски длинные мгновения, и гудящий ток крови в ушах.

Окутавшая вязкая волна схлынула, отошла за мыслимые пределы. Всколыхнулась, балуясь ветерком, листва. Зашуршали сохлые травинки. А невидимые путы разом развеялись, выпустив ее на свободу. Тиа неуклюже подогнула ноги, хватаясь руками за траву, подтянулась, уселась на дрожащие коленки. Не подымая лица, постаралась пригладить спутанную, полную хвойных остинок, шевелюру. Щеки пылали, а глаза категорически отказывались подниматься. Вот теперь она боялась. Боялась? Нет! Умирала от ужаса!.. Правда, совершенно не по причине вероятности послужить ему едой.

Затянувшееся вновь молчание прервалось неожиданным смехом:

- Боги!.. Как же тесен мир, все-таки!.. Это и впрямь ты, девочка…. Нет, ну стоило отправлять тебя за тридевять земель, завязывая узлом желудок и не только, чтоб в итоге на тебя же и поохотиться?!.. Воистину – мы вольны лишь предполагать.

- Пожалуйста, не трогай Фею! – перебила она жалобно, успев за время его монолога припомнить еще с десяток расхожих слов, и немного успокоившись.

- Да кто тебе сказал, что я ее трогать буду? – Он снова весело рассмеялся. Перешел на ее наречие, продолжил, - По правде говоря, вначале я ее всего лишь задержать хотел, чтоб не улизнула и собратьев дождалась. А она набросилась, ровно с горячки. Вторая ты, честное слово! Тогда и пришлось уложить. Чтобы поостыла. С минуты на минуту родственнички подоспеют. Передам им с рук на руки. А уж там, на досуге, выясним - с какого такого перепугу и откуда именно ее на ваши земли занесло.

 Тиа, наконец, осмелилась посмотреть прямо ему в лицо. Он задорно и снисходительно улыбался, в упор ее разглядывая. И глаза больше не метали пламень. Они были синими. Бархатно. Будто звездочки лунной фиалки, что цветет единственной ночью один раз за полсотни лет. Прекрасный и нежный символ: вечной верности и чистой любви. Отыскать лунную фиалку – огромная удача. Это мало кому удается, даже если он травник-знаток!

Всхлипнув невольно, Тиа поспешила отворотиться. Подобралась под бок по-прежнему лежащей и настороженно прислушивающейся к разговору Фее, принялась гладить, уговаривая мысленно:

- Феюшка, хорошая моя, не нужно сопротивляться. Если он увидит, что ты не собираешься убегать, сразу отпустит…. Ведь, правда, отпустишь?! – умоляюще захлопала на рагезта ресницами. Тот хмыкнул, меряя их с Феей взглядом, холодновато процедил:

- Если дурить не станет.

- Не станет! – воскликнула Тиа с жаром, прижимая к груди ладошки, убеждая, доказывая, - Я ручаюсь. Собою!

Он опять рассмеялся, словно она сказала что-то невероятно забавное. Выпутал кисти из под плаща, махнул вскользь, лениво. Фея зафыркала, закашляла, мотая головой. С трудом сгребая разъезжающиеся ноги, принялась кое-как подыматься. Зэер понаблюдал внимательно, пожал плечами, будто глазам не веря. Переключился на Тиу.

- Ну а ты откуда, несчастье мое ходячее? В окрестностях, на два дня пешего пути во все стороны – ни поселения, ни стойбища пастушьего. Я, в принципе, потому на вылазку и решился, что уверен был: с родичами твоими встреча стопроцентно не грозит. А тут такая непруха. Давай-ка, объясняйся, жду!

Я?.. Ну… это… путешествую… в общем. – Выдавила Тиа, ощущая себя глупее некуда и мысленно добавляя к вишневому оттенку щек – помидорный, отяжелевших и накалившихся ушей.

- Путешествуешь? – переспросил он весело. – Ага, ага! Симпатичненько! Чудные у вас порядки, получается, не так давно образовались? Когда-то, насколько осведомлен, за девчушками молоденькими досмотр тот еще организовывался. Армейский! Не то, что в дебри лесные, за ворота в поле без мужчин лишний раз не пускали. Не приведи, случится что, зачем судьбу искушать? Ты то, в прошлый раз, как вообще нашим подвернулась, не припомнишь?

