Истоки державности. Глава 8

Глава 8
(844-845 гг. от Р.Х.)
 
Видел ли когда-нибудь читатель последствия смерча, прошедшего через лес? Невиданная сила вихря крушит всё на своём пути, оставляя за собой широкую просеку с торчащими из земли огрызками стволов высотой в два-три человеческих роста, а между ними навалены срезанные ветром их верхушки и выкорчеваны деревья. Всё это образовывает такие непролазные дебри, где потом находят укромные пристанища дикие звери.
Пятитысячное войско короля Людовика шло по земле бодричей как всё пожирающий смерч, оставляя за собой пустошь, непригодную для жилья. Дома были сожжены, засеянные поля – вытоптаны. На земле валялись источавшие смрад трупы людей и животных, доставлявших радость падальщикам, их пожирающих. Тот из жителей, кто смог уйти с пути войска короля, забрав родичей, налегке убегал к смолянам, глинянам, полабам, древанам, ваграм и варнам, а также спешил к своему князю в Велиград.
Беглецы заполонили город, и князю пришлось распотрошить свои закрома, дабы их прокормить. Годы мирной жизни усыпили Годемысла, и его запасы оказались не богаты и быстро истощались. Долгую осаду было не выдержать. Придёт ли помощь от других князей? Смогут ли они собраться без его объединяющей воли? Князь Годемысл хмурился, смотря с высоты крепостной стены на вооружённых бодричей, заполонивших высокий вал, окружающий город. Он мрачнел, вглядываясь в обступившее со всех сторон Велиград войско Людовика. Даже с учётом вновь прибывших и вооружившихся бодричей воинов у князя было в несколько раз меньше. Защищаться, теряя силы в будущем от голода, или принять бой и со славой сложить головы? Что будет с народом, если погибнет основа племени? Как сохранить всем жизнь? Это его забота – на то он и князь!
- Не сомневайся, княже. Костьми ляжем, а град франкам не отдадим. – Попытался развеять грусть Годемысла один из воинов.
- Зачем мне мёртвые? Сам пойду говорить с королём.
Король Людовик встретил князя, сидя в деревянном походном кресле, у своего шатра. Он неприветливо глядел на Годемысла, видя, как тот безбоязненно приближается к королю, и его независимый вид принимал за неслыханную дерзость.
- Ты зачем обрушил свой гнев на бодричей? – Без слов приветствия и выражения почтения сразу спросил князь. – Разве мы заслужили его? Мой отец князь Цедраг с твоим отцом императором всегда были союзниками и жили дружно.
- Не может вассал быть союзником господину! – Гневно вскричал король.
- Мой дед князь Дражко, - тоже повысил голос Годемысл, - по просьбе императора Карла разбил его врагов саксов и лютичей, чем помог ему завладеть землёй саксов. С тех пор император Карл называл его другом. С каких это пор ты считаешь мою землю своей?
- С тех пор, как твой отец кланялся в ноги моему отцу, прося дать княжескую власть ему, а не Славомиру, с тех пор, как посылал своих гонцов к франкам, прося защиты от своего брата Рюрика. А теперь ты укрываешь нашего врага князя Аскольда. Выдай его мне!
- Нет такого князя на земле бодричей.
Король Людовик ехидно заулыбался:
- Ты даже не знаешь, что творится на земле ободритов. Зачем мне такой правитель? Казните его!
Два воина подскочили к князю, заломили ему руки и потащили прочь. Вскоре от удара мечом голова Годемысла покатилась по земле.
- Отныне не будет верховного князя на земле ободритов. Пусть теперь каждый князь своего племени сам отвечает за свой народ, а над ними я вскоре поставлю герцога. Разошлите гонцов к каждому из князей, и пусть они немедля явятся сюда поклясться мне в своей верности. Если через десять дней никто не прибудет, то от этого города не оставлю камня на камне, а жителей уничтожу. Если кто из князей откажется присягать мне, то его ждёт такая же участь.
 
