Две жизни за любовь

Тамара Ивановна сидела на стуле напротив меня, съежившись, как — будто опасалась невидимого удара. Это была совсем еще не старая, но уже сильно постаревшая женщина. На первый взгляд казалось, что она не в себе — сидела, низко склонив голову, пряча глаза, и чуть слышно говорила, говорила. Было ощущение, что у неё закончился обет молчания, и она спешила выговориться. Тихонько всхлипывая, она то прятала свои руки в карманы кофточки, то вытаскивала их и, сжав в кулаки, в порыве отчаяния и безысходности стучала ими по коленкам:
— Почему?! Почему?!
И в это «Почему?» она вкладывала всю свою непомерную боль и тоску, которую вряд ли что-то или кто-то сможет излечить. Эту женщину в колонии жалели немногие. Тамара Ивановна знала это и не искала сочувствия. Она понимала, что ей суждено носить в себе эту душевную муку до конца дней своих. А оставшееся ей время, ох и долгим покажется.
— Не могу больше, сил моих больше нет! Ну почему Бог меня не заберет?! Почему он оставил меня на эти муки вечные?! — задавала она эти вопросы снова и снова.
Я знала о том, какое совершила преступление Тамара Ивановна. В колонии она находилась уже третий год. С ней мало кто общался вообще. Она — детоубийца, а значит — вне закона. Её не осуждали. Её презирали. Она перестала быть и стала изгоем — дело в женской колонии хлопотное и накладное. И хотя в колонии были женщины, преступление которых вызывало не меньший, а порой даже еще больший шок, в данном случае у многих осужденных преобладал материнский аспект, который и определял отношение к Тамаре Ивановне. Как, впрочем, ко всем другим женщинам, которые были осуждены за убийство детей. Они перестали быть матерями, женщинами. Если в колонии женщины — детоубийцы становятся просто изгоями, то в СИЗО у них участь тяжелая.
— Я хотела покончить с собой, но ведь это грех, — начала она было снова изливать мне душу но, взглянув на меня, резко осеклась. Наверное, она увидела в моем взгляде что — то такое, что остановило её исповедь.
Шокировала меня Тамара Ивановна своими словами о боязни грех сотворить перед Богом.
Я почувствовала, что на моем лице отразилась целая гамма негативных чувств и мыслей. И только природное умение владеть собой, контролировать свои чувства и эмоции, удержало меня от нелицеприятных выражений в адрес этой женщины.
— А как же убийство детей? — глядя на неё в упор, спросила я. — Убийство своих родных детей? Это ли не грех?
— Вы никогда не поймете, — прошептала она. — Вы никогда не поймете. И, опустив голову, как — то жалобно, по — щенячьи, заскулила. Постепенно эти повизгивания переросли во всхлипывания, и вскоре плечи моей собеседницы затряслись от рыданий.
— За что?! За что мне все это? Ну почему это произошло со мной?! Как мне теперь жить?! За что, за что, за что?! — сквозь рыдания выкрикивала она один и тот же вопрос. Вопрос, который для неё навсегда останется без ответа.
Да. Мне не понять женщину, способную убить, предать своих родных детей, переступив моральную грань. Тамара смогла. Она убила своих двоих детей. Сына — предательством, дочь — ударом ножа. Передо мной сидела рыдающая женщина, лишившая себя материнства по собственной воле и в одночасье потерявшая все. Две судьбы разбиты, три жизни загублены. Такова цена её слабоволию и малодушию.
Я не успокаивала Тамару Ивановну, понимая, что не облегчу её мучительные душевные страдания. Ей хотелось высказаться, выплакаться. Я смотрела на неё, и мороз пробирал меня от мысли — не дай Бог, у меня оказалась бы такая мать. Я видела и понимала — она надеется на то, что я, во всяком случае, не прогоню её, как это делали другие. И если не захочу понять, то хотя бы выслушаю. Я ждала, пока она успокоится сама, и способна будет говорить.
Я не думала о том, нужны ли мне её откровения. Скорее всего, сработало моё профессиональное умение выслушивать человека до конца. И уже потом делать какие — либо особенные выводы, умозаключения.
Я сидела, смотрела на Тамару Ивановну и думала о том, как жестоко она себя наказала, став заложницей своей запоздалой любви.
Рыдания постепенно перешли в плач, затем во всхлипывания. И вот она уже вытирает слезы рукавом кофточки.
— Вы презираете меня? — спросила тихо Тамара Ивановна
— Я не вправе вас судить, я не умею презирать. Думаю, что вы уже сполна наказаны Судом, приговор которого не подлежит обжалованию.
— Попробуйте меня понять, и если не понять, то хотя бы выслушайте! — умоляющими глазами смотрела на меня Тамара Ивановна.
