В БРЕЖНИЕ ВРЕМЕНА

                                                    или

НЕОБЯЗАТЕЛЬНЫЕ МЕМУАРЫ

                               Сереге – Шефу

Меньше года осталось, совсем немного, капля в океане, секунда, да нет!, миг Вечности… И с боем курантов, звоном бокалов, радостными криками наступит не только 1995-й год, наступит год двадцати пятилетия 70-х -  проклятых и благословленных годов, годов, когда мы вступали в жизнь, готовились построить коммунизм и мир во всем мире, годов холодной войны и разрядки, годов «Союз-Аполлона» и звездных войн, годов джаза и рока, годов, в которые кончился Вьетнам и начался Афган, годов, которые привели наше поколение к бутылке, шприцу, петле или (кому повезло!) к трапу самолета или в первой (не последней!) книге.

В эти годы, несмотря на все попытки наших идеологов во главе с серым кардиналом – М.А.Сусловым – перекрыть каналы, с Запада к нам хлынула волна, просто, девятый вал рок музыки.

Даже самые названия ансамблей звучали музыкально: The Beatles, Rolling Stones, Deep Purple, Grand Funk Railroad, Who, Slade, T.Rex, Pink Floyd, Shocking Blue, Queen.

Это было время дискомании. Диски покупались (по жуткой цене – до 50-ти рублей), менялись, переписывались (от 3 до 5 рублей)  на древнейшие (по нынешним меркам) агрегаты: Днiпро – 14А, Комета, Яуза, Дайна, да мало ли еще какие.

Песни групп звучали во дворах под гитару, на танцах и школьных вечерах – под ансамбль из соло -, ритм - и бас-гитар, ударной установки из пионерских барабанов и неизвестно каким образом добытой медной тарелки, а также чудесного ЭМИ (электромузыкального инструмента) под названием «Юность», но более известном, как йоника.

Мальчики ломающимися голосами, стараясь перекричать друг друга и собственные инструменты, причем, каждый метил явно в Яны Гиланы, не меньше, пели песню легендарной ливерпульской четверки, песню, которая только сейчас оказалась легендой, а тогда казалась суровой правдой жизни: «Бэк ин ЮэС, бэк ин ЮэС, бэк ин ЮэСэСА-а-а-а!!!» Завершающее пассаж «а-а-а» они явно старались перевести в ультразвук. И площадка отвечала им шарканьем ног о бетон, содрогаясь в едином пароксизме шейка. А матери никак не могли понять, почему так быстро стираются подошвы у их детей.

Иногда вместо подлинных (точнее, снятых на слух) текстов пелись доморощенные тексты неизвестных авторов, похожие на оригинал так же, как самопальные джинсы на «фирмУ».

Например, битловская  “Can’t By Me Love” пелась с такими словесами:

- Опять на улице облава,

опять кого-то бьют.

Стаканы бьются,

И юбки рвутся,

А «БИтлы» все поют:

и хором:

- Кинь бабе лом…

А великая “Venus” «Шокингов» (попросту говоря, «Шизгара») звучала еще круче:

- А были мы вчера на танцах,

А ты была в червонных штАнцах,

А я был в кирзовых штанАх

И два нагана на боках.

Шизгара… (дальше шел текст, который трудно было принять за английский),

А ты пишла до мене тихо

И взяла меня за лихо…

Дежурившие на танцах милиционеры с дружинниками или, если танцы были в школе, учителя делали стойку, но… дальше шел проигрыш, после которого вновь звучал припев. (Тот самый; псевдоанглийский!)

Но, пропустив в страну заразу, идеологи сдаваться не собирались, и в качестве прививки от нее в журнале «Крокодил» появился зубодробительный фельетон по лихим заголовком «Куда катятся камни?» В этом фельетоне, написанном по заказу, автор, пардон за каламбур, камня на камне не оставлял от группы “Rolling Stones”. При фельетоне была фотография (цветная!) Мика Джаггера (в тогдашней транскрипции), в сценическом гриме, долженствующая убедить всех, какие бяки эти бывшие рабочие парни из Великобритании, продавшиеся гнусному капиталу.

