Помочь сайту
Поздравления
Коммуникация и отношения Я-Ты, Я-Оно
22 января 2016 -
Алексей Гадаев
И в тот момент, когда вы решили, что собеседник — неправильный, в ту же секунду перед ним появляется человек, с которым сложно договориться.
Взаимоотношения между людьми похожи на зеркало, и очень многие мечтают изменить других.
Многие люди (я в том числе), говорят, что мы не боги, и менять других людей — занятие неблагодарное. Поэтому, чтобы вас понимали окружающие, лучше всего изменить себя.
Коммуникация — это навык
И этому навыку учиться с книжкой перед зеркалом, наверное, возможно, но только люди особого героизма способны на нечто подобное. Как и любому контактному стилю единоборств или танцев или чего-то еще, коммуникативные навыки гораздо легче и проще нарабатывать в группе. Поэтому, если вы хотите, чтобы вас хорошо понимали, если хотите, чтобы вас слышали окружающие, а вы слышали их, то лучше всего начать с «Мастерства коммуникации». Необходимо, чтобы ваши взаимоотношения с окружающим миром существенно изменялись во время общения. И окружающие люди вдруг обретут новые качества и свойства, которые позволят вам легко понимать, слышать и быть услышанным.
Главное:
·Быстро устанавливать контакт. Отработаете правильные интонации, жесты, взгляд, внутренний настрой на беседу.
·Строить доверительные отношения. Когда через 5 минут после знакомства вы общаетесь как старые друзья. Научитесь понимать интересы и ценности собеседника.
·Правильно критиковать. Чтобы ее воспринимали как полезный совет и прислушивались к вашему мнению.
·Обращаться с просьбой. Так, чтобы ее хотелось выполнить.
·Наладить сотрудничество. Находить общую выгоду с собеседником, когда общаться с вами интересно и полезно.
·Решать конфликты. Находить решение, которое устроит всех.
Коммуникация включает три способа, посредством которых мы можем воспринимать человека в диалоге - наблюдая, созерцая и проникая. «…мы можем воспринимать человека, - пишет Бубер. Это наблюдение, созерцание и проникновение. (Бубер, с.101).
Наблюдающий стремится всеми силами внутренне запечатлеть наблюдаемого, "отметить" его. Он выслеживает его черты, стараясь ничего не упустить. За отдельными чертами он старается схватить целое и уловить тенденции. Тогда можно будет прогнозировать дальнейшее поведение.
Созерцающий вообще не делает ни каких усилий, чтобы что-то там запечатлеть и спокойно ждет, что ему дано будет увидеть. Только вначале у него есть какое-то намерение, все дальнейшее происходит непроизвольно. Он ничего не отмечает, дает себе полную свободу, совсем не боится что-либо забыть. Он не ставит задачи своей памяти, а доверяется ее органической деятельности, сохраняющей все достойное сохранения. Он не увозит, подобно наблюдателю, траву как зеленый корм, а поворачивает ее из стороны в сторону, чтобы на нее падали солнечные лучи. Все великие художники были созерцателями.
Но существует и восприятие совершенно иного рода. Созерцателя и наблюдателя роднит то, что другой человек для них предмет, они внутреннего от него отделены. Иное дело, - говорит Бубер, когда в открытый для восприятия час моей личной жизни я встречаю человека, в котором мне что-то, что объективно я даже не могу постигнуть, "говорит". Восприятие того, что сказано таким образом, действует совсем иначе, чем наблюдение или созерцание. Человека, посредством которого мне было что-то сказано, я не могу нарисовать, не могу его описать, и если бы я сделал такую попытку, со сказанным было бы покончено. Этот человек не предмет моего внимания, я оказался как-то связан с ним. Несомненно только, что ко мне было обращено слово, требующее ответа. Назовем такое восприятие проникновением (Innewerden). Предметом такого проникновения не обязательно должен служить человек, им может быть животное, растение, камень: ни одно явление, ни одно событие не исключено из этого ряда, в котором мне что-то говорится. Ничто не может отказаться служить сосудом такого слова. Проникновение всегда взаимно, это взаимопроникновение. Границы возможности диалога - это границы проникновения. (Бубер, с.101).
В психотерапии
Когда оба участника процесса признают кардинальную инакость другого, и в тоже самое время готовы к взаимопроникновению (По Буберу проникновение - высшая стадия диалога) и, следовательно, к изменению. Это означает, что с одной стороны терапевт не навязывает пациенту своих интерпретаций и указаний, с другой стороны остается предельно верен своему виденью и понимаю процесса, т.е. честен перед самим собой. В этом смысле терапевт центрируется не на клиенте (Роджерс), а на том, что происходит между ними. Т.е. он оказывает клиенту не только поддержку, но может также выступать против определенных аспектов его личности.