Я подумала, что смогу её выслушать. Она смотрела на меня в ожидании реакции на её просьбу. Я едва заметно кивнула головой, давая ей понять, что готова выслушать. Тамара Ивановна смотрела на меня с благодарностью. И рассказала мне историю своего грехопадения.

* * *
Замуж Тамара вышла в восемнадцать лет. Полюбил её завидный жених — парень с соседней улицы: красивый, не пил, не курил. Она ему взаимностью ответила. Свадьбу красивую и шумную сыграли. В поселке потом долго о ней говорили. Жили дружно, детей любимому мужу родила двоих: сына, а затем, с разницей в два года — дочь. Но однажды пришла к ним в дом беда. Муж Тамары, Андрей, в автомобильную аварию попал, в результате которой ему ампутировали кисть правой руки. Токарем Андрею больше не работать. Получил инвалидность и небольшую пенсию к ней. Слабым и малодушным на поверку оказался муж Тамары, впал в депрессию. Она, как могла, заботилась о нем, поддерживала его. Вместе думали, куда бы пойти работать Андрею, чтобы хоть какие — то деньги он смог зарабатывать. С горем пополам устроился гаражи охранять. Но что — то сломалось в Андрее. Стал он чувствовать себя ущербным, неполноценным.
Тамара как могла, старалась успокоить, убеждала мужа, что по — прежнему очень любит его и никогда не оставит. Но все напрасно. Однажды Андрей пришел домой пьяный. Затем второй, третий раз. Ему казалось, что так легче переживается его личная трагедия. Теперь в доме поселилась другая беда — алкоголизм одолел когда — то сильного, здорового мужика. Одна, вторая, третья и все последующие попытки излечить своё личное горе крепкими напитками закончилась полной победой зеленого змия. Все старания Тамары образумить своего мужа оказались напрасными. Некогда образцовый глава семьи стал банальным алкоголиком. Тамара развелась с мужем, и глава семьи надолго исчез из поля зрения жены и детей. Сыну, Егорке было всего четыре года, дочери, Любаше — два.
Тамара долго приходила в себя после развода. Дети только и радовали. Хорошие росли, заботливые и любящие. По домашним делам хлопотали. А Тамара трудилась на двух работах, чтобы в семье достаток был. Все свое внимание, нежность и заботу Тамара отдавала детям. О личном счастье уже и не думала.
Но судьба непредсказуема. Встретила Тамара своего «принца». Симпатичный, волевой. Тамару замуж позвал. Детей обещал любить и заботиться о них. Женат был уже один раз. Детей от первого брака не было. Потому и поверила Тамара, что полюбит её детей как своих, раз её полюбил. Поженились. Обошлись без шумной свадьбы. Расписались просто, и тем же вечерком, в узком семейном кругу, отметили это событие. Дети приняли отчима настороженно, но не препятствовали материнскому счастью. Видели, как светились глаза матери, когда она смотрела на Валерия. Четырнадцатилетний сын и двенадцатилетняя дочь рассуждали по — взрослому о том, что матери необходимо устроить личную жизнь. Ведь скоро они вырастут, уйдут из родного дома своей дорогой. И мама одна не останется, все ей веселее будет, тем более с любимым и любящим мужем.
А Тамара просто цвела от счастья. Качало её на волнах любви. Казалось впереди такое безоблачное, красивое будущее. Любимые дети, любимый и любящий муж, хорошая работа, достаток.
Но что — то случилось в отношениях её мужа и сына. Словно черная кошка пробежала между ними. Отдаляться стали они друг от друга. То ли Валерий слишком требовательным оказался к пасынку, то ли Егор, уже долго росший без отцовского воспитания, не мог привыкнуть к присутствию и требовательности отчима. Явно это заметно не было, скрытая какая — то неприязнь. Тамара не раз пыталась поговорить с сыном, но всегда получала ответ, что все хорошо. И она решила, что сын просто ревнует. «Пройдет» — успокаивала себя. И больше не пыталась поговорить с ним. Внешне, действительно, все было хорошо.
Первым тревожным звонком приближения беды была просьба мужа отправить детей на новогодние каникулы к бабушке, матери Андрея. Тамара не отказала мужу. Да и дети были не против поездки к бабушке. К ней они не ездили уже несколько лет. Далековато было, да и не хотела Тамара общаться со своей бывшей свекровью. Та и при жизни с Андреем не очень привечала невестку, а после развода и вовсе забыла о существовании Тамары. Лишь изредка внукам с оказией передавала деревенские гостинцы.
