ГлавнаяПрозаЖанровые произведенияДраматургия → Сказ про Аптырку и Змея-Тугарина

Сказ про Аптырку и Змея-Тугарина

С.Кочнев
 
Сказ про Аптырку и Змея-Тугарина
 
театральная фантазия в 3-х действиях со скоморошинами, играми
и прочими увеселениями для детей среднего возраста

 
Действующие лица:
 
Кумпания балаганных скоморохов-комедиантов,
они же, в порядке появления -
 
БОЯРИН – интриган, царский кредитор и бывший жених Натальюшки
ТУГАРИН-ЗМЕЙ – правитель соседнего царства, вор
БАКУ́НЯ – друг и соратник Аптырки, большой охотник поспать
ТИМОФЕЙ – садовод-любитель, тесть Аптырки, царь
АПТЫРКА – глиняный мо́лодец, воевода, царский зять, прирождённый дипломат
ЛЯКСЕ́Й - стрелец, соратник Аптырки
НАТАЛЬЮШКА – царевна, жена Аптырки
ДОБРА́ВА - наложница Змея, сестра Бакуни
 
 
Примечание для постановщика:
В случае, если народный говор будет представлять для артистов непреодолимую трудность, разрешаю заменить его повседневной речью, убрав соответствующий текст из скоморошин и изменив построение фраз на современное.
 
Действие первое
           
Скоморошина первая
 
На телеге с реквизитом, костюмами и декорациями выезжают скоморохи
 
Эх! Ламца-дритца-опца-римца-ца!
Куды прийдём, там сказка начинает-ца!
Ух, братцы-робятки! Куды ж мы попали?
Глядит-ко, мальчишки, девчонки сидят!
Ну дык, играли, бесились, устали…
Не! Точно, театру смотреть хотят!
 
Начинают устанавливать декорации, раскладывать реквизит.
 
Глядит-ко, притихли, давай у их спросим,
Чё, мол, сидите тут, так, мол, и так.
Девчонки-мальчишки, звиненья приносим,
Вы чё тут? Устали?
                                   Молчи ты, чудак!
С имя́ говорить надоть нам по-другому,
По-нонешнему говорить, по-городскому.
 
Выстраиваются в ряд.
 
Здравствуйте, хеллоу или бон жур, ребятки!
 
Кланяются.
 
Вы как больше любите играть – в театр или в прятки?
А что, ребятки, книжки вы читаете, иль нет?
Какой – «читаете»? У них теперь - компьютер, интернет,
Фейсбук, ВКонтакте…
                                   гад-же-ты,
                                                           планшет…
Да сам ты гад! Ходил я в этот интернет.
В нём нашей сказки и в помине нет!
Да я ж не про тебя!
                                   Ах, я не гад?
Ну, если я не гад…
                                   Конечно, ты не гад.
Ну, в этом разе, я безмерно рад.
У них тут машины всё, да механика,
Вот ты, вот, машину хочешь иль пряника?
И в небе машины летают! Не так ли?
 
Заканчивают установку декораций.
 
Ну, хватит болтать! Мы уже на спектакле!
Эх! Ламца-дритца-опца-римца-ца!
Это мы сейчас у стен дворца!
 
За кулисами возникает неясный шум, и показываются сполохи пламени.
 
Ух, ты! Слышьте, братцы, сказка начинает-ца!
Эх! Ламца-дритца-опца-римца-ца!
 
Делают кульбит.
 
Ну всё, кончай разговаривать по-городскому!
Тяперя будем по-нашенскому,
по сказочному,
по-простому!
А что, робятишки, чтоб театр вам поставить,
Нужно сначала героев представить.
 
Надевают костюмы соответствующих комментарию персонажей.
 
Вот самый главный - Аптырка – герой!
За землю родную стоит горой!
За семью, за царя в огонь готов и в воду,
А потому любовью пользуется сиредь народу.
Из глины когда-йто слепил его Дед Гончар,
А значитца ён заговорен от разных злых чар.
«Ет как жа? - ты спросишь, - Глиняный и живой?»
Дак в сказках ишо и не то бывает порой!
А ето царевна, супруга явойная,
Натальюшка, во всём Аптырки достойная –
И умна, и красива лицом и фигурою,
А ишо обладает кроткой натурою.
А енто папашка царевнин, то-и́сть царь, как есть,
И потому ён будет Аптыркин тесть.
Садик свой любит, да малину с клубникою,
Сажает их отдельно – садовую и дикую,
Сам, слышь, у грядок с утра и до ночи,
Про дела государства и слышать не хочет.
Прозываетца с детства ён - Тимофей,
Акромя садика шибко любит дочь и кофей.
А там, за кулисами, сосед наш и вор.
Царство его отделяет высокий забор.
Злой, нехороший, зовут Змей-Тугарин.
А вот это, брат, царя сподручник – Боярин,
Он, по-нонешнему, настояшшой ахлигарх,
Купил хоккейную команду, зоопарк,
Торговлю сетевую, рынок, лес…
Сам царь к яму́ в долги аж по уши залез…
Как шаг ни шагнёт, так звенит монетою,
И ахлигархом зовётся пое́тому.
Ишо Баку́ню бы надо представить
Но на ентом точку рано будет ставить…
 
Из-за кулис доносятся грозные звуки приближающегося Змея.
 
Ой, братцы, готовимся! Ну, по мястам!
Твоё месту тут, а моё место там!
Бяжим скорей, быстрей, живей!
Совсем уже рядом Тугарин-Змей!
С остальными познакомимся опосля́!
 
Разбегаются в разные стороны.
 
КАРТИНА ПЕРВАЯ
 
Остаётся Боярин, оглядывается по сторонам.
Шелест гигантских крыльев, низкий хохот, грохот.
Боярин падает на колени.
Из кулис выглядывает голова Змея-Тугарина.
 
БОЯРИН: Ва-ва-ва-вашество – ли-личество! Готов ва-ва-ва-всеми си-си-си-ла-лами…
ЗМЕЙ: Хватит заикаться! Где она? Говори!
БОЯРИН: Та-та-та-там, ва-вашество-ли-личество. В окно изволит глядеть, Аптырку-мужа ждать изволит.
ЗМЕЙ: Аптырку, говоришь? Ха-ха-ха! Пусть ждёт!
БОЯРИН: Только вы уж, вашество… про договор наш ни… ни-ни…
ЗМЕЙ: Болтаешь много! Смотри у меня! Ха-ха-ха! Держи, что обещал, остальное получишь – как договорились.
 
Из кулис вылетает холщовый мешочек, громко звякает, упав около Боярина.
Голова Змея исчезает, слышится шелест гигантских крыльев.
 
БОЯРИН: Спасибо, ва-вашество-личество! (Подбирает мешочек, прижимает, как ребёнка, к сердцу).  Да-да, туда, туда летите! (Машет сигнальным белым платком). Правее, ещё правее! Там она, там, за углом! В окошке! Ага! (Тихо). У, поганый змеище! Тьфу на тебя! (Громко). О! Вашество-личество, ох, как вы неосторожны! Крылышко-то… Крылышком, говорю… зацепили…
 
Грохот. Женский визг. Шелест гигантских крыльев.
 
О-о! Унёс… Молодец, вашество-ли-личество! (Про себя). Унёс, подлец. Украл. Ну, держись, тяперя, Аптырка окаянная! (Хищно потирает руки). Посмотрим, как ты тяперя…
 
Хочет бежать, сталкивается с Бакуней.
 
БАКУНЯ: Ой, братцы, бяда́-бяда́! Ой, такая, братцы, бяда́, что всем бедам бяда́! (В зал, детям). Я, слышь, на посту-от стоял, кады сей час… А! (Машет рукой). Ты-от на посту-то, поди не стоял ышо? Маленькой, поди? (Боярину). И ты, поди, не стоял на посту?! А я, слышь, тута, давеча-то… Ой, робя́ты-робятишки! Ой, скажу, дак не пове́ритя-а-а!
Похитил царевну, слышь, брат, Боярин,
Ентот… страшно промолвить… Змеи́шша-Туга́рин.
Как быть тут Аптырке? Куды, знашь, податься?
А мне-то признаться, аль не признаться?
БОЯРИН (ёрничает): Ай-яй-яй! Что ты говоришь? Похитил, говоришь? (Спохватившись). Как похитил? Натальюшку похитил?! Да ты-то куды глядел, бестолочь обормотная?!
БАКУНЯ: Куды-куды? Я, понимашь ли, только, можно сказать, на самую малость яблочков вкусно-сладких покушать в сад отлучился. На самую, слышь, малую минутку отвернулся от окна, в котором Натальюшка Аптырку из похода ожидала. Яблочко вкусно-сладкое надкусил, да тут же чуть не подавился. Как загрохотало чтой-то, как потемнело, да замелькало… Навроде как чуда хтеродахтильновая, Страфи́ль-птица навроде, та, что всем птицам мать. И крылья у неё, что твои паруса на ладьях. И-их, братцы мои! Засвистело-закрутило! Ветром бурным меня сдуло и смело́, да на травушку опрокинуло, и как понаддасть! И покатился я, и яблочко вкусно-сладкое в руке покатилося со мной… А саблей моей вострой я в ентого злодея-от мятну́л… Мятнул прямо в евойную голову́ поганую! А ён, Страфиль етот, птица хтеродахтильновая, как дунет огнём, так и саблю мою всю расплавил, как есть, и меня поопали́л. А копьё-то моё длинное, как покатился я, сломалося в сей же момент. И оружия-та никакого не стало у меня боле!
Яболочком тогда, что в руке моей со мной катилося, кинул я в ентого вора непотребного, да и не попал, верно. Ён сызнова огнём дунул, да всего меня и деревья, и траву, и округ меня всё поопалил. (Со свистом сверху падает яблоко). О! Яблочко! Вернулося!  Горячее! (Ест яблоко). Вкусно… испеклося! Будешь?
БОЯРИН: Не-а! Стой здеся стоймя и не вздумай ходу дать! Хоть три дни стой. Поня́л меня? Я щас за Аптыркой поеду!
 
Стремительно уходит. Бакуня за ним.
 
БАКУНЯ: Ой! За Аптыркой? Ой, барин Боярин, може не на́да за Аптыркой! Може я сам как-нито́, исправлюся…
БОЯРИН: Ты, Бакуня, говори, да не заговаривайся! Страфиль хтеродахтильновая! И тьфу на тебя за дремучесть за твою! Прозявал, проспал, проморгал Змея, так что держать тебе, Бакуня, ответ… Хорош зашшытничек постовой! Давно я говорил тебе – постригись покороче, а ты, вот, всё не слушал. Шею-то палачу не видно будет.
БАКУНЯ: Ты не бреши, давай, не пугай меня. Чёй-то ты поразмыслил? Какому-такому палачу? Чёй-то ты удумал?
БОЯРИН: А вот узнашь, как Аптырка вернётся.
 
Идёт дальше. Бакуня за ним.
 
БАКУНЯ: Постой-постой, а ты-то сам-то, чёй-та тута делаешь? Ты ж, вродя, в ету, в Грушляндию ихнюю уехал вчерась? Товары для всеобщего удовольствия обещал привезть…
БОЯРИН: Уехал, да вернулся. Твоё какое дело? Коммерция, брат Бакуня, дело тонкое, это тебе не на посту стоять, да моргалками моргать. А ты, вот, пост-от свой покинул, а потому, вот, подозреваю я тебя.
БАКУНЯ: И в чём енто ты меня подозреваешь?
БОЯРИН: А в том подозреваю, что вспомогал ты Змеищу поганому царевну нашу унесть аж за тридевять за земель!
БАКУНЯ (в негодовании): Ах ты… Ах ты… Да я, да я же… Я же только яблочко откусить на одну маленькую минуточку отошёл…
БОЯРИН: Вот-вот! Об ентом вы со Змеищем и сговорилися: что отойдёшь ты, вроде бы яблочко откусить, на маленькую минуточку…
БАКУНЯ: Ты чё говоришь-та? Ты куды клонишь-та? Ты чё, заболел, никак? Когда, ето, мы сговорилися?
БОЯРИН: А тогда сговорилися. Видел я, как ты платочком беленьким махал яму́.
БАКУНЯ: Кому, яму?
БОЯРИН: Знамо, кому – Змеищу махал. А вот и платочек. (Вынимает из кармана платок). Подобрал я его вон у той стены.
БАКУНЯ: Ничаво я никому не махивал. И платочков я никаких не знаю. (Возмущенно ходит туда-сюда). И брехне твоей не поверит никто!
БОЯРИН: А ето мы посмотрим, поверит, али не поверит. А только тебе, Бакуня, край пришёл. За все твои дела пришёл край.
БАКУНЯ: За каки-таки дела?
БОЯРИН: А за енти самые! За то, шо со Змеищем в сговоре, за пост, который оставил самовольно, за платок, за яблочко…
БАКУНЯ: Да не знаю я никакого платка! И в глаза не видывал!
БОЯРИН: А вот ето ты палачу объяснять будешь: видывал али не видывал! И держи свой платок. Гадость ету! (Бросает платок Бакуне). Всё! Некогда мне тута с тобой лясы точить! (Собирается уходить).
БАКУНЯ: Постой! Ты что, уходишь? Куды, ето, ты уходишь? За Аптыркой поедешь? (Сжимает голову руками). А как же я-то теперя?
 
Появляется радостный царь Тимофей, мурлычет песенку себе под нос.
В руках несёт туесок с клубникой.
Бакуня бросается к Царю в ноги.
 
ЦАРЬ: Чаво ты? Чаво ты падаешь?
БАКУНЯ: Слышь, ваше величество, что ента мордофиля на меня говорит?
 
Царь радостно кивает.
 
ЦАРЬ: Да встань ты, встань. Вот, смотри, клубничка кака́ вызрела. На! Покушай.
БАКУНЯ: Не, ты послушай, как ентот-вот всё подводит! Будто бы я со Змеищем сговорился!
 
Царь радостно кивает.
 
ЦАРЬ: Вот, правильно, покушай! (Почти насильно впихивает клубничку в рот Бакуне). А! Хороша? Тота же!
БОЯРИН: Ты, ваше величество, чаво тута предателев кормишь вкусно?
 
Царь радостно кивает
 
Ты слышишь меня? Не слышишь?
 
Царь кивает.
 
Я, ваше величество, за Аптыркой смотаюся. А ты пока вот ентого злодея никуды не пускай. Пусть тута дожидается… ну суда… и, там, как уж он решит. Ага?!
ЦАРЬ: Ага! И тебе тоже дам клубничку… Вот, смотри, саму лучшу выбрал. На. Кушай!
БОЯРИН (плюёт в сердцах): Тороплюся я! Потом съем. Ты, многожаемай патриярх, в плошке мне отложи немного, сколь не жалко. (В сторону). Тетеря глухая. Ишь, какой радостный. Ничего не слышал, ничего не знает – это нам оченно просто замечательно будет. (Громко). Всё. Побёг я! (Убегает, возвращается, хватает на бегу клубничку, скрывается).
ЦАРЬ (удивлён): А чёй-та он, куда побёг?
 
Бакуня плачет.
 
А чёй-та ты плачешь? Вы чаво тута? Смотри, кака́ клубничка!
                                   Не плачь!
                                   Купим калач,
                                   Мёдом помажем,
                                   Тебе покажем… (Присаживается к Бакуне).
                                   Сами съедим…
                                   Слышь? Тебе не дадим.
БАКУНЯ: Да как же мне, ваше величество, не плакать? Когда такая выходит неприятность.
ЦАРЬ: Чаво? Чаво ты сказал? (Вынимает что-то из ушей). Ты чаво сказал-та?
БАКУНЯ: А ты чаво, не слышал?
ЦАРЬ: Не груби царю. Я, брат, Бакуня, завсегда теперя, как Боярина вижу, так глухоморски раковины в уши кладу. Удобно, знашь. Боярин всё про долги мои, про кредиты, а я киваю, соглашаюся, навроде. Он губами шевелит, а у меня - тишина-а! Благодать. На, съешь клубничку. Не хочешь? Зря, брат, Бакуня. А чё ты плакал-от?
БАКУНЯ: Из-за вот ентова, платка поганова! Тьфу, гадость какая! (Отбрасывает платок).
ЦАРЬ: Э-э-э! Хороша вещь! Ты чё швыряешься? Боярина платок, я видел, он имя́ махался. (Рассматривает ярлык). Смотри-тка… Ух-ты. Чё-та на ём написано. Ты прочти, давай. Наверно, из самого из городу Парижу вещь. Ён всяки удивительности из Парижу привозит.
БАКУНЯ: Сам прочти, а мы необучены. Нам это баловство ни к чему.
ЦАРЬ: А вот ето здря! Ученье, брат Бакуня – свет, а неученье – сам понимаешь. Буквовки-то, посмотри, какие красивые, а сложить в слова не можешь… Ай-яй-яй! Мы тогды в яго клубничку-от завернём. (Вяжет туесок в узел).
БАКУНЯ: А чё ты сказал-та? Где он махался?
ЦАРЬ: Да вон там, у той стены. Вставай-давай, пойдём к Наташке клубничку кушать…
БАКУНЯ: Ты, ваше величество… Ты подожди. Не надо к Наташке, э-э, к царевне не надо!
ЦАРЬ: Ну чё ты, мне указывать будешь? Идти к дочке – не идти к дочке. Я уже не маленькой, да и царь к тому же, хотя ты мине́ и грубишь. Пошли, давай! Вот, узелок-от понеси, помоги царю немощному.
БАКУНЯ: Дак ты, что ли, ваше величество, ничего не знаешь? Ничего не видел, ничего не слышал?
ЦАРЬ: Видел-слышал. Много чаво я на своём веку-от видел. Пожары, наводнения бывали. Засухи случались, неурожаи. Ух, голодали мы, прям, тогда. Поверишь, я лично, вот ентими, вот, руками царскими… вместо трёх кусков сахару сладкого в кофей, не поверишь, два с половиною… (Шмыгает носом). Економить на всём, буквально, брат Бакуня, на всём (вздыхает) приходилося. Ну, щас у нас, слава мне и богу, времена другие. Щас у нас, дихфицитов не наблюдается… Ты кушай клубничку, чё ты, кушай…
БАКУНЯ (в сторону): Как же яму весть-то сообчить? А? Ведь, поди, лапти может отбросить, как услышит? А?
ЦАРЬ: Да ты не отворачивайся. Али ты моей клубникой брезгуваишь? Я ить обидиться могу очень даже запросто.
БАКУНЯ: Ну что ты, ваше величество? Вкусная у тебя клубничка, как навроде у меня в детстве была. Не то, что нонеча на базаре – противно даже в руку взять.
ЦАРЬ: Да! В моём детстве тоже была клубника-а! Но я-то постарше твово, у меня знаешь, как была? Не поверишь, во! С мой кулак. Даже с два. И сладкая! Прям медовая. Мне, вот, обещал один человек… Да ты его знаешь… Впрочем, нет, это другой, не тот, на кого ты подумал. Он мне обещал знаешь какой сорт привезть? Так и называетца «Клубника вашего детства». А знаешь, откудава? Ни в жисть не отганёшь.
БАКУНЯ: А я попробую.
ЦАРЬ: А давай.
БАКУНЯ: Только чур, если отгану, к царевне не пойдём, а клубничку твою всю у меня съедим, ты ж у меня в гостях-от ни разу не был. Посмотришь заодно на жизть простого народу.
ЦАРЬ: Какой ты есть простой народ? Ты есть Аптыркин друг самолучший и во всех делах приспешник. А потому я тебя, можно сказать, насквозь знаю. А вот в гостях у тебя, правда, не бывал. Ха! Согласен. Знаешь, любопытно даже. Если отганёшь – идём к табе, гостевать будем. А подушки у тебя, чай, перовы́е, колючия?
БАКУНЯ: Обижаешь, ваше величество, лебяжий пух, самый что ни на есть, пушинка к пушинке, сам собирал, жена собирала, вся родня помогала.
ЦАРЬ: Это хорошо. Ну, давай, отгани, откуда будет клубничка.
БАКУНЯ: Так. Знакомый, говоришь, человек, обещал привезть?
ЦАРЬ: Ага!
БАКУНЯ: И я, навроде, его даже знаю.
ЦАРЬ: Ага! Э-э, нет! Это другой, другой обещал.
БАКУНЯ: Другой? Так. Думай, Бакуня, думай… Раз, два, три! Из самого городу Парижу! Отганул?
ЦАРЬ: Ну! Отганул, конечна. А только я, наверно, тебе сам давеча говорил? А то бы ты вовек не отганул бы. Не-а? Не говорил?
БАКУНЯ: Не говорил. По-честному я отганул, ты проиграл. Всё, величество, идём ко мне, по чарочке примем, клубничкой твоей зажуём…
 
Собираются.
 
ЦАРЬ: Подо́ждь! А молочко парное у табе имеетца? Я, знаешь, брат, Бакуня, шибко клубничку с молочком парным уважаю кушать.
БАКУНЯ: Да для тебя, ваше величество, у меня сливочки самолуччие припасены в подполе. Со сливочками-от клубничка, ох, хороша!
ЦАРЬ: А! Сливочки! Это ишо лутче будет…
                        Ай, Бакуня, маладца!
ВМЕСТЕ:     Эх! Ламца-дритца-опца-римца-ца!
 
Уходят.
 
Скоморошина вторая
 
Ух, братцы, робятки, кака́ выходит оказия!
Затеял Боярин хворменно безобразие!
Со Змеем сговорился, яму помогает,
А сам в ентом Бакуню обвиняет!
Паразит, в обчем, не сказать бы хуже.
Но ведь Бакуня с Аптыркой с молодости дружен,
Рази ж друга предаст настояшшой друг?
А что, как поверит Боярину Аптырка вдруг?
А что Наташка-та, царевна наша, игде?
Неужто её мы оставим в беде?
Так что, тш-ш-ш! Тихо сидим, робятки,
И усё будет у нас в порядке.
И про ето тот узнает, кто досмотрит до конца.
Эх! Ламца-дритца-опца-римца-ца!
Так что сей час мы идём к Аптырке на поле боя,
И поглядим, что там у нас такое!
 
КАРТИНА ВТОРАЯ
 
Поле боя. Туда-сюда по временам пробегают противники с криками «Уря!».
Пролетают тучи стрел.
Стремительно входят Аптырка и Боярин.
 
АПТЫРКА: А я табе не верю!
БОЯРИН: Сам! Сам, говорю, энтими, вот, очами наблюдал не таяся.
АПТЫРКА: Слушай! Как мне табе ишо растолковать, что нету у меня тебе веры. Вот ни на такую капелюшечку нету. И ты, кончено, оченно хорошо знаешь, почему.
БОЯРИН: А мне табе как растолковать, что сговор это был. Без сумлениев был сговор.
АПТЫРКА: Погодь! Присядь-ка на минутку!
БОЯРИН: За какой надобностью?
АПТЫРКА: Присядь, говорю! (Дёргает Боярина за рукав, тот невольно приседает. Мимо пролетает стрела, вонзается в дерево). Пойми ты, чудак-человек, что не мог Бакуня этого исделать. Не мо-о-ог!
БОЯРИН (его трясёт от испуга): А-а-а! О-о-о! Пойдём-ка куда-нито за холмик.
АПТЫРКА: Зачем?
БОЯРИН: Я табе тайну вешь скажу на ушко.
АПТЫРКА: На ушко?
БОЯРИН: Ага.
АПТЫРКА: Дык, здеся говори, на ушко. Никто же не услышит, ежели на ушко.
БОЯРИН (шепчет): А иде у вас тута…
АПТЫРКА: Что?
БОЯРИН: Ну, эта…
АПТЫРКА: Да говори ты смело, никого же нет.
БОЯРИН: А туалет где у вас тута?
АПТРЫКА (удивлённо): Да где хошь.
БОЯРИН: Да как жа, тут жа? Невдобна жа.
АПТЫРКА: А ты пойди, хоша бы за те кустики. Да не бойся, пойди. (Боярин опасливо встаёт). Иди-иди за те вона кустики… (Боярин идёт). Присядь. (Боярин падает плашмя). Ну вот чё ты тут мне падаешь на поле брани? Давай-давай, вставай и шагом марш за кусты!
 
Боярин на карачках ползёт, скрывается из виду.
 
Ляксей! Ляксашка! Подь сюды!
 