Но здесь Суслов и К° просчитались. Молодежь скупала «Крокодил» пачками. И продавцы не могли понять – врубиться – почему эти волосатики скупают именно этот номер, оставляя остальные пылиться и выцветать.

  Короче говоря, фельетон о камнях произвел на молодежь действие сугубо обратное ожидаемому идеологами. Вырезка с фельетоном клеилась в тетрадки, где были тексты песен (опять же снятые на слух), названия дисков и перечисление песен входящих в них (ну, не знали мы тогда слова дискография!). Она складывалась в папочки, где хранились скупые (причем, не всегда ругательные) статьи о группах из журнала «Новое Время» и (почти всегда ругательные) из журнала «Ровесник». Из папочек этих она извлекалась в двух случаях:

1)     когда владелец хотел помедитировать над фото Джаггера, если оно не было вырезано и

2)     когда владелец хотел ее дать почитать какому-нибудь бедолаге, не успевшему купить «Крокодил».

  Вырезались же фотографии по причине вполне утилитарной: значки. Да-да, именно – значки. Сейчас, когда таковых в изобилии, причем, всяческих, трудно представить, что зародилась эта индустрия именно тогда – в 70-ые. Жаль только длилась она недолго, но видимо кто-то из наших воплотил ее в жизнь вторично.

Значки эти делались из мало-мальски хороших и маленьких по размеру (каламбур, ха-ха!) фотографий и носились: вне школы – гордо на нагрудном кармане или лацкане пиджака, в школе – на том же лацкане, с изнанки.

Технология же изготовления была проста, как Ньютоново яблоко: два куска плексигласа по размерам фотографии – нижний толстый, верхний тонкий с, зажатой меж них, фотографией, скреплялись между собой либо промазыванием торцов каким-либо синтетическим клеем (хорош был «Суперцемент»), либо плавлением при помощи паяльника.  После чего в нижний (толстый) вплавлялся обычный металлический значок: или предварительно нагретый на газовой плите, или с помощью того же паяльника. Некоторые вплавляли значок в первую очередь. Но это уже было на любителя.

 Но, ругая рок музыку, кое-кто из членов Союза Композиторов быстренько сориентировался и понял, что на интересе молодежи к ней можно сыграть (в обоих смыслах!). И вот в пику их группам появились наши ВИА (Вокально-Инструментальные Ансамбли). Разнообразные голоса, разноцветные гитары, драгоценности и просто Веселые ребята.

Среди этих, не кривя душой, скажу, пользующихся успехом у молодежи, ВИА был один маленький, по сравнению с другими, просто карлик (четыре человека!) ансамбль, которым управлял Стас Намин. Тот самый Намин, который ныне уверяет, что это была первая рок группа в СССР, в чем с ним полностью солидарен сам Артемий Троицкий.

Возможно, я ошибаюсь, но это был единственный ансамбль в Советском Союзе, который половину, а может, и больше, песен пел собственного сочинения.  Еще раз повторю, возможно, я ошибаюсь, но это объяснялось тем, что полное имя Стаса – Анастас, а настоящая фамилия – Микоян, и приходился он своему тезке-однофамильцу – племянником (внучатым).

Скорее всего, по этой же причине, выступая в мае 1973 года на конкурсе московских ансамблей, он получил первое место, а затем записал два миньона. Не могу удержаться от соблазна, процитировать фрагмент из аннотации на одном из них, принадлежащей Оскару Фельцману:

- Каждый из участников коллектива пришел в искусство своим путем. Одни из музыкальных учебных заведений, другие – из художественной самодеятельности, но цель и задачи у них одни: они пришли на эстраду для того, чтобы посвятить свое искусство пропаганде советской песни.

Наш школьный ВИА имел в своем репертуаре две песни «Цветов» – «Честно Говоря» и «Звездочка Моя Ясная». Двадцать лет прошло, как школа осталась за плечами, а песни эти так же радуют слух и бередят душу.

Но, хая западные группы и подменяя их отечественными ВИА, наши идеологи почему-то разрешили подведомственному им Министерству Культуры, а точнее, подчиненной ему фирме «Мелодия» выпускать пластинки (ну, не гиганты же – миньоны, но все-таки…) охаянных ими Битлов и Роллингов. Видимо тут сработал пресловутый закон правой и левой рук.

