Ладья Рюрика, держась на значительном расстоянии от Руяна, обходила остров, направляясь к более пологому берегу. Олегу, впервые выйдя с князем в море, было всё в диковинку. Одиннадцатилетний отрок, восторженно округлив глаза, с интересом смотрел, как волны закипали бурунами о подводные камни и с пеной на гребнях бежали дальше, а затем с шумом разбивались об отвесные скалы острова, как ладья аккуратно приставала к берегу.
- Ну что, Олег, придумал, что будешь просить у Святовита? – Рюрик потрепал вихры отрока.
Радужное настроение у Олега улетучилось, и он с грустью произнёс:
- Разве он сможет вернуть отца?
Храм Святовита окружали мощные стены, покрытые красной кровлей. Единственный вход сквозь эти стены охраняли крепкие высокие воины, называемые витязями. Рюрик завистливо оглядел их и подумал, что не каждый смог бы сразиться с ними с надеждой на победу. Из всей дружины князя с ними могли сравниться лишь некоторые, и в их числе были Бермята, Аскольд, да погибший Остромысл.
Сам вход в храм был занавешен коврами, и перед ним Рюрика встретили четыре старца в белых одеждах. Один из них прошамкал беззубым ртом:
- Кто вы и зачем пришли к Святовиту?
Князь выступил вперёд:
- Я князь Рюрик пришёл просить Святовита о милости ко мне.
Тот же старец повернулся в сторону входа в храм и неожиданно громко закричал:
- Князь Рюрик и его спутники с мольбой к Святовиту.
Ковры колыхнулись, и из-за них вышел тщедушный седовласый старец, ощупывая перед собой дорогу посохом. Его белесые глаза незряче смотрели сквозь Рюрика, и князя взяла непривычная оторопь. Это не был страх, скорее это было преклонение перед могуществом Святовита и перед этим жрецом, единственным, который мог с ним общаться. Все четыре старца упали перед ним на колени, и князю и его спутникам ничего не оставалось, как последовать их примеру. Жрец остановился перед Рюриком, прикрыл веки и низким грудным голосом, несмотря на кажущуюся немощность, громогласно произнёс:
- Да по вере вашей да будет всем вам! Зачем ты пришёл сюда, князь? Святовит гневен на тебя. Ты забыл о своих истоках и стал поклоняться богам франков…
- Так я…
Жрец с силой стукнул посохом по земле и с остервенением закричал, перебивая Рюрика:
- Не перечь мне, коими устами говорит сам Святовит.
Седая борода старца вздёрнулась вверх, его ноздри расширились, и он шумно начал прогонять через них воздух. От неожиданного гнева старца, а может быть и самого Святовита, Рюрик втянул голову в плечи и опустил глаза вниз, а жрец продолжил:
- … стал поклоняться богам франков и наплевал на память о своём отце. Земля франков тебе стала милее? Ответь мне: зачем остервенело бьёшься ты за землю фризов? Губишь воинов зазря?.. Есть ли в этом толк?
- Земля фризов бедна, но там торговые города, тот же Дорестад. Через него идут товары в землю франков. С этой торговой реки я хочу кормить своих воинов.
- Иногда в мелкой и небольшой речке рыбы бывает больше. Отчего ты брезгаешь землёй своего деда? Там живут славяне, иль франки тебе милее?..
- Земля деда обширна, но малонаселённа и покрыта непроходимыми лесами и сплошными болотами. За неё даже хазары перестали биться, а Фрисландия была подарена мне отцом императора Лотаря. Лотарь поступил со мной нечестно, отобрав её у меня. Я не могу простить ему его коварства. Он должен вернуть мне Фрисландию и пообещать, что впредь он и его потомки не будут больше посягать на неё. Она должна принадлежать мне и моим потомкам.
- Слова франков словно дуновение ветерка, пронёсшегося мимо. Им веры нет. Никогда они не держали своих обещаний и не будут держать.
- Моя дружина сильна, и у франков много врагов, которые поддержат меня. Фрисландия будет моя. Я надеюсь, что Святовит поможет мне.
- Ты за этим прибыл к Святовиту?
- Нет, не за этим.
- Так, что же ты хочешь от Святовита? Говори!