Вбегает стрелец.
 
Слушай, брат. Тут такая, понимашь, забота образовалася. Войну кончать надоть по-быстрому. Дело есть у меня строчное с ентим, Тугариным, значить. Ты етих, которые в меня стрелы пускали, поругай хорошенько, скажи – стреляете, так попадайте! А то, тоже мне, Аники-воины, горе одно, а не стрелки. Шнайперы, понимаешь ли! Понял меня?
ЛЯКСЕЙ: Дак чё тут не понять та? Я им такого, знашь, задам!
АПТЫРКА: Ну ты не очень-то, ты по-отечески, но так, чтобы проняло. Мне-то стрелы ихние, что домовому маскерад, али соловью котлета.
ЛЯКСЕЙ: Ну дык, знамо дело. Ты жа глиняный.
АПТЫРКА: Именно. Но для науки пользительно будет. Вот. Пленных, значит, выпороть, но не сильно, так чтобы сами до дому дошли. Оружие затупить! Да! Каждому по рублю из мово резерву.
ЛЯКСЕЙ: По рублю?!
АПТЫРКА: Вот и я думаю, что маловато. По рублю с полтиною.
ЛЯКСЕЙ: Да ты в своём ли уме?
АПТЫРКА: Знамо дело. Не в твоём же. По рублю с полтиною получат, так больше со мной воевать и не захотят никогда, а дружить будут. Да ишо деткам своим расскажут, и те воевать с нами не захотят.
ЛЯКСЕЙ: Ух ты! Голова! Об ентом я и не подумал. Ну, ты – голова.
АПТЫРКА: Постой, много болтаешь. Воеводе ихнему передай от меня поклон и извинения, что неудовлетворённым он остаётся. А только скажи, что договор пограничный я давно составил и подписал. Вот, возьми, передашь. Тут, значит, прописано, что всё, что яго было, яму и оставляю, а всё наше оставляю нам. Так что, навроде как, притензиев быть не должно. Да! Ишо скажи, что как со Змеищем разберуся, так пусть приезжат ко мне на рыбалку, ну, на Щучье озеро, на заимку. Мы там стол сообразим, посидим, потолкуем, в баньке попаримся, ушицы покушаем, мёду попьём, вот и будет у нас мир да дружба веки вечныя.
ЛЯКСЕЙ: Ух, ты! Придумал же! Ну, брат Аптырка, да ежели мир на веки вековечныя, дак народ тябе за ето…
АПТЫРКА: Ладно-ладно. Заладил. Ишо памятник успеешь мине исделать, но не сёдни. Всё запомнил? (Ляксей кивает). Поспешай, давай, а то мине, знаешь как, до зарезу ехать надобно!
ЛЯКСЕЙ: Да ты ехай, не беспокойся. Всё исделаю в лутчем виде.
АПТЫРКА: Щас поеду. Дождусь вот только одного тут… свистуна.
ЛЯКСЕЙ: Того, что ли, что за кустами эта… (прыскает в ладонь) задумался крепко? (Хохочет).
АПТЫРКА: Да, вот, брат Ляксей, такая у меня нонче кампания. Пригнись!
 
Оба пригибаются. Пролетает стрела, вонзается в дерево.
 
Ну, вот! Говорил же тебе. Поругай их, как надо, от души, но не слишком.
 
Выдёргивает стрелу, отдаёт Ляксею.
 
Это тебе на память! Бяги, давай!
ЛЯКСЕЙ: Ты б хоть словечком обмолвился, чяво тебе приспичило со Змеищем в дела влезать?
АПТЫРКА: Эх, брат ты мой дорогой, Ляксей! Тебе скажу, но ты - повесь на рот замок крепкой - никому ни полсловечка.
ЛЯКСЕЙ: Да что ты! Что бы я, да болтанул чаво лишнего?! Ишо не бывало такого никоды. Да землю готов есьти.
АПТЫРКА: Прости, брат, это я так, сгоряча сказанул. Дело-то, вишь, какое - умыкнул поганый Тугарин-Змей жану мою, Натальюшку любимую мою, украл то-исть. И в полоне она у него
ЛЯКСЕЙ: Да что ты?! Ах, ты, бяда-то какая! А куды стража-то смотрела?
АПТЫРКА: Вот в ентом-то, брат Ляксей, и есть большо-о-о-ой вопрос. Боярин-то мине, слышь, разрисовал, что неплохо бы учения устроить, да стражу отправить на денёк в лагерь летний, для повышения… Как это ён говорил-та? Клялихи… вкахиликации, что-ли. Обещал привезть из самого из Парижу ихних мастеров, мускетёры, называются. И, вроде как, мускетёры енти, в сабельном бое большие, слышь, мастера. И будут они стражу в сабельном бое обучать. Ну и отправил я стражу на один только денёк, да и недалёко, на речку, вёрст десять за околицей. А во дворце, слышь, Натальюшка с девками осталася, папенька, ну, царь наш, государь, да Бакуню я во дворе на пост поставил, чтоб ежели чаво принесть или помочь государю в саду-огороде евойном… И откуда Змеище узнал, что стражи не будет во дворце? Ума не приложу. Всю, слышь, голову сломал. Не иначе, как измена.
ЛЯКСЕЙ: А что Бакуня-та?!
АПТЫРКА: А что Бакуня? Он… Бакуня и есть Бакуня… На боку, знать, полёживал… Да и что он супротив Змея-то? Подождь… Свистун, слышно, ползёт. Всё, беги. При нём не хочу я толки толковать да лясы тачивать. Бяги!
ЛЯКСЕЙ: Ну, удачи тебе, брат, Аптырка! И найди, слышь, изменщика. А уж я его…
АПТЫРКА: Ладно, ладно. А надобно будет, призову я тебя! Придёшь?
ЛЯКСЕЙ: Уж не сумлявайся, мы завсегда!
 
Ляксей убегает. Крики «Уря!» прекращаются.
Ползком на карачках появляется Боярин. Аптырка наклоняется к нему.
 
АПТЫРКА: До дому поползёшь, али верхом поскачем?
БОЯРИН: Я, глубожаемай мой грознай воитель, человек сугубо мирнай! Мине ента ваша заваруха на желудок вредность производит.
АПТЫРКА: Да я уж понял, каков ты есть. Давно понял. Вставай-поднимайся! Поедем на Змея!
БОЯРИН: Это как жа? Вдвоём что-ля?
АПТЫРКА: А что? Труса празднуешь?
БОЯРИН: Переодеться мне бы надобно. Можа, сначала во дворец заглянем?
АПТЫРКА: Обязательно заглянем. У меня там тожа надобность имеет-ца.
Эх! Ламца-дритца-опца-римца-ца!
 
Темнота.
 
Скоморошина третья
 
Етим перво действие кончаетца,
Мы устали, отдохнуть хотим. Вот так!
Ентот отдых назваетца
По-учёному – антракт!
 
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
 
Скоморошина четвёртая
 
Ну что, робятишки, хорошо отдохнули?
Погуляли, пошалили али просто вздремнули?
Ой, поглядит-ко, какой замарашка!
Ай, нет, показалось, хороший мальчишка!
Да ты погоди! Как там наша Наташка?
И не говори, аж схватило сердчишко!
Так вам, поди, всем, тоже знать интересно,
Где же Натальюшка, что с ней и как?
Чичас, погодите, всё будет известно!
Кто продолжать наши сказки мастак?
Я продолжать буду.
                                      Ай, маладца!
Эх! Ламца-дритца-опца-римца-ца!
 
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
 
Темница в замке Змея. Змей вносит Натальюшку, грубо бросает её на пол.
 
ЗМЕЙ: Ишь, какая! Тверда, как дубовое полено. Только здря всё это. Упрямься сколько хошь, а всё одно, будешь моей женой!
НАТАЛЬЮШКА: Измял всю, поганый, руки плетьми висят, ноги, что колоды, тяжелы, но не сломил ты меня! Не верю я тебе. Не пойду за тебя, лутче смерть!
ЗМЕЙ: А у меня, знаешь, какой дохтур имеетца? Враз на ноги поставит! Эй, дурачьё! Посечь её! Да так, чтобы ни сидеть, ни лежать три дни не умела! Бегом!
 
Вбегают слуги, хватают Натальюшку, волокут.
 
Щас поглядим, какая ты есть упорная!
 
Вбегает Добрава.
 
ДОБРАВА: Оставь её. Только обозлишь. Уж больно ты скорый! Я поговорю с ней. Увидишь, она изменится. Эй! Отпустите! (Слуги выжидают).
ЗМЕЙ: О чём это ты с ней говорить будешь?
ДОБРАВА: О покорности, мой господин. О покорности. Да о тебе. О твоём большом сердце, о твоей великой душе. О любви твоей безбрежной.
ЗМЕЙ: Ох, хитра ты! Ох, хитра. И почему я тебя сразу не предал смерти лютой? До сих пор не возьму в толк.
ДОБРАВА: Как же ты меня смерти предашь, когда я одна твои хвори унять могу. Кто тебе спину разминать тогда будет, да крылья упражнять? Кто настои целебные приготовлять, да бальзамы втирать? Кто былину на ночь расскажет, да колыбельную споёт?
ЗМЕЙ: Ладно-ладно! Я же чё? Я же ничё. Только царевну эфту непокорную ты мне к завтрему приготовь, чтобы лицом была приятна и речами красна.
ДОБРАВА: Ты лучше поди приляг, отдохни от трудов ратных да праведных. А я уж тута с нею сама уговорюсь, как подобается. А чтобы лучше тебе спалося, испей-ка, вот, моего медвяного настоя. Утром проснёшься, как младенец – бодренький, здоровёхонький. (Даёт Змею настой).
ЗМЕЙ: Ну, будь по-твоему. Только смотри, не приготовишь мне к завтрему невесту мою – снова в берёзку оборочу на сотню годков на этот раз. Будешь ветром колыхаться на краю стены, с которой её бросят в ров на колья!
ДОБРАВА: Иди-иди, господин, приляг, отдохни. Дай только приказ отпустить невесту.
ЗМЕЙ: Да иду уже! Эй, дурачьё! Отпустите! Не сметь трогать без моего слова! (Слуги отпускают Натальюшку, скрываются). А сегодня с чем ты медвяный настой для меня исделала?
ДОБРАВА: Это старинный прицепт батюшки моего любимого, которого ты, господин, вместе с братцем моим казнить изволил. Сто трав в этом прицепте, да горный мёд диких пчёл, да кое-что ещё имеет-ца. А самое главное – в ём моя любовь к тебе, мой господин. Отведай, свет мой, и ложись почивать. Ни о чём не тревожься. Исделаю всё, как ты сказал.
ЗМЕЙ: Хорошо. Быть по сему. (Уходит).
 
Добрава устремляется к неподвижной Натальюшке, помогает добраться до постели, натирает снадобьем. Натальюшка приходит в себя.
 
НАТАЛЬЮШКА: Спасибо тебе, добрая душа. Только зря ты меня спасла. Лучше бы указала дорогу к омуту или верёвку принесла, чтобы удавиться разом.
ДОБРАВА: Что ты? Что ты? Не говори такие слова! Грех это, большой грех. Посмотри-ка лучше на меня. Или не признаешь?
НАТАЛЬЮШКА (с трудом): Темно тута, не разберу. Но голос, вроде, твой мне знаком. Тёплый твой голос, ласковый. Будто подруга моя, Добрава, зовёт… вернулася будто из тьмы могильной…
ДОБРАВА: Подруженька моя милая! Это же я и есть, Добрава. Венки мы с тобой вместе плели, да песни пели. Вспомни, как по весне хороводы мы с тобой водили.
 
Тихонько поёт. Натальюшка обессилена, склоняет голову ей на плечо.
 
НАТАЛЬЮШКА (мутно): Поверить не можется. Неужто ты здеся? Мы же тебя отпели и похоронили пепел твой по-над рекою полной. Веночки по воде пускали… Как же Бакуня-то сказывал, что испепелил злодейский Змей тебя огнём.
ДОБРАВА: Милая ты моя! Так ли я услышала? Бакуня, братец мой родненький, жив?
НАТАЛЬЮШКА: Жив. Живёхонек. А батюшка сгинул в огне.
ДОБРАВА: Ох! Как же ты меня обрадовала, подруженька! Я же думала, что оба они погибель лютую приняли от Змея. Испей-ка моего настою многосильного, тебе враз полегчает. (Даёт Натальюшке настой). Да расскажи мне про себя.
НАТАЛЬЮШКА: Спервоначалу ты мне расскажи, а я полежу немного, отдохну.
ДОБРАВА: Да что тут сказывать? Как Змеища налетел на нас, то закричала я раненой птицей и закрыла от страха лицо руками. Только видела, что упал папенька весь в огне, и Бакуня упал, как травушка, косою скошенная. А Змеища оборотил меня берёзкою-деревцем, да и вырвал с корнем и унёс сюда. Три года стояла я берёзкою в саду его и всё тосковала, да слёзы лила, только никто видеть не мог тех слёз.
Почему он меня сызнова в человека оборотил, про то мне не ведомо, а только стала я травы собирать, настои да бальзамы приготовлять, за мёдом хаживать. А чтоб не убежала, стражу ко мне приставил - янычар злобный с медведем на поводке меня всегда сопровождал.
Понемногу начала лечить хвори разные, научилася спервоначалу распознавать их, потом и выхаживать.
Очень мне помог дедушка один, присылал прицепты с птичками, на бересте с ними передавал записочки, а в них рассказывал что, где, когда собрать, как высушить, да с чем приготовлять. Иногда птички мне подолгу сказывали всё, что дедушка посылал. Я ведь, пока стояла берёзкою в саду, много птичьего разговору наслушалась и понимать его стала. Дед Гончар дедушку звали, большой он мастер.
НАТАЛЬЮШКА: Что ты сказала? Как звали?
ДОБРАВА: Дед Гончар – знахарь, ведун, да и просто добрый человек.
НАТАЛЬЮШКА: Да, это верно ты сказала.
            Дед Гончар – великий мастер,
            Всем помогает в любом несчастье.          
Знахарь, чародей, ведун,
Ну, эт почти что колдун.
Травки собирает повсюду,
А какую делает посуду!
И глазу приятна на загляденье,
И есть из неё – одно объеденье.
Класть не надо ни соли, перцу,
Потом сама помоет-ца
                        И – прыг! В шкафчик, за дверцу!
ДОБРАВА: Всю правду говоришь, подружка, он такой! И откудова ты знаешь про него?
НАТАЛЬЮШКА: Как не знать? Свёкор это мой, папенька мужа моего, Аптырки.
ДОБРАВА: Слыхала я, что есть у него сынок необыкновенный, а вон оно как оказывается! Получается, что породнилися почти что мы с тобой. Ведь мой учитель мудрый – это родной твой свёкор, Дед Гончар. Расскажи мне про него, да про мужа, а то ведь, сколько годов я ни о ком не ведала!
НАТАЛЬЮШКА: Обязательно, любезная моя подруженька, расскажу. Только сначала ты свой сказ закончи.
ДОБРАВА: Так немного осталося. Вот и начала я пользовать недуги травами по прицептам Деда Гончара. Тут Змеища меня к себе приблизил, доверять даже немного стал, но янычара с медведем не отменил.  В одни из дней прилетел он весь израненный, а откудова, то мне неведомо. Призвал меня и приказал крылья его пользовать травами моими, да настоями с бальзамами. «А коли не выправишь крылья к третьей луне, - сказал, - не жить тебе больше на белом свете». Что же мне делать-то было? Выправила, хоть спать мне почти не пришлось все эти дни и ночи. Чтобы спать не хотелось, я песни пела тихонько, да жевала смолу с мёдом и травами сбитую.
Понравилось, вишь, ему, как пою я. Стал меня чуть не кажен вечер призывать, чтобы пела я ему на ночь или былины сказывала.
А ён, как засыпал, начинал на своём языке разговаривать. Невнятно что-то бормочет, бывало, да причмокивает. Вот я как-то и попросила его научить.
НАТАЛЬЮШКА: Змеиному языку?
ДОБРАВА: Нет, не совсем. Сначала просто сказала, что не понимаю, когда он во сне зовёт меня и что хочет. Он поверил и стал мне объяснять. Понемногу начала понимать, про что он во снах своих бормочет… (Переходит на шёпот). Знаю теперь я секрет Змея. Знаю, как погубить его можно.
НАТАЛЬЮШКА: Говори. Говори скорее.
ДОБРАВА: Т-ш-ш! Погоди покуда. Кажись шпионит кто-то. Уж не притаился ли Змей? (Идёт к двери, распахивает её).
 
Вваливается полусонная голова Змея.
 
ЗМЕЙ (мутно): Что ты мне дала? Каких-таких трав настой?
ДОБРАВА: Успокойся, господин. Хорошие это травы, духмяные, мною собранные, на воздухе в тенёчке сушенные, в ключевой водице вываренные. (Тихо, Натальюшке). Улыбнись ему, сделай вид, что рада. (Натальюшка морщась, через силу улыбается). Посмотри, господин, как невеста тебе рада теперь. Видишь, улыбается, светиться солнышком.
ЗМЕЙ: Вижу, что улыбается. Верно служишь, сегодня ещё поживи покуда. Да пойди былину сказывать. Немедля пойди. Потом вернёшься к ней… (Смачно зевает).
ДОБРАВА: Иду, господин, иду. (Тихо, Натальюшке). Потерпи, как вернусь - открою тебе тайну Змея.
 
Змей и Добрава исчезают.
 
СКОМОРОШИНА ПЯТАЯ
 
Ух, как всё повернулося, братишки!
Ну чё, смотреть-то дальше будете, робятишки?
Нашей-то сказке ишо не конец
И потому надо нам перенестися во дворец.
Нужно Аптырке с Бакуней разобрат-ца
Эх! Ламца-дритца-опца-римца-ца!
 
КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ
 
Дворец.
 
АПТЫРКА: Ты, брат Бакуня, доложи мне всю правду, как есть, и как дело было. А я уж разберу.
БАКУНЯ (понуро): За я… яблочком я только на одну маленькую минуточку отлучился… Виноват я, знаю. Но как же мне было со Змеищем совладать, кады ён мою саблю, как, словно травинку, изогнул, да сломал, да исплавил в единый момент? Да я ж тебе уже всё сказывал, а про что добавить, если надо, так в толк не возьму.
АПТЫРКА: То ты мне, как другу сказывал, а теперя, хфицияльно, для протоколу.
БОЯРИН: Про платок добавить надо.
БАКУНЯ: Опять ты за своё?! Не знаю я отродясь никакого платка, не видывал и не слыхивал. Напраслину на меня возводишь. Аптырка, брат, не слушай ты яго!
АПТЫРКА: Покаж платок.
БАКУНЯ: Нету у меня никакого платка. Царь в его клубнику заворачивал. А потом мы с ним клубничку у меня со сливочками того…
БОЯРИН: Врёшь, тать! Царь тута не при чём! На дыбу его! Всё вспомнит, всё скажет! И про платок, и про то, как Змею им махивал, и про сговор.
АПТЫРКА: Погоди-ка, торопыга! Ишь! Сразу – на дыбу. Скорый какой. Бакуня – друг мой самолучший…
БОЯРИН: Друзей, значит, покрывать, хочешь? Изменщиков покрывать?
БАКУНЯ: Да не изменщик я, не изменщик! Чем хочешь поклянусь. Здоровьем, животом своим.
БОЯРИН: Да клянись, чем хочешь, а я своими глазами видел тебя у стены с платком в руке. Вот в этом присягаю!
 
Пауза.
 
АПТЫРКА: Вот видишь, брат Бакуня, кака́ получается гиштория. И ты клянёшься, и он присягает. Кто же из вас правду-то говорит?
БАКУНЯ и БОЯРИН (вместе): Я!
 
Входит взволнованный Царь, в руке платок.
 
ЦАРЬ (тихо): Решения тута решаете, да шум шумите? А и кто мине ответ ответит: иде, понимаешь, доча моя скрывается от меня уже которое время? Опеть у ей тараканы головныя разбежалися? Опеть, понимаешь, тово? (Пауза). Не сметь мине молчать, коды царь вопрос спрашивает! Или я не царь уже?!
 
Пауза. Боярин начинает медленно продвигаться к выходу.
 
Куды пошёл? Возьми свою вещь из городу Парижу. А мине она не к чаму. Я по-хранцузски читать не обучен. Понапишут, понимаешь…
АПТЫРКА: Дай-ка, тестюшка, мне платок, я разберу.
ЦАРЬ: А ты что, обучен по-хранцузски?
АПТЫРКА: Ага. Ещё как обучен. Бакуня, этот платок?
БАКУНЯ: Ён.
ЦАРЬ: Ежели что, так я видел, Бакуня его не брал. Я хоша и глухой, но пока не совсем слепой жа. Это этот, вот… А ещё махался им… А иде ён?
АПТЫРКА: Улизнул?! Ехиднин сын!
ЦАРЬ: И не говори! Такой прощалыга, что не приведи господи. Я уж измучался весь, не знаю, как от яго отвязаться. Всё, понимаешь, проценты требовает. А иде доча моя?
АПТЫРКА: Бакуня! Догнать! Сыскать! Найти! Привесть!
ЦАРЬ: Подождь! Спервоначалу кто мине ответ ответит: где моя царевна, дочь моя любимая? Отвечай мне, Аптырка, куды девалася твоя законная жена?!
БАКУНЯ: Ваше величество, убегёт жа изменщик.
ЦАРЬ: Куды яму бежать? Все деньги яво тута в банке… зарыты, да не в одной. Моя лопата яму, вишь, тяжела, так он из городу Парижу особенну лопату привёз, значить, и банки, тово, закопал тута, за околицей. Он за имя обязательно прибудет. У банок его и надо брать. Так что ты погоди покеда. А отвечай на мой прямой вопрос: куды делася доча?
АПТЫРКА: Я тебе, тестюшка, всё чин-чинарём разъясню, а Бакуня, всёж-таки, пущай псовую стражу упредит, чтобы, ежели чего, Боярина споймали.
ЦАРЬ: Ладно, твоя взяла. За то, что сливочки у тебя отменныя были и настоечка хмельная шибко была хороша, прекращаю я тебя удерживать. (Пауза). Чё? Шибко умно сказал? Чё стоишь столбиком? Бягом до псовой стражи! Ать-два!
БАКУНЯ: А! Понял! (Убегает).
ЦАРЬ: А с тобой, милай мой зятёк, мы щас разговор будем разговаривать.
АПТЫРКА: Величество моё любимое, да говорить-то нам не о чём. Здря ты волноваться изволишь. Всё хорошо с Натальюшкой. Решила она мне суприз, значит, устроить и с подругою…
ЦАРЬ: Посмотри мне в глаза.
АПТЫРКА: Смотрю.
ЦАРЬ: Не, ты прямо в глаза мне смотри, а не в сторону. Я уже старенький же, меня же не проведёшь же. Ежели выдержишь мой погляд, значит правду говоришь.
АПТЫРКА: Выдержу, не сумлевайся.
ЦАРЬ: Значит, с подругою она что?
АПТЫРКА: Что?
ЦАРЬ: Ты сказал, что она с подругою тебе решила устроить суприз. Я не знаю, что это такое, но ты мне сейчас растолкуешь.
АПТЫРКА: Тестюшка. Право-слово, не знаю я подробностев. Она сказала – тайна. А мне очень поспешать бы надоть.
ЦАРЬ: Куды этоть?
АПТЫРКА: Да тут недалеко… Так, на день-два делов.
ЦАРЬ: День-два?
АПТЫРКА: Три – самое много.
ЦАРЬ: Ага. Опеть, значить, войну затеял?
АПТЫРКА: Да ну, какая же это война? Так, одного мордофея проучить ба надобно до конца. Ламца-дритца-опца-римца-ца!
ЦАРЬ: Именно что «ца»!
 
Аптырка обнимает Царя, гладит по голове.
 
АПТЫРКА: Величество, не волновайся. Щас, вот, меч мой и копьё возьму… И у всех всё будет хо-ро-шо. Дочь твоя, а моя жена любимая, Натальюшка, никуда не девает-ца…
ЦАРЬ: Ламца?
АПТЫРКА: Дритца.
ЦАРЬ: Опца?
АПТЫРКА: Римца.
ОБА: Ца!
АПТЫРКА: Ну! Пошёл я!
 
