НАШЕСТВИЕ (19)

 

(продолжение)

Начало см. Агент НКВД

5.

Это была заключительная встреча Павла с Куприным. Только что Павлом была отправлена последняя шифрограмма в абвер:

«Проверку организации «Мономах» закончил. Результат положительный. Если получу ваше разрешение на возвращение, то в ближайшее время могу вылететь самолетом к партизанам, а от них перебраться к нам. Алекс».

– Надеюсь, возражений не будет, – сказал Павел. 
Действительно, через час пришел ответ:

«Удивлены способом вашего возвращения. Ждем вас. Франц».

Идею Павла о перелете линии фронта на самолете поддержал Куприн и одобрил Меркулов. Он же и договорился с Центральным штабом партизанского движения отправить ближайшим рейсом «фотокорреспондента Харитонова» к партизанам. О том, что этот «корреспондент» сотрудник НКВД знал только начальник штаба Пономаренко. Он же предложил отправить «товарища Харитонова» в отряд, который должен в ближайшие дни передислоцироваться в другой район, понимая, что вернувшись к немцам, разведчик должен будет указать место расположения партизанской базы. Вылет был назначен на поздний вечер 18 июня. 

6.

Надсадно гудели моторы «Дугласа», затемненный салон которого был под завязку набит грузом для партизан. Павел смотрел в иллюминатор, но кроме звездного неба и густой темноты внизу ничего не видел. Только линия фронта промелькнула внизу, выдав себя осветительными ракетами да несколькими разрывами зенитных снарядов, не причинивших никакого вреда самолету, продолжавшего держать курс на запад.

           

Однако вскоре начало светать – коротка июньская ночь. Павел увидел край солнца, остро прочертивший несколькими лучами, вмиг слизнувшими черноту звездного неба. Оставшиеся полчаса до места назначения «Дугласу» предстояло лететь при свете раннего утра в надежде, что немецкие асы только просыпаются.

Медленно тянулись минуты. Павел закурил, внимательно оглядывая видимую ему часть горизонта. Но он не любовался небесными красотами, он высматривал: не появятся ли немецкие истребители.

До расчетного времени оставалось менее четверти часа, когда появились они – четверка «мессершмитов» и стала быстро приближаться к одинокому «Дугласу», которому негде было укрыться в чистом безоблачном небе.



Стрелок «Дугласа», не дожидаясь подлета стервятников, выпустил в их сторону длинную очередь из пулемета. Разделившись парами, «мессеры» стали заходить с двух сторон. По «Дугласу» прокатилась горохом, пробивая обшивку самолета, первая очередь одного из немецких истребителей. Затем вторая. Строчил и стрелок «Дугласа». Один из «мессеров» отклонился и стал удаляться. Видимо, стрелок достал его. Но в это же время пулемет на «Дугласе» смолк. Павел увидел сползающее из-под плексигласового колпака безжизненное тело стрелка. Он поспешил поддержать его и понял, что стрелок мертв. Не раздумывая, Павел занял его место у пулемета и направил на один из «мессершмитов», приблизившихся на непозволительно близкую дистанцию, летчик которого, видимо, понял, что ответных выстрелов из «Дугласа» не будет и решил дать очередь наверняка. Павел навел пулемет на наглеца и нажал на гашетку. Пулемет дернулся у него в руках. В ту же секунду «мессер» повело в сторону, и он сорвался в штопор. 

– Готов! – радостно выкрикнул Павел и дал очередь по второму истребителю, подбирающемуся к «Дугласу» с другой стороны. На этот раз очередь прошла мимо и «мессер» проскочил над головой Павла.

В пылу боя Павел не сразу заметил, что «Дуглас» стал заметно снижаться. Только когда он увидел вдруг выросшие под крыльями самолета деревья, понял, что их сбили. Удар о землю, о деревья был силен. Почти сразу от корпуса самолета отломились крылья, а корпус тряско заскользил брюхом о землю. Павла выбросило с сиденья. Он повалился на зашевелившиеся в салоне ящики и мешки и потерял сознание.

Очнулся Павел под синим небом. Страшно болело левое плечо, рука не шевелилась. Над ним склонился штурман. 
– Живой, – радостно сказал он.
– Живой, – ответил Павел. – Как остальные?
– Ваньку, стрелка нашего убило, у командира сломаны обе ноги. Мы со вторым пилотом и радистом целы. Сейчас соорудим носилки для вас и тронемся в путь.
– Меня оставьте, – послышался голос командира. – Скоро здесь будут немцы. Я успел заметить, что мы упали километрах в десяти от шоссе.
– Не глупи, командир. Мы не бросим тебя. Скажите, товарищ старший политрук, – проговорил штурман.

Павел попытался подняться, но от боли в плече у него потемнело в глазах.