- Я хочу вручить ему дары.
Жрец переложил посох в левую руку и вытянул вперёд правую:
- Давай.
Рюрик приподнялся и, невольно испытывая трепет перед этим старцем, подошёл и вложил в его костлявую ладонь со сморщенной кожей тяжёлый мешочек с драгоценными камнями. К удивлению князя ладонь жреца не подалась вниз под тяжестью даров. Жрец прижал мешочек к своей груди и продолжал молчать. Рюрику пришлось вернуться на своё место и, так как все по-прежнему стояли на коленях, он опустился тоже, и только после этого старец произнёс:
- Так какая же просьба у тебя к Святовиту:
- Полтора года назад не смогла разродиться моя жена и умерла. До этого она приносила мне только дочерей. Другая жена не рожала ни разу. У меня нет наследника, и мне некому передать свою власть. Молю Святовита об этой милости.
- Святовит услышал тебя.
Старец медленно повернулся и также медленно, ощупывая перед собой дорогу посохом, направился к входу в храм. Едва жрец скрылся за коврами, загораживающими вход в храм, так сразу же у него пропала белесая пелена с глаз. Старец отставил в сторону свой посох и уверенной подошёл к одному из сундуков, множество которых стояло вдоль стен и, подставив ладонь, начал высыпать драгоценные камни, врученные ему князем. Изумруды и рубины, сапфиры и яхонты падали на ладонь жреца и сквозь пальцы пересыпались вниз.
Дар был богатым. Старец озадаченно мотнул головой и бесцельно прошёлся вокруг статуи Святовита. Обритое лицо четырёхголового идола бесстрастно смотрело, как жрец мимоходом поправил складки станицы – священного знамени, с которым витязи, охранявшие храм, шли в поход и сражения и почитали его, как самого Святовита. Затем старец рукавом рубахи протёр пыль с седла, огромного щита и такого же огромного меча, лежавшего у ног божества, подлил вина в рог, который Святовит держал в правой руке, с хрустом в коленях опустился на низенькую скамейку, стоящую рядом, и прикрыл глаза.
Слишком томительно было ожидать решения Святовита, стоя на коленях, и как только верховный жрец скрылся в храме, Рюрик и его спутники встали. С собой в Аркону – город руян, где находились храмы всех племенных богов славян, в том числе и главный бог Святовит, князь взял только Травора, Брячеслава - сына умершего Остромысла и Олега. Остальные воины остались в ладье. Пугающе долго тянулось ожидание появления жреца, но как только зажглись на небе звёзды, и старцы разожгли костёр перед входом в храм, из-за ковров опять появился жрец. Он остановился у огня и не начинал говорить, пока все опять не опустились на колени. От бликов пламени лицо старца то освещалось, то становилось серым или совсем чёрным, и, казалось, громогласно вещает само многоликое божество:
- Святовит принял твои дары, но довольно прохладно внял твоим просьбам. Гневен он на тебя, и поэтому не сразу исполнится желание твоё. Будет у тебя наследник твоих кровей. Будет, но только тогда, когда будешь владеть землёй, предназначенной тебе самим Святовитом, которая поклонится тебе и примет тебя. На этой земле появится тот, благодаря кому имя твоё пронесётся через века.
После этих слов лицо у Рюрика прояснело, и он с восторгом почти прокричал:
- Благодарю тебя, Святовит, за добрую весть. Я сделаю всё, чтобы в ближайшие годы Фрисландия стала моей, и тогда у меня появится наследник, которому я смогу завещать её.
В своей радости Рюрик не заметил, как нахмурилось лицо жреца:
- Погоди, князь! Я ещё не закончил. Ты пришёл к Святовиту не один. С тобой есть отрок. Пусть он подойдёт ко мне.
Олег поднялся и с опаской подошёл к старцу, но тот, положив свою руку со сморщенной кожей на темя отрока, промолвил:
- Ты пришёл к Святовиту и что-то хочешь от него. Молви об этом мне!
Олег замялся и тихо произнёс:
- Хочу просить у Святовита побед в будущих походах.
У старца чуть дрогнули губы от улыбки, и он более благосклонно спросил:
- Кто ты и какого ты рода?
