Поэты описывают то, что видят. А их окружают предметы и ситуации, типичные для своей эпохи. Проходит время, жизнь меняется, и стихи потихонечку превращаются в кунсткамеру: в них заключены отмершие детали прошлого – как вымершие насекомые, некогда залипшие в смоле, превратившейся в янтарь.
Современный читатель порой не может сказать, что оказалось в кадре, показанным ему поэтом из прошлой эпохи.
Говорят, что, например, у Пушкина в «Евгении Онегине» есть такие места, в которых концентрация слов, непонятных школьнику наших дней, чуть ли не зашкаливает
Классический отрывок:
Зима!.. Крестьянин, торжествуя,
На дровнях обновляет путь;
Его лошадка, снег почуя,
Плетется рысью как-нибудь;
Бразды пушистые взрывая,
Летит кибитка удалая;
Ямщик сидит на облучке
В тулупе, в красном кушаке.
Вот бегает дворовый мальчик,
В салазки жучку посадив,
Себя в коня преобразив;
Шалун уж заморозил пальчик:
Ему и больно и смешно,
А мать грозит ему в окно...
Дровни, кибитка, ямщик, облучок, тулуп, кушак, салазки. Во времена Пушкина читатель предельно чётко представлял себе картинку по ходу рассказа, поскольку всё упомянутое видел в обыденной жизни. Сегодня картинка расплывается: мы схватываем общее впечатление, но скорее додумываем, чем знаем точно, о чем говорится.
Если школьнику не сказать специально, что дворовый мальчик – это ребенок кого-то из дворни, то он будет думать, что это просто мальчик во дворе… Да и Жучками сейчас собак практически не называют. Не было бы у нас в активе сказки «Репка», которую рассказывают каждому ребенку, тут тоже потребовались бы пояснения.
И это касается не только поэзии XIX века.
Вот, например, стихотворение Вероники Тушновой «Не отрекаются любя», которое было положено на музыку Марком Минковым и стало песней в репертуаре Аллы Пугачёвой. Оно написано в 1944 году, и там есть такие строки:
А ты придешь, когда темно,
когда в стекло ударит вьюга,
когда припомнишь, как давно
не согревали мы друг друга.
И так захочешь теплоты,
не полюбившейся когда-то,
что переждать не сможешь ты
трех человек у автомата.
И будет, как назло, ползти
трамвай, метро, не знаю что там.
И вьюга заметет пути
на дальних подступах к воротам…
Надо ли уже сегодня объяснять читателю, какой автомат имеется в виду? Уже никто не пользуется уличными телефонными автоматами. Пройдёт еще какое-то время и это место станет совершенно непонятным без комментариев.
А что-то ещё вполне понятно, но уже не встречается. Вот фрагмент стихотворения Марины Цветаевой «Читатели газет»:
Ползёт подземный змей,
Ползёт, везёт людей.
И каждый — со своей
Газетой (со своей
Экземой!) Жвачный тик,
Газетный костоед.
Жеватели мастик,
Читатели газет.
Кто — чтец? Старик? Атлет?
Солдат? — Ни черт, ни лиц,
Ни лет. Скелет — раз нет
Лица: газетный лист!
Которым — весь Париж
С лба до пупа одет.
Брось, девушка!
;Родишь —
Читателя газет.
Это описывается парижское метро. Но теперь в метро газет не читают, хотя газета ещё не стала полностью анахронизмом.
Однако продолжим цветаевский стих.
Что; для таких господ —
Закат или рассвет?
Глотатели пустот,
Читатели газет!
Газет — читай: клевет,
Газет — читай: растрат.
Что ни столбец — навет,
Что ни абзац — отврат…
О, с чем на Страшный суд
Предстанете: на свет!
Хвататели минут,
Читатели газет!
А вот это не изменилось. Изменился носитель. Сегодня все читают новости из своих смартфонов. Но содержание новостей по-прежнему – скандал на скандале. Любопытство к подобному контенту, – увы, непреходящее человеческое свойство. Которое и обнажает стих.
Истинная поэзия – она всегда о вечном (пускай это временная «вечность» – длящаяся во времени). Её слова – о противостоянии добра и зла. О любви и других человеческих чувствах. Это не устаревает. Устаревают лишь детали.
И, читая, у Андрея Белого его описание шоссе – пустой дороги, затерянной в полях, – мы, конечно, не можем подставить сюда шоссе в нашем понимании; но мы можем переживать те же эмоции, мы можем сопутешествовать ему, приводя наши времена к общему знаменателю.
Эта нехитрая ментально-эмоциональная операция – обнаружение общего – позволяет обращаться к поэзии любой эпохи. Благодаря чему она оказывается живой и созвучной нашему сердцу.
Андрей Белый
ШОССЕ
За мною грохочущий город
На склоне палящего дня.
Уж ветер в расстегнутый ворот
Прохладой целует меня.
В пространство бежит — убегает
Далёкая лента шоссе.
Лишь перепел серый мелькает,
Взлетая, ныряя в овсе.
Рассыпались по полю галки.
В деревне блеснул огонёк.
Иду. За плечами на палке
Дорожный висит узелок.
Слагаются темные тени
В узоры промчавшихся дней.
Сижу. Обнимаю колени
На груде дорожных камней.
Сплетается сумрак крылатый
В одно роковое кольцо.
Уставился столб полосатый
Мне цифрой упорной в лицо.
Помочь сайту
Поздравления