После отъезда детей в деревню Валерий повеселел, поговаривать стал, что детей можно было бы и совсем отправить жить к бабушке. Тамара не воспринимала это всерьез. А Валерий старался, как можно больше внимания уделять Тамаре. Ей казалось, что вот оно-счастье, вот он — рай на земле. И так она счастьем своим упивалась, что забывала позвонить бывшей свекрови, справиться о детях, об их здоровье. Про детей на время, вроде, как и забыла. Когда они вернулись из деревни, она уже не бросилась к ним, как прежде, с великой радостью соскучившейся матери. Не заметила Тамара в себе этой перемены. Ей казалось, что она по-прежнему очень любит своих детей. И что лишь немного одолжила у них своей любви для мужа. Считала, что детям хватит того, что осталось. Вскоре последовала новая просьба — приказ от мужа отправить детей к бабушке на двадцать третье февраля и на восьмое марта. Тамара безоговорочно выполнила и это требование любимого. Затем и на летние каникулы детей отправили к бабушке.
Все больше отдалялась от детей Тамара. Сама она этого словно и не замечала. Ей казалось, что ничего в её отношениях к детям не изменилось, что она по — прежнему очень любит своих детей. Только вот рубашки у сына часто оставались нестиранными, брюки не наглаженными, как раньше. У дочери одежда поизносилась, а новую купить мама не торопилась. Зато мужу любимому вскоре машину новую, дорогую купила. Мужу обеды вкусные готовила, а дети, мол, и сами в холодильнике еду себе найдут, сами и приготовят.
И напрасно дети пытались противопоставить себя и свою любовь безумной любви матери к Валерию. Она словно не замечала их попыток вернуть себе её материнскую любовь, заботу о них. Да и их она все чаще как — будто не замечала. Ну, есть они у нее, и есть, куда им деться.
Решили они с мужем на «семейном» совете, что как только сын окончит школу, поедет к бабушке жить. Сказала Тамара об этом сыну. Ничего не ответил Егор, только собрался и ушел из дома. Три дня не появлялся домой. Где он, и что с ним, волновало только его младшую сестру. Люба звонила ему, просила его вернуться, не оставлять её одну в этом некогда уютном и теплом, но сейчас уже остывающем семейном гнезде. И мальчик вернулся.
Шестнадцатилетние мальчика решили отметить в узком семейном кругу. На просьбу сына разрешить пригласить на день рождения кого — либо из друзей, Тамара ответила резким отказом. Чего, мол, тратиться, посидим вечерком семьей, попьем чайку с тортом и хватит. Егора так шокировало это решение матери, что он закрылся в своей комнате, сказав, чтобы его день рождения отмечали без него. Тамара и отчим только хмыкнули в ответ. Решили, что перебесится малый. И в сердцах прокричал из — за двери, что это последний день рождения в его жизни, которое он отмечает в родном доме. Эти слова мальчика окажутся пророческими.
Впервые в жизни Тамара не купила сыну подарок ко дню рождения. Но она не могла и предположить даже, какой подарок приготовила судьба ей.
На кухне уже шли последние приготовления к вечернему столу, когда в дверь позвонили. Дочь побежала открывать. Тамара вышла следом за Любой в прихожую. На пороге стоял её первый муж, бывший отец семейства. Сразу бросилось в глаза, что Андрей был изрядно выпивши. И, наверное, поэтому вел себя так, как — будто ушел из дома только утром.
— Принимай жена мужа своего. В гости решил наведаться, у Егорки сегодня день рождения. Вот, поздравить пришел.
И не снимая обувь, двинулся в большую комнату, на ходу вытаскивая из кармана пальто бутылку водки.
— А где же стол накрытый, хозяюшка? Сыну — то шестнадцать годков, отметить бы нужно. Где гости? — уставился Андрей на свою бывшую супругу.
Тамара, наконец, пришла в себя от такой наглости своего бывшего благоверного. Она бросилась к Андрею. Схватив за рукав, попыталась оттащить его к входной двери, говоря при этом, что его — то, как раз в этом доме не ждали и не ждут уже давно. Бывшего главу семьи шокировал такой прием. Он оттолкнул Тамару от себя и начал возмущаться. На шум в прихожей из комнаты вышел Егор, а из кухни вышел его отчим. Бывший глава очень удивился, увидев Валерия. Его удивление было настолько велико, что он как — будто бы отрезвел сразу. Повернувшись к Егору, он спросил сына кто это. Егор промолчал. Он повернулся, чтобы снова уйти в комнату, но отец схватил его за руку, пытаясь удержать.
— Егорка, ты что, не узнаешь меня? Это же я, твой отец! — тянул к себе Егора родитель. Но Егор оттолкнул руку, сказав, что у него нет отца, и что он не хочет никак с ним общаться.