*   *   *
 
- Что, брат, небось отвык от рыбацких забот? – Усмехнулся Еловит, споро выбирая из развешенного на кольях невода застрявшие в нём морские водоросли. - Без них не обойтись, если с уловом хочешь быть.
- Да нет, приходилось мне и рыбку ловить в своих странствиях. – Ответил Дир, очищая невод гораздо медленнее. – Просто пальцы загрубели – к мечу больше привыкли.
- А может - останешься? Отец покойный и дядька Попельвар, бывало, часто тебя вспоминали. А что? Жизнь сейчас спокойная, врагов нет. Чем не жить? Я клин земли засеял – хлебушком запасся. Рыбы в море полно да и живность есть… Всё лучше, чем по земле мотаться.
- Не-ет, - замотал головой Дир, - я свою жизнь ни на что не поменяю. Где я только не побывал… Много чего повидал в разных землях. Аскольд уже почти оправился от ран, и мы вскоре отправимся в Ладогу. Родичи там остались у многих. Потом опять пойдём гулять по белу свету.
- Родичи у них там… - Иронично усмехнулся Еловит, бросил очищать невод и уставился на брата. – А ты, значит, от родных убегаешь… Милее они тебе?
- Извини, Еловит, - Дир даже не поднял головы, продолжая методично выбирать траву из ячеек невода, - пролитая кровь наша навечно связала нас кровными узами. Поверишь ли, но иногда рубцы от полученных ран так начинают ныть, что думу даёшься – всё ли ладно у соратников моих? Вот и сейчас что-то ноют…
- Ага, - ехидно закивал головой Еловит, - кругом столько беды, что так и пропадут они без тебя. Смотри – вон уже скачут за тобой. Бросай родных и собирайся им на выручку!
Еловит обиженно поджал губы, а Дир поднял голову и увидел скачущего во всю прыть всадника.
Всадником оказался Ульвар. Он подскакал и, свесившись с седла, проникновенно начал говорить:
- Беда, Дир. Франки напали на землю бодричей. Народу побили – не счесть…
Дир укоризненно посмотрел на брата:
- Накаркал…
Еловит с расширенными от ужаса глазами подошёл к всаднику:
- Как же это?.. Выходит – кончилась мирная жизнь?!
- Людовик казнил князя бодричей. – Продолжил Ульвар. – Сказывают, что Аскольда вместе с нами требовал выдать. Теперь король вызывает остальных князей к себе на поклон, чтобы они в верности ему клялись.
- Что же это? – Возмутился Елавит. – Франки хотят нам на шею сесть и ножки свесить? Не допустят князья этого.
- Ещё как допустят… - С горечью произнёс Дир и, отвернувшись, зашёл по колено в море.
Он зачерпнул ладонью студёную воду и плеснул себе в лицо, пытаясь остудить обдавшее жаром лицо от неожиданных вестей.
- Да как же они смогут это, брат? – Растерялся Еловит.
- У князей задача одна – сохранить народ своего племени от истребления. Скажи, Ульвар, большое войско у короля?
- Сотен пятьдесят-шестьдесят, не меньше.
- Много. - Вздохнул Дир. - Даже если объединить дружины всех князей, то столько воинов не соберется, да и нет сейчас того, который повёл бы за собой воинов на франков.
- Как нет? – Возмутился Еловит. - А ты… А Аскольд… Ты же воин, брат!
- Я не князь, и Аскольд не князь. Никто не пойдёт за нами.
- Я пойду. Народ пойдёт.
- К Аскольду почти четыре сотни пристало. Все они готовы на франков идти. – Встрял в разговор Ульвар.
- Вот видишь, - оживился Еловит, - пойдёт за вами народ, а на то, что я раньше говорил – не обращай внимания. Ну, сдуру это я ляпнул. Не должен дома ты сиднем сидеть. Другая у тебя стезя.
- Не могу я народ на убой вести. Против франкских латников в простой рубахе да с дубиной?! Здесь мечи нужны да бронь.
- Ты не сомневайся, брат. – Горячился Еловит. – Щиты есть, у многих есть и бронь. У меня клевец[1] есть. Одного врага, но убью…
- Клевец – оружие страшное. Побольше бы его.
- Найдём…
- Ладно, так тому и быть. Собирай, Еловит, народ. Клевец свой на длинное древко насади – так безопаснее для тебя будет. А ты, Ульвар, возвращайся к Аскольду, и пусть он всех князей с их дружинами перехватит. Воины эти ой как нам пригодятся.
- А если не послушаются князья? – Поинтересовался Ульвар, подбирая поводья.
Дир хитро прищурился:
- Для этого Бермята есть. Его послушаются.
 