Порывисто прижимается к Царю, вскакивает, уходит.
 
ЦАРЬ: Вот такие, вот, дела, робятки. «Меч, - говорит, - возьму, и у всех всё будет хорошо». И что я, как отец, опосля этого думать должон? А? И, главное, все молчат. Никто о царе не думает. А царь, он, между прочим, человек тонкой души, у него про всех она болит. А уж про родную дочь – во сто крат больнее болит. (В зал). Робятки. Может хоть вы мне скажете, что с моей дочуркой случилося? Чаво они все молчат или елозят?
 
Импровизационный разговор с залом. Дети рассказывают
Царю про то, что Натальюшку украл Змей.
 
Ой, бяда! Ой, кака бяда-бядя! Это что ж, мне на старости-то лет опеть войну воевать? Ох! А иде мой-то меч? А шелом мой иде? А орден «Главного Командувающего»? В подпол, что ли слазать? Можа там найдёт-ца?
 
Уходит.
 
СКОМОРОШИНА ШЕСТАЯ
 
Ламца-дритца-опца-римца-ца!
Новая страница открывает-ца.
Снова вернёмся к замку мы Змея.
Как там Наташка? Посмотрим скорея!
 
КАРТИНА ПЯТАЯ
Добрава тихонько входит, выглядывает – проверяет, не притаился ли кто за дверью, прикладывает палец к губам.
 
ДОБРАВА: Т-ш-ш! Еле смогла уйти. Плохо он что-то спит сегодня, тревожно. Видать, снова какую-то подлость задумал исделать, испепелить кого-то хочет.
НАТАЛЬЮШКА: Секрету, секрету сказывай скорее. Терпения ждать нету.
ДОБРАВА: А секрета проста, как пареная репа, оказалась.
 
Наклоняется поближе к Натальюшке, шепчет.
 
НАТАЛЬЮШКА: На шее?
ДОБРАВА: Да. (Шепчет).
НАТАЛЬЮШКА: Махонькое?
ДОБРАВА: С копеечку. Не знать где, дак не углядишь. (Шепчет).
НАТАЛЬЮШКА: Сам, прямо так и сказал?
ДОБРАВА: И не один раз сказывал. Я спервоначалу в толк не могла взять, про что это он, про каку-таку смертушку лютую? Кого, думаю, это он уморить задумал? Потом поняла – про свою смертушку опасается он. Родинку всё прячет, прикрывает чем-то-нибудь. Меня просил бальзам сокрывающий сочинить. Сочинила. А как наносить стала, так мне захотелось всё это разом кончить, да отомстить. (Пауза). Давно только было это, уж годов и не сосчитаю.
НАТАЛЬЮШКА: Чего же ты столько годов ждёшь? Почему не отомстишь за отца? Ведь есть же у тебя иголки? Иголкой можно отомстить.
ДОБРАВА: Нет иголок! Не дозволено. Ничего острого нет. Но окромя иголок найдётся, чем отомстить. Много, очень много времени носила я во рту рыбью косточку острую-преострую, всё ждала случая. Только поняла, что не получится у меня. Боязно мне. Погибнуть я боюсь, очень боюсь. Ведь отомстить-то недолго, только, как потом выбраться-то отсюда? Двери да запоры загово́рены. Вместо собак цепных – медведи злые, человечиной кормленые. Мимо не пройти – разорвут в момент. Мост подъёмный сторожат янычары лютые, ни словечка по-нашенски не знающие. На лохмотья порежут и выбросят тем же медведям. Во рвах колья острые, да гадюки-змеи кишмя кишащие. А и крыльев нет, эти рвы перелететь.
Отомстишь, да навеки и сгинешь здесь.
 
За дверями шум.
 
Это он. Проснулся. Никак, меня ищет. (Кричит в дверь). Иду, господин, уже иду. Новую былину спою сегодня тебе. Спать крепко будешь. (Натальюшке). Потерпи, вернусь, как смогу скоро. Ну а если он заявится, не пугайся, улыбайся, песню пой, помнишь, нашу?
НАТАЛЬЮШКА: Иди, подруженька. Я теперь ему от всего сердца улыбаться буду с чистой душой. Иди, не тревожься.
 
КАРТИНА ШЕСТАЯ
 
Выходит скоморох, играющий роль Боярина, костюм несёт в руках.
 
СКОМОРОХ: Фу, дела, вот какие, братцы-робятки,
                        Устал, притомился, это почище, чем прятки!
                        Боярина-прохиндея мне играть надоело.
                        Вы, поди, тоже устали смотреть на это дело?
                        А давайте, развлечёмся, отдохнём,
И потом опять смотреть начнём?
Все согласны?
 
Импровизационная игра с детьми. Делит на две половины зал, кто громче крикнет «Бакуня Змея прозевал!»
 
Появляется Бакуня.
 
БАКУНЯ: Звал, что ли, меня кто-то? Не пойму.
 
Отмашка детям. Они кричал «Бакуня Змея прозевал!» Скоморох-Боярин исчезает.
Появляется Аптырка в боевой амуниции, готовый к поединку со Змеем.
Бакуня бросается к нему.
 
БАКУНЯ: Постой, брат! Ты что, один на Змея собрался? Не, так дело не пойдёт, я с тобой всенепременно.
АПТЫРКА: Бакуня-брат, тебе-то зачем?
БАКУНЯ: Как это, зачем? За тем же, за чем и тебе. И вообче, друг я тебе или куда?
АПТЫРКА: Друг. Конечно, друг самолучший. Только мне спомощников в ентом деле не надо. Мало ли чаво. Позору потом не оберешься. Уж лучше я один.
БАКУНЯ: А мне потом перед всем народом каяться – почему одного отпустил. И так уже наломал дров, стыдно людям в глаза смотреть.
АПТЫРКА: Чего ты там наломал? Каких-таких дров?
БАКУНЯ: А таких, что и сказать совестно. Давеча иду, значитца, а робяты малые кричат и дразнятца: «Бакуня Змея прозявал! Бакуня Змея прозявал! Зявун-Бакуня, Бакуня-зявун!» Не могу! Куды ни пойду, никто в глаза не смотрит, все отвертаются. Девки в подолы хихикають, бабы волками смотрют, мужики рук не подают, шапок не ломают… Ой, не могу, или с тобой на Змея пойду, или удавлюся я! В омут глубокий кинуся! И пузырей от Бакуни не останетца! Эх! Ламца-дритца-опца-римца-ца! А возьмёшь меня с собой – не пожалеешь, пригожуся.
АПТЫРКА: Чего ж ты раньше-то мне ничего не открывал? Ишь ты! Задразнили, значит, тебя? Ладно. Пойдём вдвоём. Войску-то я, Ляксею, то-исть, крепко-накрепко приказ дал не вмешиваться, как бы там дело не обернулося. Они, слышь, на опушке стоять будут, так ты, ежели будет нужда, завсегда их сыскать сможешь. Ну, там, провиянт, к примеру, пополнить, али меч подточить, колчан стрелами заложить. Смогёшь?
БАКУНЯ: Ну чё ты, меня уж совсем за мальчишку держишь? Смогу, конечно. Не сумлявайся. Буду твоим оруженосцем, как ентот… Санча Пансовый, про которого книжка иноземная, что Натальюшка нам читывала. Вот и весь мой сказ. Пошли, давай. Чё попусту болтать? Тебе отдохнуть надоть будет перед поединком, а мне ещё лагерь разбивать, шатёр ставить. А ты тута, понимаешь, языком зацепился! Пошли, лыцарь!
АПТЫРКА: Дай-ка я тебя обниму, брат! Растрогал ты меня. (Обнимает Бакуню). Пошли.
БАКУНЯ: Держись, Змеище! Мы идём!
 
КАРТИНА СЕДЬМАЯ
Темница Натальюшки в замке Змея
Стремительно врывается Добрава, взволнована.
 
ДОБРАВА: Подруженька! Крепись милая! Змей мне только что… Ой! Не могу, язык не поворачивается!
НАТАЛЬЮШКА: Что? Про что ты?
ДОБРАВА: Спасать нужно  мужа твово!
НАТАЛЬЮШКА: Не томи! Скорее сказывай, что случилося-приключилося.
ДОБРАВА: Змей на битву сбирается. Велел бальзамов приготовлять, да мазей, да настой победительный чтобы к утречку всенепременно готов был.
НАТАЛЬЮШКА: А Аптырка-то мой что? Зачем про него ты сказала?
ДОБРАВА: Так с ним идёт завтрева на поединок Змей!
НАТАЛЬЮШКА: Ох! Напугала ты меня, подружка. Да всё попусту.
ДОБРАВА: Как же попусту! Ведь бессмертен Змей, если не знать секрету. Не возьмёшь его ни силой, ни храбростью, ни количеством, ни умением. Не боится он ни сабли, ни копья, ни стрелы, ни топора. Многие добры молодцы бились с ним, да только сами побиты были. Глянь в окошко – всё поле косточками усеяно, и не счесть им числа, и все белые. Это косточки добрых молодцев, лихих богатырей, чьих-то батюшек, чьих-то муженьков, да сыночков любимых.
НАТАЛЬЮШКА: Не кручинься, подружка любезная. Мой Аптырка – не прост добрый молодец. Он куклой был сначала, куклу-спомощницу слепил для себя Дед-Гончар, да оборотил в человека, чтобы в немощи его была опорой. А кукла молодцем оказалась, да таким удалым! Аптырка через многие испытания прошёл сначала, чтобы меня спасти, из беды вызволить, от болезни освободить. Полюбились мы друг другу, и нет у меня души ближе, чем мой Аптырка! Хорошо слепил его свёкор мой, Дед Гончар. Лучшую глину нашёл, ладно слепил, крепко закалил, положил на него слово верное, заговорное. Такое слово, что никакой тать не страшен ему, ни лихой человек, ни лютый зверь. Ладанку повесил на грудь с травкой хворьпобедительной от любых болезней, от любых ран, от глазу злого, от чёрных помыслов, от тёмных сил.
ДОБРАВА: Ой, подруга, боюся я всё равно. Силен, видать, твой муженёк, Аптрыка, защита у него крепкая, но всё одно, боязно мне. Коварен Змей, силён, хитёр и бессмертен. Не одолеть Аптырке твоёму Змея, пока не узнает он секрету.
НАТАЛЬЮШКА: А твои гонцы как же? Ты сама же мне, подруженька, про птичек говаривала. Где они, твои гонцы?
ДОБРАВА: Перебил их всех Змей, да переловил. Впрочем, нет! Не всех! Есть гонец, есть! Как же позабыла-то я?
И покличем-ка мы птицу-сокола
Он поможет нам обязательно.
Я взрастила его, когда Змей убил
Его матушку вместе с батюшкой.
Не хотели они покоряться Змеищу,
А хотели быть птицам вольными.
Вот за это Змей их испепелил,
Изничтожил гнездо и всех птенчиков.
Лишь один птенец в руки мне упал,
Я укрыла его и укутала,
И кормила его, чем могла добыть.
А как вырос он и как встал на крыло,
То пустила его в небеса лететь.
 
Подходит к окошку, кричит по-соколиному. Ответный крик. Влетает птица-сокол, садится Добраве на руку, клекочет, трётся о неё. Добрава гладит сокола по голове, шепчет ему что-то. Сокол отвечает.
           
            ДОБРАВА: Он поможет нам, передаст весточку.
            НАТАЛЬЮШКА: Ты спроси его, может ли он летать выше Змея и быстрее.
 
Добрава спрашивает Сокола, тот отвечает.
 
            ДОБРАВА: Может, может. Очень даже может и быстрее и выше. Сил ему только пока не достаёт, чтобы со Змеем самолично поквитаться за папеньку, да за маменьку. (Гладит сокола по голове). Хороший мой, дитятко моё смелое, неразумное. Сам, вишь ли, собрался Змея бить, глупенький. Есть кому сразить Змея. Ты, малыш, отнеси весточку во дворец Аптырке, или батюшке-царю передай, и ни о чём пусть твоя душенька больше не болит. Отомщены будут и твои родители милые, и мой батюшка любимый и все-все, кто пострадал безвинно. (Вынимает кусок бересты). Возьму я у тебя одно махонькое пёрышко, разрешаешь? (Сокол клекочет). Вот и первое спасибо тебе.
 
Добрава достаёт перо у сокола из крыла, даёт его Натальюшке
 
Пиши, подруженька, скорее. Времени у нас нет. Нужно, чтобы Аптырка знал тайну Змея.            НАТАЛЬЮШКА: Чем писать-то? Разве кровью моей?
            ДОБРАВА: Зачем же кровью? Дёгтем берёзовым пиши, я его для снадобий разных приготовляла, и для писания он пригодится не хуже чернил.
 
Добрава достаёт маленький коробочек с дёгтем. Натальюшка пишет на бересте.
 
            НАТАЛЬЮШКА: Я пишу, как ты, подруженька, сказывала – родимое пятнышко на шее?
ДОБРАВА: Именно. На шее.

Привязывают бересту к лапке сокола, выпускают его в окошко.
 
ДОБРАВА: Лети-спеши, дитятко!
                        Лети-спеши, милый мой!
                        Неси-спеши весточку!
                        Неси-спеши родненький!
НАТАЛЬЮШКА: Лети, спаситель наш, лети быстрее ветра!
 
Темнота.
 
СКОМОРОШИНА СЕДЬМАЯ
 
Ну что, интересно, что будет-то дальше?
А мы вам расскажем всю правду без фальши.
Чуть-чуть отдохнём и продолжим рассказ.
Теперь же антракт и для нас, и для вас.
 
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
 
СКОМОРОШИНА ВОСЬМАЯ
 
Антракта наша кончилась,
Пора за дело брат-ца!
И как жа там Аптырка?
Вам интересно, братцы?
Вот перед вами, робятки, оперативный простор.
Посередь простора – Аптыркин шатёр.
Вечер наступает, Аптырка спать ложит-ца,
Ведь завтра на рассвете яму со Змеем бит-ца.
Такая, вот, интрига разворачивает-ца.
Эх! Ламца-дритца-опца-римца-ца!
 
КАРТИНА ВОСЬМАЯ
 
Шатёр Аптырки в ночь перед поединком.
Бакуня ворочается, вздыхает, не может заснуть.
 
АПТЫРКА: Караулы проверил?
БАКУНЯ: Проверил.
АПТЫРКА: Спи.
БАКУНЯ: Спу. (Ворочается).
АПТЫРКА: Саблю навострил.
БАКУНЯ: Навострил.
АПТЫРКА: Спи.
БАКУНЯ: Спу. (Снова ворочается).
АПТЫРКА: Стрелы в колчан уложены?
БАКУНЯ: А и где же им быть? Уложены, конечно.
АПТЫРКА: Спи.
БАКУНЯ Спу. (Ворочается).
АПТЫРКА: Можа… кваску испить хочешь?
БАКУНЯ: Не-а, испил уже.
АПТЫРКА: Спи.
БАКУНЯ: Спу. (Ворочается).
АПТЫРКА: Никак тревожит тебя что-то? Спи, Бакуня-друг, сил набирайся. Завтра с первым солнышком на поединок выходить.
БАКУНЯ: Спу. (Пауза, потом ворочается, садится на постели). Не могу я заснуть. И так не могу, и не так не могу. Всё сестрица моя милая перед глазами стоит, да батюшка мой любимый, которых Змеишша поганый изничтожил лютой смертью. Я тогда меч ишо в руках не держивал. И такое, понимаешь, дело сталося! А поехали мы на ярманку - батюшка меня и сестрицу взял с собой для развлечениев да угощениев - и только заночевать пришлось остановиться на опушке, как налетел на нас поганый. Меня-то сразу пламенем опалило да в обморок бросило, и как пришёл я в себя, то батенька мой любимый неживой лежал почерневший, а от сестрицы только махонькая горочка золы осталася, да берёзка над ей склонённая. Тут сызнова Змеища как налетел и берёзку тую с корнями выдернул и в небо вознёс. А я… я… (Рыдает).
АПТЫРКА: Ничего-ничего. Завтра поквитаемся с иродом. И за Натальюшку мою, и за батюшку твово, и за сестрицу. За всех обиженных и погубленных Змеем поквитаемся с ним.
БАКУНЯ: А знашь… знашь, что я удумал? (Пауза).
АПТЫРКА: Что?
БАКУНЯ: Сказать опасаюся. Не поймешь ты меня. (Пауза). Убить я его, изничтожить, страсть как хочу.
АПТЫРКА: Чего ж тут не понять? Я, думаешь, не хочу?
БАКУНЯ: Так ты-то воин великий, искусный, а я? Что я могу супротив него? Мой меч ему, что бабья щакотка.
АПТЫРКА: Ну чё уж ты так-то? Отваги тебе не занимать, мышления, так сказать, страхтегихческого. Не испугался же ты со мной идти. А в прошлом годе, помнишь? Я бы без твоих советов печенегов бы ни в жисть не отогнал. Вона ты какие маневры, да засадные полки понапридумывал. Тута, брат Бакуня, тебе просто цены нету. Воин, это не только тот, кто мечом махает, да стрелы пускает.
БАКУНЯ: Вот и придумал я план, как Змеища погубить. Только опять опасаюся я, что не поймёшь ты.
АПЫТРКА: Да не томи ты душу! Что, клещами из тебя тянуть? Говори, давай.
БАКУНЯ: Надумал я во полон ко Змеищу сдаться.
АПТЫРКА: Ты что? Ума лишился совсем?
БАКУНЯ: Вот! Сказывал же, что не поймёшь ты меня. А всё одно, послушай, план мой какой: сдаться яму во полон, во всём угождать Змеищу, на пузе перед ним ползать, только бы выведать, где же есть его слабое место. Ведь есть же оно у него? Не может не быть! А уж, как выведаю его, то ударю без промаху. Вот такой есть мой план в моей голове. Военная называется хитрость.
АПТЫРКА: Ну! Этот план ты, брат Бакуня, никому больше на рассказывай, потому как не пригодится он тебе. Завтра сражу я ирода в поединке, и не придётся тебе ползать да выведывать.
БАКУНЯ: Хорошо бы, коли так.
АПТЫРКА: Так и будет. Давай спать. И забудь про свой план.
 
СКОМОРОШИНА ДЕВЯТАЯ
                       
Беспокоюся я о царе, об отце.
Ну и ну, поглядим. Снова мы во дворце.
 
КАРТИНА ДЕВЯТАЯ
 
Дворец. Царь чистит шлем, надраивает до блеска орден «Главного Командувающего», мурлыкая бравурный мотив. В окно влетает сокол. Садится на спинку стула, клекочет.
 
ЦАРЬ: Э-эй! Птицу на волю, окна закрыть немедля! (Пауза). И чтой-то мине никто не слухаить?! Эх! Пока сам не сделаешь, никому дела нет! Ну и молодежь нонча! Совсем старого царя забижають. (Машет на сокола тряпицей). Давай, милай, посидел и будя. Лети, давай, туда, вон, давай! (Сокол не двигается, клекочет). Я по-твоему нихт ферштейн, так что окно открыто, и привет! Ночь уже, поди, на дворе. (Сокол клекочет). Нет, не понимает. Я ить по-хорошему тебя прошу-умоляю. Давай без драки обойдёмся. Мине, вот, знаешь ещё сколько надоть делов исделать? Орден, вот, надо ещё надраить хорошенько. А тута, понимаешь, ты, вот. Можа ты и по делу, но я ить вашего птичьего языка в школе не проходил. (Машет тряпицей, сокол не двигается с места).
Ну, ладно, ты, я вижу, парень сурьёзнай. Отдохнуть захотел – сиди, отдыхай. Окно я покедова закрывать не буду. Но, имей ввиду, ежели какое хулиганство учинишь, я стражу кликну… (Сокол клекочет). Не веришь? Щас кликну! (Сокол клекочет). Вот честно слово кликну! (Сокол клекочет). Уже пошёл, уже щас! Э-эй! Стража! Щас прибегут! Уже бегут! Вот уже прибежали! (Пауза). Ты что, мине не веришь? Царю не веришь?! (Пауза). Правильно не веришь. Не прибежит никто. А знаешь почему? Все пошли Змея воевать. И я щас пойду. Так что мне тута с тобой сидеть особо и… вот…  Вот чё ты, вот прилетел, вот? Вот чё тебе надо? Я, вот, уйти не могу из-за тебя. (Сокол клекочет).
Да понимаю я. Но ты меня тоже понять должен, не могу же я уйти и окна открытые оставить для тебя. А вдруг тать какой мимо дворца пройдёт, окна открыты, и привет! Хотя, что тута брать? Рази картины? Мазню ету? Тьфу! Али вертеп с живоскопом? А закрою, так что ты мне тута натворишь, а? Вот. Так что, брат, давай, собирай манатки свои, и… (Сокол клекочет). Вот я старый дурак! Может у тебя крыло болит или что другое? Слыхал я, что птицы, бывает, к людям прилетают немочи свои лечить. Ну-ка, давай-ка я тебя посмотрю, но только если ты мине клевать не будешь, договорилися? (Сокол клекочет).
Ну и молодец. Щас посмотрим. (Видит бересту). Ух ты! А енто что же за такое чудо у тебя на лапе? А? Не будешь клевать, развяжу, сниму. (Сокол клекочет). Хорошо, молодец, так, развяжем… Кто ж тебе такую бяку исделал? (Снимает бересту, видит надпись). Да это жа письмо, оказывается? Мине, что ли, письмо? (Сокол клекочет). Ага! Ты, значит-ца, посланец почтовой, а не просто так себе прилетел? Ну, тады спасибо тебе и прости мине, старого дурня, ежели обидел чем. Так. Очки ба ещё найтить? Не видишь, игде очки мои? (Сокол срывается с места, приносит очки). Ух ты, брат! Опеть спасибо тебе! Так, почитаем! (Сокол клекочет).
Тебе лететь до дому надо? Ну, милай, лети-лети. Вот я табе окошечко поширше распахну. (Сколок клекочет). Не жалаешь? А! Ты ответу от мине должон принесть? Щас. Будет ответа. (Читает). Ой! Енто ж нада ж! Доча моя пишет! (Целует письмо). Не могу прямо, слёзы глаза застилають. (Сокол клекочет). Да-да, милай, щас я, щас. (Вытирает глаза платочком, читает). Ага! Енто есть самое главное. Родинка, значить, на шее, значить. Вот, донюшка, спасибо тебе и низкий, в пояс, поклон. Тяперя сразим мы Змеища и тебя ослобоним. (Соколу). Лети, милай, лети быстро-быстро, сколь хватит силов. Неси донюшке весточку, что прочитал я послание и всё понял. Не уйти теперя Змеищу от возмездия вполне заслужонного. И передай ещё, что папенька велел ей потеплее кутаться и горлышко беречь, и чтобы холодной воды не пила бы сразу, а постоять, да согреться бы давала, и ноги чтобы в тепле были, а мороженного – ни-ни. Так и передай обязательно, а я уже иду. И даже орден чистить не стану, так, с нечищеным, и уже иду.
Лети!
 
Сокол улетает. Царь надевает шлем, поверх него корону, пришпиливает орден «Главного Командувающего», с трудом поднимает меч, кладёт себе на плечо, вздыхает, уходит пошатываясь от тяжести.
 
КАРТИНА ДЕСЯТАЯ
СО СКОМОРОШИНОЙ
 
Пластическая сцена – поединок, состоящая из стоп-кадров.
Скоморохи комментируют поединок Аптырки со Змеем.
 
И сошлися наутро Аптырка и Змей
В поединке! Давайте посмотрим скорей!
 
Глядит-ко, братцы, каки пошли дела!
Неужто змеева сила верх взяла?!
Да не сумлявайся, смелей гляди вперёд!
Я верю – Аптырка верх над Змеем возьмёт.
 
Ох! Снова сошлись! Змей ударил мечом!
Аптырка отбил, меч яму нипочём!
 
Смотрите – метнул он копьё в цель своё!
Да змей увернулся, и мимо копьё!
 
Кружатся, как в танце, Аптырка и Змей.
Ну, кто же проворней, сильней и быстрей?!
 
Ай-ай! На Аптырку Змей сверху напал,
Аптырка споткнулся! Аптырка пропал!
Да нет, показалось, не сломлен герой.
На Змея с дубиной идёт он горой!
 
