Продолжение игры может быть продуманным и обоснованным, может быть с аллегориями божественного освещения. Игровой антропоморфизм в представленных рассуждениях придаёт игре слов живость, динамику и энергичность. Он обостряет чувства, усиливает впечатления, точнее передаёт оттенки настроения. Если набраться терпения и дочитать книгу до середины, то можно кое-что полезное для себя почерпнуть, а если взять себя в руки и дочитать её до самого конца, до послесловия, то возможно и придёте к какому-то выводу и сможете уловить внятный смысл всего материала. Будьте же терпеливы и внимательны, и многое сокрытое откроется вам.
Игрокам, участникам эзотерических игр сопутствует двусмысленность, недопонимание и противоречия, и они всегда заканчиваются плохо при условии, что игра не стоит свеч. При написании статей, опусов или трактатов и играющих словами сквозит не только ограниченность, но и тупость. Зыбкость отражений в слабой памяти, воспринимающих игру как галиматью, при этом загадочную и таинственную приводит к самообману одухотворённости, одухотворяющей человека в бесчеловечном образе жизни. Человек является человеком лишь постольку, поскольку он обладает способностью по своему выбору выступать в качестве игрока. И действительно, считая себя созданным по образу и подобию Создателя, на вопрос об имени Бога, он включается в игру, навязанную сызмальства и называет Имя « азъ есмь сущий» и уподобляется тому, кто был изгнан из рая, словами играя.
Склонность и способность человека облекать в формы игрового поведения все стороны своей жизни выступает подтверждением объективной ценности изначально присущих ему творческих устремлений - важнейшего его достояния. Ощущение и ситуация игры, давая на опыте максимально возможную свободу ее участникам, реализуются в рамках контекста, который сводится к появлению тех или иных жестко очерченных правил игры. Нет контекста - нет правил. Смысл и значение игры целиком определяются отношением непосредственного, феноменального текста игры - так или иначе опосредованному контексту человеческого существования. Это предельно ясно в случае произведений искусства, иллюстрирующих образчиков такой игры, контекстом которой является вся вселенная, пронизанная духовным светом. Играя, речетворящий духовный свет то и дело перескакивает из области вещественного в область мысли. Нужно заметить, что всякое абстрактное выражение есть речевой образ, всякий речевой образ есть не что иное, как игра слов, смыслов и мыслей и в этом весь смысл такого рода игры.
Очевидно, что человек не просто играет со смыслами, но и сами смыслы суть продукты и компоненты игры в словоблудии. Иногда, в драматическом контенте важнейших моментов человеческого существования, как пример сегодняшняя Украина, где игра, которой заняты националисты, предстает "безответственной игрою со смертью" и все происходящее там не выходит за рамки парадигмы игры вообще. Проблематика игры неспроста с такою остротой звучит в наше неспокойное и слишком часто весьма зловещее время. Жизненная необходимость утвердиться, найти точку опоры, когда вокруг рушатся ценности, столь долго казавшиеся незыблемыми, понуждает общество искать поддержку не у лишившихся доверия авторитетов, правителей и команды, а у молодежи -- в некотором смысле можно видеть и заискивания перед будущим. Специфически присущие юному возрасту преимущественно игровые формы поведения стимулируют соответствующий универсальный подход к поведению человека вообще, как харизматической личности.
В современной культуре еще предстоит обозначить роль, которую играет харизматическая личность во всей своей жизни, в рамках выпавших на её долю пространства и времени. Нужно уразуметь, что для наименования нового вида человека рядом с «homo sapiens» нужно ставить «homo faber», человек-делатель. Как мне кажется, «homo ludens», человек играющий, указывает на столь же важную функцию, что и делание, и поэтому, наряду с «homo faber», вполне заслуживает права на существование и играющий человечек. Если хорошенько присмотреться к человеческому поведению, то можно заметить, что оно всего лишь игровая роль актёров. Бывает и так, что игроки играют в детские игры «кошки-мышки» или в "прятки", уподобляясь недоразвитым дебилам и настолько втягиваются, входя в роль придурочных Де-Биллов, что уже выйти из игры они не в силах.
Игра - это функция, которая исполнена смысла. В игре вместе с тем играет нечто выходящее за пределы непосредственного стремления к поддержанию жизни, нечто, вносящее смысл в происходящее действие. Всякая игра что-то значит. Назвать активное начало, которое придает игре ее сущность, духом было бы слишком, назвать же его инстинктом было бы пустым звуком. Как бы мы его ни рассматривали, в любом случае эта целенаправленность игры являет на белый свет некую нематериальную стихию, включенную в самое сущность игры и имя её духовный свет.