- От братьев сбежала. Из стойбища. – Пискнула мышонком вконец расстроенная Тиа. – Форельки хотела наловить.

- Форельки, угу. – Откликнулся Зэер, ухмыляясь. – Незабываемая рыбалочка: рыбачка в роли улова!.. Ну, а нынешняя причина, какая?

Тиа уставилась на него распахнутыми по-детски глазами. Всхлипнула. И еще покраснела. Хотя казалось – дальше уже некуда.

Брови трансформера изумленно поехали вверх.

- Интересненький вариантец! – пробормотал он через минуту, с очевидной и оттого еще более невероятной растерянностью. – Выбросила бонус рыбка золотая. Ничего ж себе – подарочки!..

Не прекращая вполголоса возмущаться, он как-то неловко попятился и уселся на обрубок старого поваленного ствола. Того самого, через который Тиа перепрыгнула, спеша на помощь Фее.

Сама Фея по-собачьи восседала сейчас на пятой точке, смешно выставив вперед задние копыта, и безостановочно вращала головой, переводя округлившиеся интересом глаза с рагезта на девушку, и обратно.

Над поляной зависло очередное смущенное молчание. Зэер экспериментировал в уме с подходящими словесными комбинациями. Нужной, как назло, не находилось. Тиа теребила в пальчиках краешек подола и шмыгала носом. А успевшая отойти от потрясения единорожица сподобилась-таки принять обычное вертикальное положение. И теперь терпеливо ждала – во что эта немая сцена выльется.

И тишина, как оно водится, оборвалась. Но вовсе не обитателями поляны. А громовым басом откуда-то из-за кустов, выдохнувшим раскатисто, так что ветки подпрыгнули и затряслись:

- Тысячу чертей мне в бок и пять десятков ежиков под ноги!.. Это взаправду все, или меня так шикарно заглючило?!..

 

                                                            *   *   *

- А для чего ты нам, милочка?.. И что с тобою делать прикажешь? К чему приспособить? Чем занять, чтоб лишней себя не чувствовала?.. Или ты планировала обосноваться сугубо у него под рукою?! – Заостренный ноготок, вычертив дорожку, ткнул в побагровевшего до свекольного колера Зэера. Нарочито бесстрастный голосок откровенно насмехался.

Услыхав последние слова, Тиа вскрикнула и, закрывши лицо, бухнулась на колени в рыданиях. Аля даже бровью не повела.

- В общем, - подытожила свирепо, - если так присоединиться стремишься, препятствовать не стану. Но на теплое местечко и опеку постоянную не рассчитывай. И вообще, ради своего же блага, не маячь у меня перед глазами без надобности. Понятно?!

- Ей понятно, Алира. – Дана ошеломленно вглядывалась в наставницу и в толк взять не могла. Что такого непоправимого произошло, чтобы Аля вот так, в одночасье, из олицетворения милосердия и добра, превратилась бы в гарпию, на три метра брызжущую ядом?!.. - Я возьму её к себе. Обучу. Подсказывать стану, если понадобится….

Девочка презрительно фыркнула, саданув ладонью о ладонь:

- Урок первый, он же итоговый – переспать с трансформером и в живых остаться. Что-нибудь вразумительное по поводу сему пикантному озвучишь?!

Порозовевшая Дана растерянно потупилась. Ноэл, позади нее, закопошился и прочистил горло, явно настраиваясь на спор. Раскрыл рот. Набрал воздуха. И… наткнувшись на яростное Алино выражение, тоже сдулся, на раз растеряв и пыл, и красноречие минутное.

Последовавшие за этим пыхтящие гневные переглядки обещали вылиться в нешуточную свару. Но не успели - на благо всей честной компании. Благожелательно и бодро, откуда-то со стороны, в пропитанную раздражением атмосферу влился беспечный голосок. И голосок этот ласково, но непререкаемо затребовал:  

- Не хотелось бы вмешиваться, но нам стоит пообщаться с тобою не медля… Алира.