Удар он наносит дубинкой своей!
А Змей-то раздулся! Вот-вот лопнет Змей!
Ан нет, это он приготовил огонь!
Дыхнул на Аптырку!
Ты, брат, охоло́нь!
Аптырка из глины – огнём не возьмёшь!
Но враг у Аптырки уж слишком хорош!     
 
Как будто вновь они танцуют…
Эй, подойди! Попробуй, тронь!
Я пакость ожидал другую,
Но снова Змей разлил огонь!
 
Аптыркин меч расплавил Змей,
Испепелил дубинку, щит.
Подать копьё ему скорей
Бакуня-друг спешит…
 
Удар хвоста рукой поймал,
Другой лови скорей!
Герой упал! Герой пропал!
Разбил Аптырку Змей!
 
Победный хохот Змея.
Скоморохи разбегаются, влетает Змей, к нему подбегает Боярин. Аплодирует, обмахивает Змея полотенцем, как на боксёрском ринге.
 
БОЯРИН: Это, справа, хороший был удар. И с огнём тожа вовремя. Не, а хвостом-то вы яго! Это просто шедевра.
ЗМЕЙ (отдышавшись, Боярину): Чё встал столбиком? Бягом марш! Да живо давай! Ну? Не понял? Беги отседова скорее. Я праздновать буду. Сгоришь, пеплом станешь! (Хохочет, из пасти вырываются языки пламени).
Боярин (подбирает полы кафтана): Сей момент… уже бегу! (Убегает).
 
Змей хохочет, взмывает вверх, выбрасывает огненные шары, заливает всё вокруг пламенем. Начинает «праздничный фейерверк».
Из огня выныривает Бакуня.
 
БАКУНЯ: Такое дело, робятки, как мне на улицу выйти? Где здеся дверь? Друга моего самолучшего Змеища поганый хвостом разбил на кусочки. Глину мне надо срочно найти, чтобы Аптырку склеить, да обжечь на ентом хвейерверке. Глина-то есть у вас тута на улице? А как на улицу мне попасть?
 
Дети показывают Бакуне выход.
Змей продолжает фейерверк.
Появляется скорбная процессия скоморохов.
 
СКОМОРОШИНА СКОРБНАЯ
 
А и был сиредь нас Аптырка – славный герой.
Ой! Был-бывал!
А и вышел на бой со Змеем Аптырка.
Ой! Вышед-выходил!
А и со Змеем он сражался един на един!
Ой! Един на един!
 
Входит Царь, волоча тяжёлый меч.
 
ЦАРЬ: Эй! Чаво раскудахтались? Ково хоронитя?
 
- А и разбил героя нашего злобный Змеища!
 
ЦАРЬ: Ась? Громче скажи, глуховат я.
 
- А и на куски рассыпался защитник наш!
 
ЦАРЬ: Ничаво не понимаю. Иде Змеища? Там? Али там? Я больно бить не буду, я в глаза посмотреть хочу со значением и поговорить хочу, вопрос спросить, пожаланье пожалать. Ты мине дорогу укажь.
 
- А и празднует победу Змей, всё палит огнём.
 
ЦАРЬ (машет рукой): Опеть ничаво не понимаю. Там, вот, чтой-то светится, пойду, слышь, туда. Водой ба политься от жару ба. Ну да ладно, и так сойдёт. Двум смертям не бывать… (Уходит).
 
- Ой-ё-ё-ё-ёй! Горемычныя!
Безутешное наше горюшко!
 
Появляется Бакуня с мешком.
 
БАКУНЯ: Эй! Горемычныя! Ну-ка, помогайте скорее! Притащил я глину. Спасибо робяткам, подсказали мне куда пойтить. Бегом, безутешные! Мешок тяжёлый, помогайте. Аптырку будем замазывать да склеивать. Некогда тут соплями хлюпать. Ну! Взяли! Разом!
 
Уносят мешок. Появляется Змей.
 
КАРТИНА ОДИННАДЦАТАЯ
 
Довольный Змей вылизывает крылья, напевает на своём гортанном языке.
 Появляется Царь, с трудом тащит тяжёлый меч, на голове шлем с короной, на груди орден «Главного Командувающего». Дымится. Змей с интересом наблюдает за ним.
 
ЦАРЬ: Ты, значитца, сосед, старость мою совсем ни в грош не уважаешь, значитца. Забором, понимашь, от нас отгородился, и сидишь такой, сам сябе наравишься. А я ведь, знашь-ли, по молодости-от тожа в армиях-то послужил. Да, послужил. Сабелькой-то помахал! Янералам фору давал! (Хочет замахнуться мечом, но не может поднять). А ето ничаво, что я меч-то от землицы отнять не в силах. Не в силе, брат Змеище, сила, а в правде. Ты, вот, вор, дочь мою умыкнул, да огнём нас попалил, и что? Победил ты нас? Нет, не победил. Ну спалишь ты мине совсем, так мине и так давно уже пора в землю ложитца. А правда, она за мной стоит, и как тяперя есть поганый ты злодей, то ничаво тебе с ей не поделать! Она тебя сломит, как солому, дай только срок! И будешь ты низвергнут, и весь приплод твой премерзкий низвергнут будет! Такое тебе моё слово!
ЗМЕЙ (сладко зевая): Всё сказал, пень трухлявый?
ЦАРЬ: Ась?
ЗМЕЙ: Тетеря глухая, говорю, сморчок ты болотнай, всё, говорю, сказал?
ЦАРЬ: А мне тяперя всё едино. Не слушаю я тебя, не слышу и слушать не жалаю. И как вижу я в тябе одно коварное злодейство, то и не боюся я тебя. А ишо тябе жалаю, я, сосед наш дорогой, чтобы тябе ре́пнуло, ге́пнуло и перекондуба́сило! Вот. Поня́л, лободырный?
 
Змей хохочет.
 
ЗМЕЙ: Ой, уморил ты меня, сморчок! Ой, сейчас тута и ре́пнуся! Прям уже начал! А давай вместях кондубаситься? Веселее же будет, а?!
 
Хватает Царя, трясёт его. Тимофей роняет меч, тот ломается на куски.
С Царя падают очки, царский орден, шлем, корона.
Змей хохочет, забавляется, вертит Тимофеем, как тряпичной куклой.
Наигравшись, швыряет Царя.
 
ЦАРЬ: Ма-ма-ма-саж, прямо! Ой! (Падает в обморок).
 
Вбегает Боярин.
 
БОЯРИН: Ва-ва-вашество-личество! (Видит лежащего Царя). Ой! Ты и ефтого уходил, что ли? Давно яму пора! Говорил я яму: «Куды ты, старый хрыч, лезешь? Не стариковское енто дело!» Не послухал – туды яму и дорога.
ЗМЕЙ: Знаешь, что я табе скажу?
БОЯРИН: Вашество-личество! Спервоначалу ты послухай!
ЗМЕЙ: Зачем ты меня перебиваешь? Может я табе что-то антиресное сообчить хочу.
БОЯРИН: Что вы, вашество-личество! Рази ж могу я перебивать вас?! Да ни в жисть! Ежели вы насчёт кредиту, дак мы жа завсегда договоримся к удовольствию вашему.
ЗМЕЙ: Тьфу ты пропасть! Опять он встревает, сказать не даёт!
БОЯРИН: Дак Аптырка жа! Он жа снова как, навроде, живой!
ЗМЕЙ: Как живой? Я ж его разбил!
БОЯРИН: Ты разбил, а Бакуня склеил! Вона! Оба живёхоньки-здоровёхоньки!
ЗМЕЙ: Иде они?
БОЯРИН: Пошли, представлю, как есть!
 
Исчезают.
 
КАРТИНА ДВЕНАДЦАТАЯ
 
Появляются Бакуня и Аптырка. Видят лежащего Царя.
 
БАКУНЯ: Государь!
АПТЫРКА: Отец! Тестюшка мой любимай! (Бросается к Царю). Что с тобой?! Бакуня? Дышит он?
БАКУНЯ (слушает): Кажись, дышит. Мягкое под голову́ подложить надоть, укрыть чем-то-нибудь. (Снимает шапку, кладёт под голову Царю, кафтаном укрывает, Царь стонет).
АПТЫРКА: Ты, отец, смотри мне, не вздумай тута мне концы-то отдавать. Не время ещё. Слышишь меня? Ещё Змея победить надоть. Так что ты, давай тута, держись. Нам с тобой ещё… Бакуня, чавой-то он? А?
БАКУНЯ: Та не дохтур я же! Дохтура бы надо сыскать.
АПТЫРКА: Постой-постой! Ладанка! В ей батянька мине хворьпобедительную заговорную травку снарядил. (Вынимает из ладанки травку). Ну-ка, отец, ну-ка! (Подносит травку к лицу Царя, тот глубоко вдыхает, приходит в себя).
ЦАРЬ: А! Это вы тута! А я, вот, вишь ли, лежу…
АПТЫРКА: Молчи-молчи! Береги силы. Нельзя табе много разговаривать. Вот, подыши ентой травкой поглубже и лежи, отдыхай, сил набирайся. А нам на Змея идти надоть.
ЦАРЬ: Подождь, сынок! Послухай, что Натальюшка мне с птицей-соколом переда… (Замолкает).
АПТЫРКА: Э-э! Дыши-дыши! Глыбже дыши!
ЦАРЬ (приходя в себя): Погибель Змеища в пятнышке родимом, а пятнышко енто…
АПТЫРКА: Ты не волновайся… Ты дыши, давай…
ЦАРЬ: Ма́хотное пятнышко… не углядеть его, если не знаешь… (Шепчет еле слышно).
АПТЫРКА: Бакуня! Ниже нагнись! Слушай внимательно!
БАКУНЯ: Слухаю.
 
Царь шепчет, потом снова впадает в забытьё.
 
АПТЫРКА: Что ён сказал?
БАКУНЯ: На шее, сказал.
АПТЫРКА: Точно, на шее, и я так же услышал. Ну, всё, брат Бакуня, конец Змеищу! Эх! Мне бы сейчас меч мой!
 
Страшный шелест огромных крыльев, влетает запыхавшийся Змей.
 
ЗМЕЙ: Ой! Кого я вижу тута?! Опять ты за своё?! Гоняешься за тобой, гоняешься, можно сказать, из последних силов, разбиваешь тебя в дребезги, а ты, значить, вона! Живой, значить! Ну что мне с тобой делать? Вредный ты оказывается какой-то такой. Ведь победил жа я тебя! Ещё раз хочешь?! Или как? Сызнова драться будем, или признаёшь мою победу?
АПТЫРКА: Ну что ж, сосед, признаю - одержал ты полную надо мною победу. Буду теперя служить тебе.
БАКУНЯ: Ты что, брат?! Ты что?! Да как жа ты?!
АПТЫРКА: Молчи, тать! (Тихо). Тихо… Военная хитрость… (Громко). В ножки кланяйся нашему царю и повелителю! На колени, балда! (Бакуня кивает, опускается на колени).
ЗМЕЙ: Давно бы так! Подойди. Присягать сейчас мне будешь! Землю будешь целовать! Подождь! Сначала корону-то подай мне.
АПТЫРКА: Слушаюсь, ваше змеиное величество! (Идёт за короной).
ЗМЕЙ (Бакуне): А ты, холоп, Боярина кликни, я яму ишо вроде как должо́н.
БАКУНЯ: Слушаюсь! (Скрывается).
ЗМЕЙ: Ну, что там, иде́ моя корона?
АПТЫРКА: Сей момент будет, ваше змеиное величество! Закатилася… (Подбирает корону, царский орден). Нашёл, несу!
 
Вбегает Боярин. За ним входит Бакуня, опускается на колени.
 
БОЯРИН: Я! Я сам! Дай мне! (Выхватывает корону у Аптырки). Ух! Не-на-ви-жу! (Змею). Ва-ва-ва-вашество-личество! Наконец-то! Бесценный вы наш, брильянтовый! Уж как мы рады! Как рады!
ЗМЕЙ: Ты, говорят, проценты для меня снизил по кредиту?
БОЯРИН (хихикает): Что вы, вашество-личество?! Какие про-це-це-центы? Шутить изволите? Ух, вы, вашество-личество, шутник-с!
ЗМЕЙ: Чё ты стоишь-та? Надевай корону. Про проценты мы с тобой опосля подробненько потолкуем. Ну?! Корону надевай!
БОЯРИН: С ве-ве-личайшим удовольствием моим, глубожаемый наш повелитель! (Водружает корону на голову Змея, становится на колени, целует землю около змеиных лап).
ЗМЕЙ: Быть тебе отныне моим управителем. Да, за дружбу давнюю, да за службу прежнюю полагается тебе… Чё там тебе полагается? Слушай, денег у тебя полно. Ну дам тебе ещё… Давай так: чё ты хочешь? Хочешь дворец?
БОЯРИН: Дворец? (Чешет затылок). Не-а. Ну… Мне ба…
ЗМЕЙ: Говори, не бои́сь. Я жа сам тебе предлагаю.
БОЯРИН: А ты, ва-ва-шество-личество, прикажи им уйти, тогда скажу.
ЗМЕЙ: Да чё ты их боишься? Я только моргну, и нет их… даже могилы не останет-ца! Как там у вас? Дрица-брица не помню… ца?! Ну? Говорить будешь?
БОЯРИН: Буду! Отдай мне царевну. Зачем табе она? У тебя и так их в гареме триста жён. А я к ей сердцем, можно сказать, прикипел!
БАКУНЯ (Аптрыке): Ах, подлец! Слушай, что ён говорит?! Да я щас!
АПТЫРКА (тихо): Молчи, молчи! (Зажимает Бакуне рот, пригибает ниже к земле голову).
ЗМЕЙ: Гляди на них! Вишь, какие покорныя стали? Молчат, словечка не проронят! А знаешь, а не наравитца мне это.
АПТЫРКА: Дак ты жа победитель. Твой сегодня день. Твоя удача. А нам что остаётся? Проигрывать тожа надо уметь, раз такие дела.
ЗМЕЙ: Ты, я вижу, поумнел, никак? Хорошо, коли так. Вот вам моё слово: (Боярину) царевну я табе не отдам, оставлю себе в утеху, выбирай другое, что хошь.
БОЯРИН: А командировку заграничную можешь? Длительнаю!
ЗМЕЙ: Это с превеликим удовольствием. Хошь до скончания века.
БОЯРИН: Дак я тады прям щас могу? (Пауза). Или не могу?
ЗМЕЙ: Подождь пока. (Аптырке) А ты присягать мне будешь при всём при своём войске, так, чтобы весь люд честной признал меня. Зови всех сюды. Енералов своих, стрельцов, командиров, всех зови! Живо! Повторять в другой раз не стану!
АПТЫРКА: Прости, твоё змейское величество! Не вели казнить, вели слово молвить!
ЗМЕЙ: Говори, только быстро. Терпежу моего не хватает на ваши рожи тута глядеть.
АПТЫРКА: Позвать-то недолго. Да послухают ли они?
ЗМЕЙ: Как так, не послухают?
АПТЫРКА: Ты извини меня, змейское величество, только я таперя не командир. У нас ведь, вона, главный командувающий (указывает на лежащего царя) в бессознательном обличии валяетца. А у тебя регалиев главного командувающего и нет, хоша́ корона там, где и положена.
ЗМЕЙ: Каких-таких регалиев у меня нет? Скажи только - будут.
АПТЫРКА: Орден царский должон быть на груди. Тогда и будешь ты главным командувающим.
ЗМЕЙ: И всё?
АПТЫРКА: И всё.
ЗМЕЙ: А где ентот орден?
АПТЫРКА: Дак на царе был, вот, подобрал я его.
ЗМЕЙ: Покажи! (Аптырка приближается, показывает орден). Ох! Красива вещь.
БОЯРИН: На заказ исделана. В самом городе Париже. Слыхали про такой?
ЗМЕЙ: Вешай, давай. Буду главным командувающим. Хоша мне эта…  Щакотку не люблю я…
АПТЫРКА: А мы на ленту!
ЗМЕЙ: Ладно, вешай... на ленту. (Боярину). Зови войска!
БОЯРИН: Момент! Чичас! (Скрывается).
АПТЫРКА: Бакуня, что стоишь! Неси быстро ленту царскую парчовую для ордена! На ленту вешать будем.
БАКУНЯ: А иде она?
АПТЫРКА (тихо): Да придумай что-нибудь! Вона, у царя, посмотри.
 
Бакуня бежит к лежащему царю.
 
БОЯРИН (появился): Чичас будут войска. Идут. Вона, слышь?! Барабаны!
 
Бакуня, приносит ленту.
Долгая дробь барабанов.
Аптырка торжественно подносит ленту Змею, тот склоняет голову, Аптырка надевает ленту, открывает застёжку на ордене и вонзает её в шею Змея.
Вопль ужаса, свист, грохот грома. Змей взмывает вверх. Шипение, будто сдувается огромный шар. Вниз падают корона, орден. Аптырка тянет за ленту. Лента, наконец, поддаётся, и Аптырка втягивает маленького Змея.
Боярин пятится, мечется куда бы убежать, некуда, хватается за голову.
 
ЗМЕЙ (тонюсеньким голоском): Ты фто исделяль? Ты засем миня укалёль? Мине зе больна! (Начинает хныкать).
 
Все хохочут, даже Боярин прыскает в кулак.
 
БАКУНЯ: Глянь-ка! Каку́ Аптырка птичку споймал!
АПТЫРКА: Змеишша-та наш, братцы, сдулся! (Снова все хохочут).
ЦАРЬ (поднимает голову): Коды так весело, так чаво я тута валяться буду? Тожа, поди, смеяться хочу!
БАКУНЯ: Ваше величество! Ты как? Получше табе?
ЦАРЬ: Дык, знамо дело, когда вы тута все веселитеся, так и я на поправку пошёл.
АПТЫРКА: Иди, величество, к нам, вместе повеселимся! Тестюшка мой дорогой! Бакуня, помоги царю!
 
Бакуня помогает Царю. Все разглядывают Змея, трогают, смеются.
 
ЗМЕЙ (обиженно): Мине зе обидно, а вы смеётеся! Дуляки! Дуляки вы все!
 
Взрыв хохота.
 
АПТЫРКА: А посади-ка ты, Бакуня, ентого красавца в туесок, да затвори покрепче. В зоопарк отвезём. То-то детишкам будет радость!
БОЯРИН: Слава Аптырке! Слава победителю Змея!
АПТЫРКА: Славословишь, значить? Ну-ну! (Зовёт). Ляксей! Друже! Слышь меня?! Подь сюды! Погляди на чуду!
 
Вбегает Ляксей, видит Змея. Смеётся вместе со всеми.
 
Алёшка мой дорогой, нашёл я. Нашёл изменщика.
ЛЯКСЕЙ: Да ну? Нашёл-таки? Иде? Иде ён?
АПТЫРКА: Да тута. Иде же ещё яму быть. Вот, познакомься. (Поворачивает Ляксея к Боярину).
ЛЯКСЕЙ: Ентот? Свистун? (Аптырка кивает). Ох, отведу я душеньку, ох, потешуся-а-а! (Движется на Боярина, вынимая саблю).
 
Боярин валится на землю, лязгает от страха зубами,
что-то хочет сказать, но не может.
 
АПТЫРКА: Постой-постой! Не спеши, брат. Мы яго судить будем. Дети будут судить. Я вот, тута кой-чего приготовил… написал… Щас нам робяты помогут… Поможете нам, робятки, злодея осудить?
ЛЯКСЕЙ: Не пойму я тебя, брат Аптырка! Ён предал всех нас Змею поганому, а ты его судить? Да снести башку – и вся недолга.
ЦАРЬ: Послушай, свет-Алёша…
АПТЫРКА: Э, нет, брат. Башку снести просто. А что, если заблудился человек, запутался, ошибся. Разиж за это башку сносят? Обратно, ведь, не приставишь. Опять же, Змея в зоопарк отправим, а и кто жа за имя смотреть будет, навоз, извиняюсь, убирать? Опять жа кашку яму, поганому, сварить кто-то должон? Или не должон?  (Боярину). Ты, поди, каши-то варить не умеешь?
БОЯРИН: Навоз могу!! Могу навоз… Господи!! Могу я… Простите меня, люди добрые… я и навоз могу, и что скажите, всё могу-у-у!! Босыми руками буду навоз за энтим поганым Змеищем убирать… только простите меня!!!
ЦАРЬ (Аптрыке): Сынок…
АПТЫРКА: Подожди, тестюшко! Присядь на камушек. Щас, с ентим разберёмся.  (Боярину). А я, вот, говорю, приготовил тута для тебя (достаёт записку) метельщик нам, знашь, во! как нужон, такой, чтобы навроде дворника. Могёшь?
БОЯРИН: Могу… всё могу, только простите, снимите грех с души моей! Детки! Робятишки! Што ж вы то молчите? Я ж на коленях… я ж осознал до самого до дна… и больше не буду… ну скажите вы им!
ЦАРЬ (Бакуне): Брат, Бакуня, чаво оне меня не слухают?
БАКУНЯ: Подождь, величество. Тут такое дело, понимаешь!
ЛЯКСЕЙ: Как хочешь, брат Аптырка, а только нет у меня веры ентому прохвосту. Это сейчас ён такой весь из себя ка́ется, а опосля сызнова продасть и предасть! А потому… а потому…
БОЯРИН: Как можешь ты такие слова говорить, когда я тут перевоспитался и на коленях прощения прошу?
АПТЫРКА: Тихо, братцы! Никак плачет кто-то?
 
Все замолкают. Становится слышно, как тихо скулит Царь.
 
ЦАРЬ: Ой-ё-ёшеньки-ё-ё-оооо! И что это никто слушать мине не хотит?
АПТЫРКА: Ты чего, величество? Обидел тебя кто?
ЦАРЬ: Вы тута, вот, развлекаться изволите, а иде дочка моя? Кто мине ответит?
АПТЫРКА: А!
ЛЯКСЕЙ, БАКУНЯ (вместе): Ой!
ВСЕ ВМЕСТЕ: Эх! Ламца-дратца-опца-рамца-ца!
                        Никуда Натальюшка не деваетца!
                        Так что неча тут унынью предаватца
Последня скоморошина будет начинатца!
 
СКОМОРОШИНА ПОСЛЕДНЯЯ
 
А как сдулся страшной Змеища,
Так разрушились стены узилища.
Медведи цепные испугалися,
Со своих цепей посрывалися,
По лесам и полям разбежалися.
А янычарская лютая стража,
Бросая оружье и ошметья всякого антуража,
С криками «Ай-яй!», что в переводе значитца «Ой-ёй!»,
Чамоданы собрала, по телегам и домой!
Из темниц вышли все, кто томился там,
И направилися по своим домам.
Эх! Ламца-дратца-опца-рамца-ца!
К нам царевна приближает-ца!
 
Вбегает Натальюшка, за руку тянет Добраву.
 
НАТАЛЬЮШКА: Аптырка! Папенька!
 
Все бросаются к ней, общие объятия.
Добрава видит Бакуню, устремляется к нему, в смущении закрывает лицо руками, плачет.
 
БАКУНЯ (Добраве): Девица, не плачь. Погодь-ка! Дай, поближе погляжу. Ты?
ДОБРАВА: Ахти мне! Бакуня! Братец мой родненький!
БАКУНЯ: Глазам не верю! Ладушка моя, сестрица! Я ж не чаял тебя живой увидать! Люди! Радость-то какая! Сестрица моя нашлася! Добрава моя жива!!!
ЦАРЬ (сквозь слёзы умиления): Эх, золотыя вы мои! Самогудку ба! Самогудки не хватат для торжества моменту!
БОЯРИН: Чичас! (Исчезает).
АПТЫРКА (обнимая Натальюшку): Тосковал я по тебе, душа моя, ненаглядная, ох, тосковал!
НАТАЛЬЮШКА: А я знала, знала, что сразишь ты Змеишша злого! Знала, верила и ждала тебя!
БОЯРИН (влетает с самогудной машиной): А вот и самогудка для торжества моменту! Я принёс. (Устанавливает самогудку).
ЦАРЬ: Заводи!
 
Начинается музыка.
 
Эх! Ламца-дритца-опца-римца-ца!
Тут сказка наша и кончает-ца!
 
Поклоны.
 
Занавес.


© С.Кочнев, 2015 г. 