В этой связи очень показателен диалог, который состоялся между Бубером и Роджерсом, который состоялся в Анн Арбор, штат Мичиган, 18 апреля 1957 г. На вопрос Роджерса как Буберу удалось не будучи психотерапевтом так «глубоко вжиться в природу человеческих отношений и добиться такого глубоко понимания человека», Бубер ответил, что у него с ранних лет стала проявляться «определенная склонность встречаться с людьми. И в той мере, в какой это возможно, изменять нечто в другом, но также позволять ему изменять что-то во мне… Я чувствовал, что не имею права хотеть изменить другого, если я сам не открыт тому, чтобы он сам изменил меня, насколько это возможно4».
Интересно отметить, что Роджерс в этом диалоге больше центрировался на целостности самого себя как личности (слово «Я» звучит в его словах раз в 10 чаще, чем в словах Бубера) и на полном принятии личности клиента. Именно полное и безусловное принятие клиента он выдвигал в качестве основного условия терапии. Бубер соглашался с тем, что принятие является необходимым шагом, чтобы диалог вообще состоялся, но с полным принятием соглашаться категорически отказался. Принять как человека я тебя принимаю, но подтверждать (утверждать) в тебе я буду только то, что способствует твоему осуществлению.
«...принятие - это просто принятие его, каким бы он ни был в данный момент, в его актуальности. Подтверждение прежде всего означает принятие всей потенциальности другого, и даже проведение кардинальной дифференциации внутри его потенциальности… В моем взаимоотношении с ними (с людьми, прим. автора) я не могу избавиться от полярности. Как я сказал, мне приходится иметь дело с обоими полюсами в человеке. Я должен иметь дело с тем, что в нем является сомнительным. И у меня бывают случаи, когда я должен помогать человеку против него самого. Он нуждается в моей помощи против него самого».
В этом смысле Бубер борется с человеческими сомнениями и нерешительностью в выборе добра (в смысле быть, осуществляться). Ибо именно из сомнения по Буберу происходит зло («Образы добра и зла», 1952). Еще один важный момент, в котором Бубер расходиться с Роджерсом, это борьба за предельно честное принятие ситуации диалога терапевт - клиент как она есть. Когда Роджерс говорил, что его встреча - это встреча равных партнеров - личностей, Бубер возразил, что равной она не может быть в принципе, потому что в этой встрече ведущий всегда терапевт. В этом смысле по Буберу равенство не является главным условием того чтобы подлинный диалог состоялся. Диалог по буберу - не сеть что мистическое и безграничное, как и все человеческое он имеет свои границы.
Бубер также критикует Роджерса за его слишком индивидуалистическое понимание термина личность: «Но личность - это, я бы сказал, индивид, действительно живущий с миром. Именно с миром, я не имею в виду в мире - именно в реальном контакте, в действительной взаимности с миром во всех точках, где мир может встречать человека. Я не говорю - только с людьми, потому что порой мы встречаем мир в других обличиях, нежели обличив человека. Но именно это я называю личностью, человеком, и если я открыто могу сказать «да» и «нет» определенным явлениям, я против индивида и за личность».
Человеческая экзистенция раскрывается по Буберу в 3-х отношениях: Во-первых, это: жизнь с природой. Здесь отношение колеблется, не достигая уровня речи. Творения движутся перед нами, но не могут подойти, и наше Ты, обращенное к ним, застывает на пороге речи. Во-вторых: жизнь с людьми. Здесь отношение открыто и оно оформлено в речи. Мы можем давать и принимать Ты. И в третьих, жизнь с духовными сущностями. Здесь отношение окутано облаком, но открывает себя, оно не обладает речью, однако порождает ее, мы не слышим Ты и все же чувствуем, что нас окликнули, мы отвечаем создавая, думая, действуя.
Важно понимать, что хотя отношению с человеком в Буберовском диалоге пренадлежит ведущее место. Но не менее важен для него и диалог с миром, с живой и не живой природой, а также с Богом. Но этот диалог с Богом - это не тотальная изолированность от всего, что ему мешает (буддийский путь), а наоборот, максимальная вовлеченность в мир, поскольку именно посредством диалога с людьми и с миром человек беседует с Богом. И здесь во всей своей красе начинают раскрываются базовые терапевтические установки. Терапевт насколько ему это удается в своей работе с клиентом пытается вернуть, вовлечь его в реальный мир, и, прежде всего, в мир человеческих отношений.