*   *   *
 
Кусок мяса, обжаренного на костре чуть ли не до черноты, был покрыт коркой, отдававшей горечью. Сквозь корку проступала желтизна толстых прослоек жира, указывающих, что это не молодая телятина. Король Людовик с трудом отрывал зубами куски неподатливого мяса. Иногда ему приходилось помогать себе ножом, отрезая его у самых губ. Мясо неподатливо пружинило между зубами, его волокна не желали пережёвываться и комком застревали в горле. Раздражение у короля всё нарастало, и он, не доев, отбросил мосол в сторону.
- Чем вы кормите своего короля? – От злости выпучив глаза на герцога Франконии, завопил Людовик. – Неужели нет ничего получше?..
- Ваше Величество, - герцог в знак почтения чуть наклонил голову, - наказывая ободритов, мы опрометчиво уничтожили всю живность в округе. Герцог Швабии ещё три дня назад отправился с сотней воинов на поиски еды, но до сих пор не вернулся.
- Как нет еды? А это что? – Король показал рукой на город бодричей, из-за которого доносилось мычание голодных коров. – Разве это не скот? Вы можете допустить, чтобы ваш король был голодным? Пусть ободриты выдадут нам всю скотину. Вечером я должен есть нормальное мясо.
- Ободриты – упрямы. Могут не дать.
- Что значит «могут не дать»? Сколько у них воинов? Двести?.. Триста?.. Бросьте против них две тысячи и сотрите с земли этот город!
- Но государь обещал разрушить город, если ободритские князья не принесут ему клятву на верность. – Робко заметил герцог.
- Причём здесь это? Клятву верности мне они должны принести в любом случае, но я не обещал им быть голодным.
Герцог ушёл, но спустя некоторое время вернулся встревоженным:
- Ваше Величество, воины ободритов…
Король надменно усмехнулся:
- Вот и их князья пожаловали. Пусть по очереди подъезжают и присягают мне.
- Но они выстроились для битвы.
- Сколько их? – Нахмурился Людовик.
- Не более тысячи.
На лице короля опять появилась ехидная усмешка:
- Я это предвидел, и поэтому мои указания не противоречивы. Князья сами выбрали свою участь. Пошлите против них три тысячи и раздавите их! Остальные пусть возьмут город. Вечером передо мной должен быть ужин, достойный короля.
Чувствуя своё превосходство, воины франков не спеша становились в боевые порядки. Выстроившись, они несколькими клиньями двинулись к ожидавшим врага бодричам. В вершине каждого клина стояли самые матёрые и испытанные бойцы, прошедшие не одну битву. Едва свистнули стрелы, франкское войско перешло на бег и вначале вершинами клиньев, а затем всеми воинами, ударило в ощетинившийся копьями и прикрывшийся щитами строй славян. Ужасный треск ломающихся копий и разлетающихся в щепки щитов сменился лязгом вступивших в дело мечей и секир. От первого удара франков строй бодричей чуть прогнулся, но выстоял. Сквозь шум боя раздался гулкий крик Аскольда:
- Держись, Бермята!
Бермята, размашисто орудуя секирой и перебрасывая её с руки на руку после каждого мощного удара, после которого очередной франкский воин падал бездыханным, отозвался:
- Держусь!..
Задние ряды франков, видя перед собой спины сражающихся воинов и не имея возможности вступить в бой, очарованные близостью победы над малочисленным врагом, ломая строй, начали перемещаться вправо и влево с намерением охватить с боков славян. На правом фланге бодричей навстречу им выдвинулась редкая цепь вагров во главе с Диром. Едва ли у половины из них были доспехи и щиты, но бесстрашно они сблизились с франками, держа в руках клевцы. Жуткое это было оружие. Оно не требовало постоянного совершенствования в его владении. Взмах – удар, и враг повержен. Трудно, даже почти невозможно было спастись от него. Подкошенными колосьями падали франки после удара клевцом. Его удар дробил щиты, пробивал латы и тело врага насквозь. Бывало, что жертва падала на землю с застрявшим в ней остриём, вырвав древко клевца из рук воина, нанёсшего удар. В этом случае вагры отходили за спины товарищей, а на их место становились другие, шаг за шагом тесня франков. Потерявшие оружие славяне брали запасные клевцы или выдёргивали из поверженных врагов застрявшие и с этим окровавленным оружием опять бросались на врагов.
Левый фланг бодричей, опасаясь охвата, начал постепенно отходить. Предположив, что это перелом битвы, франки безрассудно полезли напролом, и в это время им в спину ударили конные дружины союзных бодричам князей. Добавили паники в рядах франков высыпавшие из города воины, жаждущие мести за убийство своего князя.
Герцог Франконии, сбивая конём попадающихся на пути бегущих воинов, подскакал к королю, бесцеремонно схватил его за шиворот, затаскивая на коня позади себя, и ударил шпорами, унося своего повелителя с поля битвы. Аскольд, несмотря на недовольство князей, запретил преследовать врагов, опасаясь всё ещё многочисленного противника.
- Пусть уходят. – Промолвил он в окружении князей, вытирая со лба пот натруженными после битвы руками. – Чтобы их всех перебить, воинов у нас мало.
- К тому же из них раненых много. – Добавил Дир.
- Ульвар погиб. – Встрял в разговор Еловит, ни на шаг не отходящий от брата.
- Погиб, значит. – Вздохнул Аскольд, горестно закачав головой. – Всё-таки на родной земле погиб, защищая её от врагов. Как и мечтал…
Как громадная льдина в половодье, сметая и круша всё на своём пути, шёл Бермята по направлению к князьям, отталкивая в сторону зазевавшихся воинов. За ним, еле поспевая, семенили четыре старца. Подойдя, Бермята гордо вскинул голову:
- Вот, жители града князьями говорить хотят.
Вперёд вышел один из старцев:
- Хотим поблагодарить того, кто привёл нам на помощь войско, не дал разорить наш град и не допустил гибели бодричей.
Старик переводил взгляд c одного богато одетого князя на другого, но князья отводили взгляд и хмурились.
- Не на тех смотришь, отец. – Бермята осторожно взял старца за локоть и указал рукой. – Аскольд на битву воинов вывел.
- И Дир! – Прокричал Еловит, выталкивая вперёд брата. – И Дир!
Старик поклонился до земли:
- Поклон передаёт земля бодричей за удаль вашу. Казнили франки нашего князя. Кому теперь наш народ оберегать? Нет достойного. К вам обращаются, князья Аскольд и Дир, люди бодричей. Примите княжескую власть над нами. Только вам доверяем это. Карайте и милуйте по справедливости.
Князья полабов и древан, как наиболее влиятельные по своей мощи после бодричей, с ненавистью посмотрели на старца. В тайне каждый из них надеялся, что после гибели Годемысла верховная власть над всеми союзными племенами перейдёт к нему. Аскольд перехватил этот взгляд и как можно ласковей ответил старику:
- Благодарим за честь, оказанную нам этим предложением, но принять его не можем. Не княжеского рода мы…
Князь древан после этих слов не сдержал улыбку, а старик упрямо возразил:
- Пусть так, но бодричи видят, что сердце князя у вас, и оно радеет за землю нашу, за жизнь каждого бодрича. Для правителя это главное! Для нас вы – князья! Нет больше достойных, которые имели бы на это право.
- Ты забыл о Рюрике, отец, а мы его воины.
Аскольд взглянул на князя древан, и тому пришлось потупить взгляд.
 