© Copyright: С.Кочнев (Бублий Сергей Васильевич), 2015

Регистрационный номер №0314667

от 31 октября 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0314667 выдан для произведения: С.Кочнев
 
Сказ про Аптырку и Змея-Тугарина
 
театральная фантазия в 3-х действиях со скоморошинами, играми
и прочими увеселениями для детей среднего возраста

 
Действующие лица:
 
Кумпания балаганных скоморохов-комедиантов,
они же, в порядке появления -
 
БОЯРИН – интриган, царский кредитор и бывший жених Натальюшки
ТУГАРИН-ЗМЕЙ – правитель соседнего царства, вор
БАКУ́НЯ – друг и соратник Аптырки, большой охотник поспать
ТИМОФЕЙ – садовод-любитель, тесть Аптырки, царь
АПТЫРКА – глиняный мо́лодец, воевода, царский зять, прирождённый дипломат
ЛЯКСЕ́Й - стрелец, соратник Аптырки
НАТАЛЬЮШКА – царевна, жена Аптырки
ДОБРА́ВА - наложница Змея, сестра Бакуни
 
 
Примечание для постановщика:
В случае, если народный говор будет представлять для артистов непреодолимую трудность, разрешаю заменить его повседневной речью, убрав соответствующий текст из скоморошин и изменив построение фраз на современное.
 
Действие первое
           
Скоморошина первая
 
На телеге с реквизитом, костюмами и декорациями выезжают скоморохи
 
Эх! Ламца-дритца-опца-римца-ца!
Куды прийдём, там сказка начинает-ца!
Ух, братцы-робятки! Куды ж мы попали?
Глядит-ко, мальчишки, девчонки сидят!
Ну дык, играли, бесились, устали…
Не! Точно, театру смотреть хотят!
 
Начинают устанавливать декорации, раскладывать реквизит.
 
Глядит-ко, притихли, давай у их спросим,
Чё, мол, сидите тут, так, мол, и так.
Девчонки-мальчишки, звиненья приносим,
Вы чё тут? Устали?
                                   Молчи ты, чудак!
С имя́ говорить надоть нам по-другому,
По-нонешнему говорить, по-городскому.
 
Выстраиваются в ряд.
 
Здравствуйте, хеллоу или бон жур, ребятки!
 
Кланяются.
 
Вы как больше любите играть – в театр или в прятки?
А что, ребятки, книжки вы читаете, иль нет?
Какой – «читаете»? У них теперь - компьютер, интернет,
Фейсбук, ВКонтакте…
                                   гад-же-ты,
                                                           планшет…
Да сам ты гад! Ходил я в этот интернет.
В нём нашей сказки и в помине нет!
Да я ж не про тебя!
                                   Ах, я не гад?
Ну, если я не гад…
                                   Конечно, ты не гад.
Ну, в этом разе, я безмерно рад.
У них тут машины всё, да механика,
Вот ты, вот, машину хочешь иль пряника?
И в небе машины летают! Не так ли?
 
Заканчивают установку декораций.
 
Ну, хватит болтать! Мы уже на спектакле!
Эх! Ламца-дритца-опца-римца-ца!
Это мы сейчас у стен дворца!
 
За кулисами возникает неясный шум, и показываются сполохи пламени.
 
Ух, ты! Слышьте, братцы, сказка начинает-ца!
Эх! Ламца-дритца-опца-римца-ца!
 
Делают кульбит.
 
Ну всё, кончай разговаривать по-городскому!
Тяперя будем по-нашенскому,
по сказочному,
по-простому!
А что, робятишки, чтоб театр вам поставить,
Нужно сначала героев представить.
 
Надевают костюмы соответствующих комментарию персонажей.
 
Вот самый главный - Аптырка – герой!
За землю родную стоит горой!
За семью, за царя в огонь готов и в воду,
А потому любовью пользуется сиредь народу.
Из глины когда-йто слепил его Дед Гончар,
А значитца ён заговорен от разных злых чар.
«Ет как жа? - ты спросишь, - Глиняный и живой?»
Дак в сказках ишо и не то бывает порой!
А ето царевна, супруга явойная,
Натальюшка, во всём Аптырки достойная –
И умна, и красива лицом и фигурою,
А ишо обладает кроткой натурою.
А енто папашка царевнин, то-и́сть царь, как есть,
И потому ён будет Аптыркин тесть.
Садик свой любит, да малину с клубникою,
Сажает их отдельно – садовую и дикую,
Сам, слышь, у грядок с утра и до ночи,
Про дела государства и слышать не хочет.
Прозываетца с детства ён - Тимофей,
Акромя садика шибко любит дочь и кофей.
А там, за кулисами, сосед наш и вор.
Царство его отделяет высокий забор.
Злой, нехороший, зовут Змей-Тугарин.
А вот это, брат, царя сподручник – Боярин,
Он, по-нонешнему, настояшшой ахлигарх,
Купил хоккейную команду, зоопарк,
Торговлю сетевую, рынок, лес…
Сам царь к яму́ в долги аж по уши залез…
Как шаг ни шагнёт, так звенит монетою,
И ахлигархом зовётся пое́тому.
Ишо Баку́ню бы надо представить
Но на ентом точку рано будет ставить…
 
Из-за кулис доносятся грозные звуки приближающегося Змея.
 
Ой, братцы, готовимся! Ну, по мястам!
Твоё месту тут, а моё место там!
Бяжим скорей, быстрей, живей!
Совсем уже рядом Тугарин-Змей!
С остальными познакомимся опосля́!
 
Разбегаются в разные стороны.
 
КАРТИНА ПЕРВАЯ
 
Остаётся Боярин, оглядывается по сторонам.
Шелест гигантских крыльев, низкий хохот, грохот.
Боярин падает на колени.
Из кулис выглядывает голова Змея-Тугарина.
 
БОЯРИН: Ва-ва-ва-вашество – ли-личество! Готов ва-ва-ва-всеми си-си-си-ла-лами…
ЗМЕЙ: Хватит заикаться! Где она? Говори!
БОЯРИН: Та-та-та-там, ва-вашество-ли-личество. В окно изволит глядеть, Аптырку-мужа ждать изволит.
ЗМЕЙ: Аптырку, говоришь? Ха-ха-ха! Пусть ждёт!
БОЯРИН: Только вы уж, вашество… про договор наш ни… ни-ни…
ЗМЕЙ: Болтаешь много! Смотри у меня! Ха-ха-ха! Держи, что обещал, остальное получишь – как договорились.
 
Из кулис вылетает холщовый мешочек, громко звякает, упав около Боярина.
Голова Змея исчезает, слышится шелест гигантских крыльев.
 
БОЯРИН: Спасибо, ва-вашество-личество! (Подбирает мешочек, прижимает, как ребёнка, к сердцу).  Да-да, туда, туда летите! (Машет сигнальным белым платком). Правее, ещё правее! Там она, там, за углом! В окошке! Ага! (Тихо). У, поганый змеище! Тьфу на тебя! (Громко). О! Вашество-личество, ох, как вы неосторожны! Крылышко-то… Крылышком, говорю… зацепили…
 
Грохот. Женский визг. Шелест гигантских крыльев.
 
О-о! Унёс… Молодец, вашество-ли-личество! (Про себя). Унёс, подлец. Украл. Ну, держись, тяперя, Аптырка окаянная! (Хищно потирает руки). Посмотрим, как ты тяперя…
 
Хочет бежать, сталкивается с Бакуней.
 
БАКУНЯ: Ой, братцы, бяда́-бяда́! Ой, такая, братцы, бяда́, что всем бедам бяда́! (В зал, детям). Я, слышь, на посту-от стоял, кады сей час… А! (Машет рукой). Ты-от на посту-то, поди не стоял ышо? Маленькой, поди? (Боярину). И ты, поди, не стоял на посту?! А я, слышь, тута, давеча-то… Ой, робя́ты-робятишки! Ой, скажу, дак не пове́ритя-а-а!
Похитил царевну, слышь, брат, Боярин,
Ентот… страшно промолвить… Змеи́шша-Туга́рин.
Как быть тут Аптырке? Куды, знашь, податься?
А мне-то признаться, аль не признаться?
БОЯРИН (ёрничает): Ай-яй-яй! Что ты говоришь? Похитил, говоришь? (Спохватившись). Как похитил? Натальюшку похитил?! Да ты-то куды глядел, бестолочь обормотная?!
БАКУНЯ: Куды-куды? Я, понимашь ли, только, можно сказать, на самую малость яблочков вкусно-сладких покушать в сад отлучился. На самую, слышь, малую минутку отвернулся от окна, в котором Натальюшка Аптырку из похода ожидала. Яблочко вкусно-сладкое надкусил, да тут же чуть не подавился. Как загрохотало чтой-то, как потемнело, да замелькало… Навроде как чуда хтеродахтильновая, Страфи́ль-птица навроде, та, что всем птицам мать. И крылья у неё, что твои паруса на ладьях. И-их, братцы мои! Засвистело-закрутило! Ветром бурным меня сдуло и смело́, да на травушку опрокинуло, и как понаддасть! И покатился я, и яблочко вкусно-сладкое в руке покатилося со мной… А саблей моей вострой я в ентого злодея-от мятну́л… Мятнул прямо в евойную голову́ поганую! А ён, Страфиль етот, птица хтеродахтильновая, как дунет огнём, так и саблю мою всю расплавил, как есть, и меня поопали́л. А копьё-то моё длинное, как покатился я, сломалося в сей же момент. И оружия-та никакого не стало у меня боле!
Яболочком тогда, что в руке моей со мной катилося, кинул я в ентого вора непотребного, да и не попал, верно. Ён сызнова огнём дунул, да всего меня и деревья, и траву, и округ меня всё поопалил. (Со свистом сверху падает яблоко). О! Яблочко! Вернулося!  Горячее! (Ест яблоко). Вкусно… испеклося! Будешь?
БОЯРИН: Не-а! Стой здеся стоймя и не вздумай ходу дать! Хоть три дни стой. Поня́л меня? Я щас за Аптыркой поеду!
 
Стремительно уходит. Бакуня за ним.
 
БАКУНЯ: Ой! За Аптыркой? Ой, барин Боярин, може не на́да за Аптыркой! Може я сам как-нито́, исправлюся…
БОЯРИН: Ты, Бакуня, говори, да не заговаривайся! Страфиль хтеродахтильновая! И тьфу на тебя за дремучесть за твою! Прозявал, проспал, проморгал Змея, так что держать тебе, Бакуня, ответ… Хорош зашшытничек постовой! Давно я говорил тебе – постригись покороче, а ты, вот, всё не слушал. Шею-то палачу не видно будет.
БАКУНЯ: Ты не бреши, давай, не пугай меня. Чёй-то ты поразмыслил? Какому-такому палачу? Чёй-то ты удумал?
БОЯРИН: А вот узнашь, как Аптырка вернётся.
 
Идёт дальше. Бакуня за ним.
 
БАКУНЯ: Постой-постой, а ты-то сам-то, чёй-та тута делаешь? Ты ж, вродя, в ету, в Грушляндию ихнюю уехал вчерась? Товары для всеобщего удовольствия обещал привезть…
БОЯРИН: Уехал, да вернулся. Твоё какое дело? Коммерция, брат Бакуня, дело тонкое, это тебе не на посту стоять, да моргалками моргать. А ты, вот, пост-от свой покинул, а потому, вот, подозреваю я тебя.
БАКУНЯ: И в чём енто ты меня подозреваешь?
БОЯРИН: А в том подозреваю, что вспомогал ты Змеищу поганому царевну нашу унесть аж за тридевять за земель!
БАКУНЯ (в негодовании): Ах ты… Ах ты… Да я, да я же… Я же только яблочко откусить на одну маленькую минуточку отошёл…
БОЯРИН: Вот-вот! Об ентом вы со Змеищем и сговорилися: что отойдёшь ты, вроде бы яблочко откусить, на маленькую минуточку…
БАКУНЯ: Ты чё говоришь-та? Ты куды клонишь-та? Ты чё, заболел, никак? Когда, ето, мы сговорилися?
БОЯРИН: А тогда сговорилися. Видел я, как ты платочком беленьким махал яму́.
БАКУНЯ: Кому, яму?
БОЯРИН: Знамо, кому – Змеищу махал. А вот и платочек. (Вынимает из кармана платок). Подобрал я его вон у той стены.
БАКУНЯ: Ничаво я никому не махивал. И платочков я никаких не знаю. (Возмущенно ходит туда-сюда). И брехне твоей не поверит никто!
БОЯРИН: А ето мы посмотрим, поверит, али не поверит. А только тебе, Бакуня, край пришёл. За все твои дела пришёл край.
БАКУНЯ: За каки-таки дела?
БОЯРИН: А за енти самые! За то, шо со Змеищем в сговоре, за пост, который оставил самовольно, за платок, за яблочко…
БАКУНЯ: Да не знаю я никакого платка! И в глаза не видывал!
БОЯРИН: А вот ето ты палачу объяснять будешь: видывал али не видывал! И держи свой платок. Гадость ету! (Бросает платок Бакуне). Всё! Некогда мне тута с тобой лясы точить! (Собирается уходить).
БАКУНЯ: Постой! Ты что, уходишь? Куды, ето, ты уходишь? За Аптыркой поедешь? (Сжимает голову руками). А как же я-то теперя?
 
Появляется радостный царь Тимофей, мурлычет песенку себе под нос.
В руках несёт туесок с клубникой.
Бакуня бросается к Царю в ноги.
 
ЦАРЬ: Чаво ты? Чаво ты падаешь?
БАКУНЯ: Слышь, ваше величество, что ента мордофиля на меня говорит?
 
Царь радостно кивает.
 
ЦАРЬ: Да встань ты, встань. Вот, смотри, клубничка кака́ вызрела. На! Покушай.
БАКУНЯ: Не, ты послушай, как ентот-вот всё подводит! Будто бы я со Змеищем сговорился!
 
Царь радостно кивает.
 
ЦАРЬ: Вот, правильно, покушай! (Почти насильно впихивает клубничку в рот Бакуне). А! Хороша? Тота же!
БОЯРИН: Ты, ваше величество, чаво тута предателев кормишь вкусно?
 
Царь радостно кивает
 
Ты слышишь меня? Не слышишь?
 
Царь кивает.
 
Я, ваше величество, за Аптыркой смотаюся. А ты пока вот ентого злодея никуды не пускай. Пусть тута дожидается… ну суда… и, там, как уж он решит. Ага?!
ЦАРЬ: Ага! И тебе тоже дам клубничку… Вот, смотри, саму лучшу выбрал. На. Кушай!
БОЯРИН (плюёт в сердцах): Тороплюся я! Потом съем. Ты, многожаемай патриярх, в плошке мне отложи немного, сколь не жалко. (В сторону). Тетеря глухая. Ишь, какой радостный. Ничего не слышал, ничего не знает – это нам оченно просто замечательно будет. (Громко). Всё. Побёг я! (Убегает, возвращается, хватает на бегу клубничку, скрывается).
ЦАРЬ (удивлён): А чёй-та он, куда побёг?
 
Бакуня плачет.
 
А чёй-та ты плачешь? Вы чаво тута? Смотри, кака́ клубничка!
                                   Не плачь!
                                   Купим калач,
                                   Мёдом помажем,
                                   Тебе покажем… (Присаживается к Бакуне).
                                   Сами съедим…
                                   Слышь? Тебе не дадим.
БАКУНЯ: Да как же мне, ваше величество, не плакать? Когда такая выходит неприятность.
ЦАРЬ: Чаво? Чаво ты сказал? (Вынимает что-то из ушей). Ты чаво сказал-та?
БАКУНЯ: А ты чаво, не слышал?
ЦАРЬ: Не груби царю. Я, брат, Бакуня, завсегда теперя, как Боярина вижу, так глухоморски раковины в уши кладу. Удобно, знашь. Боярин всё про долги мои, про кредиты, а я киваю, соглашаюся, навроде. Он губами шевелит, а у меня - тишина-а! Благодать. На, съешь клубничку. Не хочешь? Зря, брат, Бакуня. А чё ты плакал-от?
БАКУНЯ: Из-за вот ентова, платка поганова! Тьфу, гадость какая! (Отбрасывает платок).
ЦАРЬ: Э-э-э! Хороша вещь! Ты чё швыряешься? Боярина платок, я видел, он имя́ махался. (Рассматривает ярлык). Смотри-тка… Ух-ты. Чё-та на ём написано. Ты прочти, давай. Наверно, из самого из городу Парижу вещь. Ён всяки удивительности из Парижу привозит.
БАКУНЯ: Сам прочти, а мы необучены. Нам это баловство ни к чему.
ЦАРЬ: А вот ето здря! Ученье, брат Бакуня – свет, а неученье – сам понимаешь. Буквовки-то, посмотри, какие красивые, а сложить в слова не можешь… Ай-яй-яй! Мы тогды в яго клубничку-от завернём. (Вяжет туесок в узел).
БАКУНЯ: А чё ты сказал-та? Где он махался?
ЦАРЬ: Да вон там, у той стены. Вставай-давай, пойдём к Наташке клубничку кушать…
БАКУНЯ: Ты, ваше величество… Ты подожди. Не надо к Наташке, э-э, к царевне не надо!
ЦАРЬ: Ну чё ты, мне указывать будешь? Идти к дочке – не идти к дочке. Я уже не маленькой, да и царь к тому же, хотя ты мине́ и грубишь. Пошли, давай! Вот, узелок-от понеси, помоги царю немощному.
БАКУНЯ: Дак ты, что ли, ваше величество, ничего не знаешь? Ничего не видел, ничего не слышал?
ЦАРЬ: Видел-слышал. Много чаво я на своём веку-от видел. Пожары, наводнения бывали. Засухи случались, неурожаи. Ух, голодали мы, прям, тогда. Поверишь, я лично, вот ентими, вот, руками царскими… вместо трёх кусков сахару сладкого в кофей, не поверишь, два с половиною… (Шмыгает носом). Економить на всём, буквально, брат Бакуня, на всём (вздыхает) приходилося. Ну, щас у нас, слава мне и богу, времена другие. Щас у нас, дихфицитов не наблюдается… Ты кушай клубничку, чё ты, кушай…
БАКУНЯ (в сторону): Как же яму весть-то сообчить? А? Ведь, поди, лапти может отбросить, как услышит? А?
ЦАРЬ: Да ты не отворачивайся. Али ты моей клубникой брезгуваишь? Я ить обидиться могу очень даже запросто.
БАКУНЯ: Ну что ты, ваше величество? Вкусная у тебя клубничка, как навроде у меня в детстве была. Не то, что нонеча на базаре – противно даже в руку взять.
ЦАРЬ: Да! В моём детстве тоже была клубника-а! Но я-то постарше твово, у меня знаешь, как была? Не поверишь, во! С мой кулак. Даже с два. И сладкая! Прям медовая. Мне, вот, обещал один человек… Да ты его знаешь… Впрочем, нет, это другой, не тот, на кого ты подумал. Он мне обещал знаешь какой сорт привезть? Так и называетца «Клубника вашего детства». А знаешь, откудава? Ни в жисть не отганёшь.
БАКУНЯ: А я попробую.
ЦАРЬ: А давай.
БАКУНЯ: Только чур, если отгану, к царевне не пойдём, а клубничку твою всю у меня съедим, ты ж у меня в гостях-от ни разу не был. Посмотришь заодно на жизть простого народу.
ЦАРЬ: Какой ты есть простой народ? Ты есть Аптыркин друг самолучший и во всех делах приспешник. А потому я тебя, можно сказать, насквозь знаю. А вот в гостях у тебя, правда, не бывал. Ха! Согласен. Знаешь, любопытно даже. Если отганёшь – идём к табе, гостевать будем. А подушки у тебя, чай, перовы́е, колючия?
БАКУНЯ: Обижаешь, ваше величество, лебяжий пух, самый что ни на есть, пушинка к пушинке, сам собирал, жена собирала, вся родня помогала.
ЦАРЬ: Это хорошо. Ну, давай, отгани, откуда будет клубничка.
БАКУНЯ: Так. Знакомый, говоришь, человек, обещал привезть?
ЦАРЬ: Ага!
БАКУНЯ: И я, навроде, его даже знаю.
ЦАРЬ: Ага! Э-э, нет! Это другой, другой обещал.
БАКУНЯ: Другой? Так. Думай, Бакуня, думай… Раз, два, три! Из самого городу Парижу! Отганул?
ЦАРЬ: Ну! Отганул, конечна. А только я, наверно, тебе сам давеча говорил? А то бы ты вовек не отганул бы. Не-а? Не говорил?
БАКУНЯ: Не говорил. По-честному я отганул, ты проиграл. Всё, величество, идём ко мне, по чарочке примем, клубничкой твоей зажуём…
 
Собираются.
 
ЦАРЬ: Подо́ждь! А молочко парное у табе имеетца? Я, знаешь, брат, Бакуня, шибко клубничку с молочком парным уважаю кушать.
БАКУНЯ: Да для тебя, ваше величество, у меня сливочки самолуччие припасены в подполе. Со сливочками-от клубничка, ох, хороша!
ЦАРЬ: А! Сливочки! Это ишо лутче будет…
                        Ай, Бакуня, маладца!
ВМЕСТЕ:     Эх! Ламца-дритца-опца-римца-ца!
 
Уходят.
 
Скоморошина вторая
 
Ух, братцы, робятки, кака́ выходит оказия!
Затеял Боярин хворменно безобразие!
Со Змеем сговорился, яму помогает,
А сам в ентом Бакуню обвиняет!
Паразит, в обчем, не сказать бы хуже.
Но ведь Бакуня с Аптыркой с молодости дружен,
Рази ж друга предаст настояшшой друг?
А что, как поверит Боярину Аптырка вдруг?
А что Наташка-та, царевна наша, игде?
Неужто её мы оставим в беде?
Так что, тш-ш-ш! Тихо сидим, робятки,
И усё будет у нас в порядке.
И про ето тот узнает, кто досмотрит до конца.
Эх! Ламца-дритца-опца-римца-ца!
Так что сей час мы идём к Аптырке на поле боя,
И поглядим, что там у нас такое!
 
КАРТИНА ВТОРАЯ
 
Поле боя. Туда-сюда по временам пробегают противники с криками «Уря!».
Пролетают тучи стрел.
Стремительно входят Аптырка и Боярин.
 
АПТЫРКА: А я табе не верю!
БОЯРИН: Сам! Сам, говорю, энтими, вот, очами наблюдал не таяся.
АПТЫРКА: Слушай! Как мне табе ишо растолковать, что нету у меня тебе веры. Вот ни на такую капелюшечку нету. И ты, кончено, оченно хорошо знаешь, почему.
БОЯРИН: А мне табе как растолковать, что сговор это был. Без сумлениев был сговор.
АПТЫРКА: Погодь! Присядь-ка на минутку!
БОЯРИН: За какой надобностью?
АПТЫРКА: Присядь, говорю! (Дёргает Боярина за рукав, тот невольно приседает. Мимо пролетает стрела, вонзается в дерево). Пойми ты, чудак-человек, что не мог Бакуня этого исделать. Не мо-о-ог!
БОЯРИН (его трясёт от испуга): А-а-а! О-о-о! Пойдём-ка куда-нито за холмик.
АПТЫРКА: Зачем?
БОЯРИН: Я табе тайну вешь скажу на ушко.
АПТЫРКА: На ушко?
БОЯРИН: Ага.
АПТЫРКА: Дык, здеся говори, на ушко. Никто же не услышит, ежели на ушко.
БОЯРИН (шепчет): А иде у вас тута…
АПТЫРКА: Что?
БОЯРИН: Ну, эта…
АПТЫРКА: Да говори ты смело, никого же нет.
БОЯРИН: А туалет где у вас тута?
АПТРЫКА (удивлённо): Да где хошь.
БОЯРИН: Да как жа, тут жа? Невдобна жа.
АПТЫРКА: А ты пойди, хоша бы за те кустики. Да не бойся, пойди. (Боярин опасливо встаёт). Иди-иди за те вона кустики… (Боярин идёт). Присядь. (Боярин падает плашмя). Ну вот чё ты тут мне падаешь на поле брани? Давай-давай, вставай и шагом марш за кусты!
 
Боярин на карачках ползёт, скрывается из виду.
 
Ляксей! Ляксашка! Подь сюды!
 