 Пятаки этих пластинок были просто «шедеврами»; кроме перечисления песен вместо названия группы красовалось Вокально-инструментальный ансамбль (Англия), а чтобы мы, не дай Бог, не подумали, что в Англии говорят на суахили или хинди, нижняя строчка этикетки гласила: На английском языке. В отличии от Биттлз, Роллинг Стоунз  названия все же удостоились, но сакраментальная фраза об английском языке наличествовала и на их пятаке.

А где-то в подполье зарождались будущие властители умов и сердец: Машина Времени и Аквариум. Окончивший Гнесинку оперный певец (!) Александр Градский, явно предпочитая рок опере, писал рок песни для своей группы Скоморохи на стихи великих поэтов и был приглашен написать музыку для фильма не какого-нибудь зелененького дебютанта, а метра Михалкова-Кончаловского Романс о влюбленных.

Именно в эти годы я открыл для себя авторов, заявивших о себе еще в оттепель: Вознесенского, Рождественского, Ахмадулину, Евтушенко (об этом подробнее в другой раз и в другом месте!). Найденная в макулатуре Юность за 1968 год познакомила с Аксеновым.

Но в большей степени тогда влекла к себе фантастика. А кто нас снабжал этим жанром? Мизерными порциями ее отвешивали Техника – молодежи, Знание – сила и Вокруг света. Детская литература в серии библиотека приключений и научной фантастики, среди книголюбов виньетка, печатала Стругацких, Булычева, Гуревича и других. В Молодой гвардии выходила Библиотека советской фантастики, которую тогда еще можно было читать, а не просто любоваться иллюстрациями. Правда, постепенно вторая часть поглотила первую. Но были же, были: и те же Стругацкие, и Сода-солнце Анчарова, и Внимание, ахи! Бахнова, и Бульвар Целакантус Львова, и Скромный гений Шефнера…

В музеях и на выставках, а так же на вкладках журналов вывешивались и репродуцировались,  как будто писанные одной рукой, портреты, на которых строители БАМа ничем не отличались от нефтяников Тюмени, а лопающиеся с жиру коровы от таких доярок, доящих их.

Против других художников, ну, никак не желающих видеть мир сквозь розовые очки соцреализма, было применены действенные аргументы – брандспойт и бульдозер. Поэтому, чтобы выжить, им приходилось заниматься книжной и журнальной иллюстрацией.

Вадим Сидур, Николай Лемпорт, Эрнст Неизвестный, Оскар Рабин, Борис Жутовской, Илья Кабаков и много-много других. Они жили рядом, в одной стране, но мы их не знали. Тогда, в 70-ые, они разделились. Уезжающим – Синай, остающимся – Голгофа… (Борис Чичибабин)

  В эти годы Андрей Тарковский, наконец, увидел своего несчастного Андрея Рублева в отечественном прокате, снял Солярис, Зеркало и Сталкер, пробивая каждый фильм ценой собственного здоровья. Больше фильмов в нашей стране он не снимет… Живой классик Леонид Гайдай, ударившись в экранизации, снял Двенадцать стульев, Иван Васильевич меняет профессию, Не может быть! и Инкогнито из Петербурга. Другой классик – Эльдар Рязанов – Старики-разбойники, Итальянцев в России, волшебную сказку, надолго прописавшуюся на голубом экране под Новый Год Иронию судьбы или С легким паром и другую – Служебный роман. Никита Михалков, ранее актер, вихрем ворвался в режиссуру и снял несколько фильмов не похожих ни на что. Появились великие фильмы Леонида Быкова В бой идут одни старики и Аты-баты, шли солдаты…, а сам он погиб в автокатастрофе.

Блеснул ролями Владислав Дворжецкий и сгорел, как метеор. В фильме Михалкова Свой среди чужих… дебютировал Юрий Богатырев, умерший в восьмидесятые. Последнее десятилетие жили Высоцкий и Даль. В 1971-ом умер Ромм, в 1973-м – Козинцев, в 1974-ом покончил с собой Шпаликов, а через одиннадцать дней ушел Урусевский, его соавтор по кинопоэме Пой песню, поэт… Патриарх Сергей Юткевич снял Маяковский смеется по Клопу, фильм не похожий на другие его работы.