- Я рода русского, сын Мирослава, внук княжича Вратибора, правнук…
- Знаю. – Прервал отрока жрец, погладил ладонью по его голове, а затем притянул к себе ближе и зашептал ему в ухо. – Ты будешь княжить на земле, замирив соседей и мир имея с ними в дальнейшем. Сильным будешь князем, и вознесётся слава твоя эхом по другим странам. Ты проживёшь дольше других, намного дольше и объездишь много земель. Ты дойдёшь даже до тёплых морей, где стоит город из камня и золота, а смерть тебе принесёт твой конь. Но никому не говори об этом, что услышал от Святовита, а то его прорицание не сбудется. Ступай!
Олег робко отошёл от старца, то и дело изумлённо оглядываясь на него, а Рюрик в последний раз поклонившись в пояс храму Святовита, поспешил удалиться. За ним последовали и его спутники, а жрец, уже не таясь, смотрел вслед уходящим просителям и тихо с сожалением прошептал:
- Ничего-то ты не понял, князь.
* * *
Морозный стоялый воздух, казалось, давил своим холодом. От дыхания вся морда матёрого секача была покрыта инеем. Его подслеповатые глазки были прикрыты, и он дремал на стылой, чуть припорошенной снегом земле. Его лежбище располагалось под обширным кустом, многочисленные ветви которого летом покрывались такой густой листвой, непроницаемо закрывающей собой небо, что даже при дожде редкая капля попадала из-за неё на землю, роняя всю влагу по периметру кроны. Секач уже много лет привык отдыхать здесь, пропитав специфическим запахом округу и оставив на многих стволах деревьев и ветвях кустов седую щетину.
Вдруг кабан открыл глаза, вскинул голову и шумно потянул ноздрями воздух. Чуткое обоняние, не в пример зрению, уловило запах дыма, который перебивал даже запах этих двуногих зверей. Он сердито хрюкнул, потряс ушами и вскочил на ноги. Запах дыма не пропал, и это означало большую опасность, которая вселяла ужас и заставляла в панике и с обречённостью жертвы бросаться прочь, лишь бы не быть настигнутым всё пожирающей стеной огня. Кабан бросился в одну сторону, затем в другую – запах дыма не пропадал, а становился сильнее. Всосанный с молоком матери страх перед гибельным пожаром заставил матёрого зверя забыть о всякой осторожности и совершить то, что в ином случае он никогда бы этого не сделал: кабан свернул на лосиную тропу.
Матти ожидал на звериной тропе, крепко сжимая в руках длинное копьё. В начале зимы он всегда с сыновьями выходил на охоту на лосей, заготовляя мясо впрок, а из их шкуры шил обувь. Вот и сейчас Валтола, Руккула и Суло с факелами загоняли на него зверя. Бывало, что на Матти выскакивали и быстроногие козы-косули, но редко их удавалось взять. Они были быстры, их прыжки были та высоки, что запросто перепрыгивали через человека. Охотиться на них надо было с луком и стрелами, а стрелой не всегда возьмёшь лося. Здесь нужен верный выстрел, а иначе раненый лось может убежать далеко – гоняйся за ним…
В чащобе леса раздался треск. Матти посильнее сжал древко и приподнял остриё копья, ожидая появления длинноногого лося, но навстречу ему неожиданно выскочил огромный старый секач. Кабан стремительно нёсся по тропе. Что ему этот двуногий зверь, если сзади угрожал вселяющий смертельный ужас огонь!
Матти слишком поздно среагировал на мгновенно появившегося зверя, и его опущенное копьё только скользнуло кабану по лопатке, пропоров его шкуру. Не останавливаясь, огромная туша секача на полном ходу сбила охотника с ног. Кабан взревел от боли и, полоснув клыками, пропорол кожаную одежду человека, заодно вывалив его кишки наружу. В иное время зверь расправился бы с посмевшим напасть на него, но приближающийся огонь был страшнее, и секач побежал прочь.
Острая боль пронзила живот Матти. Он попытался унять кровь клочьями разодранной одежды, заодно заправив серые и окровавленные кишки внутрь и собрав силы, крикнул:
- Э-эй!
Это был не крик здорового человека, а крик, который больше походил на стон.