Меня спрашивают: почему и для чего происходит игра? Можно много говорить на эту тему с разных позиций, вкладывая в них какой-то смысл, и все они приведут к путанице понятий, так как пояснения будут верны отчасти. В большинстве случаев все эти попытки объяснения отводят к вопросу: что есть игра сама по себе и что она означает для самих играющих, но лишь на второстепенное место. Эти объяснения, оперируя мерилами экспериментальной науки, спешат проникнуть в самое тело игры, ничуть не проявляя ни малейшего внимания прежде всего к глубоким, визуально наглядным особенностям. Шуточность, забавность, развлекательность игры ради потехи открывает перед игроками такие смысловые формы, которые невозможно было бы представить в обычном виде. Можно отбросить любую абстракцию, игру духовного света нельзя. Лишь через его вторжение игра становится смыслообразующей и легко постижимой. Игра как некая форма деятельности, форма, наделенная смыслом, и как социальная функция - вот предмет нашего интереса. Понятия обряда, магии, литургии, таинства и мистерии - все они оказались в сфере значения понятия игры.
Мне думается, однако, что, квалифицируя священнодействие духовного света как игру, мы вовсе не впадаем в ошибку. Он во всех отношениях есть игра по своей форме, но и по своему смыслу он является смыслом, коль скоро он всех, кто в ней участвует, переносится в иной мир, отличный от обыкновенного. Вид игрока в маске уводит нас, даже на уровне чисто эстетического восприятия в мир духовного света, с которым не связаны сколько-нибудь определенные религиозные представления, из непосредственно окружающей нас "обыденной жизни" в иной мир, нежели мир дня и света. Игровая функция духовного света сводится к игровым понятиям невидимого духовного и видимого света, испускаемого в виде лучей.
Чтобы выразить что-либо связанное с проведением определенной, обусловленной правилами игры, пользуются сходными, общими терминами состязаться, побеждать и соревноваться - это является здесь смысловым моментом. Самым неприемлемым среди игровых ситуаций в жизни является игры в войну. Даже при условии того, что эти войны могут быть локальными или гибридными. Заслуживают внимание правила глобалистких игр в мировом масштабе, в которых, чтобы получить доказательство своего превосходства, нужно соперничество, состязание и доминирование в экономическом, идеологическом и военном деле.
В обычной игре, где распределены все роли и написан сценарий, соревнуются в мужестве или выносливости, искусности или знании, в бахвальстве и хитрости. Предлагается задание помериться силами или умением, сделать что-нибудь особенно трудное, какую-нибудь сложную вещь, выковать меч, найти необычную рифму в признании в любви, объявляются конкурсы, спортивные соревнования, забеги, заезды на которых делаются ставки, но особое место занимают состязания в мудрости, берущие начало с древнегреческих сакральных игр и кончая публикациями на страницах сайтах ДС. Поэзия в своей первоначальной функции фактора культуры рождается в игре и как игра. Это священная игра, но и в своей причастности святости она постоянно остается на грани развлечения, шутки, фривольности. Как только эффект образного выражения в поэтическом описании состояния или события создается с помощью терминов мимо текущей жизни, игроки выходят на путь персонификации и тогда духовный свет превращается в магического экстрасенса, ведающего всё то, о чём ведают академики вещуньи, а боги начинают душеспасительные беседы с ясновидцами и яснослышащими уникумами.
На арену выходят игроки софисты. Софист - это слегка сбившийся с пути преемник того главного персонажа архаической культурной жизни, о котором мы поочередно говорили как о пророке, шамане, ясновидце, чудодее, поэте и которого мы, пожалуй, все-таки будем именовать любителем мудрости. Ритм и гармония являются в абсолютно одинаковом смысле факторами и музыки, и игры. Сидящие в оркестровой яме музыканты оказывают неоценимую услугу игрокам, скрашивая их переживания позитивным фоном ритма и звука в виде вибраций. А на сцене выполняют не только то, что описано в правилах, но и в дополнительном сопровождении танцев, картин, декораций и иллюстраций, воздействующих на зрителей, почитателей и поклонников, приводя их в восторг. Таким образом, высказывание, что всё в мире суета сует, можно спокойно заменить на то, что в мире всё есть игра. Игры в политике, в международном масштабе имеют тоже свои особенности, но об этом в другом материале.
Помочь сайту
Поздравления