– Я, пожалуй, тоже не ходок, – сказал он штурману. – А уходить вам надо немедленно. Немцы действительно близко. 
– Мы своих не бросаем, – ответил штурман. 
– Идите, лейтенант, – уже жестко приказал Павел. – Это приказ и мой и командира экипажа.

Подошел второй пилот.

– Николай, скажи ты им, что мы не бросаем товарищей, – сказал ему штурман.
– Петр и вы, товарищ старший политрук… – начал, было, второй пилот, но Павел оборвал его:
– Исполняйте приказ без рассуждений. Мы с командиром остаемся здесь. Идите километров пять-шесть на север, затем поворачивайте на восток.
– Слышите, ребята, – сказал первый пилот. – Идите. Не теряйте времени. 
– Мы оставим вам пулемет, – сказал второй пилот.
– Не надо, – ответил Павел. – Возьмите с собой. Он в пути вам может пригодиться, а нам, чтобы застрелиться хватит и пистолетов.
Летчики простились с командиром и с Павлом и скрылись за деревьями.

Когда они остались вдвоем, Павел приподнялся и сказал:
– Слушай и запоминай, Петр. Я разведчик и возвращался к немцам, чтобы продолжить свою работу в их тылу. Ты с начала января этого года являешься членом монархического союза «Мономах». Ты сошка маленькая в организации. Тебя завербовал в свою ячейку знакомый техник, работающий на аэродроме. Ты знаешь его и командира своей ячейки Ромашина. Имени его не знаешь. Ходит в форме железнодорожника. Работает на каком-то вокзале, на каком ты не знаешь, помощником начальника станции. Среднего роста, худощавый. Бросаются в глаза круглая лысина, обрамленная рыжеватыми волосами, и крупный нос. Глаза светлые. На левой руке татуировка на пальцах «Катя». Повторить?
– Запомнил, – ответил летчик. – Только зачем?
– Есть у вас на аэродроме человек, которому можно было бы доверить государственную тайну?
– Да наш техник, Максимыч. Член партии с двадцать четвертого года, ленинского призыва.
– Фамилия его?
– Кононов.
– Он тебя и завербовал.

Вдали послышался лай собак.
– Немцы, – сказал Павел и, снова повернувшись к летчику, спросил его: – Как тебя зовут?
– Аникин Петр Федосеевич.
– Меня ты знаешь как старшего политрука Харитонова. Нас познакомил Ромашин позавчера. Он приказал тебе взять незаметно меня на борт, а самолет посадить на немецкий аэродром. Нам помешали это сделать немецкие истребители. Все понял? Все запомнил?
– Я запомнил, но ничего не понял, – ответил летчик.

Немцы появились из-за кустов. Несколько овчарок рвались из их рук к пострадавшим.

– Сыграешь роль предателя. Немцы тебя вылечат, подучат на шпиона и перебросят к нашим. Попав к нашим, требуй встречи с майором госбезопасности Куприным. Ему сошлешься на меня. Объяснишь, как попал в плен и почему живым. Всё.

Над Павлом поднялась громадная овчарка, из ее рта спускалась длинная липкая слюна. Она грозно рычала.

– Убери собаку, солдат, – резким командным голосом приказал Павел. – И позови офицера.

Удивленный тем, что русский заговорил на немецком и таким тоном, солдат крикнул:
– Герр лейтенант, герр лейтенант… 

К лежащим на траве Павлу и Аникину подошел запыхавшийся лейтенант в годах.

– Комиссар! – воскликнул он, увидев звезду на рукаве гимнастерки Павла.
– Я офицер абвера, лейтенант, – надменно произнес Павел. – Приказываю вас доставить меня и моего спутника в ближайший штаб полка или госпиталь. 



Лейтенант изумленно уставился на Павла. 
– Немец?
– Да, немец.
Лейтенант помялся и, наконец, приказал:
– Унтер-офицер Гармиш, носилки. Двое носилок!
– Держись, летун, – негромко сказал Павел Аникину. – Ты еще полетаешь. Помни, про «Мономаха».

7.

У Павла оказался только вывих плеча. Госпитальный врач с ним управился быстро. Уже на следующее утро с Тирпицуфер поступил приказ доставить гауптмана фон Таубе и его спутника в Берлин. Павел и Аникин летели вместе. Павел сидел с рукою на перевязи в удобном кресле, а летчик лежал в проходе на носилках. Обе ноги его были в гипсе. Кроме них в салоне сидел генерал-лейтенант с юрким адъютантом и два полковника. Они с неудовольствием посматривали на двух русских, летящих без сопровождающего их караула и о чем-то тихо переговаривающихся на непонятном языке. Разговор их заглушался громким рокотом моторов самолета. 

На берлинском аэродроме их встретил подполковник Брассер с двумя солдатами. Санитарная машина подъехала прямо к самолету, опередив машину генерал-лейтенанта. 