Сыновья нашли Матти лежавшим в луже крови с совершенно серым лицом. Они засуетились, попытавшись приподнять его:
- Отец, мы сейчас сделаем волокушу и отвезём тебя к Суло. Он спасёт тебя.
Матти с трудом простонал:
- Не мучьте меня и себя! У меня осталось не так много времени.
Он полез к себе за пазуху, непослушными руками развернул завернутый в тряпицу перстень, подаренный ему Рюриком, и протянул подарок князя старшему сыну:
- Валтола, это перстень того, кто тоже причастен к убийству моего отца и вашего деда. Тот, кто убил, давно не появлялся на нашей земле, а этот человек привечал убийцу, пил с ним мёд-пиво, делил кусок хлеба. Это князь Рюрик. Убийца и князь – одного поля ягода. Боги накажут их, и я, сыновья мои, заклинаю вас, чтобы правосудие богов свершилось вашими руками. Зло всегда порождает зло, но в данном случае это будет добро. Должно совершиться возмездие, и когда оно совершится, то верните этот перстень князю, и пусть он подавится им. После этого не оставайтесь на этой земле, не будет здесь спокойной жизни. Забирайте семьи и уходите туда, где восходит солнце. Вряд ли туда доберутся алчные потомки этого князя. Теперь всё…
Обессилив от этой длинной тирады, Матти учащённо задышал и прикрыл глаза. Его сыновья споро срубили две небольшие ёлочки, связали их между собой, переложили отца на волокушу и как на санях поволокли Матти. Упругие ветви ели смягчали толчки, и он в полузабытье из полузакрытых век смотрел на вершины деревьев и на низкие серые облака, из которых начали падать редкие снежинки. Постепенно Матти перестал чувствовать ноги, а затем он уже не в силах был поднять и руки. Серые, рассыпающие снег облака становились всё ближе и ближе. Из-за них показался образ отца, из-за которого выглядывал лик его убийцы Харальда Клака. Каждый вздох Матти становился всё реже и реже, и вскоре одинокая снежинка упала ему на щёку и не растаяла.
[Скрыть]Регистрационный номер 0457409 выдан для произведения:
Ладья Рюрика, держась на значительном расстоянии от Руяна, обходила остров, направляясь к более пологому берегу. Олегу, впервые выйдя с князем в море, было всё в диковинку. Одиннадцатилетний отрок, восторженно округлив глаза, с интересом смотрел, как волны закипали бурунами о подводные камни и с пеной на гребнях бежали дальше, а затем с шумом разбивались об отвесные скалы острова, как ладья аккуратно приставала к берегу.
- Ну что, Олег, придумал, что будешь просить у Святовита? – Рюрик потрепал вихры отрока.
Радужное настроение у Олега улетучилось, и он с грустью произнёс:
- Разве он сможет вернуть отца?
Храм Святовита окружали мощные стены, покрытые красной кровлей. Единственный вход сквозь эти стены охраняли крепкие высокие воины, называемые витязями. Рюрик завистливо оглядел их и подумал, что не каждый смог бы сразиться с ними с надеждой на победу. Из всей дружины князя с ними могли сравниться лишь некоторые, и в их числе были Бермята, Аскольд, да погибший Остромысл.
Сам вход в храм был занавешен коврами, и перед ним Рюрика встретили четыре старца в белых одеждах. Один из них прошамкал беззубым ртом:
- Кто вы и зачем пришли к Святовиту?
Князь выступил вперёд:
- Я князь Рюрик пришёл просить Святовита о милости ко мне.
Тот же старец повернулся в сторону входа в храм и неожиданно громко закричал:
- Князь Рюрик и его спутники с мольбой к Святовиту.
Ковры колыхнулись, и из-за них вышел тщедушный седовласый старец, ощупывая перед собой дорогу посохом. Его белесые глаза незряче смотрели сквозь Рюрика, и князя взяла непривычная оторопь. Это не был страх, скорее это было преклонение перед могуществом Святовита и перед этим жрецом, единственным, который мог с ним общаться. Все четыре старца упали перед ним на колени, и князю и его спутникам ничего не оставалось, как последовать их примеру. Жрец остановился перед Рюриком, прикрыл веки и низким грудным голосом, несмотря на кажущуюся немощность, громогласно произнёс:
- Да по вере вашей да будет всем вам! Зачем ты пришёл сюда, князь? Святовит гневен на тебя. Ты забыл о своих истоках и стал поклоняться богам франков…
- Так я…
Жрец с силой стукнул посохом по земле и с остервенением закричал, перебивая Рюрика:
- Не перечь мне, коими устами говорит сам Святовит.
