Вот уже более
полугода культурная общественность озабочена судьбоносным вопросом «Как нам
обустроить литературу?» Правда, чаще прочитывается он несколько иначе: «Как нам
обустроить литераторов?» Ничего удивительного, какая же литература без,
собственно, литераторов может произрастать на необозримых наших просторах!
Да всяческая,
отвечу поспешно и внушительно. Поэты-цветики, беллетристки-шиловы,
романисты-утописты-антиутописты дело глагольное несут в потребительские массы
воодушевлённо, а главное, с пользой для своих семейных бюджетов. Лепота.
Издатели размышляют, как бы ещё похудожественней организовать финансы на базе
словесного креатива. Бизнес-схемы не публикуют, но применяют активно, о чём
недвусмысленно вопиет монополизация рынка. Устаканился процесс, новых звеньев
тире новых авторов не предполагает. Зачем авторы, если имеют места и деньги
бренды?
Параллельно пищат
что-то сокровенное разнообразные писательские союзы. Пытаются законтачиться с федеральными
и региональными чиновниками, не упустить соборную недвижимость, хотя бы раз в
год наставлять молодую поросль, а заодно и членские взносы учитывать. Очень тоскуют
по советским временам, когда государство инженеров человеческих душ как бы
холило и лелеяло.
А тут ещё
графоманы с помощью интернета плодятся со страшной силой! Ну, если в XIXзолотом веке юноши не ленились вирши гусиными
перьями выводить, то уж в XXIгаджетном клацание по
железякам разнообразных форм и размеров только самым маломозговитым не даётся.
В общем, на
самом деле нелитературы много. И нелитераторов тоже. Означает ли этот трудный
факт, что и литературы нет никакой? Разумеется, не означает. Но обнаружить её
сложно. И в издательствах, и в альманахах от писательских организаций, и в
интернете. Не только потому, что существует она капельно в океане нелитературы
(что с увеличением формально грамотных граждан неизбежно), а ещё и потому, что
никто, кажется, вообще не озабочен её поиском. Тем более желанием представить
эти находки другим читателям.
Помнится, на
заре перестройки Лев Аннинский мечтательно ждал благолепия, когда противные посредственности
перестанут атаковать литературные олимпы, ибо государство перестанет их
содержать. Из толстых журналов исчезнут неграмотные редакторы, а отмена цензуры
освободит самое ценное и содержательное в нашем сознании, стало быть, в
литературном самовыражении. Наивный! Посредственности быстро приспосабливаются
к любым социальным координатам. Для них никаких преград нигде не бывает, потому
как имя им легион. Они сами – вечная преграда для талантливых одиночек. Забудем
сказку про дружеский образованный круг Пушкина: с течением времени он неумолимо
сжимался, если бы роковая дуэль свернула в противоположную сторону, пиит наш
укатил бы в добровольное деревенское уединение.
Будем помнить
также о том, что Пушкины являются не из пустоты. Есть необходимость поддержания
в художественном сообществе твёрдого среднего уровня (с посредственностями не
путать), который не всегда выполняет задачу именно авторскую, писательскую, но экспертную,
то есть читательскую. Вот он-то и растворяется, что губительно. Графоманы пусть
наслаждаются друг другом – всё лучше, чем людей в подворотне резать. Но если уж
некие группы лиц торжественно именуют себя союзами писателей, то принимать в
свои ряды трансляторов лишних слов они не должны.
Литература,
видите ли, это тексты без лишних слов. Даже если они выстраиваются в эпопеи вроде
«Войны и мира». Не в рифмах, ритмах, объёмах, сюжетах и жанрах дело, а в самой
творимой словесности. Как нельзя удалить из мелодии хоть один звук, чтобы она
вся не пропала, так нельзя выкинуть хоть одно словечко из литературного
произведения, чтобы оно всё не потерялось разом. Графоман не писать не может, он
не различает нужного и лишнего, он никогда не будет точным. Писатель – ещё как!
Чего он не может, так это не читать. Чтение – его настоящая творческая
лаборатория. Кстати, находя тексты других талантливых писателей, он и вступает в
настоящий творческий союз с последними.
Но это,
скажут иные, всё абстракции прекраснодушные. А вот конкретно желательна единственная
на всю страну мощная писательская организация с полномочиями профсоюза. Надо
узаконить профессию «литератор», заботиться о бытовании её представителей,
выплачивать пенсии, отправлять в ведомственные санатории. А кто и как туда
будет принимать этих литераторов? Кто будет определять, что они литераторы, по
каким признакам? По наличию публикаций, книг? В рыночных декорациях их можно
клепать, как бесконечные дипломы и диссертации, – что мы и наблюдаем.
Булгаков
иронизировал по тому поводу, что Достоевский писателем был, а членом союза
писателей – ни-ни. Не полагался бы ему в результате сытный ужин в литераторской
ресторации XX столетия. Мне же вот подумалось: родись Булгаков попозже, мог бы «Мастера
и Маргариту» самопалом в интернете засветить. А то ведь умер, но публикации так
и не увидел.
