Почему одни слова не производят никакого воздействия на слушателя или читателя, а другие не дают ему покоя, теребят его сознание? В устном варианте, впрочем, мы параллельно воспринимаем не только сами слова, но и образ их произносящего, тут неизбежен некоторый театральный налёт. Возраст, пол, внешность, жестикуляция, тембр голоса могут быть как интересными дополнениями, так и помехами. Даже скорее – помехами, потому что очищенный от этих приправ текст напрямую должен работать с духовной сущностью человека.
Письменная речь как раз имеет больше шансов подарить читателю существо авторского высказывания. Но если в этом высказывании нет самостоятельной работы, слова, как бы составляющие его, не соединяются в органическую ткань, а предстают бесконечной вереницей разрозненных фикций. Бла-бла-бла и только. «На мысли, дышащие силой, как жемчуг, нижутся слова», - как не согласиться с поэтом? Но другой заметил: «Мысль изречённая есть ложь». Нет, не происходящая от желания скрыть задуманное, а вызванная разницей между тем, чем мы оперируем в глубине сознания – не словами вовсе, и тем, что получается в результате, то есть самим изречением.
Вот именно на этом отрезке времени, которое нужно для вывода неясного внутреннего языкового течения к конкретным текстовым образованиям, и решается, родится живое слово или нет. Какие-то мгновения или, напротив, долгие дни и месяцы? По-разному бывает. Но обязательное условие – труд автора, причём труд не столько эстетического свойства (чтобы сделалось всем красиво), а нравственного (чтобы не удовольствоваться случайной копией уже кем-то сработанного). Истина, добро и красота сами являют себя там, где слова живые, и это есть подтверждение важности языка в человеческом существовании.
Конечно, нередко в первую очередь мы обращаем внимание на язык как на инструмент коммуникаций, наш словесный и синтаксический багаж наполняется содержимым благодаря тому, что активно используется средой. Именно среда и определяет выбор нашим сознанием самого языка в младенчестве. И тем не менее – природа даёт нам ещё и великолепные возможности в развитии индивидуальной речи, не будем игнорировать это обстоятельство. Развивая язык, мы как бы помогаем ему снабдить собственную личность самыми разными возможностями для познания мира.
Русский язык вообще, как никакой другой европейский, стремится к фиксации малейших нюансов в описаниях, изменениях, движениях. Вместе с тем он очень бдительно следит за точностью воспроизведения принципиальных для всей системы (а язык наш – довольно сложная, многоуровневая и необычайно мобильная система) моментов. Тот, кто профессионально связан с языком, знает, что правила устанавливаются в нём не отдельными дядями и тётями по собственному произволу, а обязательно имеют логическое обоснование. А как же? Логос – слово. Логос – смысл. А ещё что в этом слышится уже в русском звучании? Голос. Живое слово никогда не позволит умереть человеческому духу, потому что именно в языке он обретает свой голос.
[Скрыть]Регистрационный номер 0111908 выдан для произведения:
Почему одни слова не производят никакого воздействия на слушателя или читателя, а другие не дают ему покоя, теребят его сознание? В устном варианте, впрочем, мы параллельно воспринимаем не только сами слова, но и образ их произносящего, тут неизбежен некоторый театральный налёт. Возраст, пол, внешность, жестикуляция, тембр голоса могут быть как интересными дополнениями, так и помехами. Даже скорее – помехами, потому что очищенный от этих приправ текст напрямую должен работать с духовной сущностью человека.
Письменная речь как раз имеет больше шансов подарить читателю существо авторского высказывания. Но если в этом высказывании нет самостоятельной работы, слова, как бы составляющие его, не соединяются в органическую ткань, а предстают бесконечной вереницей разрозненных фикций. Бла-бла-бла и только. «На мысли, дышащие силой, как жемчуг, нижутся слова», - как не согласиться с поэтом? Но другой заметил: «Мысль изречённая есть ложь». Нет, не происходящая от желания скрыть задуманное, а вызванная разницей между тем, чем мы оперируем в глубине сознания – не словами вовсе, и тем, что получается в результате, то есть самим изречением.
Вот именно на этом отрезке времени, которое нужно для вывода неясного внутреннего языкового течения к конкретным текстовым образованиям, и решается, родится живое слово или нет. Какие-то мгновения или, напротив, долгие дни и месяцы? По-разному бывает. Но обязательное условие – труд автора, причём труд не столько эстетического свойства (чтобы сделалось всем красиво), а нравственного (чтобы не удовольствоваться случайной копией уже кем-то сработанного). Истина, добро и красота сами являют себя там, где слова живые, и это есть подтверждение важности языка в человеческом существовании.
Конечно, нередко в первую очередь мы обращаем внимание на язык как на инструмент коммуникаций, наш словесный и синтаксический багаж наполняется содержимым благодаря тому, что активно используется средой. Именно среда и определяет выбор нашим сознанием самого языка в младенчестве. И тем не менее – природа даёт нам ещё и великолепные возможности в развитии индивидуальной речи, не будем игнорировать это обстоятельство. Развивая язык, мы как бы помогаем ему снабдить собственную личность самыми разными возможностями для познания мира.
Русский язык вообще, как никакой другой европейский, стремится к фиксации малейших нюансов в описаниях, изменениях, движениях. Вместе с тем он очень бдительно следит за точностью воспроизведения принципиальных для всей системы (а язык наш – довольно сложная, многоуровневая и необычайно мобильная система) моментов. Тот, кто профессионально связан с языком, знает, что правила устанавливаются в нём не отдельными дядями и тётями по собственному произволу, а обязательно имеют логическое обоснование. А как же? Логос – слово. Логос – смысл. А ещё что в этом слышится уже в русском звучании? Голос. Живое слово никогда не позволит умереть человеческому духу, потому что именно в языке он обретает свой голос.