Седая борода старца вздёрнулась вверх, его ноздри расширились, и он шумно начал прогонять через них воздух. От неожиданного гнева старца, а может быть и самого Святовита, Рюрик втянул голову в плечи и опустил глаза вниз, а жрец продолжил:
- … стал поклоняться богам франков и наплевал на память о своём отце. Земля франков тебе стала милее? Ответь мне: зачем остервенело бьёшься ты за землю фризов? Губишь воинов зазря?.. Есть ли в этом толк?
- Земля фризов бедна, но там торговые города, тот же Дорестад. Через него идут товары в землю франков. С этой торговой реки я хочу кормить своих воинов.
- Иногда в мелкой и небольшой речке рыбы бывает больше. Отчего ты брезгаешь землёй своего деда? Там живут славяне, иль франки тебе милее?..
- Земля деда обширна, но малонаселённа и покрыта непроходимыми лесами и сплошными болотами. За неё даже хазары перестали биться, а Фрисландия была подарена мне отцом императора Лотаря. Лотарь поступил со мной нечестно, отобрав её у меня. Я не могу простить ему его коварства. Он должен вернуть мне Фрисландию и пообещать, что впредь он и его потомки не будут больше посягать на неё. Она должна принадлежать мне и моим потомкам.
- Слова франков словно дуновение ветерка, пронёсшегося мимо. Им веры нет. Никогда они не держали своих обещаний и не будут держать.
- Моя дружина сильна, и у франков много врагов, которые поддержат меня. Фрисландия будет моя. Я надеюсь, что Святовит поможет мне.
- Ты за этим прибыл к Святовиту?
- Нет, не за этим.
- Так, что же ты хочешь от Святовита? Говори!
- Я хочу вручить ему дары.
Жрец переложил посох в левую руку и вытянул вперёд правую:
- Давай.
Рюрик приподнялся и, невольно испытывая трепет перед этим старцем, подошёл и вложил в его костлявую ладонь со сморщенной кожей тяжёлый мешочек с драгоценными камнями. К удивлению князя ладонь жреца не подалась вниз под тяжестью даров. Жрец прижал мешочек к своей груди и продолжал молчать. Рюрику пришлось вернуться на своё место и, так как все по-прежнему стояли на коленях, он опустился тоже, и только после этого старец произнёс:
- Так какая же просьба у тебя к Святовиту:
- Полтора года назад не смогла разродиться моя жена и умерла. До этого она приносила мне только дочерей. Другая жена не рожала ни разу. У меня нет наследника, и мне некому передать свою власть. Молю Святовита об этой милости.
- Святовит услышал тебя.
Старец медленно повернулся и также медленно, ощупывая перед собой дорогу посохом, направился к входу в храм. Едва жрец скрылся за коврами, загораживающими вход в храм, так сразу же у него пропала белесая пелена с глаз. Старец отставил в сторону свой посох и уверенной подошёл к одному из сундуков, множество которых стояло вдоль стен и, подставив ладонь, начал высыпать драгоценные камни, врученные ему князем. Изумруды и рубины, сапфиры и яхонты падали на ладонь жреца и сквозь пальцы пересыпались вниз.
Дар был богатым. Старец озадаченно мотнул головой и бесцельно прошёлся вокруг статуи Святовита. Обритое лицо четырёхголового идола бесстрастно смотрело, как жрец мимоходом поправил складки станицы – священного знамени, с которым витязи, охранявшие храм, шли в поход и сражения и почитали его, как самого Святовита. Затем старец рукавом рубахи протёр пыль с седла, огромного щита и такого же огромного меча, лежавшего у ног божества, подлил вина в рог, который Святовит держал в правой руке, с хрустом в коленях опустился на низенькую скамейку, стоящую рядом, и прикрыл глаза.