Начался Исход. И национальность не всегда была причиной. Покинувший страну в 1974 Александр Галич был принужден к нему за то, что сочинял и пел не те песни, какие от него ждали вожди. Виктор Некрасов, чья совесть не позволяла сотрудничать с ложью, так же был вытолкнут из страны. В том же 1974 году, в феврале, из страны насильно выслали литературного власовца – Александра Исаевича Солженицына, на кое действо с чувством глубокого удовлетворения откликнулись коллеги по перу: Степан Щипачев, Михаил Алексеев, Петр Проскурин, Борис Дьяков в Литературной газете. В том же номере напечатали двух полосную статью Продавшийся. Впоследствии автор ее, Н.Н. Яковлев, получит пощечину от академика А.Д. Сахарова. Четыре года спустя, вышла книга Евтушенко Утренний народ, где этот непримиримый борец с режимом  в стихотворении Учители России ничтоже сумняшися выдавал:

- Когда Россию учит Пиночет

и проявляет даже бывший власовец

умильную учительскую ласковость –

учеников у них в России нет.

Солженицын собирается вернуться. Как Евтушенко будет смотреть ему в глаза, а?

Другой шестидесятник – Вознесенский – в 1975 году напечатал (в Избранном) стихотворение В непогоду, где бесхитростно описал, как он с неким удивительным детиной/плечом толкали из кювета/забуксовавшую машину и т. д. И лишь в 1990 году в книге Аксиома самоиска метр признался, что детина – это Александр Исаевич.

В том же 1974 году в Известиях шли репортажи о суде над двумя отщепенцами – Петром Якиром и Виктором Красиным, которые просто-таки ненавидели нашу счастливую страну победившего социализма.

А сколько анекдотов было рассказано?..  И сколько материала давали для их появления исторические события мирового значения: визиты разных политических деятелей, визиты верного ленинца в разные страны, награды ему же (один орден Победы чего стоил, даже анекдот не сочиняли), выход в свет книг дяди Лени – Малая земля, Возрождение и Целина.

Помню, как принес Малую землю в отдел механика метизного цеха завода ТДиН, где тогда работал. Какими шуточками комментировали работяги эти воспоминания (Все, что было не со мной, помню!). Буквально в каждом абзаце находилась фраза, на которую отпускались ехидные замечания. Например, на слова, что автор плавает как рыба, один заявил: «Брешет!», на что ему тут же ответили: «Нет! Говно не тонет!» Со стороны это, наверно, выглядело знаменитой картиной Репина «Запорожцы». До сих пор удивляюсь, почему никого из той компании не потянули в Контору Глубокого Бурения?

Кстати, о Конторе. Несмотря на то, что один из анекдотов гласил, что дорогой Леонид Ильич собирает анекдоты о себе и заполняет ими очередной лагерь, я травил эти, да и о других великих деятелях КП, анекдоты направо и налево. И ни разу не был вызван ни в саму Контору, ни в ее заводской филиал.

Странно, не правда ли? Но может, где-нибудь в архиве лежит и ждет своего часа дело на меня, как уверяет один из моих друзей. А может, и пополняется потихоньку? Хотя мне лично кажется, что Контору не привлекала моя личность болтуна; вот если б я листовки печатал, изготовлял и распространял самиздат, терракт, в конце концов, готовил, а так…

Семидесятые кончались… Сколько было еще впереди: и долгий путь из Афгана домой, и Олимпиада, и смерть Высоцкого, и ссылка Сахарова, и лишение гражданства Аксенова, и перестройкаускорениегласность (ГЛСНСТ?), и много чего еще. Но мы еще не знали о будущем десятилетии ничего, а между тем…

Маразм крепчал… Программу Время окрестили Бенефис Леонида Ильича Брежнева и немного о погоде, и она стала просто точкой отсчета показа фильмов: до Времени и после.

Начинались неизвестные 80-ые, и это были другие года. И другие мемуары.

                                            Февраль 1994.