Вбегает стрелец.
 
Слушай, брат. Тут такая, понимашь, забота образовалася. Войну кончать надоть по-быстрому. Дело есть у меня строчное с ентим, Тугариным, значить. Ты етих, которые в меня стрелы пускали, поругай хорошенько, скажи – стреляете, так попадайте! А то, тоже мне, Аники-воины, горе одно, а не стрелки. Шнайперы, понимаешь ли! Понял меня?
ЛЯКСЕЙ: Дак чё тут не понять та? Я им такого, знашь, задам!
АПТЫРКА: Ну ты не очень-то, ты по-отечески, но так, чтобы проняло. Мне-то стрелы ихние, что домовому маскерад, али соловью котлета.
ЛЯКСЕЙ: Ну дык, знамо дело. Ты жа глиняный.
АПТЫРКА: Именно. Но для науки пользительно будет. Вот. Пленных, значит, выпороть, но не сильно, так чтобы сами до дому дошли. Оружие затупить! Да! Каждому по рублю из мово резерву.
ЛЯКСЕЙ: По рублю?!
АПТЫРКА: Вот и я думаю, что маловато. По рублю с полтиною.
ЛЯКСЕЙ: Да ты в своём ли уме?
АПТЫРКА: Знамо дело. Не в твоём же. По рублю с полтиною получат, так больше со мной воевать и не захотят никогда, а дружить будут. Да ишо деткам своим расскажут, и те воевать с нами не захотят.
ЛЯКСЕЙ: Ух ты! Голова! Об ентом я и не подумал. Ну, ты – голова.
АПТЫРКА: Постой, много болтаешь. Воеводе ихнему передай от меня поклон и извинения, что неудовлетворённым он остаётся. А только скажи, что договор пограничный я давно составил и подписал. Вот, возьми, передашь. Тут, значит, прописано, что всё, что яго было, яму и оставляю, а всё наше оставляю нам. Так что, навроде как, притензиев быть не должно. Да! Ишо скажи, что как со Змеищем разберуся, так пусть приезжат ко мне на рыбалку, ну, на Щучье озеро, на заимку. Мы там стол сообразим, посидим, потолкуем, в баньке попаримся, ушицы покушаем, мёду попьём, вот и будет у нас мир да дружба веки вечныя.
ЛЯКСЕЙ: Ух, ты! Придумал же! Ну, брат Аптырка, да ежели мир на веки вековечныя, дак народ тябе за ето…
АПТЫРКА: Ладно-ладно. Заладил. Ишо памятник успеешь мине исделать, но не сёдни. Всё запомнил? (Ляксей кивает). Поспешай, давай, а то мине, знаешь как, до зарезу ехать надобно!
ЛЯКСЕЙ: Да ты ехай, не беспокойся. Всё исделаю в лутчем виде.
АПТЫРКА: Щас поеду. Дождусь вот только одного тут… свистуна.
ЛЯКСЕЙ: Того, что ли, что за кустами эта… (прыскает в ладонь) задумался крепко? (Хохочет).
АПТЫРКА: Да, вот, брат Ляксей, такая у меня нонче кампания. Пригнись!
 
Оба пригибаются. Пролетает стрела, вонзается в дерево.
 
Ну, вот! Говорил же тебе. Поругай их, как надо, от души, но не слишком.
 
Выдёргивает стрелу, отдаёт Ляксею.
 
Это тебе на память! Бяги, давай!
ЛЯКСЕЙ: Ты б хоть словечком обмолвился, чяво тебе приспичило со Змеищем в дела влезать?
АПТЫРКА: Эх, брат ты мой дорогой, Ляксей! Тебе скажу, но ты - повесь на рот замок крепкой - никому ни полсловечка.
ЛЯКСЕЙ: Да что ты! Что бы я, да болтанул чаво лишнего?! Ишо не бывало такого никоды. Да землю готов есьти.
АПТЫРКА: Прости, брат, это я так, сгоряча сказанул. Дело-то, вишь, какое - умыкнул поганый Тугарин-Змей жану мою, Натальюшку любимую мою, украл то-исть. И в полоне она у него
ЛЯКСЕЙ: Да что ты?! Ах, ты, бяда-то какая! А куды стража-то смотрела?
АПТЫРКА: Вот в ентом-то, брат Ляксей, и есть большо-о-о-ой вопрос. Боярин-то мине, слышь, разрисовал, что неплохо бы учения устроить, да стражу отправить на денёк в лагерь летний, для повышения… Как это ён говорил-та? Клялихи… вкахиликации, что-ли. Обещал привезть из самого из Парижу ихних мастеров, мускетёры, называются. И, вроде как, мускетёры енти, в сабельном бое большие, слышь, мастера. И будут они стражу в сабельном бое обучать. Ну и отправил я стражу на один только денёк, да и недалёко, на речку, вёрст десять за околицей. А во дворце, слышь, Натальюшка с девками осталася, папенька, ну, царь наш, государь, да Бакуню я во дворе на пост поставил, чтоб ежели чаво принесть или помочь государю в саду-огороде евойном… И откуда Змеище узнал, что стражи не будет во дворце? Ума не приложу. Всю, слышь, голову сломал. Не иначе, как измена.
ЛЯКСЕЙ: А что Бакуня-та?!
АПТЫРКА: А что Бакуня? Он… Бакуня и есть Бакуня… На боку, знать, полёживал… Да и что он супротив Змея-то? Подождь… Свистун, слышно, ползёт. Всё, беги. При нём не хочу я толки толковать да лясы тачивать. Бяги!
ЛЯКСЕЙ: Ну, удачи тебе, брат, Аптырка! И найди, слышь, изменщика. А уж я его…
АПТЫРКА: Ладно, ладно. А надобно будет, призову я тебя! Придёшь?
ЛЯКСЕЙ: Уж не сумлявайся, мы завсегда!
 
Ляксей убегает. Крики «Уря!» прекращаются.
Ползком на карачках появляется Боярин. Аптырка наклоняется к нему.
 
АПТЫРКА: До дому поползёшь, али верхом поскачем?
БОЯРИН: Я, глубожаемай мой грознай воитель, человек сугубо мирнай! Мине ента ваша заваруха на желудок вредность производит.
АПТЫРКА: Да я уж понял, каков ты есть. Давно понял. Вставай-поднимайся! Поедем на Змея!
БОЯРИН: Это как жа? Вдвоём что-ля?
АПТЫРКА: А что? Труса празднуешь?
БОЯРИН: Переодеться мне бы надобно. Можа, сначала во дворец заглянем?
АПТЫРКА: Обязательно заглянем. У меня там тожа надобность имеет-ца.
Эх! Ламца-дритца-опца-римца-ца!
 
Темнота.
 
Скоморошина третья
 
Етим перво действие кончаетца,
Мы устали, отдохнуть хотим. Вот так!
Ентот отдых назваетца
По-учёному – антракт!
 
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
 
Скоморошина четвёртая
 
Ну что, робятишки, хорошо отдохнули?
Погуляли, пошалили али просто вздремнули?
Ой, поглядит-ко, какой замарашка!
Ай, нет, показалось, хороший мальчишка!
Да ты погоди! Как там наша Наташка?
И не говори, аж схватило сердчишко!
Так вам, поди, всем, тоже знать интересно,
Где же Натальюшка, что с ней и как?
Чичас, погодите, всё будет известно!
Кто продолжать наши сказки мастак?
Я продолжать буду.
                                      Ай, маладца!
Эх! Ламца-дритца-опца-римца-ца!
 
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
 
Темница в замке Змея. Змей вносит Натальюшку, грубо бросает её на пол.
 
ЗМЕЙ: Ишь, какая! Тверда, как дубовое полено. Только здря всё это. Упрямься сколько хошь, а всё одно, будешь моей женой!
НАТАЛЬЮШКА: Измял всю, поганый, руки плетьми висят, ноги, что колоды, тяжелы, но не сломил ты меня! Не верю я тебе. Не пойду за тебя, лутче смерть!
ЗМЕЙ: А у меня, знаешь, какой дохтур имеетца? Враз на ноги поставит! Эй, дурачьё! Посечь её! Да так, чтобы ни сидеть, ни лежать три дни не умела! Бегом!
 
Вбегают слуги, хватают Натальюшку, волокут.
 
Щас поглядим, какая ты есть упорная!
 
Вбегает Добрава.
 
ДОБРАВА: Оставь её. Только обозлишь. Уж больно ты скорый! Я поговорю с ней. Увидишь, она изменится. Эй! Отпустите! (Слуги выжидают).
ЗМЕЙ: О чём это ты с ней говорить будешь?
ДОБРАВА: О покорности, мой господин. О покорности. Да о тебе. О твоём большом сердце, о твоей великой душе. О любви твоей безбрежной.
ЗМЕЙ: Ох, хитра ты! Ох, хитра. И почему я тебя сразу не предал смерти лютой? До сих пор не возьму в толк.
ДОБРАВА: Как же ты меня смерти предашь, когда я одна твои хвори унять могу. Кто тебе спину разминать тогда будет, да крылья упражнять? Кто настои целебные приготовлять, да бальзамы втирать? Кто былину на ночь расскажет, да колыбельную споёт?
ЗМЕЙ: Ладно-ладно! Я же чё? Я же ничё. Только царевну эфту непокорную ты мне к завтрему приготовь, чтобы лицом была приятна и речами красна.
ДОБРАВА: Ты лучше поди приляг, отдохни от трудов ратных да праведных. А я уж тута с нею сама уговорюсь, как подобается. А чтобы лучше тебе спалося, испей-ка, вот, моего медвяного настоя. Утром проснёшься, как младенец – бодренький, здоровёхонький. (Даёт Змею настой).
ЗМЕЙ: Ну, будь по-твоему. Только смотри, не приготовишь мне к завтрему невесту мою – снова в берёзку оборочу на сотню годков на этот раз. Будешь ветром колыхаться на краю стены, с которой её бросят в ров на колья!
ДОБРАВА: Иди-иди, господин, приляг, отдохни. Дай только приказ отпустить невесту.
ЗМЕЙ: Да иду уже! Эй, дурачьё! Отпустите! Не сметь трогать без моего слова! (Слуги отпускают Натальюшку, скрываются). А сегодня с чем ты медвяный настой для меня исделала?
ДОБРАВА: Это старинный прицепт батюшки моего любимого, которого ты, господин, вместе с братцем моим казнить изволил. Сто трав в этом прицепте, да горный мёд диких пчёл, да кое-что ещё имеет-ца. А самое главное – в ём моя любовь к тебе, мой господин. Отведай, свет мой, и ложись почивать. Ни о чём не тревожься. Исделаю всё, как ты сказал.
ЗМЕЙ: Хорошо. Быть по сему. (Уходит).
 
Добрава устремляется к неподвижной Натальюшке, помогает добраться до постели, натирает снадобьем. Натальюшка приходит в себя.
 
НАТАЛЬЮШКА: Спасибо тебе, добрая душа. Только зря ты меня спасла. Лучше бы указала дорогу к омуту или верёвку принесла, чтобы удавиться разом.
ДОБРАВА: Что ты? Что ты? Не говори такие слова! Грех это, большой грех. Посмотри-ка лучше на меня. Или не признаешь?
НАТАЛЬЮШКА (с трудом): Темно тута, не разберу. Но голос, вроде, твой мне знаком. Тёплый твой голос, ласковый. Будто подруга моя, Добрава, зовёт… вернулася будто из тьмы могильной…
ДОБРАВА: Подруженька моя милая! Это же я и есть, Добрава. Венки мы с тобой вместе плели, да песни пели. Вспомни, как по весне хороводы мы с тобой водили.
 
Тихонько поёт. Натальюшка обессилена, склоняет голову ей на плечо.
 
НАТАЛЬЮШКА (мутно): Поверить не можется. Неужто ты здеся? Мы же тебя отпели и похоронили пепел твой по-над рекою полной. Веночки по воде пускали… Как же Бакуня-то сказывал, что испепелил злодейский Змей тебя огнём.
ДОБРАВА: Милая ты моя! Так ли я услышала? Бакуня, братец мой родненький, жив?
НАТАЛЬЮШКА: Жив. Живёхонек. А батюшка сгинул в огне.
ДОБРАВА: Ох! Как же ты меня обрадовала, подруженька! Я же думала, что оба они погибель лютую приняли от Змея. Испей-ка моего настою многосильного, тебе враз полегчает. (Даёт Натальюшке настой). Да расскажи мне про себя.
НАТАЛЬЮШКА: Спервоначалу ты мне расскажи, а я полежу немного, отдохну.
ДОБРАВА: Да что тут сказывать? Как Змеища налетел на нас, то закричала я раненой птицей и закрыла от страха лицо руками. Только видела, что упал папенька весь в огне, и Бакуня упал, как травушка, косою скошенная. А Змеища оборотил меня берёзкою-деревцем, да и вырвал с корнем и унёс сюда. Три года стояла я берёзкою в саду его и всё тосковала, да слёзы лила, только никто видеть не мог тех слёз.
Почему он меня сызнова в человека оборотил, про то мне не ведомо, а только стала я травы собирать, настои да бальзамы приготовлять, за мёдом хаживать. А чтоб не убежала, стражу ко мне приставил - янычар злобный с медведем на поводке меня всегда сопровождал.
Понемногу начала лечить хвори разные, научилася спервоначалу распознавать их, потом и выхаживать.
Очень мне помог дедушка один, присылал прицепты с птичками, на бересте с ними передавал записочки, а в них рассказывал что, где, когда собрать, как высушить, да с чем приготовлять. Иногда птички мне подолгу сказывали всё, что дедушка посылал. Я ведь, пока стояла берёзкою в саду, много птичьего разговору наслушалась и понимать его стала. Дед Гончар дедушку звали, большой он мастер.
НАТАЛЬЮШКА: Что ты сказала? Как звали?
ДОБРАВА: Дед Гончар – знахарь, ведун, да и просто добрый человек.
НАТАЛЬЮШКА: Да, это верно ты сказала.
            Дед Гончар – великий мастер,
            Всем помогает в любом несчастье.          
Знахарь, чародей, ведун,
Ну, эт почти что колдун.
Травки собирает повсюду,
А какую делает посуду!
И глазу приятна на загляденье,
И есть из неё – одно объеденье.
Класть не надо ни соли, перцу,
Потом сама помоет-ца
                        И – прыг! В шкафчик, за дверцу!
ДОБРАВА: Всю правду говоришь, подружка, он такой! И откудова ты знаешь про него?
НАТАЛЬЮШКА: Как не знать? Свёкор это мой, папенька мужа моего, Аптырки.
ДОБРАВА: Слыхала я, что есть у него сынок необыкновенный, а вон оно как оказывается! Получается, что породнилися почти что мы с тобой. Ведь мой учитель мудрый – это родной твой свёкор, Дед Гончар. Расскажи мне про него, да про мужа, а то ведь, сколько годов я ни о ком не ведала!
НАТАЛЬЮШКА: Обязательно, любезная моя подруженька, расскажу. Только сначала ты свой сказ закончи.
ДОБРАВА: Так немного осталося. Вот и начала я пользовать недуги травами по прицептам Деда Гончара. Тут Змеища меня к себе приблизил, доверять даже немного стал, но янычара с медведем не отменил.  В одни из дней прилетел он весь израненный, а откудова, то мне неведомо. Призвал меня и приказал крылья его пользовать травами моими, да настоями с бальзамами. «А коли не выправишь крылья к третьей луне, - сказал, - не жить тебе больше на белом свете». Что же мне делать-то было? Выправила, хоть спать мне почти не пришлось все эти дни и ночи. Чтобы спать не хотелось, я песни пела тихонько, да жевала смолу с мёдом и травами сбитую.
Понравилось, вишь, ему, как пою я. Стал меня чуть не кажен вечер призывать, чтобы пела я ему на ночь или былины сказывала.
А ён, как засыпал, начинал на своём языке разговаривать. Невнятно что-то бормочет, бывало, да причмокивает. Вот я как-то и попросила его научить.
НАТАЛЬЮШКА: Змеиному языку?
ДОБРАВА: Нет, не совсем. Сначала просто сказала, что не понимаю, когда он во сне зовёт меня и что хочет. Он поверил и стал мне объяснять. Понемногу начала понимать, про что он во снах своих бормочет… (Переходит на шёпот). Знаю теперь я секрет Змея. Знаю, как погубить его можно.
НАТАЛЬЮШКА: Говори. Говори скорее.
ДОБРАВА: Т-ш-ш! Погоди покуда. Кажись шпионит кто-то. Уж не притаился ли Змей? (Идёт к двери, распахивает её).
 
Вваливается полусонная голова Змея.
 
ЗМЕЙ (мутно): Что ты мне дала? Каких-таких трав настой?
ДОБРАВА: Успокойся, господин. Хорошие это травы, духмяные, мною собранные, на воздухе в тенёчке сушенные, в ключевой водице вываренные. (Тихо, Натальюшке). Улыбнись ему, сделай вид, что рада. (Натальюшка морщась, через силу улыбается). Посмотри, господин, как невеста тебе рада теперь. Видишь, улыбается, светиться солнышком.
ЗМЕЙ: Вижу, что улыбается. Верно служишь, сегодня ещё поживи покуда. Да пойди былину сказывать. Немедля пойди. Потом вернёшься к ней… (Смачно зевает).
ДОБРАВА: Иду, господин, иду. (Тихо, Натальюшке). Потерпи, как вернусь - открою тебе тайну Змея.
 
Змей и Добрава исчезают.
 
СКОМОРОШИНА ПЯТАЯ
 
Ух, как всё повернулося, братишки!
Ну чё, смотреть-то дальше будете, робятишки?
Нашей-то сказке ишо не конец
И потому надо нам перенестися во дворец.
Нужно Аптырке с Бакуней разобрат-ца
Эх! Ламца-дритца-опца-римца-ца!
 
КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ
 
Дворец.
 
АПТЫРКА: Ты, брат Бакуня, доложи мне всю правду, как есть, и как дело было. А я уж разберу.
БАКУНЯ (понуро): За я… яблочком я только на одну маленькую минуточку отлучился… Виноват я, знаю. Но как же мне было со Змеищем совладать, кады ён мою саблю, как, словно травинку, изогнул, да сломал, да исплавил в единый момент? Да я ж тебе уже всё сказывал, а про что добавить, если надо, так в толк не возьму.
АПТЫРКА: То ты мне, как другу сказывал, а теперя, хфицияльно, для протоколу.
БОЯРИН: Про платок добавить надо.
БАКУНЯ: Опять ты за своё?! Не знаю я отродясь никакого платка, не видывал и не слыхивал. Напраслину на меня возводишь. Аптырка, брат, не слушай ты яго!
АПТЫРКА: Покаж платок.
БАКУНЯ: Нету у меня никакого платка. Царь в его клубнику заворачивал. А потом мы с ним клубничку у меня со сливочками того…
БОЯРИН: Врёшь, тать! Царь тута не при чём! На дыбу его! Всё вспомнит, всё скажет! И про платок, и про то, как Змею им махивал, и про сговор.
АПТЫРКА: Погоди-ка, торопыга! Ишь! Сразу – на дыбу. Скорый какой. Бакуня – друг мой самолучший…
БОЯРИН: Друзей, значит, покрывать, хочешь? Изменщиков покрывать?
БАКУНЯ: Да не изменщик я, не изменщик! Чем хочешь поклянусь. Здоровьем, животом своим.
БОЯРИН: Да клянись, чем хочешь, а я своими глазами видел тебя у стены с платком в руке. Вот в этом присягаю!
 
Пауза.
 
АПТЫРКА: Вот видишь, брат Бакуня, кака́ получается гиштория. И ты клянёшься, и он присягает. Кто же из вас правду-то говорит?
БАКУНЯ и БОЯРИН (вместе): Я!
 
Входит взволнованный Царь, в руке платок.
 
ЦАРЬ (тихо): Решения тута решаете, да шум шумите? А и кто мине ответ ответит: иде, понимаешь, доча моя скрывается от меня уже которое время? Опеть у ей тараканы головныя разбежалися? Опеть, понимаешь, тово? (Пауза). Не сметь мине молчать, коды царь вопрос спрашивает! Или я не царь уже?!
 
Пауза. Боярин начинает медленно продвигаться к выходу.
 
Куды пошёл? Возьми свою вещь из городу Парижу. А мине она не к чаму. Я по-хранцузски читать не обучен. Понапишут, понимаешь…
АПТЫРКА: Дай-ка, тестюшка, мне платок, я разберу.
ЦАРЬ: А ты что, обучен по-хранцузски?
АПТЫРКА: Ага. Ещё как обучен. Бакуня, этот платок?
БАКУНЯ: Ён.
ЦАРЬ: Ежели что, так я видел, Бакуня его не брал. Я хоша и глухой, но пока не совсем слепой жа. Это этот, вот… А ещё махался им… А иде ён?
АПТЫРКА: Улизнул?! Ехиднин сын!
ЦАРЬ: И не говори! Такой прощалыга, что не приведи господи. Я уж измучался весь, не знаю, как от яго отвязаться. Всё, понимаешь, проценты требовает. А иде доча моя?
АПТЫРКА: Бакуня! Догнать! Сыскать! Найти! Привесть!
ЦАРЬ: Подождь! Спервоначалу кто мине ответ ответит: где моя царевна, дочь моя любимая? Отвечай мне, Аптырка, куды девалася твоя законная жена?!
БАКУНЯ: Ваше величество, убегёт жа изменщик.
ЦАРЬ: Куды яму бежать? Все деньги яво тута в банке… зарыты, да не в одной. Моя лопата яму, вишь, тяжела, так он из городу Парижу особенну лопату привёз, значить, и банки, тово, закопал тута, за околицей. Он за имя обязательно прибудет. У банок его и надо брать. Так что ты погоди покеда. А отвечай на мой прямой вопрос: куды делася доча?
АПТЫРКА: Я тебе, тестюшка, всё чин-чинарём разъясню, а Бакуня, всёж-таки, пущай псовую стражу упредит, чтобы, ежели чего, Боярина споймали.
ЦАРЬ: Ладно, твоя взяла. За то, что сливочки у тебя отменныя были и настоечка хмельная шибко была хороша, прекращаю я тебя удерживать. (Пауза). Чё? Шибко умно сказал? Чё стоишь столбиком? Бягом до псовой стражи! Ать-два!
БАКУНЯ: А! Понял! (Убегает).
ЦАРЬ: А с тобой, милай мой зятёк, мы щас разговор будем разговаривать.
АПТЫРКА: Величество моё любимое, да говорить-то нам не о чём. Здря ты волноваться изволишь. Всё хорошо с Натальюшкой. Решила она мне суприз, значит, устроить и с подругою…
ЦАРЬ: Посмотри мне в глаза.
АПТЫРКА: Смотрю.
ЦАРЬ: Не, ты прямо в глаза мне смотри, а не в сторону. Я уже старенький же, меня же не проведёшь же. Ежели выдержишь мой погляд, значит правду говоришь.
АПТЫРКА: Выдержу, не сумлевайся.
ЦАРЬ: Значит, с подругою она что?
АПТЫРКА: Что?
ЦАРЬ: Ты сказал, что она с подругою тебе решила устроить суприз. Я не знаю, что это такое, но ты мне сейчас растолкуешь.
АПТЫРКА: Тестюшка. Право-слово, не знаю я подробностев. Она сказала – тайна. А мне очень поспешать бы надоть.
ЦАРЬ: Куды этоть?
АПТЫРКА: Да тут недалеко… Так, на день-два делов.
ЦАРЬ: День-два?
АПТЫРКА: Три – самое много.
ЦАРЬ: Ага. Опеть, значить, войну затеял?
АПТЫРКА: Да ну, какая же это война? Так, одного мордофея проучить ба надобно до конца. Ламца-дритца-опца-римца-ца!
ЦАРЬ: Именно что «ца»!
 
Аптырка обнимает Царя, гладит по голове.
 
АПТЫРКА: Величество, не волновайся. Щас, вот, меч мой и копьё возьму… И у всех всё будет хо-ро-шо. Дочь твоя, а моя жена любимая, Натальюшка, никуда не девает-ца…
ЦАРЬ: Ламца?
АПТЫРКА: Дритца.
ЦАРЬ: Опца?
АПТЫРКА: Римца.
ОБА: Ца!
АПТЫРКА: Ну! Пошёл я!
 