Рассорившаяся компания удивительно синхронно развернулась. «Чему-чему, а выучке нашей любые вышколенные коммандос обзавидуются…» - влезла в голову непрошеная горделивая мысль. Загнав этой мыслью истерику подальше, Аля сумела-таки приструнить собственные навязчивые эмоции. А потому отреагировала на нежданное Феино приглашение достаточно искренней виноватой улыбкой. И с готовностью согласилась срочно уединиться – меньше всего желая оставаться теперь в кружке разобиженных не на шутку друзей и разруливать заваренную кашу.

 

                                                     *   *   *

Достаточно удалившись от заинтересованно созерцающих наблюдателей, единорожица резко затормозила. Голова на гибкой шее качнулась к самому Алиному лицу. А отсвечивающие топазами глаза напоминали ожившие ледышки.

- Не надо демонстрировать мне свое удивление, миротворец, - такой задушевный и нежный, сейчас этот голос обратился шипом. – Я очень зла, и ты знаешь причину. Кто дал тебе право искажать судьбы других живущих? Лишать их выбора, диктовать и командовать?.. Разве ты бог? Или его наперсница?.. Оставаться ему с Тиею или нет, будет решать только этот рагезт. И она сама, конечно. Ни никак не ты, посланница!..

- Восхищаюсь! – перебила Аля напряженным охрипшим шепотом. – Восхищаюсь верностью заступницы, так же, как и её потрясающим интеллектом. За неполные сутки освоить рагез на таком уровне, это что-то выходящее за пределы естественных возможностей организма.

- А мне кровь помогает, Алира. – Усмехнулась Фея невесело. – Мать в наследство оставила, как и много чего другого. Наказала хранить и помнить. Я и хранила. А теперь пригодилось, видно время пришло. Прости, но детали при себе оставлю. Если сильно возжелаешь, Морфея поспрошай. Он, мне думается, в подробностях не откажет. А мне по десять раз пересказывать недосуг.

- Круто взяла, - хмыкнула Аля задумчиво. – Только почему ты считаешь, что вмешиваться сюда вольна?

- Потому! – Фыркнула единорожица паром. – Тиу обижать я не позволю. Мне она такой же компаньон, как тебе мой родственник, Морфей. И судьбу эта девочка сознательно выбрала. Помогать ты ей можешь, но сбивать её не смей!

- А иначе?! – Прищурилась Аля уязвленно. Нет, она понимает, конечно, сестринские чувства к Тие итранихи, но уж больно самоуверенно та себя ведет. Прямо-таки приказывает. Наглость небывалая!..

- А иначе, госпожа миротворец, мне, возможно, захочется аннулировать наш с тобой премилый, но сомнительно выгодный лично мне контракт! – предостерег грозно густой низкий голос. Из звериной личины, на Алю, сердито смотрели уже другие, но тоже чересчур знакомые, глаза. Покраснев, она поспешно принагнулась в ритуальном уважительном поклоне.

- Так-то лучше, девочка. – Оценил он, помолчав. Продолжил, уже добродушнее:

- Смири-ка ты гордыню. Не усердствуй сверх меры, не надо. Тиа многое пережила. И еще переживет, к сожаленью. Если б это только от меня зависело, я б ей вряд ли дороги такой пожелал. Но запрещать не стану. И уж если я не стану, то и ты на это права не имеешь!

- Но Зэер… - Аля умолкла, запнувшись. Опустила заблестевшие глаза.

- Зэер выберет то, что посчитает нужным, - определил эгрегор категорично. – Этот мужчина не твоя собственность. – Гляди, девочка, - предостерег, помолчав, с долей горести, - не то сыграет твоя ревность с тобою шутку нехорошую. И захочешь время вспять обернуть, так, ведь, не выйдет уже!

- Ревность?! – потерянно повторила она. – Но я не могу его ревновать!..

- И, тем не менее, именно так называется твое сегодняшнее представление, - угрюмо заявил он, - и как бы ты себя не уговаривала, но они это поняли. Все, включая его самого.

- О, господи! – В отчаянии охнула Аля.

- Да, - подтвердил эгрегор, - ляпсус образовался знатный. Но исправить шансы остаются.

