19
Когда воскресенье совпадало с праздником, к нам заходил Иван, брат матери. Однажды он заявился и, немного стесняясь, попросил, чтоб сестра плеснула в стакан граммов сто в честь памятного дня. Если было спиртное, то она не отказывала. Брат особо не надоедал с подобными просьбами. Это одно, а другое – дядька охотнее других родственников помогал нашей семье.
Мать нарезала сала, хлеба, достала из банки пару солёных огурчиков, мочёное яблоко. Батька в такие дни, если праздник нерелигиозный, плёл жгуты разной толщины для соломенной шкатулки. Жгут – длинный, гибкий прут, который получался после оплетения нескольких прижатых друг к дружке соломинок. Они обладали свойством шустро заканчиваться. Батька вставлял в соломинку свежую и начинал её изгибать вслед за другими. Предварительно весь хрупкий материал сбрызгивался водой, поэтому не случалось поломок. Так на моих глазах появлялись витые золотистые рёбра, хотя до конечного результата неблизко.
Выпил Иван водки, закусил огурцом и салом. Уходить не спешил не потому, что надеялся на новых сто граммов. Просто ему захотелось посидеть у нас и поговорить. Я учил посередине хаты котёнка стоять на задних лапах. Мать понесла мешку поросёнку (она замешивалась на воде с добавлением простокваши, не использованной в течение трёх или более дней).
Дядька немного рассказал о собственной армейской службе и батьку спросил про начало войны. И получил ответ. Его с другими новобранцами не случайно направили в Литву, недавно присоединившуюся к СССР. В военном отношении это было необжитое место.
Говорил мой родитель: построили солдат, выступил командир, сказал, что немец вероломно нарушил договор о ненападении. Поставлена задача его остановить. Один красноармеец спросил о патронах. Трёхлинейки-то были, а патронов всего по три штуки. Офицер пояснил, что надо двигаться вперёд, и махнул в сторону границы. Там дадут – его слова. Не совсем понятные, однако приказ есть приказ.
Сила пёрла с запада большая, моторизованная, информированная и, благодаря господствующим в небе самолётам, крылатая. Батька попал в плен 28 июня 1941 года. Расейняй – литовский город, после которого он и получил лагерный номер, заканчивающийся цифрой двенадцать.
Случилось это в 8 германском военном округе Бреслау. Место официально называлось «M – Stammlager 8 A», или международный шталаг для пленных солдат и унтер-офицеров из Франции, Бельгии, Югославии, Италии, Англии, России и США. Санитарные условия для советских и итальянских военных оказались наихудшими. Медицинская помощь ограничивалась той, что могли оказать фельдшеры-французы, сами такие же пленные. Деревянные бараки окружены двумя рядами колючей проволоки. Охрана имела свои вышки. Основная смертность – от недоедания, физического истощения и болезней. Лишь немногие получали из дому посылки через Международный Красный Крест, остальные только завидовали им.
Выпившему Ивану всё это казалось хоть и интересным, но далёким и ненужным. Мне было жалко батьку из-за испытаний, отозвавшихся печалью в его голосе.
Снимок автора с оригинала: отец (в центре) с друзьями-однополчанами после освобождения (Берлин, 2 декабря 1945 года).
Непонятно, как получилось, что я пропустил этот рассказ, очень интересный и познавательный. Думаю, что ваши, Дмитрий Сергеевич, воспоминания о школе и рассказы отца о войне надо бы как-то разделить. И то и другое интересно читать.
Хорошо, что Вы внимательно взглянули на эту страничку, доброжелательно восприняли её. Сгруппировать можно бы листки и по-иному, согласен; только вот без них будет утрачено нечто влиятельное и в моей жизни, важное для биографии. Утратится всесторонняя полнота отображения детских лет и влияния на них со стороны домашнего окружения. Благодарю сердечно за конструктивное отношение к тексту.
Помочь сайту
Поздравления