Порывисто прижимается к Царю, вскакивает, уходит.
 
ЦАРЬ: Вот такие, вот, дела, робятки. «Меч, - говорит, - возьму, и у всех всё будет хорошо». И что я, как отец, опосля этого думать должон? А? И, главное, все молчат. Никто о царе не думает. А царь, он, между прочим, человек тонкой души, у него про всех она болит. А уж про родную дочь – во сто крат больнее болит. (В зал). Робятки. Может хоть вы мне скажете, что с моей дочуркой случилося? Чаво они все молчат или елозят?
 
Импровизационный разговор с залом. Дети рассказывают
Царю про то, что Натальюшку украл Змей.
 
Ой, бяда! Ой, кака бяда-бядя! Это что ж, мне на старости-то лет опеть войну воевать? Ох! А иде мой-то меч? А шелом мой иде? А орден «Главного Командувающего»? В подпол, что ли слазать? Можа там найдёт-ца?
 
Уходит.
 
СКОМОРОШИНА ШЕСТАЯ
 
Ламца-дритца-опца-римца-ца!
Новая страница открывает-ца.
Снова вернёмся к замку мы Змея.
Как там Наташка? Посмотрим скорея!
 
КАРТИНА ПЯТАЯ
Добрава тихонько входит, выглядывает – проверяет, не притаился ли кто за дверью, прикладывает палец к губам.
 
ДОБРАВА: Т-ш-ш! Еле смогла уйти. Плохо он что-то спит сегодня, тревожно. Видать, снова какую-то подлость задумал исделать, испепелить кого-то хочет.
НАТАЛЬЮШКА: Секрету, секрету сказывай скорее. Терпения ждать нету.
ДОБРАВА: А секрета проста, как пареная репа, оказалась.
 
Наклоняется поближе к Натальюшке, шепчет.
 
НАТАЛЬЮШКА: На шее?
ДОБРАВА: Да. (Шепчет).
НАТАЛЬЮШКА: Махонькое?
ДОБРАВА: С копеечку. Не знать где, дак не углядишь. (Шепчет).
НАТАЛЬЮШКА: Сам, прямо так и сказал?
ДОБРАВА: И не один раз сказывал. Я спервоначалу в толк не могла взять, про что это он, про каку-таку смертушку лютую? Кого, думаю, это он уморить задумал? Потом поняла – про свою смертушку опасается он. Родинку всё прячет, прикрывает чем-то-нибудь. Меня просил бальзам сокрывающий сочинить. Сочинила. А как наносить стала, так мне захотелось всё это разом кончить, да отомстить. (Пауза). Давно только было это, уж годов и не сосчитаю.
НАТАЛЬЮШКА: Чего же ты столько годов ждёшь? Почему не отомстишь за отца? Ведь есть же у тебя иголки? Иголкой можно отомстить.
ДОБРАВА: Нет иголок! Не дозволено. Ничего острого нет. Но окромя иголок найдётся, чем отомстить. Много, очень много времени носила я во рту рыбью косточку острую-преострую, всё ждала случая. Только поняла, что не получится у меня. Боязно мне. Погибнуть я боюсь, очень боюсь. Ведь отомстить-то недолго, только, как потом выбраться-то отсюда? Двери да запоры загово́рены. Вместо собак цепных – медведи злые, человечиной кормленые. Мимо не пройти – разорвут в момент. Мост подъёмный сторожат янычары лютые, ни словечка по-нашенски не знающие. На лохмотья порежут и выбросят тем же медведям. Во рвах колья острые, да гадюки-змеи кишмя кишащие. А и крыльев нет, эти рвы перелететь.
Отомстишь, да навеки и сгинешь здесь.
 
За дверями шум.
 
Это он. Проснулся. Никак, меня ищет. (Кричит в дверь). Иду, господин, уже иду. Новую былину спою сегодня тебе. Спать крепко будешь. (Натальюшке). Потерпи, вернусь, как смогу скоро. Ну а если он заявится, не пугайся, улыбайся, песню пой, помнишь, нашу?
НАТАЛЬЮШКА: Иди, подруженька. Я теперь ему от всего сердца улыбаться буду с чистой душой. Иди, не тревожься.
 
КАРТИНА ШЕСТАЯ
 
Выходит скоморох, играющий роль Боярина, костюм несёт в руках.
 
СКОМОРОХ: Фу, дела, вот какие, братцы-робятки,
                        Устал, притомился, это почище, чем прятки!
                        Боярина-прохиндея мне играть надоело.
                        Вы, поди, тоже устали смотреть на это дело?
                        А давайте, развлечёмся, отдохнём,
И потом опять смотреть начнём?
Все согласны?
 
Импровизационная игра с детьми. Делит на две половины зал, кто громче крикнет «Бакуня Змея прозевал!»
 
Появляется Бакуня.
 
БАКУНЯ: Звал, что ли, меня кто-то? Не пойму.
 
Отмашка детям. Они кричал «Бакуня Змея прозевал!» Скоморох-Боярин исчезает.
Появляется Аптырка в боевой амуниции, готовый к поединку со Змеем.
Бакуня бросается к нему.
 
БАКУНЯ: Постой, брат! Ты что, один на Змея собрался? Не, так дело не пойдёт, я с тобой всенепременно.
АПТЫРКА: Бакуня-брат, тебе-то зачем?
БАКУНЯ: Как это, зачем? За тем же, за чем и тебе. И вообче, друг я тебе или куда?
АПТЫРКА: Друг. Конечно, друг самолучший. Только мне спомощников в ентом деле не надо. Мало ли чаво. Позору потом не оберешься. Уж лучше я один.
БАКУНЯ: А мне потом перед всем народом каяться – почему одного отпустил. И так уже наломал дров, стыдно людям в глаза смотреть.
АПТЫРКА: Чего ты там наломал? Каких-таких дров?
БАКУНЯ: А таких, что и сказать совестно. Давеча иду, значитца, а робяты малые кричат и дразнятца: «Бакуня Змея прозявал! Бакуня Змея прозявал! Зявун-Бакуня, Бакуня-зявун!» Не могу! Куды ни пойду, никто в глаза не смотрит, все отвертаются. Девки в подолы хихикають, бабы волками смотрют, мужики рук не подают, шапок не ломают… Ой, не могу, или с тобой на Змея пойду, или удавлюся я! В омут глубокий кинуся! И пузырей от Бакуни не останетца! Эх! Ламца-дритца-опца-римца-ца! А возьмёшь меня с собой – не пожалеешь, пригожуся.
АПТЫРКА: Чего ж ты раньше-то мне ничего не открывал? Ишь ты! Задразнили, значит, тебя? Ладно. Пойдём вдвоём. Войску-то я, Ляксею, то-исть, крепко-накрепко приказ дал не вмешиваться, как бы там дело не обернулося. Они, слышь, на опушке стоять будут, так ты, ежели будет нужда, завсегда их сыскать сможешь. Ну, там, провиянт, к примеру, пополнить, али меч подточить, колчан стрелами заложить. Смогёшь?
БАКУНЯ: Ну чё ты, меня уж совсем за мальчишку держишь? Смогу, конечно. Не сумлявайся. Буду твоим оруженосцем, как ентот… Санча Пансовый, про которого книжка иноземная, что Натальюшка нам читывала. Вот и весь мой сказ. Пошли, давай. Чё попусту болтать? Тебе отдохнуть надоть будет перед поединком, а мне ещё лагерь разбивать, шатёр ставить. А ты тута, понимаешь, языком зацепился! Пошли, лыцарь!
АПТЫРКА: Дай-ка я тебя обниму, брат! Растрогал ты меня. (Обнимает Бакуню). Пошли.
БАКУНЯ: Держись, Змеище! Мы идём!
 
КАРТИНА СЕДЬМАЯ
Темница Натальюшки в замке Змея
Стремительно врывается Добрава, взволнована.
 
ДОБРАВА: Подруженька! Крепись милая! Змей мне только что… Ой! Не могу, язык не поворачивается!
НАТАЛЬЮШКА: Что? Про что ты?
ДОБРАВА: Спасать нужно  мужа твово!
НАТАЛЬЮШКА: Не томи! Скорее сказывай, что случилося-приключилося.
ДОБРАВА: Змей на битву сбирается. Велел бальзамов приготовлять, да мазей, да настой победительный чтобы к утречку всенепременно готов был.
НАТАЛЬЮШКА: А Аптырка-то мой что? Зачем про него ты сказала?
ДОБРАВА: Так с ним идёт завтрева на поединок Змей!
НАТАЛЬЮШКА: Ох! Напугала ты меня, подружка. Да всё попусту.
ДОБРАВА: Как же попусту! Ведь бессмертен Змей, если не знать секрету. Не возьмёшь его ни силой, ни храбростью, ни количеством, ни умением. Не боится он ни сабли, ни копья, ни стрелы, ни топора. Многие добры молодцы бились с ним, да только сами побиты были. Глянь в окошко – всё поле косточками усеяно, и не счесть им числа, и все белые. Это косточки добрых молодцев, лихих богатырей, чьих-то батюшек, чьих-то муженьков, да сыночков любимых.
НАТАЛЬЮШКА: Не кручинься, подружка любезная. Мой Аптырка – не прост добрый молодец. Он куклой был сначала, куклу-спомощницу слепил для себя Дед-Гончар, да оборотил в человека, чтобы в немощи его была опорой. А кукла молодцем оказалась, да таким удалым! Аптырка через многие испытания прошёл сначала, чтобы меня спасти, из беды вызволить, от болезни освободить. Полюбились мы друг другу, и нет у меня души ближе, чем мой Аптырка! Хорошо слепил его свёкор мой, Дед Гончар. Лучшую глину нашёл, ладно слепил, крепко закалил, положил на него слово верное, заговорное. Такое слово, что никакой тать не страшен ему, ни лихой человек, ни лютый зверь. Ладанку повесил на грудь с травкой хворьпобедительной от любых болезней, от любых ран, от глазу злого, от чёрных помыслов, от тёмных сил.
ДОБРАВА: Ой, подруга, боюся я всё равно. Силен, видать, твой муженёк, Аптрыка, защита у него крепкая, но всё одно, боязно мне. Коварен Змей, силён, хитёр и бессмертен. Не одолеть Аптырке твоёму Змея, пока не узнает он секрету.
НАТАЛЬЮШКА: А твои гонцы как же? Ты сама же мне, подруженька, про птичек говаривала. Где они, твои гонцы?
ДОБРАВА: Перебил их всех Змей, да переловил. Впрочем, нет! Не всех! Есть гонец, есть! Как же позабыла-то я?
И покличем-ка мы птицу-сокола
Он поможет нам обязательно.
Я взрастила его, когда Змей убил
Его матушку вместе с батюшкой.
Не хотели они покоряться Змеищу,
А хотели быть птицам вольными.
Вот за это Змей их испепелил,
Изничтожил гнездо и всех птенчиков.
Лишь один птенец в руки мне упал,
Я укрыла его и укутала,
И кормила его, чем могла добыть.
А как вырос он и как встал на крыло,
То пустила его в небеса лететь.
 
Подходит к окошку, кричит по-соколиному. Ответный крик. Влетает птица-сокол, садится Добраве на руку, клекочет, трётся о неё. Добрава гладит сокола по голове, шепчет ему что-то. Сокол отвечает.
           
            ДОБРАВА: Он поможет нам, передаст весточку.
            НАТАЛЬЮШКА: Ты спроси его, может ли он летать выше Змея и быстрее.
 
Добрава спрашивает Сокола, тот отвечает.
 
            ДОБРАВА: Может, может. Очень даже может и быстрее и выше. Сил ему только пока не достаёт, чтобы со Змеем самолично поквитаться за папеньку, да за маменьку. (Гладит сокола по голове). Хороший мой, дитятко моё смелое, неразумное. Сам, вишь ли, собрался Змея бить, глупенький. Есть кому сразить Змея. Ты, малыш, отнеси весточку во дворец Аптырке, или батюшке-царю передай, и ни о чём пусть твоя душенька больше не болит. Отомщены будут и твои родители милые, и мой батюшка любимый и все-все, кто пострадал безвинно. (Вынимает кусок бересты). Возьму я у тебя одно махонькое пёрышко, разрешаешь? (Сокол клекочет). Вот и первое спасибо тебе.
 
Добрава достаёт перо у сокола из крыла, даёт его Натальюшке
 
Пиши, подруженька, скорее. Времени у нас нет. Нужно, чтобы Аптырка знал тайну Змея.            НАТАЛЬЮШКА: Чем писать-то? Разве кровью моей?
            ДОБРАВА: Зачем же кровью? Дёгтем берёзовым пиши, я его для снадобий разных приготовляла, и для писания он пригодится не хуже чернил.
 
Добрава достаёт маленький коробочек с дёгтем. Натальюшка пишет на бересте.
 
            НАТАЛЬЮШКА: Я пишу, как ты, подруженька, сказывала – родимое пятнышко на шее?
ДОБРАВА: Именно. На шее.

Привязывают бересту к лапке сокола, выпускают его в окошко.
 
ДОБРАВА: Лети-спеши, дитятко!
                        Лети-спеши, милый мой!
                        Неси-спеши весточку!
                        Неси-спеши родненький!
НАТАЛЬЮШКА: Лети, спаситель наш, лети быстрее ветра!
 
Темнота.
 
СКОМОРОШИНА СЕДЬМАЯ
 
Ну что, интересно, что будет-то дальше?
А мы вам расскажем всю правду без фальши.
Чуть-чуть отдохнём и продолжим рассказ.
Теперь же антракт и для нас, и для вас.
 
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
 
СКОМОРОШИНА ВОСЬМАЯ
 
Антракта наша кончилась,
Пора за дело брат-ца!
И как жа там Аптырка?
Вам интересно, братцы?
Вот перед вами, робятки, оперативный простор.
Посередь простора – Аптыркин шатёр.
Вечер наступает, Аптырка спать ложит-ца,
Ведь завтра на рассвете яму со Змеем бит-ца.
Такая, вот, интрига разворачивает-ца.
Эх! Ламца-дритца-опца-римца-ца!
 
КАРТИНА ВОСЬМАЯ
 
Шатёр Аптырки в ночь перед поединком.
Бакуня ворочается, вздыхает, не может заснуть.
 
АПТЫРКА: Караулы проверил?
БАКУНЯ: Проверил.
АПТЫРКА: Спи.
БАКУНЯ: Спу. (Ворочается).
АПТЫРКА: Саблю навострил.
БАКУНЯ: Навострил.
АПТЫРКА: Спи.
БАКУНЯ: Спу. (Снова ворочается).
АПТЫРКА: Стрелы в колчан уложены?
БАКУНЯ: А и где же им быть? Уложены, конечно.
АПТЫРКА: Спи.
БАКУНЯ Спу. (Ворочается).
АПТЫРКА: Можа… кваску испить хочешь?
БАКУНЯ: Не-а, испил уже.
АПТЫРКА: Спи.
БАКУНЯ: Спу. (Ворочается).
АПТЫРКА: Никак тревожит тебя что-то? Спи, Бакуня-друг, сил набирайся. Завтра с первым солнышком на поединок выходить.
БАКУНЯ: Спу. (Пауза, потом ворочается, садится на постели). Не могу я заснуть. И так не могу, и не так не могу. Всё сестрица моя милая перед глазами стоит, да батюшка мой любимый, которых Змеишша поганый изничтожил лютой смертью. Я тогда меч ишо в руках не держивал. И такое, понимаешь, дело сталося! А поехали мы на ярманку - батюшка меня и сестрицу взял с собой для развлечениев да угощениев - и только заночевать пришлось остановиться на опушке, как налетел на нас поганый. Меня-то сразу пламенем опалило да в обморок бросило, и как пришёл я в себя, то батенька мой любимый неживой лежал почерневший, а от сестрицы только махонькая горочка золы осталася, да берёзка над ей склонённая. Тут сызнова Змеища как налетел и берёзку тую с корнями выдернул и в небо вознёс. А я… я… (Рыдает).
АПТЫРКА: Ничего-ничего. Завтра поквитаемся с иродом. И за Натальюшку мою, и за батюшку твово, и за сестрицу. За всех обиженных и погубленных Змеем поквитаемся с ним.
БАКУНЯ: А знашь… знашь, что я удумал? (Пауза).
АПТЫРКА: Что?
БАКУНЯ: Сказать опасаюся. Не поймешь ты меня. (Пауза). Убить я его, изничтожить, страсть как хочу.
АПТЫРКА: Чего ж тут не понять? Я, думаешь, не хочу?
БАКУНЯ: Так ты-то воин великий, искусный, а я? Что я могу супротив него? Мой меч ему, что бабья щакотка.
АПТЫРКА: Ну чё уж ты так-то? Отваги тебе не занимать, мышления, так сказать, страхтегихческого. Не испугался же ты со мной идти. А в прошлом годе, помнишь? Я бы без твоих советов печенегов бы ни в жисть не отогнал. Вона ты какие маневры, да засадные полки понапридумывал. Тута, брат Бакуня, тебе просто цены нету. Воин, это не только тот, кто мечом махает, да стрелы пускает.
БАКУНЯ: Вот и придумал я план, как Змеища погубить. Только опять опасаюся я, что не поймёшь ты.
АПЫТРКА: Да не томи ты душу! Что, клещами из тебя тянуть? Говори, давай.
БАКУНЯ: Надумал я во полон ко Змеищу сдаться.
АПТЫРКА: Ты что? Ума лишился совсем?
БАКУНЯ: Вот! Сказывал же, что не поймёшь ты меня. А всё одно, послушай, план мой какой: сдаться яму во полон, во всём угождать Змеищу, на пузе перед ним ползать, только бы выведать, где же есть его слабое место. Ведь есть же оно у него? Не может не быть! А уж, как выведаю его, то ударю без промаху. Вот такой есть мой план в моей голове. Военная называется хитрость.
АПТЫРКА: Ну! Этот план ты, брат Бакуня, никому больше на рассказывай, потому как не пригодится он тебе. Завтра сражу я ирода в поединке, и не придётся тебе ползать да выведывать.
БАКУНЯ: Хорошо бы, коли так.
АПТЫРКА: Так и будет. Давай спать. И забудь про свой план.
 
СКОМОРОШИНА ДЕВЯТАЯ
                       
Беспокоюся я о царе, об отце.
Ну и ну, поглядим. Снова мы во дворце.
 
КАРТИНА ДЕВЯТАЯ
 
Дворец. Царь чистит шлем, надраивает до блеска орден «Главного Командувающего», мурлыкая бравурный мотив. В окно влетает сокол. Садится на спинку стула, клекочет.
 
ЦАРЬ: Э-эй! Птицу на волю, окна закрыть немедля! (Пауза). И чтой-то мине никто не слухаить?! Эх! Пока сам не сделаешь, никому дела нет! Ну и молодежь нонча! Совсем старого царя забижають. (Машет на сокола тряпицей). Давай, милай, посидел и будя. Лети, давай, туда, вон, давай! (Сокол не двигается, клекочет). Я по-твоему нихт ферштейн, так что окно открыто, и привет! Ночь уже, поди, на дворе. (Сокол клекочет). Нет, не понимает. Я ить по-хорошему тебя прошу-умоляю. Давай без драки обойдёмся. Мине, вот, знаешь ещё сколько надоть делов исделать? Орден, вот, надо ещё надраить хорошенько. А тута, понимаешь, ты, вот. Можа ты и по делу, но я ить вашего птичьего языка в школе не проходил. (Машет тряпицей, сокол не двигается с места).
Ну, ладно, ты, я вижу, парень сурьёзнай. Отдохнуть захотел – сиди, отдыхай. Окно я покедова закрывать не буду. Но, имей ввиду, ежели какое хулиганство учинишь, я стражу кликну… (Сокол клекочет). Не веришь? Щас кликну! (Сокол клекочет). Вот честно слово кликну! (Сокол клекочет). Уже пошёл, уже щас! Э-эй! Стража! Щас прибегут! Уже бегут! Вот уже прибежали! (Пауза). Ты что, мине не веришь? Царю не веришь?! (Пауза). Правильно не веришь. Не прибежит никто. А знаешь почему? Все пошли Змея воевать. И я щас пойду. Так что мне тута с тобой сидеть особо и… вот…  Вот чё ты, вот прилетел, вот? Вот чё тебе надо? Я, вот, уйти не могу из-за тебя. (Сокол клекочет).
Да понимаю я. Но ты меня тоже понять должен, не могу же я уйти и окна открытые оставить для тебя. А вдруг тать какой мимо дворца пройдёт, окна открыты, и привет! Хотя, что тута брать? Рази картины? Мазню ету? Тьфу! Али вертеп с живоскопом? А закрою, так что ты мне тута натворишь, а? Вот. Так что, брат, давай, собирай манатки свои, и… (Сокол клекочет). Вот я старый дурак! Может у тебя крыло болит или что другое? Слыхал я, что птицы, бывает, к людям прилетают немочи свои лечить. Ну-ка, давай-ка я тебя посмотрю, но только если ты мине клевать не будешь, договорилися? (Сокол клекочет).
Ну и молодец. Щас посмотрим. (Видит бересту). Ух ты! А енто что же за такое чудо у тебя на лапе? А? Не будешь клевать, развяжу, сниму. (Сокол клекочет). Хорошо, молодец, так, развяжем… Кто ж тебе такую бяку исделал? (Снимает бересту, видит надпись). Да это жа письмо, оказывается? Мине, что ли, письмо? (Сокол клекочет). Ага! Ты, значит-ца, посланец почтовой, а не просто так себе прилетел? Ну, тады спасибо тебе и прости мине, старого дурня, ежели обидел чем. Так. Очки ба ещё найтить? Не видишь, игде очки мои? (Сокол срывается с места, приносит очки). Ух ты, брат! Опеть спасибо тебе! Так, почитаем! (Сокол клекочет).
Тебе лететь до дому надо? Ну, милай, лети-лети. Вот я табе окошечко поширше распахну. (Сколок клекочет). Не жалаешь? А! Ты ответу от мине должон принесть? Щас. Будет ответа. (Читает). Ой! Енто ж нада ж! Доча моя пишет! (Целует письмо). Не могу прямо, слёзы глаза застилають. (Сокол клекочет). Да-да, милай, щас я, щас. (Вытирает глаза платочком, читает). Ага! Енто есть самое главное. Родинка, значить, на шее, значить. Вот, донюшка, спасибо тебе и низкий, в пояс, поклон. Тяперя сразим мы Змеища и тебя ослобоним. (Соколу). Лети, милай, лети быстро-быстро, сколь хватит силов. Неси донюшке весточку, что прочитал я послание и всё понял. Не уйти теперя Змеищу от возмездия вполне заслужонного. И передай ещё, что папенька велел ей потеплее кутаться и горлышко беречь, и чтобы холодной воды не пила бы сразу, а постоять, да согреться бы давала, и ноги чтобы в тепле были, а мороженного – ни-ни. Так и передай обязательно, а я уже иду. И даже орден чистить не стану, так, с нечищеным, и уже иду.
Лети!
 
Сокол улетает. Царь надевает шлем, поверх него корону, пришпиливает орден «Главного Командувающего», с трудом поднимает меч, кладёт себе на плечо, вздыхает, уходит пошатываясь от тяжести.
 
КАРТИНА ДЕСЯТАЯ
СО СКОМОРОШИНОЙ
 
Пластическая сцена – поединок, состоящая из стоп-кадров.
Скоморохи комментируют поединок Аптырки со Змеем.
 
И сошлися наутро Аптырка и Змей
В поединке! Давайте посмотрим скорей!
 
Глядит-ко, братцы, каки пошли дела!
Неужто змеева сила верх взяла?!
Да не сумлявайся, смелей гляди вперёд!
Я верю – Аптырка верх над Змеем возьмёт.
 
Ох! Снова сошлись! Змей ударил мечом!
Аптырка отбил, меч яму нипочём!
 
Смотрите – метнул он копьё в цель своё!
Да змей увернулся, и мимо копьё!
 
Кружатся, как в танце, Аптырка и Змей.
Ну, кто же проворней, сильней и быстрей?!
 
Ай-ай! На Аптырку Змей сверху напал,
Аптырка споткнулся! Аптырка пропал!
Да нет, показалось, не сломлен герой.
На Змея с дубиной идёт он горой!
 