Слишком томительно было ожидать решения Святовита, стоя на коленях, и как только верховный жрец скрылся в храме, Рюрик и его спутники встали. С собой в Аркону – город руян, где находились храмы всех племенных богов славян, в том числе и главный бог Святовит, князь взял только Травора, Брячеслава - сына умершего Остромысла и Олега. Остальные воины остались в ладье. Пугающе долго тянулось ожидание появления жреца, но как только зажглись на небе звёзды, и старцы разожгли костёр перед входом в храм, из-за ковров опять появился жрец. Он остановился у огня и не начинал говорить, пока все опять не опустились на колени. От бликов пламени лицо старца то освещалось, то становилось серым или совсем чёрным, и, казалось, громогласно вещает само многоликое божество:
- Святовит принял твои дары, но довольно прохладно внял твоим просьбам. Гневен он на тебя, и поэтому не сразу исполнится желание твоё. Будет у тебя наследник твоих кровей. Будет, но только тогда, когда будешь владеть землёй, предназначенной тебе самим Святовитом, которая поклонится тебе и примет тебя. На этой земле появится тот, благодаря кому имя твоё пронесётся через века.
После этих слов лицо у Рюрика прояснело, и он с восторгом почти прокричал:
- Благодарю тебя, Святовит, за добрую весть. Я сделаю всё, чтобы в ближайшие годы Фрисландия стала моей, и тогда у меня появится наследник, которому я смогу завещать её.
В своей радости Рюрик не заметил, как нахмурилось лицо жреца:
- Погоди, князь! Я ещё не закончил. Ты пришёл к Святовиту не один. С тобой есть отрок. Пусть он подойдёт ко мне.
Олег поднялся и с опаской подошёл к старцу, но тот, положив свою руку со сморщенной кожей на темя отрока, промолвил:
- Ты пришёл к Святовиту и что-то хочешь от него. Молви об этом мне!
Олег замялся и тихо произнёс:
- Хочу просить у Святовита побед в будущих походах.
У старца чуть дрогнули губы от улыбки, и он более благосклонно спросил:
- Кто ты и какого ты рода?
- Я рода русского, сын Мирослава, внук княжича Вратибора, правнук…
- Знаю. – Прервал отрока жрец, погладил ладонью по его голове, а затем притянул к себе ближе и зашептал ему в ухо. – Ты будешь княжить на земле, замирив соседей и мир имея с ними в дальнейшем. Сильным будешь князем, и вознесётся слава твоя эхом по другим странам. Ты проживёшь дольше других, намного дольше и объездишь много земель. Ты дойдёшь даже до тёплых морей, где стоит город из камня и золота, а смерть тебе принесёт твой конь. Но никому не говори об этом, что услышал от Святовита, а то его прорицание не сбудется. Ступай!
Олег робко отошёл от старца, то и дело изумлённо оглядываясь на него, а Рюрик в последний раз поклонившись в пояс храму Святовита, поспешил удалиться. За ним последовали и его спутники, а жрец, уже не таясь, смотрел вслед уходящим просителям и тихо с сожалением прошептал:
- Ничего-то ты не понял, князь.
* * *
Морозный стоялый воздух, казалось, давил своим холодом. От дыхания вся морда матёрого секача была покрыта инеем. Его подслеповатые глазки были прикрыты, и он дремал на стылой, чуть припорошенной снегом земле. Его лежбище располагалось под обширным кустом, многочисленные ветви которого летом покрывались такой густой листвой, непроницаемо закрывающей собой небо, что даже при дожде редкая капля попадала из-за неё на землю, роняя всю влагу по периметру кроны. Секач уже много лет привык отдыхать здесь, пропитав специфическим запахом округу и оставив на многих стволах деревьев и ветвях кустов седую щетину.
Вдруг кабан открыл глаза, вскинул голову и шумно потянул ноздрями воздух. Чуткое обоняние, не в пример зрению, уловило запах дыма, который перебивал даже запах этих двуногих зверей. Он сердито хрюкнул, потряс ушами и вскочил на ноги. Запах дыма не пропал, и это означало большую опасность, которая вселяла ужас и заставляла в панике и с обречённостью жертвы бросаться прочь, лишь бы не быть настигнутым всё пожирающей стеной огня. Кабан бросился в одну сторону, затем в другую – запах дыма не пропадал, а становился сильнее. Всосанный с молоком матери страх перед гибельным пожаром заставил матёрого зверя забыть о всякой осторожности и совершить то, что в ином случае он никогда бы этого не сделал: кабан свернул на лосиную тропу.