Андрей бросился к дочери, но она спряталась за мать. Тамара попросила Андрея уйти. Но бывший глава семьи и родитель не желал уходить. Валерий, до сих пор молча наблюдавший эту сцену, решил вмешаться и показать нежданному гостю, кто в этом доме хозяин на данный момент. Он подошел к Андрею, схватил его за шиворот и потащил к двери. Биологическому родителю такое с ним обращение явно не понравилось, и он начал высказывать свое возмущение. Андрею удалось вывернуться из своего пальтишка, и он, развернувшись, наотмашь ударил своего правопреемника кулаком в живот. Ох, и рассвирепел заботливый любимый второй муж. Воспылав праведным гневом, нанес сокрушительный удар обидчику по голове, сбив его с ног. На этом и успокоиться бы, но Валерий изо всех сил начал пинать Андрея ногами в живот. Вмиг отрезвевшему от боли биологическому родителю удалось резко вскочить на ноги, и он попытался снова ринулся в бой.
И дамоклов меч, уже давно нависший над этой семьей, наконец, сорвался.
Никто не заметил взмаха руки Валерия. Он же в прихожую с кухонным ножом вышел. Как резал колбасу, так с ним и вышел.
Истошный крик Любы, и все увидели, как Андрей, схватившись за живот, ничком упал на пол. Егор подскочил к лежащему на полу отцу. Пытаясь спасти своего непутевого родителя, он перевернул его на спину. Андрей хрипел, зажимая в руках нож, всаженный ему в живот по самую рукоятку. Егор, выдернув нож, откинул его в сторону, стал разрывать рубашку на отце, чтобы обработать и перевязать рану, из которой сильно текла кровь. Тамара стояла, не шелохнувшись. Она была настолько шокирована, что не могла вымолвить ни слова. Егор крикнул сестре, чтобы она вызвала скорую помощь. Валерий сидел на кухне, обхватив голову руками. Все произошедшее в прихожей как — будто и не касалось его вовсе.
Когда приехала скорая помощь и милиция, Андрей был уже мертв, и ему было все равно, что происходит в квартире. А тут уже вовсю господствовал рок.
Но никто в этой семье не предполагал даже, что ангел смерти уж очень развеселился в этот день. И все, стремительно развивавшиеся дальше события в этой квартире никакой логике уже не подчинялись.
На вопрос милиции: «Кто убил?», мать, до сих пор находившаяся в прострации от увиденного, прошептала:
— Мой сын Егор убил.
— Мама! — закричал Егор. — Ты что?! Ты что мама?! — не мог поверить своим ушам мальчик. На его глазах мать теряла себя. Словно небо обрушилось на голову шестнадцатилетнего подростка. Он вмиг осознал, что его предавал самый любимый и родной человек на земле — его мать. Хотя предательство это родилось много раньше — когда в их жизнь вошел Валерий. Егор сделал шаг в сторону матери. Оперативник, который стоял ближе к двери, расценил этот шаг по — своему и, встав между Егором и матерью, сказал:
— Не шути парень, ты и так уже доигрался. И стал отстегивать наручники.
И тут произошло невероятное. Егор резко подскочил к тому месту, куда отбросил нож. Схватив его, он с силой вонзил нож себе в грудь на глазах у всех: ошарашенных оперативников, матери, сестры бригады скорой помощи. Страшно закричала Любаша, кинулась к упавшему в ноги к матери брату. Но удар пришелся в самое сердце. Егор умер на месте.
— Ты что?! Что ты наделала? Это же он! Он, твой муж, убил папку! Это же он убил папку! — кричала рыдающая девочка, показывая рукой на кухню, где тихо, как мышка, сидел отчим.
— Заберите его, это он убил нашего папку!
В шоковом порыве она подскочила к матери, которая была в какой — то прострации и стала кулаками стучать по её по груди.
— Это ты! Ты, ты убила Егорку! Ты нас предала! Ты нас бросила! — кричала девочка. У Любы началась истерика.
Вдруг Тамара закричала. Страшно, надрывно. И упала на колени перед мертвым сыном.
— Это ты, ты, ты виновата во всем! — продолжала кричать Люба матери, стуча кулаками уже по спине матери.
И тут произошло то, что повергло в сильнейший шок всех, кто был в квартире. Все развивалось молниеносно. На глазах у свидетелей Тамара схватила нож, тот самый. И дочь рухнула замертво.
Через три месяца состоялся суд. Валерия за убийство Андрея приговорили к восьми годам лишения свободы. А Тамаре Ивановне суд отмерил четыре года, признав её виновной в убийстве дочери в состоянии аффекта. Что поделаешь? Так решил суд земной. Но она прекрасно понимает, что Суд Небесный приговорил её к наказанию вечному.
Тамара Ивановна замолчала. И мне нечего было сказать. Она с тяжелым вздохом поднялась и медленно пошла прочь…
Я смотрела ей вслед и думала, что эта женщина сама разрушила свое материнское счастье, придумав сказку о бескорыстной, вечной и верной мужской любви. Искала и нашла Тамара любовь, а потеряла все Цена её безволию и моральному уродству — бесконечная мука. Предать любимых — это уже плохо. Предать детей, их любовь — я даже не знаю, как это назвать.