*   *   *
 
Большое облако пыли застилало горизонт и не спеша накатывало на ромеев. Казалось, что мириады болгарских всадников, на взгляд Варды, готовы растоптать копытами своих коней стоявшие в шахматном порядке тагмы[2]. По спине патрикия пробежал холодок, он непроизвольно передёрнул плечами и покосился на стратига[3] Багдасара. Багдасар – армянин по происхождению был спокоен. Он равнодушно смотрел на приближающихся врагов, и как только стали различимы передовые болгарские всадники, стратиг поднял руку. Раздался звук поющей трубы, и ромейские воины споро перестроились в две шеренги, выставив копья и прикрывшись щитами, причем передовые воины опустились на одно колено. Лес копий был направлен в сторону болгар. Сзади пеших воинов расположилась тяжело вооружённая ромейская конница.
Варде стало до жути страшно. Разве может остановить эту лавину болгарских всадников всего-навсего тонкая цепочка ромейских воинов, отделяющих патрикия от врагов? Варда нервно задёргал поводьями, в горле от страха  него пересохло, и он закричал глухим голосом:
- У нас мало сил! Нас могут разбить! Нужно уходить!
Багдасар замотал головой:
- Поздно. Спасти нас может только стойкость воинов.
Болгарские всадники были уже близко и галопом неслись на ромеев.
- Я приказываю!.. – Заверещал Варда и с помутневшим от ужаса сознанием поскакал прочь, увлекая за собой свою охрану.
Багдасар презрительно сплюнул ему вслед и процедил:
- Трус…
Варда настёгивал коня, пока тот не захрапел от усталости. Убедившись, что его никто не преследует, патрикий понемногу успокоился. То, что войско ромеев было разбито, он был совершенно уверен. Разве можно было выстоять против такого количества всадников?! Но что делать дальше: сообщить самому о гибели войска или подождать, пока весть об этом дойдёт до Константинополя, минуя его? Варда склонялся ко второму решению. На фоне скорби по погибшим он появится перед малолетним базилевсом как единственный выживший из всего войска и получит все почести, а пока он остановится в своём загородном доме и будет наслаждаться винами многолетней выдержки до тех пор, когда вести о поражении дойдут до опекунского совета во главе с Феоктистом.
На пятый день беспробудного пьянства к Варде бесцеремонно ворвались манглавиты, сопровождающие лысого и худого евнуха, сморщенное лицо которого походило на урюк. Ни рабы, ни слуги, ни охрана не посмела препятствовать телохранителям императора. Евнух развернул пергамент и гнусавым голосом монотонно начал читать:
- Базилевс, выслушав опекунский совет, постановил: за необоснованное оставление поля боя ты, Варда, исключаешься из опекунов базилевса и, учитывая родственные отношения с базилевсом, тебе вменяется в течение семи лет не посещать Константинополь и безвыездно находится в этом доме.
У Варды понемногу начал улетучиваться хмель из головы:
- Это всё происки Феоктиста. Я единственный смог спасти свою жизнь, а все остальные погибли. Базилевс должен выслушать меня и понять.
Евнух начал сворачивать пергамент и так же монотонно продолжил:
- В случае невыполнения данного указа базилевса ты примешь схиму и окончишь жизнь в каком-нибудь захолустном монастыре, замаливая свои грехи.
Варда после этой угрозы совершенно протрезвел, а евнух презрительно окинул взглядом патрикия и впервые отбросил монотонность:
- Стратиг Багдасар разбил болгар, и они запросили мира.
Патрикий от неожиданной вести онемел, а евнух надменно усмехнулся и оставил Варду одного.
«Как он смог? Как он смог написать донос на него, на него – дядю самого базилевса!» - Вертелось в голове у Варды. – «Багдасар должен был вначале сообщить ему о своей победе. Феоктист, устранив меня, хочет заграбастать всю власть».
Варда в ярости зарычал, схватил амфору с недопитым вином и хрястнул ею перед собой. Осколки амфоры полетели в разные стороны, а тягучее вино обрызгало полы его туники и растеклось вокруг него большой лужей.
- Я отомщу. Я жестоко отомщу и Багдасару, и Феоктисту.

[1] Холодное оружие, имеющее ударную часть в форме клюва, плоского, гранёного или круглого в сечении, который может быть прямым или изогнутым книзу. В оружейной терминологии его относят к боевым молотам.
[2] 300 воинов. Десять тагм составляли полк – мерос.
[3] Полководец.
 

© Copyright: М.Лютый, 2019

Регистрационный номер №0437904

от 27 января 2019

[Скрыть] Регистрационный номер 0437904 выдан для произведения: Глава 8
(844-845 гг. от Р.Х.)
 