Удар он наносит дубинкой своей!
А Змей-то раздулся! Вот-вот лопнет Змей!
Ан нет, это он приготовил огонь!
Дыхнул на Аптырку!
Ты, брат, охоло́нь!
Аптырка из глины – огнём не возьмёшь!
Но враг у Аптырки уж слишком хорош!     
 
Как будто вновь они танцуют…
Эй, подойди! Попробуй, тронь!
Я пакость ожидал другую,
Но снова Змей разлил огонь!
 
Аптыркин меч расплавил Змей,
Испепелил дубинку, щит.
Подать копьё ему скорей
Бакуня-друг спешит…
 
Удар хвоста рукой поймал,
Другой лови скорей!
Герой упал! Герой пропал!
Разбил Аптырку Змей!
 
Победный хохот Змея.
Скоморохи разбегаются, влетает Змей, к нему подбегает Боярин. Аплодирует, обмахивает Змея полотенцем, как на боксёрском ринге.
 
БОЯРИН: Это, справа, хороший был удар. И с огнём тожа вовремя. Не, а хвостом-то вы яго! Это просто шедевра.
ЗМЕЙ (отдышавшись, Боярину): Чё встал столбиком? Бягом марш! Да живо давай! Ну? Не понял? Беги отседова скорее. Я праздновать буду. Сгоришь, пеплом станешь! (Хохочет, из пасти вырываются языки пламени).
Боярин (подбирает полы кафтана): Сей момент… уже бегу! (Убегает).
 
Змей хохочет, взмывает вверх, выбрасывает огненные шары, заливает всё вокруг пламенем. Начинает «праздничный фейерверк».
Из огня выныривает Бакуня.
 
БАКУНЯ: Такое дело, робятки, как мне на улицу выйти? Где здеся дверь? Друга моего самолучшего Змеища поганый хвостом разбил на кусочки. Глину мне надо срочно найти, чтобы Аптырку склеить, да обжечь на ентом хвейерверке. Глина-то есть у вас тута на улице? А как на улицу мне попасть?
 
Дети показывают Бакуне выход.
Змей продолжает фейерверк.
Появляется скорбная процессия скоморохов.
 
СКОМОРОШИНА СКОРБНАЯ
 
А и был сиредь нас Аптырка – славный герой.
Ой! Был-бывал!
А и вышел на бой со Змеем Аптырка.
Ой! Вышед-выходил!
А и со Змеем он сражался един на един!
Ой! Един на един!
 
Входит Царь, волоча тяжёлый меч.
 
ЦАРЬ: Эй! Чаво раскудахтались? Ково хоронитя?
 
- А и разбил героя нашего злобный Змеища!
 
ЦАРЬ: Ась? Громче скажи, глуховат я.
 
- А и на куски рассыпался защитник наш!
 
ЦАРЬ: Ничаво не понимаю. Иде Змеища? Там? Али там? Я больно бить не буду, я в глаза посмотреть хочу со значением и поговорить хочу, вопрос спросить, пожаланье пожалать. Ты мине дорогу укажь.
 
- А и празднует победу Змей, всё палит огнём.
 
ЦАРЬ (машет рукой): Опеть ничаво не понимаю. Там, вот, чтой-то светится, пойду, слышь, туда. Водой ба политься от жару ба. Ну да ладно, и так сойдёт. Двум смертям не бывать… (Уходит).
 
- Ой-ё-ё-ё-ёй! Горемычныя!
Безутешное наше горюшко!
 
Появляется Бакуня с мешком.
 
БАКУНЯ: Эй! Горемычныя! Ну-ка, помогайте скорее! Притащил я глину. Спасибо робяткам, подсказали мне куда пойтить. Бегом, безутешные! Мешок тяжёлый, помогайте. Аптырку будем замазывать да склеивать. Некогда тут соплями хлюпать. Ну! Взяли! Разом!
 
Уносят мешок. Появляется Змей.
 
КАРТИНА ОДИННАДЦАТАЯ
 
Довольный Змей вылизывает крылья, напевает на своём гортанном языке.
 Появляется Царь, с трудом тащит тяжёлый меч, на голове шлем с короной, на груди орден «Главного Командувающего». Дымится. Змей с интересом наблюдает за ним.
 
ЦАРЬ: Ты, значитца, сосед, старость мою совсем ни в грош не уважаешь, значитца. Забором, понимашь, от нас отгородился, и сидишь такой, сам сябе наравишься. А я ведь, знашь-ли, по молодости-от тожа в армиях-то послужил. Да, послужил. Сабелькой-то помахал! Янералам фору давал! (Хочет замахнуться мечом, но не может поднять). А ето ничаво, что я меч-то от землицы отнять не в силах. Не в силе, брат Змеище, сила, а в правде. Ты, вот, вор, дочь мою умыкнул, да огнём нас попалил, и что? Победил ты нас? Нет, не победил. Ну спалишь ты мине совсем, так мине и так давно уже пора в землю ложитца. А правда, она за мной стоит, и как тяперя есть поганый ты злодей, то ничаво тебе с ей не поделать! Она тебя сломит, как солому, дай только срок! И будешь ты низвергнут, и весь приплод твой премерзкий низвергнут будет! Такое тебе моё слово!
ЗМЕЙ (сладко зевая): Всё сказал, пень трухлявый?
ЦАРЬ: Ась?
ЗМЕЙ: Тетеря глухая, говорю, сморчок ты болотнай, всё, говорю, сказал?
ЦАРЬ: А мне тяперя всё едино. Не слушаю я тебя, не слышу и слушать не жалаю. И как вижу я в тябе одно коварное злодейство, то и не боюся я тебя. А ишо тябе жалаю, я, сосед наш дорогой, чтобы тябе ре́пнуло, ге́пнуло и перекондуба́сило! Вот. Поня́л, лободырный?
 
Змей хохочет.
 
ЗМЕЙ: Ой, уморил ты меня, сморчок! Ой, сейчас тута и ре́пнуся! Прям уже начал! А давай вместях кондубаситься? Веселее же будет, а?!
 
Хватает Царя, трясёт его. Тимофей роняет меч, тот ломается на куски.
С Царя падают очки, царский орден, шлем, корона.
Змей хохочет, забавляется, вертит Тимофеем, как тряпичной куклой.
Наигравшись, швыряет Царя.
 
ЦАРЬ: Ма-ма-ма-саж, прямо! Ой! (Падает в обморок).
 
Вбегает Боярин.
 
БОЯРИН: Ва-ва-вашество-личество! (Видит лежащего Царя). Ой! Ты и ефтого уходил, что ли? Давно яму пора! Говорил я яму: «Куды ты, старый хрыч, лезешь? Не стариковское енто дело!» Не послухал – туды яму и дорога.
ЗМЕЙ: Знаешь, что я табе скажу?
БОЯРИН: Вашество-личество! Спервоначалу ты послухай!
ЗМЕЙ: Зачем ты меня перебиваешь? Может я табе что-то антиресное сообчить хочу.
БОЯРИН: Что вы, вашество-личество! Рази ж могу я перебивать вас?! Да ни в жисть! Ежели вы насчёт кредиту, дак мы жа завсегда договоримся к удовольствию вашему.
ЗМЕЙ: Тьфу ты пропасть! Опять он встревает, сказать не даёт!
БОЯРИН: Дак Аптырка жа! Он жа снова как, навроде, живой!
ЗМЕЙ: Как живой? Я ж его разбил!
БОЯРИН: Ты разбил, а Бакуня склеил! Вона! Оба живёхоньки-здоровёхоньки!
ЗМЕЙ: Иде они?
БОЯРИН: Пошли, представлю, как есть!
 
Исчезают.
 
КАРТИНА ДВЕНАДЦАТАЯ
 
Появляются Бакуня и Аптырка. Видят лежащего Царя.
 
БАКУНЯ: Государь!
АПТЫРКА: Отец! Тестюшка мой любимай! (Бросается к Царю). Что с тобой?! Бакуня? Дышит он?
БАКУНЯ (слушает): Кажись, дышит. Мягкое под голову́ подложить надоть, укрыть чем-то-нибудь. (Снимает шапку, кладёт под голову Царю, кафтаном укрывает, Царь стонет).
АПТЫРКА: Ты, отец, смотри мне, не вздумай тута мне концы-то отдавать. Не время ещё. Слышишь меня? Ещё Змея победить надоть. Так что ты, давай тута, держись. Нам с тобой ещё… Бакуня, чавой-то он? А?
БАКУНЯ: Та не дохтур я же! Дохтура бы надо сыскать.
АПТЫРКА: Постой-постой! Ладанка! В ей батянька мине хворьпобедительную заговорную травку снарядил. (Вынимает из ладанки травку). Ну-ка, отец, ну-ка! (Подносит травку к лицу Царя, тот глубоко вдыхает, приходит в себя).
ЦАРЬ: А! Это вы тута! А я, вот, вишь ли, лежу…
АПТЫРКА: Молчи-молчи! Береги силы. Нельзя табе много разговаривать. Вот, подыши ентой травкой поглубже и лежи, отдыхай, сил набирайся. А нам на Змея идти надоть.
ЦАРЬ: Подождь, сынок! Послухай, что Натальюшка мне с птицей-соколом переда… (Замолкает).
АПТЫРКА: Э-э! Дыши-дыши! Глыбже дыши!
ЦАРЬ (приходя в себя): Погибель Змеища в пятнышке родимом, а пятнышко енто…
АПТЫРКА: Ты не волновайся… Ты дыши, давай…
ЦАРЬ: Ма́хотное пятнышко… не углядеть его, если не знаешь… (Шепчет еле слышно).
АПТЫРКА: Бакуня! Ниже нагнись! Слушай внимательно!
БАКУНЯ: Слухаю.
 
Царь шепчет, потом снова впадает в забытьё.
 
АПТЫРКА: Что ён сказал?
БАКУНЯ: На шее, сказал.
АПТЫРКА: Точно, на шее, и я так же услышал. Ну, всё, брат Бакуня, конец Змеищу! Эх! Мне бы сейчас меч мой!
 
Страшный шелест огромных крыльев, влетает запыхавшийся Змей.
 
ЗМЕЙ: Ой! Кого я вижу тута?! Опять ты за своё?! Гоняешься за тобой, гоняешься, можно сказать, из последних силов, разбиваешь тебя в дребезги, а ты, значить, вона! Живой, значить! Ну что мне с тобой делать? Вредный ты оказывается какой-то такой. Ведь победил жа я тебя! Ещё раз хочешь?! Или как? Сызнова драться будем, или признаёшь мою победу?
АПТЫРКА: Ну что ж, сосед, признаю - одержал ты полную надо мною победу. Буду теперя служить тебе.
БАКУНЯ: Ты что, брат?! Ты что?! Да как жа ты?!
АПТЫРКА: Молчи, тать! (Тихо). Тихо… Военная хитрость… (Громко). В ножки кланяйся нашему царю и повелителю! На колени, балда! (Бакуня кивает, опускается на колени).
ЗМЕЙ: Давно бы так! Подойди. Присягать сейчас мне будешь! Землю будешь целовать! Подождь! Сначала корону-то подай мне.
АПТЫРКА: Слушаюсь, ваше змеиное величество! (Идёт за короной).
ЗМЕЙ (Бакуне): А ты, холоп, Боярина кликни, я яму ишо вроде как должо́н.
БАКУНЯ: Слушаюсь! (Скрывается).
ЗМЕЙ: Ну, что там, иде́ моя корона?
АПТЫРКА: Сей момент будет, ваше змеиное величество! Закатилася… (Подбирает корону, царский орден). Нашёл, несу!
 
Вбегает Боярин. За ним входит Бакуня, опускается на колени.
 
БОЯРИН: Я! Я сам! Дай мне! (Выхватывает корону у Аптырки). Ух! Не-на-ви-жу! (Змею). Ва-ва-ва-вашество-личество! Наконец-то! Бесценный вы наш, брильянтовый! Уж как мы рады! Как рады!
ЗМЕЙ: Ты, говорят, проценты для меня снизил по кредиту?
БОЯРИН (хихикает): Что вы, вашество-личество?! Какие про-це-це-центы? Шутить изволите? Ух, вы, вашество-личество, шутник-с!
ЗМЕЙ: Чё ты стоишь-та? Надевай корону. Про проценты мы с тобой опосля подробненько потолкуем. Ну?! Корону надевай!
БОЯРИН: С ве-ве-личайшим удовольствием моим, глубожаемый наш повелитель! (Водружает корону на голову Змея, становится на колени, целует землю около змеиных лап).
ЗМЕЙ: Быть тебе отныне моим управителем. Да, за дружбу давнюю, да за службу прежнюю полагается тебе… Чё там тебе полагается? Слушай, денег у тебя полно. Ну дам тебе ещё… Давай так: чё ты хочешь? Хочешь дворец?
БОЯРИН: Дворец? (Чешет затылок). Не-а. Ну… Мне ба…
ЗМЕЙ: Говори, не бои́сь. Я жа сам тебе предлагаю.
БОЯРИН: А ты, ва-ва-шество-личество, прикажи им уйти, тогда скажу.
ЗМЕЙ: Да чё ты их боишься? Я только моргну, и нет их… даже могилы не останет-ца! Как там у вас? Дрица-брица не помню… ца?! Ну? Говорить будешь?
БОЯРИН: Буду! Отдай мне царевну. Зачем табе она? У тебя и так их в гареме триста жён. А я к ей сердцем, можно сказать, прикипел!
БАКУНЯ (Аптрыке): Ах, подлец! Слушай, что ён говорит?! Да я щас!
АПТЫРКА (тихо): Молчи, молчи! (Зажимает Бакуне рот, пригибает ниже к земле голову).
ЗМЕЙ: Гляди на них! Вишь, какие покорныя стали? Молчат, словечка не проронят! А знаешь, а не наравитца мне это.
АПТЫРКА: Дак ты жа победитель. Твой сегодня день. Твоя удача. А нам что остаётся? Проигрывать тожа надо уметь, раз такие дела.
ЗМЕЙ: Ты, я вижу, поумнел, никак? Хорошо, коли так. Вот вам моё слово: (Боярину) царевну я табе не отдам, оставлю себе в утеху, выбирай другое, что хошь.
БОЯРИН: А командировку заграничную можешь? Длительнаю!
ЗМЕЙ: Это с превеликим удовольствием. Хошь до скончания века.
БОЯРИН: Дак я тады прям щас могу? (Пауза). Или не могу?
ЗМЕЙ: Подождь пока. (Аптырке) А ты присягать мне будешь при всём при своём войске, так, чтобы весь люд честной признал меня. Зови всех сюды. Енералов своих, стрельцов, командиров, всех зови! Живо! Повторять в другой раз не стану!
АПТЫРКА: Прости, твоё змейское величество! Не вели казнить, вели слово молвить!
ЗМЕЙ: Говори, только быстро. Терпежу моего не хватает на ваши рожи тута глядеть.
АПТЫРКА: Позвать-то недолго. Да послухают ли они?
ЗМЕЙ: Как так, не послухают?
АПТЫРКА: Ты извини меня, змейское величество, только я таперя не командир. У нас ведь, вона, главный командувающий (указывает на лежащего царя) в бессознательном обличии валяетца. А у тебя регалиев главного командувающего и нет, хоша́ корона там, где и положена.
ЗМЕЙ: Каких-таких регалиев у меня нет? Скажи только - будут.
АПТЫРКА: Орден царский должон быть на груди. Тогда и будешь ты главным командувающим.
ЗМЕЙ: И всё?
АПТЫРКА: И всё.
ЗМЕЙ: А где ентот орден?
АПТЫРКА: Дак на царе был, вот, подобрал я его.
ЗМЕЙ: Покажи! (Аптырка приближается, показывает орден). Ох! Красива вещь.
БОЯРИН: На заказ исделана. В самом городе Париже. Слыхали про такой?
ЗМЕЙ: Вешай, давай. Буду главным командувающим. Хоша мне эта…  Щакотку не люблю я…
АПТЫРКА: А мы на ленту!
ЗМЕЙ: Ладно, вешай... на ленту. (Боярину). Зови войска!
БОЯРИН: Момент! Чичас! (Скрывается).
АПТЫРКА: Бакуня, что стоишь! Неси быстро ленту царскую парчовую для ордена! На ленту вешать будем.
БАКУНЯ: А иде она?
АПТЫРКА (тихо): Да придумай что-нибудь! Вона, у царя, посмотри.
 
Бакуня бежит к лежащему царю.
 
БОЯРИН (появился): Чичас будут войска. Идут. Вона, слышь?! Барабаны!
 
Бакуня, приносит ленту.
Долгая дробь барабанов.
Аптырка торжественно подносит ленту Змею, тот склоняет голову, Аптырка надевает ленту, открывает застёжку на ордене и вонзает её в шею Змея.
Вопль ужаса, свист, грохот грома. Змей взмывает вверх. Шипение, будто сдувается огромный шар. Вниз падают корона, орден. Аптырка тянет за ленту. Лента, наконец, поддаётся, и Аптырка втягивает маленького Змея.
Боярин пятится, мечется куда бы убежать, некуда, хватается за голову.
 
ЗМЕЙ (тонюсеньким голоском): Ты фто исделяль? Ты засем миня укалёль? Мине зе больна! (Начинает хныкать).
 
Все хохочут, даже Боярин прыскает в кулак.
 
БАКУНЯ: Глянь-ка! Каку́ Аптырка птичку споймал!
АПТЫРКА: Змеишша-та наш, братцы, сдулся! (Снова все хохочут).
ЦАРЬ (поднимает голову): Коды так весело, так чаво я тута валяться буду? Тожа, поди, смеяться хочу!
БАКУНЯ: Ваше величество! Ты как? Получше табе?
ЦАРЬ: Дык, знамо дело, когда вы тута все веселитеся, так и я на поправку пошёл.
АПТЫРКА: Иди, величество, к нам, вместе повеселимся! Тестюшка мой дорогой! Бакуня, помоги царю!
 
Бакуня помогает Царю. Все разглядывают Змея, трогают, смеются.
 
ЗМЕЙ (обиженно): Мине зе обидно, а вы смеётеся! Дуляки! Дуляки вы все!
 
Взрыв хохота.
 
АПТЫРКА: А посади-ка ты, Бакуня, ентого красавца в туесок, да затвори покрепче. В зоопарк отвезём. То-то детишкам будет радость!
БОЯРИН: Слава Аптырке! Слава победителю Змея!
АПТЫРКА: Славословишь, значить? Ну-ну! (Зовёт). Ляксей! Друже! Слышь меня?! Подь сюды! Погляди на чуду!
 
Вбегает Ляксей, видит Змея. Смеётся вместе со всеми.
 
Алёшка мой дорогой, нашёл я. Нашёл изменщика.
ЛЯКСЕЙ: Да ну? Нашёл-таки? Иде? Иде ён?
АПТЫРКА: Да тута. Иде же ещё яму быть. Вот, познакомься. (Поворачивает Ляксея к Боярину).
ЛЯКСЕЙ: Ентот? Свистун? (Аптырка кивает). Ох, отведу я душеньку, ох, потешуся-а-а! (Движется на Боярина, вынимая саблю).
 
Боярин валится на землю, лязгает от страха зубами,
что-то хочет сказать, но не может.
 
АПТЫРКА: Постой-постой! Не спеши, брат. Мы яго судить будем. Дети будут судить. Я вот, тута кой-чего приготовил… написал… Щас нам робяты помогут… Поможете нам, робятки, злодея осудить?
ЛЯКСЕЙ: Не пойму я тебя, брат Аптырка! Ён предал всех нас Змею поганому, а ты его судить? Да снести башку – и вся недолга.
ЦАРЬ: Послушай, свет-Алёша…
АПТЫРКА: Э, нет, брат. Башку снести просто. А что, если заблудился человек, запутался, ошибся. Разиж за это башку сносят? Обратно, ведь, не приставишь. Опять же, Змея в зоопарк отправим, а и кто жа за имя смотреть будет, навоз, извиняюсь, убирать? Опять жа кашку яму, поганому, сварить кто-то должон? Или не должон?  (Боярину). Ты, поди, каши-то варить не умеешь?
БОЯРИН: Навоз могу!! Могу навоз… Господи!! Могу я… Простите меня, люди добрые… я и навоз могу, и что скажите, всё могу-у-у!! Босыми руками буду навоз за энтим поганым Змеищем убирать… только простите меня!!!
ЦАРЬ (Аптрыке): Сынок…
АПТЫРКА: Подожди, тестюшко! Присядь на камушек. Щас, с ентим разберёмся.  (Боярину). А я, вот, говорю, приготовил тута для тебя (достаёт записку) метельщик нам, знашь, во! как нужон, такой, чтобы навроде дворника. Могёшь?
БОЯРИН: Могу… всё могу, только простите, снимите грех с души моей! Детки! Робятишки! Што ж вы то молчите? Я ж на коленях… я ж осознал до самого до дна… и больше не буду… ну скажите вы им!
ЦАРЬ (Бакуне): Брат, Бакуня, чаво оне меня не слухают?
БАКУНЯ: Подождь, величество. Тут такое дело, понимаешь!
ЛЯКСЕЙ: Как хочешь, брат Аптырка, а только нет у меня веры ентому прохвосту. Это сейчас ён такой весь из себя ка́ется, а опосля сызнова продасть и предасть! А потому… а потому…
БОЯРИН: Как можешь ты такие слова говорить, когда я тут перевоспитался и на коленях прощения прошу?
АПТЫРКА: Тихо, братцы! Никак плачет кто-то?
 
Все замолкают. Становится слышно, как тихо скулит Царь.
 
ЦАРЬ: Ой-ё-ёшеньки-ё-ё-оооо! И что это никто слушать мине не хотит?
АПТЫРКА: Ты чего, величество? Обидел тебя кто?
ЦАРЬ: Вы тута, вот, развлекаться изволите, а иде дочка моя? Кто мине ответит?
АПТЫРКА: А!
ЛЯКСЕЙ, БАКУНЯ (вместе): Ой!
ВСЕ ВМЕСТЕ: Эх! Ламца-дратца-опца-рамца-ца!
                        Никуда Натальюшка не деваетца!
                        Так что неча тут унынью предаватца
Последня скоморошина будет начинатца!
 
СКОМОРОШИНА ПОСЛЕДНЯЯ
 
А как сдулся страшной Змеища,
Так разрушились стены узилища.
Медведи цепные испугалися,
Со своих цепей посрывалися,
По лесам и полям разбежалися.
А янычарская лютая стража,
Бросая оружье и ошметья всякого антуража,
С криками «Ай-яй!», что в переводе значитца «Ой-ёй!»,
Чамоданы собрала, по телегам и домой!
Из темниц вышли все, кто томился там,
И направилися по своим домам.
Эх! Ламца-дратца-опца-рамца-ца!
К нам царевна приближает-ца!
 
Вбегает Натальюшка, за руку тянет Добраву.
 
НАТАЛЬЮШКА: Аптырка! Папенька!
 
Все бросаются к ней, общие объятия.
Добрава видит Бакуню, устремляется к нему, в смущении закрывает лицо руками, плачет.
 
БАКУНЯ (Добраве): Девица, не плачь. Погодь-ка! Дай, поближе погляжу. Ты?
ДОБРАВА: Ахти мне! Бакуня! Братец мой родненький!
БАКУНЯ: Глазам не верю! Ладушка моя, сестрица! Я ж не чаял тебя живой увидать! Люди! Радость-то какая! Сестрица моя нашлася! Добрава моя жива!!!
ЦАРЬ (сквозь слёзы умиления): Эх, золотыя вы мои! Самогудку ба! Самогудки не хватат для торжества моменту!
БОЯРИН: Чичас! (Исчезает).
АПТЫРКА (обнимая Натальюшку): Тосковал я по тебе, душа моя, ненаглядная, ох, тосковал!
НАТАЛЬЮШКА: А я знала, знала, что сразишь ты Змеишша злого! Знала, верила и ждала тебя!
БОЯРИН (влетает с самогудной машиной): А вот и самогудка для торжества моменту! Я принёс. (Устанавливает самогудку).
ЦАРЬ: Заводи!
 
Начинается музыка.
 
Эх! Ламца-дритца-опца-римца-ца!
Тут сказка наша и кончает-ца!
 
Поклоны.
 
Занавес.


© С.Кочнев, 2015 г. 
 
Рейтинг: +1 617 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!