© Copyright: Влада Вершинина, 2017

Регистрационный номер №0378204

от 2 марта 2017

[Скрыть] Регистрационный номер 0378204 выдан для произведения: Тамара Ивановна сидела на стуле напротив меня, съежившись, как — будто опасалась невидимого удара. Это была совсем еще не старая, но уже сильно постаревшая женщина. На первый взгляд казалось, что она не в себе — сидела, низко склонив голову, пряча глаза, и чуть слышно говорила, говорила. Было ощущение, что у неё закончился обет молчания, и она спешила выговориться. Тихонько всхлипывая, она то прятала свои руки в карманы кофточки, то вытаскивала их и, сжав в кулаки, в порыве отчаяния и безысходности стучала ими по коленкам:
— Почему?! Почему?!
И в это «Почему?» она вкладывала всю свою непомерную боль и тоску, которую вряд ли что-то или кто-то сможет излечить. Эту женщину в колонии жалели немногие. Тамара Ивановна знала это и не искала сочувствия. Она понимала, что ей суждено носить в себе эту душевную муку до конца дней своих. А оставшееся ей время, ох и долгим покажется.
— Не могу больше, сил моих больше нет! Ну почему Бог меня не заберет?! Почему он оставил меня на эти муки вечные?! — задавала она эти вопросы снова и снова.
Я знала о том, какое совершила преступление Тамара Ивановна. В колонии она находилась уже третий год. С ней мало кто общался вообще. Она — детоубийца, а значит — вне закона. Её не осуждали. Её презирали. Она перестала быть и стала изгоем — дело в женской колонии хлопотное и накладное. И хотя в колонии были женщины, преступление которых вызывало не меньший, а порой даже еще больший шок, в данном случае у многих осужденных преобладал материнский аспект, который и определял отношение к Тамаре Ивановне. Как, впрочем, ко всем другим женщинам, которые были осуждены за убийство детей. Они перестали быть матерями, женщинами. Если в колонии женщины — детоубийцы становятся просто изгоями, то в СИЗО у них участь тяжелая.
— Я хотела покончить с собой, но ведь это грех, — начала она было снова изливать мне душу но, взглянув на меня, резко осеклась. Наверное, она увидела в моем взгляде что — то такое, что остановило её исповедь.
Шокировала меня Тамара Ивановна своими словами о боязни грех сотворить перед Богом.
Я почувствовала, что на моем лице отразилась целая гамма негативных чувств и мыслей. И только природное умение владеть собой, контролировать свои чувства и эмоции, удержало меня от нелицеприятных выражений в адрес этой женщины.
— А как же убийство детей? — глядя на неё в упор, спросила я. — Убийство своих родных детей? Это ли не грех?
— Вы никогда не поймете, — прошептала она. — Вы никогда не поймете. И, опустив голову, как — то жалобно, по — щенячьи, заскулила. Постепенно эти повизгивания переросли во всхлипывания, и вскоре плечи моей собеседницы затряслись от рыданий.
— За что?! За что мне все это? Ну почему это произошло со мной?! Как мне теперь жить?! За что, за что, за что?! — сквозь рыдания выкрикивала она один и тот же вопрос. Вопрос, который для неё навсегда останется без ответа.
Да. Мне не понять женщину, способную убить, предать своих родных детей, переступив моральную грань. Тамара смогла. Она убила своих двоих детей. Сына — предательством, дочь — ударом ножа. Передо мной сидела рыдающая женщина, лишившая себя материнства по собственной воле и в одночасье потерявшая все. Две судьбы разбиты, три жизни загублены. Такова цена её слабоволию и малодушию.
Я не успокаивала Тамару Ивановну, понимая, что не облегчу её мучительные душевные страдания. Ей хотелось высказаться, выплакаться. Я смотрела на неё, и мороз пробирал меня от мысли — не дай Бог, у меня оказалась бы такая мать. Я видела и понимала — она надеется на то, что я, во всяком случае, не прогоню её, как это делали другие. И если не захочу понять, то хотя бы выслушаю. Я ждала, пока она успокоится сама, и способна будет говорить.
Я не думала о том, нужны ли мне её откровения. Скорее всего, сработало моё профессиональное умение выслушивать человека до конца. И уже потом делать какие — либо особенные выводы, умозаключения.
Я сидела, смотрела на Тамару Ивановну и думала о том, как жестоко она себя наказала, став заложницей своей запоздалой любви.
Рыдания постепенно перешли в плач, затем во всхлипывания. И вот она уже вытирает слезы рукавом кофточки.
— Вы презираете меня? — спросила тихо Тамара Ивановна
— Я не вправе вас судить, я не умею презирать. Думаю, что вы уже сполна наказаны Судом, приговор которого не подлежит обжалованию.
— Попробуйте меня понять, и если не понять, то хотя бы выслушайте! — умоляющими глазами смотрела на меня Тамара Ивановна.