Девочка грустно кивнула. Обняла пальчиками бархатные щеки. Утопила губы в белоснежном шелковом тепле. Единорожица часто заморгала. Воззрилась удивленно. Аля поспешила объявить.

- Фея, ты права! Я с катушек съезжаю. Усталость, нервы. Не обижайся, сейчас исправимся. – Звонко чмокнула откровенно потрясенную таким неожиданным поворотом настроения единорожицу и бодро направилась назад, натужно улыбаясь и разводя ладони покаянно.

                                                             *   *   *

Извинение пошло прахом. И потом, весь оставшийся вечер, запершаяся у себя в отсеке с горя Аля раз за разом прокручивала в уме подробности разыгравшейся сцены и мучительно заливалась стыдом.

Она возвратилась к друзьям. Распиналась перед ними, чуть цыганочку не сплясав, старалась все в шутку обратить. А Зэер стоял в отдалении и неотрывно на нее смотрел. Не смотрел – присматривался. И от взгляда этого у Али едва колики нервные не начались. Такое было в нем отчуждение, разочарование… и… презрение?!.. Да, несомненно.

В итоге, скомкав неловко свои оправдания, Аля сослалась на дела и сбежала от приятелей без оглядки. Закрылась в спальном отсеке на все существующие замки, отключила видео и звуковую связь, и наотрез запретила  хранителю себя тревожить. В безутешных раздумьях незаметно закончился вечер. А вместе с ночью к ней снова вернулась БОЛЬ. Именно так – большими, гигантскими буквами! Настроившись вначале привычно перемучиться, она неожиданно и с испугом поняла – сегодня «как обычно» не отделается. Боль нарастала, обступая и пропитывая. Боль забирала тело по клеточке, шажок за шажком. Боль не давала даже крохотного облегчения, не уменьшалась, не дарила передышек. В конце концов, Аля, давно уже  раскачивающаяся на полу в закутке, поджав колени к груди и до крови загоняющая ногти в ладони, чтоб голоса невольно не подать, обессилела окончательно.

В ушах звенело, перед глазами частили круги. Расплывчатые, мутные образы выныривали из потолочных теней, набрасывались, распадались на брызги и куски. Слюнявые уродливые челюсти, кривые, защербленные клыки. Она наяву ощущала исходящую от них мертвецкую гнилостную вонь. Когда вплотную наваливались, пригибала голову и дышала быстро сквозь стиснутые зубы, сосредотачиваясь на счете. Вроде, помогало, пока….  Потом боль, неожиданно, будто направление поменяла, Из выкручивающей и рвущей начала методично жечь. В руке, под браслетом, словно очаг образовался. Сгустки жара в нем шевелились, проворачивались, как живые. Периодически такой полыхающий комок вываливался из  общей кучи, отправляясь в путешествие по телу, и тогда ей хотелось разодрать себя заживо, лишь бы вытащить его и избавиться от мук.

« О, господи, о господи!.. Что тебе нужно от меня?!!»

Прилипла к стене, толкнулась носками, распрямляясь. Голова немилосердно кружилась. Предметы вокруг раскачивались, а пол рябил и норовил уехать куда-то по косой. Стена, вот что было единственно настоящим и материальным.  Она брела зачем-то вдоль этой неверной опоры, цеплялась за нее отчаянно. Но пальцы, вдруг, заскользили по холоду. Стекло и металл. Панель… визифона!

«Почему активирован?.. Я отключала… Не важно… А что важно?!.. Помощь… Помоги мне... Помоги мне, пожалуйста. Зэер!»

Она вслух это, что ли? Наверное. Визифон подчинился. Экран затуманился. Растекся раскрытым окном. Лицо окружила прохлада. Прохлада и запахи трав. В голове просветлело. Назло отступающим призракам  и отползающей злобно боли.

Её Зэер! Верный и неподкупный.

Он, наверное, отбреет её сейчас. Так, что стены зашатаются. Но в беде не оставит. О, нет!..

А почему, вдруг, холод замогильный? Будто в прорубь по дурости сиганула. Что, предвидеть не могла? Предположить постеснялась?! Чего стесняться-то? Они оба свободны. В том числе и в выборе. И… - Зубы захватили ребро ладони. Укус!.. Солено. Всегда солено. Какое пошлое однообразие!