Видел ли когда-нибудь читатель последствия смерча, прошедшего через лес? Невиданная сила вихря крушит всё на своём пути, оставляя за собой широкую просеку с торчащими из земли огрызками стволов высотой в два-три человеческих роста, а между ними навалены срезанные ветром их верхушки и выкорчеваны деревья. Всё это образовывает такие непролазные дебри, где потом находят укромные пристанища дикие звери.
Пятитысячное войско короля Людовика шло по земле бодричей как всё пожирающий смерч, оставляя за собой пустошь, непригодную для жилья. Дома были сожжены, засеянные поля – вытоптаны. На земле валялись источавшие смрад трупы людей и животных, доставлявших радость падальщикам, их пожирающих. Тот из жителей, кто смог уйти с пути войска короля, забрав родичей, налегке убегал к смолянам, глинянам, полабам, древанам, ваграм и варнам, а также спешил к своему князю в Велиград.
Беглецы заполонили город, и князю пришлось распотрошить свои закрома, дабы их прокормить. Годы мирной жизни усыпили Годемысла, и его запасы оказались не богаты и быстро истощались. Долгую осаду было не выдержать. Придёт ли помощь от других князей? Смогут ли они собраться без его объединяющей воли? Князь Годемысл хмурился, смотря с высоты крепостной стены на вооружённых бодричей, заполонивших высокий вал, окружающий город. Он мрачнел, вглядываясь в обступившее со всех сторон Велиград войско Людовика. Даже с учётом вновь прибывших и вооружившихся бодричей воинов у князя было в несколько раз меньше. Защищаться, теряя силы в будущем от голода, или принять бой и со славой сложить головы? Что будет с народом, если погибнет основа племени? Как сохранить всем жизнь? Это его забота – на то он и князь!
- Не сомневайся, княже. Костьми ляжем, а град франкам не отдадим. – Попытался развеять грусть Годемысла один из воинов.
- Зачем мне мёртвые? Сам пойду говорить с королём.
Король Людовик встретил князя, сидя в деревянном походном кресле, у своего шатра. Он неприветливо глядел на Годемысла, видя, как тот безбоязненно приближается к королю, и его независимый вид принимал за неслыханную дерзость.
- Ты зачем обрушил свой гнев на бодричей? – Без слов приветствия и выражения почтения сразу спросил князь. – Разве мы заслужили его? Мой отец князь Цедраг с твоим отцом императором всегда были союзниками и жили дружно.
- Не может вассал быть союзником господину! – Гневно вскричал король.
- Мой дед князь Дражко, - тоже повысил голос Годемысл, - по просьбе императора Карла разбил его врагов саксов и лютичей, чем помог ему завладеть землёй саксов. С тех пор император Карл называл его другом. С каких это пор ты считаешь мою землю своей?
- С тех пор, как твой отец кланялся в ноги моему отцу, прося дать княжескую власть ему, а не Славомиру, с тех пор, как посылал своих гонцов к франкам, прося защиты от своего брата Рюрика. А теперь ты укрываешь нашего врага князя Аскольда. Выдай его мне!
- Нет такого князя на земле бодричей.
Король Людовик ехидно заулыбался:
- Ты даже не знаешь, что творится на земле ободритов. Зачем мне такой правитель? Казните его!
Два воина подскочили к князю, заломили ему руки и потащили прочь. Вскоре от удара мечом голова Годемысла покатилась по земле.
- Отныне не будет верховного князя на земле ободритов. Пусть теперь каждый князь своего племени сам отвечает за свой народ, а над ними я вскоре поставлю герцога. Разошлите гонцов к каждому из князей, и пусть они немедля явятся сюда поклясться мне в своей верности. Если через десять дней никто не прибудет, то от этого города не оставлю камня на камне, а жителей уничтожу. Если кто из князей откажется присягать мне, то его ждёт такая же участь.
 