Я подумала, что смогу её выслушать. Она смотрела на меня в ожидании реакции на её просьбу. Я едва заметно кивнула головой, давая ей понять, что готова выслушать. Тамара Ивановна смотрела на меня с благодарностью. И рассказала мне историю своего грехопадения.

* * *
Замуж Тамара вышла в восемнадцать лет. Полюбил её завидный жених — парень с соседней улицы: красивый, не пил, не курил. Она ему взаимностью ответила. Свадьбу красивую и шумную сыграли. В поселке потом долго о ней говорили. Жили дружно, детей любимому мужу родила двоих: сына, а затем, с разницей в два года — дочь. Но однажды пришла к ним в дом беда. Муж Тамары, Андрей, в автомобильную аварию попал, в результате которой ему ампутировали кисть правой руки. Токарем Андрею больше не работать. Получил инвалидность и небольшую пенсию к ней. Слабым и малодушным на поверку оказался муж Тамары, впал в депрессию. Она, как могла, заботилась о нем, поддерживала его. Вместе думали, куда бы пойти работать Андрею, чтобы хоть какие — то деньги он смог зарабатывать. С горем пополам устроился гаражи охранять. Но что — то сломалось в Андрее. Стал он чувствовать себя ущербным, неполноценным.
Тамара как могла, старалась успокоить, убеждала мужа, что по — прежнему очень любит его и никогда не оставит. Но все напрасно. Однажды Андрей пришел домой пьяный. Затем второй, третий раз. Ему казалось, что так легче переживается его личная трагедия. Теперь в доме поселилась другая беда — алкоголизм одолел когда — то сильного, здорового мужика. Одна, вторая, третья и все последующие попытки излечить своё личное горе крепкими напитками закончилась полной победой зеленого змия. Все старания Тамары образумить своего мужа оказались напрасными. Некогда образцовый глава семьи стал банальным алкоголиком. Тамара развелась с мужем, и глава семьи надолго исчез из поля зрения жены и детей. Сыну, Егорке было всего четыре года, дочери, Любаше — два.
Тамара долго приходила в себя после развода. Дети только и радовали. Хорошие росли, заботливые и любящие. По домашним делам хлопотали. А Тамара трудилась на двух работах, чтобы в семье достаток был. Все свое внимание, нежность и заботу Тамара отдавала детям. О личном счастье уже и не думала.
Но судьба непредсказуема. Встретила Тамара своего «принца». Симпатичный, волевой. Тамару замуж позвал. Детей обещал любить и заботиться о них. Женат был уже один раз. Детей от первого брака не было. Потому и поверила Тамара, что полюбит её детей как своих, раз её полюбил. Поженились. Обошлись без шумной свадьбы. Расписались просто, и тем же вечерком, в узком семейном кругу, отметили это событие. Дети приняли отчима настороженно, но не препятствовали материнскому счастью. Видели, как светились глаза матери, когда она смотрела на Валерия. Четырнадцатилетний сын и двенадцатилетняя дочь рассуждали по — взрослому о том, что матери необходимо устроить личную жизнь. Ведь скоро они вырастут, уйдут из родного дома своей дорогой. И мама одна не останется, все ей веселее будет, тем более с любимым и любящим мужем.
А Тамара просто цвела от счастья. Качало её на волнах любви. Казалось впереди такое безоблачное, красивое будущее. Любимые дети, любимый и любящий муж, хорошая работа, достаток.
Но что — то случилось в отношениях её мужа и сына. Словно черная кошка пробежала между ними. Отдаляться стали они друг от друга. То ли Валерий слишком требовательным оказался к пасынку, то ли Егор, уже долго росший без отцовского воспитания, не мог привыкнуть к присутствию и требовательности отчима. Явно это заметно не было, скрытая какая — то неприязнь. Тамара не раз пыталась поговорить с сыном, но всегда получала ответ, что все хорошо. И она решила, что сын просто ревнует. «Пройдет» — успокаивала себя. И больше не пыталась поговорить с ним. Внешне, действительно, все было хорошо.
Первым тревожным звонком приближения беды была просьба мужа отправить детей на новогодние каникулы к бабушке, матери Андрея. Тамара не отказала мужу. Да и дети были не против поездки к бабушке. К ней они не ездили уже несколько лет. Далековато было, да и не хотела Тамара общаться со своей бывшей свекровью. Та и при жизни с Андреем не очень привечала невестку, а после развода и вовсе забыла о существовании Тамары. Лишь изредка внукам с оказией передавала деревенские гостинцы.