Два тела на лунном шелке. Два обнаженных, слившихся в одно. Медово бронзовое, рельефное, мужское. И распростертое под ним девичье. Тоненькое, белое, беззащитное. Непорочное и хрупкое, будто сама Чистота.

Худенькие плечики припечатаны к покрывалу. Дрожащие пальцы сминают скользкую ткань. Она стонет протяжным шепотом, не открывая зажмуренных глаз. Выгибается. Опять опадает навзничь, пригвожденная навалившейся тяжестью. Замирает и снова мечется, отзываясь редкими всхлипами на творящееся над ней неистовство.

И его размеренно упоенные, будто магический танец, рывки. И бугрящиеся, плывущие волны мышц. И блуждающие, жадные  губы…

«О Боооже! Дубина ты стоеросовая!!..»

- Я тебе нужен, принцесса?

Участливо. Заботливо. И так, на удивление, спокойно. Словно его от чаепития отрывают. Или газетки обеденной.

Пытливая улыбка. Очарование и лукавство. А взгляд!.. Сгустившееся зарево зари. И как она перед ним беспомощна глупо. И что придумать в оправдание?.. Соврать? Сбежать?! Так пройдено. Давно, понимаешь, и не по разу!

- Алира, не молчи… Слышишь?!.. Я буду сейчас, потерпи… Тихххоо!..

Последнее относилось к зашевелившейся испуганно девушке. Алю передернуло уколом. Столько льда! Будто к вещи. Кукленышу тряпичному!..

Она хотела возразить, возмутиться. Не смогла. Головой замотала. Спрятала глаза, бормоча:

- Не надо. Не надо, прости. Я не хотела мешать!

Позабыв отключить монитор, опустилась под стену у визифона. Прикрыв ладонями, уткнула в колени горящее стыдом и горечью лицо. Теперь она и перед Тиею виновна!.. Не уберегла. Не отговорила. Не попыталась даже разъяснить. Только унизила ни за что бедолагу. А Зэер разозлился. И воспользовался. Так сказать – ей в пику. Ну и себе в удовольствие… Господи, ну и где выход искать?!

Посильнее охватив саднящее запястье, словно боль можно было задавить вот так, простым нажатием, Аля снова скрутилась в комочек. Черта два она сдастся и раскиснет! Что ей Арника объясняла?.. Самовнушение?.. Дыши, Алира. Не размышляй и не бойся. Просто дыши. Чем поглубже. Чем помедленнее. Ты над проблемами. Ты выше их. Ты – это вечность. А боль – лишь миг. Она пройдет. Уже проходит!..

- Девочка моя хорошая! Ну, что с тобой такое? Что случилось?!

На плечи опускаются ладони. Бережно и любовно. Оглаживают, соскальзывают вниз. И вот она уже подхвачена на руки и раскачивается в осторожных, но крепких его объятиях. Будто дитя малое в уютной безопасной колыбели. И плачет беззвучно, от облегчения и радости, упав щекою на широкое плечо…

- Как ты попал сюда, Зэер?

Он улыбается с такою всеобъемлющею нежностью, что Але хочется зареветь белугой, от переполняющих её чувств. Потом шутливо тычет в визифон.

- Когда привычная дорога закрыта, твой настырный почитатель готов на любые обходные пути. Хорошо, экран активированным остался. Я установил порт и невежливо пролез в окошко. Чего только не сделаешь, если девушка так нравится, что до небес подпрыгнуть готов.

- Зэер, прекрати! – заворчала Аля смущенно. Подняла расстроенные глаза. Нахмурилась, припомнив.

- Где Тиа? Что с ней?!

- Да порядок полный с твоею Тиею! – рыкнул он неожиданно раздраженно. – Спит в моем отсеке и в ус не дует. И, предваряя все вопросы, уверяю и точку ставлю: она жива, здорова и вполне цела. За исключением потери девственности. Такой отчет устраивает?!

- Она тебя любит!

- А я её – нет! – Судя по тону, озлобился он не на шутку. Спустил Алю наземь, ухватил за плечи цепко. Тряхнул в сердцах.