*   *   *
 
- Что, брат, небось отвык от рыбацких забот? – Усмехнулся Еловит, споро выбирая из развешенного на кольях невода застрявшие в нём морские водоросли. - Без них не обойтись, если с уловом хочешь быть.
- Да нет, приходилось мне и рыбку ловить в своих странствиях. – Ответил Дир, очищая невод гораздо медленнее. – Просто пальцы загрубели – к мечу больше привыкли.
- А может - останешься? Отец покойный и дядька Попельвар, бывало, часто тебя вспоминали. А что? Жизнь сейчас спокойная, врагов нет. Чем не жить? Я клин земли засеял – хлебушком запасся. Рыбы в море полно да и живность есть… Всё лучше, чем по земле мотаться.
- Не-ет, - замотал головой Дир, - я свою жизнь ни на что не поменяю. Где я только не побывал… Много чего повидал в разных землях. Аскольд уже почти оправился от ран, и мы вскоре отправимся в Ладогу. Родичи там остались у многих. Потом опять пойдём гулять по белу свету.
- Родичи у них там… - Иронично усмехнулся Еловит, бросил очищать невод и уставился на брата. – А ты, значит, от родных убегаешь… Милее они тебе?
- Извини, Еловит, - Дир даже не поднял головы, продолжая методично выбирать траву из ячеек невода, - пролитая кровь наша навечно связала нас кровными узами. Поверишь ли, но иногда рубцы от полученных ран так начинают ныть, что думу даёшься – всё ли ладно у соратников моих? Вот и сейчас что-то ноют…
- Ага, - ехидно закивал головой Еловит, - кругом столько беды, что так и пропадут они без тебя. Смотри – вон уже скачут за тобой. Бросай родных и собирайся им на выручку!
Еловит обиженно поджал губы, а Дир поднял голову и увидел скачущего во всю прыть всадника.
Всадником оказался Ульвар. Он подскакал и, свесившись с седла, проникновенно начал говорить:
- Беда, Дир. Франки напали на землю бодричей. Народу побили – не счесть…
Дир укоризненно посмотрел на брата:
- Накаркал…
Еловит с расширенными от ужаса глазами подошёл к всаднику:
- Как же это?.. Выходит – кончилась мирная жизнь?!
- Людовик казнил князя бодричей. – Продолжил Ульвар. – Сказывают, что Аскольда вместе с нами требовал выдать. Теперь король вызывает остальных князей к себе на поклон, чтобы они в верности ему клялись.
- Что же это? – Возмутился Елавит. – Франки хотят нам на шею сесть и ножки свесить? Не допустят князья этого.
- Ещё как допустят… - С горечью произнёс Дир и, отвернувшись, зашёл по колено в море.
Он зачерпнул ладонью студёную воду и плеснул себе в лицо, пытаясь остудить обдавшее жаром лицо от неожиданных вестей.
- Да как же они смогут это, брат? – Растерялся Еловит.
- У князей задача одна – сохранить народ своего племени от истребления. Скажи, Ульвар, большое войско у короля?
- Сотен пятьдесят-шестьдесят, не меньше.
- Много. - Вздохнул Дир. - Даже если объединить дружины всех князей, то столько воинов не соберется, да и нет сейчас того, который повёл бы за собой воинов на франков.
- Как нет? – Возмутился Еловит. - А ты… А Аскольд… Ты же воин, брат!
- Я не князь, и Аскольд не князь. Никто не пойдёт за нами.
- Я пойду. Народ пойдёт.
- К Аскольду почти четыре сотни пристало. Все они готовы на франков идти. – Встрял в разговор Ульвар.
- Вот видишь, - оживился Еловит, - пойдёт за вами народ, а на то, что я раньше говорил – не обращай внимания. Ну, сдуру это я ляпнул. Не должен дома ты сиднем сидеть. Другая у тебя стезя.
- Не могу я народ на убой вести. Против франкских латников в простой рубахе да с дубиной?! Здесь мечи нужны да бронь.
- Ты не сомневайся, брат. – Горячился Еловит. – Щиты есть, у многих есть и бронь. У меня клевец[1] есть. Одного врага, но убью…
- Клевец – оружие страшное. Побольше бы его.
- Найдём…
- Ладно, так тому и быть. Собирай, Еловит, народ. Клевец свой на длинное древко насади – так безопаснее для тебя будет. А ты, Ульвар, возвращайся к Аскольду, и пусть он всех князей с их дружинами перехватит. Воины эти ой как нам пригодятся.
- А если не послушаются князья? – Поинтересовался Ульвар, подбирая поводья.
Дир хитро прищурился:
- Для этого Бермята есть. Его послушаются.
 