После отъезда детей в деревню Валерий повеселел, поговаривать стал, что детей можно было бы и совсем отправить жить к бабушке. Тамара не воспринимала это всерьез. А Валерий старался, как можно больше внимания уделять Тамаре. Ей казалось, что вот оно-счастье, вот он — рай на земле. И так она счастьем своим упивалась, что забывала позвонить бывшей свекрови, справиться о детях, об их здоровье. Про детей на время, вроде, как и забыла. Когда они вернулись из деревни, она уже не бросилась к ним, как прежде, с великой радостью соскучившейся матери. Не заметила Тамара в себе этой перемены. Ей казалось, что она по-прежнему очень любит своих детей. И что лишь немного одолжила у них своей любви для мужа. Считала, что детям хватит того, что осталось. Вскоре последовала новая просьба — приказ от мужа отправить детей к бабушке на двадцать третье февраля и на восьмое марта. Тамара безоговорочно выполнила и это требование любимого. Затем и на летние каникулы детей отправили к бабушке.
Все больше отдалялась от детей Тамара. Сама она этого словно и не замечала. Ей казалось, что ничего в её отношениях к детям не изменилось, что она по — прежнему очень любит своих детей. Только вот рубашки у сына часто оставались нестиранными, брюки не наглаженными, как раньше. У дочери одежда поизносилась, а новую купить мама не торопилась. Зато мужу любимому вскоре машину новую, дорогую купила. Мужу обеды вкусные готовила, а дети, мол, и сами в холодильнике еду себе найдут, сами и приготовят.
И напрасно дети пытались противопоставить себя и свою любовь безумной любви матери к Валерию. Она словно не замечала их попыток вернуть себе её материнскую любовь, заботу о них. Да и их она все чаще как — будто не замечала. Ну, есть они у нее, и есть, куда им деться.
Решили они с мужем на «семейном» совете, что как только сын окончит школу, поедет к бабушке жить. Сказала Тамара об этом сыну. Ничего не ответил Егор, только собрался и ушел из дома. Три дня не появлялся домой. Где он, и что с ним, волновало только его младшую сестру. Люба звонила ему, просила его вернуться, не оставлять её одну в этом некогда уютном и теплом, но сейчас уже остывающем семейном гнезде. И мальчик вернулся.
Шестнадцатилетние мальчика решили отметить в узком семейном кругу. На просьбу сына разрешить пригласить на день рождения кого — либо из друзей, Тамара ответила резким отказом. Чего, мол, тратиться, посидим вечерком семьей, попьем чайку с тортом и хватит. Егора так шокировало это решение матери, что он закрылся в своей комнате, сказав, чтобы его день рождения отмечали без него. Тамара и отчим только хмыкнули в ответ. Решили, что перебесится малый. И в сердцах прокричал из — за двери, что это последний день рождения в его жизни, которое он отмечает в родном доме. Эти слова мальчика окажутся пророческими.
Впервые в жизни Тамара не купила сыну подарок ко дню рождения. Но она не могла и предположить даже, какой подарок приготовила судьба ей.
На кухне уже шли последние приготовления к вечернему столу, когда в дверь позвонили. Дочь побежала открывать. Тамара вышла следом за Любой в прихожую. На пороге стоял её первый муж, бывший отец семейства. Сразу бросилось в глаза, что Андрей был изрядно выпивши. И, наверное, поэтому вел себя так, как — будто ушел из дома только утром.
— Принимай жена мужа своего. В гости решил наведаться, у Егорки сегодня день рождения. Вот, поздравить пришел.
И не снимая обувь, двинулся в большую комнату, на ходу вытаскивая из кармана пальто бутылку водки.
— А где же стол накрытый, хозяюшка? Сыну — то шестнадцать годков, отметить бы нужно. Где гости? — уставился Андрей на свою бывшую супругу.
Тамара, наконец, пришла в себя от такой наглости своего бывшего благоверного. Она бросилась к Андрею. Схватив за рукав, попыталась оттащить его к входной двери, говоря при этом, что его — то, как раз в этом доме не ждали и не ждут уже давно. Бывшего главу семьи шокировал такой прием. Он оттолкнул Тамару от себя и начал возмущаться. На шум в прихожей из комнаты вышел Егор, а из кухни вышел его отчим. Бывший глава очень удивился, увидев Валерия. Его удивление было настолько велико, что он как — будто бы отрезвел сразу. Повернувшись к Егору, он спросил сына кто это. Егор промолчал. Он повернулся, чтобы снова уйти в комнату, но отец схватил его за руку, пытаясь удержать.
— Егорка, ты что, не узнаешь меня? Это же я, твой отец! — тянул к себе Егора родитель. Но Егор оттолкнул руку, сказав, что у него нет отца, и что он не хочет никак с ним общаться.