- Она имеет, что хотела. В том числе, и моего возможного отпрыска. И еще получит. До тех пор, пока наши дороги соприкасаются. Но отвечать за нее. Опекать. Брать под крылышко… Я не собираюсь, поняла?! Если привечать каждую самку, что на меня глаз положит, за мной гарем будет стоять на пару тысяч особей!

- Ого! Не знала, что ты настолько жесток!

- Вот и чудесно. Теперь знаешь! Я трансформер, если подзабыла. И если она понесет от меня, ребенка никогда не признаю. В противном случае, мне придется умертвить обоих. Собственноручно!

Аля, не дыша, смотрела. Зэер грустно усмехнулся. Удерживая, повлек за собою к лежанке. Усадил. Пристроился рядышком. Заглянув в лицо, попросил кротко:

- Алира, я не ссориться пришел. Я хочу помочь тебе, родная. Давай оставим остальных за стенкой. Давай хоть сейчас на них не оглядываться. Прошу. Умоляю. Ладно?

Она вздохнула. Набираясь смелости. Начала говорить, старательно контролируя эмоции. Когда совсем тяжело становилось, приостанавливалась. Держась за его руки, выравнивала дыхание и продолжала. Зэер слушал молча. С окаменевшим, сосредоточенным лицом. Потом так же молча затащил себе на колени. Развернув боком, оттянул до локтя рукав. Рассматривал, поворачивал, ощупывал. Аля морщилась, но терпела. Единожды только, не удержавшись, застонала тихонечко. Зэер моментально осмотр прекратил. Обнял девочку. Поверх Алиной головы уперся взглядом, раздумывая.

- Ты понимаешь суть проблемы? – Поинтересовался медленно, тяжело.

Аля нехотя кивнула.

- Клятва нарушается. А когда она нарушается, страдает не виновный, а верный.

- Хочешь сказать, Краасс мне изменяет? С рагезтянкой?!

- Правильно. – Спокойно подтвердил рагезт. Излишне, даже, спокойно.

- Что тебе известно?

- Только то, что помощь требуется. Немедленно, пока ухудшения нет. И способ всего один.

- Какой?

Он опять замолчал, колеблясь. Не отводя мерцающих глаз. И было в этом взгляде что-то, чего она не могла определить. Но оно вызывало смутный, затаившийся страх. Обнаженности, что ли. Хотелось завернуться. В одеяло или плед. Накрыться и спрятаться.

Словно почувствовав, Зэер глаза опустил:

- Малыш, - проговорил проникновенно, - основа… наше доверие. Твое доверие ко мне.

- Я доверяю...

- Обожди! И послушай. Речь не о том. В данном случае, доверие - это твоя передо мною открытость. Ты произносишь специальную клятву, смысл которой – непричинение мне зла. В любых обстоятельствах. При любых условиях. Ты отрекаешься от самой возможности противостоять и защищаться.

- Зачем?

- Затем, что я собираюсь избавить тебя от мучений. Но в решающий момент ты можешь не согласиться. Например, с методами, которые я изберу. Начнешь сопротивляться, применишь силу. И тогда наша операция сорвется. А тебе станет хуже. Намного.

- И что такого страшного ты сотворить попытаешься, чтобы я потеряла голову и решилась напасть? – Аля печально улыбнулась. – Зэер, ты же знаешь, как я к тебе отношусь!

- Знаю, малышка, - нежно отозвался он. – Но в этом деле требуется гарантия. Если запустить процесс и не закончить, ты можешь даже жизнью поплатиться.

- А ты?!

- Ну и я серьезно пострадаю.

- Но мне же можно узнать, что ты со мною делать будешь?

- Нет. – Отрезал он категорично. – В этом соль уговора, Алира. Это и есть полное подчинение. Соглашение заранее и на все.

Аля согнулась, подперев щеки ладошками. Губы беззвучно шевелились. Повернулась к нему лицом, прошептала:

- Хорошо.

- Что? – Переспросил поспешно. – Я не ослышался?!

Она удивленно пожала плечами.

- Повтори!