*   *   *
 
Кусок мяса, обжаренного на костре чуть ли не до черноты, был покрыт коркой, отдававшей горечью. Сквозь корку проступала желтизна толстых прослоек жира, указывающих, что это не молодая телятина. Король Людовик с трудом отрывал зубами куски неподатливого мяса. Иногда ему приходилось помогать себе ножом, отрезая его у самых губ. Мясо неподатливо пружинило между зубами, его волокна не желали пережёвываться и комком застревали в горле. Раздражение у короля всё нарастало, и он, не доев, отбросил мосол в сторону.
- Чем вы кормите своего короля? – От злости выпучив глаза на герцога Франконии, завопил Людовик. – Неужели нет ничего получше?..
- Ваше Величество, - герцог в знак почтения чуть наклонил голову, - наказывая ободритов, мы опрометчиво уничтожили всю живность в округе. Герцог Швабии ещё три дня назад отправился с сотней воинов на поиски еды, но до сих пор не вернулся.
- Как нет еды? А это что? – Король показал рукой на город бодричей, из-за которого доносилось мычание голодных коров. – Разве это не скот? Вы можете допустить, чтобы ваш король был голодным? Пусть ободриты выдадут нам всю скотину. Вечером я должен есть нормальное мясо.
- Ободриты – упрямы. Могут не дать.
- Что значит «могут не дать»? Сколько у них воинов? Двести?.. Триста?.. Бросьте против них две тысячи и сотрите с земли этот город!
- Но государь обещал разрушить город, если ободритские князья не принесут ему клятву на верность. – Робко заметил герцог.
- Причём здесь это? Клятву верности мне они должны принести в любом случае, но я не обещал им быть голодным.
Герцог ушёл, но спустя некоторое время вернулся встревоженным:
- Ваше Величество, воины ободритов…
Король надменно усмехнулся:
- Вот и их князья пожаловали. Пусть по очереди подъезжают и присягают мне.
- Но они выстроились для битвы.
- Сколько их? – Нахмурился Людовик.
- Не более тысячи.
На лице короля опять появилась ехидная усмешка:
- Я это предвидел, и поэтому мои указания не противоречивы. Князья сами выбрали свою участь. Пошлите против них три тысячи и раздавите их! Остальные пусть возьмут город. Вечером передо мной должен быть ужин, достойный короля.
Чувствуя своё превосходство, воины франков не спеша становились в боевые порядки. Выстроившись, они несколькими клиньями двинулись к ожидавшим врага бодричам. В вершине каждого клина стояли самые матёрые и испытанные бойцы, прошедшие не одну битву. Едва свистнули стрелы, франкское войско перешло на бег и вначале вершинами клиньев, а затем всеми воинами, ударило в ощетинившийся копьями и прикрывшийся щитами строй славян. Ужасный треск ломающихся копий и разлетающихся в щепки щитов сменился лязгом вступивших в дело мечей и секир. От первого удара франков строй бодричей чуть прогнулся, но выстоял. Сквозь шум боя раздался гулкий крик Аскольда:
- Держись, Бермята!
Бермята, размашисто орудуя секирой и перебрасывая её с руки на руку после каждого мощного удара, после которого очередной франкский воин падал бездыханным, отозвался:
- Держусь!..
Задние ряды франков, видя перед собой спины сражающихся воинов и не имея возможности вступить в бой, очарованные близостью победы над малочисленным врагом, ломая строй, начали перемещаться вправо и влево с намерением охватить с боков славян. На правом фланге бодричей навстречу им выдвинулась редкая цепь вагров во главе с Диром. Едва ли у половины из них были доспехи и щиты, но бесстрашно они сблизились с франками, держа в руках клевцы. Жуткое это было оружие. Оно не требовало постоянного совершенствования в его владении. Взмах – удар, и враг повержен. Трудно, даже почти невозможно было спастись от него. Подкошенными колосьями падали франки после удара клевцом. Его удар дробил щиты, пробивал латы и тело врага насквозь. Бывало, что жертва падала на землю с застрявшим в ней остриём, вырвав древко клевца из рук воина, нанёсшего удар. В этом случае вагры отходили за спины товарищей, а на их место становились другие, шаг за шагом тесня франков. Потерявшие оружие славяне брали запасные клевцы или выдёргивали из поверженных врагов застрявшие и с этим окровавленным оружием опять бросались на врагов.
Левый фланг бодричей, опасаясь охвата, начал постепенно отходить. Предположив, что это перелом битвы, франки безрассудно полезли напролом, и в это время им в спину ударили конные дружины союзных бодричам князей. Добавили паники в рядах франков высыпавшие из города воины, жаждущие мести за убийство своего князя.
Герцог Франконии, сбивая конём попадающихся на пути бегущих воинов, подскакал к королю, бесцеремонно схватил его за шиворот, затаскивая на коня позади себя, и ударил шпорами, унося своего повелителя с поля битвы. Аскольд, несмотря на недовольство князей, запретил преследовать врагов, опасаясь всё ещё многочисленного противника.
- Пусть уходят. – Промолвил он в окружении князей, вытирая со лба пот натруженными после битвы руками. – Чтобы их всех перебить, воинов у нас мало.
- К тому же из них раненых много. – Добавил Дир.
- Ульвар погиб. – Встрял в разговор Еловит, ни на шаг не отходящий от брата.
- Погиб, значит. – Вздохнул Аскольд, горестно закачав головой. – Всё-таки на родной земле погиб, защищая её от врагов. Как и мечтал…
Как громадная льдина в половодье, сметая и круша всё на своём пути, шёл Бермята по направлению к князьям, отталкивая в сторону зазевавшихся воинов. За ним, еле поспевая, семенили четыре старца. Подойдя, Бермята гордо вскинул голову:
- Вот, жители града князьями говорить хотят.
Вперёд вышел один из старцев:
- Хотим поблагодарить того, кто привёл нам на помощь войско, не дал разорить наш град и не допустил гибели бодричей.
Старик переводил взгляд c одного богато одетого князя на другого, но князья отводили взгляд и хмурились.
- Не на тех смотришь, отец. – Бермята осторожно взял старца за локоть и указал рукой. – Аскольд на битву воинов вывел.
- И Дир! – Прокричал Еловит, выталкивая вперёд брата. – И Дир!
Старик поклонился до земли:
- Поклон передаёт земля бодричей за удаль вашу. Казнили франки нашего князя. Кому теперь наш народ оберегать? Нет достойного. К вам обращаются, князья Аскольд и Дир, люди бодричей. Примите княжескую власть над нами. Только вам доверяем это. Карайте и милуйте по справедливости.
Князья полабов и древан, как наиболее влиятельные по своей мощи после бодричей, с ненавистью посмотрели на старца. В тайне каждый из них надеялся, что после гибели Годемысла верховная власть над всеми союзными племенами перейдёт к нему. Аскольд перехватил этот взгляд и как можно ласковей ответил старику:
- Благодарим за честь, оказанную нам этим предложением, но принять его не можем. Не княжеского рода мы…
Князь древан после этих слов не сдержал улыбку, а старик упрямо возразил:
- Пусть так, но бодричи видят, что сердце князя у вас, и оно радеет за землю нашу, за жизнь каждого бодрича. Для правителя это главное! Для нас вы – князья! Нет больше достойных, которые имели бы на это право.
- Ты забыл о Рюрике, отец, а мы его воины.
Аскольд взглянул на князя древан, и тому пришлось потупить взгляд.
 