Эта тройственная концепция послужила конкретным методологическим основанием психотерапевтической практики Людвига Бинсвангера, который также выделяет три основных мира, в которых существует человек, Umwelt (мир вокруг нас) Mitwelt (мир людей) Eigenwelt, или "собственный мир", это тот мир, с которым имеет дело глубинная психология, но который по словам Бинсвангера не совсем адекватно ею описывается. Eigenwelt всегда предполагает самоосознание и самоотношение. Эти миры в дальнейшим становяться как бы ориентирами для последующего анализа и собственно терапевтической работы. Как мы видим Бинсвангер пытаясь остаться на строго научных позициях, пытается заменить духовный мир на мир самоотношения и самосознания. Возможно, в этой замене также сыграла свою роль приверженность Бинсвангера феноменологическому методу Гуссерля.
Продолжателем этой методологической традиции в настоящее время является, одна из ведущих британских экзистенциальных терапевтов Эмми Ван Дортцен, которая явно осознавая, что проделанная Бинсвангером секуляризация духовного, значительно сужает терапевтические возможности, а, может быть, просто осознав насилие над реальностью, снова вернула духовному миру его законное место (Uberwelt). Впрочем, оставив на месте Бинсвангеровский Eigenwelt, очевидно потому что анализ и работа терапевта в этом ракурсе рассмотрения человеческого бытия оказалась в ее опыте терапии продуктивной. Таким образом, в ее работе сейчас присутствует четыре ракурса рассмотрения, а не три как это было у Бубера. Возьмем на себя смелость заявить, что сам Бубер вряд ли бы согласился с введением модуса отношения в самому себе, поскольку для него вообще понятие «Сам» возможно только в отношении к другому.
Лично я также могу признаться, что сам испытал влияние мыслей этого выдающегося экзистенциального мыслителя на свою терапевтическую практику. Прежде всего, речь идет об этой самой позиции «Между», когда терапевт центрируется не клиенте (Роджерс), и не на себе как носителе истины в последней инстанции (психоаналитические подходы), а именно на «между». Это не просто, поскольку требует от терапевта прыжка из привычной «субъект-объектной расчлененки» и порочного маятника внимания «Я - Он». Но когда это действительно удается, результаты превосходят всякие ожидания. Процесс терапии реально продвигается. И в этом процессе в той или иной мере меняются оба и терапевт и его клиент.
Методологически позицию «между» легче отследить и отработать в телесноориентированных практиках. В частности в рамках терапевтического фехтования. Там эта позиция ощущается и наделяется телесным содержанием и конкретными ощущениями. Не случайно именно по ходу практики терапевтического фехтования у нас родился термин «тело взаимодействия5», а ритм «Я - Он» трансформировался в «Биение сердца тела взаимодействия».
Интересно отметить, что Бубер сам говорил о том, что диалог может проявляться именно в поединке:
Настоящий диалог (т. е. не обусловленный заранее во всех своих частях, но вполне спонтанный, где каждый обращается непосредственно к своему партнеру и вызывает его на непредсказуемый ответ), настоящий урок (а не автоматически повторяемый и не тот, результаты которого наперед известны преподавателю, но сулящий обоюдные сюрпризы), настоящее, а не обратившееся в привычку объятие, настоящий, а не игрушечный поединок - вот примеры истинного "между", суть которого реализуется не в том или в другом участнике и не в том реальном мире, в котором те пребывают наряду с вещами, но в самом буквальном смысле - между ними обоими, как в некоем доступном им измерении. ( Бубер, с. 231)
Могут возникнуть сомнения насколько терапевтический поединок настоящий? - Ровно настолько насколько настоящим его делают участники. Конечно, в нем существуют определенные правила безопасности, но никогда нет заданности исхода. Опыт показывает, что в терапевтическом поединке вполне находиться место для настоящего диалога в Буберовском его понимании.
Размышления Бубера о хаосе возможностей и необходимости решительного выбора добра, в смысле осуществления заданного человеку потенциала также становятся в терапии путеводной звездой. Решительного выбора в сторону добра как ответа всем существом на Зов Бытия. Если этот ответ будет не полным, в щели неизбежно просочиться зло. В терапии таких примеров тысячи. Терапевт принимает человека как «Образ Божий», но он вовсе не обязан принимать его целиком и полностью. Более того, выражаясь словами Бубера: он иногда просто обязан, в борьбе за него (за его осуществление) выступить против него самого (против лжи, одержимости, сомнения и нерешительности). Укрепить бытие клиента в средоточии его существования, помочь утвердиться в нем, пустить корни, - именно это становиться базовой заботой терапевта в ходе всего процесса терапии. А если уже дело дойдет до плодов, то это будет общей радостью.
Литература:
Мартин Бубер. Два образа веры. - М.: Республика, 1995. - 464с.
Материал http://hpsy.ru/public/x5441.htm
Рейтинг: 0
1492 просмотра
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