- Я сказала – хорошо. – Выдавила Аля, растерявшись. Заручившись её согласием, Зэер словно обличие сменил. Она не могла уловить, что именно её смущает, а что отталкивает или настораживает. Это выглядело, как если бы в привычный и любимый ею аромат вдруг добавились новые нотки. Диковатые, острые, будоражащие. Очаровывающие и несущие опасность. Она пыталась разобраться с ощущениями, но лишь погрязала глубже, пока настигший сознание окрик не выдернул и не отрезвил.

- Алира!.. Ты слушаешь? Ты поняла?

Аля ошалело покрутила головой, потерла виски, попросила пить. Одним глотком опорожнила поднесенный фужер и ойкнула.

- Зэер, что это? Я воды хотела!

- На мою капризулю не угодить? – Улыбнулся он странновато. – Это получше, чем вода. Наберись терпения. Обождем немножко.

 

                                                        *   *   *

Так жарко. От расставленных свечей. И от его пылающего взгляда. Да еще туман этот в голове мороком. И шум. Будто волны на песок накатывают. Ей хочется разбежаться. Раскинув руки, ворваться в море. Стать воздушною, легкой. Как бабочка. И танцевать, и парить над водой. Обгоняя ветер. Забавляясь пламенем.

Какие ассоциации нелепые. Соединенность несоединимого! Вода, огонь, смирение, буйство. Но она влекома ими. И разгорается, как факел, изнутри. На каждое невинное прикосновение. И видит только его глаза. Океанский бриз. И пламя заката.

Музыкальные. Тягучие. Будто патока, жидкий мед. Непонятные слуху фразы разбегаются извилистыми дорожками. И опутывают ее всю. Отделяют от мира стенкой. И ей больше не нужен тот мир. Она хочет одного – быть к нему ближе. К оставшемуся по эту сторону. Просто касаться. Просто чувствовать. Ничего больше. Остальное – лишнее!

- Принцесса… Моя маленькая принцесса!

Мужские губы, твердые, уверенные. Они ловят ее. Будто ливень, шквал. Завлекают, дразнят, захватывают. И заставляют… двигаться навстречу. И разжигают… жаждою… пожар.

- Я хочу тебя, девочка… Алира. Моя Алира!

Она упирается ладонями. Выталкивая, выволакивая себя из чувственного омута.  Бормочет растерянно, осознав:

- Ты, что, Зэер?! Ты что, мы не можем! Он нас убьет! Он не простит, послушай!!..

Он прикрывает её рот ладонью. Обхватив за талию, подтягивает к себе. Наклоняется к самому лицу. Губы в губы. С нажимом произносит.

- Ты – моя. Сегодня, завтра. В будущем. Я не отрекусь. Ни от любви. Ни от полученных прав. Прошу тебя, не сопротивляйся. Добровольно или силой. Только начатое мы завершим.

- Да кто тебе сказал, что я дамся?!!

- Ну-ну. И что же сделаешь?

И снова этот взгляд, как будто его режут по живому. Глаза кричат, а губы улыбаются. Но это не радость, скорее – болезненный оскал.

- Ты думаешь, я не вижу, что тебя тянет ко мне, Алира? Так сильно тянет, что иногда только эта верность пресловутая от грехопадения и спасает? И понимаю, почему. Его здесь нет, а я под боком. И ты разыгрываешь эти представления с передачей энергии. И позволяешь себе немного ласк. По дружбе и «между прочим»! Ты настолько привыкла, что я всегда на подхвате, что в твою головку прелестную даже тень сомнений не пробирается. Или не сомнений, а вопросов! А как же Зэер?.. А что же с ним?!.. Потому что Зэер, это игрушка вечная. Жилетка. Подушка!

- Но!.. Я!..

- Молчи! – Он больно ухватил её за руки. Глаза багрово, бешено пылали. – Молчи и слушай, слушай и вникай!.. Сегодня ты дала мне клятву. Её первоистоки не важны. Для тех, кто наверху, кто слышал и свидетельствовал. Я не вынуждал тебя, только предложил. Ты соглашалась при здравой памяти. А немного успокоительного после - ничего решительно не меняет. Я сделал это, чтобы ты расслабилась. Не волновалась, не боялась. В любом случае, обряд проведен. Теперь я – законный твой хозяин. И я намерен затребовать свои права немедленно. Ты будешь моей. Здесь, сейчас. И сколько я того пожелаю. Я меньше всего хочу быть жестоким, так что не вынуждай меня жестоким становиться.