Матти ожидал на звериной тропе, крепко сжимая в руках длинное копьё. В начале зимы он всегда с сыновьями выходил на охоту на лосей, заготовляя мясо впрок, а из их шкуры шил обувь. Вот и сейчас Валтола, Руккула и Суло с факелами загоняли на него зверя. Бывало, что на Матти выскакивали и быстроногие козы-косули, но редко их удавалось взять. Они были быстры, их прыжки были та высоки, что запросто перепрыгивали через человека. Охотиться на них надо было с луком и стрелами, а стрелой не всегда возьмёшь лося. Здесь нужен верный выстрел, а иначе раненый лось может убежать далеко – гоняйся за ним…
В чащобе леса раздался треск. Матти посильнее сжал древко и приподнял остриё копья, ожидая появления длинноногого лося, но навстречу ему неожиданно выскочил огромный старый секач. Кабан стремительно нёсся по тропе. Что ему этот двуногий зверь, если сзади угрожал вселяющий смертельный ужас огонь!
Матти слишком поздно среагировал на мгновенно появившегося зверя, и его опущенное копьё только скользнуло кабану по лопатке, пропоров его шкуру. Не останавливаясь, огромная туша секача на полном ходу сбила охотника с ног. Кабан взревел от боли и, полоснув клыками, пропорол кожаную одежду человека, заодно вывалив его кишки наружу. В иное время зверь расправился бы с посмевшим напасть на него, но приближающийся огонь был страшнее, и секач побежал прочь.
Острая боль пронзила живот Матти. Он попытался унять кровь клочьями разодранной одежды, заодно заправив серые и окровавленные кишки внутрь и собрав силы, крикнул:
- Э-эй!
Это был не крик здорового человека, а крик, который больше походил на стон.
Сыновья нашли Матти лежавшим в луже крови с совершенно серым лицом. Они засуетились, попытавшись приподнять его:
- Отец, мы сейчас сделаем волокушу и отвезём тебя к Суло. Он спасёт тебя.
Матти с трудом простонал:
- Не мучьте меня и себя! У меня осталось не так много времени.
Он полез к себе за пазуху, непослушными руками развернул завернутый в тряпицу перстень, подаренный ему Рюриком, и протянул подарок князя старшему сыну:
- Валтола, это перстень того, кто тоже причастен к убийству моего отца и вашего деда. Тот, кто убил, давно не появлялся на нашей земле, а этот человек привечал убийцу, пил с ним мёд-пиво, делил кусок хлеба. Это князь Рюрик. Убийца и князь – одного поля ягода. Боги накажут их, и я, сыновья мои, заклинаю вас, чтобы правосудие богов свершилось вашими руками. Зло всегда порождает зло, но в данном случае это будет добро. Должно совершиться возмездие, и когда оно совершится, то верните этот перстень князю, и пусть он подавится им. После этого не оставайтесь на этой земле, не будет здесь спокойной жизни. Забирайте семьи и уходите туда, где восходит солнце. Вряд ли туда доберутся алчные потомки этого князя. Теперь всё…
Обессилив от этой длинной тирады, Матти учащённо задышал и прикрыл глаза. Его сыновья споро срубили две небольшие ёлочки, связали их между собой, переложили отца на волокушу и как на санях поволокли Матти. Упругие ветви ели смягчали толчки, и он в полузабытье из полузакрытых век смотрел на вершины деревьев и на низкие серые облака, из которых начали падать редкие снежинки. Постепенно Матти перестал чувствовать ноги, а затем он уже не в силах был поднять и руки. Серые, рассыпающие снег облака становились всё ближе и ближе. Из-за них показался образ отца, из-за которого выглядывал лик его убийцы Харальда Клака. Каждый вздох Матти становился всё реже и реже, и вскоре одинокая снежинка упала ему на щёку и не растаяла.