*   *   *
 
Большое облако пыли застилало горизонт и не спеша накатывало на ромеев. Казалось, что мириады болгарских всадников, на взгляд Варды, готовы растоптать копытами своих коней стоявшие в шахматном порядке тагмы[2]. По спине патрикия пробежал холодок, он непроизвольно передёрнул плечами и покосился на стратига[3] Багдасара. Багдасар – армянин по происхождению был спокоен. Он равнодушно смотрел на приближающихся врагов, и как только стали различимы передовые болгарские всадники, стратиг поднял руку. Раздался звук поющей трубы, и ромейские воины споро перестроились в две шеренги, выставив копья и прикрывшись щитами, причем передовые воины опустились на одно колено. Лес копий был направлен в сторону болгар. Сзади пеших воинов расположилась тяжело вооружённая ромейская конница.
Варде стало до жути страшно. Разве может остановить эту лавину болгарских всадников всего-навсего тонкая цепочка ромейских воинов, отделяющих патрикия от врагов? Варда нервно задёргал поводьями, в горле от страха  него пересохло, и он закричал глухим голосом:
- У нас мало сил! Нас могут разбить! Нужно уходить!
Багдасар замотал головой:
- Поздно. Спасти нас может только стойкость воинов.
Болгарские всадники были уже близко и галопом неслись на ромеев.
- Я приказываю!.. – Заверещал Варда и с помутневшим от ужаса сознанием поскакал прочь, увлекая за собой свою охрану.
Багдасар презрительно сплюнул ему вслед и процедил:
- Трус…
Варда настёгивал коня, пока тот не захрапел от усталости. Убедившись, что его никто не преследует, патрикий понемногу успокоился. То, что войско ромеев было разбито, он был совершенно уверен. Разве можно было выстоять против такого количества всадников?! Но что делать дальше: сообщить самому о гибели войска или подождать, пока весть об этом дойдёт до Константинополя, минуя его? Варда склонялся ко второму решению. На фоне скорби по погибшим он появится перед малолетним базилевсом как единственный выживший из всего войска и получит все почести, а пока он остановится в своём загородном доме и будет наслаждаться винами многолетней выдержки до тех пор, когда вести о поражении дойдут до опекунского совета во главе с Феоктистом.
На пятый день беспробудного пьянства к Варде бесцеремонно ворвались манглавиты, сопровождающие лысого и худого евнуха, сморщенное лицо которого походило на урюк. Ни рабы, ни слуги, ни охрана не посмела препятствовать телохранителям императора. Евнух развернул пергамент и гнусавым голосом монотонно начал читать:
- Базилевс, выслушав опекунский совет, постановил: за необоснованное оставление поля боя ты, Варда, исключаешься из опекунов базилевса и, учитывая родственные отношения с базилевсом, тебе вменяется в течение семи лет не посещать Константинополь и безвыездно находится в этом доме.
У Варды понемногу начал улетучиваться хмель из головы:
- Это всё происки Феоктиста. Я единственный смог спасти свою жизнь, а все остальные погибли. Базилевс должен выслушать меня и понять.
Евнух начал сворачивать пергамент и так же монотонно продолжил:
- В случае невыполнения данного указа базилевса ты примешь схиму и окончишь жизнь в каком-нибудь захолустном монастыре, замаливая свои грехи.
Варда после этой угрозы совершенно протрезвел, а евнух презрительно окинул взглядом патрикия и впервые отбросил монотонность:
- Стратиг Багдасар разбил болгар, и они запросили мира.
Патрикий от неожиданной вести онемел, а евнух надменно усмехнулся и оставил Варду одного.
«Как он смог? Как он смог написать донос на него, на него – дядю самого базилевса!» - Вертелось в голове у Варды. – «Багдасар должен был вначале сообщить ему о своей победе. Феоктист, устранив меня, хочет заграбастать всю власть».
Варда в ярости зарычал, схватил амфору с недопитым вином и хрястнул ею перед собой. Осколки амфоры полетели в разные стороны, а тягучее вино обрызгало полы его туники и растеклось вокруг него большой лужей.
- Я отомщу. Я жестоко отомщу и Багдасару, и Феоктисту.

[1] Холодное оружие, имеющее ударную часть в форме клюва, плоского, гранёного или круглого в сечении, который может быть прямым или изогнутым книзу. В оружейной терминологии его относят к боевым молотам.
[2] 300 воинов. Десять тагм составляли полк – мерос.
[3] Полководец.
 

 

Истоки державности. Глава 9(отрывок)

Истоки державности. Глава 7(отрывок)