Аля глядела на него с раскрытым ртом и с глазами, полными животного ужаса. И не могла поверить в реальность происходящего. Её лучший друг. Самоотверженный. Преданный. От которого слова грубого не добьешься.

Сошел с ума и превратился в чудовище?!..

Зэер хохотнул. Горько, разочарованно. Взял ее лицо в ладони. Кончиком пальца прошелся ласково по дышащим трудно губам. Наклонил голову, пощекотал губами розовую раковинку уха.

- И ничего-то ты не поняла, дурашка, - прошептал грустно, ласково. - И я виновен тоже, признаю. Но прошлого не воротишь, милая. Ты выросла, а я мужчина. И я люблю тебя, девочка. И пусть это не самые лучшие обстоятельства для признания, и для близости первой, но и не самые плохие, согласись.

- Зэер, ты безумен. С тобою что-то произошло…

Он покачал головой раздраженно, снова обвил за талию.

- Конечно произошло, малышка. Но только не сейчас, а давненько. И я запрещал себе в это верить. И закрывал ощущения на добрую сотню замков. И сердце запечатывал, насколько сил хватало. Но всему исход приходит. Так бывает. Прости.

- Краасс нас убьет!

- Тебя только это волнует?

- Зэер! Черт возьми, Зэер! Услышь наконец! Он может изменять мне хоть по десять раз на дню. Это ничего не меняет! Я люблю его, понимаешь! Я богу на него молюсь. А он, он никогда меня не отдаст. И не разделит!..

- Уже разделил.

Воздух вырвался изо рта глупым смешным шипением, а в глазах мгновенно помутнело. Аля отступила на шаг, сбросив рывком его руки. Спросила глухо и мертвенно-спокойно:

- Ты ведь пояснишь, не так ли? Такими словами не бросаются. По крайней мере, ты.

- Это не интрижка, Алира. Он женится. И очень скоро.

Ну ничего ж себе, ознобом пробрало! А у нее даже куртенка завалящего не сыщется. Хотя, если вдуматься, куртка-то ей к чему? По идее, она простецкой концентрацией воли на раз-два эту самую температуру вокруг себя отрегулирует… Или нет? Или у нее теперь силы на эту мелочь тоже не найдется?.. А может она грипп какой подхватила. Ну такой, ядовитый, межгалактический и внесезонный. От которого даже сверхмощный трансформерский иммунитет не застраховывает. А что – чудеса на свете встречаются. Причем, не вовремя, как правило…

Невыносимый, режущий отчаянием. Вопль агонии, судороги души. Упав на колени, девочка сгибается. Упирается в пол лбом, вонзая ногти в камень. И кричит, кричит… Кричит…

В замкнутом пространстве отсека подымается ветер. Он перерастает в ураган. Звенят, разбиваясь вдребезги, настенные зеркала, и тысячи осколков наполняют взбесившийся воздух, одновременно с прочими подхваченными вещами. Жуткое буйство трясет и раскачивает комнату. И стонет и завывает армией осатаневших демонов. Все незакрепленные предметы вливаются в его яростную пляску, натыкаясь друг на друга со скоростью пушечных ядер, раскалываясь и размалываясь в кашу, грозя уничтожить любого, попавшегося на пути. Но ни единый осколок, ни одна щепка или обломок не касаются замершего посреди стихии Зэера. Словно вокруг образовался  невидимый, но непробиваемый барьер. Справившись с секундным оцепенением, рагезт кидается к корчащейся девочке. Подхватывает её, прижимает, склоняется поверх, прикрывая своим телом от мчащихся смертоносных лезвий. И сразу же, будто кнопка выключателя сработала, неимоверная буря прекращается. С грохотом, звоном и шелестом ссыпая на пол все, что кружило, летело и мчалось. Посреди разгромленного отсека, Зэер медленно поднимается на ноги. На нем самом – ни царапинки, но все тело Али, висящей на его руках в глубоком обмороке, кровоточит бесчисленными порезами.

Еще миг… Она убила бы себя. Без сожаления. И права на сомненье.

 

                                                        *   *   *

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ... :)