– С прибытием, барон, – сказал подполковник Павлу, помогая влезть в салон санитарной машины. – Отвезем твоего человека в госпиталь, а сами, если ты в состоянии, поедем к адмиралу. Согласен?
– Я чувствую себя прекрасно, герр оберст-лейтенант. Наконец-то я дома.

Адмирал встретил Павла, выйдя из-за стола.
– Поздравляю вас с возвращением и удачным приземлением, – сказал Канарис Павлу, когда тот, отчеканив три шага, вытянулся по стойке «смирно». – И еще разрешите поздравить вас с присвоением вам звания майора и награждением Железным крестом первого класса. Получите погоны сейчас от меня, а орден – через три дня из рук самого фюрера. А пока я жду с нетерпением вашего доклада о «Мономахе». Что мы можем ожидать от этой организации русских?
– Много, экселенц, – ответил Павел. – Хотя в ней нет ожидаемых нами генералов, командующих армиями или наркомов, но это люди, через которых идут распоряжения и приказы большого начальства или те, которые их исполняют. И хотя маленький человек видит только маленькую часть тайны, но когда маленьких людей много, то из мозаики их наблюдений можно сложить четкую картинку.
– Вы правы, майор, – согласно кивнул Канарис. – Но мы ждем от вас более обстоятельного доклада о результатах вашей проверки. Вы можете прямо сейчас приступить к его составлению. Подполковник Брассер проводит вас в свободный кабинет и забронирует вам комнату в нашем пансионате. После сдачи доклада вам будет предоставлен отпуск на две недели. Как я понимаю, вы будете в Карл-Хорсте?
– Так точно, экселенц.
– Прием у фюрера состоится двадцать четвертого в семнадцать часов. Будьте готовы.
– Слушаюсь, экселенц, – снова вытянулся Павел. 
Аудиенция была окончена. Павел вышел.

Вечером следующего дня Павел отдал доклад подполковнику Брассеру и уехал в Карл-Хорст.

8.

Лора гуляла с детьми на зеленой лужайке. Павлинка, увидела его первой и со всех ног кинулась к нему, за нею поспешила Лора, а следом засеменил почему-то вдруг заплакавший Вилли.

– Ты ранен? – ужаснулась Лора, увидев идущего по дорожке парка Павла.

Павел подхватил здоровой рукой изрядно потяжелевшую Павлинку, коснулся губами щеки Лоры и ответил:
– Нет, милая, я просто вчера упал и вывихнул плечо. Все уже поправили и скоро я смогу ею снова двигать. 

Подошедший граф поцеловал Павла и похлопал по новому погону.

– А ты уже майор? – сказал он. – Поздравляю. За какие же это подвиги?
– Да так, смотался в Москву туда и обратно, – ответил Павел. – Были кое-какие дела.
– Представляю, – сказал граф. – И как она, ваша Москва?
– Поуспокоилась. Стала увереннее.
– А наши войска, знаешь, снова наступают. Только теперь на Волгу. 
– Знаю. Наступление идет успешно. Скоро наши будут пить воду из Волги.
– Дороговато она нам обойдется. Боюсь, мы выйдем к ней, как и к Москве, вывалив язык на плечо.
– Не все так плохо. А скоро станет еще лучше, – ответил Павел. – Фюрер должен был учесть ошибки прошлого года и на пике успеха армий группы «Юг» не растаскивать группу на латание возникающих дыр, а дать те дивизии, что отдыхают и нежатся на французских пляжах.
– Того гляди, Англия соединившись с Америкой откроют второй фронт.
– А, – махнул рукой Павел, – там против их трех дивизий достаточно будет одной нашей, а на Восточном фронте против одной русской нужно ставить две наших и танков, танков побольше. От Волги нам еще необходимо продвинуться на север, чтобы до зимы отрезать Москву от Урала и Сибири.
– Ладно, стратег, – усмехнулся граф. – Ты лучше расскажи нам о том, как живет Москва, что там говорят, на что надеются. Хотя пора уже садиться за стол. 

За обедом Павел рассказал о постепенно налаживающейся московской жизни и о москвичах. Упомянул и то, что в последний месяц практически прекратились налеты немецкой авиации на нее.

– А сильно она разрушена? – поинтересовалась Лора. – Нас англичане достают здорово.
– Знаешь, на удивление я в Москве практически не заметил следов бомбежек и был удивлен: куда бросали бомбы наши доблестные асы? Англичане у нас в Берлине пейзаж попортили заметно больше.

После обеда граф удалился в свои покои отдохнуть – в последнее время он стал сильно сдавать. Лора, передав детей няне, утянула Павла в его комнату. Жадно целуя его, она шептала:
– Скорей, скорей, возьми меня…


(продолжение следует)