[Скрыть]Регистрационный номер 0228666 выдан для произведения:
Вот уже более
полугода культурная общественность озабочена судьбоносным вопросом «Как нам
обустроить литературу?» Правда, чаще прочитывается он несколько иначе: «Как нам
обустроить литераторов?» Ничего удивительного, какая же литература без,
собственно, литераторов может произрастать на необозримых наших просторах!
Да всяческая,
отвечу поспешно и внушительно. Поэты-цветики, беллетристки-шиловы,
романисты-утописты-антиутописты дело глагольное несут в потребительские массы
воодушевлённо, а главное, с пользой для своих семейных бюджетов. Лепота.
Издатели размышляют, как бы ещё похудожественней организовать финансы на базе
словесного креатива. Бизнес-схемы не публикуют, но применяют активно, о чём
недвусмысленно вопиет монополизация рынка. Устаканился процесс, новых звеньев
тире новых авторов не предполагает. Зачем авторы, если имеют места и деньги
бренды?
Параллельно пищат
что-то сокровенное разнообразные писательские союзы. Пытаются законтачиться с федеральными
и региональными чиновниками, не упустить соборную недвижимость, хотя бы раз в
год наставлять молодую поросль, а заодно и членские взносы учитывать. Очень тоскуют
по советским временам, когда государство инженеров человеческих душ как бы
холило и лелеяло.
А тут ещё
графоманы с помощью интернета плодятся со страшной силой! Ну, если в XIXзолотом веке юноши не ленились вирши гусиными
перьями выводить, то уж в XXIгаджетном клацание по
железякам разнообразных форм и размеров только самым маломозговитым не даётся.
В общем, на
самом деле нелитературы много. И нелитераторов тоже. Означает ли этот трудный
факт, что и литературы нет никакой? Разумеется, не означает. Но обнаружить её
сложно. И в издательствах, и в альманахах от писательских организаций, и в
интернете. Не только потому, что существует она капельно в океане нелитературы
(что с увеличением формально грамотных граждан неизбежно), а ещё и потому, что
никто, кажется, вообще не озабочен её поиском. Тем более желанием представить
эти находки другим читателям.
Помнится, на
заре перестройки Лев Аннинский мечтательно ждал благолепия, когда противные посредственности
перестанут атаковать литературные олимпы, ибо государство перестанет их
содержать. Из толстых журналов исчезнут неграмотные редакторы, а отмена цензуры
освободит самое ценное и содержательное в нашем сознании, стало быть, в
литературном самовыражении. Наивный! Посредственности быстро приспосабливаются
к любым социальным координатам. Для них никаких преград нигде не бывает, потому
как имя им легион. Они сами – вечная преграда для талантливых одиночек. Забудем
сказку про дружеский образованный круг Пушкина: с течением времени он неумолимо
сжимался, если бы роковая дуэль свернула в противоположную сторону, пиит наш
укатил бы в добровольное деревенское уединение.
Будем помнить
также о том, что Пушкины являются не из пустоты. Есть необходимость поддержания
в художественном сообществе твёрдого среднего уровня (с посредственностями не
путать), который не всегда выполняет задачу именно авторскую, писательскую, но экспертную,
то есть читательскую. Вот он-то и растворяется, что губительно. Графоманы пусть
наслаждаются друг другом – всё лучше, чем людей в подворотне резать. Но если уж
некие группы лиц торжественно именуют себя союзами писателей, то принимать в
свои ряды трансляторов лишних слов, они не должны.
Литература,
видите ли, это тексты без лишних слов. Даже если они выстраиваются в эпопеи вроде
«Войны и мира». Не в рифмах, ритмах, объёмах, сюжетах и жанрах дело, а в самой
творимой словесности. Как нельзя удалить из мелодии хоть один звук, чтобы она
вся не пропала, так нельзя выкинуть хоть одно словечко из литературного
произведения, чтобы оно всё не потерялось разом. Графоман не писать не может, он
не различает нужного и лишнего, он никогда не будет точным. Писатель – ещё как!
Чего он не может, так это не читать. Чтение – его настоящая творческая
лаборатория. Кстати, находя тексты других талантливых писателей, он и вступает в
настоящий творческий союз с последними.
Но это,
скажут иные, всё абстракции прекраснодушные. А вот конкретно желательна единственная
на всю страну мощная писательская организация с полномочиями профсоюза. Надо
узаконить профессию «литератор», заботиться о бытовании её представителей,
выплачивать пенсии, отправлять в ведомственные санатории. А кто и как туда
будет принимать этих литераторов? Кто будет определять, что они литераторы, по
каким признакам? По наличию публикаций, книг? В рыночных декорациях их можно
клепать, как бесконечные дипломы и диссертации, – что мы и наблюдаем.
Булгаков
иронизировал по тому поводу, что Достоевский писателем был, а членом союза
писателей – ни-ни. Не полагался бы ему в результате сытный ужин в литераторской
ресторации XX столетия. Мне же вот подумалось: родись Булгаков, попозже, мог бы «Мастера
и Маргариту» самопалом в интернете засветить. А то ведь умер, но публикации так
и не увидел.