Андрей бросился к дочери, но она спряталась за мать. Тамара попросила Андрея уйти. Но бывший глава семьи и родитель не желал уходить. Валерий, до сих пор молча наблюдавший эту сцену, решил вмешаться и показать нежданному гостю, кто в этом доме хозяин на данный момент. Он подошел к Андрею, схватил его за шиворот и потащил к двери. Биологическому родителю такое с ним обращение явно не понравилось, и он начал высказывать свое возмущение. Андрею удалось вывернуться из своего пальтишка, и он, развернувшись, наотмашь ударил своего правопреемника кулаком в живот. Ох, и рассвирепел заботливый любимый второй муж. Воспылав праведным гневом, нанес сокрушительный удар обидчику по голове, сбив его с ног. На этом и успокоиться бы, но Валерий изо всех сил начал пинать Андрея ногами в живот. Вмиг отрезвевшему от боли биологическому родителю удалось резко вскочить на ноги, и он попытался снова ринулся в бой.
И дамоклов меч, уже давно нависший над этой семьей, наконец, сорвался.
Никто не заметил взмаха руки Валерия. Он же в прихожую с кухонным ножом вышел. Как резал колбасу, так с ним и вышел.
Истошный крик Любы, и все увидели, как Андрей, схватившись за живот, ничком упал на пол. Егор подскочил к лежащему на полу отцу. Пытаясь спасти своего непутевого родителя, он перевернул его на спину. Андрей хрипел, зажимая в руках нож, всаженный ему в живот по самую рукоятку. Егор, выдернув нож, откинул его в сторону, стал разрывать рубашку на отце, чтобы обработать и перевязать рану, из которой сильно текла кровь. Тамара стояла, не шелохнувшись. Она была настолько шокирована, что не могла вымолвить ни слова. Егор крикнул сестре, чтобы она вызвала скорую помощь. Валерий сидел на кухне, обхватив голову руками. Все произошедшее в прихожей как — будто и не касалось его вовсе.
Когда приехала скорая помощь и милиция, Андрей был уже мертв, и ему было все равно, что происходит в квартире. А тут уже вовсю господствовал рок.
Но никто в этой семье не предполагал даже, что ангел смерти уж очень развеселился в этот день. И все, стремительно развивавшиеся дальше события в этой квартире никакой логике уже не подчинялись.
На вопрос милиции: «Кто убил?», мать, до сих пор находившаяся в прострации от увиденного, прошептала:
— Мой сын Егор убил.
— Мама! — закричал Егор. — Ты что?! Ты что мама?! — не мог поверить своим ушам мальчик. На его глазах мать теряла себя. Словно небо обрушилось на голову шестнадцатилетнего подростка. Он вмиг осознал, что его предавал самый любимый и родной человек на земле — его мать. Хотя предательство это родилось много раньше — когда в их жизнь вошел Валерий. Егор сделал шаг в сторону матери. Оперативник, который стоял ближе к двери, расценил этот шаг по — своему и, встав между Егором и матерью, сказал:
— Не шути парень, ты и так уже доигрался. И стал отстегивать наручники.
И тут произошло невероятное. Егор резко подскочил к тому месту, куда отбросил нож. Схватив его, он с силой вонзил нож себе в грудь на глазах у всех: ошарашенных оперативников, матери, сестры бригады скорой помощи. Страшно закричала Любаша, кинулась к упавшему в ноги к матери брату. Но удар пришелся в самое сердце. Егор умер на месте.
— Ты что?! Что ты наделала? Это же он! Он, твой муж, убил папку! Это же он убил папку! — кричала рыдающая девочка, показывая рукой на кухню, где тихо, как мышка, сидел отчим.
— Заберите его, это он убил нашего папку!
В шоковом порыве она подскочила к матери, которая была в какой — то прострации и стала кулаками стучать по её по груди.
— Это ты! Ты, ты убила Егорку! Ты нас предала! Ты нас бросила! — кричала девочка. У Любы началась истерика.
Вдруг Тамара закричала. Страшно, надрывно. И упала на колени перед мертвым сыном.
— Это ты, ты, ты виновата во всем! — продолжала кричать Люба матери, стуча кулаками уже по спине матери.
И тут произошло то, что повергло в сильнейший шок всех, кто был в квартире. Все развивалось молниеносно. На глазах у свидетелей Тамара схватила нож, тот самый. И дочь рухнула замертво.
Через три месяца состоялся суд. Валерия за убийство Андрея приговорили к восьми годам лишения свободы. А Тамаре Ивановне суд отмерил четыре года, признав её виновной в убийстве дочери в состоянии аффекта. Что поделаешь? Так решил суд земной. Но она прекрасно понимает, что Суд Небесный приговорил её к наказанию вечному.
Тамара Ивановна замолчала. И мне нечего было сказать. Она с тяжелым вздохом поднялась и медленно пошла прочь…
Я смотрела ей вслед и думала, что эта женщина сама разрушила свое материнское счастье, придумав сказку о бескорыстной, вечной и верной мужской любви. Искала и нашла Тамара любовь, а потеряла все Цена её безволию и моральному уродству — бесконечная мука. Предать любимых — это уже плохо. Предать детей, их любовь — я даже не знаю, как это назвать.